Текст книги "Сирена морских глубин"

– Господин?

Хруст гравия под колесами отъезжающей повозки заглушил ее шепот.

Констебль повел носом, на который упал цветок, но храп его отнюдь не сделался тише.

Чунчжа сглотнула и повысила голос:

– Господин! У меня плата за проезд.

Тормошить незнакомого мужчину она не осмелилась, а поскольку он по-прежнему не отвечал, Чунчжа решила тихонько прокрасться мимо. Но как только она сделала шаг за спину свернувшегося клубочком человека, тот выбросил вперед руку и вцепился в ее белый носок.

– Куда это ты навострилась, не заплатив за проход?

Констебль потянулся за шляпой и надел ее, осыпав голову новой порцией лепестков. У него был сильный материковый акцент, вероятно сеульский.

– Я не хотела вас будить, господин. Деньги у меня есть, вот они. – Чунчжа показала на кошелек у себя на шее.

Мужчина хмыкнул, поднимаясь на ноги. Девушка не могла отвести от него взгляда. Она никогда прежде не видела такого огромного брюха.

Констебль убрал пистолет в кобуру и, подтянув штаны, обошел Чунчжу кругом. С его волос и бороды сыпались лепестки.

– Собиралась тайком проскочить мимо меня, да? – Он рыгнул, смазав эффект грозного тона.

– Нет, господин. Я подумала, что смогу расплатиться с вами на обратном пути. В конце концов, это единственная дорога назад.

– Что у тебя в коробе? Оружие для коммунистических мятежников, что прячутся в горах? – Глаза, смотревшие на нее из-под буйной шевелюрой, сузились.

Прежде чем произнести то, что велела сказать мама, Чунчжа глубоко вдохнула.

– Я доставляю улов хэнё из деревни Одинокий Утес свиноводу с фермы «Дом в облаках».

Констебль сглотнул и почесал выпирающее брюхо.

– С какой стати я должен верить?

– Вы можете заглянуть в короб, господин.

– Что там? – буркнул мужчина.

– Водоросли, господин. И морские ушки.

Губы констебля, прятавшиеся в густой бороде, дернулись.

– Морские ушки – единственная отрада этого захудалого острова. Это все, что у тебя есть? Только водоросли и моллюски?

– Мне снять короб, господин, чтобы вы могли взглянуть?

– Само собой.

Чунчжа подавила вздох и начала развязывать веревки, которыми деревянная рама крепилась к ее телу.

Констебль протестующе поднял руку.

– Я не желаю тратить целый день, наблюдая, как ты снимаешь свой короб, а потом помогая тебе опять взвалить его на спину, – проворчал он. – Проклятые деревенщины считают, что у меня полным-полно времени. Просто заплати пошлину.

Чунчжа открыла кошелек, висевший на шее, и достала оттуда две монеты, которые констебль нетерпеливо выхватил у нее из пальцев и, прежде чем спрятать, внимательно изучил.

– Когда назад собираешься?

– Завтра утром, господин. Я буду возвращаться с поросенком.

– Свинина – еще одна штука, которую у вас на Чеджудо отлично готовят. – Выражение лица констебля смягчилось. – Но таких вкусных бараньих ножек, как у моей мамы, я тут покамест не нашел. – В животе у него заурчало, и он махнул девушке, чтобы проходила. – Что ж, ступай. Иди.

– Не хотите ли пиндэттока, господин? – поддалась внезапному порыву Чунчжа. – Я могу поделиться.

Она достала из поясной сумки матерчатый сверток и развернула его. Внутри обнаружились два толстых пшенных блинчика с начинкой из моркови, репы, зелени и яиц.

– Это очень мило с твоей стороны. Работая на воздухе и охраняя дорогу, можно ужасно проголодаться.

Констебль взял тот из двух блинчиков, что был толще. Он откусил большой кусок и стал с чавканьем пережевывать, пока Чунчжа заворачивала оставшийся блинчик и убирала его обратно. Кусочки блинчика валились у него изо рта, прилипая к бороде и усам.

Мужчина схватил Чунчжу за руку и с набитым ртом пробухтел:

– Вкусно. Действительно вкусно. Сама готовила?

– Нет, моя мама.

– Она живет поблизости?

– В деревне Одинокий Утес, господин.

– Как считаешь, согласится она продавать еду оголодавшему полицейскому вроде меня?

