Текст книги "Академия небытия. Умирать, так с музыкой"

– У меня уже была семья, – сказал вдруг Лайз. – Я пошел на многое, чтобы ее не забыть. Думал, что таким образом делал лучше, но сейчас мне кажется, что я просто себя наказывал. Понимаешь? Помнить, когда все вокруг забывают и живут свободно. Помнить, когда ничего никогда не сможет вернуться к началу. Почему-то я задумался об этом только после твоего появления в академии. Может, потому что ты тоже помнишь.

– Не сравнивай нас. Ты… Ты пережил гораздо больше и имеешь право хранить эти воспоминания и чувства.

Но на самом деле я внезапно испытала ревность к тем, кого он любил в той прошлой жизни. Глупая, безосновательная ревность. Мы все еще студентка и куратор, не совсем муж и жена, не совсем любовники, не совсем друзья.

Лайз поднялся и повернулся ко мне лицом.

– Может, пора их заменить?

И, не дождавшись ответа, пошел прочь.

– Стой! – крикнула я, забывшись. – Мы обсудим этот вопрос, когда ты вернешься. Обещаешь?

Он махнул рукой и практически испарился в воздухе, не успела я и глазом моргнуть. Мужчина-загадка – наверное, единственная, против которой я, кажется, уже ничего не имела.

* * *

Утром обнаружилось, что кровать оккупировали со всех сторон. С моей стороны на полу тихонько посапывал Морис, даже во сне не расставшийся с желтой рубашкой, которую нежно прижимал к груди. Рэнди занял вторую половину, умудрившись так извернуться, что закинул ноги на кровать.

– Дрыхнете, гады? – Светка никогда не любила раннее утро, поэтому у нее было весьма поганое настроение, как я сразу догадалась, едва открыла глаза. Света стояла в дверях, отбрасывая на нас зловещую тень.

– Чего тебе, женщина? – простонал с пола Морис.

– Хорошо пристроились, один поет, другая вообще как сыр в масле катается, а мне тащиться на развал, и еще в такую рань!

Тут мы все заметили две огромные корзины, доверху заполненные кабачками.

– А кто тебе виноват, что голоса нет? – Морис глубже зарылся в диванную подушку. Судя по тому, что оба парня не добрались до своей комнаты, ее он спер по пути.

– Чтобы флаеры раздавать, харизма нужна, – припечатала проснувшаяся Мия и пригладила черные космы пятерней. – Ха-риз-ма.

Светка закипела, а я поняла, что спокойного утра не получится. И накаркала – первый кабачок попал в меня. Я заскулила и уползла подальше, под прикрытие гуля и паучихи. Второй снаряд достиг цели, и кракен, глухо застонав, начал подниматься. Вмешиваться в это овощное побоище я не собиралась. Светке нужно было спустить пар. Ну не убьет же она его кабачками?

Я прикрылась тяжелой перьевой подушкой, пока вокруг летали кабако-бомбы, а стена из Мии и Рэнди мужественно закрывала меня от атак противника. Морис уже стоял, готовый вступить в бой, когда кабачки в первой корзине закончились, и рычащая Светка подхватила пустующую тару и с силой нацепила ему на голову. Морис мигом растерял боевой дух, притих и в панике схватился за края корзины. Голос его оттуда звучал глухо и потерянно.

– Ребят? Ребят, вы где? Кто выключил свет?

– Кто выключил твои мозги? – спросила Мия и, подобравшись к краю кровати через меня, схватилась за корзину. Но не тут-то было! Морис завопил, Мия от неожиданности чуть не упала. Рэнди кинулся ловить ее за ноги и надавил на меня коленом. Сработал рефлекс, и Рэнди отлетел в сторону. Мия рывком избавила Мориса от плетеного шлема, и он с воинственным кличем ринулся на обидчицу. Никто и оглянуться не успел, как Светка и Морис, все еще в корзине, как в соломенной шляпе, фехтовали длинными цукини.

Веселье прервал крик тетушки Софы.

– Ироды! Я для этого спину горбатила, их собирала?

Раздался свист, два хлопка, и оба бойца овощного фронта были повержены полотенцем.

– Рита! – прогремела Софа. – Почему ты их не остановила?

Рэнди высунулся из-под кровати:

– Дураков нет!

