Текст книги "Наследник рода Ривас"

Глава 4

И так, на Земле существует сразу три типа связи между магами разного пола. Про брак перед лицом богов, как равноправный, так и неравноправный, мне уже рассказала Мария. Брак перед лицом магии изначально неравноправен. В него вступают одарённые, распределившие роли как ведущие и ведомые.

Расторжение такого брака не предусмотрено, однако ведущий может убить ведомого и даже получить часть его сил при этом. Преимуществом данного брака является то, что резерв всех вступающих в такую связь увеличивается быстрее, чем обычно, недостатком – ведущий в каких-то пределах может контролировать поступки, а то и мысли ведомого. К тому же ведомые живут меньше, чем одарённые, не обременённые такой связью. Хотя, если ведущий умирает по естественным причинам до смерти ведомого, срок жизни ведомого снова становится таким же, как и у других одарённых. Главное условие для заключения данного брака – резерв ведущего должен быть больше суммы резервов всех ведомых, вступивших в брак с этим ведущим.

И, наконец, третий вид – клятва служения. Участники данной связи называются господин и слуга. Чаще всего в данную связь вступают во время войны. Причиной является то, что господин может при желании пользоваться не только своими силами, но и силами своих слуг. Но и здесь есть ограничения. Если совокупный резерв слуг составляет менее половины резерва господина, то развитие слуг останавливается, развитие господина замедляется. Максимально господин может иметь слуг с совокупным резервом, не более чем в два раза превышающим его собственный. Но если резерв слуг превышает резерв господина, то у всех участников связи начинается регресс силы. В других случаях прекращается развитие всех участников связи. Естественно, право слуги на собственные мысли и поступки ещё меньше, чем у ведомого. Ну, и срок жизни слуг при господине-маге исчисляется в лучшем случае тремя десятилетиями, а при госпоже-маге – годами.

Существуют легенды о какой-то гармоничной связи при клятве служения. Она якобы не имеет никаких ограничений, развитие господина и его слуг ускоряется, однако точные условия для неё неизвестны, и последний раз она встречалась тысячу лет, а то и больше назад.

Резерв одарённой немного увеличивается с каждым рождённым ребёнком (ну, это я уже знал).

Появившись снова в зале, где проходил приём, я неприятно поразился тому, как дружески болтала тётя Жаннетт с Марией. Впрочем, подходить я не стал. Во-первых, у них действительно могло быть много общих тем для разговора, а во-вторых, я не чувствовал себя достаточно в форме для того, чтобы участвовать в серьёзном разговоре с тётей, да ещё говорить и с благородным Фридрихом. Так что я решил лучше потом выпытать у Марии все подробности этого разговора. Так что, пошатавшись немного по залу и поговорив о погоде с несколькими вассалами, я решил, что исполнил свой долг перед гостями замка Ипр на сегодня, и ушёл.

В назначенный час в дверь небольшой гостевой комнаты двухэтажного здания комплекса гостевого дома замка Ипр постучались. Открыв дверь, я впустил благородного Фридриха. В этот раз он был один и одет гораздо скромнее. Я изначально хотел отдать инициативу в разговоре в руки де-Верхарну. В конце концов, инициатором беседы был именно он. Присев и немного помолчав, он кивнул каким-то своим мыслям и спросил:

– Первородный, известно ли вам о планах королевского дома Белопайса относительно вас?

– Нет.

– Что ж, в таком случае спешу сообщить, что королевский дом Белопайса желает поставить под свой контроль род Ривас, в идеале – полностью растворив род Ривас в королевском роде, ну или хотя бы добившись от вас вассальной присяги королевскому дому.

– Это очень рискованное заявление. Чем вы можете его подтвердить?

– Один из моих клиентов является кастеляном королевского дворца. Он принёс мне следующий документ, – благородный Фридрих жестом фокусника достал какой-то лист и протянул мне.

Я развернул бумагу и начал читать. Это была копия черновика королевского указа о том, что поскольку я, в связи с тяжёлыми травмами, полученными «при защите Родины», не в состоянии исполнять обязанности главы рода Ривас, а первородная Жаннетт Ривас «запятнала себя сотрудничеством с оккупантом», король, «который печётся о благе всех своих подданных», устанавливает опеку над родом Ривас и маркизатством Ипр.

