Текст книги "Жизнь и ее мелочи"

7

Театральный бомонд постепенно свыкся с существованием союза, в некотором смысле выходящего за рамки нормы. Игорь продолжал на людях оказывать высокопоставленной супруге трогательное почтение, а наедине – нежность. В спальню являлся без понукания, хотя заметно реже – афишных спектаклей прибавилось, надо беречь диафрагму.

Кира относилась к перемене ритмов трезво. Она вообще никогда ни на чей счёт не обольщалась, тем более когда речь шла о молодом муже. Наверняка, у Игоря случаются зигзаги, как без них? Есть даже научная статистика супружеских измен. Мужчина ли виноват, что не любит жену так же сильно, как прежде? Нет, конечно, и никакой он не подлец, просто жена перестала вызывать желание. Глупо обижаться на матушку-природу. Быть ханжой или прикидываться незнайкой тоже смешно, а опускаться до упрёков бессмысленно.

Кира не испытывала не только ревности, но даже досады – собственных эстрогенов тоже поубавилось. В конце концов мальчик по-прежнему в её власти, ночует в своей комнате за стенкой, даже на дачу не ездит. Отчего никому не нравится чудесное шале Сивого Мерина? Она и сама предпочитает театральный Дом отдыха в Серебряном бору, напротив Троице-Лыкова. Близко, никаких забот и готовят прекрасно. Игорь даже как-то забросил удочку: а не продать ли дачку? Ишь, шустрый. Нет, иметь такую недвижимость престижно, а с годами она только дорожает.

Между тем зрелому самцу на пике буйства гормонов надоело шляться по случайным бабам, тратить время на отлов и увертюру, искать место для встреч и оглядываться, чтоб не засекли. Испытав очередную сексапильную девицу, умевшую охотно и правдоподобно врать, он представил её Звягиной в качестве племянницы из Рязани. – Зовут Виктория. Школу окончила с медалью, вот собирается в институт поступать и подработку ищет.

На самом деле «племянница» была плохо образованна, нигде не училась и не работала, а ум ей заменяла хитрость. Жила она в стиле нынешней молодёжи исключительно сегодняшним днём. Богатый парень и старуха, на которую свалилась проруха в виде любовной горячки, её вполне устраивали.

Для родственницы гостья выглядела слишком смазливой и развязной. Похоже, наглец поднабрался не только певческого мастерства. Кира внимательно посмотрела в светлые очи супруга. Очень хотелось сказать открыто: «Идиотку из меня не делай!», но тогда дальнейшее – без вариантов. Чтобы действовать наверняка, ситуацию надо обдумать. В голове Звягиной в достаточном количестве хранились фабулы интриг, но это всё театральные штучки, здесь требуется что-то посерьёзнее.

В семейном расписании ничего не изменилось, хотя отныне хозяйка Патриарших апартаментов знала точно, с кем Игорь спит на стороне, хотя где – неясно, наверное, снял квартиру. Правда, однажды, муж вдруг в выходной собрался на дачу, якобы разучивать в тишине новую партию, но к ночи неожиданно вернулся.

– Там холодно и пусто. Не терплю шале и скучаю вдали от тебя.

– Выдумываешь. А новая девица? – невинно спросила Звягина.

– Кирочка, солнышко, ну, сколько можно! Я же тебе докладывал: это моя племянница. В провинции ей негде развернуться, а она способная, её уже в группу подтанцовки к Чекурову взяли.

– О, да, для этого нужно иметь много разных талантов! Ты, главное, нравственность родственницы береги. Шоумены народ ушлый. – Кира стремительно двинулась в спальню, придерживая руками разлетающиеся полы кимоно. – А где живёт?

– Арендует комнату в Текстильщиках, – сообщил обманщик, догоняя супругу. – Плачу я, где ей взять денег.

Среди отпущенных Звягиной природных качеств одно особенно помогало в трудных жизненных ситуациях – умение принимать смелые решения. Нестандартные. Идея, осенившая её внезапно, показалась удачной.

– Напрасные траты. Пусть живёт здесь, в верхней комнате для гостей. Всё равно пустует. Завтра зови к обеду.

Игорь уже обнимал Звягину, целуя в дряблую шею.

– Не знаю, как и благодарить.

– Знаешь, – сказала Кира, увлекая мужа за собой.

