Текст книги "Согретые солнцем"

– Что за тон? – возмутился отец. – Пусть сестра подышит свежим воздухом.

– У нас и во дворе точно такой же воздух, – тихо добавила Злата.

– Я не поняла, – строго спросила мать, – вы обнаглели? Перечите родителям, огрызаетесь бесконечно. Что все это значит?

– У нас трудный переходный возраст, – с невозмутимым видом ответила Геля.

– Я вам сейчас устрою трудный возраст! – взорвался гневом отец. – Пигалицы еще, чтобы так разговаривать с родителями!

Он схватил Гелю и Злату за руки и потащил в их комнаты.

– Ромке так все можно! – обиженно проскулила Геля.

– Папа, прости их, – тихо произнесла Романия.

– Ты собралась идти гулять? Так иди, иди! – Закрыв двери за дочерьми, Павел Тихонович указал пальцем на выход.

Девочка боялась отца в гневе, хотя он ни разу не поднял руку на своих детей. Однако его басовитый голос, выпученные глаза и покрасневшее лицо наводили страх на Рому. Только что ее обидели сестры, а она сразу же попросила отца их простить.

Романия быстро схватила легкую куртку-ветровку, кеды и выскочила из дома. На крыльце она присела на ступеньки, обулась и взяла свою тросточку. Боня, увидев хозяйку, радостно гавкнула и заметалась по вольеру.

– Иду, Боня, иду! – сказала девочка, поднимаясь со ступеньки.

Поводок в руках Романии всегда приводил Боню в неудержимый восторг.

– Гулять пойдем?

Это был уже верный знак того, что собака отправится на улицу с хозяйкой, и Боня с удовольствием подставила голову для ошейника и поводка. Озеро было близко, по крайней мере, для здорового человека. Романии же преодолеть такое расстояние было непросто, но за прожитые годы она уже смирилась с тем, что каждый шаг – это боль, в лучшем случае неудобство при ходьбе. На этот раз она шла туда с необычным волнением. Такое с ней было впервые, и девочка не могла понять, отчего так волнуется и радуется. Ростика она видела в своем классе каждый день, но такого чувства, как сейчас, никогда не испытывала.

«Так, наверное, бывает, когда девушка идет на первое свидание, – подумала Рома, и ей стало стыдно за такие мысли. – Но я иду не на свидание, а на прогулку с другом. Тогда почему я так разволновалась?»

Боня с довольным видом шла рядом с девочкой. Она то посматривала на Рому, то крутила головой во все стороны, готовая в любой момент броситься на защиту своей хозяйки. Девочка дошла до озера, где начиналась бетонная дорожка, тянувшаяся вдоль берега до домиков отдыхающих. Здесь стоял знак с надписью «База отдыха “Озерная” – 300 м». Романия прошла по дорожке и на миг остановилась у мостика. Его смастерил отец Ростика, а местные жители сразу же дали ему название «Мост любви». Наверное, такой и была задумка Еремы, когда он его строил.

Мостик был небольшой, от берега вели два прохода с перилами до другого, перпендикулярного, и отсюда он выглядел как буква «П». Самое интересное было скрыто от людских глаз. На мостике с одной стороны стояли две отдельные скамейки, а напротив – одна на двоих. Если влюбленные садились на нее рядом, то оказывались под крыльями статуэтки ангела, державшего в руках красное сердечко.

Поговаривали, что если влюбленные подержатся вдвоем за это сердечко, то всегда будут вместе. Две отдельные скамейки располагались почти рядом друг с другом. К ним приходили те, кто поссорился. Они садились напротив ангела, смотрели на него, и он помогал им помириться и понять друг друга, и тогда они пересаживались на общую скамью.

«Когда-нибудь и я приду сюда с кем-то, – подумала Рома. – Хотя кому я такая нужна?»

– Да, Боня? – тихо спросила девочка и посмотрела на собаку. В ее глазах было столько преданности и любви, что Рома невольно улыбнулась. – Я нужна тебе, я знаю, – сказала она и услышала позади чьи-то приближающиеся шаги.

Романия обернулась и увидела Ростика.

– Похоже, что я немного опоздал, – сказал мальчик, тяжело дыша после быстрой ходьбы.

– Нет, все нормально. Мы только что пришли, – ответила ему Рома.

