Текст книги "Враг един. Книга вторая. Чёртов плод"

«Несчастное государство, – в очередной раз подумал Колонель. – Молодое и несчастное. Но оно будет способно себя защитить, если дойдёт до дела…»

Так же точно, как смогло отстоять однажды свою независимость – по крайней мере, после двух последних недель, почти без перерывов проведённых в закрытых лабораториях столицы, мужчина был в этом более чем уверен. Один тот факт, что образцы были теперь наконец-то у него, говорил о многом…

За спиной что-то отчётливо зашипело и забулькало. Колонель шагнул обратно в гостиную и успел заметить, как на экране телемонитора с треском и жуткими хрипами пузырятся какие-то странные невнятные помехи. На мгновение мужчине показалось, что сквозь помехи проступили очертания чего-то шипастого, щёлкающего зубами и явно живого. Проклятые голографические эффекты… Колонель потряс головой, и тут монитор вдруг отключился, снова делаясь прозрачным, и одновременно, замигав, погасли светильник в гостиной и свет в столовой за его спиной.

Чертыхнувшись, Колонель растерянно пощёлкал выключателем похожего на гигантский коралловый куст бронзового торшера.

Никакого эффекта.

Вот ведь проклятье…

Вроде бы распределительный щиток был внизу в кладовой… или в прачечной комнате?

Мужчина сердито вздохнул и зашагал мимо запертых дверей, ведущих в комнаты прислуги, по направлению к лестнице, ступая по раскиданным по дубовым шашкам пола плетёным циновкам и привычно отворачиваясь от стоящего посреди просторного проходного зала исполинского аквариума.

Когда Колонель ещё только покупал виллу, дизайнеры предлагали ему сделать этот широкий павильон с выходом на террасу спортзалом или хотя бы просто поставить в нём бильярдный стол, но Вивьен отчего-то сразу же воспротивилась и заявила, что здесь будет её комната для медитаций. Против медитаций Колонель не имел ничего абсолютно, но он оказался совершенно не готов к тому, что в его отсутствие женщина водрузит в центре комнаты эту стеклянную громадину, наполненную несколькими десятками каких-то жутких, похожих на половинки консервных банок жуков, каждый размером с фалангу указательного пальца. Первым порывом Колонеля было вызвать дезинсекторов и уничтожить это отвратительное гнездо вместе с аквариумом, но Вивьен неожиданно устроила ему такую истерику, что мужчина был вынужден отступить.

«Брось, эпиламприды ведь совершенно безобидные. Медитировать надо, глядя на частичку природы в твоём доме. Я же их специально из Шри-Ланки заказывала! И это сейчас очень модно. Их же даже дети не боятся…»

Колонелю пришлось смолчать. Не рассказывать же, как его именно в детстве чуть было насмерть не закусали термиты…

На чёрной лестнице он снял со стены предусмотрительно висящий там как раз на такие случаи маленький фонарик и осторожно пошёл вниз, светя себе под ноги. В длинном узком коридоре на минус первом этаже резко и неприятно пахло то ли мылом, то ли какими-то чистящими средствами, словно в уборной какой-нибудь самой затрапезной забегаловки в Новой Африке. Бог знает, сколько он тут не бывал дальше спуска в винный погреб… да и то предпочитал в таких случаях пользоваться лифтом…

Луч фонарика осветил приоткрытую белую деревянную дверь в конце коридора. Ну точно, прачечная должна быть здесь, вон и вытяжка оттуда идёт. Колонель уже потянул было на себя круглый полированный набалдашник дверной ручки, как вдруг за его спиной послышались какие-то скрипы, шорохи и невнятное бормотание.

– Кто здесь? – выпалил мужчина, резко разворачиваясь на пятках и направляя фонарик в темноту.

Если в дом кто-то попытался влезть, думая, что тот пустует… да нет, бред, Колонель специально не снимал нигде сигнализации, поднимаясь сегодня из гаража… да и охрана…

Он не успел додумать эту мысль, потому что в следующий момент световое пятно внезапно выхватило из темноты странную громоздкую фигуру, более всего похожую на уродливый манекен с то ли крысиной, то ли собачьей головой, покрытой какими-то грязными струпьями…

…и с тускло тлеющими лимонно-жёлтыми глазами, лишёнными всяких зрачков.

