Текст книги "Новая Зона. Крадущийся во тьме"

Глава 9

Денису казалось, что Институт Исследования Зоны давно уже представляет собой нечто живое и постоянно меняющееся, причем независимо от работающих в нем людей. Первое, что бросилось в глаза при приближении к нему, – увеличенный в вышину забор. Территориально ИИЗ тоже разросся. И без того площадью где-то в гектар институт отгородил часть леса и просеки, на которой вовсю шло строительство.

– С ума сойти, – проворчал Денис.

Ворон повел плечом.

– Василию Семеновичу понравилась идея организации быта сталкеров, работающих на благо науки. Но! Он как человек здравомыслящий понимает, что никакой разумный человек не станет перебираться в общежитие из собственной квартиры, дома или коттеджа. Гостиничный корпус заселен наполовину и то лишь благодаря слухам о маньяке.

– Значит, коттеджный поселок «Сталкерский»?

Ворон рассмеялся.

– Предложи название Шувалову, ему понравится. А в принципе разумная идея. Ходоки в Зону народ непостоянный: сегодня здесь, завтра – там. Кроме нас с тобой, ИИЗ имеет дело и с другими представителями нашей профессии, но текучка большая, контингент меняется и не такой квалифицированный, как хотелось бы. Шувалов пытается решить задачу недостатка кадров – вот и все.

– То есть?

– Ничто человеческое сталкерам не чуждо. Как и большинство людей, они падки на халяву. Наверняка многие поведутся на свое жилье в приятном месте, постоянную работу и соцпакет, пусть в перспективе и могут заработать больше на вольных хлебах.

– А мы? – спросил Денис.

– С ума сошел? Мой дом – моя крепость. Должно случиться нечто из ряда вон, чтобы я добровольно куда-нибудь переехал. К тому же я не терплю быть под колпаком у кого бы то ни было, – ответил Ворон и поморщился.

– Я не об этом, просто… – Денис вздохнул, но затем все же решил сказать прямо: – Это неправильно, что, когда приезжает Алла, ты переезжаешь в гостиницу.

– Да ну? – Ворон рассмеялся, и, как показалось Денису, совершенно не наигранно. – Ты что же, думаешь, будто это из-за тебя?

– Да.

– А если подумать? – Ворон даже приостановился у обочины и внимательно на него посмотрел.

Денис взгляд встретил спокойно, но так и не понял, чего от него хотят.

– Какой же ты еще ребенок… – проворчал Ворон. – Думаешь, я рвусь к тому, чтобы в моем гнезде хозяйничали посторонние, пусть это будет и не абы кто, а предпочитаемая мною женщина? В качестве соседа ты подходишь мне всяко больше. – Он подмигнул Денису и, покачав головой, добавил: – А еще она терпеть не может готовить. К слову, и не умеет. Потому я предпочитаю гостиничное проживание на всем готовом. – И снова обернулся к дороге, выжимая педаль газа. Автомобиль – серебристого цвета «Хонда Пилот» – плавно вывернул на абсолютно свободное шоссе и покатил вдоль бетонного забора института.

Ворон приобрел джип несколько месяцев назад и только благодаря уговорам Дениса и заверениям Романа в том, будто свой он больше не одолжит.

«Я понимаю как никто: камианета была твоей ласточкой, «Энтерпрайзом» и вообще бегала благодаря артефакту и заводилась без ключа, – ворчал он, – но это не значит, будто ты обязан хранить ей верность».

«А я храню?» – интересовался Ворон.

«Не знаю, что ты делаешь, но у меня сердце каждый раз ёкает, когда Дэн мне звонит и говорит, что ты выехал на мотоцикле! – орал Роман. – По Старому Калужскому шоссе! В дождь! Я твой лечащий врач, в конце концов! Если ты влетишь в осину при скорости под сотню, то даже я тебя не соберу».

«При таком раскладе ничья помощь мне так и так не понадобится», – уверял Ворон и уходил от разговора.

«Я готов тебе отдать свою кошечку, – прибавлял Роман. – Вот никому и никогда бы, но тебе готов».

«Нет», – отказывался Ворон.

