Текст книги "Рейтинг лучших любовников"

– Андрей! – диким голосом крикнула Маша, и этот ее надрывный крик слегка отрезвил Корзуна.

– Отойдите от нее, – довольно твердо сказал он, – или…

– И что же там может быть «или»? – язвительно спросил Денис. – Ты ж еле на ногах держишься! А нас, между прочим, двое.

– Раздевайся, Машуня, раздевайся. – Эдик опять потянул жадные руки к девушке, не обращая внимания на Андрея.

– Стоять смирно! – приказал Корзун и вытащил из внутреннего кармана куртки своего «макарова». – Убью!

Андрей взял с собой пистолет специально, чтобы показать его наконец своим новым друзьям. Такие крутые ребята, как Денис и Эдик, проявляли себя последнее время с самой лучшей стороны, а потому заслужили его доверие. Андрей дал бы им подержать пистолет, а потом, может быть, даже пригласил в Лысовский банно-прачечный комбинат – пострелять. Конечно, он не сказал бы ребятам, для чего приобрел пистолет, но пусть бы они знали, что он у него есть. Его наличие хорошо сработало бы на его новый имидж.

Пока пистолет на имидж не работал.

– Пугач! – презрительно бросил Корзуну Денис.

Андрей навел дуло на огрызок стекла, торчащий из рамы окна, и выстрелил. Стекло разлетелось вдребезги. Эдик резко отдернул руки от Маши.

– Ерунда, – хмыкнул Денис. – Детская игрушка. В Китае делают. С резиновыми пульками. Я видел такие… – И он положил руку на грудь застывшей в ужасе девушке.

Андрей выстрелил Немоляеву в плечо. Тот, резко дернувшись, вскрикнул от боли. Рукав стильной светлой куртки окрасился кровью. Денис зажал рану рукой и, несмотря на подрагивающие от боли губы, двинулся на Андрея.

– Да ты что, сволочь! – угрожающе крикнул он, побледнел от усилия, которое затратил на крик, и уже гораздо тише добавил: – Эдька! Заходи с другой стороны!

Андрей стрельнул под ноги Зарудину. Во все стороны брызнули осколки грязного кафеля. Эдик не двинулся с места. Остановился и Денис.

– Уходите, – сказал Андрей и кивнул на дверь. – Если сделаете хоть одно лишнее движение – выстрелю в голову!

– Тебя посадят, – попытался урезонить его Эдик.

– Зато вас положат в темные уютные могилки, – ухмыльнулся Андрей.

Зарудин, с опаской оглядываясь на Андрея, первым покинул помещение с облупившимся кафелем и разбитыми унитазами. Денис, все так же зажимая рану рукой, с угрозой произнес:

– Ты еще пожалеешь, макаровец! – и тоже вышел из туалета.

Тут же к Андрею метнулась Маша.

– Что ты наделал? Откуда у тебя оружие? – спросила она, вцепившись в его руку с пистолетом.

А сознание Андрея опять уже заволакивало туманом. Главное сделано, и можно было больше не напрягаться, удерживая в голове происходящее и реагируя единственно правильным образом на малейшее изменение ситуации. Маша, превозмогая брезгливость и страх, вытащила из его слабеющих рук пистолет, сунула в сумочку и всю дорогу до квартиры Корзунов практически тащила молодого человека на себе. Она помогла ему открыть ключом дверь, и он рухнул прямо в коридор собственной квартиры. Маша тут же бросилась вниз по лестнице. Она не знала, что сказать родителям Андрея. Она сама была чуть жива после всех переживаний сегодняшнего вечера. Более всего ее пугал пистолет, оттягивающий ей сумочку.

На следующий день Андрея не было в школе. На первой же перемене к Маше подошел Зарудин, отвел к окну и, презрительно оглядев с головы до ног, спросил:

– Ну, как жизнь? Все мамочке с папочкой рассказала?

– Да если бы рассказала, мой отец убил бы тебя еще вчера! – с вызовом ответила Маша.

– Значит, не рассказала… Молодец! Правильно мыслишь! – похвалил ее Зарудин, бросая вокруг пугливые взгляды, явно опасаясь, что их кто-нибудь услышит. – Мы будем молчать столько же, сколько и ты.