* * *

– Ты всё-таки пропробуй ещё раз, – посоветовала Диана и скрестила ноги по-турецки, накидывая на плечи мятое оранжевое парео. – Не пытайся читать, попытайся просто увидеть то, что за знаками.

Верена вздохнула и послушно уставилась на волнистую от пятен влаги страницу глянцевого журнала перед собой. Постаралась чуть расфокусировать взгляд. Покрывающие блестящую бумагу буквы на миг расплылись и тут же снова сложились в слова.

– Какой-то там полёт… кажется… и ещё какие-то протесты…

Точку между бровями снова прокололо невидимой раскалённой спицей. Верена обессиленно откинулась на спину, прикрывая рукой лицо, и снова растянулась на гигантском, словно настенный ковёр, махровом полотенце:

– Всё, не могу больше…

Пуля была права: эта спонтанная вылазка оказалась, несомненно, очень хорошей идеей. И даже не сама вылазка, а просто возможность в очередной раз вспомнить, как мал и одновременно как огромен этот удивительный мир: вот только что висела вокруг пасмурная промозглость осенних городских улиц, усыпанных мокрыми облетевшими листьями… и тут же, на расстоянии одного-единственного мысленного усилия, которого требовал скачок, – внезапный тропический рай. Знойный воздух вечного лета, кокосовые рощи вдоль линии прибоя и маленькие зелёные бочонки кактусов с длинными жёлтыми колючками, и глухой монотонный шум накатывающих на берег волн, и золотистые солнечные блики, дрожащие в бирюзово-прозрачной ласковой воде, в которой мелькают разноцветные рыбки и словно парит над камнями пришвартованная в глубине бухты деревянная лодка…

Стоящая рядом Пуля повертела в пальцах крупную, похожую на лакированный камешек полосатую раковину, и наклонилась к Верене, поднимая отброшенный девушкой журнал:

– …проведших полёт над севером региона для демонстрации потенциала сдерживания, сообщили в пресс-службе Альянса Независимых Сил, – нараспев прочитала она. – Участники протестов жгут покрышки и перекрывают проезжие части, в так называемой Новой Африке отмечены также случаи…

– Нет, ну вот как у вас обеих выходит вообще, а? – перебила её Верена. – Проще ведь так выучить, мама моя… или в переводчик загнать…

– Поверь, специально переводить в незнакомом городе каждую вывеску – то ещё удовольствие, – усмехнулась Пуля. – Да и всех языков тоже не выучишь, знаешь ли. А научишься технике ключа, сможешь читать на любых, даже на мёртвых… а при достаточной практике, прочитав пару страниц, и писать тоже… Может быть, тебе будет проще попробовать с иероглифами. Не будешь отвлекаться на знакомые буквы.

– Почему это так трудно? – Верена убрала со лба мокрые, слипшиеся от соли волосы и глянула на солнце.

Судя по всему, было уже около четырёх часов пополудни; удушливая, словно в раскалённой сауне, жара постепенно спадала. «Как удобно, что здесь ещё так рано», – мелькнуло в голове. Потом ещё раз прыгнуть – и завалиться спать дома в Берлине, там как раз будет около двенадцати. Хоть прыгать она пока ещё не разучилась…

«…в отличие от всего остального», – мрачно подумала девушка.

Седоволосая женщина села на тёплый песок в тени густых манговых зарослей и оперлась на руки, с наслаждением подставляя лицо слабому ветру:

– Понимаешь, Верочка, когда человек стоит с тобой рядом или даже когда вы просто слышите голоса друг друга в телефонной трубке, ты считываешь его волю с помощью своей. Ещё проще, когда человек обращается именно к тебе, когда его воля тянется к твоей…

Пуля задумчиво набрала в ладонь пригоршню раскалённого от солнца песка, тонкого, как мука, и ослепительно белоснежного, с розовыми вкраплениями измельчённых кораллов.

