Текст книги "Академия небытия. Умирать, так с музыкой"

Глава 5

Какой бы я ни была злой и уставшей, жизнь в салоне «Мадам Ленорман» била ключом – не увернешься. Началось наше преображение перед трудовыми буднями под прикрытием.

Сперва Мориса попытались переодеть, но после часовой истерики, которой молодежь даже принялась подыгрывать на гитарах, просто запустили его в гардероб. Оттуда он вышел обладателем самой желтой рубашки во всем мире, в расстегнутом вороте болталось массивное золото цепочки, на руках звенели браслеты, а пальцы унизывали перстни всех фасонов и размеров. Я хихикнула: надеюсь, в куче реквизита никто не оставлял золотые зубы, а то Морис совсем войдет в роль. Впрочем, рубашечка была с вышитыми узорами по воротнику, так что своему стилю кракен не изменил. Если нет кружев, то берем вышивку. Он покрутился перед антикварным зеркалом (соседи Софы и Ромэна держали ломбард и магазинчик старых вещей), прищелкнул пару раз пальцами, наслаждаясь звоном побрякушек, и остался собой доволен. Главное, чтобы его свои же не украли, ослепленные такой красотой.

Мия уже потрошила гардероб тети Софы, примеряя к себе очередную юбку цвета лаванды. Похоже, только мы с Рэнди отстали от мира, и копание в тряпочных завалах нас ничуть не вдохновляло.

– Не торопись, – тетушка подошла ко мне. – Одежду я сама тебе подберу. Гадалка должна выглядеть представительно, поэтому надо что-нибудь побалахонистей, прикрыть изгибы.

– Нормальные у меня изгибы, – фыркнула я.

– Да кто спорит-то? Нормальные, но формы не достаточно внушительные, – Софа обрисовала в воздухе желаемый размер, а я беспомощно оглянулась на Рэнди. Но тот понял, что ему не победить в этой битве, и позорно слинял во двор.

– Ссс, – зашипела я, сдерживая непечатную лексику.

– Мужчины, – философски пожала плечами Софа и достала из шкафа первое средство моего мучения.

Длинноволосый кудрявый парик.

Большую бутылку с непонятным содержимым я увидела уже потом, когда все пути к отступлению мне перегородила тетушка.

– Морис, помоги…

Но Морис все еще дорабатывал свой блистательный образ, поэтому моего отчаянного положения не заметил.

– Прямая угроза жизни есть?

Я посмотрела на хитро улыбающуюся цыганку и вздохнула.

– Нет.

– Тогда терпи.

Жидкость из бутылки оказалась ореховым маслом, и после тщательного обмазывания меня стало не отличить от южанки из солярия и со вкусным запахом. Смуглая кожа, шикарные брови…

Так, погодите-ка, а они откуда?

Тетушка хмыкнула и убрала баночку с кисточкой.

– Все для красоты, – прокомментировал Ромэн. – Натуральная косметика!

Лошадиная морда сунулась в окно, согласно фыркнув. Я посмотрела на лоснящуюся шерсть животного и поняла, откуда такая натуральность. А ведь перед началом экзекуции меня накупали, и я еще радовалась баночкам с лосьонами и бальзамами…

– Вы меня лошадиным бальзамом намазали?

– А чего такого? Видала, какая шерсть? И твои три волосинки отрастут, – старикан любимицу в обиду не дал и погладил ее по морде.

– Отрастут… – я представила, какой скандал мне устроят мои змейки, когда обнаружат, какие странные средства для ухода я использовала.

Пока мое сознание пребывало в ступоре, Ромэн вышел, Мия уже переоделась и выскользнула на улицу, махнув нам на прощание, а тетушка вытряхнула меня из платья. И тут понеслась: на меня натянули блестящую хламиду, впрочем, сразу забраковали. В этом одеянии можно было успешно изображать смерть без косы – длинное, висящее на мне мешком, с обтрепанными рукавами и подолом.

Следующее мне даже понравилось, черное, простое по крою и почти в размер.

– Белого оклада не хватает, монахиня какая-то, а не гадалка, – сплюнула Софа.

Платье вернулось на вешалку, а я облегченно вздохнула, но когда обернулась, начала икать – на меня надвигался сиреневый глазастый монстр, противно шевелящий щупальцами.

