Текст книги "Джуна. Одиночество солнца"

Светлана Савицкая
Джуна. Одиночество солнца

Фотография на 1-й сторонке обложки и корешке: Владимир Яцина / Фото ИТАР-ТАСС

© Савицкая С. В., текст, фото, 2015

© Машков Ю. М., фото, 2015

© Бухаров А. Н., фото, 2015

© ООО «Издательство «Э», 2015

* * *

От рождения до смерти

 
Я служу вам судьбой своей,
Люди,
Смилуйтесь надо мной!
 

Джуна

Проходят времена, великие камни превращаются в пески, разрушаются великие цивилизации, а люди ждут… ждут великие книги о великих людях. Сегодня, в день великого солнцестояния, мне бы хотелось признаться в любви моему великому солнцу.

Сознавая душою и сердцем и отчасти приобретенным умом, обремененным начальными астрономическими знаниями, что звезда, вокруг которой движется планета Земля, не столь уж и велика, можно сказать, даже кроха по сравнению с гигантами, летающими в космосе, для меня она все равно сиятельна и лучезарна – по той простой причине, что это моя звезда. Так же и маленький принц Экзюпери на своей крошечной планете любил свою розу. Однажды он оказался на другой, большей планете. И увидел тысячи роз. Но понял секрет – любовь может быть только единственной. И пусть даже она колет наивным оружием – умилительным шипчиком – роза одна у каждого.

Нечасто мы признаемся в любви. Близким. Друзьям. Собственным детям. Родителям. Родине. Милости Бога. В день великого солнцестояния я говорю своему солнцу – несмотря на то, что ты испепелило пустынями бока нашей планетки, иссушило и измучило человечество магнитными бурями, своенравными мощными протуберанцами, я люблю тебя, о Солнце, мой великий целитель!

Людей, подобных космическому объекту, встретишь нечасто. Иногда их величие осознается только после ухода. А иногда эти люди врываются в твою жизнь мощно и всеобъемлюще, накрывают с головою девятым валом до замирания дыхания, и сердцебиение останавливается от взаимодействия с ними. Сегодня, в день великого солнцестояния, когда улеглись страсти похорон великой Джуны и прошло девять священных дней, мне хочется передать людям опыт ее великих тайн.

В нашей деревне говорили: «О мертвых либо ничего, либо правду!»

А я поведаю правду с любовью. С любовью о ней не только лишь как о целительнице, но прежде всего о романтической поэтессе, искренней певунье, оригинальном, имеющем собственное лицо в искусстве художнике, наивной выдумщице, прекрасном поваре, гостеприимной хозяйке, дарительнице, исследователе и ученом, умнице и капризнице одномоментно, гибком и талантливом скульпторе, верной матери и черствой жене, послушной дочери, гневливой старухе, хрупкой беззащитной девочке, сумасшедшей хулиганке…

Кроме того, полагаю, лишь мне одной была известна тайна ее истинных диагнозов эти последние пару лет. Сотни маний и фобий она брала на себя, излечивая людей от более тяжких недугов. Они прыгали на ее плечи и гнездились в волосах, как «неистребимые лярвы». Некоторые мании были просто непереносимы и отвратительны, например, невроз навязчивых состояний под названием «сенильная деменция» (это когда больному кажется, что каждый хочет его обворовать). К сожалению, после пятидесяти лет прогрессирует и не излечивается. Чуть ли не каждую неделю она полностью меняла ключи и замки во всем своем особняке, буквально ставила на уши прислугу, друзей (я имею в виду тех зевак, которые случайно забрели поглазеть на знаменитость мирового уровня и урвать частичку от ее славы), ходила с громадной гремящей связкой ключей и даже спала с ними. Она звонила мне и плакала в трубку, что ее снова обворовали, звала на помощь, задыхаясь от обиды: «Света! У меня украли драгоценности!» или: «У меня снова украли Библию!», «Света! У меня украли брюки!» – «Джуна, дорогая, первым делом успокойся. Эта тема решительно исключена! Никто бы не посмел взять даже крошку с твоего стола без разрешения! Просто хорошенько поищи!»