Я не стал спрашивать у де-Верхарна ни о подлинности данных сведений, ни об их стоимости. Вместо этого я, глядя ему прямо в глаза, спросил:

– Почему я увидел данный документ только сейчас?

– Потому что только сейчас родовитый Нинбург отозвался о вас в самых восторженных тонах.

– Вы работаете на разведку Тхиудаланда?

– Я надеюсь работать на вас.

– Что ж, надеюсь, вы понимаете, что сейчас я не могу вам заплатить. – И, увидев, что де-Верхарн хочет что-то сказать, остановил его движением руки. – Я даже не смогу вам сейчас обещать, что когда-нибудь смогу активировать алтарный камень рода Верхарн. Однако если вы будете верно мне служить, я приложу все усилия к этому.

Всё, он получил от меня именно то, что хотел. Это было видно по его довольному лицу.

– Какие еще задания у вас ко мне будут, первородный?

– У меня не сложились отношения с младшим отпрыском рода Дуйсбург…

С торжествующей улыбкой де-Верхарн положил передо мной несколько скреплённых листов:

– Это краткая выжимка того, что мы смогли найти по роду Дуйсбург и по высокородному Ричарду Дуйсбургу конкретно. Также здесь и информация по роду Шварцвален.

– Благодарю вас, прекрасная работа. – Нет, я нисколько не сомневался в том, что Фридрих, зная Нинбурга, подготовит мне информацию об этих господах… и дамах, но надо же и своему личному шпиону приятное сделать. – Кроме того, ко мне проявил несколько… избыточный интерес высокородный Фриц Кобленц.

– Ого! Простите мою эмоциональность, первородный, но вот как раз он действительно прочно связан с тайной полицией Тхиудаланда.

– Вот оно что… Это многое объясняет. Впрочем, это не настолько срочное задание. Главное, не рискуйте понапрасну.

– Слушаюсь.

– Сколько вам нужно денег?

– Даже так? Простите, первородный, я жестоко в вас ошибался. Пожалуй, десять тысяч золотых сможет помочь наладить действительно качественную сеть в Белопайсе, западном Тхиудаланде и северо-восточной Галлии.

– Золото, бумаги?

Приятно видеть всё новые пределы изумления на этом лице.

– Пожалуй, всё-таки золото.

– Способ связи – блюдечко?

– Пожалуй, только если будет что-то действительно срочное. Бумаги можно передавать через моего внука – родовитого Поля Медоуза. Он по делам очень часто бывает в Льеже, и даже в Льежском университете никто не удивится его появлению – он занимается поставкой различных материалов для его лабораторий.

– Вы отъезжаете послезавтра?

– Уже завтра, первородный, – он с лёгкой улыбкой взглянул на часы.

– Хорошо. Тогда сегодня вечером вы получите список вопросов, на которые я бы хотел получить от вас ответы, и деньги. Я сообщу место и время встречи. Тогда же проведём ритуалы привязки блюдечек и принесения клятв.

– Очень разумно, первородный.

Я встал, вышел из-за стола и протянул руку. Пожатие благородного Фридриха было крепким и твёрдым.

Оставшись в одиночестве, я пошёл в свои комнаты, где принялся набрасывать на бумаге возможные направления деятельности новой разведслужбы. Вскоре мне пришлось взять второй листок, на котором я стал записывать свои мысли по поводу возни вокруг меня.

Мне всегда лучше думалось, когда основные тезисы изложены в письменном виде. Вот и в этот раз, только записав известную мне информацию о действиях политической элиты Белопайса, я сообразил, какова была подоплёка всех этих действий.

Мне действительно невероятно, сумасшедше повезло. Теперь я не сомневался в том, что дарование моему уже бывшему вассалу титула барона было сделано намеренно и с далеко идущими последствиями. Если бы я проглотил подобное, то эти интриганы из лоялистской партии всегда могли бы сказать, что поддержали меня в тот момент именно в обмен на моего вассала. Я оказался бы в дерьме, а у них были бы развязаны руки для дальнейшего приведения меня в их подчинение.

Дав им ответную оплеуху, я не только и даже не столько поставил на место род Борде, сколько выставил подлецами лоялистов, которые сначала пообещали помощь, а потом решили нарушить своё обещание. И неважно, что громче всех в мою защиту будут кричать пробритстанцы. Главное, что следующие действия лоялистов против меня будут значительно… отложены по времени.

