Текст книги "А я леплю горбатого"

– Это она вам сегодня рассказала? – поинтересовалась я, чтобы потом иметь возможность сравнить показания двух подруг.

– Да нет, еще пятого января Геннадию Георгиевичу теща позвонила и предупредила – Инга пока у нее задержится, потому что приболела. Он, конечно, хотел сразу же поехать за ней, но тут как раз метель разыгралась, и мы с Ярославом его отговорили: зачем зря рисковать на зимней дороге? Из-за этого и сама Инга решила добираться автобусами с их предельной скоростью шестьдесят километров в час. А из своей машины выжимала бы вдвое больше, но вполне могла угодить под откос.

Отметив это в своем «портативном компьютере», я продолжала внимательно слушать Елену.

– Вот поэтому Инга и приехала только сегодня утром – она мне еще из автобуса позвонила, как только радиус действия сотового возобновился, – объяснила мне Каверина. – Я так обрадовалась, а через полчаса еще звонок – рыдает… Вот и все, – тихо подытожила она свой рассказ.

– А мужу Инга Львовна тоже из автобуса звонила? – напряглась я, стараясь найти хоть какую-то зацепку в этом непростом стечении обстоятельств.

– Не знаю, может быть, – пожала плечами собеседница. – Инга об этом не упоминала, но, думаю, вполне логично – он же не знал, что она приезжает.

– Елена Николаевна, как вы думаете, сможет ли кто-нибудь подтвердить, что Инга Львовна всю дорогу ехала именно этим автобусом? – спросила я, стараясь не заклиниваться на предыдущем вопросе, больше для перестраховки, чем для добывания новой информации.

– Конечно, – решительно ответила Каверина. – Обычно издалека едут земляки, которые друг друга знают почти с пеленок. Думаю, кто-нибудь обязательно Ингу запомнил, тем более она говорила, что еле успела на этот автобус.

Подтвердить эту исчерпывающую информацию скоро должен был Виктор, но теперь я хотя бы знала, от какого места танцевать дальше в разговоре с самой Владимирцевой.

Закончив нашу беседу с Еленой Прекрасной на этой оптимистичной ноте, мы вышли из кухни. К моему величайшему изумлению, в гостиной Кряжимский совершенно спокойно разговаривал с Ингой, которая вовсе не была в шоке от навязанной ей роли убийцы собственного мужа и не выглядела запуганной создавшимся положением. На наше появление они тоже отреагировали весьма спокойно, зато моему удивлению не было предела.

Конечно, я прекрасно знала: тактичный и хорошо воспитанный Сергей Иванович может найти подход к кому угодно, но даже не предполагала, что его чары распространяются и на буквально только что овдовевших женщин!

– Ольга Юрьевна, пока вас не было, мы очень обстоятельно побеседовали с Ингой Львовной. Передаю вам эстафету.

– Какая уж там беседа, – грустно улыбнулась Владимирцева. – Вы из вежливости интересовались характером и привычками моего мужа. Впрочем, может быть, это пригодится, чтобы найти настоящего убийцу. Или вы тоже уверены, что во всем виновата я? – испугалась Инга.

– Да нет, что вы! – поспешил успокоить ее Кряжимский. – Кстати, нас, газетчиков, тоже подозревают – ведь именно с нами собирался тем утром встретиться ваш муж, когда его убили.

– Вас? – удивилась Инга. – Но вы же просто журналисты и совершенно никакого отношения не имеете ни к нам, ни к его работе! И дома у нас вы никогда не были. Зачем вообще вам Гену убивать?

Я не торопилась отвечать на этот вопрос, но про себя радовалась, что хотя бы она, в отличие от милиционеров, сохранила в сложившейся ситуации здравый смысл. Чтобы не терять драгоценного времени, я начала задавать самые, на мой взгляд, важные вопросы:

– Инга Львовна, скажите, кому вы звонили сегодня по пути в Тарасов?

– Леночке и Гене, – без запинки отчеканила Владимирцева и с облегчением выдохнула.