– О чем молчать? Я к вам не лезла и насиловать не собиралась! – возмутилась девушка.

– К чему такие громкие слова, крошка? – Эдик опять с опаской огляделся вокруг. – Кто тебе сказал, что мы собирались насиловать? Мы так… потрогали бы кое-что… и все… Что мы себе, враги?

– Вы и так… – Машу передернуло. – Потрогали… сволочи…

– Но ведь ты никому не расскажешь, правда?

– А если расскажу?

– Тогда твоему Ромео – кранты!

– Почему? – спросила Маша, хотя прекрасно все понимала.

– Потому что тогда Ромео придется объяснять, откуда у него оружие.

– У него нет никакого оружия! – Маша выкрикнула это так громко, что Зарудину пришлось чувствительно пихнуть ее в бок.

– Диня тоже сказал родокам, – шепнул Эдик девушке, – что в него из детского пугача попали, потому что из раны извлекли стальной шарик. Его папаша с мамашей, понимаешь, не рубят в этом деле ни хрена. Интеллигенты… И еще он им сказал, что не знает, кто попал… Дескать, какие-то децилы в парке в войнушку играли. Чуешь?

– Что я должна чуять?

– Ну до чего же ты, Кудрявцева, тупая! Я же русским языком сказал: Диня про корзунский пистолет будет молчать столько, сколько будешь молчать ты! Поняла наконец?!

Маша, не посчитав нужным ему ответить, отошла от окна. Конечно, она будет молчать. Она и без зарудинских угроз понимала, что подставит Андрея, если пожалуется. Она никак не могла выработать линию поведения. С одной стороны, Андрей по отношению к ней поступил подло: напился и отдал ее на растерзание отморозкам. С другой стороны, он же ее и спас. Сам был еле жив, но спас. Он мог их даже пристрелить. И все ради нее. Это здорово грело душу и пугало одновременно. Откуда у него пистолет? Зачем он ему? А что будет, если Зарудин с Немоляевым донесут на него хотя бы директору школы?

Маша с горячечным туманом в голове с трудом смогла высидеть четыре урока и вместо химии побежала к Андрею домой. Опухшая от слез тетя Катя сказала, что Андрей вчера явился домой в невменяемом состоянии, из которого сам выйти никак не смог. К нему вызывали врачей, и теперь он будет спать примерно сутки. Тетя Катя пыталась расспрашивать Машу, не знает ли она, что случилось, но девушка только отрицательно качала головой.

* * *

Андрей Корзун не был в школе три дня. Физически он чувствовал себя уже вполне прилично, но боялся, что, как только увидит Немоляева и Зарудина, удавит их голыми руками. Он не сомневался, что у него получится, потому что правда была на его стороне. Кроме того, как только он вспоминал о своих «лучших друзьях», глаза застилало таким алым жгучим туманом, с каким люди идут на преднамеренное убийство.

Сидя дома за компьютером, Андрей никак не мог сосредоточиться на программе, которую составлял, потому что одновременно пытался проанализировать, как он, такой развитый интеллектуал, всегда с ходу отличающий настоящее от подделки, мог купиться на «Аль Капоне» и посиделки за коньяком в вульгарном «Посейдоне»? Результаты анализа были неутешительными.

С некоторых пор он, выглядывая из-за маминого не слишком широкого плеча, стал замечать: его одноклассники живут совсем другой жизнью. Они кучкуются большими шумными компаниями: парни и девчонки. У них совершенно другие интересы, непонятные ему, а потому манящие. Они ходят в какие-то походы с костром и гитарами, ездят все вместе на концерты поп-звезд. Ребята даже спортивные куртки носят с каким-то особым шиком и потрясно шнуруют кроссовки. Они все время обмениваются дисками, кассетами, о чем-то друг с другом договариваются и, как казалось Андрею, стоят друг за друга горой.

И маменькиному сыночку Корзуну захотелось попробовать этой другой жизни, которой он не знал и которая, возможно, интересней и содержательней, чем его собственная. Захотелось крепкой мужской дружбы, о которой сложены легенды и написаны книги; в братстве одноклассников ему почудилось что-то чуть ли не мифологическое и от него ускользающее.