Ростик хотел приблизиться к девочке, но Боня грозно зарычала.

– Нельзя, Бонечка, это свои. – Девочка пригладила поднявшуюся на спине собаки шерсть. – Свои, свои, ясно?

Боня понимающим взглядом посмотрела на хозяйку. Увидев, что она не боится подошедшего человека и даже улыбается ему, собака успокоилась.

– Теперь можешь подойти к ней и даже погладить, – сказала Романия.

– Вот это да! – с восхищением произнес Ростик. – Похоже, она понимает, что ты ей говоришь.

– Не «похоже», а точно понимает!

– Ты, наверное, знаешь язык собак.

– Каждый может узнать его, если, конечно, захочет, – улыбнулась девочка.

Ростик попросил дать ему поводок, и они втроем двинулись вдоль берега. Солнце опускалось медленно, оно стало розовым, как мальвы в саду Романии, и тысячи его отблесков заиграли на едва покачивающейся глади водного зеркала. Одинокие желтые листья, упавшие с деревьев, которые, будто задумавшись, стояли на берегу, напоминали маленькие кораблики в большом океане.

– Вот смотри, – обратилась Романия к Ростику, – это огромный океан, – она указала на озеро, – а там плавают маленькие кораблики. Они кажутся такими беспомощными перед стихией, но все равно должны добраться до намеченной цели. Где твой кораблик?

– Вон тот! – Встав на цыпочки, Ростик указал на узкий и длинный лист вербы. – А твой где?

– Рядом с твоим, – не задумываясь, ответила Романия.

Она взглянула на Ростика, загадочно улыбнулась и тут же, смутившись, опустила глаза.

Романия сдружилась с Ростиком, и со временем эта дружба только крепла. Они не обращали внимания на завистливые взгляды одноклассников, когда, взявшись за руки, вместе шли из школы. Рома и Ростик не реагировали, когда им вслед выкрикивали «Жених и невеста колотили тесто!», и казалось, что их мир для двоих никто и никогда не сможет разрушить, потому что нет на земле такой силы.

После того как им исполнилось пятнадцать лет, они впервые поцеловались. Это случилось на берегу озера, весной, когда все пробудилось от зимней спячки и радовалось весне, зарождению всего нового, свежего и прекрасного. Романия и Ростик были недалеко от «Моста любви». Они уже не раз прохаживались по нему, но все не решались сесть на скамейку под крыльями ангела. Они позволяли себе лишь смотреть с моста в воду и разговаривать, опираясь на перила. Ангел молча слушал их разговоры, в которых не было ни слова лжи, а только планы на будущее, в котором они видели себя вместе.

Тот вечер, когда губы влюбленных соприкоснулись, был особенно тихим. Где-то неподалеку заливался трелью соловей, мелкие волны еле слышно плескались о берег, подгоняемые легким свежим ветерком. Пахло речной мятой и какими-то травами, и этот запах кружил голову. Ростик стоял так близко к Роме, как никогда раньше. Девушка ощущала его теплое дыхание, и сердцу ее стало тесно в груди. Она потянулась навстречу его губам, и они слились в первом робком и нежном, как сама весна, поцелуе. Рому обдало жаром, но непреодолимое желание заставило девушку обвить шею Ростика руками и еще раз ласково и несмело коснуться губами его горячих губ.

– Ромашечка, милая ты моя, – тихо произнес он, целуя ее снова, уже более уверенно и страстно.

– Мой Росточек, – прошептала она, задыхаясь от нахлынувших незнакомых и волнующих чувств.

– Как… Как ты сказала? – слегка дрогнувшим голосом переспросил Ростик.

– Росточек, – повторила она, сияя от счастья.

– Пожалуйста, повтори еще раз, – попросил он.

– Милый мой Росточек! Можно я тебя так всегда буду называть?

– Конечно! Это слово я не слышал почти десять лет. Меня так называла мама, а теперь… теперь ты.

Романия помнила, что мать его умерла, когда он еще ходил в садик. О том, что она так называла сына, девушка не знала, все вышло случайно, и она немного растерялась.

– Я сделала тебе больно? – осторожно спросила она. – Прости.