«Ты ведь на ней уже ездил! – еще сильнее заводился Роман. – Она же идеальная!»

Далее разговор перескакивал на обсуждение плюсов и минусов отдельных марок, но на том и заканчивался. В результате Денис плюнул на все и сам залез в Интернет, выбирая машину чисто под себя: непафосную и недорогую, стандартную модель, не требующую значительного ухода и совершенно обыденную, не выделявшуюся на дороге. В результате выбрал «Рено Дастер 2».

С точки зрения Дениса внедорожник длиной четыре с половиной метра вряд ли когда-либо понадобился бы ему самому, но Ворону вполне мог приглянуться, ему нравилось ощущать себя на дороге слоном в посудной лавке. Денис надеялся, что пусть не постоянно, но ключи тот брать будет. Три ряда сидений тоже казались лишними, но с их образом жизни могли понадобиться.

«Да у тебя комплекс», – сказал Ворон, увидев приобретение.

«Неполноценности?» – поинтересовался Денис, прекрасно помня шутку о маленьком человеке на большом автомобиле.

Ворон покачал головой и выдал: «Ты до сих пор боишься, будто я тебя выгоню, вот и купил себе спальное место на колесах. На всякий случай».

Наслушавшись пренебрежительных высказываний об автоматических коробках передач, Денис потребовал, чтобы на «Дастере» стояла механика, и пусть в Россию подобные машины еще не поставляли, для него подобное исключение сделали.

«Неудобно, – вынес вердикт Ворон, прокатившись по городу, – этот вариант откровенно тяжеловат, выжимать сцепление приходится с усилием, а значит, ты быстро устанешь».

«Я не собираюсь сидеть за рулем сутками», – попытался спорить Денис, но машину у него отобрали почти на неделю.

Через пять дней Ворон вкатил в гараж бронированное чудище (другого названия Денис не придумал) с усиленной подвеской, перебранной механической коробкой и цвета бирюзовый металлик, которого у данной серии автомобиля не предусматривалось.

«Вот теперь я одобряю», – сказал он, возвращая Денису ключи.

«А ты?» – вырвалось у того.

«Цвет не мой», – фыркнул Ворон.

Денис мог побиться об заклад: именно поэтому автомобиль и перекрасили.

«Хоть не желтый», – вздохнул он.

«Я все-таки иногда буду его одалживать», – пообещал Ворон.

Так или иначе, но к капитуляции в отношении покупки собственного джипа он подтолкнулся. То ли повлияла возня с «Дастером», то ли все же необходимость, то ли просто время пришло, но через месяц в гараже появилась новенькая «Хонда Пилот» – изящная, мощная и агрессивная, серебристого цвета, с синей подсветкой колес и фар. Длиной почти пять метров, а шириной – два джип почему-то совершенно не смотрелся громоздким. Трехлитровый движок и двести пятьдесят лошадиных сил позволяли не ограничивать себя в скорости. При этом расход топлива оказался совсем небольшим. Ворон, конечно, обещал не разгоняться до двухсот, но никто ему не верил.

Прежде чем занять свое место в гараже, джип побывал в руках у тех же умельцев, к которым ранее попадал «Дастер». Не собирающийся вникать Ворон взял полную комплектацию, какую только предполагал автомобиль премиум-класса, вычеркнув только шестиступенчатую коробку-автомат. Умельцы заменили заводскую механику, усилили подвеску и чуть модернизировали систему освещения салона. В результате получилось нечто, больше похожее на космический корабль, чем на внедорожник.

«Вы же хотели от меня “Энтерпрайз”», – равнодушно замечал Ворон. Он, похоже, и сам не ожидал, будто автомобиль ему понравится.

Ворота были новыми, но местами уже тронутые ржавчиной. КПП – выкрашено кроваво-красной краской. Рядом с табличкой официального названия «Институт Исследования Зоны» красовалась надпись: «И снова на арене».

Сотрудники Шувалова отличались чувством юмора.

«Ранее в выпуске, – было написано ниже. Красивые, аккуратные, чуть округлые литеры выдавали женскую руку: – Академия Исследования Аномальных Явлений».

