Текст книги "Какое горчайшее счастье…"

Светлана Гершанова
Какое горчайшее счастье…

От автора

В сборниках такого объёма полагается вступительная статья. Если бы я выпускала чей-то сборник стихов, а не свой, я бы заказала её умному, знающему и уважаемому человеку, заплатила бы гонорар.

Но это мой сборник! Попросить знакомого поэта или критика написать, какая я талантливая, какие у меня прекрасные стихи? Смешно… Заказать кому-нибудь вступительную статью, чтобы то же самое сделали за деньги? Ужасно!

Я пошла другим путём.

В далёком семьдесят девятом году Ростовское книжное издательство совершенно неожиданно для меня, да и для себя тоже, выпустило третью книжку моих стихов «Лето».

И опять же совершенно неожиданно для меня в областной газете «Молот» появилась рецензия на неё – поэта, моего сверстника, Геннадия Сухорученко.

Меня не баловали серьёзными рецензиями, а эта была, по-моему, глубокой, умной и серьёзной. И я решила привести её здесь вместо вступительного слова к сборнику. Я только позволила себе внести незначительные сокращения.

Пусть это вступительное слово будет данью благодарной памяти Геннадию, ведь его давным-давно нет на свете.

Открытия большие и малые

Это очень нелегко – идти путём самостоятельного открытия темы, взволнованно говорить людям: а ведь этого вы не знали, а вот этого вы не видели, возьмите это, оно поможет вам в жизни…

Бывает, что тема иногда знакома читателю, но, если она открыта заново, открыта с той стороны, на которую читатель ещё не заглядывал, повёрнута тем боком, который всегда был в тени, – это тоже открытие.

Стихотворение можно считать удачным, видимо, лишь в том случае, если это открытие состоялось, если в произведении есть новый заряд мысли, новый поворот темы, неожиданность и необычность.

«По поэзии нужно блуждать, как по незнакомому городу, – говорил поэт М. Светлов, – где за каждым углом тебя ждёт радостная неожиданность».

Ну, может быть, не всегда радостная, но обязательно неожиданность. Банальные перепевы того, что было до тебя, так же далеки от поэзии, как ремесленничество от подлинного искусства.

И ещё – эмоциональный взрыв. Слова, пусть даже самые умные, но не трогающие сердца, трудно причислить к разряду поэтических.

«Истинная лирика заставляет забыть о своей форме и входит в тебя только чистым чувством, как бывает чистое золото с его горячим блеском, который на миг затмевает и чекан, и дату», – писал большой мастер стиха И. Сельвинский.

Размышления обо всём этом навеяла мне новая книга стихов ростовской поэтессы Светланы Гершановой «Лето», выпущенная Ростиздатом.

О поэзии С. Гершановой пишут довольно скромно. К сожалению, сколько-нибудь значимых исследований её творчества, глубокого всестороннего анализа нет – лишь небольшие рецензии, беглые заметки, краткие упоминания.

Безусловно, и я не ставлю своей целью сказать о творчестве С. Гершановой многосторонне и широко. Но её стихи, собранные в книге «Лето», не оставили меня безучастным, заставили поразмышлять и о её поэтическом кредо, и о поэзии вообще.

Да, во многих её стихах есть открытия, настоящие открытия темы, открытия мыслей и чувств, если так можно сказать. Эти открытия не мог бы сделать другой поэт, это именно гершановские открытия, проникнутые её раздумьями, её эмоциями.

Вся книга «Лето» несёт на себе печать того, что мы называем своим почерком. Хорошо пишет или плохо – это уже другая сторона дела.

Мне понравились многие из её стихов. Я считаю, что свои открытия поэтической темы содержат такие её произведения, как «Краски», «Боги», «Я вдруг себя почувствовала рыжей», «Снег», «Я шишку домой привезла», «Мыс Край Света», «Мы расстаёмся…», «В женском общежитии», «Осенние фонтаны», «Не боюсь темноты», «Сосны» и другие.

Вот небольшое стихотворение «Боги»:

 
Да, горшки обжигают боги.
А берутся все – чудаки!
Все берутся, но слишком многие
Обжигаются о горшки.
 
 
Обжигаются и ругают
И богов, и весь белый свет –
Мол, не боги горшки обжигают,
Мол, на это запрета нет!
 
 
Но работают боги, как боги,
Без бахвальства и суеты.
Их движения скупы и строги,
И размеренны, и просты…
 
 
Я ещё обжигаться буду,
Я ладони у щёк стужу
И без зависти, как на чудо,
На творенья богов гляжу.
 