Монстр чихнул, и из его недр показалась тетушка Софа.

– Вот это идеально!

Платье, а это было именно оно, по фасону напоминало плащ-палатку с капюшоном, подплечники визуально утяжеляли и искажали фигуру, сиреневый цвет, немного спасающий ситуацию, был основным, а сверху больной дизайнер хаотично нарисовал глаза с продольными зрачками.

Я еще раз икнула.

Тот, кто создал это чудо, явно был буйно помешанным гением маскировки. Все будут смотреть на это безобразие и не заметят того, кто его носит.

Парик стал испытанием на прочность для меня, тетушки и даже лошади, продолжающей заглядывать в окно.

– Зачем он мне? В нем жарко и все чешется!

– Да какая ж гадалка без волосин? – Софа уже начала нервничать.

– У меня свои есть! Натуральные! – я тоже не отставала в плане накала страстей.

– Да у тебя их меньше, чем у Кармелиты!

Я была уверена, что лошадка посмотрела на меня с пренебрежением. Дожили, надо мной уже животные ржут! Решительным движением парик отправился в полет и приземлился как раз на Кармелиту. Лошади длинные кудрявые волосы шли больше, чем мне.

– Да как же так-то? – недоумевала Софа. – Ты нас опозорить хочешь?

Я вздохнула, схватила зеленый платок с бахромой и соорудила на голове нечто вроде тюрбана, прикрыв свои «волосины».

– Так сойдет?

Софа придирчиво оглядела модный лук и важно покивала.

– Сойдет. Все лучше, чем было.

Меня аж передернуло, но за слоями плащ-палатки, пардон, платья, этого все равно было не заметить. Тетушка повозилась в косметичке размером со школьный ранец, вывалила на стол свои сокровища, щедро добавила моему образу ярко-красную помаду и свекольного румянца, а потом и вовсе разошлась, жирно подведя мне глаза черным карандашом. Я увидела себя в зеркале и вздрогнула – меня не то что враги, меня даже свои ни за что не узнают! Зато теперь я была экипирована полностью и готова начинать первый рабочий день.

В сфере услуг, прости господи.

Салон открывался ближе к обеду, никуда не торопясь. Я сомневалась, что мне удастся увидеть даже одного клиента, хотя, стоит сказать, эзотерическая практика всегда была популярна. Люди шли в подобные места за элементами шоу. Что ж, это я могу обеспечить.

Комната, в которой мне предстояло ворожить, была под стать моему одеянию. Множество ярких подушечек, разложенных по всем поверхностям, странные абстрактные картины, свечи, ароматические палочки, хрустальные вазочки с цветной галькой внутри. Все было сделано так, чтобы привлекать внимание, оставляя главную фигуру в полумраке. Главная – это я, между прочим.

– Надеюсь, мне не надо призывать реальных духов? – Я протиснулась к столу, накрытому красной бархатной скатертью. Над ним висел большой плафон, обтянутый таким же бархатом, поэтому, когда Софи зашторила окна и включила свет, создалось впечатление, что, кроме этого стола, в комнате ничего нет. Только тяжелый аромат благовоний, кажется, сандала.

– Вай вэй, какие духи? У нас передовые технологии! Садись и нажми коленом на ножку стола.

Я послушно выполнила этот фокус, вздрогнув от неожиданности – по спине пронесся поток холодного ветра, рядом кто-то душераздирающе завыл.

– Кондиционер с медными трубами, включаешь, когда начинаешь сеанс, действует просто шикарно, – пояснила тетушка. – В шкатулке карты Ленорман, Таро, вот тебе еще хрустальный шар, гадательные кости и прочая лабуда.

Запомнить бы, хотя чем больше таинственности, тем лучше.

– Под сидушкой стула есть кнопка, нажмешь, и свет начнет мигать, тоже помогает произвести впечатление. Главное, выгляди уверенной, никто же не знает, как правильно должен проходить обряд.

– Это радует, – пробормотала я, заинтересованно оглядываясь и перебирая атрибуты на столе. У меня все равно оставалось ощущение, что я нырнула в ледяную прорубь с головой, но это, говорят, даже полезно.