Два ее последних года, когда на телефонном аппарате высвечивалось имя Джуны, я понимала – новый рецидив. И слышала вновь и вновь: «Меня обокрали! Помоги!» После сотого, наверное, приступа я не выдержала и резко закончила телефонный разговор: «Джуна! Я не могу тебе помочь! Я не психиатр!» Были и более острые моменты. Но и более интимные, тайные и более нежные. Лирические. Доверительные. Священные. С середины января 2015 года наши отношения приобрели статус идиллии. Любое общение начиналось и заканчивалось обильными признаниями во взаимной любви и преданности. Она меня обнимала, целовала, осыпала подарками и просила… просила прощения…

А я не понимала, за что. Разве можно обижаться на собственного ребенка, болеющего простудой, за то, что он покрывается испариной? Все ее дикие для цивилизованного человека скандалы я, воспитанная в сибирской деревне под пьяные песни после «работы до рвоты» и битвы на топорах, воспринимала как маленький шипчик любимой розы, что бережно хранила под колпаком в пустыне своего сердца.

Причиной наших таких вот энергетически близких отношений стал очерк «Джуна. Одиночество солнца». Президент Академии интеграции науки и бизнеса (МАИНБ) Яков Захарович Месенжник как-то обмолвился, что часто общается с Джуной. Сказал, что целительница прекрасно пишет стихи, притчи и даже может быть мне конкурентом. Поэтому было бы нелишне рекомендовать ее на премию «Золотое перо Руси».

С Джуной? Естественно, я тут же умерла от любопытства и воскресла от возможности хоть одним глазком увидеть живую легенду.

Месенжник – давний друг семьи Джуны, с тех пор как Москва приняла ее в свои суетливые объятия. Но он и мой друг. Прекрасный собеседник. Профессор. Умница. Он настоятельно предупредил, что Джуна «не совсем в себе». Просил быть деликатной и осторожной. Если завяжутся творческие или деловые проекты, непременно брать расписки. Не знаю, как он рекомендовал мою персону, как писателя или как «фею-крестную» всех золушек разом, но первая встреча с Джуной буквально поставила меня в тупик.

Мы с Александром Бухаровым, учредителем литературной премии «Золотое перо Руси», собирались весьма тщательно. Вот только в субботу 1 июня 2013 года в два часа пополудни мобильный номер Джуны, который сообщил Месенжник, не ответил. Бухаров занервничал, даже обиделся и принял решение отказаться от встречи совсем.

Мы тогда еще не знали, что Джуна – не солнечная «нотр дам д’Арбат» (фр. «наша дама на Арбате»), а лунная. Ее физиологические часы сбиты с точностью до наоборот. Когда все люди работают, она спит. Ложится в 9 или 10 часов утра, встает в полвосьмого вечера, собственно, когда жаворонки ложатся спать. Мы не знали также, что если приходит суббота или воскресенье, то Джуна проводит день на кладбище с сыном Вахо. И все деловые и творческие встречи у нее в этот день «на последнем месте в очереди вне всякой очереди».

В этот же день, только часа на три позже намеченного срока, раздался звонок:

– Света? Света! Это Джуна! Приходите сейчас. Я вас жду!

Голос спокойный. Властный. Грубовато-сиплый, какой бывает, если женщина долгие годы курит. И мы с Сашей, не смея отказаться, безропотно проделав крюк, снова встретились на Арбате. Проходим всю старую улицу в сильном волнении. Саша беспрестанно курит. Двери отворяет один из слуг. Глаза цепляют по стенам необычные художественные работы, написанные пастелью. Очень стройные женщины и лошади с грустными глазами. Птицы. Скульптуры. В комнате слева стулья, и над ними какие-то приборы. Стесняет странность – окна плотно и наглухо задернуты тяжелыми портьерами… «Мы попали в жилище вамп! – шепчет экстрасенс Саша. – Не поверишь! У нее есть собственный гроб! Кра-а-асивы-ы-ый!»

Саша в своих предсказаниях еще ни разу не ошибался. Как выяснилось потом, у Джуны и в самом деле был гроб задолго до смерти, и место на кладбище она для себя приобрела заранее.

Нас заводят «в святая святых» – комнату, где она ест и спит. У барной стойки – более десятка огромных букетов свежих, изысканных и безумно дорогих цветов. Стол. Комоды и шкафы заставлены огромным количеством случайных, на первый взгляд, совершенно ненужных сувениров. Наверное, подарки.

Вбегает дикая собачка редкой и дорогой породы королевский шпиц. Лает как оглашенная. Я нагибаюсь и цепляю без страха место на спинке, которое собаки достать не могут, но очень любят, когда их там шерстят. С этой секунды Виконт, а короче – Вики, навеки у моих ног. Затихает. Ластится. Лижет руки.

Я слышу легкие шаги. В комнату живо заходит женщина. Вся в черном. Стройная. Сутулая. И… падает мне на грудь, сдерживая рыдания:

– Света! Света! Я же СЫНА похоронила!!! СЫНА!