– А ну марш на огород! И пока не принесете мне по корзине с каждого, завтрака не будет!

Лишение еды для гуля стало большим таким аргументом. Он один из первых подорвался и умчался на задний двор.

– Я даже не пикнула, – проворчала Мия, но послушно поплелась за ним, потому что врала безбожно. Еще как пикнула, и не один раз. Я решила, что меня не заметят, и попыталась забраться обратно под одеяло, доспать пару часиков, но оказалась схвачена за лодыжки руками – горячей за правую, прохладной за левую. Это Светка и Морис трезво оценили ситуацию, нашли виноватого, установили временное перемирие и выдернули меня из-под одеяла.

– Не отмажешься, – кровожадно протянула Светка.

– Прости, но я с ней солидарен, – примазался предатель.

Я застонала, замолотила ногами по матрасу, но делать нечего, надо идти отрабатывать еду и жилье. Про ночной визит Амилоты решила никому не говорить, слишком уж личное, только мое, уж простят меня друзья. Встала, потянулась и приготовилась к наступившему дню.

Глава 6

– Это огород? – задумчиво почесал лоб Морис.

– Скорее плантация, – Светка оценила размерчик участка и приуныла, – с бесплатными рабами.

– Что-то у нас что ни приключение, так обязательно сельскохозяйственное, – добавила я.

Огороды раскинулись за городом, куда нас привезли на телеге, при этом Морис покатился дальше, а мы со Светой остались стоять перед бахчевым морем. Солнце уже вышло, и золотые лучи заиграли на подсыхающей зеленой листве, на круглых боках поспевающих тыкв, на продолговатых торпедах кабачков и патиссонах, которые мне в детстве казались летающими тарелками.

– Смотри, и летающие тарелки тут, – озвучила мои мысли Света.

Мне стало грустно от того, что нас все еще столько связывало – и вместе с тем так много уже разделяло.

– Так и будешь стоять или поработаешь? – грубовато спросила она и засучила рукава. – Или не барское это дело?

Я не стала отказывать себе в удовольствии показать ей язык. Знала, что отчасти в ней говорит нервный период адаптации, которая сразу пошла не по плану, но сложно не обижаться, когда на тебя смотрят волком только из-за чьих-то лживых россказней.

– Вот и давай проверим, кто лучше работает.

Светка упрямо вздернула подбородок, и мы поперли напролом, выискивая кабачки и кидая в корзины. Собирать их было приятней, чем сажать семена духов. Кусты раскидистые, знай себе отламывай у плодоножки и складывай. А ради того, чтобы утереть нос подруженьке, можно и потерпеть пыль в шлепанцах и шершавые стебли. Управились минут за десять, одновременно. Скрестили взгляды, отвернулись в разные стороны и так и стояли, пока телега не покатила обратно.

Но на этом наказание не закончилось, и теперь нас отправили на конюшни: недалеко от огорода как раз виднелись невысокие строения вроде бараков. Я присвистнула – а Софа с семейством умеют зарабатывать: и гадание, и фермерство, и лошадки с другими животинками, и концерты эти их вечерние. Уважаю.

– Фу, ну и вонища, – скривилась Света. – Надеюсь, мы не будем в навозе ковыряться?

– Как заговорила, – усмехнулась я. – А как же любовь к братьям нашим меньшим?

Светка не ответила. Нам вручили вилы и отправили ворошить сено. Я наблюдала за подругой и будто бы видела ее впервые – где та жизнерадостная девушка, готовая помогать бабушкам, детям и котятам? Активистка, зажигалка, волонтер. Смерть, конечно, меняет людей, мне ли не знать. Но все больше казалось, что дело в другом.

Я просто никогда не знала ее настоящую.

А она не знала меня.

– Так и будешь таращиться?

Оказалось, я и правда бросила работу и, облокотившись на вилы, пялилась на Светку.

– Что? Опять будешь придираться? – она тоже выпрямилась и дерзко вздернула подбородок. – Ну конечно, Рита Кудряшова у нас образец для подражания! Шаг вправо, шаг влево – расстрел.

– Что за глупости…

– Скажешь, не так? Да ты с первого курса всех вокруг себя распугала, глядела горгоной, зато перед преподавателями вся такая умная, пунктуальная, организованная, ну прям идеал, а не студентка.