– Привыкнешь, – по-своему расценила мою реакцию тетушка. – Осмотрись пока, как только появится клиент, зазвонит колокольчик. Если потребуется помощь, нажми на днище шкатулки, и придет кто-нибудь из наших, разрулит.

Она открыла дверь, замаскированную портьерой, и вышла. Я повертела шкатулку, отыскала кнопку и немного успокоилась.

– Ездить верхом на некропсе не боялась, а изобразить гадалку страшно?

Без змеек и способности к трансформации я казалась такой жалкой и беззащитной, что даже сама в это на минутку поверила. Но это только на первый взгляд. В душе я осталась той же горгоной, причем выросшей в российской глубинке, где шпильки – это не только красивая обувь, но и оружие ближнего боя.

Я приготовилась скучать, как зазвенел колокольчик. Я выпрямилась, выпятила грудь (зря, что ли, мне ее лепили?), прищурилась, короче, постаралась сделать все, чтобы не ударить в грязь лицом, но в комнату вошел не клиент, а Амилота.

– Вжилась в роль?

– Хочешь, я тебе куда-нибудь вживусь? – ласково улыбнулась я.

– В чем дело? – спросил он так, будто и правда не видел проблемы.

– Ты исчез, – напомнила я, – а я только начала узнавать хоть что-то полезное.

– Я сказал все, что мог сказать на сегодняшний момент. Чем ты опять недовольна?

Я зарычала и случайно надавила коленом на ножку стола. Потянуло холодком, завыло в трубах. Лайз нервно заозирался, потом сообразил, что это просто фокус. Глядя на его непрошибаемую физиономию, мне ужасно захотелось устроить большой скандал с битьем посуды об голову виновного, но, пока мы были в гостях, приходилось сдерживаться. А то перебью посуды антикварной, век потом придется пахать за эти вазочки.

– Да чего ты на меня рычишь? Я хотел обезопасить тебя! – прорвало этого человека-айсберга.

– А меня ты перед этим спросил? Я не бесправное существо, к тому же там я могла за себя постоять! А что мне здесь остается? Прятаться, как таракану?

– Это временная мера.

– А это? – я задрала рукав и продемонстрировала порез на запястье. – Это тоже временная мера? Думаешь, я дура и не поняла, что ты натворил?

Взгляд Лайза потемнел. Я даже немного струхнула, однако Амилота подошел к столу, склонился ко мне… Стало сложно определиться, ударить его или лучше поцеловать, как интимный момент прервался звоном колокольчика.

– Мне нужно уходить, – пробормотал Лайз, целуя в щеку.

– В академию? Может, все-таки не надо? – у меня было стойкое нехорошее предчувствие. Куратор замялся, а потом махнул рукой и исчез за дверью. Прогрохотали шаги в приемной, хлопнула входная дверь.

– Ты куда? – я рванула к окну. – Вернись, зараза! Мы с тобой всего ничего женаты, а ты уже по командировкам? А где моя брачная ночь? Я требую исполнения супружеского долга! Проценты набегут!

Под мои гневные выкрики Лайз вскочил в седло и ускакал в неизвестность верхом на Кармелите.

Сзади тихонько кашлянули, а я ударилась головой о створку. Клиент, песья чесотка его забери!

– Простите, семейные проблемы, – извиняющимся тоном пробормотала я и вернулась на свое место. Мда, репутацию гадалки я только что обрушила: что же это за предсказательница, которая собственные скандалы с мужем не может предвидеть и перенести на нерабочее время?

Но клиенту было откровенно начхать на мои проблемы. Низенький, пухленький, лысоватый старикашка беспрерывно потирал руки и очень желал узнать счастливое число.

Я сосредоточилась, нащупала коленом кнопку кондишена и заорала вместе с клиентом. Силушку свою горгонскую не рассчитала и саданула со всей дури – с меня порывом ветра чуть платье не сдуло, а от звука труб платок на волосах дыбом встал.

– Злятся сегодня духи, – пояснила я шокированному клиенту, – не хотят раскрывать тайну сокровенную!

На кнопку, включающую светомузыку, я уже нажимала аккуратно.

