Текст книги "Любовь зла"

Глава 4

Дома у Насти никого не было, поэтому на работу я попала быстро. Маринка встретила меня укоризненным взглядом.

– Еще не вечер, – твердо сказала я. – У меня полно времени для того, чтобы выполнить все свои обязанности.

– Держи, – вместо ответа она сунула мне в руки ворох бумаг. – Твои заметки и черновики к статье, которая идет завтра на первой полосе. Было бы неплохо, если бы мы вовремя смогли отправить их в верстку.

Не будь у меня заняты руки, схватилась бы обеими за голову. Как я могла забыть? Понятно теперь, почему Маринка так нервничала.

– Кряжимский не звонил? – садясь за компьютер, крикнула я из другой комнаты.

– Имей совесть, в конце концов. Человек только что уехал!

– На море, – мечтательно провыл из дальнего угла Ромка.

– Может, я соскучилась, – буркнула я в ответ.

Возможно, это и неправильно, но за работой я забываю обо всем. Вот и сейчас черные буковки на экране монитора мгновенно вытеснили из моей памяти Степу, Настю и даже Кряжимского. Статья получалась интересная, я довольно долго готовила к ней материал, и теперь хотелось как можно скорее насладиться готовым результатом своих трудов. Вот только подредактирую чуть-чуть…

– Ольга Юрьевна! – вдруг донеслось до меня.

– А? – вскинулась я. Судя по тону, звали меня не в первый раз.

Я подняла голову и остолбенела. Передо мной, гордо выпятив живот и надменно созерцая меня сверху вниз, стоял Стопорецкий собственной персоной. Неподалеку застыл его секретарь, а у стола в нетерпении подрагивал вчерашний старичок.

– Вот! – указуя перстом, обличающе воскликнул он. – Вот, я же говорил – пьянство прямо на рабочем месте!

Я невольно посмотрела в указываемом направлении: импульсивный дедуля тыкал пальцем в бутылку с коньяком, которым, добавляя в кофе, согревала меня вчера Маринка.

– Вертеп! И вот такие люди работают у нас в печати! Формируют, можно сказать, общественное мнение! – продолжал буйствовать старичок. Борода его при этом мелко тряслась, а глазки так и посверкивали от вожделения при виде темно-янтарной жидкости в бутылке.

Стопорецкий гаденько улыбался.

– И в самом деле, что же это вы, Ольга Юрьевна, прямо на работе злоупотребляете?

– Во-первых, здравствуйте, – ледяным голосом прервала я представителя администрации. – А во-вторых, что здесь происходит?

– Здравствуйте, – не стал спорить Стопорецкий. – Вы уж извините за вторжение, за то, что отрываем вас от работы, но дело в том, многоуважаемая Ольга Юрьевна, что в последнее время к нам стало поступать слишком уж много жалоб на вас. И я всего лишь счел нужным лично во всем разобраться, вернее сказать, приехать к вам, чтобы мы могли вместе выяснить, в чем же дело.

– И в чем же дело? – сохраняя на компьютере текст и откидываясь на спинку стула, спросила я. – Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь.

Легкой улыбкой показывая, что ему такое никогда бы и в голову не пришло, Стопорецкий скромно занял единственное кресло в кабинете. Секретарь примостился на стуле, а дедуля так и остался стоять у окна. Я вообще-то неплохо воспитана и с уважением отношусь к старшим, но дедуля допекал нас уже месяца четыре, и из всех стульев на свете я бы с удовольствием предложила ему только электрический.

Стопорецкий выдержал эффектную паузу и начал:

– Ольга Юрьевна, насколько я понимаю, цель вашей деятельности – это знакомство жителей нашего города с достоверной, правдивой информацией о происходящих в криминальном мире событиях.

– Не совсем так, но оставим это, – не стала придираться я к точности формулировок.

– Итак, ваша задача, – невозмутимо продолжал Стопорецкий, – объективно освещать события, и, пока вы держитесь в рамках этого направления, не возникает никаких претензий. Но время от времени вы беретесь за аналитические обзоры или же, что еще хуже, затрагиваете вопросы частной жизни граждан.

Дедуля у окна заерзал, готовый немедленно перейти в наступление.

– Порой вы публикуете абсолютно недопустимые статьи…

– Возмутительные! – не выдержал дедуля.

– Вам ведь знакомо слово диффамация?