И что оказалось? Оказалось, что все врут: и книги, и родители! Дружба его одноклассников круто замешена на куреве, алкоголе и сексе или убогих и одновременно страшных поползновениях на секс. На кой хрен ему, у которого и так все есть, такие друзья? Не было их раньше – не надо и теперь! Возможно, они у него появятся потом, когда он поступит в «универ» или когда будет работать в компьютерной фирме, куда его уже сейчас настойчиво приглашают. Друзья должны иметь общие интересы, общую работу, а не курилку на школьном крыльце и не вонючий «Посейдон» со «Сковородкой». Как жаль, что ему пришлось заплатить за понимание этих простых истин такую страшную цену! Ведь все лежало на поверхности! Чем у него были занавешены глаза?!!

Машка… Простит ли его Машка? Он бы не простил… Но если она не простит, то все вообще теряет всякий смысл. Теперь, когда с матерью у него нет такой близкой связи, как раньше, у него оставалась только одна Машка. Машка – единственная, глаза которой никогда не врут! Нет… Она должна простить… Она сама говорила, что они рождены друг для друга и что-то такое о Книге Судеб. Про Книгу Судеб он, конечно, ничего не знает, но жить без этой тоненькой девушки с чистыми глазами он совершенно не в состоянии. Она действительно вошла прямо в его душу чуть ли не с рождения. Он ни разу не посмотрел вслед ни одной другой юной красавице. Для него всегда существовала только она одна – Маша Кудрявцева. И это ее он так бессовестно предал!

Андрей обрубил недоделанную программу, выскочил из дома и помчался к девушке. Они должны немедленно поговорить. Он вымолит у Маши прощение. Даже если дома окажется тетя Вера и попытается выставить его из своей квартиры, сегодня у нее ничего не получится!

На полпути к дому Кудрявцевых, между двумя веселенькими дощатыми домиками детского городка, Андрей натолкнулся на своих бывших «лучших друзей», а ныне – заклятых врагов – Немоляева и Зарудина.

– Куда спешишь, Ромео? – с большой иронией в голосе спросил Зарудин. – Не на заказное ли убийство?

– Ну что ты, Эдик, – с не меньшей иронией в голосе подхватил Немоляев. – Корзуну некогда! Он сначала свою Машку оприходует, а потом… – Денис посмотрел холодными колкими глазами куда-то в переносицу Андрея и закончил: – а потом к мамаше вернется! Инцестник с пистолетом Макарова за пазухой!

Андрей опять почувствовал, как глаза заливает алой горячей пеленой ненависти. Он еще намеревался сдержать себя, потому что сейчас гораздо важнее было переговорить с Машей, но Немоляев спросил своего дружка:

– Как думаешь, Эдик, может, папашке-Корзуну доложить, чем сынок с мамашкой занимаются в его отсутствие?

Зарудин не успел ответить, потому что Андрей молниеносным выпадом ударил Дениса под челюсть. В нем, никогда не дравшемся ранее, будто пробудились дикие инстинкты далеких предков. Он повалил Немоляева на землю. Конечно, с ним, раненным в плечо, справиться было довольно просто, и Андрей, заметив, как побелело лицо Дениса, переключился на Зарудина. Немоляев с перекошенным от боли ртом сидел на земле детского городка, опять зажав свое плечо, и с ужасом смотрел, как Андрей борется с Зарудиным не на жизнь, а на смерть.

– Идиот! Ты же его убьешь! – выкрикнул он Андрею, как мог громко, когда увидел, что лицо Эдика заливает кровь из разбитых брови, носа, губы.

Корзун, тяжело дыша, остановился, глядя на поверженных врагов.

– Я… я вас еще раз предупреждаю, – хрипло сказал он. – Если вы только посмеете… хоть словом, хоть намеком помянуть мою мать и Машу, я вас… пристрелю… из настоящего «макарова»… И не дай вам бог тронуть мою Машку… хоть пальцем… Лучше вам этого не делать, парни… Клянусь, пожалеете… Я выбиваю с двадцати шагов десять из десяти…

Ответа Андрею не было. И Немоляев и Зарудин поняли, что этого шизоида трогать не стоит. Хлопот не оберешься. Лучше игнорировать его, как раньше. Кому он нужен, этот извращенец-инцестник! С первого класса с мамашей за ручку ходит! Гульнули за его счет пару раз – и хватит. Да и Машильда его не Голливуд. Так себе деваха… И получше найдутся, и посговорчивей…

– Что с тобой? – выкрикнула Маша, открыв дверь квартиры и увидев на пороге Корзуна. – Ты весь в крови!

