Текст книги "Надежда Павлова"

Глава 1
Феномен «Надя Павлова»

«Для Перми она – как для Ленинграда – Белые ночи»

Е. Садовникова

Надя впервые вышла на сцену еще в младших классах хореографического училища: Амур в «Дон Кихоте», участница pas de trois в «Щелкунчике».

Миниатюра «Маленькая балерина», Амур в спектакле «Дон Кихот», Красная Шапочка – «Спящая красавица», Кукла – «Коппелия». Пермский театр оперы и балета, все – 1967 год

Но в 1970 году, когда Пермский театр приехал на гастроли в Москву, у Нади Павловой, только что закончившей 4-й класс училища, был в гастрольной афише свой – самостоятельный – номер. Ее героиня – маленькая девочка в белой рубашонке, видимо, второпях выскочившая из постели, отчаянно умоляла отца взять ее в театр и для пущей убедительности показывала ему упоенно, словно захлебываясь, свои «балеринские» достижения: прыжки, пируэты, позы. В этой короткой живой сценке столько было искренности и увлечения, трогательного детского лукавства, что она казалась подсмотренной в самой жизни»[3]3
  Садовникова Е. Превзойти самого себя //Огонек № 12, 1979.


[Закрыть].

Регина Кузьмичева

Во 2-м классе мы с Надей станцевали на гастролях в Москве «Девочку и эхо» Марата Газиева. Наверное, это было событием, но я не помню, чтобы мы очень боялись. Это было маленькое адажио. Надя была девочкой и делала движения, которые я эхом повторяла.

Все восемь лет мы принадлежали душой и телом Людмиле Павловне.

Все было отдано учебе. Конечно, выбирались по городу пройтись, но в основном с утра до вечера работали. Сахарова и била нас, и кричала. Но я ее не боялась.

Миниатюра «Девочка и эхо». Эхо – Регина Кузьмичева. Пермский театр оперы и балета, 1967 год

С Юрием Петуховым на репетиции в Пермском хореографическом училище, 1972 год

А Плахта, который был чудеснейшим педагогом, боялась. У него был потрясающий глаз, он видел, кому и что подходит и как сделать, чтобы движение получалось, а Людмила Павловна от всех требовала одинаково. Но он мог сказать что-то обидное, например: ты глупая и толстая. Или: у вас тут цирк, вы клоуны, а Павлова в шпагате. И все это было при мальчиках. Я шла на его уроки по дуэту всегда со страхом. Но ни у кого другого я не встречала такой ясности комбинаций, когда все понятно: откуда какое движение. И при этом все удобно. Людмила Павловна нас так учила, что мы все были уверены в себе. Но она эту уверенность со слезами в нас вбивала. Мы все были технически сильными девочками. Людмила Павловна умела так с нами обращаться, что никто не зазнавался. Каждая знала себе цену, что многое может, но по-своему. Но Надя всегда была особенная[4]4
  Беседа с Региной Кузьмичевой 25 февраля 1996 года.


[Закрыть].

Кирилл Шморгонер

У Нади Павловой я отметил бы не слишком уж частое сочетание великолепных природных данных и трудолюбия. Надя репетировала всегда вместе со взрослыми и наравне с ними, и было удивительно, как она выдерживает такие нагрузки. В номере «Озорница», поставленном Маратом Газиевым, в номере нетрадиционном, построенном на сочетании классической и современной хореографии, требующей от исполнительницы особой координации, Павлова показала и такое очень важное для танцовщика в наши дни качество, как острота, самостоятельность творческого мышления[5]5
  Беседа с Кириллом Шморгонером 10 февраля 1995 года.


[Закрыть].