– Злятся они! – подвыла я чуть-чуть, чисто для антуража. – Но число шепчут, шепчут мне…

Клиент придвинулся ко мне почти вплотную, я еще раз повторила шандарах коленкой и, пока он отходил от повторного звукового эффекта, мрачно произнесла:

– Шесть – твоя удача!

Довольный дедок быстро покинул комнату, уверяя меня, что теперь станет постоянным клиентом. Я царственно махнула рукой, надеясь, что он просто решил в лотерее выиграть, а не задумал замочить кого-нибудь с особой жестокостью. Например, тещу… А шестое число ровно через три дня, я ж теперь изведусь, пока не узнаю, ради чего гадала.

Впрочем, вскоре стало не до того. День пролетел незаметно, клиентура попадалась сплошь впечатлительная, поэтому трюк с ором и подвыванием проходил на ура, правда, один раз пришлось звать тетушку, излишне суетливая дамочка словила паническую атаку. Даму отпоили валерьянкой – я знала, что это просто панацея от всех болезней! Вручили сертификат со скидкой на последующие посещения и проводили. В комнате стало ощутимо жарко, я обмахивалась найденным веером и мечтала о бокале холодной газировки с листочками мяты и лимончиком. Даже не догадывалась, насколько же всем вокруг было позарез необходимо узнать наилучшую дату для свадьбы / поездки / заявления на увольнение, спросить мертвых предков, где заначка припрятана, а уж про привороты и отвороты вообще молчу – после первого рабочего дня я рисковала навсегда потерять веру в любовь.

На этой мысли меня немного заклинило, и когда ко мне заглянул Ромэн, я мечтательно уставилась в стену всеми глазами, даже нарисованными на платье.

– Доча, ты на выступление пойдешь?

– Какое?

– Так у нас каждую среду и пятницу концерт! – гордо сообщил он и подмигнул. – А сегодня вообще аншлаг обещается.

До меня дошло, что сегодня бенефис нашего многорукого и многоталантливого друга Мориса. Такого шоу я пропустить никак не могла, к тому же точно знала, что эта скользкая зараза не упустит шанса и наверняка отмочит какой-нибудь прикол на потеху публике. Кто-то же должен его потом от толпы отбивать?

Разъяренной или восторженной – это уже дело десятое.

Концерт начинался в девять, а до этого еще предстояло поучаствовать в приготовлении ужина на все обширное семейство, ну и съесть его потом. Я встала с рабочего места, с наслаждением потянулась и сорвала с головы осточертевший платок. Волосы под ним взмокли, и я пальцами отлепила их от черепа. В душ бы… А лучше в ванну.

Но вместо ванны мне предложили посетить летний душ на заднем дворе. Со временем я почти угадала – сентябрь только начался, но это не делало купание в деревянной постройке приятнее. На то, чтобы смыть с себя тонну грима и промыть волосы, у меня ушла вся вода из бачка на крыше, хорошо еще, не осталась стоять в пене, звать на помощь в такой пикантной ситуации я бы не решилась. Хотя стоит отдать должное водичке, теплая, но не слишком горячая, она прогрела тесное пространство летнего душа, так что выходить не хотелось. Я завернулась в выданный мне байховый халат фасона моей прабабушки, но мягонький и уютный, и вернулась на второй этаж, где на кухне вовсю шли приготовления к пиршеству.

– На, – одна из женщин ловко нацепила на меня фартук с поросенком, – будешь котлеты переворачивать.

Я едва слышала ее за громким шкварчанием масла и гомоном цыганок, хотя вскоре обнаружила, что не все тут ими были. Софа заметила мое любопытство и, подбоченившись, сверкнула золотым зубом.

– У нас большая дружная семья, яхонтовая моя. Ты не смотри, что все разные. Главное не что на лице, а что в сердце.

– А что в сердце Лайза Амилоты, что он оказался вашим родичем? – спросила я, отскребая от сковороды пригоревшую котлетину. Кухарка из меня всегда была не особо.

– Вай, золотая ты моя! Это такая история, такая история!

И все как одна повернулись в нашу сторону. Я почувствовала себя неловко, казалось, сейчас заиграет индийская музыка, и тетушка Софа пустится в пляс, на ходу напевая мне историю малыша, который вырос в Амилоту, но враги… И, в общем, дальше по тексту.