– Тише ты… – прошипел Андрей.

Маша втащила его в коридор, захлопнула дверь и принялась ощупывать лицо и тело:

– Что? Где болит? Кто? Зачем? Они? Немоляев? Зарудин?

Андрей вынужден был прикрыть ей рот рукой, чтобы на ее вопли не выскочила в коридор тетя Вера.

Маша вырвалась и крикнула:

– Да никого нет дома! Объясни же наконец, что случилось?

– Ничего особенного… Ну… подрался! – Поскольку его врагиня, тетя Вера, отсутствовала, Андрей ответил громко и выразительно. Его распирало чувство законной гордости. Он наконец-то подрался! Первый раз в жизни! И ведь не просто подрался! Он победил! Голыми руками, как и предполагал!

– С кем? С ними?

– С ними! – не менее гордо ответил Андрей.

– Что-то не пойму, откуда кровь течет, – озабоченно проговорила Маша, опять принявшись разглядывать его лицо и ощупывать тело.

– Это не моя кровь, Машка! Это зарудинская!

– Да? – Маша недоверчиво заглянула ему в глаза.

– Ты, конечно, думаешь, что если я дрался с Зарудиным, то непременно он должен был меня уделать, да? Именно я должен валяться в крови и звать маму на помощь, так ведь?

– Нет… но…

– Они тоже так думали! Они думали, что я слабак… что меня можно одним пальцем…

– Что значит – они? Немоляев тоже с тобой дрался?

– Он? Нет… Он не мог. У него же плечо… – не стал врать Андрей. – Ты же знаешь…

– Кстати! Откуда у тебя пистолет? – сразу сменила тему девушка.

– Купил, – угрюмо ответил Андрей, глядя в пол.

– Зачем?

– Надо, Маша. Это мужские дела.

– Ах, это мужские дела! – презрительно и с расстановкой произнесла она. Уяснив себе, что с Андреем все в порядке, что медицинская помощь ему не требуется, Маша вспомнила наконец свою обиду. – А водку пить и отдавать свою девушку на растерзание дружкам – это тоже мужские дела?!!

– Я не пил водку… Это был коньяк.

– Не вижу разницы!

Андрей поднял на Машу полные боли глаза и прошептал:

– Прости меня, Машенька… если сможешь… прости…

Он опустился на пол на колени, обнял ее ноги, прижался к ним щекой и уже громче сказал:

– Я негодяй, Маша. Я не хочу с себя снимать ответственность, но все же… Понимаешь, я никак не могу понять, как такое могло получиться! Знаешь, мне кажется, что эти отморозки подлили мне что-то в коньяк или в банку с пивом… Да и последняя сигарета была такая странная… В общем, я гад, что расхвастался своими отношениями с тобой, хотя ничего такого, о чем они подумали, у нас и не было… Но я ведь и так… без всего этого… люблю тебя, Машенька… Прости…

И, конечно же, девушка не выдержала. По ее щекам побежали слезы. Не вытирая их, всхлипывая и шмыгая носом, она подняла своего проштрафившегося Ромео с колен и потащила в ванную. Там она заставила его снять окровавленную куртку и футболку, на которую тоже попала ядовитая кровь врага. Андрей умылся. Маша подала ему полотенце и, уже улыбаясь, смотрела, как он вытирается. Ее влажные глаза говорили Андрею, что она его простила, что не простить не может, даже если бы захотела.

Андрей отбросил полотенце. Молодые люди обнялись и долго целовались, забыв про пистолет. Потом Маша счастливо улыбнулась и сказала:

– Я тоже люблю тебя, Андрюшка, – наконец сказала она, – несмотря ни на что… Ты – моя судьба…

– Маш… Неужели меня можно… такого… любить? – спросил Андрей, и лицо его сделалось беспомощным перед огромностью ее чувства к нему.

– Я люблю тебя всякого, – тихо и проникновенно ответила девушка.