Миниатюра «Озорница», Пермский театр оперы и балета, 1972 год

С ученицами 1-го класса Пермского хореографического училища, 1967 год

Наталия Аркина

Каким-то непостижимым образом ее детская, а может быть, природная застенчивость сплавилась с безупречной балетной «выученностью», «школой», вдохновенной виртуозностью, и этот сплав дал танец естественно-изысканной грации, естественно-утонченной красоты. Не было в нем ученической старательности, победного торжества. Была глубокая, личная, интимная радость танцевания – она ни на миг не оставляла Надю Павлову на сцене[6]6
  Аркина Н. Остановись г мгновение // Советская культура. 11 марта 1973.


[Закрыть].

С Маратом Даукаевым на репетиции в Пермском хореографическом училище, 1973 год

Борис Львов-Анохин

Наблюдая за ней в обычной, будничной, школьной работе, в каких-то ее жизненных проявлениях, я понял, что громкий успех, к счастью, не очень пока для нее опасен. Я даже не уверен – читала ли Надя все многочисленные статьи о себе.

В классе Людмилы Павловны Сахаровой в Пермском хореографическом училище, 1973 год

Думаю, что не читала. Она нехотя отвечает на вопросы корреспондентов, смущается, мрачнеет, дичится. Создается впечатление, что ее даже раздражает, а иногда просто мучит весь этот шум, возникший вокруг ее имени.

На сцене Пермского театра оперы и балета, 1973 год

Талант Павловой сказывается в том, что почти все кажется у нее неожиданным, только что, тут же рожденным, свежим и непосредственным. Даже давно известные, издавна «узаконенные» и установленные канонические движения, позы, положения рук, повороты головы и корпуса звучат у нее не заученно, а неожиданно, как бы «внезапно», словно она не выучила их на репетиции в классе, а сделала, повинуясь внутреннему импульсу.

Павлова с каким-то лукавым и опять-таки радостным торжеством побеждает все трудности классического танца. Она не скрывает своего детского ликования, что все «выходит», все «получается», и вы не можете не разделить этой ее радости, не восхищаться мастерством юной балерины, которая чувствует себя в стихии классического танца также естественно, как птица в воздухе.

Миниатюра «Маленькая балерина». Пермский театр оперы и балета, 1967 год

Ее прыжки, когда она повисает, распластывается в воздухе в позе «шпагата», ее «неправдоподобно» большой шаг, изящество ее пируэтов, ажурный рисунок арабесков – все это поражает, почти ошеломляет, невольно спрашиваешь себя: неужели это «на самом деле»…»[7]7
  Львов-Анохин Б. Радость Надежды // Комсомольская правда. 1973. 13 июня. С. 1.


[Закрыть]

Галина Рагозина

Я легко себя чувствовала в технике Людмилы Павловны, она постепенно с нами ее осваивала. Сахарова всегда брала нас смотреть свои занятия с гимнастками. Как она давала вольные упражнения, это незабываемо! Ее растяжки пришли, наверное, оттуда, потому что у нас у всех высокие ноги. Там другие preparations в chaines…

В классе Людмилы Павловны Сахаровой в Пермском хореографическом училище, 1973 год

«Коппелия», в партии Сванильды. Пермский театр оперы и балета, 1974 год

И я думаю, в наших танцах немало связано с тем, что она давала нам, беря из гимнастики. Динамика, смелость, атака – это ее почерк. В 15 лет мы у Людмилы Павловны делали все-все. И двойные, и тройные pirouettes, в других классах, наверное, все было чуть-чуть позже. И в 15 лет у нас была «Коппелия», а в 17 – «Щелкунчик». Сила была, какое-то полное отсутствие страха[8]8
  Уральская В. Создавая будущее балета // Балет. 1996. № 1.


[Закрыть].

«Перетанцевать нельзя». Интервью с Людмилой Сахаровой

Зимой 1995 года я приехала в Пермь собирать материалы для диплома о Надежде Павловой. Незадолго до этого на экраны вышел документальный фильм Леонида Гуревича «Пленники Терпсихоры», снятый в Пермском хореографическом училище, в классе Сахаровой, и Людмила Павловна перестала пускать на уроки посторонних. В школе недоумевали, почему она сделала мне исключение. В училище царила монархия, ее господство было тотальным, и никто не решался составить мне протекцию. Единственным способом было «уличное» знакомство. Мы встретились при входе в училище у гардероба.