Конечно же вполне возможно, что данная операция имела ещё не одно измерение, но чтобы разгадать их, у меня было катастрофически мало информации.

Теперь о Кобленце. Вот что от бедного маленького меня потребовалось тайной полиции Тхиудаланда? Конечно же предполагать можно всякое, но предполагать и знать – абсолютно разные вещи.

Да и сам Верхарн… Пусть даже он и не работает на Тхиудаланд, но это абсолютно не означает, что он не работает на Галлию, Оногурию или тот же Бритстан.

И ведь я наверняка ещё и половины тех интриг и планов, которые закручиваются вокруг меня, не знаю! Взять хотя бы твёрдую уверенность герцогини Люксембург в том, что её помощь окажется весьма полезной в Верховной палате Священной империи. Я и о существовании-то такой узнал только от неё, не говоря уже о том, чем та занимается!

А я? Вот все вокруг имеют на меня какие-то планы, а у меня какие планы на меня? Как просто было графу Ашениаси! Вот у него была чёткая цель – поставить энергию доступных планов себе на службу. И ведь, несмотря на молодость и определённую неопытность, у него уже что-то даже получалось! По крайней мере, далеко не каждому студенту предлагают публикацию его дипломной работы в «Вестнике» университета! Да и жизнь у него была явно гораздо спокойнее. Всё-таки он не был главой одного из сорока четырёх первородных родов Европы.

А у меня, у маркиза Ипрского? Какая цель у меня? Если сначала была цель влиться в этот мир, то потом в какой-то момент я стал плыть по течению, совершенно бездумно, не обращая внимания на обстановку вокруг. Следует вспомнить, что я нахожусь не в комфортабельной Гиперборейской империи, где последний заговор против высшего руководства был уже так давно, что и старики не упомнят, а открытая война между родами – и того раньше. И если ты хочешь всю жизнь тихо и мирно заниматься наукой, то никто тебя и не тронет, да и другим не позволит трогать.

Вздохнув, я вновь взялся за перо и бумагу. И вот что у меня получилось в итоге.

Во-первых, в отличие от графа Ашениаси, Серж Ривас просто обязан заниматься большой политикой.

Во-вторых, в отличие от графа Ашениаси, Сержу Ривасу не нравится тот политический строй и та политическая ситуация, которые существуют в его стране.

В-третьих, в отличие от графа Ашениаси, у Сержа Риваса гораздо больше козырей, с помощью которых он может влиять на политическую обстановку в стране, в Европе и в мире.

В-четвёртых, Европу, а возможно, и весь мир в ближайшие годы или десятилетия ожидает большая война. Отсрочить её можно только снова открыв доступ на Грань.

В-пятых, Серж Ривас понимает, что дав человечеству счастье по принципу «и пусть никто не уйдёт обиженным», он добьётся обратного эффекта – все будут недовольны.

В-шестых, на Земле уже появились люди и не только люди, которых я считаю своими. И меня волнуют лишь они, а не абстрактное человечество.

Вывод. Мне необходимо собрать свою команду, которая станет отдельной стороной в грядущей войне. Цель – победить, то есть стать силой, которую вынуждены будут учитывать все игроки в своих раскладах. Средство – преобладающая мощь за счёт как моих знаний графа Ашениаси, так и всего того, что может мне предложить Земля. Мир после победы… Я не знаю, каким он будет. Знаю точно, что если этот мир после меня будет не деградировать, а развиваться в магическом плане, я сочту, что победил, даже если моё имя будет проклинаемо всеми.

Ладно, довольно пафоса. Первоначальный список вопросов сформирован, деньги приготовлены. Необходимо ещё найти способ связаться с людьми герцогини, чтобы продублировать вопросы и им тоже. Кузьмич опять будет ворчать, что я расходую энергию алтарного камня почём зря. Но против меня ведётся война. А для ведения войны, как говорится, нужны всего три вещи. Родовитый Люк предложил мне с утра поучаствовать в охоте на упырей, которые расплодились после войны. Проверка, очевидно, будет именно там.

* * *

В упырей превращаются чаще всего чужаки, то есть умершие и не сожжённые по обряду пришлые. Поэтому количество упырей после войн всегда резко возрастает. Питаются упыри кровью, но не брезгуют и плотью жертв. Могут наедаться про запас, при отсутствии пищи впадают в анабиоз. В таком состоянии их практически невозможно обнаружить никакими средствами. У сытого упыря достаточно сил для того, чтобы нападать и днём, голодный просыпается исключительно ночью и ждёт в засаде, не двигаясь, чтобы не тратить энергию понапрасну. За ночь упырь может также сменить место дневной лёжки в надежде, что на новом месте ему больше повезёт с добычей. Если пищи нет очень долго, то упырь лишается телесной оболочки.

