Текст книги "Любовь никогда не перестаёт"

Ася Озерова. «Без Тебя»
03.11.97

 
Без Тебя не встречу завтра,
Без Тебя забуду смех,
Без Тебя не наступит осень,
Без Тебя не выпадет снег.
 
 
Без Тебя Земля не проснётся,
Без Тебя весна не придёт,
Без Тебя и подснежник белый
Затоскует и пропадёт.
 
 
Звёзды спрячут своё сиянье,
И Луна замрёт в облаках,
Зорька алым своим рассветом
Никогда не одарит нас.
 
 
Без Тебя пропадут желанья,
Сон погрузит в тёмную мглу.
Утро радостью не разбудит,
Это значит, что я умру…
 

Старик

Сегодня первый раз привезла 10-летнего сына в Самару. Остановились в гостиничном номере при новой работе. Впечатлений было много: дальняя дорога, другой город, другие люди. Перед сном Рома сказал, что здесь, в Самаре, люди красивые – это то, что он увидел в троллейбусе. Надеюсь, жизнь его не разочарует… Укрыв сыночка одеялом, включила маленький свет, чтобы тихонько разобрать вещи. Через некоторое время услышала тихие всхлипы… Прислушалась. Точно, одеяло сына тихонько вздрагивало.

– Что случилось, хороший мой? – сын прижался ко мне весь в слезах.

– Мама, я не могу спать, мне так больно здесь, – говорил он, показывая на сердце…

– Да что случилось?!

– Мне старика жалко! Того, на вокзале!..

Я вспомнила его. В зале ожидания на автовокзале нашего маленького городка на скамейке напротив нас лежал старик, из бомжей. Он был с седой бородой, в затёртых одёжках, но не пьяный. Глаза его были добрыми. Он иногда смотрел на нас, но ничего не просил. Рома не мог оторвать от него глаз. Я достала что-то из еды и предложила ему отнести старику. Тот тотчас же встрепенулся, увидев пирог в руках мальчика, и со слезами благодарности его принял. Вот и весь эпизод. Вскоре объявили наш рейс, и мы погрузились в автобус, который увозил нас в неизвестное ещё будущее.

Я как могла утешила сына, маленькое сердце которого училось вмещать большую жизнь.

P. S. Как-то астролог, разбираясь в звёздной карте сына, в которой переплелись прошлые воплощения, сказала, что в одной из жизней он как раненый солдат нищенствовал на паперти церкви. Кто знает, какие ситуации прошлого лепят наше сердце в настоящем…

День всех влюблённых

– Мам, дашь мне попробовать?

Сынок сладкими глазами наблюдал, как Ольга поливала розовой глазурью торт в форме сердца.

– Подожди, дам соскрести остатки, когда закончу.

– Мам, а Олег насовсем к нам придёт? – возникла из-за двери дочка.

– Хотелось бы. Ну, как он сам решит. А ты хочешь, чтобы он с нами жил?

– Да, он классный, добрый! Как папа. И вы вместе как О в квадрате: Ольга и Олег – как кислород, с вами рядом дышать легко!

Ольга чмокнула деток и продолжила кулинарное творчество, хотелось, чтобы стол на 14 февраля был красивым и романтичным.

Уже почти пять лет длились её отношения с Олегом. Они познакомились на работе чуть не в первый день, когда она там появилась. Её зацепил этот умный кареглазый парень. А он сразу, как сам позже говорил, влюбился в её нижнюю пухлую губку – так и хотелось поцеловать, особенно когда она улыбалась. Любовь с первого взгляда. Через месяц он признался, что до неё был в отношениях, но расстался… Правда, расставание обернулось беременностью отвергнутой девушки. Но Олег категорически не хотел возвращаться к ней, несмотря на давление всех окружающих и даже на предложения самой Ольги вернуться к бывшей. Она-то понимала, как это – остаться одной, беременной в маленьком городке, где каждый готов перемыть тебе кости и осуждающе проводить взглядом. Ольга, потеряв мужа, знала, как сложно самой поднимать детей без сильного плеча.