А под ней косым почерком белоснежными буквами написано традиционное: «В этом здании раньше находился филиал знаменитого НИИ Химических Удобрений и Ядов». Разумеется, заглавные буквы были должным образом выделены черной краской и подчеркнуты.

– Адский цирк с конями, – прокомментировал Ворон, опуская стекло и показывая окошечку камеры пластиковый прямоугольник пропуска.

– А по-моему – забавно.

Ворота лязгнули несколько раз, словно изнутри в них колотилось нечто огромное, и с натужным скрипом открылись. За ними шелестели деревья и зеленел газон с фонтанами и клумбами.

– Красота-то какая.

– Ага. Лепота, – ответил Ворон. – Санаторий.

Внутри института оставалось уютно по-прежнему. Темный асфальт окантовывал черно-синий бордюр. Ярко-зеленая газонная трава, подстриженная очень коротко, казалась ковром. Временами встречающиеся лавочки, выкрашенные все той же жуткой красной краской, что и КПП, почему-то выглядели довольно прилично, а не ляпом больного на голову дизайнера, в сравнении с оригинально подстриженными кустами они даже не особенно бросались в глаза. Клумб и фонтанов прибавилось, причем если раньше последние выглядели как обыкновенные чаши с водяными струями, бьющими вверх, то теперь появились целые скульптурные композиции. Возле одной такой Ворон даже притормозил.

– А похожи, – сказал Денис.

Фонтан представлял собой квадратный бассейн, примерно пять шагов в длину и два в ширину. Сидевшие по углам пышногрудые сирены держали в руках кувшины, из которых хлестала вода, в центре на образованном четырьмя сомами островке стояли черные быкуны, запрокинув головы, и пускали из ноздрей фонтанчики где-то в метр высотой.

– Прелестно, – усмехнулся Ворон. – Руки оторвать.

– За что?

– За излишнюю романтизацию Зоны, – безапелляционно заявил он. – Вон, полюбуйся.

Они проехали до следующего фонтана – круглой чаши, облицованной синей плиткой. По поверхности воды плавали искусственные кувшинки. Между ними время от времени всплывали крупные воздушные пузыри. В центре чаши сходились мостки, перекинутые от бортов, на них стояла фигурка маленькой хрупкой девочки в летнем платье.

Денис прикусил губу.

– А теперь представь, что восторженный идиот, насмотревшийся на всю эту красоту, напросится в Москву. Если его поведем мы – еще полбеды, мне временами удается вправлять чужие мозги, а если с кем-то другим?

– Мне кажется, ты перегибаешь палку, – заметил Денис. – И вообще какой-то нервный. Расскажешь?

– В последнее время произошло слишком многое. Расскажу, куда я денусь? Едем.

Институт Исследования Зоны занимал два стеклянно-бетонных здания, прилепившихся друг к другу и настолько обросших всевозможными переходами и лестницами, что практически слились в одно. В каждом насчитывалось восемь надземных этажей и несколько подземных (лифт спускался до минус четвертого, но предположительно ниже еще находилось несколько помещений). Как когда-то, почти в прошлой жизни, говорил Выдра: никогда не угадаешь, какой на самом деле вышины такие научные центры. Они же иногда как айсберги: надземная этажность существенно уступает количеству уровней, находящихся под землей.

Ворон вырулил на стоянку перед главным входом. Понять, что это не какой-то второстепенный подъезд, а именно главный, легко удавалось по его размерам. Двери возвышались до второго этажа. Козырек начинался там, где, по идее, должен находиться пол у третьего. Толстые колонны из зеленого мрамора придавали невероятно помпезный вид.

– Ну, пойдем.

Их путь лежал совсем в другое здание, но проще всего припарковаться казалось здесь. Более того, ни у кого это не вызвало бы лишних вопросов.

Денис вылез первым, оглядываясь и вдыхая совершенно неповторимый аромат хвои, висящий над всей территорией института. Ворон вышел следом и, щелкнув кнопкой на брелоке, поставил автомобиль на сигнализацию. Спустя некоторое время он поправил ворот рубашки, а на самом деле нащупал под ней небольшой медальон, надавил на него и подтвердил команду системе безопасности автомобиля.