Упырь выглядит как очень худой человек с большой, лысой, абсолютно круглой головой, большими глазами навыкате и пастью с выпирающими верхними клыками.

Упыри в одиночку не представляют особой опасности. Они довольно медлительны, и поэтому от одиночки нетрудно убежать, а специфическое подвывание, которое они издают при ходьбе, позволяет загодя их услышать. Кроме того, днём они теряют большую часть сил и становятся легко воспламенимы. Своих жертв они находят прежде всего по запаху, поэтому если держать при себе что-нибудь резко или неприятно для упыря пахнущее, можно пройти незаметно для него буквально в нескольких шагах.

Однако всё меняется, если упырей собирается более десятка. Во-первых, в этом случае они получают возможность распространять вокруг себя ауру слабости, которая лишает их жертвы воли и сил. Во-вторых, они могут как бы ускорить часть группы, и убежать от них становится очень сложно. В-третьих, чем больше упырей в группе, тем умнее каждый из них, так что поймать их, к примеру, днём становится гораздо сложнее. Да и запахи перестают быть для упырей главным доказательством наличия или отсутствия добычи.

Методы борьбы с упырями довольно просты и незатейливы: боевые заклинания любой школы, серебро с рунами, осина, алхимические самовоспламеняющиеся жидкости. Причём всё это можно использовать в различных формах и сочетаниях. Например, отрубить голову упырю свежесрубленной осиновой жердиной гораздо проще, чем обычным стальным топором.

Организация охоты говорила о большом опыте родовитого Люка и его людей – одно то, что у них с собой были нюхачи. Это небольшие, абсолютно слепые летучие мыши, у которых над пастью, усеянной маленькими острыми зубами, располагался почти свиной пятачок. Венчали голову громадные, размером почти в треть крыльев, уши. Нюхачи способны учуять нежить, спрятавшуюся днём, даже под землёй.

Поводом для охоты послужили несколько сообщений о нападениях группы упырей на одиноких путников и парочки, устраивающие свидания за пределами деревень. По сообщениям спасшихся, нападавших упырей было меньше десятка, однако родовитый Люк, проанализировав все случаи нападения, забил тревогу. По его прикидкам получалось, что нападения на самом деле совершала большая группа, не менее пятидесяти особей, главарь которой смог догадаться разделить группу для того, чтобы меньше привлекать внимание. И действительно, нападения уже осуществлялись несколько месяцев, но никто не волновался, предполагая, что упырей немного и справиться с ними будет в случае необходимости легко. Поэтому все заинтересованные особы азартно торговались о стоимости услуг по упокоению данной нежити, пока упыри собирали свою кровавую жатву.

Неизвестно, сколь долго это могло бы продолжаться, однако родовитый Люк имел определённую репутацию среди окрестных властей. Поэтому его слова, что если упырей окажется менее тридцати, то он не возьмёт ни пфеннига за их уничтожение, а если больше – то владельцы и управители земель заплатят вдвое, произвели должное впечатление.

Главной неожиданностью для меня оказалось то, что мне всё-таки смогли подобрать оружие – револьвер, стреляющий серебряными, испещрёнными рунами пульками, ранящими нежить. Конечно же никто не ожидал от меня подвигов, тем более с незнакомым оружием, но определённую уверенность он мне придал. Кроме того, я уже по собственной инициативе прихватил из арсенала (большой телеги, с которой выдавалось вооружение привлёчённым в оцепление охотникам из местного населения) несколько склянок с алхимическими составами, чем заслужил одобрительный кивок родовитого Люка.

Завершал моё вооружение тесак с серебряной кромкой по лезвию, с вытравленными на клинке рунами.

Одет я был в лёгкий кожаный доспех, с дополнительной защитой в виде серебряных вставок, ну и, естественно, не пренебрёг защитными амулетами. Встреча с кикиморой надолго (надеюсь, навсегда) излечила меня от недооценки опасности.