– Ты уверена, Маша?

– Я это знала всю жизнь. Еще когда мы были маленькими…

– Теперь мы не маленькие… к сожалению…

– И вовсе не к сожалению. Мы уже взрослые, Андрей. Скоро выпускной, а потом… потом нам исполнится по восемнадцать лет.

– Разве что-то изменится? – усмехнулся молодой человек.

Машины и без того большие глаза сделались огромными. Она взяла его за руку и повела из ванной в свою комнату. Там, опять обернувшись к нему лицом, улыбнулась как-то по-новому для Андрея и сказала:

– Конечно! Изменится все. Я выйду за тебя замуж.

– Замуж… – недоверчиво повторил он.

– Ну да! А ты разве не хочешь этого? – Маша еще раз улыбнулась той новой улыбкой, потому что была уверена в ответе: он не может этого не хотеть. И Ромео не разочаровал свою Джульетту.

– Я… я… хочу… Конечно же, я хочу! – проговорил Андрей, притянул девушку к себе и начал целовать любимое лицо – лоб, глаза, щеки, подбородок, шею.

– А хочешь, Андрюшка, я буду… твоей женой… сейчас, – шепнула она ему.

– Сейчас… – Андрей отстранился от Маши и посмотрел на нее с удивлением и восторгом.

– Сейчас, – кивнула девушка и мгновенно стянула через голову голубую вязаную кофточку.

– Машка-а-а… – еле выдохнул Андрей, когда с груди девушки упал на пол белый кружевной бюстгальтер. – Я же и так тебя люблю…

– Будешь любить еще больше, – ответила она и сняла джинсы.

Андрей испугался, увидев Машу в прозрачных крошечных трусиках, которые уже очень трудно было назвать одеждой. Он сделал рукой вялый запрещающий жест, но девушка отцепила на бедре какую-то лямочку, и трусики тоже упали к ее ногам.

– А ты не пожалеешь потом об этом, Маша? – с трудом ворочая языком, спросил взволнованный Андрей.

– Я люблю тебя… Я так люблю тебя… – чуть не задохнулась своими чувствами девушка, и молодой человек понял, что не вправе сейчас от нее отказаться. Иначе это будет большим грехом.

* * *

У тинейджеров, живущих в трех дворах вокруг школы, где учились Андрей с Машей, была большая мода на пневматическое оружие и всяческого рода пиротехнику в виде петард, ракет и прочего. Бедные жители этих трех дворов жили в условиях, приближенных к боевым. С наступлением темноты в знаменитых на всю страну дворах-колодцах гремели взрывы, многократно усиленные отражением звука толстыми старыми стенами. Местный участковый, Краюхин Василий Никанорович, отлавливал подростков, отбирал петарды, ставил некоторых на учет в детскую комнату милиции, но стрельба и салюты не прекращались.

Особым шиком среди парней считалось ходить с ожогами и бинтами на руках. Чувак старше шестнадцати без какой-нибудь единицы пиротехники или пневматического пистолета за человека не считался. Всякая мелюзга за выстрел по пустым бутылкам бегала бойцам за сигаретами и пивом, часто выкладывая на покупку свои жалкие сбережения. Они же мыли стрелкам велики, мопеды и вообще всячески прислуживали и угождали.

Вова Лысаков, больше известный местной братве по кличке Лысый, являлся первым человеком этих трех дворов, поскольку мог достать настоящего «макарова». Он же явился родоначальником дикой игры под названием «Охота».

Напрактиковавшись возле заброшенного банно-прачечного комбината в стрельбе по коробкам, набитым газетами, а потом – по бутылкам, владельцы «макаровых» сдавали ему экзамен на меткость. Наиболее меткие «лысовские стрелки» удостаивались охоты на трамвай. Окна левого крыла банно-прачечного комбината выходили на улицу, из-за одного дома которой крутой дугой выгибались трамвайные рельсы. Вывернув из-за угла, трамваи несколько минут ехали прямо на комбинат, пока рельсы не сворачивали на другую улицу. «Лысовским стрелкам» за эти несколько минут, пока трамвай не свернул вбок, надо было успеть попасть в застекленный номер маршрута, который находился как раз над лобовым стеклом, то есть над самой головой у водителя.