– С чтением сложнее, – продолжила она. – Тут, как на фотографиях: не люди, но их отпечатки. Отпечатки мыслей. Ты должна почувствовать за знаками волю того, кто складывал их в этот узор, делая его осмысленным…

– На самом деле в идеале так стоит поступать и с устной речью… уметь слышать, что человек на самом деле чувствует, вместо произнесённых им слов, – вполголоса заметила Диана, щурясь на солнце. – Иногда ведь бывает и так, что люди говорят «ненавижу», а думают при этом «люблю»…

Верена оперлась на локоть, с любопытством разглядывая крошечный парус, маячащий у самого горизонта – белый, с тонкими синими полосками по краю.

– А если я просто залью этот текст в цифровую читалку и включу её на голосовое воспроизведение? – недовольно спросила она.

– Обожаю вас, современное поколение, – рассмеялась Диана. – Мышление, нацеленное на результат… Читалки, хороший мой, конечно, тоже озвучивают живые люди, но они ведь не вкладывают свою волю в конкретный конечный текст. Вот если бы иностранная речь была сгенерирована искусственно, ты бы не смогла понять её вовсе. А так ты разве что сумеешь расслышать набор отдельных слов, которые тебе крайне трудно будет связать между собой, – она улыбнулась. – Можешь, впрочем, поставить эксперимент как-нибудь на досуге…

На бухту потихоньку опускался душноватый жаркий вечер; бездонное матовое небо из синего делалось малиново-золотистым, необыкновенно красивым, а с севера на него тонкой пеленой наползали отливающие бледным перламутром перистые облака. «Наверное, ночью будет дождь, – подумала Верена, прислушиваясь к шуму тёплого солоноватого ветра в зелёных лохматых шапках высоких, тянущихся прямо из песка кокосовых пальм с тонкими гибкими стволами. – Интересно, когда здесь вообще начинается сезон дождей?»

– Технику ключа так трудно освоить, потому что этот метод напрямую завязан на волю к эмпатии. На способность чувствовать кого-то другого через себя, – Полина рассеянно погладила кончиками пальцев медленно проползшую совсем рядом с ней маленькую рогатую игуану, похожую на крошечного дракона. Судя по всему, живность на этом необитаемом берегу не была избалована визитами и совершенно не опасалась людей. – Поэтому, кстати, тули-па, насколько я знаю, даже не пытаются обучать технике ключа своих воинов. Они и маячками по этой же причине не пользуются, знаешь ли. Хотя, как мы с тобой год назад имели несчастье убедиться, обманывать их иногда всё же умеют… Но всё, что связано с эмпатией, для них в принципе табу.

– Это как у «Псов полуночи» поётся, – задумчиво сказала Верена. – «Лишив себя чувств к человеку, убьёт человека в себе…» Не помню, как там дальше…

– У этих финнов очень хорошие тексты, – кивнула Диана, провожая глазами стаю каких-то крупных птиц с белыми головами и длинными толстыми клювами, которые, тяжело взмахивая крыльями, медленно пролетели над самой водой. – Мне иногда даже кажется, что этот их солист что-то знает…

– Так ты их тоже слушаешь? – встрепенулась Верена. Потом снова приподнялась на локтях и азартно продолжила: – У меня все альбомы есть. Я послезавтра на концерт иду! Они в Берлин как раз приезжают на Хэллоуин. Хочешь со мной, Диан? У меня в том клубе приятель работает, я могу сделать тебе проходку…

– Как говорят здешние жители, «если бог захочет», – улыбнулась женщина. – Я подумаю, Верена. Давненько уже не развлекалась с молодёжью…

Глава 2

– Меня прислали тебя… – утробным низким голосом протянуло крысоподобное существо, цепляя лысой макушкой короб электропроводки под потолком, и вдруг, страшно захрипев и растопырив длинные и толстые, как древесные стволы, когтистые лапы, двинулось прямо на Колонеля.

На мужчину отчётливо повеяло запахом какой-то сырой гнили.

Их ещё разделяло несколько метров, но тварь выглядела настолько реальной, осязаемой и жуткой, что Колонель, не размышляя и даже не вполне отдавая себе отчёт в том, что именно он делает, стремглав метнулся в прачечную комнату, молниеносно захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной, шумно дыша в темноте. «Чёртово воображение, – стучало в голове. – Чёртовы нервы…»

Потом он зачем-то посветил фонариком себе под ноги. В щели под дверью показалась чья-то тонкая, словно хлыст, когтистая лапа…

Нет, померещилось.