План охоты заключался в следующем. Оцепление, выставив стационарные амулеты против нежити, ждёт нас в условленном месте. Мы же выполняем роль загонщиков. Обнаружив упырей, мы должны поднять их и заставить бежать от нас. Днём это будет нетрудно, поскольку упыри при свете солнца не воюют. Мы гоним упырей на оцепление, которое по нашему сигналу включает свои амулеты, и после этого останется лишь уничтожить самых сытых – остальные сгорят от действия амулетов. Если в выбранном направлении упырей нет, то загонщики начинают двигаться с другой стороны. Выбор места, где должно стоять оцепление, является одним из главных секретов хорошего охотника на нежить. Больше двух попыток в день у нас не будет, поскольку потом есть ненулевая вероятность ночного сражения, а с этим шутить не стоит. То есть если не получится сегодня, то надо будет ждать, когда упыри своими нападениями снова дадут достаточно информации для вычисления района их нахождения.

Выехав за ворота замка, мы направились не к тому месту, где были зафиксированы последние нападения, а несколько в сторону. Вскоре мы разделились с оцеплением, которое пошло дальше по дороге под предводительством родовитой Барбары де-Леман. Наш же отряд, состоящий из девяти взрослых магов и меня, отправился по малозаметной тропинке в лес. Я ехал в середине кавалькады, прикрываемый и спереди, и сзади. Если до разделения были слышны шуточки и смех, то сейчас все посерьёзнели и сосредоточились.

Приехав на лесную поляну, выпустили нюхачей. Я по-прежнему оставался в середине группы, но теперь вплотную к родовитому Люку. Рядом с нами находились маги из тройки родовитого, остальные две тройки немного разъехались в стороны, перекрывая доступ к нам со всех сторон. Сёдел никто не покидал.

Нюхачи стали возвращаться примерно через пятнадцать минут и принесли с собой неутешительные известия – никого не было обнаружено. Это нисколько не обескуражило нас, и охота была продолжена. Мы поехали в направлении оцепления. Остановились где-то через полчаса, и вся процедура повторилась. Снова пусто. В этот раз мы отъехали в сторону, как бы огибая место засады. Где-то через сорок минут снова остановились и выпустили нюхачей в третий раз. Есть! Один из них вернулся почти сразу и не сел на подставленную руку, а стал описывать круги вокруг всадника. Подозвав остальных нюхачей, маги направили их в том же направлении, откуда прилетел принесший долгожданные известия, и неспешно двинулись в ту же сторону. Порядок движения отряда изменился: тройка родовитого Люка и я остались верхом, остальные спешились и отдали коней одному из тройки родовитого. Тот, с лошадьми в поводу, стал арьергардом. Две тройки справа и слева от нас рассыпались по лесу и шли, опережая нас на десять – двенадцать метров, выдерживая расстояние между собой от метра до четырёх. Между тропинкой, по которой мы ехали, и крайними магами каждой из троек было не более пятнадцати метров. Один из бойцов центральной тройки ехал впереди, я – после него, замыкал нашу плотную группу родовитый Люк. Со своего места я изредка видел пеших магов, которые шли довольно осторожно, держа в одной руке палочку, а в другой – клинок, типа того, что я подарил Грете.

Внезапно прямо перед мордой впереди идущей лошади спикировал нюхач. Та с достоинством выдержала подобное испытание нервов, а нюхач, вереща, стал описывать круги вокруг кучи старых веток, лежащих чуть в стороне от дороги. Уже на втором круге ветки разлетелись в стороны, и на нас прыгнули четыре упыря.

Я даже не успел поднять револьвер, как над моим ухом пролетел сгусток энергии иссиня-чёрного цвета, выпущенный из палочки родовитого Люка. Миг – и голова одного из упырей взрывается малоаппетитными ошмётками. В этот момент едущий первым маг смог одновременно и одним движением руки срубить голову второму, и произнести заклинание vise. Из его палочки вылетел шарик розового цвета, который, ударившись в грудь упыря, превратился в обруч, захвативший как второго из неповреждённых, так и уже попавшего под удар родовитого Люка безголового упыря, и сдавил всех троих, отчего они повалились на землю. Продержался обруч не более трёх секунд, но этого времени хватило родовитому Люку для того, чтобы послать своего коня вперёд и закрыть меня собой, произнеся при этом: «Flagellignis». Тут же его палочка преобразилась в длинный оранжево-красный хлыст, одним ударом которого он снёс головы обоим ещё опасным упырям.