На другой день, за столом, хозяйка дома беззастенчиво разглядывала «племянницу». Виктория значит Победа. Ишь, замахнулась. А вот кукишь тебе! И певица протянула сладким, воркующим баском:

– Ви-ика-а. Вот она какая, Вика, Викуся. Парная, как молочко из-под коровки, вкусненькая. Игорь рассказывал, но в действительности ты ещё лучше. Зачем снимать угол, поживи, поживи с нами, будешь украшением моей закатной жизни.

Сбитая с толку девица, не понимая, как себя вести, пискнула что-то неопределённое. Тенор молчал, давно усвоив – Кира ничего не говорит и не делает зря. Какого чёрта ей соперница под боком?

Он почти угадал. Лучше под боком, если нельзя иначе. Спокойнее. Игорьку нужна свеженькая дырка – изволь. Конкуренции с благами, предоставленными в этом доме когда-то нищему студенту, шустренькая козочка не выдержит, а новизну в конце концов теряет всё.

Сложилась конструкция, которая треугольник устраивала, и Игорь был заинтересован, чтобы правила не нарушались. Оставшись с любовником наедине, девица капризно надула губки:

– Почему не предупредил, сидела, как дура. – Сам только что узнал.

– Старая грымза привыкла петь соло.

Ответ последовал мгновенно. Победа получила увесистую оплеуху и выговор:

– Запомни: не грымза, а великая певица Кира Анатольевна Звягина. Иначе быстро отправишься считать ворота Рязанского кремля. Ясно?

Держась за щёку, девица тряхнула головой в знак согласия. Говно собачье. Ладно, бывало и хуже, имеет смысл потерпеть, есть надежда, что старуха склеит ласты прежде, чем остынут чувства тенора. Они поженятся, тогда можно кое-что ему припомнить. А эту нелепую дачку, огромную и жуткую, на которой он бросил её вчера одну, она продаст.

Вынужденная лицезреть «племянницу» каждый день, Кира едва сдерживалась, чтобы не послать задуманное притворство к чёрту. К завтраку Викуся являлась нечёсанная, но сильно надушенная, плюхала в овсянку полбанки варенья и ела столовой ложкой. Болтала с набитым ртом, заключая каждую тему присказкой «Такие вот пироги с котятами». Оттого по понедельникам за кухонным столом случались неявные перепалки.

– Есть планы на выходной? – как можно безразличнее спросила как-то Звягина, не имея в виду никого конкретно.

Игорь предпочитал по возможности обходиться без вранья и предоставил право отбрехиваться любовнице. Занятая бутербродом, та подбородком показала на сообщника:

– Обещал познакомить меня с консерваторскими ребятами – в Оперной студии сегодня спектакль.

– А-а, Викуся любит молоденьких мальчиков, – с улыбкой людоеда сказала певица, которой в планах молодой парочки не оказалось места.

– Я люблю всех мужчин, кроме толстых, – парировала Вика.

Звягина от намёка напряглась, но стерпела.

– О-о! Отменный вкус.

– Меня брат воспитывал, представьте. Старший.

– Представляю. Воображение у меня развито, – усмехнулась Кира.

Девица отхлебнула кофе и замолчала, сообразив, что тягаться с хозяйкой не получится, да и Игорь неодобрительно хмурился, но вдруг наклонился к уху жены и сообщил тоном заговорщика:

– Обрати внимание, как избирательна природа.

Тактике неожиданностей он научился в этом доме. Словно манекену, повернул «племяннице» голову и, откинув волосы, ткнул пальцем в шею.

– Узнаёшь родимое пятно в форме бабочки? Похожее, ты знаешь, есть у меня. А у её брата – нет. Забавно, правда?

Певица даже жевать перестала. Что это? Татуировка? Розыгрыш? Простое совпадение? Она жила в мире, где дурачат на каждом шагу, но такого изощрённого обмана от своего воспитанника не ожидала. Пятно выглядит, как настоящее, однако быть того не может – девка-то подзаборная. Верить или нет? Это всё равно, что атеисту вдруг оказаться в лифте с Иисусом Христом: – Вам, на какой этаж? – Мне на небо…

Игорь знал: это не он обманывает жену, это она позволяет себя обманывать. Но кому плохо? Вику он терять не хотел – крепкая, послушная, всегда рядом. Удобно. Можно ли иметь двух женщин одновременно? Можно и больше. Тем паче эти – совсем разные, и чувства к ним разные, а любовь – просто слово.