Всё здесь – поэзия. Может быть, несколько перечислительны строки «их движения скупы и строги, и размеренны, и просты», но в остальном всё лаконично, с глубоким смыслом, с большим мастерством.

Посмотрите, как своеобразно решена тема: мы привыкли к пословице «не боги горшки обжигают». С. Гершанова 16 строками перевернула наше представление об этой, казалось бы, истине. Такова сила большой поэзии.

А как эмоционально, неожиданно лукаво написано стихотворение «Краски»:

 
А мне сегодня подарили краски,
Сегодня утром подарили краски,
Рисую на Серёжкиных тетрадках,
А если не хватает – на столе!
 

Это только одна строфа из стихотворения, но в ней всё поэтично!

Несмотря на некоторые издержки, С. Гершанова с особым вниманием относится к ритму своих стихотворений. Он очень разнообразен, естественен, многокрасочен, и это тоже отличительная черта поэтессы, это тоже её, гершановское.

Мы, к сожалению, стали в последнее время очень нетребовательны к выбору ритмической основы стихотворений: какой получится! А получается – всё одно и то же… Хорошо это? Видимо, не очень.

И это понимает С. Гершанова. Даже белые стихи у неё наделены своеобразным ритмом.

В книге «Лето» особо удачными мне представляются стихи дальневосточного цикла. Запоминается, волнует стихотворение о мысе Край Света, где «бродят берегом коровы там, у света на краю…». Светло и нежно рассказано о девчатах из женского общежития, у которых «глазищи настежь», с болью и осуждением – о моряке:

 
Но выбросил моряк бумажку
С девчачьим адреском за борт…
 
 
И на волне она взлетала,
И не брало её водой,
И всё белела,
Всё блистала
Одной-единственной звездой…
 

По-женски мягко, душевно написаны «Баллада о всаднике и «Баллада о берёзе». Это очень тонкие и умные стихотворения со своими открытиями, со своим эмоциональным накалом.

В стихах Светланы Гершановой много точных, по-настоящему образных фраз. Без глубокого образа поэзии не может быть. Останутся лишь лубочные картинки для отдыха глаз. А многие образы Гершановой заставляют напряжённо биться мысль, будоражат сердце: «У деревьев медленные думы», «Осень – как язычницу, сжигают на кострах!», «И не кажется Уж безобразным оттого лишь, что он – не Орёл», «Там деревья стоят, как олени, вскинув ветви-рога в серебре», «Пью залпом горячее лето…», «Цветенье – это самоотреченье…».

Мне кажется, книга всегда должна отражать суть поэтического мировоззрения автора, своеобразие его творческого метода.

В большинстве своём стихи сборника «Лето» отвечают этому принципу. И это очень хорошо. Пусть же лето творческой зрелости С. Гершановой длится как можно дольше, неся читателям настоящую радость от общения с подлинным поэтическим словом.

Г. Сухорученко

 
Какое горчайшее счастье –
Как будто из небытия
Опять и опять возвращаться
На круги своя…
 

Вторая и третья тетради

Яблонька

 
Стояла яблонька в саду
У тихого пруда,
Она считала за беду,
Что слишком молода.
 
 
Гляделась в тихий пруд она:
– И крона есть, и стать,
И высока я, и стройна,
Ну как мне взрослой стать?
 
 
А рядом груша с ней росла,
Шептала ей она:
– Ещё ты даже не цвела,
Постой – придёт весна…
 
 
Тряхнула яблонька в ответ
Кудрявой головой:
– Был у меня на ветках цвет
Прошедшею весной!
 
 
А груша ей:
– Ты не права,
Ошиблась просто ты
И первых листьев кружева
Считала за цветы…
 

Первое весеннее

 
Не сидится, не сидится дома –
Ветром потянуло из окна,
Так неповторимо и знакомо, –
Это приближается весна!
 
 
Море подо льдом, и снег не стаял,
Ветер лишь – доверься болтуну! –
Раскричал, над городом летая:
Ждите, мол, товарищи, весну!
 
 
Ищут внешних признаков в природе –
Солнца, луж, а может быть, грачей.
Я же сердцем чувствую – подходит!
И тянусь, тянусь навстречу ей!
 
 
Пусть люблю и зиму я, и лето,
Но весной – у песен я в плену,
Я ведь знаю – птицы и поэты
Первыми предчувствуют весну.
 