– Нет-нет! Что ты, Ромашечка! Я очень рад, что так меня называл один родной человек, а теперь будет другой. Рома, мы всегда будем вместе? – Он крепко прижал к себе девушку.

– Всегда-всегда, – ответила она.

– А знаешь, что я хочу для тебя сделать?

– Скажешь – буду знать.

– Сейчас не скажу, пусть это будет сюрпризом и нашей маленькой тайной. Согласна?

– Конечно!

Они стояли у озера почти до полуночи, пока Романия не спохватилась, что ее дома отругают за позднее возвращение. Ей не хотелось идти домой. Лучше бы эта их ночь под яркими звездами никогда не заканчивалась! Но Рома боялась гнева родителей. Они разрешали дочерям ходить в клуб, в кино, но при условии, что они будут дома не позже одиннадцати вечера.

Погладив на ночь Боню, Романия разулась на крыльце и тихо, как кошка, проскользнула в дом. Из своей комнаты вышла Ангелина. Она сладко зевнула и потянулась, хотя Рома догадалась, что сестра еще не спала.

«Ждала меня, чтобы сказать какую-нибудь гадость», – подумала Рома и не ошиблась.

– Пришла, гулена? – Сестра сложила руки на груди.

– Выбирай выражения.

– С Ростиком таскаешься до сих пор?

– А ты завидуешь?

– Было бы чему завидовать! Во-первых, он не твоего поля ягода.

– Это почему же?

– Ты что, совсем дурочка? – Она покрутила пальцем у виска. – Кто он и кто ты?

– Мы одноклассники.

– Ага! Только он красив, как Аполлон, а ты – хромая.

– Ну-ну! Что еще?

– Во-вторых, у тебя еще сиськи не выросли, чтобы с парнями гулять. Вон у меня какая грудь, и у Златы тоже, а у тебя два маленьких недоразвитых прыщика. И взяться не за что! – хихикнула Геля.

– А тебе, конечно, хочется, чтобы Ростик потискал тебя?

– Больно нужно! Я уеду учиться в большой город, где найду себе побогаче, чем твой Ростик!

– Тебе лишь бы деньги!

– Да-да, сестричка! Чувства на хлеб не намажешь!

– Как знаешь! – проворчала Рома и ушла к себе в комнату.

Романия не встречалась с Ростиком несколько дней. Он говорил, что занят, но и она не могла ходить на свидания ежедневно – было много домашней работы. Они с Ростиком договорились встретиться в субботу вечером у озера.

Романии казалось, что дорога до озера ужасно длинная. Она спешила, прихрамывая, к Ростику, которого каждый день видела в школе, но именно здесь их сердца могли биться в унисон. Наконец-то она вышла на бетонную дорожку и заметила знакомую фигуру. Ей хотелось побежать, помчаться ему навстречу, но хромота не позволяла. Ростик бросился к ней, и через миг их губы слились в страстном поцелуе.

– Росточек, я скучала по тебе! – прошептала Романия, целуя его щеки, губы, шею.

– А я как скучал! Все время думаю только о тебе, что бы ни делал!

– А чем ты был занят в эти дни?

– Готовил тебе сюрприз.

– Правда? И где же он?

– Идем, я покажу!

Ростик взял Рому за руку и повел за собой. Там, у берега, между двумя вербами, где они узнали вкус первого поцелуя, стояла деревянная лодка. Она была наполнена живыми цветами. Синели стройные ирисы, тихо покачивали головками на ветру распустившиеся желтые тюльпаны, возле бортиков виднелись широкие листья ландышей. У Романии дух перехватило от увиденного.

– Какая красота! – воскликнула она, не скрывая своего восторга.

– Я сделал все своими руками, – улыбался Ростик, – для тебя!

– Мне… Мне еще никто, слышишь, никто и никогда не делал таких подарков! – с чувством произнесла она и с благодарностью посмотрела ему в глаза.

– Ромашечка, обещаю, что буду делать тебе подарки часто-часто, лишь бы увидеть радость в твоих глазах! – сказал Ростик, обнимая Романию.

– Не обманешь?

– Нет, что ты! Ты – самое лучшее, что у меня есть.

– Росточек, ты правда меня не бросишь?

– Об этом не может быть и речи!

– Обещаешь?

