Текст книги "Бомба мгновенного действия"

Безмолвный хищный оскал исказил черты сурового лица Бучера, оскал свирепого, беспощадного волка, подбирающегося к своей жертве. Все становилось на свои места. Видимо, именно на него ляжет основная тяжесть операции в Багдаде.

Поскольку широкая лужайка позади дворца была также тщательно засажена кустарниками и цветами, с таким же обилием фонтанов, как и с фасада, для Бучера не составило труда обогнуть здание незамеченным тремя убийцами и подойти к переднему входу. Смуглое лицо Карамины осветила радостная улыбка, когда с немецким пистолетом-пулеметом в руке она открыла дверь на его тихие постукивания.

– Это мой самый любимый, – сказала она, поигрывая смертоносным оружием. – Там наверху у нас целый арсенал. Этот пистолет я взяла на тот случай, если какой-нибудь из гаш-шашинов вздумает вернуться. – Она удовлетворенно улыбнулась, слегка поддразнивая его. – Признаюсь, не ожидала, что ты вернешься так быстро. Для мужчин, предпочитающих блондинок, Анна Хелм прямо-таки неотразима. – Однако увидев по суровому лицу Бучера, что ему не до шуток, она почувствовала комок в горле. – Что-нибудь не так?

– Мы тут не одни. – Бучер кивнул на ее пистолет-пулемет. – Он скоро тебе пригодится. Трое гаш-шашинов лезут сейчас через окно в западном крыле. Ведет ли лестница в твои комнаты прямо оттуда?

– Ведет, – ответила она с удивившим его хладнокровием.

– Тогда спрячемся у тебя и подстережем этих ублюдков там.

Они молча поднялись по лестнице и тихо прошли в комнаты Карамины. Большая передняя освещалась мягким матовым светом.

– Вон там, – сказала Карамина, закрыв дверь и задвинув ее на засов. – Этот коридор ведет к тому дальнему крылу. Если они поднимутся по задней лестнице, то для того, чтобы попасть сюда, а затем ко мне в спальню, им придется пройти по коридору. Другого пути нет. – Она показала на противоположный конец передней. – Там есть небольшая ниша, где мы можем подождать, не опасаясь, что нас увидят.

– Молодчина! – Бучер подошел к нише первым. Она была расположена под прямым углом к началу коридора, которым должны были пройти убийцы, – отличное место для засады.

– Ты передала мою радиограмму "Белой Шляпе"? – прошептал Бучер, когда они простояли молча уже несколько минут.

– Да. И уже приняла ответ. Они, должно быть, ждали, чтобы передать его. – Вынув из кармана сложенный вдвое листок бумаги, она протянула его Бучеру. – У меня ведь нет ключа от твоего шифра, поэтому тут все записано так, как они передали.

Бучер уже собрался было прочесть радиограмму, как вдруг до его слуха донеслись слабые звуки осторожно открываемой двери. Сунув листок в карман пиджака, он извлек из кобуры свой "вальтер".

– Идут, – прошептал он ей в ухо. – Тихо.

– Бучер, – ответила ему Карамина тоже шепотом, который однако не мог скрыть злобной, свирепой ярости в ее приглушенном голосе. – Позволь, я выйду первой. Дай мне увидеть лица всех троих, перед тем, как начнется. И если один из них окажется Али Ахмудом, отдай его мне. За Саида. О'кей?

Бучер восхищенно кивнул, не веря, что это говорит та самая девушка, которая совсем недавно беспомощно содрогалась от рыданий в его объятиях.

И опять они ждали в полной тишине, не издавая ни звука. Однако на сей раз долго ждать им не пришлось.

Из своего укрытия им был беспрепятственно виден весь коридор, и, услышав приглушенные крадущиеся шаги, они поняли, что убийцы движутся в их направлении. Спустя полминуты в переднюю вошел первый с ятаганом наготове. Осторожно вглядевшись, он повернулся и подал знак остальным.

В разговоре с Караминой Бучер ничего не упомянул о своей надежде на то, что одним из убийц окажется сам кровожадный Ибн-Вахид. Его надежде не суждено было сбыться. У каждого из вошедших на левой стороне халата был вышит треугольник из трех зеленых звездочек, и ни на одном не было маски.

Бучер ощутил, как вздрогнула Карамина, когда в переднюю вошел третий убийца. Он был не столь крупным, как его сообщники, и намного меньше огромного Омара Ахмуда, и тем не менее достаточно было одного взгляда, чтобы безошибочно определить в нем брата убитого охранника.