– У вас есть какие-то конкретные жалобы? – холодно поинтересовалась я. – Обычно в редакцию приходят иные отзывы. Очень часто читатели называют нашу газету наиболее разумной и беспристрастной из всей массы прочих аналогичных изданий.

– У идеи фашизма тоже много поклонников, – парировал Стопорецкий. – Но от этого она не утратила своей порочности.

Боги, кто готовил ему выступление?

– И все же ближе к делу, – не стала я вступать в навязываемую дискуссию. – Какие именно у вас претензии и от чьего имени вы, собственно, выступаете?

– В данный момент я являюсь представителем общественности и говорю от имени жителей Тарасова, которые возмущены вашими публикациями, – тем, как вы обливаете грязью имена и репутацию людей, подрываете авторитет власти.

О, да тут явный намек на одну из публикаций Кряжимского. Да, Сергей Иванович, не думали вы тогда, как ваша статья заденет некоторых личностей. Можете гордиться.

– Если вы не прекратите подобные действия, нам придется принимать меры.

– Да-да, я требую опровержения! – опять завопил дедуля.

Стопорецкий поморщился, но поддержал:

– Почему бы вам не выполнить это требование? Вы унизили честь и достоинство внука Глеба Павловича, оскорбили его семью.

– Что? – возмутилась я. – Мы не давали ни адресов, ни имен, и если Глеб Павлович узнал в описываемом бандите своего внука, то как здесь спорить? Ему лучше знать. Между прочим, защищаемый вами невинный агнец отбывает сейчас срок в местах не столь отдаленных за вооруженное нападение.

Дедуля насупился:

– Ой, грех на душу берешь! Не виноват он.

Дедулю даже стало жалко – ну никак не желал он видеть в свиномордом обормоте с тусклыми глазами его истинной сущности и квохтал над ним, как курица над цыплятками.

– У меня, Ольга Юрьевна, достаточно жалоб, и найдется немало методов, чтобы затруднить вашу работу. Я уже подумываю о суде – как вам обвинение, например, в разжигании национальной розни в ваших статьях об азербайджанских рынках?

– Угрожаете? Или это шантаж? – вкрадчиво произнесла я. – Или клевета, сопряженная с ограничением самостоятельности средств массовой информации?

– Ну что вы, ни в коем случае! Но я все же советую вам подумать над моим предложением.

Стопорецкий посмотрел мне в глаза, давая понять, опровержение какой именно статьи он желает увидеть, и, не попрощавшись, вышел. Секретарь последовал за ним, засеменил и дедуля, не удержавшись на прощание и с размаху хлопнув дверью. Слышны были удаляющиеся возгласы «Защитник! Благодетель!..»

Я вышла из кабинета и присела на краешек Маринкиного стола.

– Вот уроды! – искренне возмутился Ромка. – Чего им надо было?

– Поздравьте себя, друзья мои. Мы популярны. Раз уж нам пытаются серьезно ставить палки в колеса, чего-то мы определенно достигли. Порой люди так нетерпимы к чужому успеху!

Вопреки пессимистичным прогнозам Маринки и несмотря на этот неожиданный визит, мы даже не слишком поздно разошлись – еще почти не стемнело. Виктор ушел чуть пораньше, буркнув на немой вопрос Маринки «по делам». Я-то отлично знала, что у него за дела, а вот подруга моя была недовольна.

– Давай, что ли, девичник устроим, – беспомощно предложила она. – Сходим куда-нибудь, передохнем.

– Я бы с удовольствием, – начала я оправдываться.

– А, понятно, и у тебя тоже дела, – сникла она. – Одна только я не у дел.

– Хочешь, найду? – с готовностью предложила я, коварно сверкнув глазами.

– Хочу, – печально согласилась Маринка, собирая стопочкой бумаги на столе и педантично выравнивая краешки.

Я с удивлением посмотрела на нее. Похоже, у моей сотрудницы началась депрессия.

– Значит, так, – я потерла ладошки. – Мне нужна статья про разорение и затем выкуп иностранными инвесторами наших наиболее многообещающих и перспективных предприятий, материал про незаконную торговлю трансплантационным материалом, продажу донорской крови местной секции молодых вампиров и сенсационную публикацию про вторую тень нашего президента.

Сначала Маринка слушала меня на полном серьезе, потом хихикнула.

