Текст книги "Колыбельная для жертвы"

Понедельник

9

Я прикрыл дверь в комнату Элис и прошел по коридору к своей комнате. Она была маленькая, но функциональная, достаточно большая для двуспальной кровати у стены, комода и платяного шкафа. Пара темно-синих штор с такими же складками, как и у штор в гостиной. На полу рядом с кроватью дешевый электронный будильник с радио показывал 00:15.

Моя камера в тюрьме была больше этой комнаты.

На одеяле лежал старомодный латунный ключ с привязанной к нему картонкой на ленточке. Кривой почерк – «ДУМАЮ, ТЕБЕ ЭТО МОЖЕТ ПРИГОДИТЬСЯ».

Ну да…

Повернулся. Замок в дверь спальни был вставлен совсем недавно – половицы под дверью покрывала опилочная перхоть, там же валялось несколько щепок. Ключ легко вошел в замочную скважину, я повернул его, и задвижка с клацаньем встала на место.

После двух лет взаперти этот звук действовал до странности умиротворяющее, особенно под аккомпанемент приглушенного храпа Хитрюги из-за стены.

Ноутбук отправился на кровать, я разделся, аккуратно сложил одежду и положил ее на комод. Привычка.

Взял сверкающий новизной мобильник и набрал номер, написанный на бумажке, которую дал мне Хитрюга.

Гудки, гудки, гудки…

Подошел к окну, приоткрыл одну из штор на пару дюймов. Бетон, мрак и уличные фонари. По саду через дорогу кто-то крадется, освещая себе путь фонариком. Пусть тебе повезет, и ты сможешь найти что-нибудь пристойное в этих краях, что можно будет спереть.

Потом щелчок, и в трубке зазвучал сонный голос:

– Алло? Алло, кто это?

– Вы Алек?

Хруст, шипение, потом глухой стук.

– Вы представляете, который теперь час?

– Мне кое-что нужно. Завтра. Полуавто…

– Вы, наверное, ошиблись. Я оказываю духовное наставничество заблудшим душам. Вы заблудшая душа, нуждающаяся в наставничестве?

Ах да. Конечно. Осторожность. Наверное, весьма неплохое качество для торговца оружием.

– А вы как думаете?

– Думаю… Я думаю, что вы встали на опасный путь. Что жизнь ваша пошла не так, как вы хотели. Что мрак окружает вас.

Еще бы, иначе за каким чертом мне нужен пистолет?

– И что теперь?

– Думаю, вам следует прийти ко мне. Мы сможем помедитировать над вашими затруднениями. Выпьем травяного чая. Найдем суть душевного конфликта у вас внутри. – Сдавленный зевок. – У вас есть бумага и ручка?

Я прилепил бумажку Хитрюги к оконной раме. Подошел к гардеробу, вынул ручку из кармана куртки:

– Диктуйте.

– Слейтер Кресент, тринадцать, Блэквол Хилл, ОС12 3РХ.

– Когда?

– Завтра я оказываю духовное наставничество с девяти до семнадцати. Во время ланча могу выйти в магазин, но в остальное время…

– О’кей, завтра.

– Мир вам. – Положил трубку.

В нескольких улицах от дома взвизгнул в небо фейерверк, с грохотом и треском вглядываясь в ночь злобным красным глазом.

Мир – это было совсем не то, что я имел в виду.

Задернул шторы, залез под одеяло и включил ноутбук. Поставил его себе на грудь и устроился поудобней, чтобы продолжить смотреть Окутанную мглой.

Лора Страхан идет по Хай-стрит, игнорируя красоту окружающих зданий, превращенных в благотворительные магазины, книжные лавки или просто в места, где можно получить микрокредит или заложить драгоценности.

– Что случилось со мной той ночью и в следующие два дня… все очень скользко, трудно за что-нибудь ухватиться. Как будто это было не со мной. Как будто это происходило с кем-то другим в кино. Все слишком большое, больше, чем в жизни, и как будто ненастоящее. В этом есть какой-то смысл?