О родимом пятне Звягина не рассказала никому, даже Алёне, подумает – свихнулась на сексе. Вот посоветоваться с Петечкой было бы очень кстати, но Петечки больше нет. Ушёл ещё зимой, во сне, внезапная остановка сердца. Кира переживала потерю тяжелее, чем нынешняя жена, и сетовала, что той не хватило мозгов оценить Сивоконя по достоинству. Ах, мозги, мозги, везде-то без вас худо. Впрочем, окружающие уважали в Алёне более важные и редкие качества: преданность, верность, способность сочувствовать искренне, щедрость души и кармана, умение хранить секреты – где сказано, там и зарыто. И с этим трудно не согласиться.

Не посвящая в тайну родимого пятна, Кира держала подругу в курсе нового уровня отношений с Игорем. Лыжницу озадачила многоходовая интрига, которая, с её точки зрения, выглядела не слишком достойно, но она любила творческих людей и легко прощала чужие недостатки, к тому же эпоха утраты человечеством последних альтруистских рудиментов уже наступила.

– Нельзя постоянно прикидываться верным мужем и не проколоться, – рассуждала Алёна. – В конце концов ему придётся сделать выбор. Не сомневаюсь, что в твою пользу. Он же не дурак.

– Не совсем. Но жизнь меня убедила, что эмоции порой оказываются сильнее разума.

– Не дёргайся, этот потаскун навеки твой.

«Много ты понимаешь», – усмешливо подумала Кира и кивнула согласно.

8

В тот роковой день Звягина проснулась непривычно рано, в десятом часу. Через открытую дверь балкона вместе с первыми лучами солнца проникал монотонный, печальный звук церковных колоколов. Праздник, что ли какой? Раззвонились, словно в страстную пятницу!

Конец июня, труппа распущена на каникулы, дела и частные уроки отложены до сентября, можно не вставать, но она встала, накинула лёгкий пеньюар, отодвинула занавес – пруд сиял и искрился, в воздухе стоял сладкий запах цветущей липы. Однако ни тепло, забытое за долгую тоскливую зиму, ни предстоящий отпуск почему-то не радовали. Это несоответствие положения вещей внутреннему ощущению портило настроение. Больше всего злила неясность причин. Что-то колыхнулось в прошлом? Или это предчувствие неизвестного, но неотвратимого будущего?

Лицо в зеркале Кире тоже не понравилось. Она повертела в руках баночку с дорогим французским кремом «омоложение +65». Для тех, кому за семьдесят, кремов нет. Видно, косметологи полагают, что до такого возраста клиентки не доживут, а если случится, то уже больше заботятся о душе, чем о внешности.

Киру всегда украшали роскошные волосы, а тут, чёрт дёрнул сделать короткую причёску – парикмахерша настойчиво чирикала, что стрижка молодит. Возможно. Но теперь чего-то явно не хватает, и главное, обнаружились большие длинные уши, как у каменных истуканов с острова Пасхи. Раньше она на свои уши внимания не обращала и почему-то была уверена, что у неё небольшие кругленькие ушки, вроде пельмешек, а с этими она не знала, что и делать. Одно утешение: говорят, длинноухость – признак счастливой судьбы.

Звягина приняла душ и сделала несколько дыхательных упражнений, но душевный дискомфорт не исчез, наоборот, наливая кофе, она уронила чашку, красивую, саксонского фарфора, откололся совсем маленький кусочек, а надо выбросить. Жаль. Попыталась спеть гамму – верх не строился, низ не отвечал. Не зная, чем заняться, стала рассматривать собственные фотографии на стене: эффектная, яркая и главное молодая. Неужели всё ушло безвозвратно? Впрочем, вернуть собственную молодость она бы не хотела. Человек живёт чувством полноты свершившихся возможностей. Она теперь счастлива. Но что же не так?

И не с кем поговорить по душам, пожаловаться, просто перекинуться парой слов. Архиповна отпущена до понедельника к троюродной сестре, «племянница» уехала в Рязань навестить родителей. Игорь ещё вчера отбыл в Ново-Дарьино к басу Бочкарёву, который круглый год жил на даче, слыл заядлым рыбаком, хотя ни сам, ни жена его рыбы не ели. Странно, что Игорь согласился, он любил город, шумные компании, а природу не жаловал, равняя тишину со скукой.

