Текст книги "Палитра чувств"

Характер

Ирина Бодрова

Трехлетний Лёвка мчался на самокате по узкой дорожке сквера и голосил во все горло:

– Ван, ту, сли, фо! Ван, ту, сли, фо! – оповещая всех о своем появлении на детской площадке.

После завтрака и интенсивного десятиминутного английского, он был отпущен матерью, погулять на площадку, которая хорошо просматривалась с первого этажа квартиры.

К удивлению мальчика детей, на площадке не было, а его любимая песочница-корабль была занята. В ней сидела большая дворняга размерами, чуть ли не вдвое больше, чем сам мальчуган.

– Ты чего здесь ласселась? Стендап, стендап, гоу! – махал рукой Лёвка, пытаясь тем самым выдворить собаку, за пределы песка. Но собака, переместившись из угла к самому центру, улеглась, положив голову на передние лапы и тяжело вздохнув, прикрыла глаза. Мальчик, вспоминая наставления мамы: «Никогда не подходить к собакам», все же, не в прыжке, как прежде, а аккуратно занеся ногу через бордюр, забрался в песочницу и сел на него. В этот самый миг услышал мамин голос и почувствовал ее приближение.

– Лёва не шевелись, сиди не двигайся, кому сказала!

Мама – молодая женщина лет двадцати пяти. С прической напоминающую фигу, стояла одетая в легинсы и облегающий короткий топик. На ногах красовались новые кроссовки с замятыми задниками. Держа в одной руке сложенный зонт-трость, а в другой пол батона Докторской колбасы.

Женщина, наклонившись к собаке, потрясла перед ее мордой колбасой, надеясь выманить ее из песочного логова, но собака даже не повела носом, и только смешно задвигала бровями, следя за женщиной. Мальчику это поведение собаки очень понравилось, он буквально полюбил её и больше не разделял волнение вместе с мамой.

– Сынок, потихоньку без резких движений поворачивайся ко мне и выходи из песочницы.

– Я не хочу!

– Сын! Я кому сказала!

Но мальчик, нахмурившись, не сдвинулся с места. Потом снял свой рюкзак и стал доставать игрушки.

– Это штулва-ал, это фла-аг – обращался он к собаке, демонстрируя каждую новую вещь.

– Лев, если ты сейчас же меня не послушаешь, я больше не пущу тебя одного гулять.

– Ну, ма-мо-чка! – начал сердиться малыш.

Женщина не любила эту интонацию в голосе сына, которая не сулила послушания с его стороны.

Мальчик, аккуратно разложил на нужные места все игрушки: золотые монеты в сундучке поместил рядом с собакой, подзорную трубу прислонил к штурвалу, складной меч и пистолет с присоской засунул себе за ремень, которые поддерживали шорты на вырост, карту сунул подмышку, а шляпу с черепом надел на голову собаки.

У мамы на мгновение душа ушла в пятки, но виду она не подала.

– Сняться с яколя! – громко и четко скомандовал капитан пиратского судна.

Собака встала и потянулась, шляпа сползла немного набок, придавая собаке некую расхлябанность.

– Машине плиготовиться! Самый малый впелёд!

Собака подошла к ноге Лёвы и села, как сидят породистые собаки на выставках, правда при этом вывалив язык и поглядывая на мальчика.

– Поднять палуса! Мам, побудь пожалуйста мачтой и отклой зонтик. А то женъщына на колабле – к большой беде.

Мама послушно встала посередине песочницы и открыла зонт.

– Полный впелёд! – прокричал капитан.

Послышались аплодисменты, это люди, прогуливающиеся в сквере недалеко от детской площадки, оказались свидетелями этой замечательной пиратской истории, в которой каждому из участников досталась своя роль.

Домашний
театр

Светлана Радо

Вероника и Сергей планировали тихо по-семейному провести выходной. По-семейному – предполагалось у себя дома и только вдвоём. Позавтракав любимыми свежеиспеченными круассанами, сыром и ароматным кофе, Сергей и Вероника устроились на мягком диване и включили телевизор. Супруги сразу попали на новости культуры. В них рассказывалось о новом театре, который открылся в городе.

– Слушай, а мы ведь сто лет не были с тобой в театре, – сказала Вероника и многозначительно посмотрела на мужа.

– О нет, театра мне хватает на работе, – отмахнулся Сергей, – если хочешь иди лучше с подружками.

– Ну и зря, а я бы посмотрела какую-нибудь пьесу, – ответила Вероника.

Зазвонил телефон. Свекровь сообщила, что хочет прийти к ним ненадолго и что у неё есть какой-то очень важное дело. Вероника положила трубку и передала разговор мужу.