– Я узнаю у нее, господин, когда вернусь домой.

– Непременно узнай. Скажи ей, пусть спросит констебля Ли в военном комиссариате Согвипхо.

Чунчжа снова поклонилась.

– Мне уже пора, господин, – проговорила она. – Если я не поспешу, морские ушки погибнут.

– Ну так беги! – подтолкнул ее мужчина. – Ты что ж думаешь, это светская беседа?

Девушка пустилась быстрым шагом, чтобы наверстать упущенное время. Но тут же остановилась, потому что констебль крикнул ей вслед:

– Погоди! Как зовут твою мать? Я найду ее, если ты забудешь передать!

– Го Сукчжа.

И констебль махнул девушке, отпуская ее.

Чунчжа щурилась на солнце. Воздух быстро нагревался, и после обеда в пути она потеряла счет времени. Над головой кружили черные дрозды, пронзительно крича: «Ва-ва, ва-ва!» Заслышав журчание ручья, девушка пробралась к нему между деревьями, сняла короб и стала полными пригоршнями пить воду. Прежде чем снова взвалить на себя ношу, она ополоснула лицо и шею.

Широкая пешеходная дорога, сперва пологая, петляя между вечнозелеными растениями, становилась круче и ýже, лишалась гладкой, утоптанной поверхности и все больше походила на едва заметную тропу, проложенную дикими животными. Короб якорем тянул Чунчжу вниз. По ее спине струйками стекал пот, раздражая кожу, до крови натертую веревками. В соломенные сандалии набивались песок и камешки.

Чунчжа с кряхтеньем продолжала идти вперед, не обращая внимания на боль в ногах и головокружение, вызывавшее у нее желание лечь и уснуть. Она полностью сосредоточилась на сохранении темпа и, когда прямо ей в лицо метнулась звериная морда со взъерошенной шерстью, от неожиданности даже не успела испугаться.

Кабан? Чунчжа отшатнулась, приготовившись к мучительным ударам копыт и клыков.

Тяжелый короб с глухим стуком врезался в дерево, смягчив столкновение. Зажмурившись, Чунчжа закрыла лицо и грудь. Сама виновата, надо было помнить наказ матери и быть начеку.

– С тобой все в порядке?

Сначала девушка подумала, что это зверь заговорил с ней человеческим голосом, как в сказках, которые рассказывала бабушка. Чунчжа посмотрела сквозь пальцы. Перед ней стоял большой рыже-белый пес. Он смотрел на девушку снизу вверх, высунув розовый язык.

– Что ты сказал? – Чунчжа уставилась на пса, который, услышав ее голос, закрыл пасть и склонил голову набок.

– Моя собака ничего не говорила.

Из зеленого полумрака вышел рослый юноша с посохом. Он удивленно приподнял густую бровь. Его вихрастые, коротко стриженные волосы были перехвачены налобной повязкой ученого человека – мангоном. Если не считать этой черной повязки, он был одет как любой другой мужчина на Чеджудо – в широкие штаны и рубаху цвета засохшей грязи.

– Ты кто? – насторожилась Чунчжа.

Вид у этого неказистого юноши был настолько странный, что он вполне мог оказаться горным злым духом, тотчебби, который украдет у нее короб и будет издеваться над нею. Ну почему эти дурацкие мысли так и лезут в голову! Мама была права: своей глупой болтовней она накликала беду.

– Меня зовут Ян Суволь. Рад познакомиться, – сказал юноша и церемонно поклонился.

Изъяснялся он складно, как настоящий грамотей. Нос у него был крупный и кривой, точно решивший на полпути изменить направление, а подбородок имел форму лопаты. Когда он улыбался, глаза его почти исчезали за щеками.

Улыбался он или ухмылялся? Чунчжа нахмурилась, убедившись, что не может сдвинуться с места.

– Твоя бестолковая псина не должна носиться где попало и пугать людей.

Девушка попыталась было сделать шаг, но короб не сдвинулся с места. Юноша скрестил руки на груди и ухмыльнулся еще шире.

– Это не мой пес тебя напугал, ты сама себя напугала. И вовсе он не бестолковый, это самая умная собака на Халласане.

Чунчжа хмыкнула. Короб оказался плотно зажат между двумя молодыми деревцами.

– И вообще, он поумнее некоторых людей. – В тоне юноши угадывалась насмешка.