Может быть, именно этим объясняются странные характеры и дрянные диалоги?

– Однажды утром я пришла в себя и смогла почти на вкус почувствовать операционную. Дезинфицирующее средство, металл… Потом все пропадает, и единственное, что я чувствую, это как будто что-то разрывает мне грудную клетку.

Следующая сцена. Комната для брифингов в штаб-квартире полиции Олдкасла. Еще та, старая комната, с провисшим подвесным потолком и грязным ковровым покрытием. Еще до ремонта. Журналисты сидят на стульях, камеры, микрофоны и диктофоны направлены на четырех мужчин за столом. На одном конце Лен – уже в то время он лысый, в своем древнем двубортном черном костюме. Рядом с ним офицер по связям с прессой, весь потный, сидит, словно аршин проглотил. А с ним…

Что-то лопнуло у меня глубоко под ребрами, вызвав короткий стон.

С экрана ноутбука на меня смотрел доктор Генри Форрестер. Волос на голове больше, чем в конце жизни. И жизни больше. Еще до того, как его щеки впали и морщины перестали быть просто заметными, а стали выглядеть ужасно. Перед тем как чувство вины, горе и виски опустошили его.

– Генри. Ах ты старый глупый ублюдок…

Мужчине рядом с Генри, последнему из сидевших за этим столом, было года двадцать четыре, не больше. Покатые плечи, бахрома кудрявых каштановых волос нависает над глазами, маленьким нимбом стоит над головой и кольцами опускается на плечи серого костюма и воротник рубашки. Если постричь его как надо, то он станет невидимым.

Поверх приглушенного бормотания вопросов и ответов идет наложенный голос диктора:

– И пока Лора пыталась примириться с ужасными событиями, наградившими ее ночными кошмарами и шрамами от ран, операция по поимке Потрошителя стала испытывать свои собственные трудности.

Пошло, но, в общем, правильно.

Репортер вытягивает руку вверх:

– Детектив-суперинтендант Мюррей, это правда, что вы пригласили экстрасенса, чтобы вдохнуть новые силы в расследование?

Чей-то голос врывается, прежде чем Лен успевает что-нибудь ответить.

– Думаете, он сможет помочь вам в вашей карьере?

Смех. Сразу же прекращающийся после того, как Лен ударяет кулаком по столу.

– Четыре женщины мертвы. Три других останутся со шрамами до конца своих дней. Что именно кажется вам столь забавным?

Молчание.

Лен тычет пальцем в толпу:

– Если еще что-нибудь подобное повторится, я не просто прикажу очистить комнату, я вас всех за решетку посажу. Всем ясно?

Никто не произносит ни слова.

Пленка идет дальше, кто-то делает еще одну попытку.

– Это правда, что вы его почти поймали, но позволили ему уйти?

Лицо Лена темнеет.

– Никто не «позволял ему уйти». Офицер был вынужден прекратить преследование из-за серьезных травм, полученных в процессе погони. И если я увижу напечатанными слова о том, что мы «позволили Потрошителю уйти», я обрушусь на вас, словно гнев Господень.

Сцена меняется на шатающееся видео с мобильного телефона. Здоровый мужик стоит на кафельном полу на коленях, окруженный частоколом ног и мобильных телефонов. Левая сторона лица вымазана в крови, кровь сочится из рваных ран на голове и на лбу, пачкая воротник рубахи и пиджак. Затем в кадр протискивается женщина, берет его лицо в свои руки. Укладывает на пол. Складывает куртку от спортивного костюма и кладет ее ему под голову. Устраивает удобнее.

Диктор в наложении произносит что-то, но это просто шум.

Неужели я действительно так плохо выглядел? Не удивительно, что Рона захотела вызвать «скорую».

Немного перемотал назад.