К счастью, никто так и не запел. Женщины вернулись к готовке, а Софа начала говорить:

– После того как Лайзик умер, остатки его племени и дружественные им племена покинули прерии. Все, кто знал о людях-псах хотамитаниу и участвовал в их создании. Они не могли больше оставаться на землях, которые год за годом теряли свою силу и становились собственностью белых людей. Так они и разбрелись по миру, ища свое место, да немного увлеклись…

– В смысле? – перебила я.

– В смысле, что до сих пор ходят и ищут, – хохотнула Софа. – Не поняла еще?

На ум пришел Моисей и его тур по пустыне, но речь явно шла не о нем.

– Они стали цыганами?!

– Они стали кочевым народом, – поправила Софа, – разным народом, что тут скажешь. Но с тех пор так и кочуют, а везде за ними присматривает воин хотамитаниу, оберегает от несчастий. Оттого, наверное, у нас так много рождается деток с талантами.

Я представила Софу с перьями на голове, и не сказать, что получилось так уж смешно.

Но Лайзик…

– Кажется, вы его очень любите, – осторожно заметила я.

– А ты нет? – хитро прищурилась она. – Ты котлетки-то переворачивать не забывай, милая. Горят же.

Я кинулась спасать еду, а через полчаса жарких мучений ужин был готов. Женщины, по традиции, должны были есть отдельно, но в этом доме на традиции начхали, и все собрались за одним огромным столом. Отсутствовал только Лайз, и под строгим взглядом Софы я решила не задавать лишних вопросов.

От мытья посуды меня освободили, и у меня появилось время побыть одной. Коротенькое такое время, буквально минут сорок. Как я поняла, представления тут давали неподалеку, на пустыре, то есть нас всех закинуло на самую окраину города. Моего города. Лежа на кровати и глядя в потолок, я размышляла о том, как, оказывается, мало знала и замечала в своем земном существовании. Где находится гадальный салон «Мадам Ленорман»? На какой улице, в каком районе? Да я вообще понятия не имела, что он есть. А меж тем получалось, что мы с Лайзом и прежде могли случайно встретиться где-нибудь на перекрестке или возле автобусной остановки. Может, я видела его, сонно глядя в окно маршрутки рано утром, пока он помогал своей «семье».

А потом убил меня по приказу Миллхауса.

– Нет, так дело не пойдет, – я села и потрясла головой, ощущая, как щекотно рассыпаются по плечам волосы. – Отставить уныние, Рита! Мы мертвы, но не сломлены!

Для верности я хлопнула себя по щекам, как делают героини в дорамах, охнула – перестаралась малец – и почувствовала себя лучше.

В дверь постучали.

– Не заперто, – отозвалась я и пригладила волосы. Мало ли, вдруг…

В комнату вошла Мия.

– Вообще-то это и моя спальня теперь, – сказала она, – но я решила, вдруг ты чем-то… ну, занята.

Она что, пыталась быть деликатной?

– Чем таким я могла быть тут занята? Я же не у себя дома.

– Да ты везде как у себя дома, – огрызнулась Мия.

Мебелью комнатушка не блистала, я подозревала, что изначально она была кладовкой или чем-то вроде того, но семейство разрасталось, и ему требовалось все больше пространства. А тут еще и мы целой кучей. Нам с Мией явно предстояло спать спина к спине. Интересно, у Мориса и Рэнди та же ситуация?

– Мне не нравится эта твоя подружка, – прямо заявила Мия, перестав мяться. – Чую, от нее еще будут проблемы.

Я пожала плечами.

– Этим она немного напоминает нас, да?

– Вот и живи тогда с ней.

– Эй, ты что, ревнуешь? – рассмеялась я. – Ты же ненавидела меня.

– Я с тобой конкурировала. Это разные вещи.

– А сейчас не конкурируешь?

Мия ответила не сразу. Взгляд заметался по стенам в цветочек, не нашел ничего, за что можно было зацепиться, и тяжело вперился в меня.

– Смеешься? – наконец выдала она. – Вы теперь же… же… женаты.