Девушка сверкнула глазами.

– Не стой столбом! – воскликнула она. – Я должна отнести этот короб жене свиновода из «Дома в облаках», пока морские ушки еще живы.

Юноша ахнул и устремился к коробу.

– Мама все утро их ждет!

Пытаясь высвободить зажатый между стволами короб, он с усилием напряг ноги.

– Осторожно! Если наклонишь, они выплеснутся!

Короб зловеще заскрипел, но уцелел и через миг очутился на свободе. Тяжкая ноша опять навалилась на плечи Чунчжи, заставив ее охнуть.

Юноша, не говоря ни слова, начал развязывать веревки у нее на поясе.

– Что ты делаешь? – Чунчжа была шокирована такой бесцеремонностью.

Кем он себя возомнил, если думает, что может приблизиться к ней настолько, чтобы она ощутила его запах?! Девушка покраснела.

Суволь прокашлялся.

– Я хочу взять короб. Кстати, у тебя сбиты ноги.

Развязывая веревки, он старался не прикасаться к ней. Чунчжа опустила взгляд. Одна соломенная сандалия свалилась с ее ступни. Белый пес нюхал красное пятно, проступившее на носке.

– Меня это не слишком беспокоит.

– А меня беспокоит.

Юноша жестом велел Чунчже снять с шеи бутыль из выдолбленной тыквы. При этом он столь изящно взмахнул рукой, что Чунчжа не могла не заметить, какие у него длинные пальцы и чистые, коротко стриженные ногти.

Девушка заколебалась, однако решила, что на споры нет времени. Она отдала Суволю бутыль, которую тот поставил на землю, после чего снял с ее плеч короб.

Внезапно лишившись своего груза, Чунчжа ощутила странную легкость в теле: казалось, еще немного – и она поднимется в воздух. Земля закачалась под ногами, и девушка ухватилась за ствол дерева.

– Он и впрямь тяжелый! Поверить не могу, что ты так долго его тащила! – Юноша посмотрел на Чунчжу с уважением. – Кто ты? – Он с кряхтеньем взвалил короб себе на спину.

– Го Чунчжа.

– Кажется, правду говорят о вас, хэнё, что вы сильнее большинства мужчин. – Юноша начал обматывать веревки вокруг пояса. – Не поможешь закрепить эту штуку?

Чунчжа примотала короб к раме и передала Суволю свободные концы веревок, которые он завязал на поясе сложным узлом. Опираясь о палку, юноша бодро зашагал вверх по горной тропе. Белый пес последовал было за ним, но тут же, озабоченно поскуливая, остановился.

Чунчжа все еще держалась за дерево, а мир точно вращался вокруг.

Обернувшись, юноша поспешил назад и, скрестив на груди руки, воззрился на нее.

– Голова закружилась?

Чунчжа кивнула.

– Тебе надо попить.

Юноша протянул ей бутыль из тыквы, жестом предложив сделать глоток. Чунчжа оттолкнула ее.

– Это соленая вода для моллюсков. Я должна была полить ею содержимое короба, когда доберусь до тольхарыбана. Скоро солнце будет совсем высоко, и морские ушки погибнут.

Она отвернулась, чтобы юноша не мог увидеть у нее на глазах слезы отчаяния.

– Не волнуйся, девушка. Я обо всем позабочусь.

– Я должна пойти с тобой… – Чунчжа попыталась встать.

– Ты только задержишь меня. Я не забуду полить моллюсков. Прошу тебя, останься здесь, и я пришлю за тобой. Поняла?

Внезапный приступ головокружения заставил Чунчжу осесть на землю. Она закрыла глаза и заставила себя кивнуть.

Юноша и его белый пес быстро зашагали прочь.

– Проснись, сестрица! – раздался в ушах у Чунчжи высокий голосок, и тоненькие ручки потрясли ее за плечи.

Открыв глаза, Чунчжа увидела перед собой детское личико; внимательные глазки так пристально уставились на нее, что, казалось, сошлись во лбу, над переносицей. Девушка взяла бутылку из выдолбленной тыквы, которую протягивал ей ребенок.

– Мама сказала, что ты должна выпить это, пока сидишь. Маленькими глотками, иначе тебя вырвет.

Девочка драматично распахнула глаза, продемонстрировав трепещущие длинные, тонкие ресницы и яркие, как у птицы, белки́.