«Что за глупости», – пересиливая себя, зло подумал Колонель, утирая тыльной стороной ладони выступивший на лбу ледяной пот. Он же взрослый мужик… он ведь войну прошёл, в конце концов! Как-то поздновато снова бояться чудовищ из подвалов, как в детстве, а? Подчинённые бы тебя на смех подняли, дружок…

Но сердце всё равно бухало оглушительно громко. И в левом подреберье отчётливо покалывало. Возраст, дьявол бы его побрал…

Электрический луч лихорадочно зашарил по серым кафельным стенам. Где же этот чёртов щиток… ага, вот ты где. Что же это с ним только что такое было, а?

– Сейчас-сейчас, – прошептал Колонель себе под нос, открывая широкую жестяную дверцу и по очереди щёлкая переключателями. – Вот ведь до чего стресс людей доводит…

Трубки дневного света под низким потолком ослепительно вспыхнули, заставив мужчину на секунду зажмуриться.

– Стресс… бессонница… – продолжил он уже громче, чтобы окончательно успокоиться.

В конце концов, никто сейчас не услышит, как он тут разговаривает сам с собой (даже если в доме и были «жучки», которые ещё не успели обнаружить безопасники, вряд ли кому-то могло прийти в голову устанавливать их в технических помещениях), так что стесняться было некого.

– А потом насмотришься такой вот рекламы в ежедневных трансляциях, и пожалуйста вам… уже чёрти что мерещится…

– Я не Чёртичто, я Бе-ерон, – скрипуче прозвучало сзади.

Мужчина рывком обернулся и с грохотом выронил на пол всё ещё зажатый в потной ладони фонарик.

В дальнем конце прачечной комнаты, удобно расположившись на широкой деревянной столешнице, уложенной поверх стиральной и сушильной машин, круглыми немигающими глазами на него смотрела кошмарная тварь, напоминавшая огромного многоногого тарантула с мощным, в человеческий рост, обезьяньим туловищем. Двумя многосуставчатыми паучьими ногами… это… зацепилось за серебристый змеевик отопления, тянущийся вдоль стены, а в передних многопалых лапах, покрытых редкой шерстью, оно зажимало двухлитровую пластиковую розовую бутыль стирального геля. Из бутыли капало, и только тут Колонель заметил, что кафельный пол под его ногами покрыт скользкими малиновыми пятнами, и понял, откуда шёл этот резкий химический запах, настигший его ещё в коридоре.

– Отдашь мне свои гла-а-азки, человечек, а? – проскрежетало существо, обнажая на перекошенной бульдожьей морде длинные тонкие шипы многочисленных зубов.

Потом оно поднесло бутыль к чёрным слюнявым губам, сделало большой глоток, выронило бутыль на пол – и вдруг резко перетекло-перебежало ближе, уставившись на него круглыми и выпученными, лишёнными век глазами с крошечными бисеринками непрерывно вращающихся зрачков:

– Я же вижу, что они у тебя вку-усные…

Колонель почувствовал, как от безотчётного неодолимого ужаса у него перехватывает дыхание. Химическая вонь, заполнившая воздух вокруг, вдруг стала вызывать удушье; с трудом поборов накатившую дурноту, он трясущимися руками схватил прислонённую к стене гладильную доску и выставил её перед собой, словно щит. Лопатками мужчина всё ещё прижимался к двери, но ноги его будто приморозило к полу.

«Успокойся, приятель, – яростно приказал он себе, пытаясь не замечать, как неровно, с перебоями, начинает стучать его сердце. – Сосредоточься. Не вздумай паниковать. Ты же понимаешь, что это у тебя бред…»

Отчего у него может быть такой бред? Может быть, это сон? Или действие чего-то психотропного? Может быть… в коньяк было что-то подмешано? Сколько дом стоял пустым? Может…

Тварь с каким-то невнятным чавканьем подбежала ещё ближе – и вдруг рывком протянула к его лицу ставшую вдруг очень длинной лапу с кривыми чёрными коготками, острыми, как швейные иглы.

Колонель изо всех сил отпихнул её от себя доской и потом ещё наподдал по доске каблуком, но не удержался, поскользнувшись на растёкшейся по полу склизкой розовой луже, упал на четвереньки и чуть было не уткнулся носом в чудовищную многосуставчатую ногу, покрытую мелкими, извивающимися, словно черви, тёмными волосками.