– Да не было такого.

– Мне в ЗОБе сказали, что наша новая форма отзывается на характер. Или думаешь, ты горгоной стала, потому что у тебя прабабка гречанка?

Я сжала кулаки.

– Нет у меня прабабки гречанки. И нечего на меня наезжать! Слабо было все это в лицо сказать, когда мы еще живы были?

Светка аж побледнела.

– Я… Я…

– Ты, получается, притворялась душой компании? Вся такая на позитиве, всем помогаешь, а на деле злобная завистница?

– Сама ты завистница! – взвилась Света. – Было бы чему завидовать! Мне нужно было налаживать связи.

– Казаться всем добренькой тебе хотелось, – осадила я.

– А если и так? Я хотя бы людям нравилась!

– Знаешь, почему ты сфинкс?

– И почему же?

– Потому что нет в тебе ничего настоящего, только надерганные ото всех понемногу куски, вот!

И стоим мы посреди конюшни, угрожаем друг другу вилами. Атмосфера накалилась так, что лошадки поспешили скрыться в стойлах от греха подальше. Светка зависла от моего выпада, потом медленно наклонилась, сгребла горсть конских какашек и вдруг ринулась ко мне, метя в лицо. Но я не лыком шита, увернулась, и вонючий развод украсил мне плечо.

– Ах ты…

Я сделала то же самое, и завязалась потасовка. Светка лягалась и кусалась, я давила ростом и харизмой. Нас так и нашли, катающимися в грязной соломе и рычащими, как помойные кошки.

– Кажется, они решили помириться, – прокомментировал Морис.

Клубок распался, и мы со Светкой одновременно выпалили:

– Да никогда!

Переглянулись, оценили масштаб урона: обе грязные, всклокоченные, раскрасневшиеся, с соломой в волосах. Возбужденные шумом лошади ржали, полагаю, над нами.

Морис протянул обе руки, мне и Свете, и помог подняться.

– Знатный бардак вы тут устроили, дамы, – восхитился он, – но надо привести все в порядок, пока нас не оставили без еды. Я не Рэнди, но кушать хочется. Так что живо пожали друг другу руки, лапы и прочие конечности – и за дело.

Через час мы сдали работу и со спокойной душой и чистой совестью (и чистым телом, что не менее важно) сели завтракать. Светка устроилась подальше от меня, но каким-то шестым чувством я догадывалась, что мы не зря выплеснули обиды. Пожалуй, стоит еще раз попытаться поговорить, но уже без кулаков. И без навоза.

В окно заглянула Кармелита, испорченные утренним побоищем овощи достались ей, и лошадь была счастлива. Мне даже показалось, что она подмигнула.

Стоп, если лошадь тут, то где носит моего муженька?

В кухню зашел Ромэн, ухватил Софу за бочок, получил полотенцем, хохотнул и присел с нами.

– Где Лайз? – я взяла быка за рога.

– Ушел, но обещал вернуться, – старикан шумно отпил чаю, – через два дня.

Видимо, мое лицо было такое зверское, что он решил дополнить ответ конкретными цифрами. Меня слегка передернуло: мало того, что буду ждать шестого числа по мной же выданному прогнозу, так еще и Амилоту.

– Да уж, ему лучше не задерживаться, – сказала я, и Ромэн размашисто перекрестился. Софа только хмыкнула понимающе и придвинула ближе ко мне тарелку с румяными оладьями.

* * *

Несмотря на то, что мы все недавно говорили Светке, меня не покидало одно разрушительное желание. А поскольку после смерти я как-то разучилась отказывать себе в мелочах, отпахав смену в кресле великой предсказательницы, я улизнула из дома и села в автобус. Деньги на проезд честно заработала, лицо скрыла медицинской маской, а длиннющая цыганская юбка и пестрая блузка окончательно превращали меня во что-то странное, но совершенно точно неузнаваемое. По календарю я посчитала, что умерла три года назад, но эта информация никак во мне не отзывалась. Ну, умерла и умерла, все там будем. Тогда зачем я ехала смотреть на свою могилу? Очень хороший вопрос.