– Кто ты? – спросила Чунчжа, сделав глоток.

– Все зовут меня Крошкой. Мне восемь лет, но люди говорят, что я выгляжу младше. Вообще-то я так не считаю. – Она стиснула свои пухлые щечки грязными кулачками и выпятила нижнюю губу; черные волосы доходили ей до мочек ушей, на глаза падала густая челка.

Девочка действительно была необычайно мала для своего возраста, но Чунчжа не стала этого говорить.

– Думаю, ты выглядишь так, как и должна.

– Мой старший брат сказал, что ты сама притащила сюда этот огромный короб! А еще – что ты русалка. Это правда?

Крошка не была красива, но ее любопытные глазки ярко сверкали. Сходство малышки с братом было несомненным.

Когда девочка упомянула о коробе, Чунчжа встрепенулась:

– Морские ушки были еще живы?

Крошка состроила гримаску.

– Мама полила их водой, и они зашевелились. Она собиралась заставить меня развешивать водоросли для просушки, но я сказала, что хочу найти тебя. Быстрее меня тут никого нет, потому что я знаю все тайные кроличьи тропы. – Девочка покосилась вниз, на ноги Чунчжи. – Но ты мне не ответила. Ты в самом деле русалка, как уверял братец? Значит, ты умеешь плавать будто рыба? И ты вправду сильнее его?

Чунчжа улыбнулась и отхлебнула еще один глоток чая. Крошка опустила голову и вздохнула, проговорив:

– Мама велела, чтобы я помалкивала, пока ты не допьешь чай. И чтобы потом мы пошли домой.

Чунчжа, ухватившись за дерево, поднялась. Ноги у нее дрожали, ступни ныли, но голова стала кружиться меньше, и она снова могла передвигаться. Крошка взяла ее за руку и повела по тропе вверх. Небо было ясное, маленькие весенние листочки шевелил легкий ветерок. Могучая, неподвижная гора составляла яркий контраст с волнующимся морем.

Поднимались молча, пока Крошка не потянула Чунчжу за руку. Девочка зажимала рот ладошкой, раздувая щеки.

– Зачем ты закрыла рукой рот?

Крошка громко выдохнула:

– Мама сказала, что я должна только отвечать на вопросы.

– Ты по-прежнему хочешь знать, умею ли я плавать как рыба?

– О да, да! – Крошка запрыгала на месте.

– Ну, когда я в воде…

Девочка тут же перебила Чунчжу:

– Когда ты в воде, твои ноги превращаются в рыбий хвост, верно? Вот почему ты можешь заплывать в самую глубину, как рыбы, да? А еще, как рыбы, дышать водой? Ты видела морского царя?

Чунчжа рассмеялась:

– Ты словно кролик: перескакиваешь с мысли на мысль. В воде я пользуюсь ногами, как рыба хвостом. Нет, я не дышу водой, как рыба. Я задерживаю дыхание. На длительное время. Да, я видела морского царя. И его жен тоже.

Разочарование на лице Крошки сменилось благоговейным трепетом.

– Какой он из себя?

– Большой и толстый, как ламантин, с длинными щетинистыми усами. Он носит одеяние из зеленых и фиолетовых водорослей, перехваченное поясом из блестящих жемчужин.

Девочка от изумления только рот раскрыла.

– Он, должно быть, страшно богат!

– Именно. Морскому царю принадлежит все, что находится под водой, даже сокровища с затонувших пиратских кораблей.

– Я хочу быть хэнё, как ты! – Крошка, дрожа от волнения, сжала кулаки. – Я найду сокровища морского царя и стану такой богатой, что смогу сколько угодно есть рисовых конфет и пить медовой воды. И мои поросята каждую ночь будут спать на новой соломе.

– Если будешь так кричать, у тебя не хватит дыхания, чтобы дойти до дома!

Над ними на повороте тропинки показался брат Крошки. К девочкам, тяжело дыша, подбежал белый пес.

Крошка бросилась к брату.

– Понеси меня, охрабан! – крикнула она. – Пожалуйста!

Когда Суволь притворился, будто отказывается, Крошка принялась молотить его маленькими кулачками:

– Неси меня! Неси меня!

Юноша протянул свой посох Чунчже. Девочка забралась ему на спину. Суволь, подхватив сестру под ноги, приподнял ее. Крошка победно ухмыльнулась, а пес помчался вперед.

