Текст книги "Жизнь и ее мелочи"

Шале сивого мерина
Рассказ, в котором любые совпадения с реальными людьми и событиями являются случайными

 
…И снег пошёл, и прервалась
Меж домом тем и тем кладбищем
Печали пристальная связь.
 

Белла Ахмадулина

1

Высокий молодой человек настойчиво пробирался по темноватому заднику провинциального оперного театра, захламленному декорациями после утреннего спектакля, и наконец в одном из закоулков увидел ту, которую искал.

– Погодите, ради бога! – воскликнул он поставленным голосом негромко и вежливо.

Ему хотелось извлечь из горла звуки более мягкие, а ещё лучше сладкие, но мешала природная жесть. Пришлось перейти на театральный шёпот и утрировать раболепие.

Женщина, крашеная брюнетка, остановилась и обернулась на зов всем телом – с тех пор, как она начала раздаваться вширь, за нею водился такой грешок. Но линии фигуры, мастерски укутанной в тёмный бархат и шелка, не определялись, что и являлось целью наряда. Лицо мало женственное, но выразительное, с крупными чертами, татарские скулы, узкие тёмные глаза, большой рот и нос. Как ни странно, нос ей даже шёл, не говоря уже о практической пользе: широкие ноздри щедро и беззвучно захватывали воздух. Вместе с развитой грудью и хорошим объемом лёгких это имеет существенное значение, поскольку именно правильное дыхание лежит в основе классического пения. Данное определение чётко отграничивает действительно певцов, как их понимали до изобретения технических усилителей звука, от сонма эстрадных исполнителей, зачастую просто кривляк, не имеющих ни голоса, ни понятия о вокале.

Лицо дамы в чёрном узнавали даже те, кто никогда не ходил в оперу, оно мелькало на афишах, в журналах и газетах и, конечно, по телевидению. Не блистая красотой, знаменитость выглядела достойно, и даже предательски теряющие упругость щёки, казалось, к биологическому возрасту прямого отношения не имели. Сильная внешность сильной и зрелой женщины пятидесяти лет, ну, может, чуть больше – не будем мелочны.

Кира Анатольевна Звягина – так мы её назовем – числилась на столичной сцене ведущей меццо-сопрано, она первой в Союзе начала гастролировать за «железным занавесом». Это явилось главным опознавательным шевроном, в том числе для высоких чиновников, вынужденных подчиниться ситуации, когда, случается, культура бежит впереди политики. Став лауреатом всяческих премий, а со временем и Героем соцтруда, Звягина также имела звание профессора и преподавала в консерватории, отбирая в свой класс лучших учеников. Педагогом она оказалась толковым и в конце концов открыла школу сольного пения имени себя, явив миру несколько дивных голосов. Вот и в Сибирь не поленилась приехать в поиске новых талантов.

– Слушаю, – сказала певица, чуть растягивая звуки, и скользнула по лицу юноши лезвиями глаз, неожиданно с любопытством вынырнувших из-под оплывших век.

Молодой человек поклонился и щеголевато тряхнул лёгкими светлыми волосами, обнаруживая скрытую смелость, а возможно и наглость.

– Я не успел на прослушивание, но, говорят, завтра вы уезжаете обратно в Москву. Такого случая мне больше не представится. Позвольте спеть, ну, пожалуйста! Я тенор, – добавил он для убедительности, зная, что теноров природа производит скупо и к ним всегда больше внимания, поскольку этим сладкоголосым обладателям высоких нот в операх предназначены почти все партии героев-любовников.

Зрачки Звягиной помедлили и упёрлись просителю в переносицу. Парень был нехорош собой. Слишком худой, видно недокормлен в детстве, взгляд мало выразительный, а нос, выгнутый бубликом, и крупные, желтоватые, выступающие вперёд зубы сообщали облику что-то ослиное. Неудивительно, если он вдруг закричит гортанно: и-а, и-а! Вместе с тем поза выдавала крайнее нетерпение, накал эмоций, переходящий в душевный подъём. Казалось, вели ему сейчас Звягина выпрыгнуть из окна, он бы не задумался.

Ни слова не говоря, певица завернула в пустой класс, подошла к роялю и, стоя, нажала несколько клавиш.

– Давайте: «В сия-яньи ночи лу-унной тебя-я я увида-ал…»

Он спел арию Надира, дыша неровно, и сбился на повторе фразы «Прощай, грёзы любви».