Лишь в этот момент я сумел освободить свой револьвер из седельной кобуры. Покачав головой – коря себя за такую нерасторопность, – я проверил револьвер, взвёл курок и положил поперёк седла. Родовитый Люк подъехал ко мне:

– Ну как, не страшно?

Я пожал плечами.

– Скорее обидно, что так сплоховал.

Он лишь неопределённо хмыкнул на это заявление и отъехал в сторону.

Вскоре показался край леса, и уже на выходе почти аналогичная нашей стычка произошла с правой от нас тройкой. В этот раз упырей было двое, и покончили с ними столь же быстро и опять-таки почти без ран. Однако де-Леман не спешил радоваться этим успехам. Немного отъехав от леса, он спешился и подозвал всех своих людей для обсуждения обстановки.

– Итак, какие у кого мысли по поводу происходящего?

– Необычно хорошо они прячутся, – заявил самый пожилой из магов, с лицом, изборожденным морщинами, командир правой тройки. – Нюхачи их чуть ли не в последний момент чуют.

– Так, ещё кто что заметил?

– Место уж больно необычное для своих ухоронок упыри выбрали, – вступил в разговор Грэм де-Леман, исполнявший роль коновода. – Обычно они под землю стремятся, ну или уж поближе к еде перебираются.

– Шустрые они какие-то. Как будто не день на дворе, а сумерки самые настоящие, – маг, произнесший это, щеголял порванным и окровавленным рукавом доспеха.

– И я, когда голову этому сносил, нешуточное сопротивление почувствовал, – это вступил в разговор второй маг из тройки де-Лемана.

– Таким образом, – подводя итог разговора, произнёс родовитый Люк, – можно сделать вывод, что они либо нажрались крови и мяса от пуза, либо их не пятьдесят – шестьдесят, как думал я, а куда больше. Лично я склоняюсь ко второму варианту.

– Есть и ещё один вариант, – это заговорил массивный, поперёк себя шире, маг, командующий тройкой, ещё не встречавшейся сегодня с упырями. – У них предводитель может быть.

– И кто, на твой взгляд? – тут же обернулся к нему де-Леман. – Альп или берендей?

– Не знаю. Но уходить отсюда надо. Если это берендей, то первородного мы не прикроем.

– Что это за берендей, который позволил шесть своих подданных уничтожить? – горячо возразил маг с порванным рукавом.

– Даже если вероятность такого совсем невелика, высокородный, – ого! – Френсис прав, так рисковать мы не можем, – родовитый Люк прервал возможную перепалку в самом зародыше. – Поэтому делаем так…

Он отправил родовитой Барбаре своего нюхача с посланием обо всём произошедшем и приказом выдвигаться к определённому месту, причём она должна была развернуть там своих людей в боевые порядки. Мы же сели на лошадей и стали продвигаться в ту же сторону. Нюхачи летели впереди нас, прощупывая окрестности.

Наверное, мы бы так и ушли, спокойно и никого не потревожив, но когда нюхач одной из магов указал на земляной холмик, мимо которого, в принципе, уже все проехали, нервы её не выдержали и она закричала:

– Crepitus!

Так как я ехал почти в арьергарде, то, обернувшись на крик, успел заметить, как с её палочки сорвался ярко-красный шар и понёсся в холм. В стороны полетели комья земли, раздался взрыв, и тут же, перекрывая все звуки, страшный рёв, из-под земли на нас выскочило более десятка упырей.

Первый мой выстрел ушёл в молоко. На спуск я нажал быстрее, чем довернул ствол хотя бы в сторону противника. Остальные не были столь неуклюжи. Пока я взводил курок для второго выстрела, пятеро упырей уже лишились голов, ещё трое обзавелись различными травмами. Однако и они, и четверо неповреждённых уже подобрались вплотную к нам, и маги вступили с упырями в рукопашный бой. В этот момент раздался упыриный вой уже с другой стороны и на нас бросился второй отряд, численностью тоже около десятка. А в следующий миг внутри нашего построения возник юноша с бледным лицом и платиновыми волосами в широкополой шляпе. Глаза его были налиты красным, клыки не помещались во рту, пальцы оканчивались длинными ногтями.