3

Чунчжа ожидала, что ферма свиновода будет напоминать ее собственный дом – каменную хижину с соломенной крышей, огородом и грязным свинарником, обнесенную низким черным тольдамом. Она растерянно захлопала глазами, уставившись на защищавшие вход неприступные каменные стены, что возносились так высоко, точно окружали военную крепость. Пройдя через ворота, девушка тут же поняла: «Дом в облаках» – усадьба знатного человека. Изогнутая черепичная кровля главного строения величаво выдавалась вперед, затеняя соседние здания поменьше.

В просторном внутреннем дворе было полно людей. Мимо проплелся тощий мужчина с привязанным к спине веревкой глиняным кувшином, за ним следовала тучная женщина, выкрикивающая указания. На шатких приставных лестницах балансировали два кровельщика, менявшие солому на крыше опрятной хижины рядом с главным домом. Стайка малышей гонялась за цыплятами, а двое мальчиков постарше тащили на веревках визжащих поросят. Несколько сидевших на корточках женщин пригоршнями зачерпывали только что процеженный твенчжан и раскладывали каплющую ферментированную массу по соломенным корзинам, чтобы дать стечь жидкости. В тени красного клена играл с кучкой камешков и палочек маленький мальчик.

– Как много людей здесь живет! – Чунчжа изумленно огляделась, а Крошка тем временем соскользнула со спины брата.

Суволь шикнул на нескольких карапузов, подошедших поглазеть на Чунчжу. Они были еще слишком малы для горшка или уборной, а потому ходили без штанишек.

– У меня семь маленьких дядьев и десятки двоюродных братьев и сестер. А у тебя? – полюбопытствовала Крошка.

Чунчжа ответила не сразу:

– Нас всего пятеро: бабушка, мама, младший брат, младшая сестра и я.

– А отец? – перебила ее девочка. – Разве с ним вас не шестеро?

– Моего отца… больше нет с нами. – Чунчже не хотелось выдавать постыдную правду: он бросил семью и уехал на материк.

– Как грустно. Я бы очень скучала по своему папе, если бы он умер! – На лице Крошки на мгновение появилась скорбная мина, но, когда через двор пробежала кошка, оно тут же просветлело. – А животные? Вы держите кур? Собаку или кошку?

– У нас есть куры, но собак нет. Впрочем, в деревне живет кот.

Суволь бросил палку. Белый пес умчался, и Крошка последовала за ним. И собака, и девочка одновременно откликнулись на зов какой-то женщины.

Чунчжа засмеялась:

– Похоже, твой пес считает себя человеком.

– Поси – самая умная собака на Халласане. А значит, и на всем Чеджудо. Может, даже во всей Корее.

– Поси? – Чунчжа подавила смешок. – Любишь этот суп? [5]5
  Имеется в виду суп с собачатиной – посинтхан.


[Закрыть]

– Именно его мама и грозилась сварить, если Поси будет плохо себя вести, – усмехнулся юноша.

Вернулась Крошка с маленьким деревянным ящичком и узкими полосками ткани.

– Мама велела мне отвести тебя к источнику, где ты вымоешь ноги. Тебе надо смазать раны этим снадобьем и забинтовать ступни, чтобы они не распухли. А потом ты должна сходить к святилищу – так всегда поступает твоя мама. Я могу отвести тебя туда! – Дергая себя за мочку уха, девочка повернулась к Чунчже боком. – Братец, ты должен что-то сделать со свиньями. Маленький дядя так сказал, но я забыла, что именно.

Суволь расхохотался:

– Крошка, всякий раз, когда ты врешь, ты дергаешь себя за ухо. Каждому известно, что тебе запрещено ходить к источнику. Отдай Чунчже бинты и мазь.

Крошка сунула ящичек и бинты Чунчже в руки, отвернулась от нее и сердито воззрилась на брата.

– Думаешь, ты такой умный только потому, что учишься на паксу?! – воскликнула она. – Повязка на лбу еще не делает тебя ученым!

Суволь жестом поманил Чунчжу за собой. Юноша с девушкой ушли, а Крошка взвыла и принялась топать ногами.

– И долго она будет так орать? – спросила Чунчжа, оглядываясь, потому что Крошкины вопли становились все громче.

Ее мама отхлестала бы детей хворостиной по ногам, вздумай они так себя вести.