Звягина поморщилась:

– Грубо. И гортань не зажимай. Струя воздуха, проходящая через связки, не должна прерываться.

И показала фальцетом ход на си бемоль.

Тенор начал снова, стараясь высветлить звучание, и опять закончил киксой. Звягина громко опустила крышку инструмента.

– Даже трудно сказать, есть ли вам смысл заниматься классическим пением. Как? – удивилась она. – Уже и здешнюю консерваторию окончили? 26 лет? Ничего себе. А голосом не владеете. Похоже, ваши педагоги имеют смутное представление о формировании звука. Впрочем, таких большинство. Идите в эстраду, там теперь лучше платят – нонсенс, конечно, – и не надо класть живот на жертвенный камень.

– Но я мечтал об опере…

– А, все мы в юности о чём-то мечтаем, – отмахнулась Звягина и вдруг почувствовала мурашки в ладонях: от недоучки исходила животная энергия.

Она постоянно общалась со студентами, с молодыми певцами, но никто не вызывал у неё подобных ощущений. Сердце, подёрнутое коростой обдуманных поступков, дрогнуло и потеплело. Тощий парень пробудил в ней картинки такой давности, что мнились утраченными. Бедное послевоенное детство, дешёвая одёжка, пустые щи и ржавая селёдка, синюшный кисель, дешёвая конфета в бумажке, которую мама дарила ей по праздникам. Отец недолго мучился от ран и умер без печали, не узнав, какой желанной может быть жизнь. Но ничто пережитое не исчезает навсегда, всё находит своё место в сознании и лежит до времени, пока его не заденет случайное слово, видение или промельк мысли. Тогда откроются шлюзы и польются воспоминания, вызывая улыбку и слёзы. Впрочем, плакать Звягину отучил безжалостный напор жизни.

Между тем проситель своего намерения не оставил и возразил даже несколько фамильярно:

– Сам я из глубинки, знакомых здесь нет и денег тоже, живу у одной бабы, уважающей мужскую силу. А в Москве – двоюродная тётка, перспективы шире, где-нибудь да пробьюсь!

– Но я-то в ваших воздушных замках каким боком?

– Возьмите к себе. Шофером могу. Или костюмером. Хоть мальчиком на побегушках!

Кира Анатольевна хохотнула на низких нотах:

– Шофёр у меня есть и мальчики тоже. Опоздали… – вдруг запнулась. – Или это я поспешила?

Добавила так, для красного словца, желая, по укоренённой привычке, произвести впечатление даже без особой на то надобности. Бог с ним, с этим странным тенором. Но что-то не отпускало.

– Как звать?

– Игорь. – И после паузы добавил: – Туманов.

Певица пожевала плоскими губами, пробуя фамилию на вкус. Последний, не так давно отставленный супруг, наделённый замечательным чувством юмора, заставлял её каждый раз вздрагивать, когда представлялся новым знакомым, картинно шаркая ножкой, словно копытцем: «Пётр Сивоконь, половинка примадонны, лучшая или нет, судите сами». С тех пор Кира Анатольевна полюбила звучные русские имена. А тут, надо же – Туманов!

Музыка слова вызывала умиротворение и смутные ожидания. Всё решила та самая запятая, что бывает важнее точки и отражается в судьбе человека часто невзначай. Провинциальный парень без перспектив нежданно-негаданно поймал удачу всей своей жизни. Звягина сказала, сразу переходя на «ты»:

– Приходи завтра к московскому скорому, вагон «люкс». Я распоряжусь.

Она любила поезда. Не самолёты, где нужно несколько часов сидеть в одной позе, не имея возможности размять затёкшие ноги. Однако истинная причина предпочтения заключалась в другом. Лёжа одна в двухместном купе, она бездумно глядела в окно, за которым мелькали провода, деревья, разъезды, рабочие в спецовках, торговки яблоками и вяленой рыбой – смотря по сезону и местности. Картинки эти были приятны своей обыденностью, устойчивостью, независимостью от её судьбы. Когда поезд замедлял ход, готовясь к свиданию с очередной станцией, накатывал страх потерять случайно обретённый рай, но лязг железа и непрестанное покачивание обещали продлить покой ещё на некое счастливое время.

