Текст книги "Любовь никогда не перестаёт"

Восемь кошек

– Мам, тут сейчас Роман позвонит… Чего-то хотел… Ага? Ну, пока…

Сын ушёл со связи.

На часах десять часов вечера. Тихий спокойный вечер не предвещал эксцессов…

Но упоминание о Романе слегка лишило меня душевного равновесия. Дело в том, что лет несколько назад в моём доме (громко сказано – точнее – в маленькой хрущёвской двушке) жили два Романа: мой сын и его друг – тоже Роман. Чтобы не ошибиться – Роман №2. Так вот, Роман-2 года на четыре старше моего, тогда ещё школьного оболтуса и двоечника. Но как-то крепко у них завязалась дружба. Роман-2 пытался после школы куда-то поступить. Сын довольно крепко стоящего на ногах папы носил эксклюзивную и качественную одежду, слыл музыкальным эстетом и неврастеником. Был язвительно умён, но при этом добр и душевен. На почве этих качеств мы с ним легко находили общий язык на всякие заумные философские темы. Почему-то он очень тепло относился к моему Роману, а тот без зазрения совести стрелял у него модные вещички поносить (откровенно «бобрил» то есть), некоторые так и остались жить у нас вечно. Романам было комфортно вдвоём. У моего, как ни странно, была почти отцовская миссия – Роман-2 имел слабость к игорным заведениям и старался всегда посещать злачные места вместе с Романом-1. Мой сын уже в 15 лет выглядел на все 19 и унаследовал моё безразличие к азартным играм, в нашем компе было стерильно чисто – ни одной компьютерной игры! Его задача заключалась в том, чтобы при появлении алчных безумных отблесков в глазах Романа-2 безжалостно вытаскивать опьянённого игрой на свежий воздух – подальше от звона фишек и манящих огней всяческих «Лас-Вегасов» (тогда они ещё сияли огнями на каждом углу, разоряя семьи). Несмотря на контроль со стороны моего великовозрастного школьника, деньги, выдаваемые папой, стремительно таяли, что влекло за собой закономерные семейные разборки! Проблема отцов и детей дошла до того, что однажды вспыливший Роман-2 ушёл из дома и, поскольку друга ближе, чем Роман-1, у него не было, попросился на пару ночей к нам.

В нашем доме и так не закрываются двери – у нас постоянно пребывает кто-то из друзей моих или детей – так что мы с лёгкостью согласились. Но пара ночей переросла почти в две недели… Роман-2 принёс с собой привычки мальчика-мажора. Мой сын, правда, всячески его воспитывал и порой грубо заставлял мыть посуду и убирать постель. Через неделю я поняла, что устала жить с тремя взрослыми детьми в малюсенькой квартирке (ещё и дочь в придачу), и стала тихо намекать на освобождение жилплощади. Кроме «мажорских» привычек и склонности к азартным играм, Роман-2 страдал притягиванием к себе всяких приключений и бед… Драки, разборки, какие-то непонятные делишки…

С годами он как-то стал поправильнее, бросив один институт, пошёл в другой, пытался учиться и даже работать. Стал отпочковываться от папы и снимал квартиру. Иногда появлялся на горизонте, сетовал на очередное несчастье и исчезал.

И вот я с напряжением ждала его звонка. Звонок раздался, но не телефонный, а сразу в дверь – Роман-2! Видимо, совсем всё плохо – не до обсуждений!

По-доброму пригласила в комнату…

Не снимая кожаную куртку, подёргивая мусульманскую бородку, Роман-2 присел на краешек кресла.

– Светлана Дмитриевна, ну, вы помните, меня недавно ограбили?..

– Э-э-э… Ну?

– Ну вот, хозяева квартиры узнали и потребовали, чтобы я за два часа освободил квартиру…

– И?

– А мне кошку девать некуда… Можно на пару дней (внутри ёкнуло – уже проходили…) у вас оставить, пока я новую квартиру найду? А? Только на пару дней… я уже всех обзвонил – никто не соглашается…

Я тяжко вздохнула. Моя доброта меня погубит.

– Ну давай, привози сюда свою кошку…

Роман смущённо кашлянул.