Она мило покраснела. Учитывая, что кожа у нее серовато-белая какая-то, румянец был похож на пятна гуаши на бумаге. Немного странно, но мне вдруг захотелось ее обнять.

– Ай, ты что творишь?! – заорала Мия, оказавшись прижатой к моей груди. – Раздавишь, дура!

Мия была такой тощей и острой со всех сторон, что долго обниматься стало попросту больно. Не завидую я ее будущему парню, но что это точно будет не Амилота, понимали теперь мы обе.

– Мы женаты, потому что он так сказал, – заявила я, пока Мия пыталась придать себе прежний презрительно-мрачный вид. – Я еще ничего не подтверждала и ни на что не соглашалась. Знаешь ли, выскочить замуж на первом курсе – это пустить годы студенчества псу под хвост.

– Я тебе не верю, ты его сразу окрутила, – буркнула Мия, но уже, видно, по привычке. И я была рада, что эта странная одержимость куратором останется теперь только легким чудачеством и воспоминанием, над которым можно будет однажды посмеяться.

Хотелось бы мне, чтобы много чего еще, что творилось сейчас в моей жизни, тоже однажды стало лишь поводом для веселья.

* * *

К девяти мы с ребятами подходили к пустырю, на котором уже издалека горела огнями деревянная сцена, сколоченная, судя по всему, самими актерами и музыкантами. Вспомнилось вдруг, что давно, когда я была еще совсем маленькой, бабушка рассказывала, что на таких вот пустырях и лугах устраивали стихийные рынки, когда достать нужные продукты было почти невозможно. Но в свете лампочек силуэт сцены под навесом, на фоне темного вечернего неба с прослойками фиолетовых и розовых облаков, казался иллюстрацией к мрачной сказке про цирк. Слышалась веселая музыка и напевы, которые пока что перебивались жужжанием огромных комаров.

Рэнди и Мия шли рядом со мной.

– А где Света? – спросила я у друзей.

– Отсыпается, все эти перескакивания – дело тяжелое, – Рэнди сочувственно вздохнул. – Лекарство выпила, теперь до утра проспит.

Я успокоилась: значит, она не слиняла никуда. Светка может, а созерцание собственной могилы сильно влияет на психику – не хватало, чтобы она совсем умом тронулась. Я от себя гнала эти мысли: жива где-то, и ладно, существую, и на том спасибо. Думается мне, психотерапевтов на темной стороне отродясь не бывало, так что заботиться о собственной кукушечке – это первоочередная задача.

– Вы репертуаром не интересовались? – тихонько спросила я, когда мы устроились на второй лавочке от сцены.

– Некогда было, – отмахнулась Мия, – я тут четыре квартала пропесочила, листовки раздавая. Хитрая такая, ты, значит, говорит, прислушивайся и приглядывайся, а сама на меня сумку с флаерами нацепила – и вперед.

– Я тоже не отлеживалась на диване, отрабатывала по полной программе, – возразила я, гордо расправляя на коленях цветастую юбку из шифона с подъюбником.

Мозг уловил суть – походу, вся эта вереница клиентов была спровоцирована Мией и флаерами, а не потому что салон весь из себя такой популярный. Реклама – двигатель всего.

– А мне понравилось, – прошептал довольный Рэнди. – Сено перекидали, покормили, навоз перекидали, покормили…

– Кого покормили, лошадок? – не поняла я.

– А тебе лишь бы поесть, – буркнула на Рэнди паучиха. – Его покормили. Ты глянь: у него скоро пуговица на штанах не будет застегиваться.

– Ну что ты врешь? – возмутился он и оттянул пояс. – В эти брюки еще два меня влезет. И вообще, в конюшне работать как-то приятнее, чем по ночам на кладбище гробы откапывать. Тем более тут у каждого продукта полная информация вплоть до фермера, который вырастил. А там полный отстой, жуешь себе и думаешь, а были ли у этого дохляка все прививки?

Я поперхнулась: не ожидала, что Рэнди затронет наша человеческая любовь к продуктам с приставкой эко. Ну и трупаки с кладбища – русская рулетка. Откуда мы знаем, отчего он умер? А споры сибирской язвы, говорят, столетиями живут.

Я подозрительно посмотрела на Рэнди.