Я попала в час пик, возле моего сидения толпился народ, пыхтел какой-то полный мужчина в несвежей рубашке, шуршала пакетами уставшая женщина, на весь салон, перекрикивая радио, кричал ребенок, привлекая внимание бабушки к проносящимся мимо автомобилям. Было душно, сладко пахло чьими-то духами, хотелось чихнуть и послать всех куда подальше. А еще лучше – разбить стекло и выпрыгнуть на воздух. Как же я отвыкла от всего этого! А ведь вроде бы совсем недавно – по моим ощущениям, буквально несколько месяцев назад – я сама так же ездила в набитых битком маршрутках, билась лбом в специальное место над дверью, злилась на тех, кто оттаптывал мне ноги, и топтала в ответ.

Но, по крайней мере, тогда никто не дышал на меня огнем, не сажал в карцер и не кидал в сомнительные порталы. Я усмехнулась, и парень, сидящий рядом и залипающий в телефон, покосился в мою сторону. Я оскалилась, но за маской он все равно не увидел.

– Колонка выходят?! – гаркнул водитель.

– Мне на кладбище! – не менее громко ответила я.

– Не боись, не проедешь! Так колонка выходят?

– У стакана! – оживился парнишка по соседству.

О, этот непередаваемый маршруточный сленг. Парень вышел возле древней пустующей будки ГАИ, в народе тот самый «стакан», черт его знает почему, а я поехала до конечной, в чем тоже была своя загробная ирония. Там автобус встал на отдых, а я перешла через рельсы и вскоре оказалась перед воротами погоста. Налетел неожиданно прохладный ветерок, солнце скрылось за тучами, и мне вдруг расхотелось переходить черту. Так и встала перед распахнутыми чугунными створками, не зная, то ли перекреститься и войти, то ли развернуться и уйти.

А, была не была!

Я решительно пошла вперед и только тогда сообразила, что даже не представляю, где меня похоронили.

– Блин, – буркнула я, – надо было Мориса с собой брать.

Но правда в том, что если бы он узнал о моей затее, то точно бы не одобрил. Я мало что делала втихую от друзей, и червячок стыда копошился в груди. Дома меня определенно будут ждать разборки, и я их заслужила.

Пошла вперед по тропинке, по одну руку от которой высились клены и сосны, постепенно превратившие кладбище в филиал леса, а по другую – более новые захоронения. Логично, что мне надо свернуть туда, но могил было столько, что искать можно до второго пришествия. А тут и солнце, слабо выглядывающее из-за облаков, все ниже клонилось к горизонту, и лучи, пробивающиеся до земли, окрасились рыжим. Они скользили по крестам и памятникам, играли в блестках на новеньких венках, и я подумала – а много ли у меня венков? Носят ли на мою могилу цветы по церковным праздникам? Стало грустно, и я брела, не разбирая дороги, углубившись в лабиринты оградок. Людей мне не встретилось, все ехали с работы домой в обычный будний вечер, и…

И тут у меня кольнуло сердце.

Я испуганно прижала ладонь к груди, но болезненное ощущение быстро прошло. И все же стоило мне пройти чуть вперед, как боль вернулась острыми уколами. Я отступила назад – стало легче. Это уже похоже на игру «горячо-холодно». Я поморщилась, растирая грудину, но ради дела можно и потерпеть. И пошла дальше, превозмогая боль, и чем сильнее и пронзительнее она становилась, тем больше я понимала, что движусь в правильном направлении. Болело там, куда вошел нож Амилоты, и это место стало своеобразным компасом, по которому я выбирала направление, уже не глядя по сторонам.

В глазах потемнело, и я тяжело уперлась ладонями в оградку веселого зелененького цвета. Уф, как хорошо, что я не запомнила ничего с того момента, как Лайз занес надо мной нож, потому что мне сейчас чертовски больно, и едва ли умирать было приятнее.

Подняла голову и покрылась мурашками под взглядом с фотографии на кресте.

– О нет… – простонала я сквозь боль. – Только не это фото!

Я вошла в калиточку, и – о чудо! – болеть перестало. По крайней мере, физически. В остальном же…

В памяти, точно в слезливых мелодрамах, начали проноситься кадры моей безвозвратно ушедшей жизни. Лица, места, обрывки разговоров, отголоски чувств – как кино на перемотке, смысл вроде улавливается, но ничего толком рассмотреть не успеваешь. И снова защемило сердце, но фантомная дыра в нем была совершенно ни при чем.