Пространство вагона, отгороженное от мира стуком колёс, на пару суток упраздняло твёрдое расписание всей её жизни – работу над голосом, безжалостный тренинг каждой клеточки мозга. Эта свобода от обязательного и была самой желанной. Но не потому, что певица любила безделье, – будучи трудоголиком, она его совсем не любила, – а потому, что утрамбованный событиями организм требовал момента пустоты, после чего с благодарностью и утроенной силой возвращался к напряжённому вдохновению.

Что касается некрасивого молодого человека с красивой фамилией, то он впервые в жизни ехал по железной дороге не среди узлов и несвежих ног, свисающих с верхних полок, а с редким комфортом: телевизор, кондиционер, две подушки, непонятно зачем два полотенца, горячая вода в туалете и даже бесплатный кофе с сахаром. Правда, к певице его не звали, в вагон-ресторан не пригласили, он купил на станции бутерброд с дешёвой варёной колбасой и тщательно жевал, растягивая до Москвы. Там помогал таскать хозяйские чемоданы в машину, потом в квартиру. Увидев в коридоре городской телефон, не спрашивая разрешения, позвонил тётке: чужой голос ответил, что хозяйка уехала к сыну в Самару, а жилплощадь сдаёт. Вот так облом! Тенор застыл в растерянности. Удача на время его расслабила, но не лишила упорства, и он снова обратился к своей спасительнице.

Звягина помнила бездомье и уважала бедность. После развода с первым мужем, который запрещал ей петь и отобрал сына, она долго ютилась на задворках Большого театра в бывшем доходном доме Хомякова, который одной стороной выходит на Петровку, а другой на шумный Кузнецкий Мост. Почтенного возраста особняк приютил не только министерство речного флота, но был густо заселён певцами и танцовщиками. В ожидании лучшей крыши над головой, они часто застревали тут надолго, как её сосед, великолепный фактурный бари-бас Нечипайло. Натура совершенно не карьерная он предпочитал общество кота и бесцветной жены. И звания получал, и в фильме «Хованщина» снялся, но имени не сделал, даже в Музыкальную энциклопедию не попал. Да. Раз уж она привезла парня в столицу, придётся о нём позаботиться, иначе станет бомжём или бандитом с большой дороги.

Обычно Кира Анатольевна не вникала в личную жизнь студентов – почти все они были бедны и неустроенны, плохо ели и отвратительно одевались. Но к этому мальчику почему-то проявила интерес.

– Ладно, – сказала она. – У меня просторный загородный дом, там есть гостевые комнаты, еда в холодильнике на первое время и даже старенький «Жигулёнок» в гараже – хотела продать, но никто не берёт, Москва, брат. Вот ключи от машины и всех замков. В понедельник явишься сюда к двенадцати – не раньше! – будем думать, что с тобой делать.

2

Когда Звягина начинала свой профессиональный путь, ей руки никто не протянул. Провалив конкурс в Большой, она уехала в Саратов, что, как ни странно, принесло пользу. Появилось время расширить репертуар, самостоятельно разучить основные меццо-сопрановые парии, чтобы иметь шанс сходу заменить заболевшую исполнительницу, предупредив отмену «чужого» спектакля, который таким образом становился «своим». В провинции на неё меньше давила ответственность, отсутствовало соперничество с именитыми певцами, туго уступавшими место молодым.

Правда, ютиться пришлось в коммуналке у валторниста, сильно помятого предыдущими сожительницами. Он уважал плотские утехи – единственное положительное качество, остальное приходилось ему прощать без права выбора. Оркестрант редко мылся, воровал из её кошелька деньги, но хуже всего, что дверь в комнату почти не закрывалась: вечно кто-то заходил, забегал, заскакивал, что-то пили, чем-то закусывали, она не участвовала, всеми фибрами души ненавидя этот проходной двор. С тех пор Кира Анатольевна полюбила одиночество и уже в собственном доме завела строгий порядок. Случайных гостей, тем более дальних родственников, которые неожиданно обнаружились в большом количестве, принимала только по приглашению и в определённые часы, а то и не пускала вовсе. У дверей насмерть стояла верная, испытанная годами домработница Архиповна. Некрасивая, бессемейная, она боготворила хозяйку и умела держать язык за зубами. Подарки с барского плеча – потёртые меховые накидки, вышедшие из моды украшения и платья складывала в старый фибровый чемодан под кроватью. Носить не носила, но грело сознание, что они есть. Певица также открыла на имя прислуги крупный банковский счёт, впрочем, ничем не рискуя: Архиповна старше, а значит, первой отправится млеть в райских кущах или веселить чертей – это уж как повезёт. Но даже её, при первой возможности, Звягина отправляла в отпуск, чтобы хоть день-два насладиться полной свободой.

