Текст книги "Малые Боги. Истории о нежити"

Рука судьбы

Справедливость – мать богов, а если смотреть по справедливости, то никто более Автократа не достоин быть повелителем Лемноса. И если бы не трижды проклятый Диомед, – да пожрет Цербер его печень! – то, несомненно, Автократ был бы правителем. Нет никого сильнее Автократа! Копье его пробивает медный доспех, его меч не знает преграды, ярость его способна сокрушить титанов! Но правителем Лемноса остается замухрышка Диомед. Всех обошел хитроумный, каждому не дал так посулил, так что всякая торговка на рынке готова свеклой запустить в того, кто посягнет на правителя. А что Диомед получает от своей власти? Право угождать плебсу и заигрывать с идиотами, которые не только голос не подадут, но и в собрании ни разу не покажутся. Уж с такими-то Автократ знал, как себя вести! Пикнуть бы не смели против законного владыки! Один лишь Диомед стоит на пути Автократа к заветной власти.

Как жаль, что забыт благородный обычай, согласно которому убийца царя становится царем. О, тогда Диомед не прожил бы и получаса! Но в нынешние гнилые времена убийцу царя сначала казнят – и лишь потом начинают заботиться о приискании нового повелителя. Ну что возьмешь с таких людишек? Какое у них право не то что решать, а хотя бы рассуждать об устройстве государства? Судьбу царей могут решать лишь цари, в крайнем случае – боги. Слепые мойры, прядущие нить жизни, жребий царя вершат отдельно от черного плебса, используя самое тонкое золотое руно. Хотя и среди царей не все равны: ведь не может же нить Диомеда быть такой же золотой, как у Автократа… Впрочем, какова бы ни была эта нить, ей недолго осталось виться. И пусть Диомед окружил себя верными телохранителями и принял дурацкие законы, они его не оградят. Бойся, несчастный: великий Автократ идет за твоей жизнью!

Старый жрец долго не хотел выдавать тайну. Не помогали ни уговоры, ни щедрые посулы, ни пытки. Старик на все отвечал молчаливым отказом, и даже витая плеть из шкуры гиппопотама не вырвала у него стона. А ведь эта плеть, привезенная из далекого Египта, многим внушала ужас и развязала множество языков. Подействовала неожиданно простая вещь – угроза поджечь святилище. Хотя какое там святилище, при котором всего один служитель? Это тебе не храм Артемиды, о пожаре в котором судачит весь мир. И все же, услыхав угрозу, старикан заговорил и обещал показать вход в пещеру.

Автократ рывком поставил старика на ноги, пнул в иссеченную спину:

– Веди!

Пещера оказалась близко, в большой клепсидре у храма Посейдона не утекло и четверти часа.

– Здесь, – дребезжащим голоском произнес жрец, остановившись перед узким лазом. – Но смертным нечего делать в этой пещере. Даже боги не оспаривают то, что решено там.

– Ставший вровень с богами не должен ходить путями смертных, – продекламировал Автократ. – Особенно когда нужно совершить давно предначертанное. Показывай дорогу, старик!

Дорога богов оказалась не слишком просторной, временами Автократу начинало казаться, что сейчас он застрянет, сжатый каменными тисками. Жестоко пожалел герой в эту минуту, что не привязал жреца за ногу крепкой веревкой. Вот уползет он сейчас в темные провалы – а потом будет смеяться за чашей вина над могучим глупцом, который не сумел догнать его в горных теснинах. Однако обошлось, рок благоприятствует богоизбранным; лаз постепенно расширился, впереди забрезжил свет, а там и в полный рост удалось выпрямиться.

Старик ожидал в округлом гроте, освещенном сиянием прозрачных голубых камней, выпиравших из стен, пола и потолка. При виде этого чуда Автократ не сдержал возгласа ликования. Да это не просто богатство, это сокровище сокровищ! Когда он станет царем, он пошлет сюда рабов, чтобы они бережно извлекли чудесные самоцветы и украсили ими его покои. Хотя, конечно, добывать светящиеся камни будут одни, а украшать дворец – другие рабы. Тайна слишком сокровенна, а потому никто из входивших в эту пещеру не вернется из нее к дневному свету. И в первую очередь это касается жреца, который так плохо хранил вверенную богами тайну.

