Текст книги "Метро 2033. Дворец для рабов"

– Не встречался, – согласился тот, не преминув заметить: – И я – не «кто ни попадя», – и удостоился веселого фырканья.

– Вижу и это, – заверил Кай, отсмеявшись. – Не столь много людей, окажись они в подобной ситуации, начали бы сопротивляться. Я, конечно, выстрелил бы, даже начни ты умолять урода, но ушел бы сразу, не показываясь.

– Так я удостоился чести говорить с вами за достойное поведение? – не до конца понимая, следует ли ему рассердиться или, наоборот, чувствовать себя польщенным, спросил Тим. Предположение, будто он мог перед кем-то ползать на коленях, являлось оскорбительным само по себе.

– А ты как думаешь? Конечно. Здесь стой. – Кай отпустил его, и Тим остановился. Пещера осталась за спиной, несколько раз пришлось свернуть, но пока сталкер вел его, тьма совершенно не беспокоила. Кай ориентировался в ней безупречно.

Вспыхнул приглушенный синий свет фонаря. Он не разгонял мрак, а превращал его в сумерки, позволяя хоть как-то ориентироваться. Необычное освещение, но разглядеть удавалось значительно больше, чем при обычном, а главное, не создавалось впечатления, будто тьма сгущается, вглядывается в дерзнувших ослепить и отогнать ее.

Кай появился из темноты немного другим. Освещение играло свои шутки, потому выглядел он не просто опасно, а зловеще: бледный, точно покойник, с выдающимся прямым носом, утончившимся у переносицы, высокими скулами, на которых едва не лопалась кожа, провалами на месте щек и лихорадочно блестящими глазами. За плечом у него висел длинный сверток.

– Ну так как? Согласен поведать историю нашего знакомства, или я даю тебе запасной фонарь, пистолет с полной обоймой в знак ответственности за того, кого спас, и разбегаемся?

– Я расскажу обо всем, о чем помню, – коротко ответил Тим, понимая, что солгать просто не сумеет. А там пусть уж Кай сам решает, насколько новый знакомый не в своем уме и что лучше – помочь, оставить в неизвестности или пристрелить, дабы не мучился понапрасну.

Глава 13

– Сны… – протянул Кай, привалившись к стене и перебирая струны старого черного инструмента с белесыми царапинами по грифу.

Он принялся наигрывать, стоило Тиму начать рассказывать – все без утайки, – создавая своеобразный фон для истории. При этом вряд ли что-то знакомое или известное, слишком уж часто изменялся ритм. Скорее, сталкер выдумывал в процессе или пытался передать мелодию, звучавшую в ближайшем тоннеле, но в этом случае у него не слишком выходило, или же мелодии эти звучали для него и Тима по-разному.

– И вещие сны поутру… – пропел-прошептал Кай. Звуки прошлись по спине мягким, щекочущим мехом.

Тим поежился. Он упоминал о странных снах, но не рассказывал их сути. Слишком личное таилось за чередой видений, лицами знакомых и химер, а иной раз и декорациями. Все детали, казалось бы, совершенно не важные, вгрызались в память. Раньше Тим не запоминал сновидений – даже самые яркие, которые он мог бы пересказать после пробуждения, блекли уже через несколько часов. Теперь ему не пришлось бы напрягать память, чтобы вызвать образы, звуки, запахи и собственные ощущения.

– Однажды паутина тоннелей привела меня на «Сухаревскую». Она транзитная, не принадлежащая никому, кроме путешественников и заблудших душ, не нашедших себе пристанища, не осевших ни на одной станции и не примкнувших ни к одной из сторон. Там я встретил философа, утверждавшего, будто видения, к которым каждый из нас, живущих в подземке, прикасается, уйдя из реальности – вовсе не образы утомленного подсознания, а выход в иной мир. Слышал про теорию множественности миров? Кроме нашего, существуют другие. Их неисчислимое множество, и каждый подчиняется собственным физическим законам.

Тим кивнул. Если бы и нет, эту теорию следовало придумать.