– Ну вот как она так может? Как только мы собрались провести выходной вдвоем, у мамы обязательно появляется какое-то важное дело. Виделись же позавчера, – пробурчал Сергей. – Знаю я её важные дела. Мы с сестрой опять поцапались. Придётся ещё раз выслушивать морали о семейных ценностях и родственных связях. Как мне надоели эти нравоучения!

– Опять поругались с Ириной? Из-за чего, что опять случилось? – Спросила Вероника.

– И опять и снова, – вздохнул Сергей. – Ирине пообещали выше зарплату в другой фирме. Она согласилась, но не увидела, что контракт всего на три месяца. Вылетела с работы и просит помочь ей с устройством на новую, – объяснил Сергей. – Гонится как дурная за большими деньгами, а в итоге остается без них вообще. В третий раз одно и то же. Идиотка! Она меня просто достала! Когда она уже повзрослеет, поумнеет и научиться решать свои проблемы сама?

Не успел Сергей выпустить пар как зазвонил его телефон. По мимике мужа Вероника поняла что звонит его сестра.

– Что тебе надо? – с раздражением ответил Сергей. – Я всё тебе уже сказал.

Из трубки телефона доносился громкий голос Ирины. Она пыталась что-то объяснить.

– Не надо к нам приходить. Ты не появлялась и не звонила больше трёх месяцев. А что сейчас приспичило? Мы все с тобой обсудили, – ответил Сергей и отключил телефон.

Вероника тихо сидела на диване укутавшись в плед и наблюдала за происходящим. Она понимала что спокойного выходного точно уже не получится.

Позвонили в дверь. «Первый пошёл», – подумала Вероника. Сергей в трусах и майке пошёл открывать дверь. На пороге стояла свекровь.

– Ты хотя бы штаны надел, когда мать встречаешь! – С порога возмутилась она.

– Мама, я у себя дома. Проходи. – Поцеловав мать в щеку, ответил Сергей.

– Вероника, привет, – обняла свекровь невестку, – вы что только проснулись? Вероника в пижаме, ты в трусах… С добрым утром! Скоро уже одиннадцать.

Вероника за несколько лет замужества научилась спокойно реагировать на подобные выпады свекрови и продолжала нежиться в мягком пледе.

– Извини, дорогая, – обратилась свекровь к Веронике, – но мне хотелось бы поговорить с Сергеем наедине.

– Конечно, разговариваете сколько угодно только на кухне, – где чай, кофе и выпечка Серёжа знает.

– Для круассанов уже поздновато и вообще вредно для здоровья, со знанием дела ответила свекровь.

Вероника продолжала смотреть телевизор, а из кухни доносилась громкая речь. Перепалка затухала на какое-то время, а потом возобновилась с новой силой.

Раздался звонок в дверь. «Второй пошёл», – усмехнулась про себя Вероника и пошла открывать.

На пороге стояла Ирина, сестра Сергея. Как всегда, при полном параде, но с заплаканными глазами.

– Проходи, – пригласила Вероника.

– Похоже, мне туда, – сказала Ирина и направилась на кухню.

Громкость на кухне резко увеличилась и разговор был слышен в комнате.

«Да, – подумала Вероника, – родственников не выбирают. Интересно, сколько это будет продолжатся?».

Наконец дверь в кухню распахнулась. Ирина выскочила, как ошпаренная. Пытаясь на ходу ее успокоить, следом семенила свекровь.

Выпроводив родственников, Сергей и Вероника посмотрели друг на друга и засмеялись. Сергей был похож на боевого петуха, который только что одержал победу над соперниками.

– Надеюсь, что все посещения на сегодня закончены? – сказал Сергей.

Едва он закончил фразу, в дверь позвонили.

– Похоже, нет! Третий пошёл! – рассмеявшись сказала Вероника и пошла открывать дверь.

– Мама, дорогая, привет! Проходи! Ты откуда? – радостно щебетала Вероника, приглашаю маму в квартиру.

– Я на минутку. Мне привезли домашний творог. Я и на вас заказывала. Вот решила сразу же и занести. Принимай товар.

Услышав голос тещи, Сергей быстро натянул на себя спортивный костюм и вышел навстречу.

– Что значит на минутку, Ирина Алексеевна? – приветливо спросил Сергей. – Вероника круассанов напекла. Чаю попьем, а если хотите чего-то покрепче, тоже найдётся.

– Ну как же я могу отказать любимому зятю, – улыбнувшись и обняв Сергея, ответила теща. – Останусь, но ненадолго. Надоедать не люблю, да и дела дома ждут.