– Думаешь, нам здесь может угрожать опасность? – спросил Денис.

Ворон пожал плечами.

– Вообще-то нет, но я не хочу делать исключения. Исключения – прямой путь к халатности.

Корпус, к которому они направились, располагался в двухстах метрах от главного здания. Двухэтажное небольшое строение более всего напоминало детский садик. Вся надземная часть его была отдана под архив, а вот в подвале находились и мини-лаборатории, и несколько изолированных камер, оснащенных системами видеонаблюдения и звукозаписывающей аппаратурой. В одной из них сидел напарник убитого, некто Никита Гранин.

– Вообще-то это называется похищением, – заметил Денис. – И удержанием помимо воли.

– А ты так уверен, будто именно «помимо воли»? – усмехнулся Ворон. – Те, кто обеспокоен собственной свободой, так себя не ведут.

Наблюдатели расположились в камере по соседству. В комнате находились рыжий техник и Нечаев. Ворон, войдя, поздоровался с ними кивком головы.

– Что-то интересное? – спросил он.

– Никак нет, – по-военному ответил техник и, вероятно, наблюдатель по совместительству.

– То есть он не спрашивал, кто вы, где он и сколько еще продолжится его изоляция? – поинтересовался Денис.

– Никак нет.

Ворон направился к мониторам и, ухватив по дороге стул, уселся на него, оседлав словно лошадь. Уложив на спинку скрещенные руки и пристроив на них подбородок, он начал внимательно наблюдать за заключенным. Уточняющих вопросов он не задавал, впрочем, Денис спрашивал за обоих.

– Он пытался установить хоть какой-нибудь контакт?

– Никак нет, – в третий раз повторил рыжий. – Он всем обеспечен. Кормят его четырежды в сутки. По утрам и вечерам он делает зарядку, в остальное время читает.

– Вы даете ему книги?

– У него на столе блокнот и письменные принадлежности, в него он может записывать свои пожелания.

– И каковы эти пожелания? – удивленно спросил Денис.

– «Белые ночи», «Преступление и наказание» Достоевского, полное собрание сочинений Алексея Толстого и «Великий канцлер. Князь тьмы» Булакова.

– Почему черновик, не «Мастер и Маргарита»? – словно невзначай спросил Ворон.

Рыжий пожал плечами.

– Поинтересуйтесь сами, – предложил Нечаев.

Ворон покачал головой и продолжил смотреть на узника, сидящего за столом и вперившегося в старую на вид, толстую книгу в темно-зеленой обложке. Внешне он казался довольно молодым и абсолютно ничего особенного собой не представляющим.

– Что вы там высматриваете? – спустя четверть часа не выдержал Нечаев и встал позади Ворона. Тот передернул плечами, но отойти не попросил, хотя не выносил, когда кто-нибудь нависал над ним или слишком приближался.

– Наблюдаю и считаю. На прочтение двух страниц он тратит в среднем от десяти до пятнадцати секунд. Что это за книга?

– Достоевский, – пояснил Рыжий, – до этого был Толстой. Просто зависть берет.

– Какая-нибудь техника быстрого чтения? – предположил Нечаев.

– Илоны Давыдовой, – усмехнулся Ворон. – Крутили в моем детстве-юности такую рекламу, вы, должно быть, тоже помните.

– Я больше по датам и цифрам, – признался Нечаев.

– Как долго он так читает? – спросил Денис.

– Весь день с паузами на еду.

Глава 10

Никита на удивление быстро притерпелся к своему положению. Его не только не беспокоила неизвестность, в глубине души он даже радовался заточению и неосведомленности. По крайней мере в подвале некоего дома, находящегося в городе, название которого Никита благополучно проспал, он чувствовал себя в безопасности, а от одной только мысли, что убийца мог знать, где он живет, сердце в груди начинало частить.

Убийца выследил Дима, значит, рано или поздно пришел бы и за его напарником. С другой стороны, пробраться в нахабинский курятник казалось проще, нежели в напичканный электроникой офис. Или нет?