– В детстве я читал про героя, путешествовавшего по книгам, стоявшим у него в библиотеке. Утверждалось, что все, созданное нашим воображением, существует еще где-то. Писатели просто умеют подключаться к потоку информации, транслируемому такими мирами.

– Не совсем то, что я имел в виду, но пойдет, – Кай кивнул и выдал столь печальный романтичный перебор, что у Тима, никогда не отличавшегося впечатлительностью, защемило в груди. – Так вот, этот философ предполагал, что ядерный удар не просто встряхнул планету и уничтожил многие населяющие ее виды, а сместил саму грань мироздания. Мы критически приблизились к соседнему миру, а может, и к мирам, а значит, на нас ныне влияют иные законы бытия. Потому и лезут к нам чудища, а в тоннелях подстерегают аномалии одна другой страшнее. Когда же мы проваливаемся в сон, минуем всяческие границы, то действуем в соседнем мире так, словно изначально родились в нем.

– Ты поверил ему? – спросил Тим, почему-то ему почудилось, будто от ответа зависит очень многое.

– Не имею привычки мерить правдивость, ложь и заблуждения с точки зрения веры. Вера слепа. Не далее как несколько часов назад ты воочию наблюдал пример того, куда она может завести, – сказал Кай. – Все фанатики – истово верующие люди, потому упаси тебя вышние силы от веры… ну, и меня заодно.

С этой точки зрения он, конечно же, был прав. Вот только Тим спрашивал немного о другом. Сталкер умел мастерски уходить от ответов, переворачивать вопросы и жонглировать темами, при этом – Тим в том не сомневался – не говорил ни слова лжи, просто мог так запутать, что собеседник сам уверял себя в чем угодно.

– Ты мне снился, – наконец, решился сказать Тим.

– Неудивительно, ведь именно мой голос использовали, дабы завлечь тебя в Москву, – собеседник и бровью не повел, отвечая.

Кай почти сразу, как услышал про Витаса, предположил, будто идея отправить Тима в столицу принадлежала именно мутанту. Прибавил, правда, что путь сомнения в собственных решениях, поступках и желаниях – прямая дорога к безумию и шизофрении.

– Возможно. Вот только откуда бы ему знать про татуировку у тебя на руке?

Кай хмыкнул, повел плечом, полностью отдаваясь то ли воспоминаниям, то ли музыке, и надолго замолчал, как и Тим. Тот слушал. Гитара плакала и смеялась, полушепотом доверяла тайны и совершенно не мешала думать. Наоборот, помогала. Перед мысленным взором проносились дома и улицы, длинное высотное здание из красного кирпича, белый панельный дом, режущий глаза – слишком уж ярко отражалось в окнах заходящее солнце. Лес начинался прямо за светло-серыми блочными зданиями. Если выйти из подъезда бабушкиного дома, пройти небольшую асфальтовую площадку со столбами для выбивания ковров и длинным столом с приваренными к нему лавками – излюбленным местом для забивания козла старшим поколением, игры в карты и лото, – оставить по правую руку детскую площадку, то можно спуститься к пруду и машинной базе. Окна отданной Тиму комнаты в квартире на десятом этаже тоже выходили на эту базу. Бабушка часто ворчала по этому поводу, к тому же сторона была южная, и летом действительно становилось жарко. Однако Тиму нравилось: виды за окнами потрясали его детское воображение, а трактора и мощные КамАЗы, длинные ангары и экскаваторы казались игрушечными. Весь мир мог уместиться на ладони…

– Не спи, – сказал Кай, и видение – его ли собственное или кого-то другого – разбилось на тысячи, если не миллионы радужных осколков.

– Я вовсе не… – начал Тим, но его перебили.

– Снюсь я многим, – задумчиво и приглушенно произнес Кай, – сам иной раз удивляюсь, откуда такая сновиденческая слава. А еще не я один, но и старик, имеющий способность внезапно молодеть. Часто он появляется не один, а с огромным вороном на плече.

– Черной, грозной птицей…

– Иссиня-черной, если быть точным вплоть до мелочей, – поправил Кай и попросил: – Расскажи о нем.