– Какая там река? – спросила Кира мужа.

– Понятия не имею. Может, Клязьма?

– Клязьма в другой стороне. Умеешь рыбачить?

– Нет, но попробую. Вечером обещан преферанс. Там же вокруг коттеджи наших солистов.

– Помню. Ещё в шестидесятых участки раздавали бесплатно, но по списку, я свой кому-то уступила. Деньги на игру есть?

Игорь обиделся:

– За кого меня держишь?

Кире хотелось сказать: за того, кто ты есть, но не сказала. Долгая жизнь научила: надо уметь молчать, это труднее, чем говорить. К тому же, слова оставляют следы, а мысли – нет. Пусть едет. Через неделю они летят в Карловы Вары, там можно сбросить пару килограммов, а мальчик засветится среди европейского бомонда. Но куда деваться от сегодняшней духоты?

Уже неделю в Москве стояла такая жара, что даже кривоногие надели шорты. Метеоцентр каждый день обещал похолодание, но прогнозам уже никто не верил. Квартира раскалилась, как африканская пустыня. Кондиционеров Кира боялась, считая источником вирусов и сквозняка, в Серебряном Бору аншлаг, все путёвки давно раскуплены, придётся ехать в шале, хотя там воздух на окнах задерживают сетки, но лучше с ними, чем с комарами и мухами. Позвонила Алёне:

– Составишь компанию?

– А Игорь где? – удивилась подруга.

– Бочкарёв пригласил побаловаться удочкой. Там и ночевать останется.

– Не слишком ли много ты даёшь ему свободы?

– Хуже, если он научится брать её сам. А так пёсик знает, что в уютном доме у него есть коврик, на который всегда можно вернуться, и он возвращается.

– И имеет тебя после лживой сучки.

– Лучше пусть спит с одной, проверенной знакомым гинекологом, чем путается с разными.

– Ну, ты и манипулятор. – Поживи с моё. Алёна засмеялась:

– Попробую, но природе надо помочь: сейчас на стадион – бегать, а потом занятия с детьми в спортивной секции, освобожусь только к обеду, так что извини.

Звягина вздохнула: придётся ехать одной, не зависеть же от чужого расписания. Разве плохо поваляться с книжкой в тени деревьев, поклевать малину с куста, хлопнуть рюмашку за обедом – после Сиво-коня остался полный бар отличных напитков, почти нетронутых, слишком редко на даче кто-то бывает.

Облачившись в батистовый прикид, Кира села за руль любимого ВМW и выехала на проспект Мира, без поворотов переходящий в Ярославское шоссе. До полудня пробки на дорогах не так велики, и уже через час показался высокий забор, по новой моде богатых из мелкого дорогого кирпича. Она въехала в ворота позади дома, открыв их брелоком. Загонять машину в гараж поленилась, дверцы оставила распахнутыми – пусть проветрится. Глубоко вобрала грудью живительный сосновый воздух, словно напилась воды из родника, послушала, как, перебивая друг друга, щебечут птицы, и решила, что станет чаще сюда ездить. Петечка, земля ему пухом, разбирался в прелестях жизни.

Звягина отомкнула входную дверь своим ключом, прямо в прихожей сбросила обувь и, с удовольствием ступая по гладкому прохладному дереву босыми ногами, поднялась на второй этаж. Уже будучи грузной, ходила она по-прежнему неслышно.

Дверь в спальню была открыта и внутренний натюрморт многократно отражался в коридорных зеркалах: светлый ковёр, разбросанная одежда, приятный сквозняк шевелит лёгкий оконный тюль. На роскошной белой кровати, заказанной в Италии, навзничь лежит голый Игорь, сверху сидит «племянница». Они работают слаженно, с усердием, словно вымешивают тесто. Раздаются ритмичные шлепки влажной кожи, хрипы и вскрики. Любовники ничего не видят и не слышат, потеряв связь с тем, что их окружает снаружи, чувствуя только то, главное, что происходит внутри.