«Я готова говорить о Надежде Павловой, – сходу ответила Людмила Павловна, – но не думали ли вы о том, чтобы с ней поговорить обо мне? Меня устраивает, что вы молодой корреспондент и, надеюсь, у вас нет стереотипов. Вы понимаете, о чем я говорю? Всех интересуют наши отношения. Иногда они лучше, иногда хуже. Свой ребенок все равно дорогой. Она хоть и не первый ребенок, но любимый. Вы слышите, я говорю: ребенок. Для меня она им останется. Я занималась с ней восемь лет, впервые вывезла в Америку. О том, какая она балерина, знают все. О том, каким она была ребенком немногие… я думаю, вас именно это интересует? Писать сама я не буду. Не потому что нечего. Просто это не мое дело. У меня характер не сахар. Вот у вас сейчас диплом, а потом ведь будет книга? Я должна вспомнить, как и что, собраться с мыслями. Вообще-то я не люблю, когда присутствуют на уроке, но приглашаю вас, а потом отвечу на вопросы».

Людмила Павловна Сахарова

В зале двенадцать человек. Она ведет урок в 7-м классе девочек. Видно, что у Людмилы Павловны хорошее настроение, несмотря на это, она постепенно четверых выгоняет, одной грозит исключением на неделю, но не доводит задуманное до конца. Трудно уловить, когда ее терпению приходит конец, и она переходит к крутым мерам: «Сделай или я выгоню тебя из класса». И бьет, размахнувшись ногой по бедру ноги, которую нужно отбросить назад в прыжке. Одна из учениц особенно выводит ее из себя, Людмила Павловна пускает в ход руки и даже ноги в мягких вязаных туфлях. Добивается, добивается, добивается, повторяет снова и снова. Раздраженно бьет по плечу: «С твоими данными я не позволю тебе лениться в моем классе, переведу в другой. Возиться с тобой я не буду. У тебя нет шага. Но это твои проблемы, а не мои. Я прошу chasse (подскок) прыгнуть вверх, а потом высоко вперед. Не плечами, а всем квадратом тела. Видели, как лошадь перепрыгивает барьер? Передние ноги высоко, а задние еще выше… Заднюю ногу выше! Выше! Выше! Кто покажет, что она делает? И что я должна ей сказать? Иди вон. Я перестала с тобой репетировать – ты потеряла полгода. В классе с тобой пока занимаюсь. Но ты отбираешь у меня слишком много времени. Иди вон. Идиотка. Иди отсюда, мой урок закончился, я буду работать с теми, кто хочет, и с кем я хочу».

После урока мы перешли побеседовать в ее кабинет.

Мне кажется, ваш урок строился по такому сценарию: каждую из учениц вы убеждали в ее недостатках.

Вы правильно заметили – каждую! Я на всех обращаю внимание. Каждый урок это бывает по-разному. А вам кажется, я их оскорбляю?

Да.

Жаль, вы ничего не поняли. Я жалею, что пригласила вас на урок. Вы не понимаете нашей профессии. Может быть, вы хорошо пишете о спектаклях, но не понимаете, что это такое изнутри. Вот вы сюда приехали зачем? Я так понимаю, что если бы вы хотели просто так написать, то ограничились бы статьями, которые можно прочитать в Москве. Мои ученицы знают, что главное не мой тон, а слова.

На фото сверху – с Людмилой Павловной Сахаровой в Эрмитаже, 1974 год На фото внизу – с Людмилой Павловной Сахаровой и Ольгой Ченчиковой, 1973 год

А когда Вы им говорите: «Делай или я выгоню тебя из класса на неделю»?

Они же понимают, что я так никогда не сделаю. А что поняли вы? И что об этом напишете?

У меня впечатление, что когда вы на них кричите, они привыкают перекладывать ответственность, привыкают к тому, что их кто-то заставляет.