Завтра двери закрыты для всех – вечером у неё сложная, хоть и короткая партия старухи в «Пиковой Даме», образ, над которым певица долго работала и сделала непривычно значимым. Перед спектаклем необходимо хорошо отдохнуть, и Звягина заснула бездумно, на широкой удобной кровати, спала спокойно и проснулась, по выработанной годами привычке, довольно поздно – рабочее время заканчивалось заполночь, поэтому день сдвигался к ночи.

Встав и хорошо, до хруста, потянувшись, пересекла по периметру большую полупустую спальню – в свободных пространствах даже крупная фигура кажется меньше. Посредине комнаты – низкое широкое ложе, одна из стен служит раздвижной дверцей платяного шкафа, в углу ютится крохотный туалетный столик, разумеется антикварный. Певица приблизила к зеркалу лицо и стала внимательно рассматривать, поворачивая голову с боку на бок. После полноценного сна кожа выглядела сносно. Ей вообще своих лет никто не давал, разве что соперницы. Энергия, хотя и обузданная, рвалась наружу, заглушая признаки увядающего тела. Не последнюю роль играла регулярная половая жизнь. По молодости Звягина успехом у мужчин не пользовалась – наружность посредственная, а рацио чувственность не возбуждает. Зато теперь она брала полной мерой и меняла мужчин по мере надобности.

Что редко случается с женщинами, знаменитость трезво относилась к собственной внешности. Театральные гримёры наклеивали длинные ресницы, рисовали высокие брови, одевальщики утягивали в корсет обширные телеса, делая из неё красавицу. Но жизнь – не сцена. Попытки исправить природные недостатки с помощью пластической хирургии или щедрой косметики она оставила: растянутые до ушей рты не годятся для пения, а избыток макияжа с возрастом производит жутковатое впечатление. Всё, что можно себе позволить: тональная пудра, лёгкая подводка век и неяркая губная помада.

От зеркала певица перешла к высокой балконной двери, отогнула штору и посмотрела вниз, на алебастровых львов у подъезда, на скромный, ничем не примечательный городской водоём. Казалось бы! Картинка эта – награда за усилия всей её трудовой жизни, в которой жильё выступало мерилом общественной значимости. Она долго и упорно меняла квартиры, поднимаясь в собственных глазах всё выше и выше, пока не обосновалась на Патриарших прудах. Когда-то, ещё студенткой, приходила сюда специально и подолгу сидела на увековеченной Булгаковым скамейке, мечтая обосноваться в одном из этих красивых уютных домов, где за окнами текло чужое счастливое время. Мечты сбылись, но жизнь продолжала требовать повседневных подвигов.

Каждое утро, после комплекса дыхательных упражнений, Звягина распевалась, настраивая связки, эти струны живого инструмента, на котором вечером предстоит «играть». Вначале мычала с закрытым ртом, затем исполняла короткие вокализы, сочинённые разными авторами, в том числе собственные. В день спектакля повторялась партия целиком. Так делали все певцы и ученики, желающие певцами стать. Развитие и совершенствование данных, ненароком оброненных Богом, работа постоянная, терпеливая, необходимая, как для солдата содержание в порядке боевого оружия. В халате, непричёсанная, певица спустилась в музыкальную комнату, где стоял рояль, белый Стейнвей. По одну сторону – стеллажи с клавирами и нотами, папки театральных афишек спетых опер, рулоны гастрольных объявлений. Годами копились журналы, центральные и зарубежные газеты с премьерными рецензиями, еженедельные выпуски внутреннего листка «Советский артист» с материалами репетиций и отзывами, сообщениями о премиях, званиях, панегириками к юбилеям.

На другой стороне комнаты – полки с книгами. Читала Кира Анатольевна много, но как-то очень бегло и никогда – для удовольствия. Казалось, то, что написано, она давно знает по опыту. Однако цепко помнила имена авторов и названия произведений, отдельные строчки, особенно из стихов, проявивших родство с музыкой, и потом, когда надо, вставляла в разговор, неизменно производя впечатление.