Похитители обращались с ним даже не сносно или терпимо, а хорошо: кормили четыре раза в сутки, ни в чем не отказывали, а главное, приносили книги. Каждое утро Никита писал им записки и подсовывал их под дверь. Позже в небольшое окошечко просовывали поднос с тарелками и графин с соком, а также книги.

За все время – а по подсчетам Никиты прошло около недели – с ним ни разу не заговорили, не спросили ни о чем, даже с помощью такой же записки, и ничего не объяснили. Если бы не еда и книги, он подумал бы, будто о нем попросту забыли.

Содержали его в подвале, но это Никита понял только потому, что единственное узкое окошечко располагалось под самым потолком. Достать до него не представлялось возможным, даже встав на стул. На этом сходство с привычным каменным мешком, которое описывалось множеством авторов и показывалось режиссерами, заканчивалось.

В распоряжении Никиты находилась даже не отдельная комната, а целая квартира. Без кухни, правда, но она ему и не требовалась. В просторной комнате располагалась удобная кровать, диван и пара кресел, не считая двух стульев у широкого стола, за которым удалось бы разместиться вчетвером. Вдоль самой длинной стены (пять с половиной шагов) стоял шкаф-стенка, популярный в восьмидесятых годах двадцатого века. В нем отыскалось несколько комплектов постельного белья, десять пар носков, пять трусов и маек, девять рубашек и пара джинсов. Размеры не подходили, что слегка притушило одолевавшую Никиту паранойю (специально под него подвал не оборудовали), но судя по количеству одежды, квартировать ему предстояло еще долго.

На полу лежал палас с рисунком, сильно напоминающим шахматную доску. Все стены, кроме той, у которой располагалась стенка, были завешаны коврами (недорогими, на прорезиненной основе, но не привередничать же по этому поводу). А еще – и почему-то именно эта деталь выбивала из колеи посильнее всего остального – обои в веселенький разноцветный горошек облепили потолок.

Рядом с входной дверью, железной, находились три другие – деревянные, покрытые белой акриловой краской. Вели они в ванную, туалет и кладовую с коробом для грязного белья, коробками с бытовой химией и стиральной машинкой. Личной прачки для Никиты не предусматривалось, а жаль. Особенно умиляли его натянутые под потолком лески для просушки выстиранной одежды.

В общем и целом узилище не сильно уступало по площади дому в Нахабино. В тесноте Никита себя точно не чувствовал, а выходить на улицу не стремился.

Света здесь хватало: на каждой стене висело по два бра в виде цветочка, а на столе стояла настольная лампа, что ни на есть советского образца: с такими в застенках НКВД пытали, не иначе. Видимо, его похитители обладали изрядным чувством юмора, раз не только отыскали подобный раритет, но и принесли в такую обстановку.

Сегодняшнее утро начиналось как обычно. Никита встал с рассветом, включил бра над кроватью и поплелся в ванную комнату приводить себя в порядок. Санузел у него оказался совмещенный, несмотря на наличие двух дверей, что оказалось гораздо удобнее раздельного (когда Никита жил с родителями, те почему-то воротили нос от подобного новшества и даже осуждали соседей, сносящих перегородки между ванной и туалетом).

Затем он немного почитал, сделал несколько обязательных упражнений (на каждодневной утренней и вечерней тренировке настаивал Дим, и пусть его больше не было, Никита продолжал выполнять разработанный им комплекс) и снова ушел в ванную. Судя по внутренним часам, приближалось время завтрака. Обычно один из похитителей дважды стучал в дверь, привлекая внимание, а затем передавал поднос, однако сегодня вместо этого щелкнул замок.

Никита вздрогнул. Он, конечно, ожидал визита, но прямо сейчас никого видеть не хотел. Воображение успело нарисовать пришедшего за ним маньяка (почему-то с красной бензопилой «Дружба» наперевес), киношного шпиона в маске, держащего на изготовку пистолет с глушителем неправдоподобно большого размера, и сумасшедшего ученого с ассистентами, отчего-то обязательно в очках на минус семь. Реальность слегка разочаровала.