– …я обрушусь на вас, словно гнев Господень.

Совсем не удивительно, что я не мог держаться на ногах, все это выглядело так, как будто кто-то приложился к моей голове бейсбольной битой, утыканной осколками битого стекла. Потом появляется Рут Лафлин в шортах и футболке и укладывает меня на пол, прежде чем я упаду сам.

Несчастная женщина, черт побери. Если бы я не позволил ему уйти…

– Нам не известно в подробностях, что на самом деле произошло в тот день в Олдкасле, но мы знаем совершенно достоверно, что сумасшедшая гонка по городу закончилась ужасной аварией. Детектив-инспектор Эш Хендерсон преследовал Потрошителя до железнодорожного вокзала, но потерял сознание от ран и был срочно доставлен в каслхиллскую больницу с сотрясением мозга, переломами двух ребер, сломанным запястьем и травмой шейного отдела позвоночника. Ирония судьбы заключается в том, что женщина, которая оказывала ему помощь, Рут Лафлин, стала последней жертвой Потрошителя.

Потому что я не остановил его.

Видео с мобильного телефона сменилось чем-то более профессиональным, с заставкой Пожарной службы Олдкасла в левом верхнем углу. На экране одна команда пожарных вырубала водительскую дверь разбитой дежурной машины, а другие в это время заливали водой горящую «фиесту».

– Водитель машины без опознавательных знаков, полицейский, констебль О’Нил, получил трещину в черепе, и у него была сломана рука.

Ничего не сообщалось о том, что случилось с собакой в багажном отсеке «фиесты».

Еще один переход, и мы снова на брифинге для прессы. Еще один вопрос. Еще один сердитый ответ Лена.

И снова наложенный голос диктора:

– Поскольку расследование продвигалось с большим трудом, было решено обнародовать психологический профиль…

Парень с перманентом и в сером костюме смотрит на Генри. Генри кивает.

Внизу экрана появляется надпись: «ДОКТОР ФРЕД ДОЧЕРТИ, КРИМИНАЛИСТ-ПСИХОЛОГ».

Доктор Дочерти откашливается.

– Спасибо. – Он явно пытается говорить шикарно, но произносимые им слова будто вырезаны из песчаника, из которого построены дома в Глазго. – Мы полагаем, что человеку, совершившему эти преступления, лет двадцать восемь – тридцать, он неквалифицированный рабочий, который с трудом удерживается на своей должности. Он был очень близок со своей матерью, которая, весьма возможно, недавно умерла. Его ненависть к женщинам вызвана ее всеобъемлющим влиянием. Он неопрятен и, скорее всего, страдает каким-то психическим заболеванием. Мы полагаем, что он имел приводы в полицию.

Что ни в коей мере не сужает круг подозреваемых. Особенно в Олдкасле.

Остальная часть видеодиска была еще хуже. Полиция не может поймать Потрошителя, бла-бла-бла. Канцелярия прокурора отказывается выдавать тела первых четырех жертв, так что родственникам приходится провести символические похороны и ждать, когда следствие закончится.

Наверное, эти несчастные придурки все еще ждут.

Доктор Дочерти снова появляется в кадре, в следующем фрагменте с Лорой Страхан. Он ерзает в большом кожаном кресле, уставившись глазами в какую-то точку слева от камеры, как будто ожидая одобрения от кого-то, стоящего там. Акцент уроженца Глазго заметен гораздо меньше, чем на пресс-конференции. Практиковался, по-видимому.

– Несомненно, для Лоры это был чрезвычайно травматический опыт. Мы проводили еженедельные сеансы, помогавшие ей свыкнуться с тем, что с ней произошло. Конечно, о выздоровлении говорить еще очень рано, но она стала чувствовать себя лучше.

Голос кого-то из журналистов, не попавшего в кадр:

– Вы думаете, она когда-нибудь снова станет нормальной?