Школе

 
Каждый день иду я мимо школы –
Прохожу и слышу мерный гул
И звонок, звонок! Такой весёлый!
А зайти – решиться не могу…
 
 
Просто так зайти –
Неловко вроде!
Девочка с искринками в глазах
Подбежит: – А кто вам нужен, тётя?
Вам учительскую показать?
 
 
Мне бы просто посидеть за партой,
Вспомнить все царапины на ней…
Может, так спортсмен приходит к старту –
Ведь с него дистанция видней!
 
 
Распахнуть бы настежь в классе окна,
Посмотреть на город из окна,
Жизнь увидеть – чистой и высокой,
Той, какая в юности видна.
 
 
А потом спросить,
Спросить глазами:
– Строгие мои учителя!
Так ли я живу –
Держу экзамен,
Так ли, как нам в юности велят?
 
 
Каждый день иду я мимо школы…
 

Весна

 
Всё приобрело другой оттенок –
Снег, ещё не стаявший в ложбинах,
Ветер – тёплый, ласковый, весенний –
И кусочек моря – синий-синий!
 
 
Воробьи, что стайками на крышах
Сыплют незатейливые песни,
Двор наш, что для стайки ребятишек
Стал весною почему-то тесен.
 
 
И на сердце неспокойно как-то,
Будто я увидела впервые
И последние лучи заката,
И ночные звёзды – как живые!
 
 
Всё, что раньше я не замечала,
Мне открылось нынешней весною!
Пусть это останется со мною,
Навсегда останется со мною…
 

«Круги на глади воды…»

 
Круги на глади воды
У отражений звёзд…
Будто частицу звезды
Луч на землю принёс.
 
 
Пронёс, ослабев от потерь,
Сквозь серых туч рубежи
И вдруг уронил,
И теперь
Она на воде дрожит.
 
 
Их много, от них светло,
Смотрю на них, чуть дыша,
Боюсь их задеть веслом,
Боюсь их с водой смешать…
 
 
А умник какой-нибудь
Посмотрит и скажет:
– Где
И звёзды, и Млечный путь?
Здесь только круги на воде.
 

«Говорят, что скоро будет лето…»

 
Говорят, что скоро будет лето,
Что весна прошла, по всем приметам,
Лепестки мне падают на плечи…
Опускаешь ты глаза при встрече.
 
 
Говорят…
 
 
Говорят – поверить не могу я,
Говорят, что любишь ты другую, –
Ты бродил под звёздами со мною
Так недавно, раннею весною!
 
 
Говорят…
 
 
Говорят, она меня красивей,
Говорят, что ходишь ты счастливый,
А вокруг поют всё те же птицы…
Разве счастье может повториться!
 
 
Говорят…
 

«Ах, какая это мука…»

 
Ах, какая это мука –
Улыбаться целый вечер,
Положив послушно руки
Нелюбимому на плечи,
 
 
Чтобы только он, любимый,
Проходя с другою мимо,
Не заметил бы ни тени
Недовольства, огорченья.
 
 
Вальс с грустинкою, красивый,
Вальс из тех, что так люблю я,
Но сегодня через силу,
Для приличия танцую,
 
 
Чтобы только он, любимый,
Проходя с другою мимо,
Не заметил бы ни тени
Недовольства, огорченья.
 
 
Я давно бы убежала,
Только воли не хватает!
И танцую, улыбаюсь
И глаза лишь опускаю,
 
 
Чтобы только он, любимый,
Проходя с другою мимо,
Не заметил в них ни тени
Недовольства, огорченья…
 

«Здесь, среди вас, товарищи…»

 
Здесь, среди вас, товарищи,
Есть паренёк сероглазый.
Ценитель вроде не строгий
И человек неплохой,
Но мне почему-то стыдно
При нём о себе рассказывать,
Читать свою биографию,
Сотканную из стихов.
 
 
Он на работу ходит
В старом морском бушлате,
Он со мной очень вежлив,
Но я почему-то жду –
Вот подойдёт
И строго
Спросит меня:
– Где была ты,
Что ты на свете видела
На двадцать первом году?
 
 
Без кругосветных рейсов
Как ты живёшь на свете?
Без комсомольских строек –
Как же ты можешь жить?
Видела ты, как волны
Швыряет на палубу ветер,
Слышала, как арматура
Под верхолазом дрожит?
 