В комнату зашли трое. С виду ничего примечательного в них не оказалось: мужчины как мужчины. Один – в очках и сером пиджаке, высокий и худой (не худощавый или стройный, а именно как жердь). На сумасшедшего ученого он не походил даже отдаленно и громко-громко хохотать не собирался. Лицо интеллигентное, приятное, но не особенно запоминающееся. Волосы – темно-русые, прямые. Глаза серые. Единственной отличительной чертой могли бы послужить три родинки в уголке губ, расположенные так, что образовали равносторонний треугольник. Он вежливо поздоровался и прошел прямо к столу, за которым сидел Никита.

– Нечаев Владлен Станиславович, – представился он. – Могу я присесть?

Никита кивнул, потом зачем-то добавил:

– Конечно, присаживайтесь, чувствуйте себя, как дома.

Нечаев производил впечатление ученого в хорошем смысле этого слова. До бизнесмена от науки – того, кто получает различные гранты и руководит проектами, – он несколько не дотягивал, но и на неудачников, просиживающих штаны и мозги в лабораториях за нищенскую зарплату, не походил. Скорее, он путешествовал по миру, посещал симпозиумы и научные конференции в других странах, делал доклады… Никита мотнул головой. Все же от привычки придумывать незнакомым людям биографии пора избавляться. И ведь раньше ничего подобного он за собой не замечал.

Пусть Нечаев и пытался производить впечатление главного, другой посетитель казался таковым гораздо сильнее. Он сразу прошел в наиболее темный угол и, не спросив разрешения, уселся в кресло, закинув ногу на ногу и сделав вид, будто происходящее его не интересует. В каждом его движении сквозила уверенность, граничащая с самоуверенностью или даже с нарциссизмом. Никита не сомневался, что этому человеку наплевать свысока на чаяния всех людей всего мира, более того, он не слишком заботится и о собственной репутации – черта, которой он сам втайне завидовал.

Никите всегда требовалось одобрение других. Встречая время от времени людей самодостаточных, он начинал чувствовать собственную ущербность. А еще незнакомец почему-то сильно напоминал Дима. Разумеется, не внешне: он был моложе и привлекательнее, с густыми черными волосами и строгими правильными чертами лица, выше и стройнее. Однако того же «поля ягодой». Он походил на Дима, как бывают иной раз схожи люди, всю жизнь занимающиеся одним делом.

Третьим зашел молодой парень. Никита посчитал бы его стажером, а то и секретарем кого-нибудь из первых двух, но он тоже сел в кресло, не спросив, и вел себя совершенно свободно, без желания угодить. На Никиту он смотрел так, словно рентгеном просвечивал.

– Итак, Никита Андреевич, – начал Нечаев, – у вас, должно быть, накопилось много вопросов касательно вашего задержания. Я готов ответить на них.

– Боюсь, я гостил у вас столь долго, что нашел приемлемые ответы на возникшие у меня вопросы самостоятельно, – заметил Никита.

– В таком случае, возможно, вы поделитесь ими, а я поясню, если где-то закрались неточности, – предложил Нечаев.

Никита пожал плечами.

– Вы не имеете ни малейшего отношения к полиции.

Нечаев прикусил верхнюю губу, и некоторое время выражение его лица Никита понимал как досадливое.

– Не то чтобы я часто бывал в КПЗ или подобных малоприятных местах, но здесь слишком комфортно, – пояснил Никита, больше наблюдая за собственным голосом, чем за чужой реакцией.

Он снова отвык от его звучания. Нечаев же интересовал его не слишком сильно по сравнению со вторым незнакомцем. Однако тот сидел таким образом, что на него пришлось бы специально оглядываться. Никита не мог позволить себе подобного.

– Опять же, имей вы отношение к правоохранительным органам, первым делом принялись бы меня запугивать. Потом пообещали бы обвинить в убийстве. Затем начали бы задавать вопросы, а не предлагать ответить на мои, – продолжил Никита. Желудок издал громкий «бульк», все же в соблюдении режима дня, пусть и вынужденного, имелись существенные минусы. Никита сделал вид, будто ничего не произошло, Нечаев – тоже. – А будь вы какими-нибудь сумасшедшими учеными, у меня регулярно брали бы анализы, – заметил он. – Мне кажется, лично я не слишком вам и нужен, просто взяли по случаю, а теперь не знаете, куда деть.