Суволь продолжал шагать.

– Если будешь обращать на нее внимание, она разорется еще сильнее, – проговорил он. – Просто игнорируй ее.

Источник находился неподалеку от главного дома, за небольшим увалом. Суволь вскарабкался на него и протянул спутнице руку.

– Доберемся кратчайшим путем.

Когда Чунчжа взобралась на увал, ветер мгновенно подхватил ее волосы. Тяжело дыша, она откинула пряди с глаз. Внизу под ней расстилалась береговая линия: светлый песок, темные скалы, мерцающий океан. И яркая голубая ширь неба.

– Здесь чудится, будто стоишь на вершине мира, верно? – заметил Суволь.

Ветер взъерошил его стриженые волосы. «Они точь-в‑точь как перья черного дрозда», – подумала Чунчжа. Юноша отвернулся, чтобы достать ведро, вставленное в расщелину скалы рядом с небольшим каменным колодцем. Приподняв деревянную крышку колодца, он сбросил это ведро, привязанное к крышке длинной веревкой, в темную глубину.

– Остальные пользуются новым колодцем с вóротом. Вон там. – Вытягивая веревку, Суволь кивком указал направление. – Но я предпочитаю старый колодец. Отсюда вид лучше.

Он поставил наполненное до краев ведро на землю рядом с Чунчжой, уже снявшей соломенные сандалии и носки. Девушка опустила в воду сложенные лодочкой ладони, чтобы напиться.

– О! Как хорошо!

Она намочила полоску ткани, чтобы протереть раны.

Суволь отвернулся, не желая смущать девушку, пока она занимается своими ногами. Он присел на корточки неподалеку и, сорвав травинку, произнес:

– Святилище в нескольких шагах отсюда. Но если ты считаешь, что дойдешь до храма, я мог бы тебя проводить. Это всего в часе ходьбы, у перевала Ёнсиль.

– Боюсь, сегодня мне не стоит много ходить. – Чунчжа с сожалением посмотрела на свои ноги. – Тем более нам следует поскорее вернуться на ферму, чтобы я могла помочь с ужином. – Ей было жаль отказывать. – Пожалуй, ты мог бы сводить меня туда в другой раз.

– Значит, ты придешь опять? – спросил юноша так быстро, что Чунчжа смутилась.

– Да. Возможно. Не знаю. Это будет зависеть от мамы. Сегодня должна была идти она, но я упросила ее разрешить сходить мне. Я раньше не бывала на Халласане.

– То есть ты еще никогда не видела Пятьсот генералов вблизи? – Суволь кивнул на далекую гряду валунов, обращенных к морю.

Действительно, Чунчжа впервые в жизни оказалась настолько близко от охраняющих южное побережье Чеджудо каменных столбов. Бабушка часто рассказывала легенды о них, утверждая, что в валунах обитают духи воинов – сыновей великанши, которая создала остров Чеджудо всего за семь натужных усилий. Великанша погибла, готовя сыновьям последнюю еду. Когда сыновья узнали о ее кончине, то с горя превратились в камни.

В знак уважения к ним девушка склонила голову.

– Монахи говорят, что Пятьсот генералов – вовсе не воины, а мудрецы, достигшие полного просветления, – сказал Суволь, догадавшись, что Чунчжа вспомнила легенду, которую слышали все дети на Чеджудо. – Вот почему они построи-ли рядом с перевалом храм: это место считается священным.

– Моя бабушка говорит, что у каждой семьи своя легенда про эти скалы, но все эти легенды схожи между собой.

Чунчжа закончила бинтовать ноги и встала. Она подошла к юноше, чтобы получше разглядеть каменные столбы, и встала с ним рядом. Суволь покосился на нее: глаза девушки сияли, а ослепительная улыбка и его заставила улыбнуться.

– Как бы ни было на самом деле, в них определенно есть нечто необычное. Я много раз поднимался на Ёнсиль и встречал людей, рассказывавших странные и удивительные истории.

– Какие?

– Кое-кто слыхал, как столбы переговариваются между собой. Другие будто бы видели проявляющиеся на их поверхности лица или дотрагивались до теплых слез.

В камнях, как объясняла Чунчже бабушка, обитают всевозможные духи, как правило милостивые.