Нет, они не перекладывают, они сами понимают, что нужно работать. Самое страшное для них, если я перестану обращать на них внимание.

Но может быть, не всем необходим крик?

Я знаю, что некоторые убеждают лаской, но мне кажется, это менее эффективно. Когда педагог мне говорит, что у нее во всем классе какую-то комбинацию может выполнить только одна девочка, мне это странно, потому что у меня могут как минимум 3–4. А если девочка перестает делать раз, другой, что вы мне посоветуете сделать? Что бы вы сделали на моем месте?

Я бы сказала ей: «Ты работаешь не в полную силу и если собираешься продолжать в том же духе, я перестану обращать на тебя внимание». Она бы начала стараться не из страха быть наказанной, а чтобы привлечь ваше внимание.

Допустим. Я раз от нее отвернулась, другой, третий. А через неделю она уже класс догнать не может. Она отстала безнадежно. Я ведь и добиваюсь от тех, кто может. А если я не буду от нее добиваться, как она узнает, что недоделывает или делает неправильно? Я должна научить ее работать на пределе – за пределом. Вынуть из нее душу. Мне кажется, те педагоги, которые тихо говорят и не выходят из себя, они что-то себе приберегают, не выкладываются полностью. А детей нужно учить работать, от природы это не дается. Это сейчас ко мне приходят порепетировать мои ученицы, которые в театре работают – на них кричать не надо, они умеют работать.

На уроках в Пермском хореографическом училище, 1972 год

Балет – жестокое искусство. Педагог должен научить детей насилию над собой. Это никому не дается от природы. Пианист должен играть по восемь часов в сутки, дирижер дирижировать, только тогда будет толк. Вы думаете, гибкость, которой достигают акробаты, возможна без боли? Нет. Певцы, правда, могут сорвать голос. Но перетанцевать нельзя.

Давать урок, сложа руки и сидя на стуле, очень просто. Жаль, что мы с вами до урока не побеседовали, я бы показала, как это. «Девочка, вытяни пальцы», – сказала один раз, другой, третий. Девочка пальцы не вытягивает. Если педагог на этом успокаивается, из его класса выходят недоученные ленивые балерины. А крик взбадривает. Ведь во время занятий устают не только связки, мышцы, но и голова. Это большое напряжение – думать. А если я даю команду на тон выше, это заставляет встрепенуться. Я же не со всеми так обращаюсь, я вижу, у кого сколько сил, кто еще может работать, а кто уже нет. Если устал, я говорю: «Отойди, постой, отдохни».

А как вы относитесь к документальному фильму Леонида Гуревича «Пленники Терпсихоры», который он снял о Вас?

Плохо отношусь. Мы с Гуревичем знакомы два года и в хороших отношениях, но этот фильм неправда, это искажение действительности. Все дело не в том, что он показал. Дело не в крике и не в тоне.

«Дон Кихот». Базиль – Вячеслав Гордеев, 1974 год

Это кнут без пряника?

Вот именно.

Но ведь были педагоги, которые вели урок спокойно, Елизавета Павловна Гердт, например.

Да, она очень тихо говорила, такая всегда спокойная была, интеллигентная. А кто ее ученицы?

В классе Людмилы Павловны Сахаровой в Пермском хореографическом училище. 1973 год

Стручкова, Максимова…

Со Стручковой она в театре занималась, с Максимовой тоже.

Нет, известно что в училище. Об этом писала С. Холфина в своей книге[9]9
  Холфина С. Вспоминая мастеров московского балета. М., 1990.


[Закрыть].

Ну, может быть. Холфина тоже такая была спокойная. Я бы не смогла так вести урок. Вот Кожухова, у которой я училась, расправлялась очень круто и резко с теми, кто не понимал.

Каждый выбирает ту методику обучения танцу, которая ближе его жизненной философии?