Горячая волна гнева ударила Звягиной в лицо. Какое унижение! Она зажала рукой рот, чтобы не завопить по-звериному. Ярость, не найдя выхода, что-то с хрустом сломала в груди. Кира постояла несколько минут, превозмогая боль. Хотелось… нет, не умереть, а просто не жить. Вспомнила, как Сиво-конь, когда спас Игоря от тюрьмы, сказал ей:

– Ты знаешь, я советов не даю, если не просят. Но осторожность никогда не помешает. Не обожгись. Бережёного Бог бережёт.

– А Бог есть? – спросила она шутливо.

– Есть, есть. Это нас – дунул и нет, а Он есть.

Не прислушалась к Петечкиным словам.

Хозяйка заколдованного шале наконец с трудом сдвинула с места внезапно отяжелевшие ноги, и без лишнего шума вернулась в машину. На полную мощность врубила кондиционер – ледяной воздух обжёг взмокшее от внутреннего жара тело. Тупо давя на педали и ручки, выехала на трассу. За стёклами мелькал знакомый пейзаж. Странно. Всё переменилось, ухнуло в другую плоскость, а жизнь вокруг текла прежняя. Правда, ничего нового она не узнала, но знать и видеть – вещи принципиально разные. Красивая выдумка изощрённого ума не устояла перед реальной картинкой. Разрушилась сладкая вера в то, что обаяние таланта сильнее плотской любви, что именно с нею, знаменитой певицей и наставником, Игорь испытывает высокое чувство, необычное по силе и наполненности.

По дороге Кира так замёрзла, что зубы стучали. Но скорее не от холода, а от ужаса. Завтра она проснётся, привычно взглянет на пруд, красиво уложит волосы, желая понравиться неизвестно кому. Надвигавшееся одиночество сильно отличалось от того, к которому она когда-то, в толпе, так искренне стремилась. Казалось бы, всё рассчитала, всё предусмотрела, а Он дунул – и осталась одна, на последнем ветру. …И аз воздам.

Наконец дом, лестница, дверь, квартира, спланированная дорогим дизайнером, такая удобная, роскошная… Зачем? Звягина рухнула в постель, зарывшись в пушистые пледы, и мгновенно уснула, словно приняла горсть транквилизаторов. Очнулась ночью. Шторы остались открытыми, и белый глаз полной луны отравлял комнату нездешним светом. Гудела голова, ломило суставы. Морок то отступал, то наваливался снова, дышать было трудно, сердце выдавало барабанную дробь. Конец?

Уже и прежде где-то очень глубоко в ней копошилась мысль, что великая Звягина устарела. Она так долго живёт, что перестала понимать молодых, их предпочтения, их цели. Её смущали загадочный Теодор Курентзис, экспериментальная опера без декораций, странные пьесы с надрывными криками и бессвязными текстами, современный балет, на балет не похожий, но ведь балет. Старое отжило.

Певица обвела тусклым взором спальню: золочёная спинка антикварного кресла, китайская напольная ваза, полная увядших роз… Смерть прореживает уходящее поколение, словно безжалостный селекционер Бербанк свои цветочные грядки. Большинство друзей и единомышленников, которых вообще-то было немного, она уже похоронила. Незабвенный Петечка говорил: такова расплата за долголетие. Одни ушли на небо во сне, не испытав предсмертного ужаса, как звезды балета Катя Максимова и Плисецкая, другие, истерзанные хроническими недугами, мучились бесконечно долго, уже мало радуясь этой страдательной бесконечности. Хворостовский, напротив, умирая, кричал: «Почему я?! Почему я?!» Молодой. Не знал, что для любой конструкции важен баланс. Смерть уравнивает не только шансы, но и подарки судьбы. Подошла её очередь. Осознание конца настало как-то вдруг, но очень вовремя. И Кира смирилась.

Прошли ещё сутки, пока явилась Архиповна, увидела пылающие щёки хозяйки, прилипшие ко лбу потные волосы, затряслась, всплеснула руками и вызвала знакомого врача. Он долго тыкал в жирную спину знаменитости холодный кругляшок фонендоскопа.

– Двусторонняя пневмония, моя дорогая. Профессиональная эмфизема осложняет картину. Вынужден вас госпитализировать.

– Не поеду, – хрипло возразила больная.

– Вы жить хотите? – строго спросил кремлёвский эскулап.

Голова на подушке качнулась со стороны на сторону.