Вова Лысый дураком не был. Он понимал, что если у стрелка дрогнет рука и стальной шарик вместо стекла с номером маршрута попадет в лобовое стекло, то последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Лысый принимал экзамены очень серьезно и с пристрастием. Без Вовы на территорию банно-прачечного комбината проникнуть было совершенно невозможно, потому что после нескольких случаев стрельбы по трамваям ее обнесли высоким бетонным забором с колючей проволокой поверху. Но, к сожалению, для таких, как Вова Лысый, не существует непреодолимых препятствий. Очень скоро в одном укромном месте он выкопал лаз под забором и свободно проникал на облюбованную территорию. «Лысовские стрелки» даже и в голове не держали мысль о выдаче кому бы то ни было Вовиного лаза, потому что один такой попробовал. Его «макаров» был тут же выявлен участковым Краюхиным В.Н., а родителям незадачливого стрелка пришлось вывернуться наизнанку, чтобы их сыночка не привлекли к делу о стрельбе по трамваям. Кроме того, только у Вовы был глушитель, а без него последнее время стрельба стала опасной. Никто не знал, откуда Лысый брал «макаровых», но продавал он их довольно охотно. В глушителях отказывал сразу и бесповоротно. Причин объяснять никому не желал.

Лучшим учеником Вовы Лысого оказался Андрей Корзун.

– Ну что ж! Класс! – похвалил Андрея экзаменатор. – В пятницу можем и на охоту. Охотимся не чаще одного раза в полгода. Чаще нельзя – засекут. Тебе повезло: как раз подошло время.

После случая в парке Андрей еле уговорил Машу отдать ему «макарова», клятвенно заверив, что не только больше никогда не пустит его в ход, но и вообще отдаст обратно Вове Лысому, у которого взял его только так, для ознакомления: какому мужчине не хочется подержать в руках оружие. Клятву он держать не собирался и нарушил ее на следующий же день, отправившись на очередную тренировку на территорию банно-прачечного комбината. Пятницы дожидался со страхом и трепетом. По неподвижным мишеням он стрелял очень хорошо. Об этом свидетельствовало и точно простреленное плечо Немоляева. Теперь Андрею важно суметь попасть в мишень движущуюся.

Трамвай № 24 вывернул из-за угла дома и, потряхивая своим длинным двойным телом и позванивая, поехал прямо на Андрея. Тот вытянул ему навстречу руку с пистолетом и выстрелил. Застекленный № 24 разлетелся в мелкие брызги.

– Класс! – опять похвалил своего ученика Лысый, и они бросились вон с территории комбината.

* * *

Антон Зданевич довольно долго не мог найти в Санкт-Петербурге работу. Он уже совсем отчаялся и собирался наниматься в какую-нибудь школу вести ОБЖ и военную подготовку, а потом вдруг неожиданно зацепился взглядом за неопрятную бумажонку, прилепленную к водосточной трубе, мимо которой, похоже, уже проходил раз десять. Корявым почерком на ней было написано: «Требуется опытный компьютерщик. Срочно». Какой компьютерщик требуется, понять из объявления было невозможно: то ли программист, то ли электронщик, то ли просто продвинутый пользователь. Собственно говоря, это Антону было все равно, потому что долгими вечерами в своей воинской части он изучил компьютер вдоль и поперек. Это ему было интересно. Он выписывал из магазинов специальные книги и учебники, освоил кучу программ и почти с закрытыми глазами мог разобрать и собрать системный блок, как автомат Калашникова.

Словом, Зданевич позвонил по указанному в неопрятной бумажонке телефону. Отозвалась некая частная фирма «Драйвер», которая занималась ремонтом компьютерной техники и находилась в состоянии страшной запарки ввиду нехватки рабочих рук и большого количества заказов. Антон, ни на что особенно не надеясь, поехал посмотреть, что делается в этой фирме.

Четыре мужика занимали полуподвальное помещение из двух комнат и трудились над тем, что Зданевичу давно уже полюбилось, то есть: копались в развороченных системных блоках, в электронных внутренностях музыкальных центров, телевизоров и видеотехники. Никто не потребовал от Антона документов о специальном образовании и ничего толком не расспросил. Его сразу подвели к погасшему монитору одного из компьютеров и предложили разобраться, в чем дело. Зданевич разобрался. Монитор отозвался черной заставкой «Windows XP» с бегущими в центре экрана, пониже этой надписи, веселенькими голубенькими квадратиками. Антона похлопали по плечу и предложили оформляться на работу. Он оформился, не отходя от только что оживленного им монитора.