– Обещаю. Никогда я тебя не брошу, потому что ты – лучшая в этом мире! Мы всегда будем вместе, и я постараюсь сделать твою жизнь такой же цветущей, как эта лодка! – с жаром и пафосом произнес Ростик.

– Лодка нашего первого поцелуя, – тихо, словно боясь спугнуть свое счастье, произнесла девушка.

Часть вторая
1999–2000 годы

Сестрам Фоменко предстояло немало попотеть над учебниками – оставался последний год учебы в школе, впереди – поступление в вузы и новая жизнь без родителей. Павел Тихонович собирался серьезно поговорить с дочерьми, но сначала хотел посоветоваться с женой. Он выбрал удобный день, когда они были свободны и отдохнули после работы. Возможно, им и не удалось бы уловить момент, когда не надо было спешить в поле или на огород, но в праздник Медового Спаса на селе работать не принято, и семья Фоменко могла насладиться долгожданным однодневным отдыхом.

Любовь Валентиновна вышла в сад, села на удобную скамью со спинкой, подставила лицо теплому ветерку, и он ласкал ее волосы, путался в слегка вьющихся седеющих прядях, успокаивал и убаюкивал. Пригревшись на солнце, женщина прикрыла глаза и наслаждалась, вдыхая пряный аромат спелых яблок в саду и дынь, которые важно разлеглись под забором, тоже с удовольствием подставив солнечным лучам свои бока – желтые, с мелкими трещинками-морщинками.

Благодатная погода позволила фермерам собрать неплохой урожай пшеницы, на славу уродилась сахарная свекла, не тяготил уже кредит, который удалось погасить досрочно, и радовала приличная сумма на счету, отложенная на учебу дочерей.

Все складывалось благополучно, кроме того, что сестры не ладили между собой. Любовь Валентиновна раньше списывала их неприязнь друг к другу на трудный переходный возраст, но с каждым днем ссоры случались все чаще. Женщина тяжело вздохнула, подумав о том, что даже в святой праздник Спаса девчонки с самого утра успели поссориться. И была бы для этого веская причина! Но Геля стала донимать Злату за то, что та якобы обувала ее босоножки.

В свою очередь Злата вспомнила, что Геля брала у нее без разрешения кофточку, а босоножки, скорее всего, надевала Рома. Она вполне могла сунуть ноги в босоножки Гели, когда шла во двор к своей Боне. Романия тоже за словом в карман не полезла и стала огрызаться. Дошло до того, что они все трое кричали, не слыша друг друга, размахивали обувью и кофтами и в конце концов вцепились друг другу в волосы.

– Перестаньте! – воскликнула Любовь Валентиновна, увидев драку, и бросила в дочерей мокрое полотенце, которое несла во двор. – Хотя бы сегодня Бога не гневили! Бессовестные вы! У меня слов нет!

Сестры, надувшись, молча разошлись по своим комнатам.

«Надо поговорить с мужем, – подумала женщина. – Так дальше продолжаться не может».

Ее настроение ухудшилось при мысли о ссорах дочерей. Любовь Валентиновна открыла глаза и засмотрелась на белокрылую бабочку, кружившую над цветком гвоздики. Она подлетала ближе к цветку, намереваясь сесть на него, но, наверное, резкий запах ее отпугивал. Женщина услышала позади приближающиеся шаги. Кто-то шел к ней – об этом говорил легкий шорох уже опавших сухих листьев под ногами человека. Она догадалась, что это муж. Павел Тихонович молча подошел к ней, тяжело опустился рядом с женой, обнял ее за плечи.

– О чем задумалась, родная? – нежно спросил он.

Любовь Валентиновна приятно удивилась такому проявлению нежности. В последние годы их с головой поглотила рутина работы и выживания, и на хорошие и теплые слова друг другу не хватало времени и сил.

– Мой дорогой муж, – в тон ему произнесла она, – я думаю о том, что мы быстро стареем, забывая говорить друг другу, что любим, как прежде, и с каждым днем взросления наших дочерей мы приближаемся к своей конечной точке.

– Ну что ты, Любонька?! Нам рано об этом думать, нужно еще девочек на ноги поставить!

– Знаю-знаю! – нараспев произнесла она. – А вот что с ними делать, чтобы прекратились эти скандалы, этого я не знаю. Казалось бы, мы поступаем правильно: не балуем их, как решили много лет назад, работают все на равных и поощрения получают в зависимости от выполненных работ.