«Если это сон, – мелькнуло в голове, – то сейчас САМОЕ ВРЕМЯ проснуться!»

– Дра-аться хочешь, человечек? – раздалось угрожающее шипение над его головой, и в ту же секунду Колонель почувствовал, как его окатило волной пронзительной вони, словно от груды протухшей рыбы.

Острые коготки, оцарапав шею, дёрнули его за ворот рубашки и потащили вверх. Колонель рванулся изо всех сил, сдерживая крик; послышался треск разрываемой ткани, и он пулей выскочил обратно за дверь.

…пусто. Никого и ничего…

Не чувствуя под собой ног, словно в кошмаре, мужчина ринулся вперёд по ярко освещённому («Слава богу!») коридору.

«А что, если ТОТ сейчас опять выключит свет?»

За спиной послышалось размеренное цоканье чего-то острого об пол; Колонель, всё ещё в какой-то дурацкой надежде, что всё это ему просто чудится, на секунду обернулся – и увидел, что тварь, перебирая многочисленными паучьими ногами, неторопливо трусит за ним следом, переваливаясь с боку на бок и оскаливая в свирепых гримасах страшные кривые зубы на чёрной обезьяньей морде.

«Выбраться отсюда. Срочно. Размышлять будешь потом…»

Липкий мраморный пол под ногами. Решётка кладовой. Висящий на стене огнетушитель (тяжёлый, он его поднять даже не сможет, не то что обороняться им…)

Запасной выход на подземную стоянку! Колонель на миг остановился и изо всех сил затряс тяжёлую железную дверь.

…всё заперто. Почему заперто? С этой стороны не должно быть никаких замков!

– Ну куда-а же ты… – скрипуче послышалось сзади.

Всё сильнее задыхаясь, Колонель добежал до конца коридора и стал судорожно давить на кнопку вызова лифта. В шахте что-то загудело, но лифт всё не приходил и не приходил, и тогда мужчина, запинаясь и перескакивая через ступеньки, опрометью помчался вверх по лестнице. Оказавшись в холле, он неверными пальцами несколько раз повернул ручку дверного замка и, лишь дождавшись запирающего щелчка, позволил себе остановиться, переводя дух.

Кто это? Что это было? Ряженые?

«Не бывает таких ряженых…»

Колонель замер, невольно прислушиваясь и всё ещё тяжело и прерывисто, со всхлипами дыша. В доме было тихо и мирно. Лучи неяркого солнца, проникающие с террасы, рисовали золотистые пятна на цветных напольных циновках. Слышно было, как в саду негромко чирикают вечерние птицы. Мужчина сглотнул пересохшим горлом.

«Воды. Надо воды выпить…»

Постепенно успокаиваясь, Колонель двинулся в сторону кухни.

Он успел уже шагнуть в проём широкой полукруглой арки, ведущей из столовой, и остановился как вкопанный, чувствуя, как резко скручивает живот и начинает колоть под языком.

Дверца высокого серебристого холодильника рядом с широким окном, за которым можно было разглядеть освещённый закатным солнцем кусочек теннисного корта, была распахнута настежь. На шахматной плитке мраморного пола виднелись осколки разбитого хрустального блюда и валялась груда запечённой рыбы вперемешку с какой-то зеленью.

А прямо перед Колонелем, опираясь серыми ободранными локтями о гранитную кухонную столешницу, раскорячилось то самое гигантское чудище с крысиной мордой и обвислыми перепончатыми ушами. Помогая себе толстыми, словно грузовые крюки, корявыми когтистыми пальцами, оно с хрустом догрызало зажатого в правой лапе крупного красного лобстера, хрипя и шумно причмокивая.

При дневном свете было отчётливо видно, что морда твари действительно покрыта то ли чешуёй, то ли коростой, а огромная вытянутая пасть в два ряда усыпана блестящими, как осколки металла, зубами.

Колонель отшатнулся, не отрывая от монстра глаз, и вслепую зашарил ладонью по простенку дверной арки. «Сейф… если это всё не сон, то здесь должен быть сейф!»