Все трое дружно уселись за круглым кухонным столом, на котором появились бутылочка коньяка, нарезанный лимончик и легкие закуски.

Сергей с удовольствием общался с тещей, а Вероника сидела, наблюдала за ними и душа ее радовалась.

Когда за Ириной Алексеевной закрылось дверь, Серёжа подошел к Веронике и обнял её.

– Ну что, отдохнула? – сдерживая смех, спросил Сергей. – Ещё не поздно, можем успеть в театр. Ты же хотела.

– Спасибо, дорогой, – смеясь ответила Вероника, – сегодняшнего спектакля мне вполне достаточно. Кстати, роль зятя тебе удалась лучше всего. Правда осталась ещё пара несыгранных…

Вероника, прищурив глаза, смотрела на Сергея.

– Муж и любовник. Слабо? – заигрывающе спросила она.

– Кто же отказывается от главных ролей? – ответил Сергей и крепко поцеловал жену в губы.

Палитра

Ирина Бодрова

 
Достану краски, что хранила в темноте.
Чтоб не коснулось солнце цвета,
Пока молчит он.
 
 
Раскрою холст, почувствую ладонью
Его шершавое тепло,
Обдумывая тон.
 
 
И соберу росу после дождя. Хорошая примета!
Пронизывая душу красота,
Прольется на простор.
 
 
Хочу увидеть синь во всяких проявлениях.
Чтоб вдохновение, однажды ощутив,
Гармонию найти.
 
 
Вот кисть уже касается воды,
Одаривая холст прохладой.
Мгновение в пути!
 
 
Ультрамарин растекся морем,
Лазурная волна, аквамарина всплеск.
И нежно голубой, индиго.
 
 
Расслабили меня и усыпили.
Рыцарь поет о верной любви.
В облаке ангел парит.
 
 
Вдруг солнце взорвалось!
В пучину желтого мой синий погружен.
Безумие творит.
 
 
Отчаяние, болезнь, продажность.
С ухмылкой дерзкой и надменной
Мне вторят голоса.
 
 
– Что синий? Синий? Черный! Это да!
Его влияние тлетворно.
Бал правит сатана!
 
 
Но позитивный смех раздался с полотна.
– Вы очумели все!
Я желтая краска – радость, игра!
 
 
– Символика желтого – грех.
Продажность с предательством. Выкуси, на!
Игра! Далеко не для всех.
 
 
Очнулась в смятении, смотрю на палитру.
Божественны синие краски.
Что было, то было, свидетелей нет,
И все ж предаю я огласке историю эту.
А после домой. Со мной
Синева и покой.
 

Пэнсия

Ирина Васильева

Весь коллектив детской музыкальной школы нетерпеливо ожидал прихода начальника отдела культуры Маргариты Львовны. Она должна была представить нам нашего нового директора.

Народ кучковался по два, три человека и шёпотом переговаривался. Было волнительно. Наконец дверь в зале открылась и вошла незнакомая нам дама. На вид ей было лет сорок пять. Статная, слегка полноватая, с копной ярко рыжих волос. Одета она была в парчовое синее платье с очень глубоким вырезом. Поверх его красовалось белое шелковое пончо с брошкой в виде паука.

– Королева, – тихо прошептала уборщица Нюра и печально вздохнула.

– Ничо так, – заметил гитарист Дима, успев нырнуть взглядом в глубокое декольте дамы от искусства.

Начальница культурного отдела, жеманно поиграв плечами, произнесла:

– Дамы и Господа!

Тут наша вахтёрша Оксана начала громко икать. Это у неё была особенность такая – икать, когда её что-то смешило.

– Можно мне принести ей воды? – неожиданно тонким голосом спросил гитарист Дима.

– Можно, – со снисхождением ответила ему еще не представленная коллективу дама.

– Я продолжу, – сказала Маргарита Львовна.

– Позвольте мне представить вашего нового директора – Анжелу Самсоновну Залепинскую.

Свою фразу она завершила в таких интонациях, что мне сразу представилось, как Анжела Самсоновна сбрасывает одежды и начинает дефилировать перед нами, покачивая полными бёдрами и демонстрируя купальник нового сезона. Но наш новый директор только поправил начальника:

– Не Анжела, а Анжелика!

– Тоже мне, Маркиза Ангелов нашлась, – с ехидцей прошипела концертмейстер Светик.

– Формат не тот, однако, – дополнила озорная хористка-лопарка.

Особенного ничего наша теперь Анжелика про себя не сказала. Так только – где родилась, где училась да работала. Про мужа немного рассказала и дочку. Самое главное – как она говорила. Какие слова выбирала. Сколько надменности было в ее тоне.