– Ритка, ты дура, – сообщила я сама себе. – Дурой жила, дурой и померла.

Обрезанный снимок с дня рождения Светки смотрел на меня укоризненно, я вообще нечасто широко улыбалась перед камерой.

– Светка права ведь, а мне столько раз намекали подумать, почему я стала горгоной. А вот смотрю на тебя, тьфу, на себя, и прямо вижу ответ. Сложно тебе, что ли, было быть немного милее? От улыбки зубы не выпадают, а от доброго слова понос не прохватывает. И что теперь твоя хваленая работа мечты? Она тебе, что ли, цветы на могилку носить будет?

Разумеется, мой проникновенный монолог остался без ответа, да и дракон бы с ним. Я и так уже рыдала, как сопля, сняла маску и высморкалась в нее. Жалость к себе достигла пика – и вдруг схлынула. Я скомкала испорченную маску – все равно, судя по автобусу, их уже никто не носит – и сунула в карман юбки.

– А знаешь что? – спросила я себя дерзко. – Мне и так нормально.

У меня появилось то, чего не было в жизни: друзья, которые за мной и в огонь, и в воду, свобода поступать так, как хочется, даже если за это неминуемо накажут, шанс протоптать свою дорожку, а не до конца дней пользоваться проложенными кем-то рельсами. И моя крутость вовсе не в размере зарплаты и социальном статусе.

Я такая, какая есть.

Обратно возвращалась, без преувеличения сказать, обновленной, посвежевшей. Люди в автобусе не обращали на меня внимания, более того, места вокруг пустовали до конца поездки. Я вышла подальше от салона «Мадам Ленорман», но не прошла и половины пути, как под козырьком нужной остановки увидела Мориса, Мию и Рэнди. Ребята смеялись, я слышала их хохот издалека – и на душе посветлело.

Впрочем, завидев меня, они резко притихли.

– Отшлепать бы тебя, – сообщил Морис лениво, – да руки жалко.

– Устанут?

– Оторвут.

Последний луч солнца соскользнул со стеклянной крыши и утонул в сумерках. Я села на лавочку между парнями, чувствуя подвох. Собралась с духом и выпалила:

– Я должна была это сделать!

– Кто бы сомневался, ты же упрямая как ослица, – Морис фыркнул и многозначительно поиграл бровями. – А теперь спроси, чем мы занимались после работы?

Вид у всех троих мгновенно стал самым что ни на есть загадочным. Я даже напряглась.

– И… чем?

– Изучали криминальные сводки, – важно ответил Морис, донельзя собой гордый. – Если тебе, конечно, интересно, чем закончилось расследование трагической гибели некоей Маргариты Конс…

– Спрашиваешь?! – взвилась я, но Рэнди цепко ухватил меня за руку и усадил на место. – Вы узнали, от чего я умерла? Ой, то есть от чего, это и так ясно.

Мысли спутались. Я чувствовала одновременно и страх, и нездоровое любопытство, будто бы речь шла вовсе не о моем бренном теле, что я только что навестила на кладбище. Да и, в общем-то, если я – это та я, которая есть в данном месте в данное время, то речь действительно шла уже не о настоящей мне. С этим пора было смириться, и вроде бы я справилась.

– Скажи спасибо Мие, – вклинился Рэнди, пока Морис не начал длинную речь, как он любит, – она, пока ходила с листовками по улицам и домам, узнала кое-что.

– За твое убийство посадили постоянного водителя того такси, одна женщина назвала его гастарбайтером. Что означает это слово?

– Дешевая рабсила с ближнего зарубежья, – отмахнулась я, а Рэнди с пониманием поднял палец вверх:

– Получается, для Арлетты Бламс мы были гастро… гастарбайтерами?

– Ну, получается, да.

Мия кашлянула, привлекая внимание.

– Выяснилось, что до этого он уже похитил и убил трех женщин. Так что куратор сделал всем одолжение, воспользовавшись именно его машиной. Куратор ничего не делает просто так.

Она едва не светилась от осознания гениальности, прозорливости и хитроумности Лайза Амилоты.

– А ничего, что в процессе там где-то я померла?