Оставшееся пространство стен занимали фотографии: в ролях одна и вместе с прославленными партнёрами, групповые на гастролях и премьерных спектаклях, когда все солисты во главе с дирижёром и режиссёром выстраиваются вдоль сцены на поклон. Венчал домашнюю галерею живописный портрет Звягиной в костюме роковой Кармен. К двухсотлетнему юбилею главных подмостков страны министерство культуры заказало известному художнику с десяток изображений ведущих исполнителей. Впрочем, тут красовалась копия, за которую певица заплатила собственные немалые деньги, оригинал висел в Бетховенском зале театра на обозрение бесконечного потока любопытствующей публики.

Самостоятельный ряд составили дарственные фото знаменитых певцов, музыкантов и, конечно, учителей. Кира занималась у многих педагогов и от каждого умела брать лучшее. Одна из поздних учительниц, но особо любимая Надежда Матвеевна Малышева была представлена в нескольких вариантах. Жена академика-русиста Виктора Владимировича Виноградова, основателя школы отечественного языкознания (Кире он запомнился несостоявшейся реформой писать слова, как слышится, например заец), вокального образования не имела, но когда-то работала концертмейстером оперной студии ещё здравствующего Станиславского, аккомпанировала Шаляпину. Наблюдая за работой прославленных мастеров над голосом, Малышева сочла себя теоретиком и практиком певческого искусства и занялась постановкой голосов. При сложности и неосязаемости процесса и острой потребности в преподавателях, кто только не пробовал себя на ниве оперной педагогики, в том числе ларингологи. Естественно, без успеха. Малышева требовала держать «куполообразную» гортань, что тоже мало понятно и сомнительно, но основное внимание уделяла артикуляции. Действительно, порой даже у очень хороших певцов нельзя разобрать текста, а уж безбожно искажает гласные почти каждый, поскольку на высоких нотах «а» удобнее петь, чем «о», и «э», чем «е».

Методы Малышевой легли на готовую почву, прибавив певице выразительности и чёткости в подаче слова, но основное Звягина сделала сама, неустанно добиваясь верного звучания, выравнивая голос по всей тесситуре, а устойчивая кантилена позволила сохранить его от стёртости и раскачки до самого конца. Помогали также врождённая музыкальность и художественный вкус. Окончив ещё до консерватории историко-архивный институт и опираясь на профессиональные навыки, она для каждой оперы изучала нравы, обычаи, стилистику эпохи, что придавало образам достоверности. В технику работы над ролью она никого не посвящала, тем большее впечатление производил результат.

Между тем, как и внешность, голос Звягина получила от природы среднего качества. Меццо-сопрано находится на границе между мужским и женским, между контральто и сопрано, потому достаточно уязвимо и нестабильно, а встречается так же редко, как тенора. Его главная примечательность – глубокое грудное звучание в среднем регистре при наличии полноценных высоких нот. Обухову, Преображенскую, Крутикову, Славину или колоратурную француженку Малибран начала ХVIII века и не таких уж далёких итальянок Джульетту Симионато и Тебальди можно назвать «полноценными» меццо, а то, к чему привыкла отечественная публика середины прошлого века, это искусственно выстроенные сопрано с усечёнными верхом и низом. Прославленным певицам Давыдовой, Максаковой, Архиповой не под силу была написанная для меццо «Золушка» Россини, которую сегодня блестяще исполняет Чечилия Бартоли, но обычно эту партию поют простые сопрано в родной тесситуре.

Звягина относилась к той же плеяде российских голосов. Нижнему регистру, чуть глуховатому и недостаточно глубокому, не хватало контральтового бархата, а верхний звучал напряжённо и без крайних нот. Однако несовершенство голосовых данных певицы возмещали темпераментом и сценическим обаянием – выразительность, звучание сердца способны скрыть многие недостатки вокала. При этом необходимо петь правильно и полёт-но, чтобы солирующий голос, пробив вопящую изо всех сил толпу хористов и больше сотни оркестровых инструментов, отчётливо слышался в последнем ряду шестого яруса.

Но и это ещё не всё. Надо ловить краем глаза мимолётные взмахи дирижёрской руки, показывающей вступления, держать ритм, не расходясь с оркестром; свободно двигаться в декорациях, создавая убедительный образ, не путать мизансцены и не забывать текста; успевать сглатывать слюну, помогая пересыхающей от ужаса и напряжения глотке.

Как одновременно выполнить столько задач и не сбиться? Звягина могла. И не только это.