Любимый начал метаться, когда родился ребёнок – хороший такой мальчишка. Старался помочь, но и от Ольги не отклеивался. Подшофе всегда говорил друзьям – в моём сердце две любви – Ольга и сын, и разорвать сердце не могу! А она не настаивала, не тянула к себе, ждала. Её детки к Олегу тоже привязались, он играл и возился с ними, словно компенсируя то, чего не мог дать сынишке. Но больше трёх дней не оставался, уходил… Жил в одиночестве в своей «берлоге».

14 февраля все любимые сидели за столом, тихо урчал телевизор, торт в виде сердца «таял во рту, а не в руках», мягкий свет бра играл бликами на бокалах с вином.

Олег откашлялся и тихо сказал:

– Ну, наверное, хватит метаться. Я решил, если ты не против, будем жить вместе.

– Ура! – запрыгали дети, а Ольга, вздохнув, ничего не сказала, лишь положила голову к любимому на плечо. Её накрыло удивительное чувство целостности дома, семьи, чего не было так долго… Она так этого хотела, но почти забыла, что может быть так хорошо.

Через час в дверь неожиданно позвонили. Доверявшая миру в этот счастливый для неё вечер, Ольга распахнула дверь. Дверь в ад, как потом сама вспоминала…

На пороге стояли две женщины, старая и молодая, от обеих несло крепким перегаром, перед ними стоял милый мальчик лет 4-х и с удивлением смотрел на Ольгу… В старшей она узнала мать Олега, пару раз видела её недовольное лицо. А молодая круглолицая женщина, скорее всего, и была та брошенная Олегом мать его ребёнка.

Почуяв неладное, Олег выскочил в коридор, и это послужило спусковым крючком для начала «армагеддона», к которому женщины накачали себя водкой и эмоциями.

Что было потом, Ольга долго не хотела вспоминать… Всё происходило словно в каком-то замедленном фильме и происходило не с ней… Она, выросшая в интеллигентной семье на взаимной любви и уважении, никак не ожидала, что отношения могут выясняться таким варварским способом.

Молодуха рванула в квартиру и вцепилась Ольге в волосы, сопровождая нецензурной бранью и нелепыми обвинениями! К ней подключилась мать Олега, которую изо всех сил пытался оттащить сын. Весь клубок начал громко перемещаться в интимном полумраке Дня Святого Валентина. По пути рассвирепевшие женщины, вдохновлённые собственными криками, сметали вазы, растаптывали игрушки на полу.

Дети Ольги, очнувшись от неожиданного нападения, закричали: «Не трогайте нашу маму!» Маленький сын Ольги схватил пластиковую кеглю и начал лупить изо всех сил по разъярённым мегерам: «Отпустите её! Отпустите!»

Дочка, посмотрев на брата и придя в себя, тоже начала толкать к двери незваных гостей.

Словно в другом измерении находился сын Олега, он не замечал драки, и она его как будто не касалась. Он тихонько прошёл в комнату вслед за вкатившимися туда женщинами и криками и, увидев новые для себя игрушки, начал их рассматривать. Взял маленький паровозик и тут же начал с ним играть: «Ту-ту, ту-ту…»

Силы начали покидать пьяных женщин, но на вопли и угрозы их хватало!

– Да мы квартиру твою сожжём, если ты будешь с ним! И тебя покалечим! Сука ты ****! – продолжала изрыгать проклятия мать.

– Ведьма, приворожила мужика, а у него сын есть! Жизни тебе здесь не будет! – догоняла воплями молодуха.

– Иди, иди, – дочка Ольги тихонько вела за ручку мальчика к двери. Тот так и не выпустил из рук захвативший его внимание паровозик.

Олег дотолкал женщин до порога, отцепил руки бывшей от волос Ольги и, наваливаясь на дверь, начал выпихивать матерщинниц в коридор. Сынок Ольги размахнулся и запустил тапочкой в искажённые злобой лица. Дверь захлопнули и закрыли на замок.