Платили в фирме хорошо, но черным налом. Официальная его зарплата составляла 3500 родных рублей. Содержать семью на то, что шло в его карман помимо ведомостей, было можно, и Зданевич собрался перевозить в Питер Ольгу с детьми. Если еще и жена устроится на работу по специальности, то они вообще заживут неплохо. Хватит и на образование Генке, если он не сможет поступить на бюджетное отделение какого-нибудь питерского вуза, и Люське, чтобы продолжить занятия музыкой.

Антон положил себе на всякие мелкие дела еще месячишко. Он решил, что стоит получить еще одну приличную зарплату, а там уже можно будет и вызвать Ольгу в Северную Пальмиру на постоянное место жительства. Зданевичи-старшие до того мечтали поскорей вживую увидеть внуков с невесткой, что по собственной инициативе предложили сыну в полное владение свои «двухкомнатные хоромы», чтобы его не смущал пресловутый квартирный вопрос. Сами они решили съехать на дачу в Тосно, где на участке в двенадцать соток у них был построен основательный и теплый зимний дом.

* * *

Вера мучительно раздумывала, каким способом лучше всего отвадить Андрея Корзуна от собственной дочери. Она курила на нервной почве одну сигарету за другой, когда в замке входной двери неожиданно заскрежетал ключ. Странно. Слава на работе, Машка должна быть в школе. Уж не тащит ли она сюда своего Андрюшку, надеясь, что никого нет дома?

Вера торопливо загасила сигарету, вышла в коридор и встала против двери, чтобы сразу турнуть из квартиры Катиного отпрыска, если что. Пришла действительно Машка, но одна. Глаза дочери имели такое незнакомое выражение, что Вера насторожилась и незаметно для себя встала в боевую стойку: ноги шире плеч, руки напряжены, ладони сжаты в кулаки.

– Ну! Почему не в школе? – спросила она.

– Да была я в школе… – Машка произнесла это так незаинтересованно и равнодушно, что Вера сразу поверила: в школе она была.

– Отчего тогда такой странный вид?

– Странный? – удивилась Машка и расплылась в улыбке. – И что же во мне такого странного?

– Какая-то непонятная нега во взоре и глупая улыбка! – отчеканила Вера.

– Глупая?

– Глупейшая!

– Глупейшая?

– Маша! – возмутилась Вера. – Прекрати повторять за мной и смотреть сквозь меня! Что случилось?

– Да уж случилось… – Дочь опять улыбнулась, широко и непонятно, а потом еще и с удовольствием потянулась. – Только тебе, мамочка, то, что случилось, абсолютно не понравится.

– А кому понравится? – Вера почувствовала, как у нее от предчувствия беды похолодело в груди.

– Никому не понравится.

– А тебе, судя по всему, нравится?

– Ага…

– Так! Быстро говори, что случилось! – тряхнула ее за плечо Вера.

– Скажу. Куда я денусь? – продолжала улыбаться Маша. – Только ты дай слово, что не будешь сразу орать!

Вера, охнув, тяжело привалилась к стене коридора. Если бы дочери уже исполнилось восемнадцать лет, то она решила бы, что они с Корзуном подали документы в загс. Но пока никто у них никакие документы не возьмет. Если только…

– Мам! Ну ты что? Еще ничего не знаешь, а уже почти в обмороке. Не буду я тебе ничего говорить, – обиженно заявила Маша и прошла мимо Веры в свою комнату.

Усилием воли взяв себя в руки, Вера двинулась за ней.

– Машка! Прекрати меня терзать! – сказала она сдавленным голосом. – Мне уже мерещатся всякие ужасы.

– Если бы со мной произошли ужасы, то я и была бы в ужасном состоянии. Я улыбаюсь, а тебе почему-то это не нравится!

– Все… – Вера рухнула на диван рядом с дочерью. – Говори… или я тебя удушу!