Чудовище подняло на него светящиеся жёлтые глаза и лениво облизнуло иссиня-чёрным, как у утопленника, языком длинные клыки.

– Пришёл, значит. Хе-хе, – прокряхтело оно и выплюнуло на столешницу изжёванный рачий хвост.

Узнав отпечатки Колонеля и отзываясь на прикосновение его руки, боковая панель арки, наконец, звонко пискнула и отщёлкнулась. В следующий момент мужчина уже пятился обратно в гостиную, сжимая во взмокших ладонях тяжёлую чёрную беретту и держа тварь на мушке.

– Не двигайся с места, урод, ты понял меня? – хрипло каркнул он, снимая оружие с предохранителя. Колонель отчего-то был уверен, что чудовище понимает человеческую речь.

А если это всё ему мерещится? Какой-нибудь приступ… яд… биологическое оружие… мало ли у него врагов. Если он сейчас начнёт стрелять в собственном доме – пустом доме, пустом! – и это станет известно сослуживцам… его же разжалуют…

– Не переживай так, приятель, – донёсся до него глухой гортанный голос из гостиной. – Этот лопоухий ничего тебе не сделает, если ты будешь хорошо себя вести. Верно я говорю, Вельз?

…ЭТИХ было двое. Один, покрытый тёмной короткой шерстью, больше всего походил на гориллу, вот только голова его на толстой бычьей шее будто бы принадлежала то ли волку-переростку, то ли вовсе медведю. Волк-горилла, расслабленно откинувшись на отделанную бронзой спинку, вытянув вперёд скрещённые ноги с гигантскими, как у йети, мохнатыми ступнями и закинув за голову чёрные мускулистые руки, развалился в кожаном кресле посреди гостиной, в котором четверть часа назад сидел сам Колонель. Второе существо, напоминавшее огромного ящера с тусклой серебристой чешуёй, вытянулось на банкетке напротив и рассеянно постукивало короткими блестящими загнутыми когтями по витому ореховому подлокотнику.

– У тебя симпатичный домик, – сказал полуволк. – Знаешь, всегда задавался вопросом, откуда у людей берётся такое количество денег?

Появившееся из столовой громадное существо с крысиной мордой прошлось взад-вперёд по комнате, шумно шаркая тяжёлыми тумбами-лапами по паркетному полу, подёргивая перепончатыми ушами и распространяя вокруг себя запах падали, и наконец встало за спиной у волчеголового и начало с хлюпаньем облизывать чёрным языком широкие как лопаты ладони, не отрывая от Колонеля жёлтых светящихся дыр-глаз.

– Кто вы такие, чёрт побери? – прохрипел Колонель, выставляя перед собой пистолет.

«Как эти… кто бы они ни были… вообще попали сюда? Мимо охраны, мимо сигнализации, мимо камер слежения и радаров периферийного контроля?»

– А ничего нервишки, – заметил волчеголовый с оттенком уважения. – Ну, строго говоря, наша задача заключалась просто в том, чтобы сообщить тебе, что наша раса в принципе существует на этом свете. Вроде бы я ничего не забыл? – он повернулся к ящеру.

Тот подцепил длинной гибкой лапой недопитый коньячный бокал, брезгливо понюхал его и снова отставил на барный столик.

– Вроде ничего не забыл, – подтвердил он. – Просто заглянуть на огонёк и немного пообщаться. Как думаешь, мы справились?

Позади Колонеля раздалось глухое натужное кряхтение, а потом в коридоре с грохотом обрушилось на пол что-то стеклянное, и из-за дверной арки показалось мохнатое обезьяноголовое туловище на длинных паучьих лапах – то самое существо, которое он только что запирал там, внизу, на минус первом этаже…

– Убеж-жать хотел, человечек? – жуткая полуобезьяна приоткрыла громадную пасть, из которой хлопьями вылетала мыльная пена, и, резво перебирая многосуставчатыми лапами, поползла к Колонелю.

«…самое время проснуться…»

Мужчина застыл как вкопанный, не спуская с твари глаз; палец болезненно свело на спусковом крючке, и в следующий же миг раздался оглушительный звук выстрела.