– А вот в этом вы ошибаетесь, Никита Андреевич, – сказал Нечаев.

– Был бы совсем без надобности, не держали бы, – кивнул Никита и обернулся, услышав скрип кресла.

– Буду рядом, – бросил незнакомец, похожий на Дима, и вышел.

– Почему вы сами не пытались выяснить, отчего вас удерживают против воли? – спросил напарник вышедшего; пожалуй, было правильнее называть его именно так.

– Я… – Никита специально сделал паузу и даже помычал. – Эм-м…

– Можете называть меня Дэн, – позволил тот.

«Не представился, а именно позволил», – отметил Никита про себя.

– Так вот, Дэн, – начал он, – я не сказал бы, будто именно против воли. Меня все устраивало.

Судя по тому, как посмотрел, Дэн удивился. Задавать вопросы он, однако, не стал, только кивнул, поблагодарив за ответ.

«Кажется, он не понял, как вообще возможно подобное отношение, – подумал Никита. – Слишком дорожит собственной свободой?»

Никиту аж передернуло от подобной мысли.

«Ты просто не испытывал ничего похожего на то, что довелось пережить мне», – подумал он.

Дэн не просто выглядел молодо. Никита ощущал себя стариком по сравнению с ним. Наверняка тот приходился племянником, сыном или младшим братом кого-нибудь из высокопоставленных похитителей. На представителя «золотой молодежи» он не походил, хотя держался откровенно нагловато в присутствии людей старше себя, но вот на блатного тянул вполне.

Блатных Никита не любил. Он видел нечто омерзительное в самом факте их существования. Разумеется, идея о всеобщем людском равенстве – утопия, но все же осознавать то, что кого-то всегда поддержат, возьмут на прибыльную должность, посодействуют, помогут раскрутиться и всегда подставят плечо, на которое можно опереться, а ты сам лишен всего этого, – сильно коробило и даже оскорбляло.

– Ты просто понятия не имеешь, что значит стоять и ждать удара, – перейдя на «ты» (в конце концов, этот пацан был младше), сказал Никита. – Потому не смей осуждать.

Денис приподнял брови, но ничего не ответил и не стал оправдываться или разубеждать.

– Вы можете не верить, но я убийцу собственными глазами видел! – сказал он Нечаеву.

– Расскажите, – предложил тот, достав блокнот и обыкновенный карандаш.

Никита ожидал хотя бы диктофона, но кивнул и принялся за рассказ. Он говорил, говорил, говорил и не мог остановиться. Слова давались поразительно легко. Только к правде они имели весьма сомнительное отношение.

Однажды, когда Никита еще работал в московской ветеринарной клинике, его сменщица подверглась нападению. Девчонку спасло то, что она в детстве занималась какой-то борьбой.

«Вот даже не знаю, как вышло. Он в лифт запрыгнул, схватил, а у меня нога сама в колене согнулась, поднялась и как даст ему по яйцам», – рассказывала она во всеуслышание.

Феминистические настроения в одной отдельно взятой ветеринарной клинике тогда просто вскипели. Все сотрудницы ходили гордые, словно лично побили маньяка, скрутили, а потом сдали прибывшим на место преступления полицейским. Мужчины, которые поумнее, предпочитали с ними не связываться. Остальные получали высокомерные и презрительные взгляды, да еще и упреки в шовинизме, хотя, казалось бы, они-то тут при чем?.. Они точно не ходили по домам и не запрыгивали в лифты к незнакомым девушкам.

«А когда приехала полиция, – рассказывала сменщица уже поздно вечером, сидя в кабинете за закрытыми дверями и избавляясь от стресса посредством алкоголя, – я не смогла составить правильный портрет напавшего. Я говорила все противоположное. Он низкий был, а я называла рост под два метра. Он темноволосый, а у меня – рыжий».