– Тише, – прошептал жрец. – Ты мешаешь им работать.

– Они здесь? – тревожно откликнулся Автократ, немедля вспомнив о цели своего визита.

Хранитель святилища кивнул, указав на противоположную стену, где виднелось еще одно отверстие, забранное пологом из ткани столь тонкой, что скорее напоминала паутину. В зале только и было что этот проход и узкая щель, через которую вползли незваные гости. Неудивительно, что старик не сбежал: ему было некуда бежать.

– Зачем слепым старухам свет? – спросил Автократ, указав на сияющие кристаллы.

– Ты собираешься обсуждать дела богов? – вопросом на вопрос ответил служитель.

Довод застал врасплох. Ведь и в самом деле, это не просто древние мастерицы, а бессмертные богини, а грабить чертоги бессмертных – не самое безобидное занятие. Автократ как-то позабыл об этом, ибо трудно признать богом того, кто весь век трудится. С другой стороны, что могут сделать ему дряхлые да еще и слепые старухи? Не Зевсу же они начнут жаловаться… Громовержец их, поди, и слушать не станет.

Автократ шагнул к завешенному проему.

– Они не слишком похожи на женщин, – сказал вдогонку жрец.

Вспомнив о своем проводнике, Автократ вернулся, ухватил его за покрытое засохшей кровью плечо, дернул следом за собой. Никак нельзя допустить, чтобы старец сбежал и разболтал всякому илоту тайну убежища. Но и кончать с ним рано, старик еще может понадобиться.

Возможно, это был не самый геройский поступок в его жизни, но осторожность еще не повредила ни одному герою; Автократ не сорвал покров, а мизинцем немного сдвинул его – и заглянул в щелку.

Низкую пещеру заливал свет. Если в первом зале дивные хрустали лишь торчали тут и там, то во втором помещении все было отлито из сияющих драгоценностей. И все же воздух казался мутным, пыльным… В глазах рябило от множества тончайших нитей, тянущихся из конца в конец зала, туго натянутых и скрещивающихся под самыми разнообразными углами. И каждая из этих паутинных нитей означала человеческую судьбу. Автократ помыслить не мог, что на свете столько людей. Он даже не знал, каким числом обозначить это количество. В языке нет такого числа, либо его ведают одни философы – героям оно недоступно.

Лишь потом в туманном переплетении судеб герой разглядел тех, к кому он явился. Они и впрямь ничуть не напоминали женщин да и людей вообще; скорей гигантских пауков. Эти порождения Арахны непрерывно источали из бородавчатых тел мириады шелковых нитей, струили, переплетая их, и в нужную минуту безжалостно обрывали лишние. Бесчисленные отростки – руки?.. пальцы?.. или, быть может, щупальца? – ни на мгновение не прекращали кропотливой работы. Ни глаз, ни чего-либо похожего на лицо Автократ не разглядел, да и не нужны были ни глаза, ни лица этим исчадиям, вслепую, на ощупь исполняющим свой долг.

Автократ отшатнулся, но руки не убрал и щель не прикрыл.

– Это и есть мойры? – спросил он покорно ждущего старика.

– Да, это они.

– Это не богини, это чудовища!

– Базилевс, скажи, как, по-твоему, должно выглядеть существо, прядущее враз тьмы нитей? Это титаниды, базилевс, сестры горгоны Медузы. Давно минула эпоха, когда дети титанов были подобны людям. Злая воля олимпийцев сделала их такими. Говорят, один лишь Прометей сохранил человеческий облик, хотя я сомневаюсь и в этом. Тысячу лет служить пищей стервятнику и остаться самим собой – на это не способен даже бог.

– Хватит болтать! – остановил старика Автократ. – Отвечай, которая из этих… э… титанид – Антропос?

– Боюсь, что этого не знают даже они сами. Я часто наблюдал за их работой и не видел, чтобы они хоть чем-то различались.

– Часто наблюдал? Значит, сам ты сюда хаживаешь… И кого ты еще водил сюда?

– Никого. Мой предшественник привел меня сюда тридцать лет назад, и с тех пор здесь, кроме меня, никого не бывало.

– Почему же ты не вынес наверх ни одного камня? Ты мог стать богатым.

– Что значит богатство перед лицом богов?