– Все правильно! Сколько заработал – столько и получил! Дух соревнования ведет к лучшим результатам – это доказано не мною.

– Но почему тогда они все время скандалят?

– Не знаю, – пожал плечами Павел Тихонович. Он задумался, но ответ не приходил в голову. – Может быть, мы не правы в чем-то?

– В чем именно?

– Хотелось бы и мне знать, – вздохнул он. – Если логически рассуждать, то дочери ссорятся между собой из-за того, что мы что-то в их воспитании упустили. Согласна со мной?

– Да согласна я! Но неужели они не чувствуют родную кровь? Мы даже Романии никаких поблажек не даем, хотя ей намного труднее, чем Злате и Геле.

– И не надо давать. И так скандал за скандалом! Может быть, ввести систему штрафов за ссоры?

– И где они будут брать деньги на эти штрафы?

– Мы же им отдаем заработанное.

– А они сразу же тратят, – заметила Любовь Валентиновна, – двое – на одежду, а третья – на собаку.

– Ты права, как всегда, – сказал он и пообещал: – Но с девочками я сегодня сам поговорю.

За ужином в тот же день Павел Тихонович обратился к дочерям:

– Мои хорошие, мои красавицы! Скажите-ка мне, почему вы не можете мирно жить?

Дочери положили вилки на стол и внимательно посмотрели на отца. Они почувствовали, что разговор будет неприятный, и замерли в ожидании.

– Вы не любите друг друга? – Отец посмотрел в глаза каждой из них. – Неужели вы не чувствуете родства? Вы, как никто другой, должны жить дружно, поддерживать друг друга во всем, а вы? Не думали ли вы, мои сладкие, что мы с мамой не вечны, что вы – поздние дети и когда-нибудь останетесь в этом мире без родителей? И тогда не от кого будет ждать поддержки и помощи. Только вы сами сможете стать опорой друг для друга.

– Рано об этом говорить, – заметила Злата.

– Я хочу сказать о себе, – заявила Геля, и все взгляды устремились в ее сторону. – Я стану самостоятельной без чьей-либо помощи. Чем мне сможет помочь, к примеру, Рома? Или Злата? Это они будут просить меня о помощи!

– Ты это твердо знаешь? – Мать укоризненно посмотрела на Гелю. – Почему ты такая самоуверенная? А если приболеешь? Если в жизни столкнешься с неудачами? Кто тебя поддержит?

– Мне хватит сил, чтобы выстоять, – уверенно заявила Ангелина. – Как-нибудь обойдусь без того, чтобы сестры мне мандарины в больницу передавали!

– Обходись! – сказала Злата. – Если ты считаешь меня слабой, то глубоко ошибаешься! Я раньше тебя стану самостоятельной!

– Это как же? – усмехнулась Геля.

– Ты поедешь учиться в институт, который далеко от дома, а я – в райцентр, поэтому буду приезжать домой на выходные и брать из дома продукты!

– Ты станешь самостоятельной на банках с огурцами и соленым салом? – ухмыльнулась Геля. – Злата, это смешно! Но пусть тебе повезет! А вот самая неприспособленная к жизни у нас Ромашка. Не так ли? – Геля взглянула на сестру.

– Если я хромаю на одну ногу, то, значит, я слабачка? Ты ошибаешься, сестренка! – огрызнулась Романия.

– Жизнь покажет, – подвела итоги Геля и снова принялась за еду.

– Мои девчоночки, разговор еще не окончен, – сказал отец. – Я тут послушал вас и понял одно: на губах еще материнское молоко не обсохло, а все уже такие самостоятельные! Нет, мои красавицы! До взрослой жизни вам еще далеко, а пока я хочу услышать ваши пожелания относительно дальнейшей учебы. Никто не передумал?

– Я буду поступать в институт культуры, как и хотела, – сказала Романия.

– Станет наша сестренка библиотекарем, так что интересные книжки будем брать вне очереди, – съязвила Ангелина.

Рома не отреагировала на ее колкость и посмотрела на отца, ища поддержки, но он перевел взгляд на Злату.

– А ты, Злата, не передумала стать юристом? – спросил он дочь.