– Нет.

Врач удивился или только сделал вид. Знал, что психика обречённых не так однозначна, как принято думать, не все цепляются за жизнь. Но есть врачебная этика.

– Ну, это вы напрасно. Сейчас мы вас заберём и начнём лечить…

Звягина бесцеремонно перебила:

– Медицина не может сделать меня счастливой, а остальное не имеет смысла. Зачем продлевать страдания?

– Страдания – тоже жизнь.

– Значит, вы не страдали. Лучшее я вычерпала до дна. И всё, что будет, уже было, слыхали? Устала смертельно, хочу покоя. Дайте мне обезболивающие и возможность умереть в своей постели.

Она подписала отказ от госпитализации и грузно откинулась на спину. Врач уехал с явным облегчением, пообещав прислать сиделку, умеющую безупречно колоть в вену.

Весь следующий день Кира лежала, не имея охоты, а скорее сил, чтобы встать, испытывая безграничную слабость и страстное желание тишины. Мешали мысли, они скакали, как блохи, и даже кусались. Что-то распирало воспалённую душу, рвалось наружу. Да было ли всё так хорошо, чтобы заламывать руки вослед уходящему? Хорошо или плохо – не важно, главное, что было. А ведь могло и не снизойти. Она прожила трудную жизнь. Работа, работа, работа, мужчины, чтобы удовлетворить неудовлетворимую жажду счастья, когда засыпаешь без мыслей и просыпаешься в лёгких слезах радости. Случалось? Так редко, что честнее сказать – никогда. А вот жертвы были: сына оставила первому мужу при разводе, хоккеиста выгнала, юную контральто обманула… Да много чего ещё – воз и маленькая тележка. Поздно каяться, задним ходом в рай не въедешь. И вдруг последний аккорд – Игорь, лотерейный джек-пот. Даже, если мальчик не любил, она-то любила и любить продолжает. Как заставить его это понять? Новая идея пробила путь в смятённом сознании: завещание! Надо завтра же вызвать нотариуса.

Звягина воодушевилась, по укоренённой привычке детально продумала ситуацию и даже мысленно её проиграла, представляя, кто что скажет и чем всё закончится.

Итак. Банковские вклады и другие денежные средства, завещаю Фонду, обязав правление поставить мне приличный памятник, издать биографию. Живописный портрет, фотографии, афиши, музыкальные и видеозаписи – Музею музыки. С Алёной тоже всё проще простого – к ней вернётся шале, которое Сивоконь уступил мне при разводе. Подруга сочтёт решение справедливым, поэтому ни протеста для приличия, ни особого восторга не выразит.

Теперь главное. Последний и самый важный урок, который она обязана преподать Игорю. Он ничего не наследует, кроме моих подарков – драгоценных перстней, булавок для галстуков, мобильного телефона в золотом корпусе с бриллиантами и коллекции часов. Много лет я учила его двигаться к намеченной цели, не теряя ориентира. Но не все люди крепки от природы. С большими средствами и без контроля, мальчик может выпить лишнее, выкурить сигаретку, послать куда подальше нужного человечка, отказаться от концерта, забросить ежедневный тренинг. А лишённый лёгких денег, он встанет перед необходимостью работать в поте лица, как завещал Господь Адаму, и принимать решения самостоятельно. О золотой удочке я позаботилась – у него есть профессия и имя. В конце концов сообразит, что я поступила так для его же блага. В жизни можно рассчитывать только на себя, тогда не ошибёшься.

Пентхауз на Патриарших получит фальшивая племянница. Ах, какой пассаж! На козьей мордочке Вики восторг быстро сменится озабоченностью. Эта безмозглая шлюшка начнёт лихорадочно переваривать информацию и просчитывать выгоду: зачем ей нищий жених, в шоу-бизнесе ему быстро найдётся замена, ведь она теперь и сама богата, шикарную квартирку можно обменять на несколько небольших, сдавать внаём и жить припеваючи, не утруждаясь. В общем, любовница даст Игорю отставку. Это покажется ему ещё большим сюрпризом, чем лишение наследства, сгоряча он схватит сучку за горло, но тут со второго этажа спустится бритоголовый амбал, служившей мне верой и правдой, и встанет за спиной новой собственницы. Придётся ретироваться и настроиться на продолжение битвы за театральный Олимп.