Скорее всего, Тим мог отказаться, но не стал. Почему-то появилось ощущение, что это сновидение больше не принадлежит ему одному, а касается обоих.

– Ладно…

Наводящих вопросов Кай не задавал – не требовалось: изо рта Тима словно вынули кляп. Слова лились сами – лишь успевай произносить. Говорил он значительно меньше, чем во время первого рассказа, но вымотался так, словно пересказывал всю свою жизнь с раннего детства или патрулировал прилегающую к бункеру территорию три дня без сна и отдыха.

– Сны снам – рознь… – проронил сталкер, когда парень все же умолк.

– Это все, что ты можешь сказать? – признаться, ждал Тим другого, хотя вряд ли отдавал себе отчет, чего же именно. Просто думалось: Кай способен объяснить чуть больше, если не вообще все. А еще Тим ему доверял: наверное, слишком привык во время блужданий по тоннелям прислушиваться к ироничным замечаниям и советам. Кай идеально соответствовал своему эфемерному двойнику, выдуманному самим Тимом или все же вложенному тому в голову мутантом по имени Витас.

– У птиц нет имен, есть только полет и вещие сны поутру…[2]2
  Белов В. (для группы «Ольви»). Черные птицы.


[Закрыть] – строчкой из чьей-то песни задумчиво и мрачно ответил собеседник. Высокий лоб сталкера избороздили две параллельные вертикальные морщины. Длинные пальцы замерли, не касаясь струн, но звон неуловимо присутствовал, наполняя воздух между ними.

– Кай? – стоило паузе слишком уж затянуться.

– В жизни бывает все. А чего не бывает в этой, случится в следующей, – наконец, ответил сталкер и вдруг отставил гитару, привстал, приблизился вплотную, заглянув в глаза – пристально, цепко, настойчиво, – приказал резко, громко и четко: – Витас, не будь трусом и дураком, скажи прямо, чего хочешь!

Тим вздрогнул и отпрянул, приложившись лопаткой об угол ящика, возле которого устроился – настолько больно, что на глаза навернулись слезы.

– Не вышло?

– Нет… – прошипел парень сквозь зубы.

– И ничего странного не ощущается: не кружится голова, не ломит виски, нет чувства постороннего присутствия в мыслях?

– Нет – по всем пунктам, – ответил Тим и даже покачал головой.

– На солененькое не тянет? – усмехнувшись, поинтересовался Кай.

– Да пошел ты! – беззлобно ругнулся парень и удостоился короткого смешка.

– Жаль… – вздохнув, заключил сталкер. – Все стало бы намного проще.

Кай отвел его в одно из своих подземных убежищ. Как уверял, не самое презентабельное, потому и горевать не станет, если новый знакомый окажется настолько глуп, что приведет в него кого-нибудь еще. На это Тим ответил, будто не только не сумеет никому указать конкретное место, а и сам не отыщет, даже если очень захочет. С ориентированием в темноте у него было совсем плохо, а вот со знаниями – на порядок лучше. Устроив ему небольшой экзамен, выдававший немалый кругозор самого спрашивающего, Кай, судя по всему, остался не только доволен, но и удивлен. И наконец, заключил: «Допустим, все именно так, как ты рассказал. И я понимаю теперь, почему Олег сначала в тебя вцепился, а потом выпустил».

– Выпустил? – нечто подобное парень мог предположить, но в мотивах Немчинова не понимал почти ничего.

Кай на это лишь махнул рукой: не понимаешь, мол, и не надо. В лишнем знании много печалей. Но спускать все на тормозах не хотелось. До нынешнего момента Тим плыл по течению, пытаясь не погибнуть. Сейчас у него появился шанс хоть немного для себя уяснить, пусть и с позиции Кая, который и сам вполне способен ошибаться.

– А вот мне ничего не ясно! Ты действительно думаешь, наш мутант, – Тима передернуло от этого слова, перед глазами встало двухголовое существо, бывшее верным спутником маньяка-каннибала, фанатика черного бога, перевернутой ипостаси того, в кого верили до катаклизма, – сделал все, лишь бы отправить меня в Москву?