Никого не обнаружив в передней, все трое переглянулись, и первый спросил третьего громким шепотом:

– Где ее спальня?

– Идемте, покажу, – тоже шепотом ответил третий. – Но спать ей еще рано. – Он направился прямо в сторону ниши, в которой стояли Бучер и Карамина, намереваясь пройти мимо, как вдруг Карамина, сделав большой шаг, преградила ему дорогу, сжимая смертоносный пистолет-пулемет в опущенной руке.

– Привет, Али Ахмуд! – выкрикнула она. – Ты – гнусное отродье мерзкой свиньи! Это тебе за Саида!

Вздрогнув всем телом, Али Ахмуд замер на месте как вкопанный. Словно пытаясь защититься, он вытянул вперед свободную левую руку.

– Нет, малышка! Я...

Карамина вскинула руку и нажала на спусковой крючок. Ее пистолет-пулемет издал оглушительную, долго не смолкавшую очередь. Добрая пригоршня тяжелых пуль, мгновенно вылетевших из отверстия его зловещего тупорылого ствола, безжалостно впилась в грудь Али Ахмуда, буквально разворотив ее и швырнув его самого на второго убийцу.

Пых-х! – смертоносный выдох "вальтера" был совершенно заглушен очередью, и девятимиллиметровая пуля прошила оба виска второму убийце, который пытался было уклониться от валящегося на него Али Ахмуда, но рухнул замертво на пол.

Какие-то доли секунды первый убийца с занесенным над головой ятаганом колебался, но, собравшись с духом и бешено вскрикнув, бросился на Карамину. Отшвырнув ее в сторону левой рукой, Бучер встал на пути у разъяренного гаш-шашина.

Пых-х! Пых-х! Пых-х! Пых-х!

Мягкое стаккато "вальтера" прозвучало, как погребальный звон, ибо четыре пули буквально в клочья разнесли голову нападавшего. Со всего маху он грохнулся на пол сантиметрах в тридцати от Бучера.

Загнав в "вальтер" новую обойму, Бучер повернулся к Карамине, не сводившей наполненных слезами глаз с только что убитого ею человека.

– Ребенком я играла у Али на руках, – проговорила она отсутствующим голосом. – Он-то и называл меня малышкой.

– Так как насчет маскировки, о которой ты говорила? – быстро спросил Бучер, стремясь отвлечь Карамину от мрачных мыслей.

– Все готово. Костюмы для посещения караван-сарая Рамшида. Да, я чуть было не забыла за всем этим шумом – мне опять вызывать полицию?

– Не сейчас. Сначала выйдем из дворца, потом позвонишь.

– Тогда спустимся вниз. Шкаф с одеждой у меня там.

Спустя тридцать минут Бучер изумленно созерцал свое отражение в зеркале. Сайд Хадраба был прав, утверждая, что его сестра умеет перевоплощать людей. Трудно было поверить, что ей удалось так преобразить его внешность за столь короткое время.

Окладистая борода, ниспадающая ему на грудь, была иссиня-черного цвета с легкой проседью и идеально гармонировала с его ставшим смуглым лицом. Разрез его глаз Карамина слегка изменила, а с помощью мастики придала несколько иную форму носу. Теперь он походил на свирепого коршуна, парящего в небе над песчаной раскаленной пустыней.

На голове его возвышался огромный тюрбан белого шелка, в самой середине которого горел крупный рубин. Пальцы были унизаны массивными перстнями с изумрудами, а с шеи свисала тяжелая золотая цепь.

– Изумруды – поддельные, цепь – под золото, – пояснила Карамина. – И всем это известно. Но именно так и принято в Багдаде. У всех богатых арабов имеются точные копии каждой фамильной драгоценности. Иначе они становились бы жертвами грабителей, не успев выйти за порог собственного дома.

Бучер посмотрел на свой шелковый балахон до пят, который европейцу показался бы длинным платьем.

– Да, разодела ты меня что надо.