– Нет, буду поступать на юрфак, – ответила та.

– А я собираюсь стать менеджером по туризму, чтобы потом завести свой туристический и отельный бизнес, – сказала Геля и с вызовом бросила взгляд сначала на отца, потом на мать.

– Не понимаю я этого твоего желания, – сказала Любовь Валентиновна, – но если хочешь стать менеджером, то мы не против. Вопрос только в том, где ты возьмешь деньги на свой бизнес. Предполагаю, что наших с отцом капиталов не хватит. – Она улыбнулась уголками губ.

– Для этого мне нужно будет выйти замуж за бизнесмена, который прочно стоит на ногах! – уверенно произнесла Геля.

– Ты говоришь о деньгах, а о чувствах забыла, – заметила мать. – А вдруг влюбишься в простого работягу?

– Да, у меня на первом месте – удачно устроиться в жизни, а чувства… Это не так уж и важно.

– Зареклась свинья в болото не лазить… – тихо произнесла мать.

– А теперь еще об одном, – сказал отец. – Хочу, чтобы последний год проживания в одном доме прошел тихо и мирно. Через год вы будете учиться в разных городах и редко видеться…

– Поскорее бы! – перебила его Геля.

– Потом будете скучать по своим сестрам, – вставила мать.

– Никогда! – заявила Злата.

– Продолжаю! – Отец недовольно взглянул на дочерей, перебивших его речь. – Новые условия. Первое: если за три месяца не услышу ни одной ссоры, все получат неплохое денежное вознаграждение.

– А мама? – спросила Злата. – Она тоже не должна слышать?

– Конечно!

– То есть мы можем ссориться в ваше отсутствие? – уточнила Ангелина.

– Нет конечно! Никаких ссор! – сказал Павел Тихонович.

– Ябедничать нам тоже запрещено? – поинтересовалась Злата.

– И ябедничать тоже. В клуб ходить теперь будете раз в месяц, в последнее воскресенье месяца, – продолжил отец, – а тебе, Романия, мы категорически запрещаем встречаться с Ростиславом.

– Почему?! – в изумлении воскликнула Рома.

– Рано тебе еще, – ответила мать.

– Не нашего поля ягода этот Ростик, – вздохнул отец. – Мы – люди не бедные, но не чета Ереме, и ты это должна понимать. Не хотим, чтобы их семейка потом тебя же куском хлеба попрекала.

– Что… Что вы говорите? – На глаза Романии навернулись слезы. – Можно подумать, что я прямо сейчас выхожу за него замуж.

– Забудь его, дочь! – сказал отец и поднялся из-за стола.

– Потом еще спасибо нам скажешь, – добавила мать.

– Ты почему такая невеселая? – спросил Ростик, заметив подавленное настроение Романии.

Они шли из школы, как всегда, вместе, держась за руки. Роме было приятно чувствовать легкое пожатие руки друга, ловить на себе его нежные взгляды и краем глаза наблюдать за реакцией старшеклассниц. Она чувствовала, что ей завидуют многие девушки: она, хромая и ничем не примечательная, всегда ходит рядом со стройным красивым юношей, который не видит вокруг ничего и никого, кроме своей Романии.

И теперь Рому охватило отчаяние, страх потерять человека, который вошел в ее жизнь, который понимал ее с полуслова и всегда был готов встать на ее защиту. Родители запретили ей встречаться с Ростиком, и нужно было об этом как-то деликатно ему сказать, хотя она не очень понимала, почему отец с матерью против их дружбы.

Романии стало неловко, когда Ростик задал ей вопрос о настроении. Они встречались так давно, что малейшее изменение в поведении другого не только замечали, но и чувствовали интуитивно. У них не было тайн друг от друга – они поклялись, что так будет всегда, и Романия должна была честно ему все рассказать, что она и сделала.

– Но почему?! – возмутился Ростик.

Он остановился и посмотрел ей в глаза – в них застыли прозрачные слезы, готовые вот-вот хлынуть на щеки. Она смотрела на него с болью и нежностью.

– Я так боюсь тебя потерять! – произнесла она так искренне, с таким чувством, что он не удержался и поцеловал ее во влажные глаза.

– Ты что, Росточек?! На нас же смотрят! – прошептала Рома.