– Считаю, он столкнулся с… чем-то, – Кай отодвинулся на прежнее место, разлил по кружкам чай из большого термоса, украшенного черными и серыми ромбами, – с чем не сумел справиться сам.

– Хочешь сказать, он послал меня за помощью? – скептически проговорил Тим.

– Не исключено, – будто и не заметив его настроения, заявил Кай. – Уж слишком явно данная идея засела у тебя в мозгах: пойти незнамо куда, найти неизвестно кого, привести обратно… – Он невесело усмехнулся и велел: – Чай пей, травить не стану.

– И не подумал бы. Смысл? Ты мог убить меня уже не единожды, если бы захотел… раз десять точно.

– Угу. Сто, – проронил Кай. – Но вообще-то гораздо больше. Человек – существо хилое. Не туда ткнешь, неверно… или, наоборот, правильно надавишь, и он отправляется в лучший из миров. С тварями сложнее, потому – чтобы не расслабляться – я предпочитаю брать заказы на их устранение.

– Отчего же наверху все еще шатается… всякое? – с шутливой интонацией поинтересовался Тим. – Почему ты еще не истребил всех?

– Мои охотничьи угодья находятся под землей, – сталкер зловеще усмехнулся одной стороной рта. – В Москве я всего лишь гость и не лезу в чужое мироустройство. Возможно, когда опасность заражения минует, места в метро перестанет хватать, и отдельные, наиболее смелые, безрассудные или отчаянные группки смельчаков потянутся к солнцу, я буду сопровождать и защищать их, расчищать территорию, отпугивать, отгонять, уничтожать тварей, но не сейчас. Вести войну ради одной лишь войны – занятие бессмысленное, крайне деструктивное и самоубийственное.

– Пожалуй.

Здесь было до стерильности чисто – ни соринки. Залитый бетоном пол и стены, ровные стопки заколоченных дощатых ящиков и сундуков, подозрительно смахивающих на старинные. Похоже, сталкер опустошил какой-нибудь музей в городе наверху, и вещи, несколько десятилетий, если не столетий служившие хозяевам верой и правдой, а затем бездеятельно пылившиеся в какой-нибудь композиции, продолжили приносить пользу. В углу стоял торшер, вполне исправный, судя по тому, что располагался он возле письменного стола. Столешница была девственно чиста, лишь в правом углу притаилось, временами поблескивая, ловя луч синего светильника, стального цвета кольцо с черным квадратным камнем. Иногда тот рождал в глубине россыпь серебряных искр. Тим списывал подобное на собственное неадекватное восприятие действительности, пока Кай, устав бросать на него ироничные взгляды, не пояснил: просто необычный минерал – черный авантюрин – кусочек звездного неба, благоволящий тем, кто слишком привык ходить по грани над пропастью и не собирается становиться обычным человеком. Железный сейф, вмонтированный в стену, тоже привлекал внимание, его установили словно напоказ; он искушал подойти, провести рукой по граням, заглянуть, какие тайны скрывает тот, кто зовет себя ликвидатором. Если бы Тим кого-нибудь опасался, то именно сейф использовал бы в качестве ловушки. Поставить внутри пистолет, который выстрелит, стоит открыть дверцу – нет ничего проще. Или подложить взрывчатку, чтобы похоронило не только незадачливого вора, но и его подельников, наверняка находящихся рядом.

Видимо, раньше это помещение занимал какой-нибудь из начальников-метростроевцев. Идти сюда пришлось извилистым маршрутом, состоящим из нескольких лестниц и переходов, больше смахивающих на канализационные трубы, чем на тоннели. В потолок был вмонтирован вентилятор внушительных размеров, к счастью, давно не работающий, а то подобный и засосать мог, а затем перемолоть в кровавую кашу.

– Некоторые люди вполне обходятся и без смысла, просто двигаются, функционируют, выполняя нехитрые действия, часто механические, вроде поесть, поспать, добыть еду, – заметил Кай. – А вот мутанты из разумных, как правило, логичны до дрожи и никогда ничего не делают просто так. Они всегда преследуют выгоду для себя, даже если она сильно удалена по времени или не относится к материальным благам.