– Спасибо вам огромное, вы меня очень выручите… Только… только… у меня, на самом деле, не одна, а две кошки…

– Две?!

– Ну, они очень спокойные…

– О, Господи, ну давай двоих. Переживём пару дней.

Сияющий Роман исчез. Вот уж не думала, что у такого безалаберного парня могут жить сразу две кошки! Всё-таки не обманулась я в нём – добрый он.

«Добрый» парень через пару минут (видимо, уже у дверей всё было приготовлено) появился с солидным кейсом, из которого доносились слабые шевеления.

– Э-э-э… Светлана Дмитриевна, я тут не всё вам сказал, – запинаясь, проговорил Роман-2. И замер над нераскрытым кейсом.

– Если честно, тут восемь кошек!..

– Как восемь?! – ахнула я.

– Ну, у этих двоих на днях котята родились… Не успел я кошечку простерилизовать! – в отчаянии залепетал парень.

– Ну, не выбрасывать же их на мороз!

Из раскрытого кейса на меня смотрели восемь пар глаз. Ох, моё сердце упало и растаяло от такой картины… Детский сад!

Роман напряжённо следил за моей реакцией. Но, видимо, во мне он тоже не обманулся…

– Ой, какие крошечные! – залепетала я, и парень понял, что самое страшное осталось позади.

С балкона извлечена картонная коробка, из старого тряпья сделана мягкая подстилка, и всё «святое семейство» переехало в новое временное жильё.

– Значит, она – Нефть, он – Николай. Я сейчас еду куплю и туалет.

Роман испарился, а я принялась изучать четвероногих постояльцев. Мадам Нефть – абсолютно чёрная грациозная кошечка, видимо, ещё молодая и глупая, тут же выпрыгнула из коробки и начала исследовать территорию. Товарищ Николай – мудрый ответственный кот, настоящий отец семейства, ни на секунду не оторвался от своих пищащих чад. Мордочка с косящими глазами напоминала египетского сфинкса. Чёрно-белая расцветка делала его роскошным. Котята беспомощно тыкались в папин живот и возмущались, не обнаружив источника питания, но, попав в его спокойно-царственную ауру, постепенно успокаивались и засыпали. Шустрая мамаша испила молока, но кормить котят не торопилась – легкомысленная какая-то.

Появление сухпайка и туалета успокоило и меня, и кошек.

Надо сказать, что Роман не ошибся адресом, поселив у меня кошачье семейство. С детства у меня жила всякая живность: хомячки, рыбки, морские свинки, собака, щеглы, чижи, попугаи, голуби, даже сорочёнок жил и утёнок. Подбирала всех раненых, одиноких и убогих. Лечила, выращивала, отпускала. Уроки биологии проводила в живом уголке, учительница допускала. Лишь иногда отвечала заранее приготовленный урок, получала пятёрку и опять шла чистить клетки и возиться с питомцами. Вот только кошек у меня никогда не было. Как-то я к ним индифферентно относилась.

Но «карма», как говорится, догнала.

Котята тем временем, совсем изголодавшись, начали, как мячики, выпрыгивать из коробки. Пришлось оборону укрепить и насильно сунуть к орущим детям ветреную мамашу. Нехотя она покормила детей.

Отец покинул обиталище с детьми только на следующий день, окончательно изголодавшись. Причём, надо заметить, как истинный джентльмен, никогда не подходил к плошке первым. Сначала давал возможность подкормиться маме-кошке. У этой супружеской пары были разными даже вкусовые пристрастия. Кошка – хищница, плела вязь между моими ногами от холодильника к столу, требуя рыбу, мясо, колбасу! Кот «тащился» от вегетарианской пищи и творога с молоком.

Видимо, Роман-2 не баловал своих питомцев деликатесами и избытком любви. Через два дня Нефть и Николай совсем освоились на новом месте и как-то естественно вписались в интерьер. Нефть благодарно мурлыкала и ласкалась. Глядя на Николая, вспоминалась фраза: «я – старый солдат и не знаю слов любви…» Ни от кого он не принял ласки, ни у кого так и не посидел на коленях. Кот, который гулял сам по себе, выражал нежность лишь к своим пищащим комочкам…

Все домашние радостно приняли новых жильцов. Тискали, гладили, кормили, убирались.