Доктор Фред Дочерти застывает в кресле:

– Нормальность – это относительное понятие, не имеющее смысла в психологии. Мы все индивидуальны, поэтому такая вещь, как «нормальность», просто не существует. То, что мы пытаемся сделать, это помочь Лоре вернуться к состоянию, которое нормально для нее.

– А как насчет Мэри Джордан?

Его пальцы начинают перебирать складку на брюках.

– Это очень печально, но Мэри не в достаточной степени отвечает на лечение. Как я уже сказал, мы все разные, и все справляемся по-разному.

– Она была помещена в закрытое психиатрическое заведение, не так ли? И находится под постоянным наблюдением из-за склонности к самоубийству.

– Человеческий мозг – вещь весьма сложная, его нельзя просто… – Смотрит вниз, себе на колени. Успокаивает руки. – Она получает необходимое лечение. Так же, как и Рут Лафлин.

На экране съемка с камеры наблюдения супермаркета. Женщина, стоящая на коленях в овощном отделе, закрывает голову руками и раскачивается из стороны в сторону, а люди с тележками обходят ее стороной, стараясь не смотреть ей в глаза.

Голос диктора:

– Не в состоянии справиться с ночными кошмарами и приступами тревоги, начавшимися после ее похищения, Рут Лафлин перенесла нервный срыв в супермаркете «Каслвью Асда» и в настоящее время находится на лечении в той же клинике, что и Мэри.

А Потрошитель все еще на свободе.

Конец, по сути дела, не самый жизнеутверждающий.

Добро пожаловать в реальный мир.

10

– …это был «Мистер Боунз» с песней «Снег любит зиму». С вами Джейн Форбз, которая держит оборону, пока Стив Великолепный разбирается со своей семичасовой «Утренней Бонанзой», программой для тех, кто завтракает за рулем машины. Присоединяйтесь к нам, это будет… УЛЕТНООО!

Я посмотрел на потолок, моргнул. Потолок был другой, и свет совсем не такой, как обычно. Какого черта они…

Дыхание с шумом вырвалось из груди, стих пульсировавший в ушах шум. Еще выдох.

Теперь порядок. Я больше не в камере.

– Следом новости и погода. Северный ветер принесет нам осадки, но сначала давайте послушаем «Хафхед» с рождественским синглом «Секс, Насилие, Ложь и Мрак»…

Из динамиков электронного будильника потекли звуки гнусавого пианино и заунывных гитар.

Голос солиста – что-то вроде замоченной в патоке колючей проволоки.

– Кости в саду, их блаженный распев…

Повернулся, посмотрел на табло – без четверти шесть. Зачем вытаскивать из тюрьмы, если утром нельзя поваляться в постели? Чертов Джейкобсон.

– Тени резки, горят изнутри…

Утренние молитвы в штаб-квартире полиции. Это будет весело. Весьма возможно, что мне повезет и никому не придется ломать челюсть…

Так, сохранять спокойствие. Ничего необдуманного. Не беситься. Не делать ничего, что может снова отправить меня в тюрьму, прежде чем с миссис Керриган случится очень неприятный несчастный случай.

– Ее тело бесчувственно, голос хрипл и болезнен…

Никого не бить. Цель поставлена.

Давай, Эш. Пора вставать.

Еще минуточку.

Раскинув руки, вытянулся во весь рост под пуховым одеялом, занимая своим телом всю кровать. Просто приятно, что можно это сделать.

– И горечь, словно лезвие ножа, озлобленность и гордость уязвленная…

Переполненный мочевой пузырь все испортил. Постанывая, приподнялся, выпростал ноги из-под одеяла, вздохнул. Покрутил правой ступней, сначала в одну сторону, потом в другую. Пошевелил пальцами на ногах. Заставил крохотные лезвия раскаленного железа расползтись по костям, царапаясь под скрученным узелком шрама, оставленного пулей. Прямо метафора всей моей проклятой жизни, вся здесь.