– Если все так и есть, первым делом, как выберусь…

– Начистишь физиономию хилому, не способному противостоять тебе на равных человеку, изувеченному радиацией? – рассмеялся Кай. – Сумеешь? Точно?

До этих слов Тим, признаться, собирался поступить именно так. После – понял, что рука на Витаса попросту не поднимется.

– Нет… не стану.

– И правильно. – Кай потянулся к одному из ящиков, протиснул руку между наполовину выломанными досками и кинул в Тима завернутым в фольгу… чем-то. – Держи. Ешь, оно даже вкусное.

Неопознанное «что-то» оказалось сладковатым и питательным, необычным, но довольно приятным, только пить после него очень захотелось, благо недостатка в воде тоже не наблюдалось.

– Так и быть, готов удовлетворить любопытство, – подождав, пока он насытится, произнес Кай. – Спрашивай.

– Тебя прислал за мной Немчинов? – тотчас спросил Тим. Этот вопрос мучил его давно – едва ли не с момента первой встречи.

Кай подавил зевок, Тим тотчас прикрыл рот ладонью и зевнул сам. Когда-то ему рассказывали, будто подобное – рефлекс. Правда, раньше он не поддавался никогда, раззявь рты хоть все вокруг, а сейчас отреагировал сразу, хотя не чувствовал сонливости.

– Олег, конечно, может попросить меня об услуге, но ему это будет очень дорого стоить. Нет, – Кай покачал головой. – Наша встреча абсолютно случайна… либо произошла по воле провидения – тут уж считай так, как тебе угодно и удобно.

– Тогда почему ты оказался столь своевременно в логове маньяка?

– Относительно своевременности – тоже удача. Тебе очень повезло: приди я позже, ты был бы мертв, раньше – погиб бы в тоннеле.

Тим поежился. Действительно, бежать в кромешную мглу, не имея источника света, оружия, воды, не говоря уж о припасах, совершенно не ориентируясь в переходах, не зная, кто населяет станции и какие хищники могут подстерегать за каждым поворотом, – самоубийство.

– Я специально искал каннибала, – сказал Кай и тяжело вздохнул, поняв, что коротким объяснением здесь не обойтись. – Ладно, расскажу тебе страшную сказку. Про сияющий град под Великой библиотекой. О книгах, не всегда полезных и не несущих доброе, разумное и вечное. Осколках свихнувшегося разума тех, кто жил до апокалипсиса, способных ввергнуть нынешних обитателей подземки в безумие.

– Звучит многообещающе, – заметил Тим.

– Ну, еще бы. Началось все несколько лет назад, когда два могучих государства не поделили станции. Много тогда народу полегло и с той, и с другой стороны. Немало и безвинных душ, ни к Ганзе, ни к Красной Линии отношения не имевших. Беды и до Полиса докатились. Некоторое время мы даже принимали беженцев и дезертиров, которым за нежелание умирать и убивать обещали расстрел.

– Мы?

Кай досадливо поморщился и посоветовал:

– Не придирайся к словам, а раз уж нашел оплошность, не указывай. Тебе станет легче, если узнаешь, что я являюсь уроженцем Полиса? А если я сообщу, что просто жил там иногда, а сейчас стараюсь держаться насколько могу дальше? И ведь самое забавное: ты можешь верить мне лишь на слово.

– Извини, продолжай.

Кай усмехнулся, удобнее развалившись, опершись спиной о ящики и скрестив ноги, бросил задумчивый взгляд на гитару, но не стал брать ее в руки.