Весь подъезд, замерев у замочных скважин, ещё некоторое время слушал, как бабы ломились в дверь, развлекая угрозами и бранью всех невольных слушателей.

По квартире как будто танк прошёлся – поломанная мебель, растоптанные игрушки, цветы из разбитой вазы валялись в луже воды на полу, словно оплакивая прошлое.

Олег с Ольгой так и стояли в коридоре, пытаясь осознать всё произошедшее.

– Прости меня! Я не хотел причинить тебе боль. Тем более так.

Ольга поверженно молчала.

– Я, наверное, пойду сейчас. Если останусь – они ещё раз придут, их ничего не остановит. Уйду – только так могу тебя защитить. Ты мне очень дорога…

Дверь, повидавшая сегодня так много, захлопнулась.

Униженная, растоптанная, потерянная, Ольга, как в норку, спряталась в темнушку, служившую гардеробной. Дети прижались к матери с двух сторон, согревая и обнимая её. Она чувствовала себя маленькой и побитой девочкой. Когда дочь и сын начали гладить её по голове, приговаривая, как любят её, слёзы наконец-то хлынули из глаз, освобождая душу и тело. Она сотрясалась от рыданий, стенала, с криком боль выходила из её души…

Обидно было за всё – за порушенные надежды, за истоптанный праздник, за предательство в защиту, за то, что её обзывали ведьмой…

Война, объявленная покинутой Олегом женщиной, длилась давно. Она сама пользовалась всякими нечистыми методами, чтобы вернуть его. Если он приходил на день рождения сына, запросто подсыпала сонный порошок в бокал, надеясь заполучить его в постель. Но он находил в себе силы уйти и засыпал по дороге к Ольге, на бордюре у тротуара, откуда и забирали его друзья. Спал потом дня три. Ольга металась, искала его по городу, через три дня он приходил и честно всё рассказывал.

Однажды в его брюках, собираясь кинуть их в стирку, она обнаружила какие-то странные свёрнутые бумажечки с наговором на него. Сожгли, от греха подальше.

А Ольга не воевала, она просто любила Олега, без колдовства и ворожбы, и любовь её была чистая и искренняя, впрочем, как и его. Так ей казалось.

Он больше не пришёл.

Она долго приходила в себя.

В какой-то момент поняла, что судьба вот таким странным способом выдавливает её из этого городка. И через полгода жизнь позвала её и детей дальше по другой дороге. Она ни разу не пожалела, что уехала.

А Олег, говорили, женился-таки на матери своего ребёнка, но они тоже уехали и растворились в нашей большой стране. Был ли он ещё счастлив, неизвестно…

Проводы

– Как ты себя чувствуешь?

– Никак…

– Ну, всё прошло нормально?

– Ну да…

– Давай, крепись, всё будет хорошо.

– Угу… Пока.

Как будто умерла… Чувств нет никаких. Такое ощущение, что я зритель на собственном спектакле жизни. Надеюсь, скоро это пройдёт…

Напряжение последней недели сказывалось на окружающем пространстве. Поцарапала бампер о бордюр, когда пытались успеть к нотариусу. Одним нажатием кнопки «deletе» убила часть правительственного проекта. Компьютерный гений сидел до утра, но так и не смог реанимировать уничтоженные с лёгкостью файлы. В другое время, наверно, рвала бы на себе волосы, но волна автоматического безразличия уже погрузила меня в свои недра. Кстати, завтра меня должны песочить за неудовлетворение требований заказчика из Белого дома. Боюсь, что он так и останется неудовлетворённым… У меня была другая, более важная цель – сделать всё для того, чтобы мой сын попал в достойную часть нашей доблестной Российской армии.

Сегодня мы его проводили. Я была спокойна. Я сделала для него всё, что могла. Мой муж там, наверху, должен быть доволен тем, как я воспитала наших детей. Дочь уже самостоятельно строит свою жизнь. Она была беспроблемной девушкой или почти беспроблемной… А с младшим возни было много.