Безусловно, это проходит через всю жизнь. Балеринами становятся не все. Вы думаете, все могут встать на стертые пальцы? Это очень больно. Те, кто может себя заставить, из них выйдет толк.

А не перенесут ли ваши ученицы это ощущение своих недостатков в жизнь?

Нет, они все замечательные красивые девчонки. Урок закончился – они накрасились, побежали гулять.

На сцене Пермского театра оперы и балета, 1973 год

Вы следите за судьбой своих учениц после того, как они заканчивают школу?

А что за ними наблюдать, они все на глазах, в театре, через дорогу. Если нужно – приходят позаниматься, но у них в театре свои педагоги-репетиторы.

А знаете ли, как складывается судьба тех, которые разъехались по другим городам?

С Галиной Рагозиной и Людмилой Павловной Сахаровой. Москва, 1967 год

Не я должна им звонить, а они мне. Если они приглашают на спектакль – я приду. Когда еду в Ленинград, могу позвонить Ченчиковой – она встретит и все будет в порядке. В Москве тоже. Вообще я не считаю, что у меня Павлова единственная прославленная ученица, есть и другие.

Людмила Павловна, а как, на ваш взгляд, сложилась судьба Надежды Павловой?

Я считаю, что у Нади счастливая судьба. Ее окружали интересные люди, для нее ставили свои номера такие балетмейстеры, как Марат Газиев, Николай Боярчиков. Ее в школе сразу заметил Газиев и поставил для нее номер «Озорница», а позже для нее и Регины Кузьмичевой – миниатюру «Девочка и эхо». Надя привлекала его своей грацией, музыкальностью, особой пластикой, а Регина – одухотворенностью. Это большая удача – так рано начать работать с балетмейстером. У него иные задачи, нежели у педагога – не выучить, а научить сцене, раскрыть актерскую индивидуальность.

Как случилось, что Надежда Павлова попала в ваш класс?

Все очень просто. Она не попала ко мне в класс, просто я взяла очередной 2-й класс, не зная, Павлова там или кто-то другой. Я не была на экзамене в 1-м классе и даже не знала, кого беру. У меня в то время выпускался класс и Е.Н. Гейденрейх – худрук училища, дала мне новый. У нас не бывает такого: хочу не хочу.

Сегодня я сама как худрук распределяю классы и, если он нужен мне самой, поговорю с педагогом заранее. Если мне не нужен – просто предлагаю и все. Существует определенная дисциплина: выпускаешь класс – получаешь другой. Я и сейчас маленьких беру и думаю, что это не очень плохо.

Такая тенденция есть: один педагог ведет 1-2-3-е классы, другой – 4-5-е, а третий – 6-7-8-е. Эта тенденция имеет под собой очень глубокую почву, потому что есть специализация педагогов на младшие, средние и старшие классы. Есть педагоги, которые не могут вести дальше, но хорошо учат младшие классы. Они мастера в своем деле, и нет необходимости занимать их чем-то еще.

У Е.Н. Гейденрейх был такой метод: она давала младший класс и смотрела, может ли педагог вести дальше. И я сейчас также смотрю. Бывает так, что педагог вырастает и тогда он берет 4-й класс и ведет его до выпуска. Ну а когда худрук того времени дала мне 2-й класс, у меня и в голове не было: брать – не брать. У нас по одному классу не ведут, а по два и даже три одновременно. У меня тогда выпускался один класс, и вот я взяла этот второй.

С ученицами Пермского хореографического училища и Людмилой Павловной Сахаровой на берегу Камы. Пермь, 1974 год

Там разные были девочки и в том числе Надя Павлова. В этом классе была еще замечательная эмоциональная, музыкальная девочка, которая сейчас чудесно танцует в Ленинграде, – Регина Кузьмичева. Здесь же училась Вера Абашева, которая потом стала хорошей балериной в Свердловске. На следующий год, уже в 3-й класс к ним пришла Оля Ченчикова. Так что случай и судьба распорядились так, чтобы в этом классе собрались дети, которые выросли в хороших балерин. Но это очень трудно предугадать в младших классах. Я смотрю на балерину, но по одним только ее внешним данным никаких прогнозов дать не могу. Не даю никогда. Вот сейчас у меня в классе есть девочка, у которой данные не очень хорошие, но соображает чудесно. Движения запоминает моментально, схватывает замечания налету. Такая танцовщица – подарок балетмейстеру в любом театре.