– Ну и самое главное, я, как главный редактор, требую, раз уж тем более меня обвиняют в пьянстве прямо на рабочем месте, бутылку сухого белого вина и твое печенье с корицей. Иначе я отказываюсь говорить о девичнике.

– Вы забыли самое главное, – произнес, оказывается еще не ушедший Ромка.

– И что же? – заинтересованно спросила Маринка.

– Мальчиков, – серьезно ответил он. – Какой же девичник без мальчиков?

* * *

Я съездила к Насте, но опять безрезультатно. В ее окнах не горел свет, и дверь мне никто не открыл. Я уже собиралась было удалиться восвояси, как меня вдруг осенила мысль прибегнуть к одному из самых совершенных источников информации, перед которым бесславно блекнет даже Интернет. Бабушки, сидящие у дома на лавочках, обладают колоссальными ресурсами, неограниченными возможностями и огромной базой данных. Но, увы, на этот раз метод не сработал, и засидевшиеся допоздна старушки смогли сообщить мне только то, что Насти нет дома уже третий день.

– Она вообще девка летящая, – неодобрительно прошамкала одна из них. – Когда хочет, тогда и приходит, и присмотреть за ней некому. Но обычно надолго не пропадает.

Оставалось надеяться, что Виктору повезет больше. Но вообще-то странно, что Настя не пришла на встречу с подругой и уже целых три дня ее не видели местные старушки. Я начинала беспокоиться за нее – не случилось ли чего?

Ехать куда-либо еще было поздновато, поэтому я отправилась прямо домой. В холодильнике было пусто, я опять забыла заехать в магазин, к тому же вспомнила, что и в прачечную за бельем снова не попала. Критически оглядев свою несколько заброшенную квартиру, я решила хотя бы вымыть полы, а то скоро забуду их настоящий цвет. Вот ведь загадка – чем меньше я бываю дома, тем разрушительнее это отражается на его состоянии. Откуда берется весь этот мусор?

В припадке наведения чистоты я ползала с тряпкой по кухне, как зазвонил телефон. Я рванулась с места. Разгибаясь, треснулась головой об стол и в результате, чертыхаясь и щупая ушибленное место, взяла трубку только после четвертого звонка.

– Ну наконец-то, – услышала я обрадованный голос.

– Александра, это тебя невозможно поймать, ты где пропадаешь? Весь день названиваю, а тебя ни на работе, ни дома.

– Такая жизнь у нас, журналистов, беспокойная. Все в трудах да заботах.

– Вот я и звоню по поводу еще одной твоей заботы. По-моему, небезызвестный тебе Стопорецкий серьезно решил подпортить вам в редакции жизнь.

– Он сегодня нам даже личный визит нанес, – ответила я.

– Да ты что? – заинтересовалась Александра. – Даже так? Черт, как много у него свободного времени, я сейчас завидовать начну. Пожалуй, я слишком хорошо справляюсь со своей работой. Он еще отнекивается, что ему, видите ли, некогда, когда я вторую неделю пытаюсь подсунуть ему жалобы из школы в связи с неполной готовностью к учебному году.

– Не беспокойся, на личные дела время всегда найдется, – заверила я ее. – Так что там, говоришь, у вас готовится?

– Ну, пока он только попросил меня собрать в одну папку все жалобы и претензии, которые поступали на вас. Что уж там дальше будет, сказать не могу. Но сама знаешь, что обычно в подобных случаях бывает.

– Он мне сегодня даже судом грозил, обвинял в пропаганде национализма и разжигании гражданского неповиновения. Представляешь? – гневно возмутилась я, уперев руки в боки и совершенно забыв, что в одной из них держу мокрую половую тряпку.

– С ума сойти! – развеселилась Александра. – Многих главных свидетелей обвинения, наверное, придется вытаскивать из заключения.

Затем, посерьезнев, она сказала:

– Суд судом, но, думаю, такие проблемы, как различные проверки, он тебе устроить может. Так что будь готова.

– Н-да, вот новости. Но спасибо и за них.

– Всегда пожалуйста. Ну счастливо, мне детей укладывать пора.

– Спокойной ночи. Младшенький больше не делал попыток проглотить лампочку?

– Слава богу, нет. Будет что новенькое, позвоню. Пока.

Я положила трубку и содрогнулась, представив, что сделает Стопорецкий, если узнает, что автор ненавистной ему статьи подозревается в убийстве. Кошмар… На всякий случай набрала номер Виктора, но, как следовало ожидать, он еще не вернулся.