– Полис жил своей жизнью: военные охраняли его границы, а заодно все неразумное человечество, собравшееся окончательно перегрызться между собой и наконец-то освободить эту планету от своего присутствия; брамины копили мудрость и искали особенную книгу. Говорили, прочитав ее, можно не только приобщиться к тайнам бытия, но и заглянуть в будущее. Денно и нощно поднимались на поверхность сталкеры, но возвращались ни с чем… если возвращались, ибо охраняли знания серые библиотекари, твари малоизученные, тихие, не терпящие шума и весьма кровожадные. – Кай усмехнулся и уже обычным тоном, не изображая сказителя, заметил: – Сдается мне, кто-то выдумал красивую легенду, а остальные поддержали для вящего интереса, а со временем и сами поверили, будто такая книга действительно существует. В подземке так часто случается: произошло нечто труднообъяснимое, кто-то рассказал об этом, но приукрасил, затем другой додумал с три короба и переврал, третий проникся и нагородил еще больше, четвертый просто поделился умозаключениями на тему. Легенда же пошла в народ, и уже не понять, сколько в ней правды, а сколько вымысла. Мракобесия в метро порядочно, но некоторые островки благоразумия пока держатся. Пока… Полис в том числе, но именно в нем появился монстр, с которым ты повстречался недавно.

– Профессор Заволжско-Забайкальский, так, кажется?

Кай расхохотался.

– Суть ухватил верно, но в остальном ошибся. Ладно, не столь и важно его настоящее имя. Продолжать?

– Конечно!

– Любитель страшных сказок… – усмехнулся сталкер.

– Реалист скорее, – возразил Тим. – Нынче весь мир – один сплошной ужастик.

– Постапокалиптический, – кивнул Кай и продолжил: – Ничем не примечательного седовласого мужчину в годах, безобидного и бесполезного по нынешним меркам, не счел бы опасным никто, хотя бы раз встречавший его на перроне или беседовавший с ним за кружкой чая. Не производил он ни приятного, ни отталкивающего впечатления – просто осколок ушедшей эпохи, медленно доживающий собственный век. Наверняка на любой другой станции он давно уже пропал бы: кому нужен Кант или словообразование, когда есть нечего, а кругом враги, только и жаждущие отобрать-откусить лишнее? Профессор, должно быть, и сам понимал свою ненужность, но держался, не выказывал подавленности, старался со всеми быть вежливым и обходительным, тем сильнее и сильнее загоняя себя в бездну безысходности. Все больше ему хотелось отыскать ту самую книгу – в единый миг стать значимым для всех и знаменитым. По примеру того самого барона, который всегда говорил только правду, вытащить себя из болота за собственные волосы. И вот однажды, когда он почти уже отчаялся…

– Он отыскал ее? – спросил Тим. Рассказ действительно захватил его. С одной стороны, ясно, что ничего мистического быть не могло, но с другой… чего он уже только не повидал в метрополитене.

– Не он, а один из знакомых сталкеров – мальчишка, любящий иной раз приобщиться к древним тайнам и покопаться в смыслах слов, – ответил Кай с почудившимся Тиму сожалением в голосе. – Неясно, как к нему попала тоненькая брошюрка девяностых годов двадцатого века в темной глянцевой обложке. Иллюстрация – черный неправильный крест в перевернутой пентаграмме, окруженной рунами, стилизованными под скандинавские, на фоне зодиакального круга, – выглядела тем еще сюром, но профессор проникся.

Тим честно попытался представить, но лишь покачал головой. В поселке кумушки иной раз развлекались, гадая на картах, и то игральных, о чем-то из перечисленного сталкером он слышал, но не видел и, соответственно, описанием проникнуться не мог.

– Не важно. Вряд ли книжонка содержалась в библиотеке, скорее всего, сталкер зашел в какое-нибудь из строений неподалеку: мало ли, кто чем увлекался из тамошних жителей. Немногие уже помнят, но в те времена – на рубеже смены тысячелетий – издавалось много откровенной дряни. Тогда и люди были немного иными: с одной стороны, тянулись ко всему необычному, ранее неведомому, а с другой – ничем серьезно не проникались. Древние культы, книги заклятий, очередное толкование Нострадамуса, зодиакальные прогнозы, переворачивание истории с ног на голову, свидетельства прибытия на Землю инопланетян и мировые заговоры всех мастей, начиная от масонских и заканчивая клубом семи глав самых богатых семей мира. Тогда наши соплеменники умели отгородиться от потоков грязи, откровенной лжи и выдумки, претендующей на величайшую из истин. Большинство учились в нормальных школах и имели представление о физических законах, властвующих в реальности.