Перемены не заставили себя долго ждать. За короткое время новый директор умудрилась развалить хорошо закрученный механизм работы школы. Дышать стало тяжело. Слабые люди быстро попали под её влияние. Несколько человек ушло сразу. А потом она начала охоту на завуча, опытного администратора и сильнейшего педагога.

Не любила Анжелика людей умнее себя, особенно женщин. Её нервировала необходимость с ними соревноваться и доказывать себе и другим, что она лучше.

К слову сказать, директор была тоже педагогом. Преподавала она игру на скрипке, но педагогическая деятельность, решительно начатая Анжеликой Самсоновной в этой школе завершилась очень быстро. Она просто боялась, что однажды, в своём нетерпении к быстрым результатам, случайно проткнёт смычком плечо какому-нибудь непонятливому ученику.

А еще, она не терпела замечаний в свой адрес, которые ей постоянно делала завуч Галина Яковлевна, поучая правильно вести журнал успеваемости учеников. Директор копила месть и когда она закончила учительствовать, то все поняли, что Галине Яковлевне, как завучу, пришел конец.

За неё вступилась Пэнсия – так называла директор педагога Музу Романовну. Вначале она хотела переманить её на свою сторону, но не смогла, потому что у Музы было обостренное чувство справедливости и полное отсутствие желания прославляться, самовозвеличиваться и раздувать своё эго.

От природы была она самодостаточной, слегка застенчивой и любила повторять одну мудрую фразу: «Лишая себя величия, вы становитесь неуязвимыми». По моему это был Конфуций. Все эти грамоты, кубки, сертификаты – ни есть ли это суета? Разве это – нетленка?

К слову сказать, завуч Галина Яковлевна немного страдала от чувства заниженной самооценки – травма из детства. Ни одному ученику, занявшему призовое место на конкурсе, она не отдала ни кубка, ни статуэтки. Все эти символы победы ее учеников солдатиками стояли на пианино в классе. Со своей травмой она примирилась, и даже её полюбила. Дружить с собой она позволяла только Музе, а та не задумывалась – есть ли в этом корыстные цели или нет.

Выглядела Муза прекрасно и обладала хорошим вкусом, но не зацикливалась на одном стиле. Любила эксперименты и в одежде и в увлечениях. Много читала, писала стихи и делала чудесные фотографии. Увлеклась освоением нового музыкального инструмента – кантеле. Словом, для сплетен и интриг в её жизни не было места. Но скоро гармония в жизни Музы дала сбой. Вмешались диссонансы…

– Ну, если уж я решила её снять, то буду дурой, если не найду как, – каждый день эти мысли о завуче терзали директора. Всех, кого было нужно убрать для своего комфортного царствования, она уже убрала.

– А эту, ну никак не уличить. Никак, но надо! – Анжелика, тайком покурив в подсобке (сама же приказ о запрете выпустила), пошла строить козни в своей голове.

Прошло два года ее правления и год со времени суда. Суда с завучем. Впрочем было два суда и на одном, единственным защитником Галины Яковлевны была Муза Романовна. Этого ей Анжелика простить не могла, а Муза просто явилась свидетелем правды, которую пыталась оболгать Анжелика.

Но ведь просто так ничего не происходит в этом мире. И Музе надо было оказаться в то субботнее утро в школе. Что-то она там забыла в своем классе. И какие-то вопросы она задала на вахте, и все это стало материалом в защите Галины Яковлевны. А вот второй суд был проигран. Почти весь коллектив подписал подложное письмо. Завуча сняли. Бороться сил не было. Через некоторое время её сразил рак. Но его она победила!

Теперь она работала педагогом и отряд «солдатиков», прославляющих школу с новым директором рос не по дням, а по часам.

Приближался Новый Год. Устали все – и взрослые и дети, но даже в этой усталости хотелось праздника. Помнились давние времена с замечательными капустниками, розыгрышами, песнями под баян и рояль. Как танцевалось, шутилось, смеялось!

Решили просто посидеть за большим столом. Номеров никто не готовил, но Муза готова была всегда, и она давно уже решила, что расскажет. Не сказать, что она очень любила гороскопы, но иногда они попадались в поле ее любопытного зрения и весьма удивляли.

Большой хоровой класс, где были накрыты столы, и выставлены буквой «тэ», постепенно заполнялся давно не дружным коллективом. Люди были привиты вакциной лжи и теперь постоянно носили маски.