– Неужели люди и впрямь проделывают весь этот путь наверх? – Теперь, после того как Чунчжа преодолела такое расстояние, как сегодня, ей было трудно поверить, что кто-то проходит еще больше.

– Да, – кивнул Суволь. – Многие – и не только монахи. Рядом с вершиной есть хижина для медитации, которой монахи разрешают пользоваться всем желающим. Оттуда, сверху, вид еще лучше. Но это полдня ходьбы отсюда.

Их разговор был прерван протяжным тарахтеньем. Чунчжа и юноша, прикрыв глаза ладонями, прищурились. В небе низко летел серый самолет, оставлявший за собой полосу грязного дыма.

Суволь с трудом удержался, чтобы не выругаться.

– Это уже второй за неделю. – Он нахмурился, следя за полетом самолета к воде.

– Китайский?

Еще несколько лет назад все военные машины были японскими.

Юноша помотал головой:

– Американский.

Самолет отбрасывал на море тень, и по ряби скользил его черный близнец.

– Что он делает? – Чунчжа ощутила, как от этого зрелища ее бросило в дрожь.

– Ищет.

– Что?

– То, чего там нет.

Суволь пристально следил за воздушной машиной, пока та не скрылась за горизонтом. Он молчал так долго, что Чунчжа решила вернуться в дом, чтобы предложить помощь в приготовлении ужина. Но как только она сделала шаг в сторону, Суволь опомнился:

– Ну, пошли к святилищу.

Горное святилище представляло собой гладкий выступ на замшелой расселине скалы, словно расколотой надвое топором великана. Чунчжа услышала, как внизу, под угловатыми шершавыми валунами, нагроможденными друг на друга, точно они были сброшены с большой высоты, бежит вода. С обеих сторон расселины зелеными водопадами низвергались побеги лиан и листья папоротника. Сквозь кроны деревьев пробивался солнечный свет, освещая каждую мошку и пылинку в воздухе.

– Это тот самый источник, что питает наши колодцы, – объяснил Суволь, подтверждая догадку Чунчжи. – Вода здесь подходит близко к поверхности, а потом опять ныряет глубоко под землю. – Суволь почтительно поклонился выступу. – Если идет дождь или богиня не в настроении, святилище скрывается за водяной завесой.

– Мне повезло, что сегодня гора благоволит ко мне. – Чунчжа тоже поклонилась святилищу, после чего сунула руку в поясную сумку и достала горстку риса и сушеных плодов унаби – приношение, данное ей матерью.

Девушка положила угощение на выступ рядом с небольшим углублением, заполненным песком.

– Ты принесла благовония или свечи? – спросил юноша.

Чунчжа помотала головой, щеки ее вспыхнули.

– У меня была слишком тяжелая ноша.

Хотя Чунчже было известно, что боги не настаивают на таких тонкостях, она задалась вопросом, не скудны ли ее дары для столь примечательного святилища.

– Каждая капля пота, пролитая во время восхождения на гору, стоит палочки благовоний, – торжественно проговорил юноша.

– Кто тебе сказал?

– Я где-то прочел. – Суволь сунул руку в карман и вытащил свечу. – В отличие от тебя, я не испытывал себя столь долгим восхождением, поэтому захватил с собой это. – Он воткнул свечу в небольшой песчаный холмик. – Могу ли я засвидетельствовать свое почтение вместе с тобой?

– Конечно!

Суволь зажег свечу, после чего, став рядом с Чунчжой, преклонил колени перед природным алтарем. Оба сложили ладони перед грудью и закрыли глаза, чтобы вознести божеству горы личные молитвы.

Стоя с закрытыми глазами, Чунчжа ощутила умиротворяющую прочность этого святилища. Трепещущая листва колебала воздух, смешивая насыщенный запах влажной земли с искристым ароматом воды. Повторяя про себя мантру благодарности, девушка представляла горного духа: старца с деревянным посохом в руках и сопровождающего его тигра с яркими, как пламень, глазами. Мама, которая видела божество во всех его обличьях, говорила Чунчже, что горный дух также может представать в виде беловолосой женщины с белым оленем.

Юноша и девушка закончили молитвы, трижды склонившись ниц. Они поклонились всем четырем сторонам света, после чего возблагодарили небо и землю.

Когда они отвернулись от алтаря, Чунчжа стала ждать, пока Суволь первым нарушит молчание. Она откашлялась, но, поскольку юноша по-прежнему не произносил ни слова, заговорила сама, не в силах совладать с любопытством:

– Чем ты зажег свечу? Зажигалкой?