Я принимаю в вынужденные объятия всхлипывающую «девочку» Джуну. Состояние дежавю. Тысяча кинжалов пронзает мою душу нестерпимой болью. Это уже было. Это глубокое материнское сострадание повторялось из жизни в жизнь. И повторилось теперь. Зачем?

Но к ногам моим прилип также и Вики. Джуна спохватывается, резко кричит:

– Вики! Оставь человека в покое! Самир! Самир! Иди! Возьми пять хачапури, пять, нет… десять хинкали! Валера! Чай ставь! Лимон! Виски или шампанское?

– Виски, – отвечает Бухаров.

– Шампанское, – отвечаю я.

– Кофе! – кричит Джуна. – Самирррр!!! Вики! Отцепись от Светы! Света, Вики никогда не принимает чужих. Что это с ним, не знаю. Вики!

Так начинается Эпоха Джуны в моей жизни.

С пяти до восьми, пока лаборатория не наполняется множеством больных, несмотря на субботу, неприемный день, Джуна читает нам стихи и даже целые поэмы, поет, смеется и плачет. Засовывает нам в рот насильно горячие жирные хачапури. Заставляет выпить еще и еще и, утешив мятежную душу, приказывает слугам подвинуть шкаф и извлечь громадный ящик с самодельными книжками ее стихов, набранными еще на печатной машинке в восьмидесятые, когда был жив Вахо…

Единственное, что она принципиально не позволяет фотографировать и даже убирает, если кто-то хочет дотронуться, – это ее руки.

– Когда кто-нибудь берет меня за руки или фотографирует их, мне потом очень плохо, – объясняет Джуна.

Ее руки особенные. Длинные узловатые пальцы все в серебряных кольцах. Ими она закрывает дефекты старости. Сквозь пленку кожи выступают голубые крупные жилы. Ногти ухоженные. Маникюр. Я подсматриваю, как она лечит больных. Не касаясь…

На следующий день я пишу очерк «Джуна. Одиночество солнца», который берут более сотни изданий по всему миру. А ночью мне снится мистический страшный и волшебный вещий сон, точнее, полуночное пришествие Джуны, о котором я расскажу позже. А этот очерк, что Джуна прослушала, скрестив на груди руки и не вздохнув, потряс ее. Она горячо воскликнула:

– Света! Света! Обо мне пишут с двенадцати лет. Но так! ТАК! Так обо мне никто еще не писал. Признайся, это писала не ты! Это писал Бог?!

Джуна после этого очерка стала звонить мне достаточно часто. Это была односторонняя связь. Она звонила, ругала за то, что не прихожу, и приказывала срочно прибыть. Я бросала все и, извиняясь перед мужем, в ночь ехала на Арбат.

Ее слуги доверительно сообщали, что Джуна всю ночь репетировала стихи, чтобы почитать мне… Для нее это было важно. Это было важно для нас обеих. Я радовалась, что стихи Джуны – действительно поэзия, а не просто стихи. А Джуна снова и снова звонила, с восторгом сообщала, что принесли журнал или газету, где мой очерк. Она его вновь и вновь перечитывала и благодарила, благодарила, благодарила…

Джуна. Одиночество солнца

 
Хотела бы я сильной птицей стать,
Чтоб небо над тобой обнять крылами!
 

Джуна

Свою душу она нам щедро подает, точно ведро колодезной воды. Захочешь – пригуби. Всё одно до дна не выпьешь! Ведь вода эта – жизнь. А сколько раз дано ей обновляться в колодце вечности?

Глаза Джуны в комнате с плотно задернутыми портьерами кажутся просто черными.

Веселые, искрометные, они более всего похожи на шелковую глубокую ночь, выражая радость и страдание вечных звезд. Улыбка беспредельно искренна. Волосы длинные, как у Самсона. Непричесанные. Очень красивые.

Рядом с неправдоподобно молодою Джуной хочется хлопать в ладоши, хохоча и подпрыгивая, либо глубоко и скорбно рыдать. Ее эмоциональность остра и полярна, она объемлет разом весь Арбат, Москву, Россию, да что уж там мелочиться – весь космос!

Она не хочет слушать официоз, переключая собеседника на душевный настрой. И душа, как некая целома, сбрасывает скорлупу приобретенной взрослости, что мы называем знаниями, и оказывается пред нею обнаженно-детской. Вспоминает, как давно ее никто не обнимал, но видя, что есть одиночество еще более трогательное, тянется навстречу. Так на солнце летят ошалелые птицы, чтобы унять потоки световых слез уставшего от скитаний светила.