Пахнуло гарью; отдача прошибла мучительной болью напряжённый локоть. Существо с паучьими лапами резво отскочило в сторону, перемахнув через банкетку и опрокидывая стоящий напротив барный столик – по полу со звоном покатились опрокинутые бутылки, – и в тот же момент лежащий на банкетке ящер неразборчиво зашипел и сел, держась лапой за жилистое плечо.

– Вот же ты с-сволочь, – он повернул к Колонелю вытянутую морду, на миг выпуская из пасти тонкий раздвоенный розовый язык. – Больно, между прочим…

Мужчине показалось, что лицо ему при этих словах обдало волной мгновенного жара, как от печной заслонки, и он невольно прикрыл глаза свободной рукой, шарахаясь назад.

– Он сражаться хочет. Хе-хе, – перепончатоухая тварь, всё ещё переминавшаяся с ноги на ногу за спинкой кресла, на котором сидел жуткий полуволк, оскалила мерзкую чешуйчатую пасть.

– Не стоило этого делать, приятель, – заметил полуволк, бросив на Колонеля короткий взгляд. – Очень не советую. Неужели ты и впрямь считаешь, что эта пукалка тебе поможет?

– Я вам всем сейчас мозги повышибаю, – трясущимся голосом пообещал Колонель, по широкой дуге отступая спиной к окну и не выпуская из рук пистолет. Ещё два шага, и он сможет выбраться на террасу и…

«…чтобы бежать, надо будет поворачиваться к ЭТИМ спиной…»

Полуволк неодобрительно покачал головой.

– Как бы ему так покорректнее объяснить, что не стоит разговаривать с тули-па в подобном тоне, а, Аспид?

Ящер на секунду задумался, а потом вдруг скрестил лапы на чешуйчатой груди, на которой проступал узор из серых поперечных полосок.

Колонель почувствовал, как вокруг его локтей обвивается что-то тонкое, скользкое, липкое и, несомненно, живое. Всё сильнее поддаваясь панике, он изо всех сил рванулся прочь, непроизвольно поднимая взгляд к потолку – и увидел, как из-под решётки отделанного зеркальной плиткой кондиционера ползут, извиваясь, длинные, тонкие, ветвящиеся тёмно-зелёные побеги, похожие на трепещущие змеиные хвосты. Побегов становилось всё больше и больше; удлиняясь и утолщаясь, пульсирующие склизкие ленты обвились вокруг его туловища и лодыжек, молниеносно скрутили руки за спиной… а потом тяжёлая жаккардовая штора позади Колонеля зашипела, как разъярённая кошка, раздулась парусом, удлиняясь и меняя форму, и начала… обматывать ему шею…

Онемев от ужаса, Колонель задёргался как сумасшедший, глубоко и шумно дыша, но удерживающие его путы от этого, казалось, сделались только туже.

«Это всё бред, – отчаянно сказал он себе. – Такого не бывает. Это всё иллюзии, миражи, фантомы… Сейчас я просто закрою глаза, а потом снова их открою и…»

Тварь на паучьих лапах мерзко захихикала, подбежав к нему вплотную, и облизнулась. В ноздри вновь ударил резкий запах протухшей рыбы, к горлу подкатила непреодолимая тошнота.

– Теперь ты позволишь мне забрать его гла-а-азки, да? Ну хотя бы оди-ин?

Тонкая лапа с длинными спицами пальцев-когтей дотронулась до его щеки. Колонель отчётливо разглядел, что на кончиках этих когтей блестит скользкая, словно рыбья слизь, белёсая пленка. За грудиной мужчины что-то отчаянно сжалось, отдав пронзительной болью под левую лопатку; рот свело непроизвольной гримасой.

– Прекрати, Берон, – полуволк махнул лапой, совершенно человеческим движением закидывая ногу на ногу. – Абсолютно необязательно начинать знакомство с насилия. Я, например, всегда за конструктивный диалог.

– Надо же различать насилие и самооборону, – возразил ящер, всё ещё разминая себе правое плечо. – Мне вот, например, не очень нравится, когда мне угрожают оружием. И уж тем более, когда в меня из него стреляют.

– Это резонно, – задумчиво произнёс полуволк. – Ты больше не будешь угрожать моему соратнику оружием, приятель?

Колонель что-то нечленораздельно промычал и замотал головой, ощущая, как всё плотнее затягивается скользкое атласное полотно на его шее.