А какой Надежда Павлова была в школе?

Она была очень дисциплинированной, обязательной. Когда она была в 3-м классе, я показывала их в Москве на методическом совещании. Она, самая маленькая, просто стояла в центре и делала эти батманы, аттитюды, а все внимание было к ней приковано. У нее была особая грация. И эти глазки восточные. Надя маленькой, была смешная. Когда мы приехали в Москву, то жили в гостинице. И вот как-то снизу звонит Галина Рагозина, моя выпускница, спрашивает: «Можно к вам зайти?» Я говорю: «Галя, конечно, в чем вопрос, заходи». А Надя просто благоговела перед Рагозиной и спрашивает: Она сюда идет? А я как? Я: «Как? Ты здесь». Сохранилась фотография, где рядом со мной Галя сидит, а Надя смотрит на нее с обожанием. Не на меня, а на нее. Как-то в интервью ее спросили, кто ее любимая балерина. Она говорит: «Галина Рагозина». Корреспондентка такой фамилии не слышала, и эта кроха говорит ей важно: «Надо знать наших великих балерин».

Изменились ли вы с тех пор, как педагог?

Сейчас все по-другому. Я иначе даю класс, не так, как тогда. Но раньше его никто не записывал и восстановить то, что было тогда, нельзя. Сейчас я бы ни за что не повезла больного ребенка в Киев, как было тогда.

Карточка из личного дела Надежды Павловой. Архив Пермского хореографического училища

За неделю до смотра училищ в Киеве Надя заболела, но упросила взять ее с собой. И я погрузила больного ребенка в поезд. Мне казалось тогда, что ей гораздо хуже будет остаться в то время когда все поедут. А когда приехали, попросила меня попробовать репетировать и выступила. Только после этого смотра я серьезно подумала о том, чтобы готовиться к Всесоюзному конкурсу, где Надя получила высокую награду.

А как возник дуэт Надежда Павлова – Вячеслав Гордеев? Чья это была инициатива?

На Всесоюзном конкурсе Гордеев исполнял вариацию, а Надя танцевала в дуэте с Петуховым. Оба получили хорошие награды. А инициатива шла от специальной комиссии, которую возглавлял Григорович. Тогда была такая система, что на Международном конкурсе Советский Союз должны представлять артисты от разных городов и республик. Их объединяли в пары. В этом же конкурсе участвовала Ольга Ченчикова, которая выступала в паре с Валерием Анисимовым из Большого театра. Когда их распределили в пары, то сначала мы приехали в Москву и долго работали там, а потом они с педагогом Алексеем Варламовым приезжали в Пермь и работали здесь. Потом были предварительные отборы советских участников. Сейчас я бы не смогла готовить сразу две пары – это такой огромный труд. Но тогда как-то все получалось. Тогда конкурсы были объективные. Мы приехали из провинции и получили высшие награды. Ведь я тогда в своих силах очень сомневалась, совершенно не уверена была.

А Ваши ученицы сомневались?

Об этом надо их спросить. А потом мы поехали на гастроли в США с Большим театром. Это предложила Фурцева и импресарио Сол Юрок. Но я сказала Фурцевой, что Надя еще маленькая и может не выдержать таких нагрузок. На это Фурцева мне ответила, что мы сможем уехать, когда я сочту нужным. И мы уехали в середине тура. Еще я была очень тронута пониманием Сола Юрока, который, несмотря на всю рекламу, разрешил, чтобы Надя выступала не каждый день. Это действительно было для нее очень тяжело, и она выходила через день.

«Жизель». Альберт – Юрий Соловьев.