Мия равнодушно передернула острыми плечами.

– Ясно, – хмыкнула я. – Ну, здорово, что хоть моя смерть принесла обществу пользу.

Морис потрепал меня по волосам.

– Не расстраивайся.

– А я и не расстраиваюсь, – ответила я честно. – Моя адаптация по непонятным причинам пошла не по плану, и я все еще прекрасно помню свою жизнь, все еще немного привязана к прошлому, но знаете… – я улыбнулась, – не повезло в жизни, повезет в чем-нибудь другом.

И мы обнялись, все четверо, кое-как, неловко, путаясь в руках, которыми кое-кто из нас вообще пользовался реже, чем щупальцами, но очень душевно.

– С вами-то мне точно повезло, – тихо сказала я. – Чудики вы мои.

Еще пара дней пролетела как один, утром я пахала в теплице вместе со всеми, потом в салоне, трижды в неделю ходили на выступления. Ничего не предвещало беды до этого утра.

Я два раза споткнулась об ведро, переломала несколько кустов с помидорами и в завершении занозила палец. Вернувшись на кухню, застала там серьезного Ромэна и встревоженную Софу. У меня мгновенно внутри все опустилось от тревожного предчувствия.

– Что случилось?

Они переглянулись, решая, видимо, стоит ли мне знать.

– Что? Ну не томите же!

– Лайз не вернулся, – пробормотал старичок, мусоля в руках измятый картуз.

– Может, задержался? – пробормотала я, сама себе не веря. – Пробки, не знаю… Дела затянулись?

Ромэн вздохнул, и стало понятно, что он чего-то не договаривает. Софа обняла меня нежно, по-матерински, отчего мне сделалось еще страшнее.

– Золотце, ты только не пугайся.

– Вы в курсе, что с этой фразы начинается самый звездец?

Она погладила меня по волосам и нехотя произнесла:

– Наши встречали его и обнаружили в лесу следы борьбы…

– А тело? – выдавила я кое-как. – Тело нашли?

– Нет, и слава богу, – фыркнула тетка. – Если нет ничего, значит, утащили живым.

Да что себе эта ящерица златоглавая позволяет?! У меня кровь так и вскипела, ведь если раньше Лайз мне был, в общем-то, никем, то сейчас у меня на него закрепленные индейским обрядом права собственности!

– Мне нужно туда!

Отодвинув от себя тетушку, я бросила перчатки на стол и зубами решительно выдернула занозу, даже не ойкнув.

– Куда туда? Даже и не думай! – Ромэн прижал меня к стулу. – Сидишь тихо и не высовываешься. Мы сами все узнаем.

Я сделала вид, что поверила, а в голове принялась выстраивать план действий. Сначала оповестить наших, а потом вытащить горе-куратора оттуда, куда он вляпался. Я горгона или кто?

После того как все разбежались, я изображала деятельность по мытью посуды и ждала возвращения Рэнди, Мориса и Мии. Светку откровенно не хотелось брать на вылазку, но и оставить ее тут мне совесть не позволяла.

– Рита, ты знаешь? – встревоженный Морис показался в дверях кухни.

– Не шуми, – я поманила его мокрым полотенцем. – Да, Амилота пропал. Надо собрать наших и найти этого негодника, пока не стало поздно.

Голос не дрогнул и на том спасибо. Морис сел на табурет и с тоской покосился на пару недоеденных оладий. Я почему-то ясно увидела, как он, не глядя, берет одно щупальцем и отправляет в рот, при этом эмоционально жестикулируя в такт словам, но щупальца не появлялись, и, кажется, Морис подумал сейчас о том же самом.

В итоге оладью он все-таки взял руками, отломил, но есть не спешил.

– Я слышал, как Ромэн говорил с парнями, они собираются идти завтра на разведку.

– Надо идти сегодня, – решительно заявила я и швырнула полотенце на стол. – Предупреди Рэнди и Мию. Светке я сама скажу.

– Ты уверена?

– Ну не сожрет же она меня.

– Я не об этом. Ты уверена, что в таком состоянии мы сможем спасти кого-то крупнее котенка?