Не торопясь, я закончила уборку, приняла душ и, чувствуя, что после расслабляющих водных процедур меня клонит в сон, решила сварить себе кофе. С Виктором мы договорились, что он обязательно позвонит мне, как только вернется, и, зевая, я отправилась на кухню. Высыпая из кофемолки кофе, я ломала голову над тем, что делать, если Настя не объявится и завтра. Во-первых, поговорив с ней, я наверняка смогла бы выяснить что-нибудь полезное; а во-вторых, если девушка слишком много знала, то сейчас она, несомненно, подвергается опасности. Да, как ни посмотри, отсутствие Насти мне начинало не нравиться. Я машинально сняла с плиты закипевший чайник и опомнилась только тогда, когда из кофеварки на стол потекла струйка воды. С мгновение я тупо пялилась на пустую чашку и залитую кипятком кофеварку, потом кинулась спасать дорогой моему сердцу механизм. Разумеется, второпях не рассчитала и половину выплеснула мимо раковины. – Вот и пожалуйста, убралась!

Заваренный со второй попытки кофе мне не помог, и, пытаясь посмотреть на компьютере взятые с работы на дом черновики, я отчаянно боролась со сном. У Виктора по-прежнему никто не брал трубку. Потом начала курить, все чаще поглядывая на часы. В половине третьего сделала гимнастику. В начале четвертого мне наконец ответили.

– Алле? – у Виктора был странно плывущий голос.

– Слава богу, – почти заорала я радостно. – Ты где пропадал? Я уже начинала думать, что тебя тоже убили!

– Пытались, – заявил он в ответ. – Но у них ничего не вышло.

– Витя, что с тобой? – спросила я подозрительно. – Ты пьян?

– В дымину, – подтвердил он.

Я не могла поверить своим ушам.

– Ты не шутишь? Что ты хочешь сказать этим «пытались»? – у меня просто волосы на голове встали дыбом.

– Отравить. Пытались отрав…ить! Но они не знают наших, – вдруг угрожающе произнес он.

– Господи!..

Пьяный Виктор, такого не может быть! Как же так получилось? Не услышь я все это сама, в жизни бы не поверила!

– Ты в порядке сейчас?

– Да!

– Уверен?

– Абсолютно!

Я помолчала, собираясь с мыслями.

– Ты был там, узнал что-нибудь?

– Да… до утра не забуду.

Намек был понят, и я без сил опустила трубку на место. Телефон тут же зазвонил снова.

– Алло? Я слушаю, – слабым голосом произнесла я.

– Оля, это я! – До меня донесся зареванный голос Маринки. – Прости, что разбудила, но мне просто необходим кто-то, чтобы поговорить.

– Что случилось? Ты плачешь?

– Ты представляешь, я наконец решила с ним поговорить, позвонила ему сейчас, я знаю, время не лучшее, но все же, а он… – у нее даже дыхание перехватило, – а он пьян! Как сапожник! Вот такие у него дела, чтобы с работы пораньше уходить да водку пить и гулять с бабами! О всемогущий!.. Я так и села на пол. Виктор и Маринка все давно никак не могли выяснить свои отношения, и вот наконец Маринка решилась первой сделать шаг.

– Марина, это не то, что ты думаешь, – простонала я. – Все совсем не так!

– А как? – взвилась она. – Что еще тут может быть?

– Мало ли. Человек устал и решил расслабиться, выпить пива…

– Пива? – разъяренный вопль меня просто оглушил.

– Ну пиво без водки, сама знаешь, деньги на ветер, – начала оправдываться я. – Может, день рождения у друга.

– Не знаю. Зачем я ему вообще сегодня позвонила?

Это уж точно. Попадание – прямо в яблочко, по своей невезучести и несуразности Маринка легко могла переплюнуть нас всех, вместе взятых. Теперь разве что, пожалуй, Кряжимский мог составить ей в этом серьезную конкуренцию.

– Ладно, – она начала успокаиваться. – Извини, что потревожила. Просто я очень расстроилась, и мне надо было хоть кому-нибудь пожаловаться.

– Ерунда. Вот увидишь, все станет ясно, – заверила я. – Все мы люди, в конце концов.

– До завтра, – всхлипнула она и повесила трубку.