«Наверное, удивилась, что вопрос такой легкий, – с горькой усмешкой подумала я. – А на самом деле такой каверзный…»

– Простите, а о чем вы с ним разговаривали, не помните? – снова спросила я.

– Да ни о чем. Я просто обрадовалась, что наконец-то Тарасов находится в сфере досягания, и решила позвонить. Он мне успел сообщить, что вчера с друзьями в баню ходил, а сегодня у него важная встреча с журналистами. Я не стала его отвлекать, мы с Геной договорились, что встречать меня не надо, с вокзала я доберусь сама – гостинцев в этот раз не слишком много. Все домашние новости я обещала рассказать при встрече. Мы еще посмеялись, как обычно: у них с мамой особый способ общения – она ему всегда помидоры маринованные передает в трехлитровых банках, а он потом рассказывает, достоин он этого гостинца или нет. Гена даже людей объемом этих банок мерил, говорил, что некоторые из нас по своей полезности только на майонезные тянут. Кто же знал… – запнулась Инга на полуслове.

Мне новая философия на основе банок понравилась, но лишний раз напоминать Инге о прошлом было бы, с моей стороны, некорректно. Чтобы не сосредоточивать внимания на этой больной теме, я постаралась вернуться к более насущным вопросам:

– Инга Львовна, конечно, вы понимаете, что милиция будет проверять все ваши действия начиная с рождения. Ответьте, пожалуйста, отчего случилась ваша внезапная болезнь?

– Я этого вопроса ожидала, – вздохнула Владимирцева. – Простудилась, у меня поднялась температура… В общем, мы, конечно, вызвали «Скорую» в Романовке, мне укол сделали – поэтому с моим алиби вроде бы проблем нет.

По ее совершенно спокойному голосу я поняла, что на самом деле Инги как бы с нами нет, во всяком случае, мыслями она далеко отсюда. «Наверное, думает о том, как развивались бы события, если бы она вернулась в Тарасов именно пятого…» – подумала я.

– В милиции вас уже допрашивали? – спросил Кряжимский.

– Я отказалась давать показания без своего адвоката, но на некоторые вопросы ответила: про мою внезапную простуду, про автобус и наши отношения с Геной… – перечислила Инга совершенно без эмоций, но тут же в ужасе добавила:

– Мне страшно! Понимаете, я никоим образом не могу быть к этому причастна! Кому я могла перейти дорогу? Ведь почти никто не знал о моей болезни. А сейчас меня хотят обвинить в смерти собственного мужа – это неслыханно!

Я сочувственно улыбнулась, но про себя подумала: «Вообще-то ситуация довольно обыденная. Люди убивают своих мужей и жен намного чаще, чем всех остальных». Расспрашивать Ингу про отношения с мужем я не стала, поскольку до меня это наверняка уже сделал Кряжимский, поэтому, попросив держать нашу редакцию в курсе событий, мы попрощались.

В подъезде мы не проронили ни слова, понимая, что большая половина жильцов прилипла к «глазкам» и замочным скважинам. Уже в машине я спросила:

– Сергей Иванович, а о чем вы разговаривали так долго с Ингой?

– Видите ли, кое-что из нашей с ней беседы мне показалось несколько непонятным, – задумчиво произнес Кряжимский, останавливаясь перед светофором. – Она говорит, что муж по жизни был человеком ровным и спокойным, поэтому врагов у него не было…

«Ну, как раз от этого и не надо зарекаться, – мудро рассудила я про себя. – Этого добра у нас на всех хватит».

– Кроме того, Владимирцев в быту был очень рассеянным человеком и только к своей работе относился серьезно. В общем, насколько Геннадий Георгиевич дома был неаккуратен и несобран, настолько ответственно он относился к служебным обязанностям.

– Кстати, наверное, это может подтвердить и его секретарь, – напомнила я. – Лучше собственной жены и Сосновского привычки Владимирцева не знал никто, но все-таки лучше подстраховаться, – глубокомысленно изрекла я и полезла в сумку за сотовым.