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но не произнесла ни звука. Это для меня, хранившей память о прошлой жизни, стать простым человеком – это как снова сесть на велосипед, а им, быть может, лишиться паутины, щупалец, ночного зрения и прочего – это как стать беспомощными в совершенно чужом мире.

Я устало опустилась на табуретку.

– Не знаю, Морис. Я не знаю, как мы будем выкручиваться на этот раз, но пойми, не могу… А если бы на его месте был кто-то из вас?

Морис накрыл мои пальцы ладонью – все такой же гладкой и прохладной, что и прежде – и подмигнул.

– Ну я же не сказал, что отказываюсь. Когда это мы пасовали перед трудностями?

Я поджала губы, чтобы не расплакаться от облегчения.

– Рэнди, конечно, наше слабое звено, – вдруг заявил Морис громко. – Он столько ест, что в случае драки от него одна только польза – быть ядром.

В коридоре что-то крякнуло обиженно, скрипнуло дверными петлями, и на кухню ворвался насупленный Рэнди с красными от гнева щеками.

– А ты! А ты… Ты теперь даже на закуску к пиву не потянешь!

– О чем я и говорил, – довольно кивнул Морис, – одна еда на уме.

Рэнди обеими руками потянул вниз края футболки, и – о ужас! – над ремнем под тканью обрисовался кругленький животик.

– Так быстро?! – вырвалось у меня.

Рэнди стыдливо втянул пузико, но поздно, Морис уже возликовал.

– Вот ты жирный!

– Жир… ный? – мигом растерялся Рэнди и нахмурил брови. – Меня так уже кто-то называл.

– Кто посмел? – удивилась я. Пузико пузиком, но Рэнди как был мощами ходячими, так и остался. Некоторые парни так и толстеют, избирательно.

– Я… не уверен, – занервничал Рэнди. – Кажется, когда я был жив.

На его бесхитростном лице застыло недоумение.

– Ты вспомнил себя прежнего? – странно сиплым голосом спросил Морис.

– Немножечко. Это как будто…

– …кино, которое ты когда-то смотрел.

Они уставились друг на друга то ли с ужасом, то ли с восторгом.

– И про что было твое кино? – спросила я Мориса. Он сразу замялся, забегал взглядом по кухне, и я прям видела на его лбу маркировку 18+.

– Пусть лучше молчит, – догадался Рэнди, – не хочу окончательно испортить свое впечатление о нем.

– Чтоб ты знал, в моей жизни было полно красоток, – гордо похвастался Морис и добавил с улыбкой: – и их рогатых мужей.

– Только не говори, что сорвался с балкона любовницы, или обманутый супруг снес тебе башку, – хихикнула я. Морис легкомысленно пожал плечами.

– Кто знает, кто знает… Веселой жизни – веселая смерть, не находите?

– Эй вы, философы! – К нам на кухню ввалилась запыхавшаяся Мия, явно услышавшая последний перл Мориса. – Хорош трепать языками! Куратор пропал!

И вновь все разговоры были забыты, когда Мия напомнила о дурном.

– Надо его спасать! – воскликнула она, ошибочно решив, что мы молчим, потому что не хотим ничего предпринимать. Рэнди положил ладонь ей на плечо.

– Успокойся. Никто не собирается бросать куратора Амилоту в беде, тем более Марго.

Мия даже не скривилась, хотя я ожидала подобной реакции. Нет, она перевела на меня горящий взгляд и спросила:

– Ну? Какой у нас план?

Плана не было, о чем я прямо и сообщила, но Морис был тысячу раз прав, когда говорил – когда это мы пасовали перед трудностями?

– У меня сейчас приемные часы, после них встретимся на ближайшей автобусной остановке.

– А если спросят, куда мы все намылились? – уточнил Рэнди.

– Хотим придумать секретный номер для пятничного шоу, – легко сочинил враку Морис. – Уверен, после такого никто не станет нам мешать.

На том и порешили. Я переоделась в рабочее и отправилась просиживать зад в гадальную комнату. Только как вы прикажете гадать, когда внутри бушует пожарище, а мозг требует активных действий? Я уже тысячу раз поправила платок, платье, а бархат на скатерти вытерла до ниток. Как назло, ни одной дельной идеи, кроме «пойти в этот чертов лес и изучить там с лупой каждую травинку». А тут еще и всякие отвлекают от размышлений. Дурацкий колокольчик не умолкал, я старательно ловила крохи ускользающего терпения, если сейчас зайдет очередной жаждущий узнать, с кем изменяет его любовница, я его просто изобью хрустальным шаром.