Исторический, философский, ментальный, физический, химический, духовный и какой угодно другой анализ сопровождал феномен Джуны от рождения. Но исследования любого божественного дара можно лишь начать, ведь на каком-то этапе неожиданно двоится точка и вдруг становится многоточием, а ваш личный вывод занимает порядковый номер в ряду множества выводов, полученных до или после вас.

Как это происходило с нею? Как происходит сейчас? Душою или руками? Сердцем? А может, солнечным сплетением через пуповину земли она вытягивает из ядра силу для воздействия и целительства? Еще ребенком она лечит близких и соседей. Крохотными своими ладошками обхватывает ноги отца. И держит полчаса, час. Иногда она засыпает, но не отцепляется от больного места…

Откуда-то отец, ассириец с древними царскими корнями, знал о ее бесценном даре: «Твое призвание – прикосновением рук залечивать раны». И девочка поверила ему.

Отец Джуны приехал в Советский Союз из Ирана. Работал экономистом. Во время войны героически партизанил. Много позже, когда внутренние органы власти «просвечивали» ее биографию, Джуна узнала, что настоящая фамилия отца Бит-Сардис. По-русски «Дом Сардиса». Фамилия свидетельствовала, что он – один из потомков знаменитого рода царей и жрецов.

В Евангелии есть эпизод, повествующий о том, как Иоанн услышал позади себя громкий голос: «То, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Эфес и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатру, и в Сардис… И Ангелу сардийской церкви напиши… У тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих, и будут со мною в белых одеждах, ибо они достойны… пред Отцом Моим и пред Ангелами его».

Мать – русская женщина с Кубани. Однажды она провела рукою над головой Джуны, увидев будущее (возможно, дар передался от нее), и неожиданно произнесла:

– Лучше бы я тебя похоронила!

Лучше?

Жизнь и в самом деле готовила множество испытаний.

Джуна помнит пробуждение сознания еще из утробы матери. Вплоть до того, какая обувь и носки были у рядом стоящих мужчин…

В ассирийской деревне называли ее сверстники «шидда» – ведьма! Теперь величают царицей.

Джуна по-русски – Евгения, по-ассирийски – голубь.

Свои книги она подписывает двумя именами.

Ее общение с людьми сурово и мягко одновременно. Говорят, древние цари имели такой характер. Они управляли своей империей жестко, депортируя или казня бунтовщиков.

Необузданность ее характера проявлялась тоже с детства. Она могла не есть по три дня, если ей не хотелось. Даже насильственными методами ни матери, ни бабушке не удавалось урезонить своенравную Джуну. Она с детства, подобно Ашшуру, божественному покровителю ассирийского царства, создавала не только друзей-ученых (читай богов), но и саму себя. Она и теперь всецело посвящает себя науке.

– Мой день для людей. Я их лечу, – говорит Джуна, – моя ночь – для меня. Тогда я в одиночестве могу писать стихи, или рисовать, или совершенствовать приборы.

Религия Ассирии мало отличалась от вавилонских верований. В Вавилон перешли все ассирийские молитвы, гимны, заклинания, мифологические сказания, которые достались по наследству ассирийцам от аккадцев. Священные места ассирийцев стали священными местами вавилонян. Священным местом Арбата является дом Джуны, который находится рядом с Театром им. Вахтангова. Да и вообще название улицы Арбат имеет любопытный перевод с ассирийского. Ар – земля, ра – бог, бат – дом.

Изучение институтами и правительствами ее дара зафиксировано в засекреченных документах, которые, если сложить стопкой, давно стали толще самой крупношрифтовой Библии. А ее отношения с сильными мира сего напоминают не сотрудничество, а скорее противостояние легендарных богов Мардука и Тиамат.

Именно Джуна предсказала за три дня смерть Ясира Арафата. Именно она предвидела Чернобыль. А потом лечила, лечила, лечила пострадавших…

А еще Джуна видит людей изнутри. Нападает и «бьется», даже если человек ничего не говорит, она обвиняет его:

– Вы слышали, как он раскричался?

В свое время под нею был целый институт. Более семидесяти ученых-врачей в подчинении, а сама она – генерал медицинской службы при правительстве России. Среди мужчин – одна женщина. Она легко могла побить при всех любого из них.

– Ну и что, что генерал! Он – негодяй! – вот и все обвинение.