– Не торопитесь, Ольга Юрьевна, – остановил меня Кряжимский. – Есть еще кое-что: Инга Львовна просто уверена, что на рабочем столе мужа в его кабинете кто-то хозяйничал.

– И откуда у нее такая уверенность? – удивилась я. – Что-то пропало?

– Этого она пока не знает – говорит: надо спросить у Ярослава про деловые бумаги. Письменный прибор, стопка бумаги, пресс-папье… все в идеальном порядке, а между тем, по ее словам, сам Владимирцев просто ненавидел, когда вторгались в его личное пространство. Поэтому у него в кабинете всегда царил творческий беспорядок, помогавший ему сосредоточиться, – подытожил Сергей Иванович и замолчал, ожидая моей реакции.

Честно говоря, меня это заявление несколько озадачило: выходит, в квартире абсолютно точно побывал кто-то посторонний. «Но тогда Инга точно не причастна к этому преступлению», – обрадовалась я и облегченно вздохнула.

– Надо срочно поговорить с Ярославом. Если слова жены подтвердит еще и секретарь, в милиции это будет выглядеть более убедительно. Сергей Иванович, – внезапно нахмурилась я, – а в каком положении мы окажемся, если Владимирцев просто вдруг решил сделать сюрприз к приезду жены? Представляете, как все отделение будет покатываться со смеху? Для них ведь нужно что-то более конкретное, чем просто бытовые наблюдения.

– Ольга Юрьевна, мне ли вам объяснять, что именно они порой значат больше, чем крупные улики, и наводят нас на верный след?

Так как я это все прекрасно знала сама, то, не раздумывая больше ни минуты, набрала номер домашнего телефона Ярослава Сосновского. Кряжимский успел благополучно припарковать машину возле нашего офиса, а я все еще общалась с секретарем. Виктор и Марина обеспокоенно смотрели на нас сквозь стекло, но спокойная поза Кряжимского удержала их от экстренной эвакуации по пожарной лестнице или других подобных безумств.

– Все в порядке, – улыбнулась я, закрывая дверцу. – Пойдемте скорее, а то наши сотрудники сейчас умрут от любопытства.

Когда спустя полчаса мы все сидели в моем кабинете и обсуждали добытую с таким трудом информацию, Мариночка не выдержала:

– Складывается такое впечатление, что в нашей редакции работаете только вы! – обиженно фыркнула она. – Виктор, видите ли, весь автовокзал облазил, узнал наконец-то, что Владимирцева действительно утренним автобусом из этой самой Романовки приехала. Сергей Иванович вообще в Шерлоки Холмсы записался, побеседовав с вдовой. Ну, подумаешь, человек любил бардак, а тут взял да раз в жизни жену пожалел и прибрался – ну прямо подвиг! И что, его теперь в преступники записать? А ты, Оля, поговорила с Ярославом и уже загордилась. А ведь не брал Владимирцев никаких важных документов домой, так что пропасть ничего не могло!..

Вообще-то я особенно своими заслугами не гордилась, да и мужчины относились к своей миссии просто как к очередному заданию редакции. Но Маринка, видно, так обиделась на то, что мы оставили ее одну, вот и раскипятилась. И я решила не обращать внимания на ее выпады, переглянувшись с Виктором и Сергеем Ивановичем, мысленно попросила их о том же. К счастью, они мой намек поняли и от комментариев воздержались.

– Между прочим, я тут тоже не зря штаны протираю, – язвительно сообщила Маринка, одергивая мини-юбку. – Уже звонила эта выдра, Оксаночка Рощина.

Наша секретарша до такой степени презрительно произнесла это имя, что я едва не рассмеялась. «Ну надо же, как она все-таки ненавидит эту пустенькую Оксану, если даже сейчас не может обойтись без ехидства», – подумала я. Конечно, Сергей Иванович и Виктор не поняли причины этой тирады, поэтому в недоумении посмотрели на меня.

– Это секретарша депутата Кононова, у которого мы побывали вчера вечером, – напомнила я. – Кстати, что она хотела?