После такого сон как рукой сняло. Что же на самом деле случилось с Виктором? Но гадать было бесполезно, часы показывали без пяти четыре, и, заведя будильник на семь, я все же отправилась в спальню.

* * *

Конечно же, едва я сомкнула веки, как меня разбудило противное треньканье. Хлопнув рукой по дребезжащим часам, я обессиленно рухнула обратно в кровать. Поспать ну хотя бы еще капельку!.. Нет, так дело не пойдет. Я вскочила, бодрыми мыслями стараясь обмануть сопротивляющееся тело. Посмотрела в зеркало в ванной, оттуда на меня взглянул заспанный упырь. От увиденного меня продрал мороз по коже, и я окончательно проснулась. Шоковая терапия иногда так благотворно воздействует на организм.

Я быстро привела себя в порядок, оделась и выскочила из дома, решив, что, пока буду отпаивать Виктора рассолом, попью у него ставший уже ненавистным утренний кофе.

По сравнению с существом, которое открыло мне дверь, упырь в зеркале был цветущим воплощением здоровья. У меня даже мелькнула мысль, что я ошиблась квартирой. Моего обычно подтянутого, с безупречно прямой спиной и расправленными плечами коллегу этим утром скрючило вопросительным знаком. Передвигаясь, он старался особенно не удаляться от стенки, шаркал ногами по полу и щурился от света. Лицо было опухшее, волосы всклокочены и торчали в одну сторону.

– Проходи, – хрипло пригласил он меня. – Есть что-нибудь?

Я протянула ему бутылку с рассолом, специально сцеженным из засоленных мамой в родном Карасеве огурцов.

То, что вчера еще было Виктором, дрожащими руками приняло у меня сосуд и виновато сказало:

– Боюсь, одним этим мне не обойтись.

Без возражений – сама вижу, насколько все серьезно, – я спустилась вниз и зашла в близлежащий магазин. Некоторое время я колебалась, не зная, на чем же остановить выбор, но в конце концов взяла пару бутылок пива.

Когда я вернулась, существо уже успело умыться, вылакать половину рассола и причесаться.

– Виктор, как приятно снова видеть тебя, – искренне сказала я. – Не угостишь меня чаем?

Вопрос риторический. Я уже сама зажигала газ, потом достала ему открывалку, а себе сыр из холодильника.

– Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше, – он с наслаждением сделал длинный глоток. – Прямо оживаю.

– Где же ты умудрился так нализаться? Вот уж от кого не ожидала.

– Я тоже не ожидал, – усмехнулся он. – Думаю, парни по доброте душевной решили сделать мне приятное и подсыпали мне в рюмку какую-то наркоту. Еле домой дошел.

– Наркоту?

– А ты думаешь, мне так хорошо со ста граммов стало?

– Ничего я не думаю. В последнее время случаются такие сюрпризы, что я боюсь что-то загадывать. Лучше рассказывай все по порядку. Ты ведь нашел эту компанию?

– Нашел, – кивнул он. – Мы познакомились и стали близкими друзьями.

– Надо же! Это как? Кого ты видел?

– Подошел, спросил закурить, потом слово за слово – «а знаешь такого?» И вот там тогда-то, а классно такой-то того-то, а вот я там-то тогда-то…

– Ага, того-то…

– Вот видишь, сама и так все знаешь, тоже журналистка все-таки, – не стал возражать Виктор. – Ребята – обычная мелочь, так, шпана.

– Говоришь, словно бывалый авторитет.

– Всякое по молодости случалось, – невозмутимо ответил он. – Насколько я понял, они там «на тусняк» собираются, по их же словам, потрепаться, пиво попить, травку покурить, а то что и посерьезнее… Чего же они мне все-таки сыпанули? Героин, наверное. С водкой – убойная вещь, только, по-моему, дозу не рассчитали.

– С чего это они тебе героин сыпать будут? – недоверчиво спросила я. – Дорогое удовольствие.

– А я им понравился, – с усмешкой сказал Виктор. – К тому же, если ты думаешь, что там собираются только бедные студенты, ты сильно ошибаешься.

Пиво явно благотворно действовало на Виктора. Мимика и движения его стали более естественными, с лица постепенно сползала желтушная бледность.

– Ладно, мы эту тусовочку хорошенько распишем в какой-нибудь статье, будет тебе материал для раскрутки… А если ближе к делу?