– Чего? Я ел с осторожностью и зубы потом чистил! – Гуль торжественно потряс пирожком. Откуда он его достал, можно было не спрашивать: между лавок шныряли маленькие чумазые дети с лотками. Товары на любой вкус, от пирожков до батареек.

– Все равно фу, – подвела итог Мия. – Напомни мне, как вернемся, сходить в медпункт и сдать все анализы.

– Как ты могла заразиться? По воздуху?

– Ты мне все ноги обжевал… Там, у кактусов!

– И чего? Я же не надкусил. А слюна довольно безопасна.

Я хотела сказать, что слюна тоже кишит всяким бактериологическим фоном, но не стала. Если честно, их мирные переругивания мне нравились, внушали чувство безопасности. Пока рядом кто-то с кем-то спорит, причем по поводу самой невероятной и бессмысленной ерунды, значит, все в порядке, все целы, вместе и полны энергии. Даже если сейчас мы в… сложной жизненной ситуации, она больше не казалась безвыходной. Просто выход наверняка опять придется проделывать в тупике собственной головой.

А тут и представление началось. Сперва весь свет погас, и сцена вместе с рядами скамеек потонула в сиреневом мраке позднего августовского вечера. Потом заиграла веселенькая музыка, лампочки снова вспыхнули (но не все, возможно, часть продаваемых тут батареек была как раз от них), и парочка цыган-акробатов с успехом покрутили ногами, руками, походили колесом и посверкали белозубыми улыбками.

Далее пошла тяжелая артиллерия в виде тетушки Софы и Ромэна с пронзительным романсом. Я и не заметила, как глаза стали на мокром месте. Судя по всхлипыванию рядом и зловещему чавканью, мои спутники тоже прониклись.

Но вот апогей программы, так сказать, ее гвоздь без шляпки, но с золотой цепью на груди. На сцену торжественно поднялся Морис с гитарой в руках.

– А он играть умеет? – засомневался Рэнди.

– Полдня тренировался, – отозвалась Мия.

– Главное, чтобы помидорами не закидали… – выразила я общие опасения.

– Да уж, я их с куста сегодня ел, жалко.

Осторожно взяв первые аккорды, Морис затянул один из стихов Гумилева, переложенный на лиричный лад.

– Однообразные мелькают, все с той же болью, дни мои…

А мы застыли в изумлении. Нет, мы, конечно, догадывались, что наш товарищ – сущность многогранная и наделенная уймой талантов, но его голос, казалось, проникал внутрь каждого, заставляя трепетать в ожидании продолжения. Я даже на мгновение задумалась, не использовал ли он гипноз. С него станется и это уметь.

Стих закончился, пару секунд стояла гробовая тишина, а потом громыхнули овации. Мы тоже встали и похлопали Морису от души. Были бы цветы, подарила бы, да что-то и в голову не пришло подготовиться. Впрочем, и без нас Мориса закидывали не тухлыми овощами, а цветами, причем даже розами.

– А мы боялись, – хмыкнул Рэнди.

– Полный успех! – К нам протиснулся Ромэн и довольно хлопнул гуля по плечу. – Может, ты тоже петь умеешь?

Рэнди сообразил, что артисты – существа высокодуховные и менее привязаны к материальному, а значит, кормить будут редко и тем, что пришлют поклонники, поэтому помотал головой.

А потом праздник пошел по накатанной, концерт плавно превратился в ночные посиделки, с кострами, гитарами и танцами. Ближе к середине ночи мы с Мией доползли до нашей клетушки и рухнули на кровать, даже не став драться за одеяло.

Я уснула, едва переоделась в допотопную сорочку, и голова коснулась подушки. Столько впечатлений – вроде бы только вчера боролась с платьем, собираясь на бал в ЗОБ, и вот я вернулась с концерта цыганско-индейской самодеятельности, непривычно лохматая, уставшая как собака, но отчего-то умиротворенная. Так и уснула, не додумав до конца ни одну мысль.