Доставалось и российским звездам. Но и помогала она им немало.

В 1979 году информация о целительнице была «отпущена». Популярный журнал «Техника молодежи» сообщал о ее сотрудничестве с Дипломатической академией МИД СССР, Звездным городком и так далее. Статья «Журнал проводит эксперимент» сообщала о достоверных фактах видения Джуны через пространство.

В том же году журнал «Огонек» описал случаи излечения больных Джуною прямо во Дворце шахмат города Тбилиси, где проходил международный симпозиум по неосознаваемой психической деятельности «Бессознательное». Там Джуна становится на один уровень с крупнейшими учеными России и других стран.

Десятки советских и зарубежных журналистов наводят на нее свои камеры.

Джуна демонстрирует не только элементы диагностики и врачевания руками. Но и, в частности, один уникальный физический опыт, в котором с очевидностью было исключено воздействие таких проявлений, как гипноз, внушение, чтение мыслей и тому подобных, к чему так часто пытаются свести якобы объяснение феномена Джуны. Речь идет об опыте с засветкой кинопленки.

В 1980 году ее забрали в Москву под вооруженным конвоем…

Впереди ждали множественные эксперименты. И не только на лягушках, крысах и кроликах. Ее изучали и облучали десятки раз. Смертельная доза радиации однажды закончилась не клинической, а настоящей смертью.

Джуна умерла. Пять часов находилась без тела. Но вспомнила о главном, что оставила на земле и закричала: «Спасите Джуну!»

Есть места, куда лучше не попадать – например, коридоры власти. Это только в сказках герой оказывается по локоть в золоте, по колено в серебре. В жизни – по колено в трупах и по локоть в крови.

А Джуна и вовсе не хотела приезжать в Москву. Коридоры эти загадочные заинтересовались ею сами.

Сами прислали машину.

Черную машину.

Окутанное сотнями тайн имя Джуны до сих пор будоражит воображение населения планеты. Лгут и ерничают телевизионщики. Выдает бред «Википедия». А правда остается лишь в прикосновении ее магических рук.

Первое впечатление, говорят практики, самое верное. Что почувствовала я? Легкость! Точно Джуны и не было рядом. Я не припомню подобного ощущения за свою жизнь. Может, рядом с нами ее и нет, а это лишь голограмма? Проекция Ангела легендарного Сардиса, «не осквернившего одежд своих белых…»?

Ее дом отличается радушием и гостеприимством.

Картины с изображением людей без одежд считаются целебными. На них очень высокие стройные женщины, как и сама Джуна. Глаза в пол-лица…

Комнаты завалены дипломами святых отцов и святых церквей. Наградами разных стран. Вот золотые генеральские погоны. Вот многочисленные приборы, изобретенные ею методом «проб и ошибок». Джуна показывает гору фотографий.

Но сердце улавливает легкие вихревые потоки энергетической паники.

Прощает ли тонкий мир, когда кто-то пытается изменить его, пусть даже посредством помощи ближнему? Страдания эти концентрируются на кончиках ее пальцев, преобразуясь в сострадание.

«Шухарная» игривая девочка, которую заточили в идеально-прекрасное тело женщины, пережила самое страшное – смерть сына. Ничего на свете более жестокого ей уже не грозит.

Но об этом историки напишут потом, когда доступны будут засекреченные файлы. И, как сообщает нам Коран (сура 81), «Когда души соединятся, и когда зарытая живьем будет спрошена, за какой грех она была убита, и когда свитки развернутся, и когда небо будет сдернуто, и когда ад будет разожжен, и когда рай будет приближен – узнает душа, что она приготовила…»

Детство и отрочество

 
В моем сердце – не кровь, а боль.
… Лица, лица —
Как будто «под ноль»
Их остригли в ближайшем морге…
Где ж вы, юношеские восторги?
 

Джуна

Село Урмия Краснодарского края приобрело свое название уже после революции, когда его частично населили ассирийцы. Эта редкая национальность довольно загадочна и не изучена. Относится к национальным меньшинствам. Имеет древние семитские корни. Как мы уже сказали, упоминается в Библии.

Иногда Джуна говорила, что она ассирийка по отцу. Официально по паспорту его звали Юваш Саркисов. Как горячо утверждала Джуна при детальном изучении происхождения, настоящая фамилия предков Бит-Сардис. То есть «Дом Сардиса». По третьим рассказам, фамилия отца – Серегин, и в нем есть царские корни Романовых. А по четвертой и самой часто обсуждаемой версии, Джуна вообще приемная его дочь.