– После катаклизма все изменилось, – сказал Тим и добавил: – К сожалению.

– Верно, так и вышло. Что-то ушло, а что-то, наоборот, появилось в нашей жизни. Возникли аномалии и новые виды, поменялись сами законы бытия, а как следствие, исчезла уверенность в незыблемости всего и вся. Пройдет еще лет пятьдесят-сто, и метростроевцев возведут в ранг богов или по меньшей мере древних мастеров, несоизмеримо более мудрых, добрых, идеальных, – хмыкнул Кай. – Впрочем, лукавлю: каких-нибудь полвека явно недостаточно.

– Не думаю, – Тим припомнил «Маяковскую» и поморщился. Впрочем, существовали еще сытая, блистающая яркими огнями Ганза и Полис, в котором он так и не побывал, но уже многое о нем слышал. И где-то в неизвестной дали находился поселок: огороженная территория с множеством хозяйственных и жилых строений, а также бункером, в котором укрылось не так уж и мало людей.

– Я все еще верю в человечество в целом и в отдельных его представителей в частности. Особенно в последних! Потому, собственно, и нахожусь здесь. – Кай снова просунул руку между досок и достал уже два батончика; одним кинул в Тима, второй развернул сам. – Ешь. Что же касается профессора… он прочел книжонку от корки до корки и неожиданно проникся. Да, он являлся человеком старого образования и закалки, но слишком многое потерял. Полагаю, он никогда не верил в бога, однако слишком легко увлекся его антиподом, наконец-то нашел виноватого в разрушении прежнего мира – не правителей держав, затеявших войну, не террористов-фанатиков, завладевших ядерным оружием, или кого бы то ни было еще, устроившего катастрофу, а существо значительно более могущественное.

– И никто не заметил? Не попытался остановить? – не поверил Тим.

– Заметили, разумеется. Сложно не обратить внимания, когда некто начинает проповедовать посреди станции. Однако не придали значения.

– Почему?

– Мало ли, кто и о чем говорит? Свобода слова – право, которое неизменно. Во всяком случае, так утверждалось в те дни, когда я еще жил на «Арбатской». Полис тем и прекрасен, что в личное пространство людей, населяющих его, лезть не принято. И я не шучу ни разу: подобное очень важно. К сожалению, жизнь бок о бок в тесном, неизменном кругу очень часто приводит к бесцеремонности. А бесцеремонность – прямой признак пошлости, склочности, наглости, зависти, склонности к сплетням, навязыванию своих фанаберий окружающим и прочих отвратительнейших пороков, увы, весьма заразных и меняющих к худшему людей, сколь замечательными они бы ни были. Докричаться до профессорского разума пытался виновник всех бед – тот самый юный сталкер. Как ты понимаешь, он не только не преуспел, но едва не стал первой жертвой, принесенной на алтарь черного божества. Казалось бы, на что способен шестидесятилетний мужчина, ослабленный физически, против двадцатилетнего крепкого парня, тренирующегося каждый день? На многое. Слепая убежденность в своей правоте творит чудеса. Фанатики не сомневаются, и в том их истинная сила. Там, где нормальный человек приостановится, дав волю сомнениям, безумец ударит.

– Тот парень остался жив?

– Едва откачали. Два месяца лежал в лазарете, еще три восстанавливался, но оправился в результате, обойдясь без осложнений, вернулся к работе. И лишь потому, что черный жрец не просто прирезал его, а решил медленно выпустить всю кровь до последней капли.

– И что же Полис?

– Полис… – небрежно протянул Кай. Уголки губ дернулись в мгновенной, словно разряд электрического тока, улыбке; золотистые глаза сощурились. Он чуть сместился, принимая более удобную позу, и неверный свет лег на одну половину лица, оставив в тени другую. – Тогда уже всполошились все: забегали, принялись выяснять, опрашивать соседей и коллег. Кто-то паниковал. Еще бы – маньяк в Полисе! Другие проповедовали смирение и утверждали невозможность расправы над умалишенными, не знающими, что творят; кто-то вспоминал о непротивлении злу насилием. Военные не спорили, они даже безмолвно согласились с необходимостью посадить несчастного в тюрьму. Но, конечно же, никто не собирался кормить опасного дармоеда, в любой миг способного утопить Полис в крови. Тайный приказ убить профессора получили все причастные, реально занимающиеся его поисками. Затем произошло еще одно убийство – главного борца за права маньяков, и уже после него заткнулись даже самые либерально настроенные граждане.