 
Да, в кругосветных рейсах
Я не была ни разу.
Дело любимое держит
В рокоте мерном цехов!
Так почему же стыдно,
Стыдно при нём рассказывать
Нехитрую биографию,
Сотканную из стихов…
 

Обида

 
Человека обидели
Словом, небрежно сказанным.
Он одевался медленно,
Долго свой шарф завязывал,
Потом постоял у двери,
Поднял воротник пальто…
Он ждал, он ещё не верил,
Что не окликнет никто!
Человека обидели,
Рядом молча стояли
Люди, которых долго он
Своими считал друзьями,
Люди, добрые с виду,
Славные все на вид…
И это была обида
Больней всех других обид.
Все – и эта девчонка.
Он ждал – хоть слово скажи!
Он вышел на лестницу,
Тоннами
На плечи легли этажи.
Он нёс их вниз еле-еле,
Был долог и труден путь…
А в комнате люди не смели
Друг другу в глаза взглянуть.
 

Чешское стекло

 
В море света и тени,
Сверкающего стекла
Женщина по ступеням
Слепого мужчину ввела.
 
 
Зал был не очень светел,
Смешались они с толпой,
И просто никто не заметил,
Не понял, что он слепой.
 
 
Дышало стекло, играло
Гранью своей любой,
И восхищенье по залам
Бродило вместе с толпой.
 
 
И эти вдвоём бродили
В тесном людском кольце,
И восхищенье светилось
На тонком его лице…
 
 
Это сияние света –
Доверишь каким словам,
Чтоб он почувствовал это,
Словно увидел сам,
 
 
Чтоб он угадал, заметил
Живую душу стекла?
Никто не сумел бы на свете…
А женщина эта смогла.
 

«Был в стране осенний день погожий…»

 
Был в стране осенний день погожий,
Был в стране простой рабочий день.
Шёл по скверу пожилой прохожий
И не знал, куда бы руки деть.
 
 
Мимо детворы, старушек древних…
И струилось небо синевой,
Блики солнца падали с деревьев,
Смешиваясь с рыжею листвой.
 
 
Было в сквере тихо, очень тихо,
Лишь, смеясь, играли малыши.
Вспомнил пожеланье сторожихи:
Ты гуляй, мол, воздухом дыши!
 
 
Всё пылало перед увяданьем,
Будто бы отдать, отдать спеша
Всю свою красу, своё дыханье
Ветру, солнцу, этим малышам!
 
 
Сыпался с деревьев гомон птичий,
Детских голосов не заглушив…
Было странно как-то, необычно,
Что сегодня некуда спешить.
 
 
Было даже как-то грустновато –
Человека трудно приучить
Ежедневно зарево заката
Видеть вместо зарева печи…
 
 
Был в стране осенний день погожий,
Был в стране простой рабочий день.
Шёл по скверу пожилой прохожий
И не знал, куда бы руки деть.
 

Скорость

 
Задохнуться от встречного ветра
И ослепнуть от солнца в глаза…
И летят, и летят километры,
И берёзы, и клёны – назад!
 
 
Только радость в груди,
От которой
Забываешь про тормоза,
Только скорость –
Да здравствует скорость!
Только ветер и солнце в глаза.
 
 
И не думаешь, сколько осталось,
И не думаешь, сколько лететь.
И уже исчезают детали –
Скорость, скорость, масштабы не те!
 
 
Кто-то вслед тебе глянет отчаянно,
И одно лишь удержит в седле –
Что, на скорости мимо промчавшись,
Не успеешь о том пожалеть!
 
 
Всё назад –
Огорченья, тревоги,
И заботы, и даже дела.
И летит мотоцикл по дороге,
Словно конь, закусив удила!
 

Сон

 
Я во сне от тебя получила письмо,
Но прочла только первую фразу…
Было людно вокруг,
Мне хотелось самой
Прочитать его где-нибудь сразу.
 
 
И носилась я с этим письмом до зари
Лабиринтами дремлющих улиц…
Что ты там написал?
Повтори, повтори!
Я его не прочла и проснулась.
 

«Над палатками вверх и вверх…»

 
Над палатками вверх и вверх
Сосны тянутся и шумят,
Над палатками – фейерверк,
Летний праздничный звездопад!
 
 
Если к небу руки поднять,
Над землёю подняться в рост,
То окажутся у меня
Две ладони, полные звёзд!
 
 
Сосны ловят их на лету,
Сосны прячут их в темноту,
Сосны прячут их про запас
От соседских, от жадных глаз –
Скоро осень, дожди пойдут,
Звездопад – только раз в году!
 