Мне показалось, я проспала всего ничего, как услышала тихий стук в стекло. Понадобилось немного времени, чтобы сообразить, что это кто-то кидается камешками в окно, а я страсть как не люблю, когда меня будят. Мия сладко сопела, спрятав лицо в подушке, я осторожно выбралась из-под одеяла, поежилась от неожиданно холодного пола под босыми ступнями и подошла к единственному узкому окошку, сквозь которое лился призрачный лунный свет. Внизу, во дворе, стоял Амилота и манил ладонью.

Я уперла руки в бока и задумалась, какой именно жест показать ему в ответ, чтобы он понял мои чувства. Решила, что, какой бы ни выбрала, он точно обидится, поэтому вздохнула и вышла из нашей клетушки и побрела искать в чужом незнакомом доме выход. Лайз наверняка там уже уснул в ожидании, пока я обнаружила лестницу в приемную салона, а оттуда – дверь во внутренний дворик. У Софы была целая усадьба, которая снаружи выглядела как неприметный магазинчик с надстройкой в виде второго этажа, имелась тут и зона отдыха для взрослых и детей – садовые качели, мангал, надувной бассейн и все прочие блага.

Амилота отирался возле качелей с полосатым навесом.

– Ты же свалил в закат? – буркнула я вместо приветствия. Ночной холодок забрался под просторную ночнушку, и я зябко поежилась.

– Решил попрощаться нормально.

У меня, как говорится, сердечко екнуло.

– В смысле попрощаться?

– В том смысле, Кудряшова, что я и правда должен вернуться на Темный факультет. Я там все еще работаю.

Лицо у него при этом было непроницаемым, как новенький кирпич. Я вцепилась в складки ночнушки и прямо спросила:

– Каковы шансы?

– Не оказаться в желудке у Миллхауса? – кривовато усмехнулся Лайз.

– Типа того. – Я насупилась. – Это уже не смешно, Лайз. Ты ничего не можешь сказать, да и фиг бы с этим, но я не дура и понимаю, что за самоуправство тебя по головке не погладят. А учитывая, что ты явно подпортил нашему дорогому ректору какие-то жуткие планы…

– Ты за меня волнуешься?

Вместо ответа Амилота в два шага преодолел разделяющее нас расстояние, обхватил ладонью мой затылок, притянул к себе и поцеловал. От него пахло солнцем, дымом и горькими травами, но я не успела прочувствовать всю романтику момента – в ночи, под луной, наедине, – как он отстранился и посмотрел мне в глаза.

– Я лишь делаю то, что должен. Я рожден свободным, просто успел забыть об этом.

Я устало провела ладонью по волосам и все-таки спросила:

– Так кто мы друг другу? А? Студентка и куратор?

– Все еще да, – ответил он и добавил: – И не только.

Мы сели на звякнувшие цепями качели, скрывшись под густой тенью козырька. Лайз снял с себя рубашку и накинул мне на плечи.

– Я оставил на тебе метку, чтобы избежать лишних сомнений. Род разобрался бы, что к чему, да и я собирался прийти сам и обсудить все, но так надежнее. Но… Не скажу, что мне пришлось долго себя заставлять.

В груди потеплело от его суровых откровений, но это не значило, что я его простила.

– И все-таки надо было предупредить. Хоть намекнуть. Ты только ножичком полоснул, а у меня вся жизнь поменялась. Женщины, чтоб ты знал, серьезнее относятся к вопросу брака.

– Это не совсем брак, скорее, – он замолчал, подбирая слово, – помолвка. И если ты захочешь, мы разорвем ее, когда все закончится.

Я потерла запястье, не зная, что и сказать.

– Давай дождемся, когда все действительно закончится. Так, получается, ты пошел на это, чтобы забрать меня у Миллхауса. Дерзко. Видать, я ему и правда позарез для чего-то нужна.

– Я не могу…

– Не можешь сказать, помню. Эта ящерица хорошо подготовилась.

– Он не такой плохой, как ты думаешь. У всего есть свои причины.

– Не хочу я мыслить глобально. Если его планы мне навредят, то для меня он отныне плохой. Так вот.

Лайз хмыкнул, но как-то по-доброму. Я плотнее завернулась в его рубашку и замолчала. Вроде бы столько всего хотела сказать, спросить – и не находила слов. Лайз тоже не спешил продолжать диалог, и мы покачивались на качелях, глядя на светлое пятно в небе в окружении россыпи звезд.