Лишь аллергия сына нарушала идиллию. Что и послужило причиной напомнить Роману-2 об истечении срока ссылки его кошек. Тщетно он пытался отклониться от обещанного. Я настаивала, так как ждала новых человеческих гостей и знала, что, не решив вопрос сейчас, я рискую стать владелицей этих замечательных кошек на всю оставшуюся жизнь…

После напряжённого поиска нового жилья кошки вновь были загружены в кейс и отправились дальше путешествовать по жизни со своим своеобразным хозяином.

А дома стало как-то малочисленно и пусто…

В госпиталь

– Эй! Пустите эту девушку! У неё есть билет! – эхом разносился по ночному перрону крик проводницы нашего вагона. Когда я наконец-то увидела тонкий силуэт дочери, вздох облегчения вырвался из моей груди! Успела! Невероятно! Ещё 7 минут назад она только собиралась сесть в такси. Таксист попался толковый, и через 4 минуты дочь неслась с пакетами и сумками наперевес к поезду, который вот-вот должен был тронуться с места. Кажется, эту девушку ждали даже поезда, если она опаздывала…

Проводница, впустившая дочь, довела её до нашего вагона и сдала на поруки, проверив билет.

– А я уж думала, что одна к Роману в госпиталь поеду…

– Ну, видишь, я же успела, а ты сомневалась! Как же – я ведь брата 9 месяцев не видела!

Дочь невозмутимо начала устраиваться на ночлег. Вагон почти спал, и мы надеялись на спокойный отдых. Вдруг среди ночи нас разбудил истошный крик проводницы. Надо заметить, по комплекции и наработанному профессионализму её трудно было представить вопящей. Этакая большая флегматичная, всё повидавшая женщина. Но кричала она по-бабски отчаянно!

– Мужики! Кто-нибудь! Держите его!

Возле купе проводников была шумная возня, крики. Спросонья ничего не было понятно… Мужики из первого купе заламывали руки какому-то товарищу в красной футболке, который отчаянно вырывался и требовал пустить его! Весь вагон проснулся. Любопытные повыскакивали выяснить или поучаствовать в процессе. Сбросившая на мужиков объект, напуганная проводница сбивчиво объясняла, что этот в красном пытался открыть дверь в тамбуре и выброситься из вагона со словами: «Мне надо на улицу Мира, к маме!»

Поскольку проводница была твёрдо уверена, что в ночных заснеженных волжских степях, мимо которых мы проносились со скоростью не меньше 80 км в час, мамы точно нет и быть не может, она пыталась остановить рвение пассажира…

Но рвение его остановили только милиционеры на ближайшей станции. Вроде и трезвый был. Соседи сказали, что у «красного» сплошь неприятности – жена развелась, мать плоха – к ней и направлялся. Может, на нервной почве «крыша-то и поехала». Пассажиры ещё какое-то время возбуждённо обсуждали пережитое, разделившись на сочувствующих и осуждавших, но вскоре угомонились.

Утром Саратов долго разматывался перед окнами складами, домами, заборами с граффити. Где-то я уже видела эти цветные иероглифы! Уж не Роман ли приложил руку? Как позже выяснилось, именно так: в одну из самоволок из госпиталя вместе с приехавшими с разных городов друзьями сын оставил свой след на местном бетонном сером заборе. Ничего, красиво так получилось, весело…

Нас встретил большой (во всех отношениях) друг Романа и препроводил к сыну в военный госпиталь. Вот уже пятый месяц он развлекался с больной ногой. Слава местным врачам! Они таки распознали суть и сделали операцию, удалив всё мешающее полноценно двигаться в строю жизни! Правда, в процессе длительного лечения на одном из этапов ему крепко подсадили печень противовоспалительными препаратами, но, надеюсь, молодость и здоровый образ оставшейся солдатской жизни помогут этому важному органу самовосстановиться.

С уважением я смотрела в госпитале на портреты военных врачей-полковников! Не зря в народе бытует мнение, что там работают настоящие профессионалы! По окончании беседы с начмедом бутылка приличного коньяка привычным жестом была отправлена в холодильник к остальным заслуженным трофеям.