– Ты – богатый шейх из аравийской пустыни, – пояснила Карамина. – Я же облачусь в традиционную женскую одежду. Всякий подумает, что я твоя любимая младшая жена. Теперь на тот случай, если кто-нибудь проявит излишнее любопытство. Мы посещаем караван-сарай только потому, что сейчас месяц Рамадан. Понимаешь? В течение всего этого месяца – сентябрь по западному календарю – у мусульман с рассвета и до заката длится пост, в полном соответствии с Кораном. Однако после заката все, кто соблюдает Рамадан, целую ночь напролет предаются кутежам и обжорству. Так что Рамадан – это месяц ночных оргий, именно они и происходят в это время, поэтому не вскакивай с места и вообще не удивляйся ничему, что бы ты ни увидел в караван-сарае.

Пока она говорила, Бучер машинально рассматривал небольшую статуэтку восточной танцовщицы на столике. Когда Карамина закончила, он показал на игрушку.

– Это и есть та самая куколка, которую профессиональный вор выкрал для тебя в компании "Саудовско-Иракский Экспорт"? – Бучер взял фигурку и пристально посмотрел на нее.

– Та самая, – подтвердила Карамина. – Сделана из жин-жина, крупнозернистого песка, который мы сегодня видели.

Куколка высотой сантиметров двадцать была обделана несколько грубовато и густо раскрашена в пастельные тона.

– И это только из одного жин-жина? – с любопытством спросил Бучер.

– Насколько я понимаю, да. Бучер взвесил статуэтку на ладони.

– На ней краски наляпано граммов сто, не меньше.

– А это потому, что жин-жин сначала смешивают с водой для образования вязкой массы, наподобие мастики, которой затем придают нужную форму и высушивают. Если она намокает, то опять превращается в песок. Если разломать фигурку, чтобы под краску могла проникнуть вода, и погрузить ее в сосуд, она вскоре превратится в густую клейкую массу, плавающую на поверхности. Высушишь эту массу и опять получишь жин-жин.

Бучер посмотрел на раковину рядом со столиком.

– А давай опустим ее в воду и посмотрим, что с ней станет.

– Делай, как знаешь. Примерно через минуту она превратится в вязкое вещество.

Разломив фигурку пополам и погружая ее в воду, Бучер впервые заметил, что на основании черными, очень мелкими буквами написано "Сделано в Гонконге".

– Черт меня подери! – Интуиция подсказывала ему, что именно сейчас он подступает к самому главному, но в данный момент он еще не мог сказать точно, как это впишется в общую картину.

Фигурка начала распадаться на крупинки почти сразу. Через минуту жин-жин превратился в вязкую массу коричневого цвета, всплывшую на поверхность воды. Ухватив большим и указательным пальцами одну крупинку, Бучер коснулся ее кончиком языка. И в это мгновение его словно озарило. Он понял, как именно контрабандистам удается провозить в Соединенные Штаты тысячи килограммов чистого героина.

– Что такое? – удивилась Карамина. – Ты словно желчь на язык положил.

– Горчит, почти как желчь, – ответил он ей, не успев прийти в себя от изумления. И продолжал с благоговейным трепетом в голосе:

– Чистый героин растворяют в воде для приготовления клейкой, вязкой массы из жин-жина, придают ей форму куколок или статуэток, высушивают, ставят клеймо "Сделано в Гонконге", чтобы отвлечь внимание от районов Ближнего Востока и конкретно – Багдада, а затем переправляют в Штаты прямо у них под носом.

– Ты хочешь сказать... – начала было возбужденно Карамина.

– Погоди! – Бучер поднял руку, призывая ее к тишине. – Когда куколки благополучно доставляются в Соединенные Штаты и попадают в руки Синдиката, вся процедура проделывается в обратной последовательности. Изделия растворяют в обычной воде, после чего ее сливают и выпаривают, получая чистый героин. – Он резко расхохотался, чтобы скрыть свое изумление. – Настолько просто, что кажется сложным. – И он облегчением покачал головой, повторяя: – Настолько просто, что кажется сложным, – после чего добавил: – Быстро. Отстукай еще одну радиограмму, уж от нее-то очередная контрабандная операция точно взлетит на воздух. А потом двинемся в караван-сарай.

– Но для чего идти в караван-сарай сейчас, когда ты знаешь, каким способом героин переправляют в Соединенные Штаты? – недоуменно спросила Карамина. – Разве теперь с этим делом не покончено?

– Не совсем, – ответил ей Бучер. – "Белая Шляпа" может перекрыть контрабандный поток героина в Штаты на этот раз, но если я не положу конец источнику снабжения здесь, в Ираке, то вскоре этот поток возобновится по другому каналу. Так что следующая наша остановка – караван-сарай.