Суволь воспользовался не спичкой, а небольшой вещицей, похожей на зажигалку, которая принадлежала одному из мужчин в деревне Одинокий Утес и была получена им от американского солдата. Этот человек так берег свою «зиппо», что никому не позволял к ней прикасаться.

Суволь вытащил из кармана тонкий цилиндрический предмет и протянул девушке:

– Хочешь попробовать?

Чунчжа опасливо взяла латунную зажигалку, которая, к ее удивлению, оказалась прохладной на ощупь.

– Я думала, она горячая. Как ты зажигаешь с ее помощью огонь?

– Чтобы высечь искру, надо крутануть вот это кремневое колесико, – показал Суволь.

Чунчжа со второй попытки зажгла огонек и ахнула от восторга:

– Как здорово! Где ты ее взял?

– Ее сделали из гильзы австрийские солдаты. Она принадлежала японскому генералу, а потом попала к моему отцу. Он подарил ее мне на восемнадцатилетие.

Маленькая вещица вдруг словно обожгла руку Чунчжи. Она торопливо вернула зажигалку Суволю и осторожно поинтересовалась:

– Твой отец знал этого генерала?

Суволь поднял бровь.

– Ты спрашиваешь, не был ли мой отец настолько близок с японцами, что получил от одного из их генералов подарок? Ответ – «нет». Эта зажигалка осталась тут после того, как пес Хирохито [6]6
  Хирохито (1901–1989) – император Японии в 1926–1989 годах.


[Закрыть] вывел свои войска. – Он сплюнул.

Чунчжа облегченно выдохнула. В ее семье все ненавидели японцев и отказывались прикасаться к любой вещи, когда-либо принадлежавшей кровопийцам. Предатели, которые с ними сотрудничали, считались хуже воров.

– Я рада, что они ушли.

– Я тоже, – кивнул Суволь, и лицо его потемнело. – Но те, кто пришли на их место, возможно, ничуть не лучше.

Чунчжа, которую предостерегали от разговоров о политической ситуации, сменила тему:

– Не мог бы ты показать мне обратную дорогу к дому? Я не хочу, чтобы твоя мама думала, будто я уклоняюсь от своих обязанностей на кухне.

Ужин в тот вечер напоминал деревенский пир, на котором количество закусок панчхан равняется количеству присутствующих. Мать Суволя, будучи женой старшего сына свекров, непринужденно заправляла в доме, с любезной улыбкой отдавая негромкие приказания всем женщинам на кухне. Миниатюрная пышнотелая красавица с ямочками на щеках и необычайно светлой кожей, какой Чунчжа никогда прежде не видела, она явно происходила не с Чеджудо, что подчеркивал и ее мягкий певучий акцент.

– Младшая тетушка, не могли бы вы принести еще вашего супа из пророщенных бобов? Он так хорош, что одного горшка, пожалуй, не хватит.

– Матушка Вонбин, это кимчхи из шнитт-лука, кажется, знавало лучшие времена. Не могли бы вы попробовать его, прежде чем подавать на стол?

Поскольку стояла прекрасная весенняя погода, мужчины, включая Суволя, ужинали на открытом воздухе в главном дворе, а женщины и дети – во внутреннем дворике кухни.

Мать Суволя предложила Чунчже миску косáри:

– Мы собираем этот папоротник на горе, в особом месте, где растет самый вкусный. Это любимое блюдо твоей мамы, она лакомится им всякий раз, когда приходит. Попробуй!

Чунчжа заколебалась, чувствуя себя виноватой. Теперь она понимала, почему мама ежегодно отправлялась на гору повидаться с подругой. Они познакомились, когда эта миниатюрная женщина впервые приехала на Чеджудо юной невестой, и с тех пор дружили. Хотя мать Суволя встретила Чунчжу приветливо, она явно огорчилась.

– По крайней мере, ты похожа на свою мать, и я могу представить, что ты – это она.

Пока Чунчжа помогала с ужином, хозяйка дома забрасывала девушку вопросами о здоровье, расположении духа и работе матери.

Она снова принялась угощать Чунчжу:

– Давай! Ешь!

Чунчжа из вежливости попробовала косари. Мясистые коричневые побеги оказались нежными и сочными.