– Секс, ложь, жестокость, острота любви…

Нет смысла откладывать. Вставай.

Похромал к комоду.

– Поддерживать огонь, отпугивая тьму…

Порывшись, обнаружил в третьем ящике пару полотенец. Обернул одно вокруг пояса, взял трость, открыл ключом замок спальни. Песня из электронного будильника перешла в проигрыш. Весь такой минорный и унылый.

Из коридора доносилась приглушенная мелодия старых добрых «Стереофониксов», с кухни ей подыгрывал свист кипящего чайника. Из гостиной выглянул Хитрюга, ухмыльнулся. Глаза ясные и блестят, несмотря на то что вчера выпил шампанского и виски столько, что этим количеством можно было бы заполнить ванну. И даже чисто выбрит.

– Надеюсь, что ты голоден, у нас тут продуктов хватит на семью из шести человек. Завтрак на столе ровно через пять минут, придешь ты или нет. – И опять исчез.

– Доброе утро, Хитрюга.

Подергал ручку двери в ванную. Заперто.

Изнутри послышался голос Элис, слова звучали глухо и как-то округло, как будто рот чем-то забит.

– Одну минуту… – Громкий плевок и звук бегущей в раковину воды из крана. Потом дверь распахнулась, и на пороге появилась она, в махровом халате и с полотенцем на голове. У нее за спиной клубилось облако пара, пахнущего апельсином.

– Ты еще не одет, а у нас в семь часов утренний брифинг и еще…

– Что случилось с похмельем?

– Кофе. Кофе просто великолепен, на самом деле отличный, и это, фууууух, совершенно точно, если выпить его с самого утра, кажется, я встала среди ночи выпить воды, и мне снился очень странный сон, что я попала в автомобильную аварию, и еще там была собака, и я гналась за кем-то и очутилась на железнодорожном вокзале, а потом все превратилось в рок-концерт, и там была женщина в синем спортивном костюме, и все были потные, правда, странно? – Она протиснулась мимо меня и открыла дверь в свою комнату. Замерла на пороге. Между бровей образовалась морщинка. – Наверное, это все из-за пиццы, не стоило есть quattro formaggio перед самым сном, но только мы еще не собирались ложиться спать, правда, это было что-то вроде позднего ужина, а я люблю сыр, ты ведь тоже его любишь, и это…

– О’кей. – Я предостерегающе поднял руку. – Кофе тебе больше нельзя.

– Но я обожаю кофе, это просто здорово, и еще Дэйв принес с собой такую металлическую штуку, вроде маленького чайника, его ставишь на плиту и засыпаешь сверху кофе, а внизу кипит вода, и получается великолепный эспрессо…

– Хитрюга сказал, что завтрак через пять минут.

– Да, конечно, пора одеваться, но ты попробуй этот эспрессо, он просто восхитительный, он…

Я проскользнул в запотевшую ванную и закрыл за собой дверь на замок.

* * *

Элис наклонилась ко мне, понизила голос почти до шепота:

– Так это был не сон?

Должно быть, комнату для брифингов совсем недавно покрасили, от стен все еще тянуло приторной химической вонью. Вокруг стола в передней части комнаты на стоявших полукругом пластиковых стульях расселись люди в униформе и в штатском, расстояние между ними отмечало принадлежность к разным племенам. Спереди слева – мужчины и женщины, в чью обязанность входило патрулирование улиц. Спереди справа – мальчики и девочки из Специального криминального подразделения, выглядевшие довольно заносчиво в своих отутюженных костюмах. За ними – криминальный отдел Олдкасла, нечто вроде бардака в благотворительном секонд-хенде, с ручками и блокнотами наизготовку.