– Ладно, – наконец согласилась Маша. – Сказать все равно придется. Так вот: у меня… будет ребенок.

– Как…

– Обыкновенно. Как у всех женщин бывает.

– У каких еще женщин? Ты еще совсем соплячка! – взвилась Вера.

– Ну конечно! Что ты можешь еще сказать! – обиженно отвернула голову Маша.

У Веры потемнело в глазах. Неужели… Нет!!! Этого не должно было случиться! Этого не могло случиться! Она, конечно, видела, что Машка влюблена в Андрея Корзуна, но чтобы так… Нет… Это не может быть его ребенок! Этот ребенок не должен быть его, потому что… Да и вообще… дочка, наверно, шутит. Специально. Чтобы ее позлить.

– Маша, – шепнула Вера, – ты… ты… того… пошутила?

– За кого ты меня принимаешь? – возмутилась дочь. – Разве такими вещами шутят?

– Кто… – даже не спросила, а еле выдохнула Вера.

– В каком смысле?

– Кто отец…

– Неужели у тебя, мама, могут быть какие-то сомнения на этот счет? – удивилась Маша.

– Неужели все-таки Андрей…

– Конечно же Андрей! – сорвалась на крик дочь. – Мы любим друг друга! И ты это прекрасно знаешь! И нечего разыгрывать передо мной трагедию! Я беременна и счастлива этим!

– А он знает? – уже почти ровным голосом спросила Вера. Первое потрясение прошло, и она уже была готова к борьбе.

– Не знает! Пока никто не знает, кроме тебя. Я только что от врача.

– И не узнает! – суровым голосом произнесла Вера. – Этого никто никогда не узнает!

– То есть?! – с вызовом спросила Маша.

– То есть – ты сделаешь аборт.

– Еще чего!

– Ты сделаешь аборт! – повысив голос, повторила Вера.

– И не подумаю!

– Еще как подумаешь!

– А если у меня после этого никогда не будет детей? Врачи всегда об этом предупреждают. Что ты на это скажешь?

– Я скажу, что лучше вообще не иметь детей, чем иметь… этого…

– Мать, да ты что? – У Маши от ужаса побелели щеки. – Ты на что меня толкаешь? На убийство?! Это же грех!

– Не говори ерунды! Тысячи женщин занимаются таким убийством и ничего! Не греховнее других будешь!

– А я не стану!

И без того темные глаза Маши потемнели и расширились так, что Вера решила сменить интонации и представить дело в ином свете.

– Машенька! – ласково начала она. – Я ведь думаю прежде всего о тебе! Тебе только семнадцать лет! Тебе надо поступить в институт, выучиться, а потом уж хоронить себя в пеленках и распашонках. Тебе лишь кажется, что ты все будешь успевать. На самом деле маленький ребенок – это очень тяжело. Это обуза. Тебе надо думать о своем будущем!

– Мама! Мое будущее – это Андрей! Если я не поступлю в этом году в институт, ничего страшного не случится. Поступлю на следующий год!

– А кто будет вас содержать? – Вера выстрелила в дочь совершенно неожиданным для нее вопросом. Маша замялась и не очень уверенно пробормотала:

– Ну… можно же поступить на вечернее отделение…

– И кому это надо? Ребенок недосмотрен! – Вера загнула на руке один палец, а потом сразу и второй, но еще один убийственный аргумент Маша не дала ей высказать:

– Почему недосмотрен?

– А кто за ним будет смотреть, когда ты будешь вечером в институте?

– Ну… можно тогда поступить на заочное…

– Ты что же думаешь, что там не нужно учиться! А сессии? К тебе на дом никто не приедет экзамены принимать!

– Ну… а ты? – Маша посмотрела на мать уже совершенно затравленной зверушкой. – Ты разве не сможешь посидеть с… внуком, пока я…

При слове «внук» у Веры так неприятно заострилось лицо, что Маша побоялась заканчивать свою мысль.

– А прежде чем… это самое выделывать со своим Андреем, ты меня спросила, хочу ли я сидеть с вашим… – Вера поперхнулась и так надсадно закашлялась, что Маша испуганно забилась в угол дивана.

Прокашлявшись, Вера глубоко вздохнула и подвела итог слишком затянувшемуся, на ее взгляд, разговору: