Текст книги "Метро 2033. Дворец для рабов"

Глава 12

Небо – серое, завешенное тучами, в которых путался белый солнечный диск – занимало половину, если не больше, представшего перед Тимом пространства. Справа и слева стояли голые чахлые деревца и кусты. Горизонт закрывали бледно-оранжевые коробки кирпичных строений, а посреди площади стрелой уходил вверх круглый столб с крылатой человеческой фигурой на вершине.

Стояла ранняя весна, на газонах лежал неопрятный талый снег. Мимо, едва не сбив с ног, промчался мальчуган в желтом комбинезоне на сиреневом самокате. Шедшая за ним женщина в зеленом пуховике коротко извинилась за сына и поцокала каблуками дальше.

Тим огляделся. Он вовсе не был одинок. Везде ходили люди, по дороге вдалеке мчались автомобили. При этом он ведь помнил, что жизнь на поверхности невозможна. По крайней мере сейчас. Конечно, со временем радиационный фон понизится. Колодезов упоминал про Чернобыль, пострадавший от взрыва на атомной электростанции и мощнейшего выброса.

«Там вполне можно было находиться без костюмов химзащиты, главное, загрязненную воду не пить и всякие плоды-грибы не есть», – говорил он.

Конечно, выброс – одно, а бомбардировка – другое, но за столько лет люди смирились с неизбежным. Радиация пугала, но не настолько, чтобы трястись от страха, не подниматься на поверхность и не приносить оттуда вещи, способные сделать жизнь проще.

Тим заозирался. Мальчуган, заложивший очередной круг возле памятного знака, помахал ему рукой, словно старому знакомому.

– В каком городе я нахожусь? – почему-то он был уверен, что не в Москве. В столице Тим не ходил по поверхности, а здесь все казалось смутно знакомым. Дома так и вовсе рождали ощущение ностальгии и застарелой сладкой боли. Почему?..

Додумать он не успел.

– Эк тебя угораздило, – усмехнулся седой длинноволосый старик с молодыми черными глазами, блестящими из-под кустистых бровей. – Пить меньше надо.

– Это точно, – согласился Тим, внимательно рассматривая его. Одет старик был иначе, чем окружающие, слишком легко для такой погоды: в кожаный длинный плащ и высокие щегольские сапоги. Из распахнутого ворота выглядывала черная шелковая сорочка. В руках он держал извилистую сучковатую палку.

Более всего при взгляде на него хотелось потрясти головой – авось пропадет, – но Тим, разумеется, сдержался.

– Ты в… – слово кануло в резком порыве ветра, налетевшего на них сбоку, засвистевшего в ушах, развеявшего лохмы старика, достигающие едва ли не пояса. Странно, что при наличии подобной «гривы» тот не носил ни бороды, ни усов.

– А?..

– Глухая тетеря, – фыркнул старик и ударил по асфальту, только уже не палкой, а изящной черной тростью.

Тим вздрогнул. Расправляющая крылья птица, служившая набалдашником, сверкнула синим камнем в глазнице, а под задравшимся рукавом мелькнула часть татуировки. Он не разглядел точно, но не сомневался, что увидит змею, впившуюся зубами в собственный хвост.

– Ты заблудился в сновидениях, – произнес старик совершенно иным, сильным, звучным, глубоким и молодым голосом.

Тим поднял взгляд. Собеседник не сутулился больше, выпрямился, расправив широкие плечи, волосы почернели, морщины стали менее заметны, только взгляд остался прежним – цепким, уверенным, вызывающим, с ироничными искорками, сияющими в самой глубине.

– Значит… катаклизм, поселок, Московский метрополитен… – все это лишь сон? – спросил Тим и с облегчением выдохнул, поверив. С плеч рухнула тяжесть, сравнимая с гранитной плитой.

– Что есть жизнь, если не очередное видение: сон, в котором пребывает человек при переходе из прошлого в будущее? – поинтересовался «старик» и рассмеялся каркающим смехом.

При подобном голосе смех у него попросту не мог быть таким, и через пару мгновений Тим понял, что спутал. С гнусавым карканьем на плечо к нему села черная птица.

Тим вздрогнул и открыл глаза.

В углу скорее пещеры, нежели технического помещения, которым это место когда-то являлось, скрипел-трещал костер, отбрасывая желто-красные, а иногда и зеленые отблески на стены. Поставленные вдоль них словно напоказ самодельные ножи и топоры зловеще посверкивали. В непосредственной близости от лица Тима, лежавшего на боку, скалился голый человеческий череп. Правая глазница вдруг блеснула, из пустоты вылез черный крупный жук, пошевелил усами и пополз по белой скуле. Тим шарахнулся в сторону, с трудом сдерживая отвращение.

Скрипнуло – он неудачно наткнулся на что-то, немедленно впившееся в бедро, – осколок кости. Они валялись, раскиданные по полу, собранные кучками у костра. Нос забивала сладковатая вонь разложившейся плоти и мочи. Видимо, хозяин данного места не стеснялся мочиться здесь же. Территорию помечал, что ли? Хорошо хоть, испражнялся в другом месте: примешайся к уже витающим здесь «ароматам» еще и запах дерьма, Тима просто вывернуло бы наизнанку.

Если бы не оружие, он решил бы, будто попал в логово хищного монстра или мутанта. Впрочем, монстр вполне мог просто коллекционировать «человеческие безделушки». Но стало бы неразумное чудище его связывать и разводить огонь?

Воображение настойчиво рисовало образ обезьянообразного человека – вроде питекантропа. Тим смутно помнил, что данный ископаемый подвид людей считался промежуточным звеном эволюции между австралопитеками и неандертальцами. Кто ж знает, могла ли эволюция повернуть вспять, вернувшись к вымершим когда-то видам? Возможно, в новых условиях им снова дан шанс.

В мыслях его уже многократно сожрали живьем, медленно поджарили и расчленили на куски, а еще разжевали, облили кислотой, вскрыли грудную клетку, вытащив органы, вспороли живот и выкололи глаза. Говоря, что первейший враг человека – его собственный мозг, Немчинов точно был прав. Многое бы сейчас Тим отдал за то, чтобы перестать размышлять о всякой ерунде и придумать план спасения. Увы, не получалось.

Пришедший перед самым пробуждением сон он запомнил очень четко, вплоть до малейших деталей, но перед ним ведь были и другие. В бредовых видениях, вызванных ударом, он беседовал и спорил о чем-то с Витасом, почему-то ставшим на удивление красноречивым, но запомнил немногое. Вроде бы мутант пытался распекать за побег, а Тим посылал его подальше. Затылок ломило и тянуло, если скосить взгляд, на ткани в районе ключицы виднелась кровь, но никаких признаков сотрясения мозга не было. То ли голова у Тима оказалась крепкой, то ли рука у нападавшего соскользнула, то ли адреналин все еще блуждал в крови, подавляя неприятные ощущения.

Лежать на одном месте вскоре надоело. Запястья, скрученные за спиной проволокой, пощипывало: видно, пока находился без сознания, Тим метался и рассадил их. Ноги тоже оказались спутаны, но, не иначе разнообразия ради, старым тряпьем, наверняка оставшимся от тех несчастных, кого уже сожрали. Затекла шея, ломило поясницу. Пленник попытался сесть, и ему, к вящей радости, это удалось, пусть и не так легко, как хотелось бы. Позвоночник прострелило болью, перед глазами помутнело, голова пошла кругом, однако не прошло и минуты, как все вернулось в норму. Теперь бы еще освободиться.

Он пошевелил ногами, восстанавливая кровообращение, а заодно проверяя «веревки» на прочность. Вроде даже ощутил треск поддавшейся ткани, а потом в уши втекло сиплое шипение, распространившееся ознобом по телу. Тим замер, обернулся на звук и вздрогнул. Из темноты за ним следили две пары ярко-оранжевых глаз с круглыми провалами в центре – должно быть, там располагались зрачки.

«Круглые. Значит, не рептилия», – возникло в мыслях и почему-то успокоило, хотя, казалось бы, есть ли разница, в желудке какого хищника оказаться.

«У человека всегда имеется как минимум два выхода, даже если его съедят», – прозвучал в голове насмешливый баритон Кая.

«Шизофрения на марше», – фыркнул про себя Тим.

Пронзительные глаза мигнули – вначале одна пара, потом другая. Послышался скрип, и воображение тотчас подбросило очередную картинку – скребущие по гравию (а может, и по костям) длинные, загнутые и острые, будто лезвия, когти.

Тим громко выругался, помянув волкодлаков, а заодно и столицу с ее поехавшими мозгами жителями. Удивительно, но помогло: существо перестало скрестись, издавать звуки и даже глаза прикрыло или отвернулось. Минута ползла за минутой. Оранжевые зенки снова зажглись на третьей (Тим считал по ударам собственного сердца), зверь из темноты продолжал сверлить его взглядом, но не приближался.

«Детеныши? Ждут, когда придет мамаша и прикончит слишком крупную добычу?» – в пользу полуразумности существа говорило не только наличие костра и сложенные трофеи. У противоположной стены валялось нечто, напоминающее старый, порванный матрас. В углу обнаружилась стопка толстых томов в черных переплетах, а на метровой высоте от пола на ржавом гвозде висел крест выдающихся размеров, сколоченный из пары темных, наполовину сгнивших досок. Тим видел крестики на шеях у некоторых поселян – в прошлом религиозный символ, а сейчас, скорее, дань ушедшей традиции или оберег для привлечения удачи. Помнится, старушка Аполлинария Матвеевна, которую все звали просто баба Поля, хотела и Тиму навесить подобный, но Колодезов запретил, произнеся: «Вырастет, сам решит, а заочно в свою веру мальчонку обратить не позволю». Очень часто впоследствии Тим хотел поблагодарить его за эти слова, но так и не удосужился.

Дядька отказывался верить во всякую мистическую чушь, но считал, что нельзя заигрывать даже с вымышленной ерундой, поскольку за все и всегда рано или поздно придется расплачиваться. Тим с ним был полностью солидарен в этом. Он вообще не понимал, почему люди так стремятся просить защиты и спасения у кого-то невидимого. Твоя жизнь – тебе и вертеться, а если уж и уповать на помощь, то точно не в том, чтобы потяжелее набить живот или охмурить приглянувшуюся девчонку.

Только спустя несколько минут парень понял, почему знак ушедшей религии никак не отпускает внимания. Сколачивая его, неизвестный ошибся, поместив нижнюю перекладину не столь высоко, как следовало: крест вышел перевернутым. Это могло как свидетельствовать о чем-то важном, так и не означать ничего: ну, ошибся монстр – с кем не бывает? Однако Тим все никак не мог отвести взгляд от темных досок. Смотрел-смотрел… да и снова заснул, позабыв о наблюдающем за ним из темноты зверем – раз не сожрал раньше, значит, и теперь не сможет.

Очередной сон ему не понравился. Тим находился на краю ямы, в которой копошились бледные голые тела – и не понять, люди или черви. Вонь здесь была всеобъемлющей, щелкали кнуты, а воздух гудел то ли от стона, то ли от своеобразной молитвы.

«По полю черному Антихрист идет, бесову секиру в руке несет, секирою тои он бож люд повергает, души его отцу своему отправляет, кто ему дорогу преграждает, никого не щадит, смертно гнобит, а кто ему путь расчищает, того щедро одаряет. Имя ему Ирод Бес, да не простои он повес, а сын Сатанини да мати Иродианин. Нима!» – вплыло в уши настолько отчетливо, что Тим дернулся и проснулся.

Появление хозяина пещеры он едва не пропустил. Тот шаркал ногами, кряхтел и бубнил себе под нос одно и то же. Одетый в серую робу, подпоясанный порванными штанами, он оказался человеком, и подобное пугало значительно сильнее, чем если бы он являлся зверем или мутантом. С другой стороны, с ним можно было попытаться договориться. Наверное.

Тим пока не выдавал себя, исподволь наблюдая за сумасшедшим. Человеческой речью он владел, но насколько хорошо? В том, что выжил он за счет каннибализма, сомнений не возникало, однако оставался первостепенный вопрос: убивал ли он сам или питался трупами?

Хозяин подошел к выставленному у стены оружию, взял в руки топор, пальцем проверил заточку и осклабился, протянув:

– Ы-ыы… – видимо, остался доволен.

– У-уу… – подойдя к костру и протягивая к нему руки, вновь принялся четко и выразительно читать молитву своему божеству.

Пауза затягивалась. Тим уже собирался окликнуть его, когда сумасшедший замер на пару секунд, а затем выпрямился, оперся о стену одной рукой, вторую упер в бок и, прямо глядя на перевернутый крест, заговорил:

– Да знаю я. Знаю. Тебе – сердце и череп, мне – все остальное. Сердце должно биться.

«Значит, не трупоед», – Тим пока не определил, как к этому относиться, но предельно ясно понял, что стоит повременить с окликом. Есть ли вообще смысл заговаривать зубы убийце и каннибалу? Вряд ли он видит в жертве нечто большее, нежели еду. Можно попытаться использовать фактор внезапности, жаль, он не сумел освободить хотя бы ноги, но если ударить, когда сумасшедший склонится над ним…

– Да знаю я. Знаю. В спину метит, твареныш человечий, месть задумал…

Пленник стиснул зубы, в запястья впилась проволока, ткань чуть поддалась, когда он напряг мышцы и попробовал шевельнуть ногами.

– Бойся меня! – взвыл каннибал, разворачиваясь и прожигая Тима мутным взглядом из одной уцелевшей глазницы. Второй глаз не просто вытек, на его месте блестел блеклый розоватый камень с черным знаком перевернутого креста. – Человечишка! Вой от страха! Пади ниц, ибо ты падаль и моя еда!

– Вот уж чего не хватало, – буркнул Тим.

Почему-то страх полностью оставил его, стоило каннибалу заговорить. Разумеется, парень осознавал, в какой переплет угодил: сумасшедший мог убить его в любой момент. Однако что же теперь, действительно молить его о пощаде? Все равно что попробовать уговорить волкодлака не нападать.

– Не боишься?.. – понизив голос до шепота, спросил каннибал.

– Нет.

– Знай же, несчастный, что я демон, вышедший из глубин ада, дабы поглотить неупокоенные души! – закричал безумец, но голос не отразился от стен, даже для эха этот субъект не представлял ни малейшего интереса. Впрочем, пленник вполне понимал почему: эху тоже стало скучно. В метрополитене Тиму снились очень яркие и странные сны, он видел так много и сталкивался с таким, в сравнении с чем сумасшедший каннибал, извративший старую религию на свой лад, выглядел неумелым паяцем, пусть и оставался опасным убийцей, способным не только прервать его жизнь, но и изрядно поизмываться в процессе.

Видимо, пренебрежение слишком явно отразилось на лице парня, поскольку каннибал присел на корточки, придвинулся поближе и изрек:

– После смерти ты будешь гореть в гиене огненной!

Тим фыркнул, не сдержавшись. Видимо, нервное напряжение все же давало о себе знать, готовое вырваться со смехом, – много лучше, чем паника.

– Геенне, – поправил он. – Гиена – животное, питающееся падалью, совсем как ты.

Каннибал отшатнулся, подавшись назад, не удержался, плюхнулся, широко разбросав ноги в стороны, продемонстрировав наготу, и тоненько, противно заскулил. К сожалению, в себя он пришел быстро, встал на колени и потянулся к топору, который успел выронить.

– И не тряси у меня перед носом причиндалами, я точно не по этой части, – зло выплюнул Тим.

Рука, уже было потянувшаяся к рукоятке, замерла на половине пути, каннибал обернулся на него и широко заулыбался:

– А если я проверю?..

Он снова приблизился, но в этот раз Тим уже был готов. Подобравшись, он подтянул колени к груди, а потом разогнул так резко, как сумел. В ступни ударило грузное и обрюзгшее. Его протащило по полу, плечи уперлись в стену, а в затылке снова заныло, однако каннибал вновь рухнул на задницу и завизжал-заорал: Тим попал по самому чувствительному месту.

Тряпки все же разорвались, ноги обрели свободу, и встать вполне получилось, но на том все и закончилось. Каннибал, превозмогая боль и по-прежнему не подбирая слюни, текущие по подбородку, поднялся на ноги и схватил топор.

– Это тебе не нож: фиг выбьешь. Впрочем, молодец, – услышал Тим. Вначале он думал, что знакомый голос опять прозвучал у него в голове, однако каннибал вдруг заозирался и даже опустил свое оружие. На лице сменилось с десяток выражений, и не все они поддавались определению: удивление, ненависть, страх, какая-то детская обида и, наконец, радость узнавания.

– Хозяин… – пробормотал умалишенный с надеждой. – Ты явился?..

– Тамбовский волк тебе хозяин, – пришел ответ.

В следующий миг голова каннибала неестественно дернулась, а сам он отлетел в сторону, врезался в стену и осел возле нее грудой нелепого темного тряпья. Тим застыл на месте, не понимая, откуда произвели выстрел и почему он не услышал ничего.

– Привет, – одетый в черную кожу мужчина ловко спрыгнул на пол. – Там лаз, – пояснил он, указывая наверх. – Узкий, но для меня – в самый раз, даже винтовку расчехлять не потребовалось, хотя из пистолета я, конечно, стреляю гораздо хуже, – и он продемонстрировал очень небольшой ствол, легко помещающийся в карман куртки.

Тим кивнул. Он понимал, что нужно отвечать, но ничего не мог поделать с напавшим на него онемением. Слишком быстро все произошло, слишком внезапно. Адреналин все еще зашкаливал, сердце заполошно колотилось в груди, а мышцы покалывало. Он видел труп, но пока не осознавал, что все закончилось. Тело требовало движения, пальцы сжимались в кулаки сами собой, а запястья ныли.

– Аутентичненькая такая декорация… к быту пещерного человека, – фыркнул спаситель, разглядывая «пещеру», прошел к расставленным трофеям, присел на корточки и принялся рассматривать, склонив голову набок, но ни до чего не дотрагиваясь. – Арсенал маньяка, – наконец, заключил он, поднимаясь. – Чего-нибудь подобного, признаться, и ожидал.

Тим смотрел на него во все глаза. Кай! Перед парнем стоял именно он – мягкий красивый баритон, звучащий в мыслях и странных снах, просто не позволил бы ошибиться. Тот самый человек, из-за которого он разругался с Колодезовым и пошел в Москву. Кай! Порой начинало казаться, будто Тим выдумал его, а Немчинов просто услышал непривычное имя, произнесенное в бреду, и решил использовать. Однако не говорить же об этом сейчас? Спаситель примет его за сумасшедшего и уйдет, а оставаться здесь в одиночестве отчаянно не хотелось.

Помнится, во сне Тим так и не сумел разглядеть этого человека. Да и теперь скудное освещение не позволяло рассмотреть подробностей, составить однозначное представление о том, кто находится рядом. Вроде бы сложился в голове образ, но вот Кай поворачивает голову, отблески костра падают иначе, а тени выявляют слегка иные черты.

Не молодой и не старый: наверное, ему между тридцатью пятью и сорока годами. Ярко выраженных морщин нет, только когда хмурится, возникают две параллельные вертикальные между бровей. Темные с проседью волосы едва касаются плеч. Хищное, но в то же время привлекательное узкое лицо с острым подбородком. Прямой нос. Внимательные светло-карие, практически желтые, крупные глаза – такие еще принято называть глубокими. Взгляд пронизывающий, будто тотчас забрался под кожу и, добравшись до души, принялся выворачивать ее наизнанку. Замершая на губах ироничная улыбка. Черная плотная куртка, под ней черная же футболка. Молния расстегнута до половины, на голой шее поблескивает витая цепочка из серебристого металла.

Тим опустил взгляд, вспомнив самое важное – знак, наверняка отличающий его Кая, выдуманного или действительно существующего, ходящего по снам, словно у себя дома, от Кая этого, спасшего от каннибала. Не окажись татуировки, Тим разочаровался бы, но одновременно с этим сумел бы отмахнуться от преследующей его мистики – того, во что раньше не верил, а теперь уже и не знал, как следует воспринимать.

Разочаровываться не пришлось. Запястье левой руки – худое, но сильное – обвивала татуировка в виде змеи, кусающей собственный хвост. Уроборос – древний символ, о значении которого можно лишь догадываться, пришедший из столь давних времен, что голова шла кругом от одной лишь попытки осознать его.

– Знак бесконечности и вечности, олицетворение движения без начала и конца – бессмертия, – проследив за его взглядом, сказал Кай и усмехнулся. – Видел уже такой?

Тим вздрогнул. Ему очень захотелось рассказать обо всем, с ним приключившемся. Лишь неимоверным усилием воли удалось сомкнуть челюсти, не позволяя себе поддаться искушению.

– Повернись. Освобождать тебя буду, – велел Кай, не дождавшись ответа.

Тим немедленно повиновался. Спаситель присвистнул и принялся осторожно и быстро распутывать проволоку.

– Держи, – стоило Тиму обрести свободу, Кай тотчас отстранился, похлопал себя по карманам и выудил из левого небольшой флакончик темного стекла и упаковку одноразовых марлевых тампонов. – Обработай руки. И запомни, – добавил он, видя неуверенность и недоумение парня, – нет ничего глупее, чем заболеть из-за лени или идиотских фанаберий, не позволивших вовремя обработать какую-то там мелкую царапину.

Тим кивнул, признавая его правоту. При одной лишь мысли о том, что он мог подхватить в этом гадючнике, пока валялся без сознания, его прошиб холодный пот.

– Вот и умница, я пока осмотрюсь.

Дезинфицирующее средство невыносимо щипало, но Тим стискивал зубы и получал мрачное удовлетворение от процесса самоистязания. Кай прошелся, раскидывая кости. У книжных переплетов он остановился надолго.

– Знаешь, что это?.. – спросил он, быстро пролистывая один том и переходя к другому, и, не дожидаясь ответа, сказал: – Черненая человеческая кожа. Если ублюдок следовал традициям, то и книги писал кровью, костяным пером.

– Это был какой-то сумасшедший… – наконец, выдавил из себя Тим. – Вряд ли он вообще умел писать.

– Ошибаешься, – Кай кинул том на пол и наступил каблуком, придавив знак перевернутой пятилучевой звезды, словно тот был ядовитой гадиной, которой ни в коем случае нельзя дать уползти. – Впрочем, в каком-то смысле все мы здесь немного не в своем уме, – и, коротко рассмеявшись, добавил: – И ты… и я.

– Алиса в Стране чудес…

– Дополнительный плюс к тому, что я спас тебя, – усмехнулся Кай.

– С чего бы вдруг?

– Оказывать услуги образованным людям в разы приятнее, чем Иванам, родства не знающим и наук не ведающим.

Наверняка последние слова тоже принадлежали кому-то из классиков прошедших эпох, но Тим не смог вспомнить, кому именно. Кай повел плечом и нахмурился, видимо, наткнувшись в тексте на описание чего-то интересного.

– Хотя в последнее время я не гнушаюсь и этим, – задумчиво сказал он. – Взглянешь?

– Нет!

– Правильное решение. – Он кивнул и кинул тома, которые держал в руках, в костер, а тот, который валялся на полу, пнул.

Тим выдохнул сквозь зубы. В нем сейчас боролись два противоположных чувства. С одной стороны, он привык относиться к книгам как к средоточию мудрости, богатству, достойному очень бережного обращения. Однако с другой – прекрасно осознавал: ничего хорошего в этих конкретных томиках содержаться не могло априори. Все, конечно, зависит от таланта автора и восприятия читателя. Кай вряд ли лишится рассудка, взглянув на написанное, но лишний раз лучше не рисковать: безумие умеет заражать не хуже идей.

Костер весело затрещал, запылал ярче, дохнул почти нестерпимым жаром, и парень вынужденно отступил к холодной стене. Кай же остался на месте. Происходящее нисколько не тронуло его; спокойно взирая на то, как языки пламени из красных стали зеленоватыми и даже синими, он улыбался одной стороной рта. Понятно, что цвет изменился из-за повысившейся температуры горения, но выглядело все равно зловеще.

Минута… другая. Постепенно стало легче дышать, но Тим не спешил отлипать от спасительной стены. Запах паленой кожи и гари вытеснил смрад гниения, пожалуй, его даже можно было назвать приятным.

Кай отмер, подошел к трупу, подхватил топор и отодрал от стены неправильный крест, с остервенением вгоняя лезвие в потемневшее дерево.

– Падаль…

– А… – на этом слова закончились.

– Я не мусорщик и, упаси вышние силы, не экзорцист или инквизитор, но подобной дряни в метро не место! – воскликнул Кай, и дремавшее до этой поры эхо подхватило и унесло слова. Лишь когда останки перевернутого креста нашли упокоение в костре, он заговорил вновь: – Ты видел то, что сталось с Борисом Петровичем Забугорским-Дунайским, профессором филологии и философии, несколько лет назад покинувшим Полис.

– Полис?..

Кай кивнул.

– Легенда-то в общем малоинтересная: брахман, нашедший не то знание и свихнувшийся на этом поприще.

– Кто?..

Кай фыркнул, но все же пояснил:

– В Полисе наличествует интересная кастовая система. Имеются военные и брахманы, или брамины, это уж как угодно, – ученые-теоретики или практики. Они считаются хранителями знаний – единственными в своем роде.

– На первый взгляд все неплохо выглядит, – признался Тим.

– Верно. Если бы эти ученые не занимались откровеннейшей ерундой, строя планы просвещения заблудших путем проповедования пустых лозунгов… – Он прервался, припоминая или придумывая фразу более показательную: – Вроде мы за все хорошее против всего плохого. А если бы не искали химер, то им и вовсе цены бы не было.

– Химер?.. – переспросил Тим.

Кай со вздохом прикрыл веки и поинтересовался:

– Настолько все плохо? Откуда ты?..

Тим прикусил губу и сипло выдавил:

– Издалека.

– Вижу.

– И… со мной действительно не все хорошо, раз я даже шума выстрела не услышал, – признался Тим. На самом деле волновало его не только это, но сошло для перевода темы в более безопасное русло.

Кай фыркнул, открыл глаза, окинул его хитрым, прожигающим взглядом и поинтересовался:

– Про патрон Гуревича слышал?

– Угу… – выдохнул Тим и сел, а вернее, осел у стены: ноги отказались держать. – В мае сорок третьего изобрели и изготовили патрон, который стрелял без шума, дыма, запаха и отдачи. Между поршнем и пулей находилась жидкость, которая проталкивала ее через канал ствола. Объем жидкости соответствовал объему канала, и поршень, переместившись до дульца гильзы, упирался в него и запирал пороховые газы внутри замкнутого объема. При этом пыж вытеснял воду из гильзы, вследствие чего пуля двигалась со скоростью истечения жидкости. В результате отсутствовала звуковая ударная волна, а низкая начальная скорость пули исключала и возможность возникновения баллистической волны. Выстрел получался практически бесшумным.

– Только больно большое облако «водяных брызг», – посетовал Кай. – Иногда оно и стрелка способно выдать, зимой на поверхности тоже не особо постреляешь. А ты с «Бауманской», видимо? Или ученик оружейника с «Тульской»? Очень сухо объясняешь.

Тим покачал головой.

– Не хочешь признаваться – и не нужно. Пока. Я же, говоря о химерах, имел в виду вовсе не печально известных мутантов, а существ метафизических и большей частью фольклорных.

Из ниши, где сидел зверь, о котором Тим уже успел забыть, послышалось низкое шипение. Что-то затрещало, заскрипели по костям загнутые когти, пахнуло гнилью. Тим вскинулся на шум и невольно вскрикнул:

– Кай!..

Тот плавно развернулся к источнику опасности, доставать оружие не стал, в руке будто сам собой возник нож – один из трофеев сумасшедшего каннибала. Сталкер кинул его почти без замаха, только когда существо застонало и забилось, упокоил его тремя точными выстрелами по головам и в сердце.

– Наверное, можно было и не убивать, – задумчиво стоя над трупом двухголового мутанта, проговорил он. – Однако вряд ли тварь была разумна, да и успела вкусить человеческой плоти. Не стоит оставлять за спиной лишних врагов.

Он рассуждал так спокойно, словно каждый день видел подобных уродов.

«Впрочем, – подумал Тим, обессиленно прикрывая глаза, – вполне возможно, так и есть…»

– Только не грохнись в обморок, не потащу, – предупредил Кай.

– Словно враги могут быть нелишними, – прошептал Тим. Несмотря на страшное обещание, он почему-то именно теперь был абсолютно уверен: Кай не бросит его здесь одного.

– Могут. И еще как. Глаза открой и дыши носом. Я понимаю, что благовония еще те, но ты уж постарайся меня не разочаровывать.

Парень повиновался и даже сел прямее, хотя голова шла кругом, а на периферии зрения мелькали искры. Он как мог боролся с тошнотой, подступающей к горлу. По его прикидкам, существу, которое язык не поворачивался называть мутантом или уродом, а разум отказывался идентифицировать с человеком, было лет шесть. Одна голова с лицом мальчика, другая – девочки, обе с неестественно большими лбами и вытянутыми черепами, глаза – узенькие щелки с розовой радужкой, полное отсутствие волос, в том числе ресниц и бровей, приплюснутые носы, рты большие, с игольчатыми зубами. Тщедушное тело – одно на двоих, и очень длинные руки и ноги. На левой – лишний палец, на указательном правой – четыре фаланги. Когти действительно наличествовали выдающиеся: загнутые и острые, словно скальпели.

– Волкодлак задери…

– Лучше не надо, – прокомментировал Кай, пообещав: – Я отвернусь и не стану смотреть, можешь хоть все здесь облевать. Вижу, тебе такое зрелище в новинку.

Он словно высвободил спусковой механизм. Тим успел лишь повернуться к стене, через секунду его начало выворачивать желчью, и как он ни старался, остановиться никак не мог.

Время длилось и длилось, спазмы не стихали, пока на плечо не опустилась крепкая рука, сжала осторожно, не до боли, но весьма чувствительно.

– Полегчает, – пообещал Кай, протянув флягу. Не вода – что-то слегка кислое и пряное, превосходно утолившее жажду. Тим и не подумал отказываться, хотя прекрасно помнил, чем обернулось распивание чая с челноками и завсегдатаями «Маяковской». В конце концов, Кай мог бы его попросту не спасать, тогда и травить не пришлось бы.

– Спасибо, – поблагодарил он, протянув флягу обратно, но Кай покачал головой.

– Оставь себе, пригодится. Ты ведь, насколько понимаю, чист?

Парень непонимающе моргнул.

– Ни оружия, ни патронов, ни документов, – на этот раз его спаситель не спрашивал, а утверждал.

Тим кивнул и наконец-то приподнялся. Его тотчас ухватили сильнее, вздернули на ноги и не стали возражать, когда он оперся на чужое плечо. Кай оказался на полголовы ниже, но выглядеть из-за этого менее уверенным и опасным не стал.

– Пойдем-ка отсюда, – предложил он, удобнее перехватывая Тима за пояс и помогая передвигаться. – Признаться, не терплю вони.

– Хорошо…

– А потом ты расскажешь, – продолжил Кай.

– Что именно? – парень, уже было шагнувший к проходу, на который тот указал, снова остановился, вспомнив про Немчинова. Ганзеец ведь упоминал, будто знает сталкера Кая. А что, если именно он…

Додумать ему не позволили, Кай останавливаться не стал, потащил в тоннель, словно на буксире, решив не озабочиваться факелом. Подобная бесцеремонность внезапно разозлила.

– Откуда меня знаешь? – усмехнулся сталкер спустя десяток шагов, проделанных в кромешной мгле. – Я, конечно, одна из страшных легенд московской подземки, но не настолько же, чтобы кто ни попадя узнавал в темных тоннелях, да еще звал по имени. У меня неплохая память на лица…

– Тимур, – не представляться и далее становилось совсем невежливо.

– Так вот, Тим, – немедленно сократив его имя, продолжил Кай, – я точно с тобой раньше не встречался.