Ленинградский театр оперы и балета, 1974 год

Существует мнение, что вы уловили новые веяния, возникшие в гимнастике, и использовали их в балете.

Никаких веяний я не улавливала. С гимнастками я занималась, да. Мы просто работали. Очень много.

Во время гастролей по Америке после Международного конкурса артистов балета писали, что, быть может, Павлова окажется первым представителем нового стиля.

Мало ли что красивого напишут журналисты, они любят фантазировать. Не забывайте: она была тогда совсем маленькой. Это привлекало к ней особенное внимание. Интерес к ней был огромный. Но вы не забывайте – как к чуду. Наде повезло, что в Большом театре она встретилась с таким замечательным педагогом, как Марина Тимофеевна Семенова.

А с Галиной Улановой она тоже репетировала «Жизель»?

Жизель была сделана здесь, в Перми. А с Улановой они что-то отшлифовывали. Но меня там не было. Зачем вмешиваться? А об их занятиях нужно было спрашивать Уланову. Вообще на мысль о том, чтобы Надя станцевала Жизель в Большом, меня надоумила Майя Плисецкая. Сначала она станцевала этот спектакль в Ленинграде с прекрасным партнером Юрием Соловьевым.

Практически одновременно с репетициями спектакля на «Ленфильме» шли съемки первого советско-американского фильма «Синяя птица», в котором господин Кьюкор определил для Павловой роль Воды. В этом плане мы подготовили хореографическую сцену, но когда режиссер увидел Надю в танце, случилось непредвиденное. Он сказал, что заново переделает сценарий, где Надя будет уже не в обличье Воды, а в облике самой Синей птицы – главной героини фильма. Так из-за Павловой произошла трансформация всего фильма, и Синяя птица из символа превратилась в реальную девушку.

«Жизель». Пермский театр оперы и балета, 1974 год

А Надежду Павлову приглашали работать в Ленинградский театр оперы и балета?

Нет, таких разговоров не было. Министр культуры Е. Фурцева, с которой у нас были хорошие отношения, предложила перейти в Москву.

А сомнения насчет целесообразности перехода в Большой театр возникали?

Нет. А в чем сомневаться? И зачем ей было оставаться здесь? Я рада, когда моих учениц приглашают. И Надя в Большом театре многое успела сделать, многое станцевала. Это большая удача, что ее пригласили. Сейчас она уже заканчивает карьеру.

Нет, почему же, она еще танцует.

Вы говорите «она еще танцует». Это сорвалось не случайно. Десять лет назад вы бы так не сказали. Значит, пора заканчивать.

Как вы считаете, у Надежды Павловой есть склонность к педагогике?

Да. Не случайно же она окончила балетмейстерский факультет ГИТИСа. Она очень музыкальна, у нее огромный багаж опыта. Она умеет хорошо показать. И сама очень многое перетанцевала – помнит репертуар. Не знаю, как в школе, но в театре ее опыт очень бы пригодился[10]10
  Беседа с Л.П. Сахаровой 15.01.1995 года.


[Закрыть].

«Спящая красавица» в партии Авроры. Большой театр, 1980 год

Эдуард Поляновский

Надя всего трижды танцевала «Жизель», и каждый раз это стоило хлопот, нервов. Вначале ее пригласили на концерт в соседний Свердловск (был юбилей города), потом в Чувашию (республике вручали орден), потом – в Киев… И каждый раз она попадала к себе на «Жизель» с трапа самолета.

А в самой Перми, в области: как юбилей завода, так Павлову на сцену. И это – бесконечно. И если уж Сахарова с ее железной волей, хваткой и силой, разводит руками – значит, надо, пока еще не поздно, задуматься Министерству культуры: ведь Надя еще ребенок.

…Явление природы – Надя Павлова. Для Перми она – как для Ленинграда Белые ночи[11]11
  Поляновский Эд. Талант // Известия. 1974. 14 мая. № 110. С. 6.


[Закрыть].