И наконец, в задней части комнаты, Специальная экспертная группа по ведению следствия и оценке результатов, в порядке очередности – Джейкобсон, констебль Купер, профессор Хантли, доктор Константайн и Элис. Я плюхнулся на стул рядом с ней, с самого краю. Вытянул правую ногу, палку повесил на спинку стула перед собой. Дежурный сержант продолжал монотонно перечислять задания на день.

– …угоны машин в этом районе увеличились на пятнадцать процентов, так что глаза протирайте. Дальше, магазинные кражи…

Я поерзал на стуле:

– Конечно, не сон, тебе захотелось сказку на ночь, я и рассказал.

Элис взглянула на меня:

– Ты рассказал мне сказку? Как мило.

– Про то, как сбежал Потрошитель.

– Вот так вот. – Улыбка слегка поблекла. – Конечно, важен не подарок, а внимание, правда? Так ты что, на самом деле просил задержать всех в синих спортивных костюмах?

Я кивнул:

– Рона задержала девять человек. Двумя часами раньше было бы куда больше: вся футбольная команда, черт бы ее побрал, пришла покататься на велосипедах. Всех опросили, алиби проверили. Ничего.

Она огляделась.

Дежурный сержант продолжал бубнить:

– …кражи в студенческих общежитиях на Хадсон-стрит…

– А что насчет поезда в Эдинбург?

– В Арброат они не успели, но в Карнусти его уже ждали. В синем спортивном костюме никого не было. Но съемка с камер наблюдения внутри вагонов поезда зафиксировала кое-кого, подходящего по описанию, выходившего на первой остановке.

– …запомнить, что, даже если они и являются студентами, вы не можете относиться к ним, как, я цитирую, к «ленивым паразитирующим бездельникам». Фицджеральд, я на вас смотрю…

– И это был он, да?

– Мы сделали запрос, получили идентификационный номер, проверили. Оказалось, что это преподаватель по истории религий, приезжавший на благотворительную акцию.

– О-о.

Профессор Хантли, склонившись над доктором Константайн, оскалился и произнес свистящим шепотом:

– Эй, вы двое, вы не могли бы заткнуться?

– Чарли пропал где-то между половиной одиннадцатого прошлой ночи и шестью часами сегодняшнего утра. Ему всего лишь пять лет, так что глаза протирайте. Раньше он уже убегал два раза, но его мамаша просто с ума сходит. Приложите максимальные усилия…

Я уставился на Хантли и не отвел глаз до тех пор, пока он не облизал губы и не отвернулся. Снова откинулся на спинку стула.

Нечего нарываться.

Снова наклонился к Элис:

– Но мы все равно его дом обыскали. Нашли кучу детской порнографии и пистолет без лицензии. Кажется, он до сих пор в реанимации – кто-то раскроил ему череп о стиральную машину в тюремной прачечной.

– …но не менее важное – наружное наблюдение за Эдди Барроном. Подозревается в нанесении тяжких телесных и нападении с применением оружия, так что не говорите, что я вас не предупреждал…

Стоявший в передней части комнаты дежурный сержант стал завершать свое выступление.

– А теперь тех, кто не участвует в операции «Тигровый бальзам», прошу на выход. – Продемонстрировал всем лист бумаги с надписью «ВЫ ВИДЕЛИ ЧАРЛИ?», большими буквами напечатанной над фотографией черноволосого мальчишки – уши лопухами, кривая улыбка, все лицо в веснушках. – Берете по одной листовке, сваливаете отсюда и идете ловить злодеев.

Половина комнаты зашаркала на выход, патрульные и криминальный отдел, недовольные тем, что их так бесцеремонно выставили, продолжали хвалиться похождениями в выходные или бормотали проклятия на тот предмет, что незачем помогать Абердину и Данди, когда их городская футбольная команда вылетела в отборочных. Вслед за ними промаршировал дежурный сержант, нагруженный кипой бумаг.

Слово взяла детектив-суперинтендант Несс:

– Кто-нибудь, свет погасите.