Согласно классическому определению, караван-сарай – это большое голое изнутри строение, где по ночам отдыхают верблюды из проходящих караванов. Время и запросы клиентуры, однако, наложили свой отпечаток на эту классическую дефиницию, придав ей более современный оттенок, по крайней мере, в том, что касалось караван-сарая Гарум-аль-Рамшида. Он был местом, где ночью не только отдыхали караваны, но где сами караванщики получали всевозможные виды обслуживания и развлечений. Фактически это было нечто вроде второй Мекки, только без всякого намека на какие-либо религиозные обряды. Более того, эти неутомимые, закаленные путешественники, бороздящие пустыни Ирака вдоль и поперек, искали и находили в караван-сарае диаметрально противоположное своей религии, особенно в течение месяца Рамадан, когда десятки крупных и мелких племен, кочующих в пустынях, собирались там, чтобы предаваться безудержному разгулу целых тридцать дней.

Караван-сарай Гарум-аль-Рамшида был отнюдь не строением, а лишь огромной территорией на берегу Тигра, отгороженной стеной из саманного кирпича. Бучер остановил машину кварталов за десять, и оставшееся расстояние они прошли пешком. Тем самым Бучер хотел начисто исключить вероятность того, что машину Карамины кто-либо опознает. Хотя дело о контрабанде наркотиков можно было считать уже закрытым, гаш-шашины не становились от этого менее опасными.

– У меня такое ощущение, словно я – ходячий арсенал, – проворчал Бучер, когда они подходили к главным воротам караван-сарая. В карманах его пиджака, скрытого под длинным до пят балахоном, лежало несколько небольших гранат ударного действия и зажигательных бомб специальной конструкции размером с обычный грецкий орех. Это оружие было взято из личных запасов вооружения и боеприпасов покойного Саида Хадрабы.

– Запомни, не удивляйся ничему, что бы ты здесь ни увидел, – еще раз предупредила его Карамина. – Этот месяц длящихся всю ночь напролет оргий иногда, по западным меркам, выходит за пределы общепринятого и дозволенного. Иногда он рассматривается как подходящее время для сведения старых счетов, что обыкновенно не обходится без поножовщины.

Они уже подходили к главному входу в эту огромную огороженную территорию, как вдруг метрах в десяти Бучер заметил то и дело спотыкающегося бедуина, ведущего двух верблюдов. Язык у него присох к гортани. В этом человеке не осталось почти ничего человеческого.

– Смотри, говори только по-арабски, когда тебя могут услышать окружающие, – тихо напомнила ему Карамина, что было совершенно излишне. Тут она тоже увидела бедуина и замолкла на полуслове, вцепившись в рукав Бучера.

– Место Испепеляющей Смерти! – в ужасе выдохнула она.

– Место чего? – и Бучер еще пристальнее вгляделся в бедуина и его несчастных животных. Все трое до безобразия распухли, идти они были почти не в состоянии, а открытые участки тела и шкура были усеяны гнойными язвами размером с серебряный доллар. Лицо бедуина казалось одной сплошной огромной язвой, а различить его черты было невозможно.

– Бог мой! – с отвращением пробормотал Бучер, остановившись вместе с Караминой, пытаясь сбросить с себя охватившее его оцепенение и недоумевая, где и как бедуин-кочевник мог подвергнуться столь сильному атомному облучению в пустыне. Бучеру было совершенно ясно, что именно оно – причина заболевания.

Как только до его сознания дошло это, он вспомнил о статьях, в которых описывались сходные случаи радиационного облучения – одну статью он прочел в Рено, в "Алмазной Тиаре", а вторую – в аэропорту Мехико. В обеих речь шла о людях, умерших по той же самой причине – двоих на юге Техаса и троих – на побережье в Манзанилло. Читая тогда эти статьи, он пытался что-то припомнить, но память словно бы противилась ему. И вот сейчас она услужливо пришла ему на помощь, и Бучер отчетливо вспомнил, как директор "Белой Шляпы" сказал ему на одном из инструктажей несколько месяцев назад:

– Агентство Пентагона по атомной безопасности всегда гордилось надежной охраной своей базы в Манзано под Альбукерке, штат Нью-Мексико, где за четырьмя рядами ограждений с усиленной системой электронной сигнализации и под круглосуточным наблюдением десятков часовых складированы тысячи единиц списанного ядерного оружия. И тем не менее, в январе 1971 года двоим молодым мексиканцам, перешедшим нелегально границу, удалось проникнуть через систему охраны. Задержали их уже на самой территории базы. На допросах они одинаково показали – причем твердо держались этого, – будто думали, что здесь расположено богатое ранчо, где они могут получить работу и пропитание. На вопрос, каким образом они сумели проникнуть на территорию базы, они ответили, что просто вошли на нее. Их, разумеется, депортировали назад, в Мексику, и лишь много позже, когда они уже скрылись у себя в стране, стало известно, что они являлись членами международной шпионской организации.