– Очень переживала по поводу гибели Владимирцева и спрашивала, успели ли мы с ним поговорить, что мы думаем обо всем этом и прочие мелочи…

– Может быть, это и не такие мелочи, как вы думаете, – остановил ее Кряжимский. – Вполне возможно, ее интерес закономерен, ведь, насколько я помню, Алексей Владимирович Кононов тоже претендовал на то самое место, что и погибший Владимирцев.

Конечно, меня это напоминание не застало врасплох, потому что о конкуренции в наше нестабильное время я уже подумывала. Устранить неугодного человека методом физической расправы над данным элементом общества было проще простого: в тарасовских газетах ощущалось такое обилие информации, что почти даром можно было найти и девочку по вызову, и маститого киллера. Вполне возможно, что и депутаты из городской Думы могли устранять своих настоящих или потенциальных недоброжелателей подобным способом.

– Что ты ей сказала?

– Ничего, – удовлетворенно улыбнулась Маринка. – Я сказала, что у нас все-таки редакция газеты, а не сыскное бюро. Строго конфиденциальную информацию мы посторонним не выдаем, общедоступную – опубликуем в ближайшем номере. А если ей хочется поговорить с главным редактором лично, то она может перезвонить. Кстати, – хитро прищурилась секретарша, – я еще хотела сказать, что за все надо платить, но как-то не решилась.

– Ну и молодец, – с облегчением выдохнула я. – Кто еще звонил?

– Конечно, из штаба Игнатова тоже звонили, – без былого энтузиазма сообщила Марина. – Ольга тоже интересовалась ходом расследования, но и ей я ничего особенного не сказала. Она предупредила, что перезвонит лично тебе, но это ведь не безмозглая Оксаночка, которая чуть ли не полдня телефон обрывает! – не преминула позлословить моя секретарша про красивую, но глупую Рощину.

«Ну, значит, Ольга Карпова еще перезвонит», – сделала я вывод, не придав этому факту особого значения: ведь скорее всего это ее шеф интересуется делом Владимирцева, и она, наверное, звонит по его указанию.

– Оль, может, стоит еще и этих депутатов проверить на причастность? – предложила Мариночка. – Этим мог бы заняться…

– Я, – безапелляционно перебил ее Виктор, и на этом обсуждение было закончено.

Я молча кивнула, и наш фотограф без лишних разговоров собрался и куда-то поехал. Спрашивать его о маршруте передвижений по городу просто не имело смысла – он порой и сам не знал, где окажется в следующую минуту. В одном я была уверена: если Виктор за что-то взялся, обязательно доведет до конца и выжмет из свидетелей и фактов всю истину.

Потемневшие окна напомнили о наступлении вечерних сумерек и о том, что с самого утра у меня, кроме кофе и печенья, маковой росинки во рту не было. Вообще-то Виктор из командировки еще всякие сладости привез, но мы их давно стрескали.

– Марин, у тебя сухарика не завалялось? – жалобно спросила я, выходя в приемную.

– Какой сухарик? – буркнула она в ответ. – Я тебе пиццу купила, еще теплая.

Я с благодарностью приняла пакет и кивнула в сторону кабинета Кряжимского:

– А-а-а?..

– Сергей Иванович не голоден, – безапелляционно сообщила Марина.

Пока я в недоумении размышляла, почему же это Кряжимский до сих пор не проголодался, секретарша смахнула скупую женскую слезу и призналась:

– Я его уже давно накормила, а на тебя просто обиделась, что вы меня одну здесь оставили и с собой не взяли.

Выговорив все это, она в ужасе уставилась на меня, предчувствуя гром и молнию, которые сейчас на нее обрушатся. Но ничего такого я делать не собиралась: во-первых, от голода и усталости не было сил ругаться и скандалить, а во-вторых, сердиться на Маринку просто бесполезно – никаких уроков она для себя не извлекает и при случае обязательно повторяет те же самые фортели.