– Теперь о птичках. Можно сказать, мне повезло – быстро наткнулся на человека, который узнал Кряжимского. Я вырезал его гордый профиль из той фотографии, которая стоит… стояла у нас в редакции.

Помимо воли, у меня вырвался негодующий вопль.

– Да не переживай ты, у меня негатив есть. Сделаю еще.

– Так ты что же, ходил там и показывал всем фотографию? – в ужасе спросила я.

Виктор нашел в себе силы постучать пальцем по лбу и недовольно заметить:

– По-моему, у тебя все ж весьма нелестное мнение обо мне. Я разговорился с одним человеком, Виталием зовут, и после щедрого угощения у нас пошли душевные разговоры. Поверь, статью могу хоть сейчас написать. Сам. Так я рассказал, что парень из их компании, Степа, познакомил меня с одним человеком… – тут я описал ему нашего Сергея Ивановича, – и тот занял у меня деньги. Виталий сказал, что вроде видел однажды кого-то похожего, правда, давно, он вроде Степу от ментов отмазывал. Тогда я показал ему фотку, и он сказал – тот самый. И добавил, что не знает, где его можно найти. А знаешь, что он ответил на мой вопрос, что такой немолодой человек делал в их компании? Что Кряжимский покупал наркоту. И отнюдь не безобидную травку.

– Что? Я не ослышалась?

– Нет. И в данном факте Виталий абсолютно уверен. Еще он сказал, что Степка – парень ненадежный, и недаром его так не любит Алексей. Как недолюбливает и «того самого, с фотографии, который деньги должен».

– Минуточку, тот самый Алексей, который со сломанным носом? К которому Настя ушла от Степы?

– Судя по всему, да. Как я понял, этот Алексей – довольно мутная личность. Чертов Виталя достал меня, то и дело повторяя: «Крутой пацан, не лох какой-нибудь».

Я сидела на табуретке, уставившись на кружившиеся в чашке чаинки, и пыталась переварить услышанное. Кряжимский покупал наркотики. Абсурд! Но если тот парень в этом уверен? – Виктор, – сказала я. – Я что-то совсем запуталась.

– Да я тоже ничего не понимаю. Зачем Кряжимскому наркотики? Правда, у него тогда умерла мать, – он неуверенно посмотрел на меня.

– Думаешь, просто нервы не выдержали? – засомневалась я. – Может, и так.

– Ну а со Степой ясно одно – никого он особенно не интересовал, так как на «крутого» парня не тянул и ходил скорее в «шестерках». Один возможный недоброжелатель – Алексей, да и тому теперь по барабану, девушку-то он получил. Про них-то и узнать бы что-нибудь поподробнее.

– Нужно выманить с югов Кряжимского, – в отчаянии сказала я. – Он бы хоть объяснил всю эту чепуху. А то кради тут зажигалки с места преступления прямо на глазах у следователя прокуратуры и кучи свидетелей и отправляй друзей пить водку с героином! А потом еще и узнавай такое…

В полном расстройстве, забыв, что я за рулем, я отобрала у Виктора бутылку с пивом и допила остатки.

– А у Насти я опять была вчера вечером, и местная стража сообщила мне, что она третий день не появлялась дома, – я зачем-то вернула Виктору пустую тару.

Он машинально взял бутылку и, по-быстрому посчитав, произнес:

– То есть ее не видели как раз со дня убийства. Думаешь, пора обзванивать больницы и морги?

– Да нет, надеюсь. Бабки сказали, что девка взбалмошная, могла загулять. Но ты прав, найти ее нужно обязательно. И конечно, Алексея этого со сломанным носом тоже.

Время приближалось к девяти, и пора было отправляться на работу. Взглянув на Виктора, я предложила ему взять выходной, но он мужественно и, на мой взгляд, опрометчиво отказался. По дороге мы еще раз заехали к Насте и, опять никого не застав, оставили у бабушек для девушки записку с просьбой позвонить по важному делу.

В редакцию мы вошли, распространяя стойкий аромат пива. Виктор держал под мышкой полуторалитровую бутылку с минеральной водой. У Маринки глаза на лоб полезли, когда она увидела его, опухшего и нездорово бледного. «Это же надо так надраться!» – отчетливо читалось в ее взгляде. Она презрительно хмыкнула и, не поздоровавшись, продефилировала мимо в другую комнату.

– Чего это она? – удивился Виктор.

– Она же звонила тебе этой ночью, и, наверное, ей очень не понравилось то, что она услышала.