Все еще глядя на обреченного бедуина и двух его верблюдов, Бучер обратился к Карамине:

– Где находится это Место Испепеляющей Смерти? – Он еще только формулировал вопрос, а в голове у него уже начала обретать очертания другая мысль – мысль настолько неожиданно новая, что она потрясла воображение.

– Где – не знаю. Этого не знает никто, известно лишь, что где-то к северу от Багдада, чуть южнее турецкой границы.

Обожженный бедуин теперь спорил о чем-то со стоящим у главных ворот огромным охранником, пытаясь войти в караван-сарай.

– Разве иракское правительство не может ничего предпринять?

– Бучер, я же говорила тебе, что в Ираке дела обстоят иначе. Почти все дела. Правительство считает, что бедуины – это самая низшая, презренная раса, а до сегодняшнего дня Испепеляющая Смерть поражала исключительно бедуинов. Поэтому правительству на все это решительно наплевать. Брат пытался узнать хоть что-нибудь об этом Месте Испепеляющей Смерти. Он работал с молодой проституткой по имени Абела Майдан в городке Амадийя, она там действовала как наш тайный агент, но выяснила она что-либо или нет, мне неизвестно. – Карамина посмотрела на Бучера сквозь тонкую вуаль, скрывавшую ее лицо, и нерешительно спросила: – Это важно?

– Тише, – оборвал ее Бучер. Он с трудом различал нечленораздельную хрипящую дикцию обреченного на мучительную смерть бедуина, начавшего протестовать, поскольку охранник ни в какую не пропускал его в караван-сарай. Бучер едва разбирал слова из-за шума, поднятого посетителями караван-сарая по ту сторону ворот, но все-таки два раза он явственно расслышал "...в краю гор, восточнее Амадийи..."

– Карамина!

– Да, Бучер? – откликнулась она, встревоженная его резкой отрывистой интонацией.

– Где находится Амадийя?

– Это городок у самой границы с Турцией, аборигены живут там точно так же, как и тысячу лет назад.

– А проститутка, с которой работал твой брат, та самая Абела Майдан, сообщала она ему что-нибудь, не знаешь?

– Ничего, но она первой обратила его внимание на Место Испепеляющей Смерти.

Бучер хотел было что-то сказать, как вдруг, бросив взгляд на главные ворота караван-сарая поверх голов кутил, сидящих со скрещенными ногами прямо на полу, он увидел цветущую с двойным подбородком физиономию Джонни Просетти.

– Карамина, можешь ты соблазнить мужчину? Или хотя бы притвориться, что соблазняешь?

– Что, что?

– Ты ведь прекрасно слышала меня.

Она прыснула с девической непосредственностью, и через тонкую ткань вуали обозначилась озорная улыбка.

– Хочешь, чтобы я соблазнила тебя? Боже! А я уж начала было думать, ты никогда не попросишь.

– Я хочу, чтобы ты притворилась, будто соблазняешь Джонни Просетти, и вывела этого ублюдка сюда.

– Джонни Просетти в караван-сарае?

– Вон, смотри, – Бучер показал пальцем. – Видишь того высокого типа в балахоне, как у меня? Стоит у вертела, на котором козы поджариваются. Подожди, он сейчас опять обернется. Это и есть Просетти.

– Да, – тихо ответила сразу посерьезневшая Карамина. – Вижу. И ты хочешь, чтобы я выманила его сюда.

– Приведи его вон туда, – сказал Бучер, опять показывая пальцем, но в этот раз уже на стену метрах в сорока от главного входа. Одна из тусклых лампочек, освещающих верхнюю часть стены караван-сарая, мерцала как раз над этим местом. – Сумеешь?