Госпиталь – старое дореволюционное здание с потолками за 5 метров и дверями за 3 метра – оплакивал своё грядущее закрытие. На головы капало, потолок позапрошлого века омрачали коричневые разводы протечек. Кровати рядами отодвинуты от заливов. Согласно реформе, этот госпиталь с 400 коек сокращают до 150… Интересно, где будут лечить военных? В Самаре военный госпиталь уже закрыли… Правда, я обратила внимание, что в палатах наряду с военнослужащими лежат и их многочисленные родственники…

Поскольку сына не отпустили за территорию, мы обосновались на кроватях на весь день. Соскучившись по живому общению, долго смотрели фото и видео на всех доступных телефонах. В палате на 17 человек пылился никому не интересный телевизор. Все рядовые и курсанты сидели в чатах, в контакте – в инете, в общем. Кто гнал непрерывно какие-то фильмы со стрельбой и криками на «буке», кто-то громко слушал армейский душещипательный рэп. Поняла, почему Роману так тяжело учить русский и литературу, пытаясь готовиться к ЕГЭ. Какой белой вороной он смотрится на этом незамысловатом фоне солдатских развлечений, читая Гамлета или погружаясь в Есенина.

После очередной операции внесли солдатика с загипсованной ногой. Как и предполагалось, после операции с наркозом боль стала возвращаться, и он закрывал глаза в страданиях. Добрый врач разрешил ему даже закурить в постели для успокоения. К вечеру он попросил укол каталона. Я поняла, что ребята покупали обезболивающее на свои средства. Один из палаты достал ампулу, но прежде чем отдать медсестре, повернулся к страдающему и сказал: «Должен будешь…» Я обомлела от такого цинизма! А если ему не на что купить?! Так и мучиться?! Утешением и отвлечением от боли для солдатика стала сестра Романа. Он так и не сводил с неё глаз…

Дочь, как и положено, привлекла внимание всего мужского населения палаты. Красивая, искренняя и дружелюбная – она с любопытством осматривалась в новой армейско-больничной обстановке, общалась с курсантами и солдатиками, пробовала уставной чай и сок. Загорелась сходить в общую столовую на ужин, где с успехом заменила старшину и зачитывала списки – поверку проводила! Думаю, этот ужин все запомнили надолго!

По возвращении в палату её решили нарядить в новую курсантскую форму, в которой она смотрелась не менее великолепно и была похожа на худенького мальчика, почти утонувшего в армейских одеждах. Как с достопримечательностью, парни с ней без устали фотографировались в разных позах. Лучше всего у неё получалось воинское приветствие и расслабленная поза бывалого дембеля…

Я чувствовала себя совершенно счастливой. Оба ребёнка были рядом со мной, и я купалась в этом блаженном состоянии матери. Не хотелось выходить из этого гармоничного и целостного мира с детьми.

Покидали мы Саратов успокоенные. Пусть оставшиеся месяцы мой сын дослужит благополучно!

Котопёс

Мой приезд к родителям обязательно включает общение с каждым из них по отдельности: с мамой – на кухне, с папой – на прогулке в лесу. Благо соцгород (когда-то элитное место проживания сотрудников Института атомных реакторов) со всех сторон окружён корабельными соснами. Я очень люблю эти неспешные прогулки по песчаной дороге, что чётко делит на кварталы сосновый и смешанный лес.

Солнце через прорезь последней листвы расцвечивает папин рассказ про смешные случаи в анатомичке мединститута с другом студенчества Радиком Вагаповичем. Стук красноголового дятла вмешивается в историю про саранчу, с нашествием которой боролись с помощью лопаты – просто на пути саранчовой тучи выкапывали ямы. И когда эта чавкающая армия, сметая всё на своём пути, добиралась до ям, их просто закидывали землёй – других способов в послевоенные годы не было. Я погружалась в очередное папино воспоминание, нанизывая его на ниточку своей памяти. Вот уже 55 лет общаемся, и нет конца этому взаимному интересу.

По пути нам встречаются неспешно прогуливающиеся пожилые леди с норвежскими палками и бегущие за здоровьем мужчины. На Бабушкином проспекте встретили группку пенсионеров, которые очищали полянку от бурелома и мусора – ностальгировали по чистому лесу.