Кажется, кто-то из находившихся при разговоре коллег назвал ее дурой. Причем опасной дурой, ведь маньяк наверняка напал на кого-то другого, и полиция схватила ни в чем не повинного человека из-за ее неправильных показаний. А вот Никита понимал ее и сочувствовал.

Видимо, в мозгах у людей стоят своего рода предохранители. Иногда они срабатывают правильно, не позволяя совершать критические ошибки: сесть в поезд, которому суждено сойти с рельс, например. А иногда дают сбой. Вот сменщицу и перемкнуло тогда, а Никиту – сейчас.

Ему почему-то казалось, что если он расскажет все как есть, убийца обязательно отыщет его. Глупость несусветная. Особенно на фоне мыслей о Диме. Однако ничего поделать с собой Никита не мог. Он врал, понимал это, хотел перестать, но стыд не позволял ему признаться в обмане. Поэтому он продолжал.

– Итак, Никита Андреевич, давайте подведем итог, – сказал Нечаев. – Вы видели низкого сутулого человека в мотоциклетном шлеме. Все верно?

Никита кивнул.

– А во что он был одет?

Пожалуй, на этот вопрос он мог ответить правдиво: мало ли в Подмосковье священнослужителей?

– В рясу.

Нечаев кивнул и пометил в своем блокноте.

– Извините, – сказал Никита. – А позвольте спросить, почему вы пишете так?

– Чернила слишком ненадежны, – ответил Нечаев и улыбнулся. – Простыми карандашами в космосе пишут, я же не хуже космонавтов, верно? Американцы в свое время угрохали кучу денег на создание ручки, способной писать в условиях невесомости, на кой – лично я не знаю. Мы посетили ваш бункер, Никита Андреевич, – без какого-либо перехода продолжил он. – Вы могли бы просветить нас, зачем требовалась такая секретность?

Никита пожал плечами и ответил:

– Я не знаю. Бункер оборудовал мой напарник, я только поставлял ему данные.

– Какого рода?

– Из Периметра. Обычно Дим давал мне задания, я их выполнял.

– Какого рода?

– В основном я наблюдал за миграцией животных, иногда мне удавалось увидеть ранее неизвестных мутантов. Все данные я приносил Диму, он заносил их в свой ноут и…

– Но мы так и не нашли его, – перебил Нечаев.

– Так Дим почти не держал его вне Периметра, – пожал плечами Никита.

– Схрон?

Никита согласно закивал.

– Только я ни разу в нем не был, – предупредил он. – Дим не разрешал далеко отходить от стены.

Нечаев кивнул и поднялся.

– Владлен Станиславович, – обратился к нему Никита, – что будет со мной?

– На самом деле у вас есть несколько выходов из создавшегося положения, – ответил Нечаев. – Насколько понимаю, возвращаться к себе вы опасаетесь?

– Именно так, – сказал Никита и передернул плечами.

– В таком случае мы предложили бы вам работать на Институт Исследования Зоны. Ваши знания и исследования довольно интересны. Если захотите, сможете не покидать территорию ИИЗ вообще. Вас поселят в гостиничном корпусе, а со временем сможете перебраться в отстраиваемый сейчас коттеджный поселок. С покупкой продуктов также проблем нет: вы заказываете по Интернету, все привозят к КПП, кроме того, рядом с корпусом имеется круглосуточный магазин. И к слову, вы ведь понимаете, что вас можно привлечь к уголовной ответственности за незаконное проникновение в охраняемый Периметр?

– По этой статье можно привлечь сейчас едва ли не каждого пятого, – заметил Никита.

– Но на вас еще и попытаются повесить убийство, – напомнил Нечаев.

– До нового трупа.

– Это как сказать, – Нечаев снял очки и потер веки, – полиция не считает убийства делом рук одного человека. Никому не нужен маньяк, а вот сталкер, порешивший напарника, не поделив с ним деньги, вырученные от продажи артефактов, еще как понадобится. В полиции до сих пор существует план по раскрытию преступлений. С этой точки зрения засадить пятерых невиновных гораздо выгоднее, чем обезвредить одного маньяка.