Анжелика Самсоновна была в ярко-зеленом шелковом платье, обильно завешенном пластиковой бижутерией с кусочками кожи расцветки рептилий. Все бросились делать комплименты. Лишь Муза как-то странно посмотрела на неё, пытаясь понять, что же её смутило. Потом отвлеклась и стала настраиваться на поздравление.

Она нашла в интернете забавный гороскоп под названием Трындец. Смысл был в том, чтобы рассказать каждому знаку зодиака как он справляется, когда в его жизнь приходит этот самый Трындец, то есть неудача. Узнавание с совпадениями были настолько сильны, что после прочтения текста для каждого человека, в хоровом стоял то стон, то хохот. Как-то незаметно со всех слетели маски. Дышать стало легче.

Муза все больше и больше вдохновлялась. И тут ей вспомнилось любимое стихотворение питерской поэтессы. Она обожала этот маленький сборник стихов с замечательной трогательной надписью автора: «Зоя Эзрохи, в миру – Буркова, живёт не гладко и бестолково».

Она дождалась тишины и начала читать стихотворение Зои Эзрохи под названием «Восточный гороскоп».

 
«Жаль, что нету года Крокодила!
По душе мне эта ипостась.
Я бы непременно угодила
И в такое время родилась».
 

Муза мечтательно вскинула свои миндалевидные карие глаза..

 
«Новый год справлять бы крокодилий,
Чтоб на платье шел зеленый шелк…»
 

Муза с удивлением перевела глаза на директора. Та была в зеленом.

 
«Накупить пластмассовых рептилий…»
 

Взгляд Романовны заскользил по змеиному пластику на шее директрисы… В зале повисла тишина.

 
«И зубами громко сделать – Щелк!»
 

Терять Музе было уже нечего и она без смущения продолжила дальше:

 
«Быть бы мне холодной и зубастой.
Без огня ненужного в груди.
Не гордись, обидчик мой, не хвастай,
Погоди, расчеты впереди».
 

Музе казалось, что она исполняет монолог Анжелики Самсоновны. «Если бы зимой летали мухи, то их было бы слышно где-то в глубине», – параллельно стиху, подумалось Музе.

 
«И лежать бы мне в родимом Ниле,
В иле маскирующем, густом
И совсем не двигаться бы или
Чуточку подрагивать хвостом».
 

«Боже, она еще и крокодил…» – Музе становилось все веселее и веселее, но народ как-то тихо сидел и не реагировал. Муза продолжала:

 
«Чтоб мои малюсенькие глазки сонно озирали берега.
Плавайте, рыбёшки, без опаски…»
 

Тут Муза, неожиданно для себя, обвела взглядом своих несчастных коллег, которые просто обомлели от страха…

 
«Поджидаю крупного врага!»
 

«Врёшь – не возьмешь!» – синхронно с цитированием стиха шли мысли Музы. «Я ее задушу», – думала Анжелика Самсовна, криво улыбаясь.

 
«Я потом над парою ботинок,
Что остались на пустом песке,
Пролила бы несколько слезинок
В непонятной, сладостной тоске».
 

«Не хочется говорить банально, вроде „В воздухе повисла гробовая тишина“… Но что-же это такое? Вы люди, или рыбешки?» – подумала Муза и села, спокойно наполнив свой бокал игристым напитком.

Хористка из Ловозера, где проживает замечательный народ – лопари, прошептала так, чтобы ее услышали:

– Как-то страшновато, что-то, однако. Эээ…

Остальные молчали. Вероятно их маски, за время прочтения стиха, отрастили кляпы. И тут поднялась Анжелика Самсоновна. Дрожащей рукой она взяла бутылку водки и налила себе в рюмку.

– Я, конечно, понимаю, про кого вы тут читали. Маленькие глазки, рептилии, ботинки…

Она залпом выпила водку и скрутила в кулак свои бусы. Потом резко их рванула, да так, что они с грохотом покатились по полу и тут Анжелика Самсоновна опустилась на стул, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Совсем по-детски. Бусины продолжали падать на пол как льдинки из сердца мальчика Кая, возвращая ему способность любить.

Коллектив нервно вжался в стулья и растерянно смотрел на происходящее. Все молчали, и только милая Пэнсия не побоялась проявить участие.

– Успокойся, девочка, теперь все будет хорошо, – сказала Муза, мягко дотронувшись до рук Анжелики.

Директор поднялась. Размазанная тушь и помада не смущали… Посмотрев на всех, она искренне сказала:

– Девочки, простите меня, пожалуйста.

И тут все услышали колокольчики из песенки про Новый год. У кого-то звонил телефон, но выключать его не спешили.

Пэнсия была счастлива. Похоже, что «эпоха» диссонанса подходила к концу.