– Звонила мне? Этой ночью? – не веря своим ушам, переспросил Виктор.

– Ты что, не помнишь? – настала моя очередь удивляться.

– С тех пор как я ловко обошел милицейский патруль и подошел к дому, память мне частично отказывает, – признался он.

– А то, что я звонила, помнишь?

– Смутно. Что же я ей такого наговорил?

– Скорее всего, ничего. В этом-то и проблема.

Я сочувственно вздохнула, в глубине души ощущая себя виноватой. С Маринкой, когда она чем-то обижена, нужно столько терпения… Сначала она действительно чувствует себя несчастной, а немного оправившись, с возрастающим в геометрической прогрессии удовольствием начинает наблюдать, как вокруг нее носятся, кудахтая и хлопая крыльями. Но в любом случае в подобный промежуток времени добрая и смешливая Маринка становится таким деспотом, что все грандиозные тираны прошлого рядом с ней представляют собой достойное жгучей жалости зрелище. Но людей сближают общие проблемы, вспомнила я.

– Вчера мне звонила Александра, – оповестила я. – Она утверждает, что против нас готовится заговор.

Ромка и Виктор повернулись ко мне, в дверном проеме я увидела, какой настороженный взгляд в соседней комнате стал у Маринки.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Стопорецкий давно точит на нас зуб, сами знаете. Не просто же так он вчера заходил.

– Как он сказал? – Ромка напрягся и попытался изобразить самодовольную физиономию нашего незваного гостя. – «Я здесь от лица возмущенной общественности». – И хотя мимике его не хватало многолетней изощренной отточенности бывалого управленца, получилось очень даже похоже.

– Перестань, – предостерег Виктор. – Не дай бог, напугает кто, таким и останешься. Я тебя тогда сам убью.

Как легко мы кидаемся такими словами, с тоской подумала я. И к чему это потом приводит? Потихоньку я уже начинала злиться на безответственное поведение Кряжимского, который влип черт знает во что и спокойненько уехал отдыхать, оставив нас расхлебывать заваренную кашу.

– Глупо с его стороны было приходить самому, – появилась из своего убежища Маринка. – Если уж он действительно решился в отместку вредить нам, то спокойно мог бы делать это исподтишка, для начала присылая к нам саму возмущенную общественность. А так можно вполне нарваться на протест и обвинение в угрозах и незаконном воспрепятствовании деятельности журналистов.

– И ограничении свободы средств массовой информации, – поддакнул Ромка.

– Думаю, он просто не мог отказать себе в удовольствии порисоваться и самолично попугать нас тут.

Примостившийся подальше от солнечного света Виктор только поморщился.

– А что-нибудь Александра еще сказала? Более конкретное? – полюбопытствовал Ромка.

– Почти ничего. Только то, что Стопорецкий начал собирать все жалобы, которые когда-либо были поданы на нас. Наверное, ищет, за что зацепиться.

– На любую газету подают столько жалоб, – заметила Маринка. – В прошлом году, например, нас обвиняли в том, что мы покрываем кровавые эксперименты, проводимые инопланетянами, и сваливаем всю вину за эти зверства на несчастных невинных маньяков. Помните? А меня лично – в кодировке народных масс посредством зашифрованных в печатном тексте сигналов и сочетаний.

Я отлично помнила все эти несуразицы, и, надо сказать, Маринка себя немного недооценивала. Она была профессиональным филологом, и тексты, составленные ею, действительно обладали силой мощного психического оружия, всегда находя широкий отклик.

– Это, конечно, тоже. Но он, скорее всего, будет выискивать жалобы на нарушение тайны частной жизни, превышение полномочий и неосторожность высказываний.

– Ничего он не найдет, – отмахнулся Ромка. – Мы были осторожны.

Я улыбнулась. Не подумайте, пожалуйста, ничего плохого, но порой работа в прессе требует некоторого отступления от формальностей… именно от формальностей. Не больше. Газета была моим детищем, а когда дело касается детей, мы часто становимся идеалистами. Их надо беречь, у них еще все впереди, и им немножко больше можно.

– Но Александра все же сочла нужным нас предупредить, – напомнила я, спрыгивая со стола. – Так что, если за кем-то есть какие-то хвосты… – грозно сказала я.

Ромка полез под стол. Он представлял разительный контраст со всеми нами, не выспавшимися по разным причинам.