 
Как же, сосны, вам не понять –
Щедрый мир прекрасен и прост!
Сосны, видите – у меня
Две ладони, полные звёзд!
 
 
Я поймала их на лету.
Я не спрячу их в темноту,
Я подброшу их снова вверх,
Чтобы ярче был фейерверк!
Пусть от этого на земле
Хоть на каплю будет светлей…
 

Первая встреча

 
В вагоне стены голубые
И голубые зеркала…
Я к морю ехала впервые,
Я этой встречи так ждала!
 
 
Я знала только по картинам
И ощущенье глубины,
И цвет зеленовато-синий,
Как говорят, морской волны.
 
 
И вдруг
В вагоне всё примолкло.
Один, последний перегон –
И море хлынуло сквозь стёкла
И затопило весь вагон!
 
 
И синь волны его высокой
Была прозрачна и светла,
И зеркала – как будто окна,
И окна – словно зеркала!
 
 
И всё так празднично, так ясно,
Неизмеримей и синей!
Да просто жизнь
Всегда прекрасней
Всего, что знаем мы о ней…
 

Песня

 
От мокрых курток пару подниматься,
Взлетать под звёзды звёздочкам огня…
В ущелье у костра притихли двадцать
В конце большого трудового дня.
 
 
И знаете – совсем по-человечьи,
Как будто камень тоже устаёт,
Притихли горы,
Опустили плечи,
Задумались о чём-то о своём.
 
 
И песня…
Эту песню начал кто-то
И вдруг замолк.
И показалось мне –
Напев, добравшись до высокой ноты,
Беспомощно забился в вышине.
 
 
Могла бы песня просто оборваться,
Могла бы песня кончиться – и всё!
Когда б её не подхватили двадцать
Негромких, задушевных голосов.
 
 
И песня покатилась по ущелью,
По склонам. Неприступны и горды,
Задумчиво прислушивались ели,
Привыкшие лишь к рокоту воды.
 
 
И пело эхо, этой песне вторя, –
Послушай эхо ты по вечерам,
Послушай – и тебя потянет в горы,
К тропинкам, перевалам и кострам.
 

В горы

 
Мы уходили от моря
Узкой тропинкой горной.
От Чёрного моря, которое
Было совсем не чёрным,
 
 
От Чёрного моря, которое
Было ярким, как радуга,
От Чёрного моря, которое
Светлым было и радостным!
 
 
А море, Чёрное море
Глазами серо-зелёными
Нас провожало в горы,
Смотрело нам вслед удивлённо,
 
 
Было понять не в силах –
Кто объяснить решится?
Зачем от него уходили
Какие-то брать вершины,
 
 
Если у моря – галька,
Ласковый тёплый ветер,
Если прекрасней моря
Нет ничего на свете…
 
 
А мы уходили от моря…
 

Гроза в горах

 
Мне казалось, что палящим зноем
Смогут горы удержать грозу.
Неужели, гордые, заноют,
Слёзы по морщинам развезут?
 
 
Если мне особенно несладко –
Не позволю я себя жалеть!
Я смеюсь, как будто всё в порядке,
Будто всё отлично на земле.
 
 
Можно человечьими руками
Удержать потоки слёз и рек.
Ну а горы – это только камень,
Только камень, а не человек!
 
 
Ну конечно!
Задрожали ели,
Где-то охнул камень, бел-горюч,
И навзрыд расплакалось ущелье,
Спрятавшись в подушки серых туч.
 

Водопад «Девичьи слёзы»

 
Были горы,
Были просто горы!
На дороге пыльной и пустой
Мой попутчик попросил шофёра:
– Здесь родник.
Пожалуйста, постой!
 
 
Есть легенда…
Он ушёл в долину.
И осталась девушка одна.
И весною
И зимою длинной
Плакала, ждала его она.
 
 
Только не вернёшь его слезами,
Не воротишь,
Сколько ни зови…
Слёз её не вынес этот камень –
Плачут горы,
Плачут родниками,
Родниками девичьей любви.
 
 
Ты меня легендою не мучай –
Думаешь, легко мне делать вид,
Что такой беды,
Беды горючей
Не случилось и в моей любви?
 
 
Как я руки прятала за спину:
– Что же ты?
Иди, тебе пора! –
Он ушёл по лестнице в долину –
В глубину уснувшего двора.
 