Пара щелчков, и комната погрузилась во мрак. Затем Несс направила пульт на проектор, подвешенный под потолком, и на экране у нее за спиной появились две фотографии. На левой была болезненно-бледная женщина на пляже в Абердине, с ухмылкой на лице, в зеленом бикини и с гусиной кожей. На другой – та же самая женщина, но только лежавшая, сжавшись в комок, на боку в зарослях ежевики. Ночная сорочка зацепилась за покрытую шипами плеть кустарника, открывая взгляду лиловый разрез, пересекавший ее живот. Края раны были стянуты грубыми черными стяжками поверх вздувшейся кожи.

– Дорин Эплтон, двадцать два года, первая жертва Потрошителя. Медицинская сестра в каслхиллской больнице.

Несс снова щелкнула кнопками пульта. На месте Дорин Эплтон появилась счастливая брюнетка в подвенечном платье… и она же, лежавшая навзничь на автомобильной стоянке. На ней была такая же ночная сорочка, как и на первой жертве. Ткань, обтягивавшая вздувшийся живот, была заляпана пятнами крови.

– Тара Макнэб, двадцать четыре года. Жертва номер два. Медсестра больницы Каслхилла. Кто-то позвонил в Службу спасения из телефона-автомата в миле от того места, где ее нашли…

Щелчок, затем шуршащий звук старомодной магнитофонной пленки, и комнату заполнил мужской голос, отрывистый и профессиональный:

– Служба спасения, чем мы можем помочь?

Голос ответившей женщины звучал так, словно ее застали в самый разгар хорошего двухдневного запоя. Слова были хриплые и невнятные. Какие-то искаженные.

– Женщина тут… лежит… на автомобильной стоянке… милях в полутора к югу от Шортстейн Гарден Центр, по дороге на Бречин. Она, это… – Голос дрогнул, как будто бы она сдерживала рыдания. – Не двигается она… Если поспешите, то… сможете ее спасти. Она это… очень ослабла, возможно, внутреннее кровотечение… О господи… Группа крови вторая положительная. Поторопитесь, пожалуйста…

– Алло? Вы можете сказать, как вас зовут? Алло?

Молчание.

– Вот черт. – Шуршание, как будто оператор прикрыл рукой микрофон гарнитуры, приглушая свой голос. – Гарри? Ты не поверишь, я только что…

Несс направила дистанционный пульт вверх:

– «Скорая помощь» прибыла пятнадцать минут спустя, но она уже была мертва. Речевой анализ показал, что голос, записанный Службой спасения, ей и принадлежал.

Сотрудник Специального криминального подразделения поднял руку вверх:

– То есть она сама позвонила?

Пауза, Несс насупилась и закусила губу. На мгновение зажмурилась:

– Кто-нибудь с этим согласен?

Профессор Хантли рассмеялся:

– Каким образом? Вы что, правда полагаете, что женщина с сильным внутренним кровотечением и травмой внутренних органов может позвонить из телефонной будки, а потом пройти целую милю до того места, где ее нашли? Совершенно очевидно, что это было записано до того, как ее там бросили. Он их похищает, затем заставляет записать SOS, а потом вспарывает.

Парень из спецотдела опустил руку. Откашлялся. Поерзал на стуле:

– Очень интересная тема…

Несс ткнула пальцем в фотографию с телом Тары:

– Проведенное расследование разобралось с ночными сорочками. Все куплены в небольшом магазинчике в торговом центре на Хединг Холлоуз. Пятерка за три штуки. Владелец понятия не имеет, кому он их продавал и когда.

Снова надавила на кнопку пульта, и на месте жертвы номер два появилась фотография листа из блокнота для записей. По линейкам прыгали синие чернильные строки, почерк едва можно было разобрать.