Он открыл рот и зашипел, показав раздвоенный, как у змеи, язык. Этого даже тренированные кони бойцов де-Лемана не вынесли и шарахнулись в стороны, ломая строй. Свою лошадь я даже не пытался удержать, а сразу же, увидев нашего «гостя», соскочил с неё. Продолжая шипеть, альп, а это был именно он, повернулся ко мне. Несколько заклинаний, пущенных магами, безвредно для альпа стекли с него в землю. Расставленные руки, язык, ходящий вверх-вниз, точно как у змеи, распахнутый рот с непропорционально большими зубами… Вот в эту-то распахнутую пасть я и выстрелил.

Альп упал навзничь, шипение оборвалось.

Вдруг я услышал крик:

– Сзади!

Не разбираясь, кому это кричали, я тут же бросился на землю, стараясь перевернуться на спину. Попытка удалась частично – я упал набок, и первый, кого я увидел, был родовитый Грэм де-Леман, младший сын родовитого Люка, который вытянул в моём направлении руки. В следующую секунду я рассмотрел, что от его рук в мою сторону идут лучи силы, образуя вокруг меня что-то вроде купола, а повернувшись, обнаружил двух упырей, довольно вяло пытающихся добраться до меня.

Я вскочил на ноги и взвёл курок, после чего скомандовал родовитому Грэму:

– Убирай.

Купол тут же исчез, и упыри попытались добраться до меня. Однако одному я снёс голову выстрелом, а со вторым расправился родовитый Грэм, пославший в него луч оранжевого цвета заклинания ardens, заставивший упыря загореться.

Я переломил револьвер и начал вытаскивать пустые гильзы. В первый момент удивился, обнаружив, что израсходовал всего три патрона и два гнезда оказались снаряжёнными. Всё это время родовитый Грэм стоял рядом со мной с палочкой наготове. Полностью зарядив револьвер, я снова взвёл курок и осмотрелся.

Оказалось, что пока я возился с оружием, остальные уже перебили всех нападавших и теперь занимались своими ранами. Ранены оказались все… кроме меня. Даже родовитый Грэм, оказывается, получил рану на спине, пока держал купол защиты.

Подойдя к родовитому Грэму, которому именно в этот момент лечили спину, я спросил:

– А что это было за заклинание, которое образует подобный купол, да ещё и без палочки?

– Это не заклинание, а скорее желание, которое может использовать лишь вассал, оберегающий своего господина. Вассал может держать этот щит, пока у него не закончатся все – и магические, и жизненные – силы, или до тех пор, пока сюзерену не перестанет угрожать непосредственная опасность.

– И как вы додумались применить именно этот способ, а не напасть на них? В этом случае вы бы не пострадали.

– Мне отец ещё в замке приказал в случае нападения на вас использовать именно этот способ защиты.

– Но ведь… – и тут до меня дошло.

Ну конечно! Какой же я идиот! Зачем рисковать своим родичем, натравливая его на меня и рискуя, в том случае если вассальная клятва всё-таки действует, заработать нехилый откат от магии на весь род, если можно посмотреть, а действует ли защита сюзерена, не позволяющая добраться до меня никому, пока вассал не умрёт от истощения. Ведь для того, чтобы от истощения умер вассал, защищающий меня от одиночного или, как получилось, двойного нападения обычных упырей, да ещё днём, им долго надо в эту защиту биться, а такого шанса упырям никто предоставлять не собирался. А если защита не действует – руки и совесть родовитого Люка абсолютно чисты.

Правда, в реальности этот план мог накрыться… если бы буквально за секунду до этого я не убил альпа.

Я был зол на родовитого Люка. Прежде всего за то, что когда обстановка изменилась, он не отменил свой приказ о моей проверке. Подойдя к нему, я посмотрел главе рода Леман прямо в глаза. Тот опустил голову и встал на колено:

– Благодарю вас, сюзерен. Вы спасли моего сына и всех нас. Я в вашей власти.

Установилось молчание. Я просто физически чувствовал, как среди бойцов рода Леман нарастает недоумение: если слова родовитого Люка ещё можно было объяснить логически, наблюдая всю картину со стороны – ну, может быть, вассал извиняется перед сюзереном за то, что подверг его жизнь дополнительной ненужной опасности, – то моё молчание в ответ вообще на голову не налезало. Наконец я протянул родовитому Люку правую руку. Тот поцеловал её. Тогда я произнёс ритуальную фразу:

– То, что было, забыто. То, что будет – будет.

– Спасибо, сюзерен.

Уже через полчаса мы въезжали в ворота замка Ипр.