– Ну и пусть! Мне все равно, кто, когда и как на нас смотрит! Пусть все знают, что я люблю тебя! – выпалил он на одном дыхании.

Романия замерла, когда из его уст прозвучало признание в любви. Две слезинки превратились в тонкие ручейки на ее щеках, и она, не отводя взгляда, прошептала:

– Повтори, Росточек, что ты сказал.

– Я люблю тебя, Ромашечка! – повторил он.

– И я тебя люблю! – слегка смутившись, произнесла Романия, и ее горячие губы коснулись его губ. – Пойдем, а то вокруг нас скоро соберется сотня зевак.

До двора Романии они шли молча, не размыкая рук. Ростик, взглянув на дом Фоменко, сказал:

– Хорошо хоть, в один класс нам не запретили ходить.

– Мы все равно будем видеться, – пообещала Романия.

– Только в школе? Ты понимаешь, что я не могу без тебя?

– Я что-нибудь придумаю. Сегодня постараюсь быстренько справиться с делами и уроками и поведу гулять Боню. Ты придешь на наше место?

– Конечно приду! – сказал он.

Ростик пошел домой, а Романия какое-то время стояла у двора. Дождавшись, когда он обернется, она помахала ему рукой, и сердце ее накрыла теплая волна. Но едва Рома открыла калитку, она сразу же наткнулась на Ангелину.

– Ты шпионила за мной? Подслушивала? – нахмурившись, спросила Рома сестру.

– Больно нужно! – поджав губы, ответила Геля.

– Я не слепая, – сказала Рома, проходя мимо, – вижу, что ты тоже мне завидуешь.

– Хм! – услышала она за спиной.

Вечером, как и договаривались, Рома с Ростиком встретились у лодки своего первого поцелуя. Девушка пришла с Боней на поводке. Собака уже хорошо знала парня и встретила его, радостно поскуливая и виляя хвостом.

– Отпусти ее, пусть побегает, – предложил Ростик. – Гуси-утки уже пошлепали домой, освободив простор для Бони.

Романия отпустила собаку, и та помчалась по дорожке, но потом оглянулась и вернулась назад.

– Вспомнила, что нужно меня защищать? – улыбнулась Романия. – Молодец! Но я уже под надежной охраной. – Она взглянула на Ростика.

– Можно, Боня, можно! – сказал он. – Иди порезвись!

Собака, поняв его, побежала между кустами, потом – по дорожке впереди них, не забывая посматривать по сторонам. А Романия с Ростиком гуляли у озера, часто останавливаясь в уютном, скрытом от посторонних глаз месте, где подолгу целовались.

К девяти часам вечера Рома вернулась домой. Ей нравилось то, что она придумала, – встречаться с Ростиком тайно, выводя собаку на прогулку. За ужином она была слегка взволнована, но родители ни словом не обмолвились о ее встрече с парнем.

«Значит, они ничего не знают, – подумала довольная Романия. – Похоже, что сестры не проболтались. Они желают получить денежное вознаграждение от родителей, поэтому будут молчать и дальше».

Романии хотелось верить, что родители наложили запрет на встречи с Ростиком сгоряча, а теперь передумали. Эта мысль ее очень привлекала, и девушка утешала себя ею каждый раз, когда шла вечером на свидание. Рому больше беспокоило поведение Гели, которое она не могла понять. Каждый раз, когда Романия возвращалась домой, Геля бросала в ее сторону многозначительный взгляд и ехидно ухмылялась. Это означало, что сестра что-то задумала, и вряд ли хорошее, но что именно – Романия могла только строить догадки.

Однажды Злата заявила сестрам, что расскажет родителям о том, что Романия продолжает встречаться с Ростиком, несмотря на их запрет.

– Ты мне тоже завидуешь? – спросила ее Рома.

– Почему «тоже»? – Злата посмотрела на сестру.

– Сначала Геля, сейчас ты. Злата, ты злишься, что тебя твой Игорь бросил? – Романия нервным движением поправила волосы. – В этом нет моей вины. Зачем ты хочешь сделать мне подлость?

– Я хочу справедливости, – заявила Злата. – Никому с парнями нельзя встречаться, значит, никто не будет.

– И ты побежишь наушничать родителям? – спросила Геля, до этого молча наблюдавшая за перепалкой сестер.