Колокольчик сделал перерыв, а потом зазвонил с удвоенной силой, и в комнату вошла дама, закутанная в паранджу до самых пяток.

Это что-то новенькое. Мия там, видимо, уже весь город оббежала со своими листовками.

– Карты мне сегодня сказали, что вы придете с делом важным, непростым, – потрясла я браслетами, изображая магические пассы в воздухе. – Садитесь же скорее и поведайте гадалке Марге свою печаль!

Клиентка села, и от нее повеяло знакомым таким запахом, вроде лекарственным, а вроде травяным. Я налегла бутафорской грудью на стол и принюхалась.

– Чую, чую… Пахнет от вас… валерьянкой?

Клиентка не смутилась и уставилась на меня тяжелым взглядом из прорези никаба.

– Я хотела узнать свою судьбу. Сможете такое?

Очень похоже, что дерзкая дамочка берет на слабо, но наши не сдаются! Я прищурилась, подмечая детали в ее образе. Если с гаданием не сложится, удивлю ее дедукцией – логику никто не отменял. В общем, я с достоинством кивнула, перетасовала карты и стала выкладывать их по восемь штук в ряд, делая большой прогнозный расклад. На фокус с кондиционером гостья отреагировала спокойно, а свет я трогать не стала. Похоже, клиентка не из пугливых и пришла скорее проверить, что мы тут такое делаем, чем реально получить предсказание. Такая уже была одна, все вопросы задавала, пришлось жать на дно шкатулки и вызвать Софу на помощь, та мигом отбила у настырной тетечки весь скепсис.

Я опустила взгляд и нахмурилась – карты ложились странно. Карта спрашивающего оказалась в самом конце, подразумевая, что важный период для нее закончился, а то, что было в нем, не понравилось мне еще больше.

Гроб, крест, крысы, метла, лисица. Сплошные гадости и ужасы, и как об этом рассказать, чтобы не пришлось отпаивать? Хотя валерьянкой она заправилась, видимо, еще до прихода сюда, уж ее, родимую, я ни с чем не перепутаю.

– И что говорят карты? – насмешливо спросила клиентка.

Нет, мне точно не показалось, она надо мной смеется! Зачем идти к гадалке, если не веришь в предсказания?

– Говорят, что вы прошли множество испытаний, – я говорила максимально обтекаемо, – ваше прошлое заволокло туманом, а ваше будущее… Да нет у вас никакого будущего. – Я раскрыла последнюю карту, Смерть.

Вот попадос…

Клиентка вдруг подалась вперед и, сминая карты на столе, схватила меня за руку. От неожиданности и так заехала коленом по столешнице, что проклятым кондиционером меня саму чуть не сдуло, а вой поднялся такой, будто легиону демонов наступили на любимые мозоли.

– Вы что себе позволяете?! – возмутилась я.

– Попалась! – радостно прошипели мне в ответ. – Долго же я за тобой гонялась, деточка.

И дернула меня из-за стола, как котенка. Уцепившись свободной рукой в шкатулку, я нажала спасительную кнопку. Но бешеная дамочка уже с невероятной силой тащила меня за руку прочь из комнаты.

– Какого хрена? Отпусти, – я пыталась вырваться, но, судя по ощущениям, меня держали не пальцы, а железные тиски. – Я буду кричать!

– Да хоть оперу пой, – фыркнула она. – О нет, так быстро ты не отделаешься. Надеешься, что тебя снова спасут? Никого нет, все прилегли отдохнуть.

Вот теперь меня охватил ужас. Хоть я и прожила тут всего ничего, но эти люди стали мне родными. Она же не убила всех? Кто вообще эта баба-терминатор? Может, и пропажа Лайза на ее совести? Да о чем я? Кто, кроме главы Темного факультета, мог еще так стараться меня отыскать.

– Ай-яй, пусти, пусти, пусти! – заверещала я, но случайно прикусила язык и стиснула челюсти. Криком ничего не добиться, надо бороться. Ах, где мои чудесные камешки, когда так надо разбить ими чью-нибудь голову!