Курить он бросил в первом классе… С пивом его застукала бабушка во дворе дома в четвёртом. В седьмом, восьмом, девятом я – постоянная посетительница кабинета директора школы. На счету вложений в образовательное учреждение – замена сломанных парт, большинства стёкол и зеркал, где они с другом процарапали алмазом свои пиктограммы. Я боялась телефонных звонков – любой из них мог означать вежливое или не очень приглашение в школу на разбор очередных полётов моего отпрыска. Его первый фильм в 15 лет чуть не закончился инфарктом преподавателя. Они снимали с нескольких камер! Одна – в классе на задней парте, другая – боковой кадр, третья – динамика захода в класс, вместе с главным героем, который на глазах у мирной учительницы ворвался на урок и начал якобы избивать одного из учеников. Всё было инсценировано, но педагог об этом не знал, и все три камеры снимали реакцию неподготовленного класса и перепуганной пожилой женщины. От меня сценарий тщательно скрывали, и я не могла наложить вето на этот безумный видеопроект. В интерпретации директора всё выглядело очень плачевно. Любимая учительница чуть не покинула навсегда эту сцену жизни, и дело грозили передать в прокуратуру. Лишь совместными усилиями с другой родительницей-великомученицей мы смогли предотвратить расправу над горе-кинематографистами.

Естественно, что в сложный подростковый период его оставили на второй год в обычной и музыкальной школе – по нескольку месяцев он либо не посещал школу «ва-аще», либо посещал очень выборочно. Счастливый выбор выпадал только на интересные уроки, к таким относилась, например, психология и история. Остальным везло меньше. Добрые женщины-педагоги разводили руками – умный парень, но не вписывается ни в какие рамки среднестатистического российского образования! Этот нестандартный парень к тому же жил тогда в обнимку со скейтерской доской, и травмы были обычным делом. К экстриму перед самыми экзаменами добавились и прыжки на сетке. В результате одного неудачного он попал в хирургию с трещиной в позвоночнике. Молитвами буддийских монахов всё обошлось.

Чтобы как-то вернуть этот «Энерджайзер» на путь истинный, взяла его фотографом в поездку в Грузию – тогда эта прекрасная страна была легкодоступна. Мы работали над проектом о духоборцах и посетили место их последнего компактного проживания – Джавахетское нагорье. Приключения, которые нам пришлось пережить в экспедиции, необычные сердечные люди, горные пейзажи – мальчик всё впитывал как губка. Вернулся он совсем другим. Не могу сказать, что рвения к учёбе стало больше, но он увидел другой мир и горизонт. Колесо времени повернулось…

Позади остались бессонные ночи, когда ждала эсэмэс от своего граффитчика с далёкой станции, где расписывались электрички; суды, где после оплаты штрафа его признавали невиновным; выуживание из компании друзей, вдруг подсевших на травку; посещения в больнице после операции на ноге скейтера… Формирование мужчины шло очень бурно…

Сейчас мой товарищ ростом за метр девяносто сидит где-то в Сызрани на призывном распределительном пункте на медкомиссии. Признан здоровым!

А только вчера вечером на тёплом семейно-дружественном ужине друзья-мужчины, заменявшие ему отца, говорили слова напутствия, перемежая с забавными воспоминаниями из своей армейской жизни.

Чтобы не мешать расставанию с любимой девушкой, тактично ушла на ночь. Однако девушке не повезло: наш дом – дом открытых дверей! Утром еле протиснулась в дверь – так много обуви стояло в коридоре! Роман с любимой суетились на кухне – последние сборы. В зале поперёк дивана, свесив ноги, поместилось человека четыре. Один, завернувшись в простыню, спал в комнате на ковре. Девушка свернулась калачиком в кресле. Все спальные и не очень спальные места были заняты друзьями, приехавшими из других городов проводить своего оператора и организатора многих молодёжных акций в армию.

Самарчане добавились утром и дружною толпою двинулись к военкомату.