Но нормально поесть мне, как видно, сегодня не было суждено: не успела я затолкать кусочек пиццы в рот, как раздался телефонный звонок. Мариночка точно по инструкции дождалась второго и только тогда взяла трубку:

– Газета «Свидетель». Здравствуйте… А-а, сейчас, – разочарованно закончила она так оживленно начавшийся разговор и протянула мне трубку. – Это Виктор.

– Привет, – с полным ртом заявила я о своем присутствии, пытаясь лихорадочно дожевать пиццу.

Конечно, многословностью Виктор и на этот раз не отличался, обходясь минимумом слов. Мне чуть ли не клещами пришлось вытаскивать из него подробности. Но даже и этого хватило для того, чтобы понять: у обоих депутатов – и Кононова, и Игнатова – твердое алиби. По их словам, они со вчерашнего дня, почти до самого утра бродили по злачным местам Тарасова. Началось это еще с бани, в которой они парились вместе с погибшим Владимирцевым.

Когда у меня возникли сомнения, Виктор только недовольно фыркнул и выдал мне ряд фамилий служащих, которые видели Кононова с Игнатовым в злополучный вечер. В абсолютной точности сведений я была уверена на сто процентов – депутатов видела целая толпа других народных избранников. Естественно, я прекрасно знала, что в эту компанию редко попадают случайные люди.

– Слушай, а ушли из бани депутаты тоже втроем? – задала я Виктору очередной вопрос.

Честно говоря, ответ я надеялась получить не раньше чем минут через десять. Неожиданно на помощь пришла Маринка, до этого времени сидевшая тихо и спокойно.

– Конечно! – воскликнула она, прекращая подпиливать ногти. – Они из бани ушли втроем, но Владимирцев отправился домой, а остальные, похоже, продолжали свой культмассовый поход. Я тут уже перезвонила в пару заведений, как раз в те, в которые депутаты заходили, вроде без происшествий обошлось. Уже часам к семи Кононов с Игнатовым приползли в офис, где их Оксана отпаивала огуречным рассолом.

Такая информированность Мариночки меня даже несколько насторожила, но секретарша невозмутимо объяснила:

– Так мне ведь эта мымра сегодня с самого утра названивает, не могу же я с нею о погоде говорить.

При этих словах я не удержалась от улыбки: уж если даже легкомысленную Маринку так раздражала болтливость Оксаны Рощиной, с этой девушкой действительно было не все в порядке – она действовала на нервы буквально всем. Впрочем, мне как-то некогда было концентрировать на этом внимание. Но я совершенно не удивилась, что наш родной российский продукт под лаконичным названием «водка» был совсем не чужд депутатам. «Похоже, Кононов частенько проводит банкеты и заседания с распитием спиртных напитков, иначе вряд ли в распоряжении его секретарши был бы огуречный рассол», – заметила я про себя.

Попрощавшись с Виктором, я положила трубку и снова обернулась к Маринке:

– Ну, Шерлок Холмс, что еще узнала от «этой мымры», как ты выразилась?

– А то, что она куролесила вместе с шефом, – гордо ответила секретарша, ожидая моей реакции на такое сенсационное заявление. – Ольги Карповой рядом не наблюдалось, – похоже, у них с Игнатовым не те отношения. Впрочем, это даже хорошо: мне кажется, такая девушка не должна возиться с двумя мужиками, мучающимися от похмелья. В двух словах могу подытожить: оба депутата все сегодняшнее утро провели в рабочем офисе Кононова, на диванах, – важно сказала она и добавила: – По свидетельствам очевидцев, между прочим, с мучительной головной болью.

Выслушав этот отчет, я подумала с облегчением: «Хоть одной проблемой меньше. Значит, ни один из конкурентов не мог в это время побывать в квартире Владимирцева и подсоединить провода к его душу, – рассудила я. – Хорошо все-таки, когда алиби депутатов подтверждается многими людьми, а то бы еще голову ломать пришлось. Впрочем, как раз вчера вечером Геннадий Георгиевич дома отсутствовал, так что проводки к крану можно было и раньше подсоединить, – неожиданно подумала я, но тут же отбросила эту мысль: – В этом случае Владимирцев погиб бы еще вчера. А я точно помню, что с утра он был в добром здравии».