– Через два дня после того, как было обнаружено тело Тары Макнэб, Майклу Слоссеру из Касл Ньюз энд Пост передали это письмо. Автор жалуется на то, что газеты называют его «Шотландским Мясником», и подписывается именем «Потрошитель». – Снова вздернула вверх дистанционный пульт. – Следующую.

Появилась жертва номер три. Кожа цвета карамели с одной стороны тела вспухла, дряблое лицо смотрит из глубины канавы, руки подняты над головой, одна нога неестественно согнута. Одета, как и предыдущие жертвы, в белую ночную сорочку, порванную на одном из боков и почти черную от пропитавшей ее крови. Другая фотография. Она же застыла на каком-то празднестве, наверное на дне рождения, смеется, красное шелковое платье разлетелось в танце.

– Холи Драммонд, двадцать шесть. Медицинская сестра в каслхиллской больнице. Служба спасения получила заранее записанный звонок в два часа ночи. Голос принадлежал жертве. Смерть зафиксирована на месте преступления.

Фотографию Холи Драммонд сменил еще один листок из блокнота.

– Это пришло в газету в тот самый день, когда мы обнаружили ее тело. Здесь он опять в своем стиле, пишет, какой он сильный и умный, что мы никогда его не поймаем. Начиная с этого, все остальные письма практически одинаковые.

Четвертой жертвой была крупная женщина в платье без бретелек и академической шапочке, которую выпускники колледжей надевают на вручение дипломов. Потом фотография, где она лежит лицом вниз на дне железнодорожной дренажной канавы, ночная сорочка задралась до пояса, видны бледные ягодицы. Кожа в зеленых и черных пятнах.

– Натали Мэй, двадцать два года. Медицинская сестра каслхиллской больницы. На этот раз никаких звонков не было. Найдена бригадой железнодорожных рабочих, ремонтировавших в том месте участок электрического кабеля.

Щелчок, и еще одно письмо заполнило экран.

– Жалуется, что она была, я цитирую: «Недостаточно чиста, чтобы получить его благословение».

Пауза.

Экран потемнел.

– А потом нам повезло.

На экране появилось круглое улыбающееся лицо Лоры Страхан, крупные веснушки на носу и на щеках, на заднем плане виднеется колесо обозрения. На другом фото ее заносят в заднюю дверь «скорой помощи», лицо опухшее, цвета воска, веснушки почти скрыты кислородной маской.

Несс указала на картинку:

– Наша первая выжившая. Звонок был сделан из телефонной будки на Блэквол Хилл. По дороге в больницу у нее два раза останавливалось сердце, ее откачивали, она почти истекла кровью, но ее смогли спасти.

Несс снова щелкнула пультом, и лицо Мэри Джордан заполнило половину экрана. На другой стороне она лежала на больничной кровати, провода и трубки соединяли ее почти с полудюжиной разных диагностических аппаратов.

– Мэри Джордан, двадцать три, медицинская сестра. Еще один заранее записанный телефонный звонок. Найдена завернутой в простыню на обочине дороги в Монкюир Вуд. Сильное повреждение мозга, вызванное гипоксией и потерей крови, но была жива. В письме он хвалит ее, называет «хорошей девочкой».

Пауза.

– Последняя жертва. – Щелчок. Рут Лафлин, сидящая на привинченном к полу велосипеде, в шортах и потной футболке, обе руки вздернуты вверх, как будто она пересекает финишную линию. На заднем плане приветствующие ее люди под растяжкой «ПРЕВРАТИМ МИЛИ В УЛЫБКИ!!!». Снимали, наверное, в тот самый день, когда она оказывала мне помощь.

В тот самый день, когда я позволил Потрошителю уйти.

– Рут Лафлин, двадцать пять лет, медицинская сестра в педиатрическом отделении. На этот раз никаких телефонных звонков, потому что он не смог исполнить своих намерений. Насколько мы можем предположить, кто-то вспугнул его, и он сбежал, оставив ее умирать.

Все из-за того, что она остановилась, чтобы помочь мне.