Площадка перед призывным пунктом наполнялась полупьяными молодыми телами. Воздух насыщался перегаром, матом и нестройным женским пением из серии: «Солдат вернётся, ты только жди!» Откуда-то подходила гитарная компания, пытающаяся перекричать банальные советские песни авторскими находками местных дворов. В центре колышущегося хаоса стояли военные начальники – настоящие полковники! Сын отметился, и ему радостно констатировали, что он тут, кажется, самый трезвый. Между фейерверками открывающегося пива можно было разглядеть чопорную бабушку с шиньоном, подведёнными глазами и старинной брошкой на белой кофточке, печальных крашено-черноволосых девушек в облегающих джинсах, ещё остающихся на гражданке друзей с дредами на голове и звякающим железом на одежде и теле. В это воскресное утро вряд ли кто выспался в близлежащих домах, а может, они привыкли…

Зелёный автобус тронулся… Хорошей тебе службы, сын мой!

Письмо

– Мама! Мама!

Сын звал меня, а я никак не могла увидеть его из-за чащи леса. Я шла на голос, но он уходил всё дальше… Голос звал, и столько в нём было тоски и тревоги, что сердце моё разрывалось от желания поскорее найти и прижать к себе… И что-то меня не пускало и мешало это сделать!

Я проснулась в холодном поту и с этим тревожным чувством потери прожила весь день… Сын ушёл служить в доблестную российскую армию, но душа моя была полна тревоги. Армия есть армия, там возможно всё: от дедовщины до учений. От него уже неделю не было вестей. Мобильный молчал, почтовый ящик пугал пустотой.

Было уже около восьми вечера, когда раздался звонок в дверь. На пороге стояли два подростка, какие-то тихие, протянули мне воинскую корреспонденцию:

– Вот нашли около гаражей, там валялось…

Вот, значит, кто звал меня во сне. Дрожащими от волнения руками я открыла уже кем-то вскрытый и изрядно потрёпанный конверт. На нём не было штампа нашей почты…

«Привет, любимая Мамуля! Ты не переживай, у меня всё в порядке! Жизнь активная, скучать не приходится, хотя нет, вру! Скучаю, часто вспоминаю домашний уют, тебя, свою любимую Маму, тепло и заботу, которую ты мне дарила и даришь. Только тут я понял, как сладко мне жилось, что я был лишь птенцом под крылом Матери…»

По глазам ребят, стоящих на пороге, я поняла, что они прочитали письмо. Кто знает, может, оно потерялось для них…

«Спасибо тебе, Мама, за эмоции, которые ты мне даришь, за энергию и любовь, которые я чувствую за 500 км от дома. Люблю тебя, скучаю и шлю свою любовь и энергию, чтобы ты тоже чувствовала меня!

С любовью, Рома».

Гости

Два года я, следуя бабушкиным провинциальным рекомендациям, собиралась просушить одеяла, подушки и всякую верхнюю одежду. В большом городе это как-то нереально. Не знаю, как полуторамиллионное население решает вопрос с просушкой всего натурального во избежание всякой моли и других неприятных микроскопических товарищей, которые радостно заселяют наше жизненное пространство… Неужели всё несут в химчистку или приглашают на дом спецкомпании?! Есть более дешёвый вариант – палящее летнее солнце. Совмещение этой процедуры с выездом на природу – оптимально хорошо. Но последние два года, как говорит мой папа: «То сенокос, то некогда, то семеро по лавкам, то корова не доена…»

И вот, кажется, всё сошлось в одной точке – и возможность, и желание, и, что немаловажно, нужная температура воздуха и отсутствие осадков… Всё – утром рано выезжаем! Ничто не предвещало смены планов. Но мы предполагаем, а кто-то где-то чем-то располагает…

– Ты будешь смеяться…

– Почему?

– Сегодня утром мы не можем поехать претворять наши планы в жизнь…

– Почему?

– Потому что все подушки и одеяла заняты…

– Почему?