 
И со мной на лестничной площадке
Ночь осталась –
Холодна, нема.
А вокруг, как горы, в беспорядке,
Громоздились тёмные дома.
 
 
Город занят,
В городе иначе,
Что ему до малости такой!
Ни один кирпичик не заплачет
Водопадом, родником, рекой…
 
 
И легенды в городе не сложат,
Не споют среди панельных гор.
Бей, родник!
Будь вечным, если сможешь!
Нам пора,
Поехали, шофёр.
 

«Полная от стаявшего снега…»

 
Полная от стаявшего снега,
От весны, стремительной в горах,
Нагоняла пенистую Гегу
Речка голубая – Юпшара.
 
 
Мне казалось,
Им никак не слиться,
Не звенеть мелодией одной.
Мне казалось,
Не стереть границы
Между пеной и голубизной!
 
 
Вниз пошла дорога постепенно,
А у рек – сплошная крутизна!
Где же стала голубою пена,
Стала пенистой голубизна?
 
 
Водопадом у крутого склона
Бьются, словно жилка у виска,
И несёт ущелье их в ладонях
Осторожно, чтоб не расплескать.
 
 
В море окунаются с разбега,
И не знает море,
Что в горах
Есть две речки – пенистая Гега,
Речка голубая – Юпшара.
 

Поезд Гагра – Москва

 
Стояли двое в тамбуре,
И женщина рыдала.
Был шум вокруг, как в таборе,
Сновали чемоданы.
 
 
Но проводница строгая,
Седая проводница
Их двоих не трогала
Просьбой потесниться.
 
 
А он ей гладил волосы,
Молчал он почему-то,
А время отбивало
Последние минуты.
 
 
Когда же шум уменьшился,
Стал мерным стук колёс,
В вагон вернулась женщина,
Застывшая от слёз.
 
 
Мы будем петь, наверно,
Всю ночь, до хрипоты,
А за окном деревья
Встают из темноты,
 
 
Встают лишь на мгновенье,
Сверкают на лету,
Встают, как в озаренье,
И снова в темноту.
 
 
И может быть, и может,
Хоть им сто лет расти,
Они там плачут тоже,
Иголки опустив…
 
 
А может быть, колёса
Совсем не песне вторят?
А может – мы, ребята,
Не доросли до горя?
 
 
Нет, нет!
Нам просто верится:
Дорогами пыля,
Для встреч хороших вертится
Зелёная Земля!
 
 
С тропинками,
Перронами,
Охапками цветов,
С жёсткими вагонами
Скорых поездов…
 
 
Нет, нет!
Нам просто верится
В большущую любовь,
Которая не делится,
Которая не мерится
На сроки отпусков,
 
 
Которая, случается,
Бывает со слезами
И всё же не кончается
У моря на вокзале…
 
 
И мы всё пели, пели,
Вагон стучал на стрелках,
А женщина смотрела,
Смотрела на деревья.
 

Солдатам

 
Почти не помню я войны,
Бомбёжек видела я мало,
Лишь зимы были холодны,
И очень хлеба не хватало.
На папиросный огонёк
Смотрю – и вижу через годы:
В строю идущий паренёк
Совсем замучился в походе.
Уже ему приснился сон,
Конечно, дом, конечно – мама…
Все повернули, только он
Шагает по дороге прямо.
Рассказывают о войне
Ребята до того похоже –
Они не хвастаются, нет,
Они не жалуются, нет…
Был. Видел. Пережил и дожил.
Пусть больно, больно слушать мне,
Всё говорите, не жалея, –
Как вы взрослели на войне,
Так рядом с вами я взрослею.
Учусь я счастьем дорожить,
Молчать у памятников свято
И это слово, слово – Жить
Ценить, как ценят лишь солдаты.
 

На посту

 
Поезд, видно, весёлый –
Всё бы петь да гудеть!
Поезд словно посёлок
Из хороших людей!
Едут, едут и едут,
Путь далёк,
Ну и что ж!
В основном – непоседы,
В основном – молодёжь.
Перестукнет на стыке –
Вот, гляди, я каков!
И девчонка в косынке
Вслед помашет флажком.
Громыхнул и проехал,
Только слышны едва
Лишь обрывки от смеха
Да от песен слова.
Дым рассеется в сини,
Белым облачком став,
А девчонка в косынке
Вновь встречает состав
И вздохнёт, провожая
В дальний путь, как мечту!
Так бы вслед побежала!
Но нельзя – на посту…