От оперного артиста, кроме бешеной энергии быка, опрометью несущегося на мулету, требуется виртуозная способность водить знакомство с большими людьми в искусстве, и что ещё важнее – вне его, тонко выстраивать отношения с коллегами и руководством. Звягину с юности отличали целеустремлённость, умение постоянно учиться, использовать всё, что можно выжать из чужого опыта, а ещё – редкий талант овладевать ситуацией. Последнее напоминало приспособленчество, но очень высокого, можно сказать, благородного класса. Со студенческих лет она охотно занималась общественной работой, изображая жуткую нравственность и партийность, что в советское время заметно облегчало путь наверх по карьерной лестнице, в том числе получение званий – специфическая черта советской культуры (первым народным артистом стал Шаляпин), не изжитая до сих пор, но уже потерявшая смысловую ценность.

У успеха слишком много составляющих. И всё же решающим для Звягиной оказался природный ум. Голос управлялся твёрдой волей и ясным знанием, и хотя такой подход сужает место для интуиции и убавляет естественность поведения на сцене, именно ум, этот замечательный несерийный дар, помогал певице трезво оценивать собственные недостатки и преимущества, избирательно воспринимать достоинства разных вокальных школ. Ум диктовал выбор партий, наиболее подходящих её вокальным данным, поэтому она так и не осилила роскошную Далилу Сен-Санса, хотя очень хотела. Конечно, нижние ноты можно сымитировать, но как заставить публику поверить, что они свели с ума Самсона? Глупо выставлять напоказ свои несовершенства. Везде и всегда любят только сильных.

Вот в театр пришла молодая певица с более богатым меццо, несомненно одарённая и даже, к сожалению, сообразительная. Она поразила театральную общественность образом босоногой Кармен. Звягина усмехнулась – фабричная работница-испанка скорее станет хвастать туфельками, чем подчёркивать нищету. Нынешние актриски готовы задницу оголить, чтобы привлечь внимание публики. Режиссёр одобрил? Ну-ну. С соперницами Звягина обращаться умела. После спектакля за кулисами преклонила перед новенькой колено и протянула золотой браслет – дутая, но броская бескамёнка – со словами:

– Ты великолепна! Прими заслуженный подарок!

Барыня благодарила служанку, обозначая её место в оперной иерархии. Босоногая Кармен не только была вынуждена с благодарностью проглотить оскорбление, но и лишилась возможности произнести в будущем хоть слово хулы в адрес дарительницы.

Да, старую примадонну переиграть ещё никому не удавалось. Про неё говорили: «Что вы хотите – Голова!».

«Голова» наконец села к роялю и, вздохнув, раскрыла клавир. Часы показывали двенадцать – время икс, после которого типография начнёт печатать программки. До этого афишный спектакль могут заменить из-за болезни ведущего исполнителя, не имеющего дублёра, и певцам придётся повторять новые партии. Бывает, солисты намеренно изображают недомогание и впритык к полудню берут бюллетень, чтобы подчеркнуть свою значимость, добиться повышения зарплаты или квартиры. В таких случаях администрации проще всего вместо оперы назначить балет без громоздких декораций. Однако всё равно тарарам, суматоха, крики, выговоры! Событие. Сегодня телефон молчит – значит всё идёт по плану.

Поработав пару часов, Звягина спустилась на кухню. Обычно, она не завтракала, а только пила кофе с крошечным кусочком поджаренного в тостере ржаного хлеба с пресным нежирным сыром. Обед, без острых овощей, подсолнечного масла и обязательно чуть тёплый, чтобы не нарушить естественное состояние слизистой рта и глотки, подавался в три часа – последний приём пищи перед выступлением. Ужинала певица уже ночью, смыв с себя скверные запахи париков, несвежих театральных костюмов и грима, наедаясь до отвала, отчего, конечно же, с возрастом начала поправляться, но что тут поделаешь, композиторы пишут длинные оперы. Современные режиссёры, плюющие и на традиции, и на авторский замысел, клавиры тасуют и безбожно сокращают, а спектакли всё равно заканчиваются поздно.

Немного остыв от крепкого утреннего напитка, Кира Анатольевна тщательно укутала горло, низко надвинула на лоб мягкую широкополую шляпу, чтобы не быть узнанной, и отправилась на прогулку. Бодрым шагом несколько раз обошла Патриаршие пруды, разглядывая до мелочи знакомые дорожки, скамейки, чугунную ограду, деревья и кусты, стараясь не думать ни о чём, кроме предстоящей роли, внутренне готовясь ощутить себя «другой» женщиной.