Видимо, чтобы я слишком долго не ломала голову, из своего кабинета показался сытый и довольный Кряжимский. Пока он от всей души благодарил нашу секретаршу за заботу, я успела проглотить половину остывшей пиццы. Мариночка это издевательство терпела минуты две, но потом все-таки любопытство взяло верх, и она взорвалась:

– Сергей Иванович, если вы теперь каждую ерунду за мой подвиг принимать будете, я перестану вас кормить. Оль, ну, что там еще Виктор откопал? Может, я чего не уловила? – повернулась она ко мне и безо всякого перехода перескочила на другую тему.

Прожевывая остатки некогда вкусного и ароматного произведения итальянской кухни, я проклинала свою осведомленность. Казалось, что стоило Виктору хоть немного подождать и самому рассказать о своих достижениях сразу всем сотрудникам? Так нет, он только и знал, что портил мне жизнь и усиливал и без того волчий аппетит!

Вообще-то я такая злая бываю только в периоды сильного голода, потому и на диету предпочитаю не садиться. Но мои подчиненные в этом не были виноваты, и мне пришлось дожевать пиццу, взять себя в руки и выложить всю правду. Но не успела я открыть рот, как вновь зазвонил телефон.

«Слава богу! – обрадовалась я. – Наверное, Виктор перезвонил. Вот и пусть сам ей все рассказывает». Переполненная оптимизмом, я решила продолжить перекус. Пользуясь незапланированным минутным перерывом и Маринкиным ослабленным вниманием к своей персоне, я откусила еще один маленький кусочек и запила его глотком кофе.

К моему величайшему ужасу, недовольная секретарша как-то очень уж резко стала отвечать абоненту и уже через пару секунд протянула мне трубку.

– Тебя спрашивает Оксана Рощина, – елейным голоском сообщила она, заметив мои работающие в ускоренном режиме челюсти.

Окончательно поняв, что сегодня останусь голодной, я еще раз глотнула остывший кофе и поздоровалась с телефонной собеседницей.

– Ольга Юрьевна, звоню уже пятый раз и никак не могу поймать вас на месте, – обиженно защебетала секретарша Кононова своим фальцетом, который по телефону звучал еще противнее, чем в жизни.

«Во-первых, не пятый, а всего-навсего третий, – мысленно поправила я. – А во-вторых, я же не обязана сидеть и ждать, когда кто-то из любопытных соизволит мне позвонить». Но служебная этика не позволяла грубо обращаться не только с клиентами, но и с любым позвонившим, даже если он просто ошибся номером, поэтому я не спеша выпустила из легких воздух, потом быстро вздохнула и сказала уже совершенно спокойно, даже дружелюбно:

– К сожалению, у меня были дела, и я не могла поговорить с вами раньше. Что-то случилось?

– Это вы у меня спрашиваете? – удивилась Оксаночка и затараторила еще быстрее: – Уже весь город знает, что убит Владимирцев, а вы спрашиваете, что случилось! Ольга Юрьевна, кажется, вы этим делом занялись. Скажите, что нового? Алексей Владимирович волнуется, что в свете этих событий его интервью может быть истолковано превратно.

– На этот счет не волнуйтесь и передайте Алексею Владимировичу, что без согласования с ним ни одно слово из нашего интервью опубликовано не будет, – заверила я, все больше понимая, как же надоела мне эта вертихвостка с ее стрекотанием.

– Так вы этим делом занимаетесь или нет? – снова поинтересовалась Рощина, видимо, не желая терять свой имидж назойливой и пустой девицы.

– Оксана, по-моему, мы с вами все выяснили насчет интервью, а сейчас мне очень некогда. До свидания.