Возвращаясь, увидели вдалеке идущего навстречу щуплого пожилого мужчину, может, ровесника моего папы, с небольшой белой собакой, как мне показалось издали. При нашем приближении «собака» величественно забралась на ближайшее от дороги поваленное дерево. Оказалась собака большим белым котом, который замер, увидев нас, и скромно потупил взгляд, делая вид, что «нас тут не стояло».

– Ох ты! Какой большой кот! А чего он так?..

– Да он чужих избегает. Мы с ним вдвоём живём, он больше никого не признаёт. Вы отойдёте, и он вернётся на дорогу.

И действительно, когда мы с папой отошли на достаточное расстояние, кот так же величественно и как-то замедленно спрыгнул с безопасного валежника и потрусил рядом с хозяином. Вспомнилась смешная фраза из мультика: «Малыш, я же лучше собаки»…

Слушая очередную папину историю про рыбалку в «Алёшкино» и держа его крепко под руку, оглянулась… Щуплая фигурка с белым котом медленно таяла в одиночестве осенней дороги.

Тимуровка

Новое большое кольцо в центре города я обычно проезжаю на машине. А тут решила пешком размяться.

Подхожу к кольцу с многочисленными зебрами-переходами. Вижу, первый этап завершает согбенная такая бабулька. С состраданием наблюдаю, как она подтягивается за поручень, чтобы оказаться на очередном пешеходном островке. Моё тимуровское (когда-то) сердце учащённо забилось! Дождавшись светофорного разрешения, догоняю старушку, которая начала готовиться к следующему марш-броску. Я, как истинная пионерка, подхватываю её под локоток и уже, вежливо улыбаясь, готовлюсь сказать: «Позвольте вас перевести, уважаемая!» – как тут же ощущаю сильный такой тычок в бок! Разъярённое лицо Бабы-яги обернулось и зашипело в мою сторону: «Я тебя не просила! Иди своей дорогой!»

Долго я потом смеялась над своей «тимуровкой» за её желание «догнать и причинить добро»! Спасибо Бабе-яге за урок!

Молодец!

Мы с пятилетним внуком вышли из храма Жён-мироносиц, куда он обычно меня заводит во время прогулки. В этот раз он долго и внимательно разглядывал Христа на руках Богоматери. На иконах Иисус изображён в разном возрасте: где младенцем, а где почти пятилетним малышом, и это его очень заинтересовало.

Несколько минут после посещения храма он шёл молча, потом спросил:

– Бабушка, а Бог всё создал?

– Да, милый!

– И меня?

– И тебя.

– И маму?

– Да…

– И Иисуса?

– И его…

– И деревья?

– И деревья…

– А лавочку?

– Лавочку создал человек из материалов, которые создал Бог.

– А небо тоже он создал? И снег?

– Да, и небо, и землю, и снег…

– Какой Он молодец! – одобрительно сказал внук и полез на снежную горку.

Мать

Возле хлебного киоска, к которому я направлялась, стоял мужчина, изрядно потрёпанный жизнью. Лицо его говорило о вредных привычках, к которым он, видимо, пристрастился давно. Судя по разговору, он был знаком с пышногрудой киоскёршей. Фрагмент разговора врезался мне в память. Выглядывая в маленькое окошко, она продолжала расспрос:

– Ну, а мать там же, в Димитровграде живёт? (Я сама из этого города, и меня зацепило.)

– Ну да… Думаю, что уже померла…

– А ты чё, не знаешь, что ли?

– Да она позвонила мне полгода назад на сотовый, где-то номер нашла. Сказала, приезжай, заболела я раком.

– И чё? Приехал?

– Приехал… – голос мужика дрогнул. – Чё, больная вся… По-женски там у неё… Ну, я побыл там пару дней, она меня покормила, чем могла… Слабая была. Ну, и уехал я…

– А чё уехал-то?