– Может, хочешь пари? – живо улыбнулась Карамина. Из-под длинной накидки, наброшенной поверх костюма танцующей гурии, она извлекла свой немецкий пистолет-пулемет, протянув его Бучеру. – Подержи у себя, хорошо? Если мне придется разрешить ему дать волю рукам, чтобы заманить сюда, не хочу, чтобы он обнаружил у меня пистолет.

Спустя десять минут Бучер, стоящий в темноте за пределами освещаемого лампочкой круга, увидел, как Карамина вышла из караван-сарая в сопровождении отдувающегося Джонни Просетти.

– Но нам нужно спешить, – говорила по-арабски Карамина, обернувшись к нему. – Отец скоро закончит свои дела там, в караван-сарае, и строго накажет меня, если узнает, что я пошалила с мужчиной.

– Радость моя, – засмеялся Просетти, отвечая ей по-английски. – Ни слова не понимаю из того, что ты говоришь, но если тебе нужно, чтобы тебя загарпунили по-быстрому, то я как раз тот самый мужчина.

Проведя Просетти к тому месту, на которое ей указывал Бучер, Карамина остановилась и обернулась, сделав вид, что готова упасть в объятия Просетти, как вдруг из темноты выступил человек и уперся в его спину дулом пистолета-пулемета.

Просетти резко обернулся.

– Какого черта тебе надо, недоумок бородатый? – в сердцах прорычал он.

– Здорово, Джонни, старина. Давненько не виделись.

Просетти вздрогнул и пригляделся – голос бородатого был знаком, но не его лицо.

– Я спрашиваю, какого черта тебе нужно? – рявкнул он.

– Мне нужен ты, старина, – зловеще хищные нотки зазвучали в голосе Бучера. – Жирный Витторио утверждает, что объявил контракт с наградой в двадцать пять тысяч тому, кто прихлопнет тебя. И вот я здесь по этому самому контракту, – и тут Бучер снял со своего лица бороду, ниспадавшую ему на грудь.

– Бучер-Беспощадный!!! – От страха налитые кровью глаза Джонни Просетти округлились, а дыхание стало прерывистым.

– Точно, старина. Он самый, Бучер-Беспощадный. Свою последнюю жертву ты облил бензином и поджег. Просто так, развлечения ради. Пришло время расплаты. – Бучер протянул пистолет-пулемет Карамине. – Ты говорила, что хочешь прошить этого сукина сына очередью тоже просто так, удовольствия ради, милашка. Что ж, валяй. Сровняй его с землей.

– Не-ет! – вскрикнул Просетти, взметнув в мольбе руки. – Этот контракт Жирного – блеф! Липа! – Он пожирал глазами красивую девушку, с которой только что рассчитывал поразвлечься, и от мрачного решительного выражения на ее лице его обуял такой неописуемый страх, что он утратил всякий контроль над собой.

Его рыхлая с двойным подбородком физиономия вдруг потекла, словно перестоявшее тесто, а глаза, и без того выпученные, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

– Не блеф, – прорычал Бучер, – и не липа. Я охочусь за тобой с того самого времени, как ты превратил в живой факел ту старуху из Фресно. От контракта Жирного тебе не откупиться и за сто тысяч долларов.

– Тогда двести тысяч! – завопил Просетти. – Деньги у меня есть, даже больше. Двести тысяч!

Сделав вид, что серьезно взвешивает его предложение, Бучер обратился к Карамине:

– Двести тысяч – это куча денег, милашка. Что скажешь?

Карамина с ходу включилась в игру и сделала это мастерски.

– А почему бы ему не откупиться, выдав нам Гарум-аль-Рамшида? Нам за него дадут куда больше, чем двести тысяч, например, Ибн-Вахид, люди, которым выгодна его смерть.

От внимания Просетти, ловившего каждое слово в поисках выхода из безнадежной ситуации, в которую он угодил, не ускользнуло имя, которое Карамина не стала произносить целиком, намеренно сделав вид, что чуть было не оговорилась. Его страх начал понемногу отступать.

– Хочешь прикончить Рамшида для Ибн-Вахида, Бучи? – нервно засмеялся он. – Это можно устроить. Я сейчас как раз проворачиваю одно непыльное дельце с Ибн-Вахи-дом через Рамшида, но если тебе надо прикончить этого типа...

– Я знаю, что это за дельце, – перебил его Бучер, с трудом сдерживая охватившее его возбуждение и надеясь, что именно сейчас подтвердятся все его подозрения. – Это героин, который вы провозите в куколках из жин-жина с клеймом "Сделано в Гонконге".