Не давая ей опомниться, я положила трубку. Вообще-то я бы даже не удивилась, если бы она тут же перезвонила еще раз. Но судьба сжалилась надо мной, а телефон удивил поразительным спокойствием. У меня от этого разговора или, может быть, от быстрого глотания непережеванных как следует кусков пиццы совершенно пропал и аппетит, и остатки хорошего настроения. Буркнув: «Ничего себе, веселенькое Рождество», – я ушла в свой кабинет. За моей спиной раздался сдавленный шепот Мариночки, не добавивший мне оптимизма:

– Ну, и чего так расстраиваться? Не последний же праздник в этом году – Старый Новый год скоро будем отмечать.

* * *

– Д-да, всякое бывало, – немного замялся Сосновский, когда я по телефону спросила о состоянии здоровья его шефа. – Понимаете, Геннадий Георгиевич не любил распространяться о своем самочувствии, чтобы лишний раз не волновать Ингу Львовну. Но на самом деле у него и правда иногда сердечко пошаливало.

«Вот те раз! – удивилась я, стараясь сохранить на лице бесстрастную маску. – Выходит, не был Владимирцев таким уж здоровым, каким хотел казаться. Конечно, беречь любимую жену от лишних волнений – это похвально, но надо же было и о себе думать!»

Слова Ярослава не только не пролили света на уже известные факты, а, наоборот, еще больше запутали следствие.

– По-моему, кто-то еще должен знать о проблемах Владимирцева со здоровьем, – вставил Кряжимский, как только я посвятила его в курс дела. – Кроме того, убийство и так слишком явно было похоже на сердечный приступ, чтобы секретарь сейчас начал что-то сочинять. Мне кажется, этим он сразу же навлекает на себя подозрение.

– Сергей Иванович, может быть, стоит спросить у Елены Кавериной? – предложила я. – Два свидетеля – всегда лучше одного. Впрочем, – тут же осеклась я, – если бы у Владимирцева действительно были проблемы с сердцем, она рассказала бы нам об этом раньше.

– Так ведь мы же с нею об этом не говорили, – напомнила Маринка, – а при подруге она вряд ли стала бы распространяться. Оль, позвони на всякий случай, – пододвинула она телефон ближе ко мне.

Чтобы не ломать голову напрасными заботами, я набрала номер сотового Кавериной.

– Знаете, Ольга Юрьевна, я не хотела при Инге говорить, но вообще-то однажды Геннадию Георгиевичу сделалось плохо… Я об этом случае вспомнила случайно: недели две назад мы возвращались из какой-то поездки по области, и прямо у нас на глазах произошла автомобильная авария. Конечно, мы оказали первую помощь, вызвали «Скорую», причем Владимирцев помогал пострадавшим вместе с остальными, но, когда все было закончено, у него случился сердечный приступ.

– Разве такое бывает? – засомневалась я.

– Врачи объяснили, что сначала он был в шоковом состоянии и почти ничего не понимал, «на автопилоте» был. Когда очнулся – сердце не выдержало такой нагрузки, – объяснила Елена Николаевна. – Но после приема лекарств давление и сердечный ритм нормализовались, так что причин для беспокойства вроде бы никаких не было. Он попросил ничего Инге не говорить, вот мы и промолчали.

– Скажите, а кто был с вами в этой поездке? – поинтересовалась я.

– Все это как раз Геннадий Георгиевич организовывал: ознакомительная поездка по районам области с целью дальнейшего распределения финансовых средств. Конечно, Владимирцев захотел ехать со своим шофером, хотя и не на служебной «Волге», а на «Газели». Еще нас сопровождал секретарь Ярослав Сосновский – очень толковый молодой человек, он заменил собой всех остальных помощников. Ну и еще, конечно, я и несколько депутатов: Кононов, Журавлев, Мефодиев…

Зафиксировав новые имена, я попросила Каверину как можно подробнее охарактеризовать этих людей и их отношения с погибшим Владимирцевым. «Так, с ними он не имеет общих интересов. А этот сейчас во Франции отдыхает и не может быть причастен. Шофер, по словам Инги, очень порядочный и преданный, Ярослава тоже взяли с собой не за красивые глаза. С Кононовым у Владимирцева были отношения ровные и даже почти дружеские. Сама Каверина… – остановилась я. – Над этим надо подумать».