– А на что хоронить-то мне?! Денег-то нет!.. Авось кто-то и похоронил…

Совсем расстроившись, мужик устало махнул рукой и, не желая дальше продолжать разговор, поплёлся прочь от киоска…

Любовь никогда не перестаёт…

Когда ей исполнилось тридцать шесть и муж неожиданно ушёл на небеса, оставив её одну с двумя детьми, она, посмотрев на себя в зеркало, сказала: «Видно, всё на этом, кончилось моё женское счастье…»

Примерно в это же время умерла её сестра и муж сестры остался с тремя детьми. Тут помочь с тяжёлой работой, тут подкормить племянников и вдовца – постепенно круг сузился до единой семьи. Двоюродные братья и сёстры стали жить как родные в одной хрущёвской спальне вместе с бабушкой.

За семейными хлопотами и трудами выросли все пятеро детей и начали вылетать из тесного гнезда. Дожили до пенсии. Бывший зять и теперешний муж решил построить дом – руки у него были золотые. Построил. Завели поросяток, хозяйство – живи и радуйся на земле после тесного города и малометражной «хрущёвки». Мало радовались – умер зять-муж. Опять смотрит она в зеркало – не девочка, пенсионерка: «Ну, отгуляла золотые годы. Всё, кончилась моя женская песня…»

Отгоревала. Повдовствовала. А тут подруги на танцы позвали «Кому за…». Ну, сколько можно в окошко глядеть с грустью и печалью? Отнекивалась поначалу…

В первый клуб пришла, припарадилась. Еле ноги унесла – местные бабульки угрожать стали – нечего к нам ходить, нам самим мужиков не хватает!

Подружки потащили в другой…

А тут дочь навестить приехала, проводила на танцы и ждёт матушку… Восемь вечера – нет мамы, десять – тишина. Сотовых ещё не было, где искать танцовщицу? Прилегла. Свет выключила. В двенадцатом часу ночи слышит, как ключ тихонько повернулся в замке – еле смех дочка сдержала – себя в молодости вспомнила!

Наутро мама-бабушка невинно так говорит: «Я вчера в десять пришла, а ты, вижу, уже спишь!» Хмыкнула дочь, но не стала маму уличать, а спросила: «Ну что? Как вчера потанцевала?»

И тут мама-бабушка поведала, что запал на неё с первого взгляда полковник-морпех. Ему, конечно, за восемьдесят уже, но мужчина хоть куда! После танцев бутылочку коньячка и конфеты выставил – истинный джентльмен! А сама светится, точно цветочек аленький, и помолодела лет на десять.

Так и пошло у них… Если она запаздывала, как истинная женщина, в клуб, то полковник наш сидел мрачнее тучи, свет ему был не мил… Но стоило ей нарядной и при макияже появиться в дверях, как его будто подменяли – сиял и нёсся к своей возлюбленной, как истинный рыцарь.

Вскоре они поженились. И зажили в радости и любви, какой раньше не встречали. Иногда он, конечно, ревновал и переживал, как бы любимую кто не увёл. Полковник всегда был в отутюженных брюках со стрелками и в светлой рубашке, она – с накрашенными губками и глазками, в ярком нарядном платье, которое совсем не портило её крупную фигуру, и в обязательной шляпке с цветами, кокетливо короновавшей причёску. Его как ветерана ВОВ приглашали на парады и в разные присутственные места. Он всегда был с ней. Она всегда была с ним. Они оба светились счастьем. Когда он заболел раком, то больше всего переживал за то, чтобы организм не дал ему опростоволоситься перед любимой. Он умер у неё на руках.

Тогда она подошла к иконе и поблагодарила Бога за этот подарок Любви, что длился семь лет, что такого счастья она никогда не испытывала. Ей шёл восьмой десяток.

На одной площадке с ней жил пенсионер – инженер, технарь. Овдовел. Ну, она его пирожками начала подкармливать, а он по мужской части помогал по дому. Она со своим средним образованием внимательно его слушала про всякие мудрёные технические размышления, начала ходить в шахматный клуб, приносила туда вкуснейшие курники, чем затмевала его бывших женщин-коллег по инженерной части. Взяли они оба в руки шведские палки и пошли. Но ушли недалеко. Сосед умер.

Сейчас ей под восемьдесят. Она пока одна. Но уже точно знает, что «любовь никогда не перестаёт…».