– Ну вот и хорошо, – прозвучало будто бы внутри его головы. – Брось эту игрушку…

Пистолет с глухим стуком упал на палас из раскрывшейся ладони, по которой поползли ледяные мурашки. Мужчина снова приоткрыл рот, пытаясь что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни звука. Губы его дрожали, сердце билось в неровном, бешеном ритме, и левое плечо постепенно немело, словно обколотое анестетиками.

«Не хочу, – мелькнуло в мыслях беззвучной панической вспышкой, и в тот же момент Колонель ощутил, как неожиданная жгучая боль разливается в середине грудной клетки, отдавая ему одновременно в челюсть и в спину. Перед глазами поплыли тёмные пятна. – Не могу, не могу…»

Ящер остановил на нём взгляд больших синих глаз со щелевидными зрачками, и маленькие заострённые уши на его серой чешуйчатой голове внезапно шевельнулись; существо порывисто поднялось и подошло к мужчине совсем близко, и тот отчаянно рванулся в сторону, пытаясь отстраниться.

– Ну тихо-тихо, – пробормотал ящер, плотно прижимая две широкие лапы с маленькими перепонками у основания пальцев к его груди. – Не дёргайся ты так. Ничего тебе не сделаю…

Узорчатая чёрная ткань плавно соскользнула с горла. Голова кружилась, и Колонель, не в силах пошевелиться, судорожно хватанул ртом воздух, беспомощно глядя на страшную пластинчатую морду над собой. Когтистые ладони на несколько секунд тускло засветились и будто бы начали распространять вокруг себя слабый жар, как от электрической грелки, и тут же, отзываясь на эту тёплую волну, отхлынула острая боль, простреливавшая ему до этого момента шею и левую руку.

Волк что-то отрывисто спросил, не поднимаясь с кресла, и ящер, на секунду повернув голову, коротко бросил тому что-то в ответ; шум в ушах постепенно затихал, но, когда эти двое разговаривали между собой, Колонель всё равно не мог разобрать ни единого слова.

Мерзкие тиски, секунду назад сдавливавшие вновь забившееся в привычном ритме сердце, куда-то пропали, и мужчина вдруг понял, что снова может нормально дышать.

– Вот так вот… всё… ну что, ожил? – ящер на секунду приложил лапы к его вискам. Губы на продолговатой морде вновь шевельнулись, почти как человеческие. – Пистолет больше не трогай. Иди-ка вон сюда, присядь.

Пут на руках больше не было. И сил больше не было. Ни на что.

Колонель опустился на край банкетки, тяжело дыша, и на несколько секунд уронил лицо во взмокшие сухопарые ладони, прикрывая глаза от бьющего в них закатного солнца.

Ему показалось, что прошла целая минута, а может быть, и несколько минут. Пробуждение всё не наступало и не наступало. И морок никуда не девался: мужчина слышал, как чудовища в шаге от него снова вполголоса перекидываются какими-то неразборчивыми фразами. В конце концов он нерешительно поднял глаза, встретившись взглядом с волчеголовым, и тот тут же встал на ноги и сделал пару шагов вперёд, переступая через стеклянные осколки и через лужу разлитого виски на полу и царапая дубовый паркет короткими прозрачными когтями на огромных звериных ступнях.

– Ты запомнил, как не надо разговаривать с тули-па, приятель? – монстр присел перед банкеткой на корточки и сложил мощные чёрные длиннопалые лапы на узловатых коленях.

Колонель обессиленно кивнул. Он не очень доверял своему голосу.

– Отлично. Свободны, обормоты, – полуволк небрежно взмахнул тяжёлой когтистой ладонью, оглядываясь на переминающуюся с ноги на ногу у него за спиной крысиноголовую гадину.

Гигантский паук с обезьяньим туловищем что-то обиженно проскулил, поднимая голову с высунутым треугольным языком от расплывшейся по паркету мутной винной лужи. Крысиноголовый тут же отвесил тому звонкую затрещину, а потом свёл толстые уродливые лапы крест-накрест у себя на груди. В воздухе мелькнула тень какой-то фигуры, похожей на исполинскую летучую мышь, и секундой позже страшная полуобезьяна тоже завертелась волчком, исчезая в облаке вонючего жёлтого дыма.