Звягина утомилась думать последовательно, расслабилась и закрыла глаза, довольная собой. Если бы кто-то сказал, что ею движет банальное чувство мести, она бы не поверила.

Нотариус, вызванный Архиповной, приходил дважды, но больная не могла сосредоточиться. Она думала то так, то эдак, то опять так, пытаясь собрать в горсть разбитые жизнью полки, ловя за хвост ускользающую мысль. Легкомысленно махнула рукой: позже, ещё успеется.

Есть отказалась и даже любимый зелёный чай только прихлебнула.

– Может, ягод каких с рынка принесть? – не отставала сердобольная Архиповна.

– Не суетись. Настала пора платить по долгам. Сокрушаться не о чем – всё происходит по нашей воле. Вот жизни жаль, жизнь коротковата…

К вечеру заметалась в горячке. В моменты просветления остро чувствовала, как не хватает верного друга Петечки. Он бы пожалел, и дела привёл в должный порядок, и завещание составил. Если б знал, что я вспоминаю о нём с такой нежностью! Да, променяла бесценное на фаллос, но куда денешься? Здоровые чувствуют иначе.

Снова приходили врач, потом Алёна, секретарь Фонда, опять врач, медсестра установила капельницу – никто долго не задерживался. Уже за-полночь приехал Игорь. Ужаснулся бессвязному докладу домработницы, вихрем влетел в спальню к обожаемой жене.

– Господи, спаси!

Пристроился на краю широкой кровати. Нежно целовал горячий лоб, руки в коричневых старческих пятнах, пальцы в кольцах – каждый пальчик, каждое кольцо в отдельности … Та, которая звалась его женой, была совсем близко, и нити судьбы, соединявшие их столько лет, ещё держались.

– Любимая, скажи что-нибудь!

Кира не откликалась: слова лишились смысла, тем более не давали утешения, они просто шелестели, как газетная бумага. Человек вернулся – время не возвращается. Сначала ушли юность, мечты, потом здоровье. Когда есть будущее – всё нужно, всё важно, между тем в жизни, кроме любви, мало что значимо, а после жизни – тем более. То, что она делала, на что тратила себя безжалостно, вдруг стало ненужным. Этому блудливому мальчику тоже. Но ведь и он смертен. Было ли ей жаль его? Нет. Жаль себя – так мы устроены.

Звягина долго оставалась неподвижной, и Игорь задремал. Проснулся от того, что больная задышала тяжело, с клёкотом и хрипами, казалось, пытается что-то сказать.

– Воды дать? Родная, посмотри на меня! – отчаянно молил он, но ваятельница его судьбы глаз не открыла. К утру впала в забытье и больше не очнулась. Сознание покинуло её, отделив дух от плоти.

Игорь ещё долго стискивал остывающую руку покойной и рыдал в голос, по мнению Архиповны, слишком громко, по-театральному. Ещё бы, такое богатство свалилось, а сам-то ничтожество и крутит им ушлая девка, которая станет тут всем распоряжаться, а её, четверть века служившую Кире Анатольевне верой и правдой, уволит.

Наконец муж, утерев слёзы белоснежным платком (Кира приучила ежедневно менять платки и носки), отправился отдавать необходимые распоряжения. Первой явилась полиция, за нею похоронные агенты и санитары из морга. Щепетильная к своему телу, Звягина при жизни предпочитала врачей-мужчин, они менее любопытны и о некоторых женских ощущениях даже не догадываются. А тут два молодых бугая сунули покойницу в пластиковый мешок прямо в задравшейся ночной рубашке. Голый живот с редкой растительностью, похожий на перезрелую грушу, дряблые икры с синими венами вызывали неловкость. Окоченевшие руки-ноги, раскинутые в разные стороны, мешали застегнуть молнию.

Почтение, которое Игорь испытывал к живому образу, уходило, но не сразу. Он протянул санитару крупную купюру:

– Вы поаккуратнее… народная артистка всё-таки…

– Не переживайте, – успокоил санитар, запихивая деньги в карман несвежего халата и отвратительно осклабился. – Мёртвые не испытывают ни боли, ни стыда.

Тенор отвёл глаза, которые притягивала внутренность мешка, и сказал строго:

– Боли – может быть, а вот стыда… не уверен.