– Еще раз повторяю для тупых и слабослышащих: я хочу справедливости! – с вызовом произнесла Злата.

– Беги хоть сейчас! – бросила ей Рома и хотела удалиться, но ее заставило остановиться заявление Гели:

– Если ты это сделаешь, я скажу родителям, что ты переспала с Игорем!

– Что?! Да ты в своем уме?! Этого не было! – возмутилась Злата.

– Мне поверят, а тебе нет! – торжествующе улыбалась Геля.

– Ты… Ты – подлая! – чуть не плача, крикнула ей в лицо Злата.

– Спасибо, Геля! – сказала Романия.

– А ты, Ромка, особенно не обольщайся, – сказала ей сестра, – я не тебя защищала.

– А кого? – в один голос спросили Романия и Злата.

– Свое денежное вознаграждение! – ответила им Геля. – И только попробуйте пикнуть до того дня, когда я получу свои деньги!

– А что нам будет? – Злата приложила ладонь к уху.

– Я вам обеим сначала кровь пущу, а потом заставлю выплатить мне эти деньги! – пригрозила Ангелина.

После этого разговора Романия не успокоилась. Она предчувствовала, что Геля вот-вот подложит ей свинью, и не ошиблась.

Через пару недель после скандала Романия рано утром вышла во двор, чтобы накормить Боню. Собаки не было видно в вольере, и Рома подумала, что та спряталась в будку, чтобы погреться.

– Бонечка! – позвала она, но ее любимица не ответила привычным радостным визгом. – Ты где? – встревожилась девушка.

Она нашла Боню за будкой, лежащей на боку и с пеной у рта. Собака тяжело дышала, и рядом с ней Рома увидела рвотные массы.

– Бонечка! Что с тобой?! – кинулась к ней Романия.

Боня смотрела на нее молча, с мольбой о помощи. Рома побежала в дом, позвала родителей.

– Что ты кричишь с самого утра? – спросила мать, выходя из спальни. – Не дадите отцу в выходной день лишний часик поспать.

– Там… там Боня! – рыдая, выдавила из себя Романия.

– Что с ней?

– Она заболела! Она умирает!

На крики дочери вышел заспанный отец.

– Не кричи, Ромашка, – сказал он, – не устраивай панику! Сейчас посмотрим, что с твоей Боней. – И затем сделал вывод: – Похоже, ее отравили.

Он вызвал ветеринара, а Романия не отходила от собаки. Она присела возле нее, положила ее голову себе на колени и утешала:

– Бонечка, милая, моя хорошая, потерпи немножко! Я тебя очень прошу: не умирай! Сейчас тебе врач поможет, и все будет хорошо. Ты мне веришь?

Собака посмотрела на свою спасительницу воспаленными глазами, и Романия поняла: Боня знала, что Рома ее не обманет. Девушка гладила ее горячую от высокой температуры голову, трогала ушки и сухой нос. Когда пришел ветеринар, Боне надели намордник, и она не сопротивлялась.

– Этот человек тебе поможет, – сказала ей Романия и поцеловала в нос, – пожалуйста, лежи спокойно.

Врач констатировал, что собаку отравили, и заметил, что она не будет спокойно лежать, если ей поставить капельницу.

– Будет! – заверила его Романия. – Я ей все объяснила, и она поняла.

– Кто будет держать собаку?

– Я буду рядом с ней, – ответила Рома.

Действительно, собака вела себя совершенно спокойно, не огрызалась на незнакомого человека, не дергала лапой, когда толстая игла впилась в вену, и покорно ждала, пока содержимое флакона поступит в ее организм. Мужчина сделал ей еще два укола в холку, и Боня даже не пискнула.

– Если до завтра доживет, то все будет в порядке, – сказал ветврач. – Тогда утром мне позвоните, я приду и сделаю ей пару уколов, а сейчас оставьте ее на несколько часов в покое, пусть поспит и наберется сил.

Романии не хотелось оставлять Боню одну, но собака тяжело поднялась и, пошатываясь, пошла в будку. Рома собиралась заплатить ветврачу из своих денег, хотя и боялась, что ей не хватит, но отец отдал деньги сам.

– Вот видишь, – сказал дочери Павел Тихонович, – все хорошо, а ты запаниковала.