– Ты тоже искал его?

– Я… – Кай хмыкнул. – Занимайся я данным делом, тебе не пришлось бы переживать сомнительное удовольствие знакомства с одной из тварей московской подземки… даже с двумя.

По спине пробежал холодок. Тим не сомневался: эти слова – не пустое бахвальство.

– А потом профессор исчез.

– И ты искал его все это время? – спросил Тим, глядя с уважением и сочувствием. Даже подумалось, а не является ли Кай тем самым юным сталкером, принесшим злополучную брошюру.

Кай улыбнулся одними уголками губ и, склонив голову к плечу, произнес очень ласковым, елейным голосом:

– Разве Олег не назвал тебе мое второе имя? Посланник смерти или сама Тихая смерть.

– Ангел смерти, – поправил Тим.

– Думаешь, это пустые слова? Я очень редко стреляю дважды и всегда прихожу быстро.

Холодок расползся по позвоночнику Тима, щекотным мехом прошелся по шее. Золотистый взгляд на мгновение показался опасным и вовсе не принадлежащим человеку – кому-то более древнему, сильному, могущественному и безжалостному.

– Но как же так?.. Выходит, никто в Полисе не продолжил искать маньяка? – стараясь не поддаться внезапно возникшему страху, поспешил спросить Тим.

– А зачем? Угроза для сияющего града исчезла, а проблем у Полиса всегда было в достатке, чтобы снаряжать группу и бегать за сумасшедшим сатанистом по тоннелям, заглядывая в процессе во все норы. – Кай невесело усмехнулся и все же сжалился над сбитым с толку слушателем, пояснив: – Все просто, Тим. Недалеко отсюда, близ станции «Кузнецкий Мост», участились нападения на челноков и пропажи местных. И ладно бы беспредельничали бандиты с «Китай-города», в этот раз привычной стрельбой и грабежом не пахло. Люди просто пропадали. Иногда находили кровавые следы, но никогда – гильзы. Шума выстрелов также не слышал никто. Однажды патруль наткнулся на расчлененный труп почти у самой станции. Не знаю, до чего бы там дошло. Горячие головы уже почти нашли убивца из числа своих – какого-то сладострастного мужичка, волочащегося за каждой юбкой и подглядывавшего за девками к вящему неудовольствию последних. Суд Линча, впрочем, не состоялся: среди дошедших до станции челноков оказался человек, знающий меня лично и успевший передать весточку. Далее собрать информацию и отыскать логово маньяка стало лишь делом времени и техники.

– Ты… – на ум приходило много слов, но ни одно не подходило. Полиции, как, впрочем, и милиции в метрополитене, кажется, не сохранилось, шерифов и рейнджеров никогда не существовало, а детективы вряд ли кому-то требовались.

– Я получил заказ, который и исполнил недавно.

– Так ты… – Тим еще раз поискал в памяти нужное слово. С одной стороны, он был слегка разочарован, с другой – понимал, что без подобных людей в метрополитене теперь не обойтись. – Киллер? То есть… наемник?

– Лучше всего подходит «ликвидатор», – поправил Кай.

– А в чем разница?..

Тот повел плечом, будто удивлялся незнанию столь элементарных вещей.

– Наемника, как и киллера, может нанять каждый, и он убьет любого по требованию заплатившего. Я берусь только за дела, достойные моего внимания. Разумеется, не бесплатно, однако цена зависит от того, кто позвал. С Олега возьму втридорога, а с какой-нибудь девчонки, которую зло обидели, достаточно будет и улыбки. Я сам определяю, заслуживает ли человек смерти, и зачищаю подземку от грозящих людям тварей – безразлично, в человеческом ли они обличье или нет.