– Так тебе известно? – удивился Просетти.

– Конечно, – ответила Карамина. – Ибн-Вахид рассказал все моему брату, они старые друзья.

– Крошка, – злобно съязвил Просетти, – у Ибн-Вахида друзей нет. Лично я его не знаю, ни разу не видел, но друзей у него нет. Соратники – может быть, но не друзья.

И тут Бучер решился сыграть наугад.

– Кстати, старина. А что этот субъект Ибн-Вахид делает с расщепляющимся материалом, который твои ребята таскают с базы в Манзано под Альбукерке, штат Нью-Мексико?

Джонни Просетти качнуло. Причем качнуло заметно.

– Кто проболтался? – дико проревел он. – О моих делах с мексиканцами не должен был знать никто, кроме Витторио и Мокетона. Всю операцию финансирует Мокетон, он ее и спланировал.

На этот раз качнуло Бучера, хотя и незаметно для постороннего глаза. Но все равно ему понадобилось несколько секунд, чтобы полностью прийти в себя. То, что бывший борец, а ныне придурковатый Мокетон на самом деле является главарем преступной организации, надо было переварить: ведь всего несколько дней назад Бучер из сострадания подал ему пятьдесят долларов!

– Не переживай насчет того, что кто-то проболтался, – сумел он выдавить из себя. – Мокетон сам на днях сказал мне об этом в "Алмазной Тиаре" у Жирного. Хотел и меня подключить в память о добрых старых временах.

– В самом деле? – Просетти отважился чуть заметно ухмыльнуться. – Старик Мокетон – тот еще кадр, а? Все эти годы под придурка работает, а сам постоянно планирует операции, одну крупнее другой. Молоток, старина Моки.

– Ты не ответил мне, что Ибн-Вахид делает с расщепляющимся материалом, который вы поставляете ему за героин, – резко напомнил ему Бучер.

– Не знаю, что там он с ним делает, Бучи. Честно. Рамшид обронил как-то, что Вахид надеется построить какую-то атомную установку для ирригации пустыни к северу от Багдада для блага своего народа, вот и все, что мне известно.

– К северу отсюда лежит только горный массив вокруг городка Амадийя, так?

– Да, кажется. Что-то в этом роде. – На протяжении нескольких секунд Бучера не покидало необъяснимое чувство, что на самом деле все здесь обстоит не так, как выглядит на первый взгляд, что Просетти разыгрывает перед ним тщательно отрепетированный спектакль, и, тем не менее, ему никак не удавалось найти логического обоснования этому странному чувству, пока инстинктивно он не ощутил надвигающуюся опасность.

Джонни вполне естественным движением руки прихлопнул у себя на лице какое-то ночное насекомое. При этом он слегка сместился в сторону и назад от Бучера, а Карамина, в глаза которой после его перемещения начал бить свет от лампочки, тоже ступила чуть в сторону, но ближе к Бучеру. Проделав это, она на какую-то долю секунды оказалась на одной прямой линии с Бучером и, еще не успев закончить свое движение, издала ужасный пугающий звук, который, однако, трудно было интерпретировать как предсмертный хрип. Тихо закрыв глаза, словно совершая молитву, она рухнула наземь.

Прыгнув вперед, Бучер опустился перед ней на колени.

– Карамина! Что с тобой? Что случилось?

Не получив ответа, он попытался было взять Карамину на руки и приподнять ее, как вдруг его рука наткнулась на длинную рукоятку кинжала, торчащую у нее под левой лопаткой.

– Просетти! – дико проревел Бучер.

Ответом ему была безмолвная тишина. Он быстро огляделся по сторонам. Джонни Просетти растворился во тьме. От отчаяния и внезапно навалившейся опустошенности Бучер тихо выругался, глядя на неподвижную фигурку, застывшую у него на руках.

"Все это время убийца ожидал приказа Просетти, – устало подытожил Бучер, поняв, что этот кинжал предназначался для него, – и в ту самую минуту, когда убийца метнул его, Карамина неожиданно сделала шаг в мою сторону, оказавшись на линии полета кинжала и приняв смертельный удар на себя".

– Спи спокойно, малышка, – услышал Бучер свой голос, словно со стороны. – Я уничтожу того, кто сделал это, даже если мне придется прикончить каждого сукина сына из Ордена Гаш-шашинов.