– На них спят…

Когда в своём подробном гороскопе я прочитала, что мой дом – ОТКРЫТЫЙ, я была полностью согласна с прочитанным. Гости – состояние хроническое…

Подрос сын, и я поняла, что он унаследовал мою черту, причём, как мне кажется, в гиперболических размерах – то есть его гости с годами стали явно доминировать над моими…

Красавица-дочь, видимо, пошла в папу и чётко лимитирует доступ на свою территорию.

За последние три-четыре дня у меня сложилось впечатление, что звёзды точно надо мной приняли позицию открытых дверей. В пятницу неожиданно-ожидаемо наконец-то позвонила студенческая подруга, с которой не виделись семь лет.

– Ты сегодня дома? Ну, мы едем!

Мы – это она с сыном. Юноша вынес из детства самые тёплые воспоминания о последней поездке в славный город Самару. Два дня благодаря наличию машины я увлечённо открывала новые заповедные места в разное время суток. Гости напитались впечатлениями под завязку, и поздним вечером поезд увёз счастливых людей в их будни.

Ранним воскресным утром попытка выспаться была прервана другой уважаемой подругой, которая с вечера маялась без горячей воды, как, впрочем, и большая часть населения города. Почему-то не принято у наших коммунальщиков летом баловать народ этим излишеством цивилизации. Я же беды не знала благодаря газовой колонке, которая ещё жива в «хрущёвских» домах. Средневековое плескание в тазике у себя дома подругу не спасло, и, сильно извиняясь, она попросилась в душ.

Осчастливив очередного человечка, я встретила и накормила обедом любимую семью любимого брата, который с обычной целью – шопинга – приехал в Самару. Отдав взамен садовые помидоры и яблоки и наскоро утолив голод общения, брат с женой и сыном вновь погрузились в бескрайнюю бездну гипермаркетов.

То, что мой сын Рома отсутствует дома по причине отдачи священного армейского долга Родине, почти никак не влияет на поток его гостей.

Поздно вечером звонит подруга сына, для которой наш дом – родной, и просит принять на ночлег ещё парочку его друзей, у которых «сбежала последняя электричка»… Не привыкать. Мальчики обрели кров и пищу.

Следующий гостевой день открыл старинный друг, с которым тоже не встречались уже пару лет. Долгие разговоры философско-исторической направленности закатились ближе к трём. Ночной звонок внёс очередные изменения в нашу жизнь.

Мой сын, в числе прочих экстремальных занятий, завис на граффити. И даже будучи в армии, умудряется направлять потоки тяготеющей к монументальности творческой молодёжи. Таким образом я узнала, что у нас в городе возникли с баллончиками краски четыре поляка, мечтавшие «взломать» и наше метро тоже… Но две ночи результатов не принесли – крепка броня у стратегических объектов, и юноши в возрасте от 20 до 27 лет остались в четыре утра неприкаянными под звёздным самарским небом.

С подругой сына, которую, кстати, поляки прозвали «Богоматерью Граффити» – она их нянчила и переводила русскую речь на английский, мы начали метаться по квартире, вынимая всё, на чём можно спать, и ломая голову, как уложить четырёх иностранцев во главе с русским мальчиком «куратором», если нас в «хрущёвке» пыталось как-то уснуть уже трое…

На фоне голубеющих окон по квартире плавно перемещались фигуры поляков. Мягко позвякивали баллончики с краской. Со словами «I’m sorry» они заняли оставшиеся горизонтальные места в нашем доме…

Изюминку внёс мальчик-куратор. Устраиваясь на полу бок о бок с поляком, он извиняющим тоном произнёс: «Я вообще-то храплю…» – «Да ничего, растолкаем», – наивно-оптимистично произнесла я.

Через полчаса не только я, но и иностранные гости в соседней комнате невесело зашушукались. Видимо, попытки уснуть под эти раскаты, выходящие из маленького русского тела, и у них закончились неудачей. «Богоматерь Граффити» бесцеремонно закончила эту колыбельную, растолкав источник храпа.

Утром, посчитав, что сон в полтора часа – это уже хорошо, я отправилась по делам в надежде, что когда-нибудь, может быть, очень скоро, гости освободят подушки и одеяла и я наконец-то просушу их на солнце…