Мать звали Анна Григорьевна. В смысле мачеху, которая, как могла, воспитывала Евгению-Джуну.

Мать не обладала даром, но прекрасно готовила. Вообще ассирийцы славились тем, что принесли в Краснодарский край культуру консервировать и фаршировать болгарский перец. Заговаривать и врачевать умели родная сестра русской матери и прабабушка. Джуна показывала, как та, взяв в руку веточку вербы, заговаривала больных, лечила даже грыжу, что Джуне никогда не было под силу.

Но в народе считается, что неважно, родная ты дочь ведьмы или нет – та, кто окажется у постели перед последним проблеском сознания, унаследует дар.

Некоторые «шепталки-приговорки» пронесла Джуна через всю жизнь.

Вот, например, одна от сглаза: «Гляди, гляди, да не прогляди, тебе меня не сурочить!»

Или вот другая шепталка-оберег: «Иду-иду, веду-веду, заведу-запутаю, в молитву закутаю!»

Когда на твоем пути лежит монетка или другая ценная вещь, ее надо непременно поднять и на случай, если на ней проклятие, произнести оберег: «Поклад оставляю, золотник беру».

На удачную дорогу всегда надо бросать мелким духам мелкие деньги. Если ждешь большого дела – подавать всем попрошайкам по всему пути бумажные деньги. Обязательно подавать уличным музыкантам.

Но были и чисто ассирийские приметы. Каждый раз, когда Джуна наливала в чашки гостей кипяток, она отгоняла шестьсот летающих сердец или нерожденных детей, что летают вокруг нас, прикрывала рукою струю, и шептала:

– Шимы Алла! – это по-русски «во имя Бога».

Она как бы предупреждала духов, которые могли оказаться под струей воды. И также все время чтила их присутствие и напоминала им об этом.

Джуна знала, что я пишу сказки, интересуюсь всем потусторонним. Поэтому старалась рассказать как можно больше необычного, что происходит с нею.

– Какие они, Джуна, ты их видишь?

– Конечно! – Джуна улыбается им, и показывает руками, – во-о-о-он полетели в разные стороны. Радужные мои-и-и!

Я напрягла зрение, пытаясь «расслоить» его, и увидела над нею лунное сияние.

– Ты над собою лунное сияние видишь?

– Если бы! Если бы, Света, я могла это видеть, я бы вылечила себя. И лечила бы только себя. И жила бы девятьсот лет, – захихикала Джуна. – Но ты сама лечить себя можешь. Ты же прикладываешь ладони к заболевшим местам…

Иногда Джуна видела сквозь пространство, по крайней мере, она неожиданно в разговоре говорила так, точно она видит. И попадает в правду.

– Джуна, я ауру над людьми вижу очень редко, когда «расслаиваю» зрение или когда скучно, в дешевом театре, например, или на выборах – ах, это одно и то же! Свою ауру вообще не вижу. А ты мою ауру видишь?

– Конечно! Она синяя, как у солнца…

– У солнца синяя аура?

– А ты не видишь? – Джуна захохотала. – Скоро увидишь!

В ее семье свободно говорили на двух языках. Русском и ассирийском. Грузинский она выучила потом, когда попала молодой женою в национальную семью.

Неуправляемый своенравный характер был причиной стычек с родственниками, то есть с теми, кто удочерил Евгению-Джуну.

В точности повторилась история художника-сюрреалиста Дали. Когда пятилетний Сальвадор в который раз ослушался родителей и не помыл руки перед едой, его привели на кладбище и показали могильный камень. Надпись гласила: «Здесь лежит Сальвадор Дали. 5 лет. Умер от желтухи»… Оказывается, Сальвадора назвали в честь умершего брата. И когда исполнилось столько же лет, показали могилу. Это привело ребенка в шок, в состояние потрясения. С тех пор мальчик стал рисовать глазами мертвеца, видя подземный мир, считывая информацию прошлого и будущего, являя миру синдром ясновидящего пророка.

А когда Джуне исполнилось четыре года, она увидела странный сон. Черный провал. В просвете – могилу. А в ней девочка. «Кто ты?» – спросила Джуна. «Я – это ты. А ты – это я!» – ответила девочка.

Джуна рассказала сон родителям, и они показали ей кладбище, где похоронена ее сестра, которая умерла в четыре года… четыре года назад.

При сложении чисел получается магическая восьмерка – символ бесконечности времени или лента Мебиуса. Очень часто использует Джуна потом в своих работах эти знаки.