– Это слова одного корня, дурень! Богатый – значит подобный богу! Впрочем, тебе этого не понять. Отвечай: почему я не вижу там ни единой золотой нити? Или судьбы царей плетутся в ином месте?

– Судьба царя ничем не отличается от судьбы илота. Родиться, жить и умереть. И царь, и раб рождаются одинаково голыми и умирают наедине с Танатосом. Зачем судьбе золото?

Автократ мудро усмехнулся и не стал отвечать глупцу.

Как бы то ни было, нить Диомеда творится здесь. Ведь не может судьба самозванца быть столь же благородной, как и жизнь богоизбранного государя! Значит, он достиг цели.

Недрогнувшей рукой Автократ откинул полог и в полный рост встал на пороге.

– Здесь Автократ, сын Локида! – прогремел он, ничуть не усмиряя мощи голоса. – Повелеваю вам немедля прервать нить зловонной жизни Диомеда, называющего себя базилевсом Лемноса!

Он был величествен в этот миг: в медных доспехах, с обнаженным мечом в руке, в шлеме с высоким гребнем. Шлем страшно мешал, когда пришлось ползти через теснины, но нельзя же было явиться в обиталище судьбы, не имея подобающего вида.

Ничто не изменилось в светлом зале. Так же дрожали натянутые нити, сновали бесчисленные пальцы и мерно, по-старушечьи, двигались челюсти жующих что-то прях.

– Повелеваю оборвать зловонную жизнь Диомеда! – вторично проревел Автократ, вздымая к потолку меч.

И вновь приказ остался без ответа.

Что ж, тем будет хуже! Он хотел обойтись малой кровью, но раз судьба так желает, то пусть его воцарение сопровождается небывалым кровопролитием!

Меч Автократа, словно мясницкий топор, обрушился на переплетение чужих судеб. В самый миг удара Автократ сладостно представил, как от его руки падают толпы народа. Быть может, там, наверху, на мир обрушилась чума; возможно, сдвинулись горы и кипящее море поглощает города. Может быть, кровожадный Арес со своими спутниками покинул олимпийские чертоги и заставил людишек схлестнуться в смертоубийственной рубке. Стоны, мольбы, пиршество черного Танатоса!

Судьбы людей, не желавших умирать, не покорились бронзовому лезвию. Они спружинили, отбросив меч, и, если бы не шлем, Автократ раскроил бы себе голову собственным оружием.

– Безумец! – завопил сзади жрец. – Теперь ты понял, что судьба неподвластна тебе? Уходи и никогда не возвращайся сюда!

– Я понял! – в бешенстве прохрипел герой. – Вы со своим фатумом сговорились лишить меня царства! Не выйдет! Сейчас ты увидишь, что твоя судьба в моих руках!

На этот раз меч не подвел его. Голова жреца запрокинулась, хлынула кровь, и иссушенное временем тело повалилось набок.

В паучьем вертепе бесчувственная мойра оборвала нить зажившегося на свете старика, но Автократ этого не заметил. Их там всякую минуту обрывалось довольно, и богоравный герой не мог уследить за каждой. Отпихнув вздрагивающее тело, Автократ повернулся к мойрам.

– Вы слышали, что я сказал?!

Ответа не было.

Больше Автократ не стал опрометчиво рубить паутину, оказавшуюся слишком прочной. Он протиснул свой клинок сквозь упругую сеть и вонзил его в бородавчатое брюхо ближайшей мойры.

– Тварь! Слушай, что тебе приказывают! Повелеваю оборвать зловонную жизнь Диомеда!

Впервые за бессчетные века размеренная работа рока была нарушена. Титанида зашипела рассерженной гусыней и вскинула суставчатую руку, на конце которой остро кривился тонкий серпик. Казалось, она сейчас нападет, и Автократ отвел меч, чтобы защитить лицо, однако рука судьбы дернулась совсем в другую сторону. В последнюю секунду Автократ понял, что сейчас произойдет, но ничего не успел сделать. Неуловимым движением серп обрезал одну из нитей: серую, неприметную, но прочную, которой бы еще тянуться и тянуться…

Бесполезный меч брякнул о светлый камень.

Не обращая внимания на лежащие тела, мойры возобновили работу, вплетая тонкие судьбы людей в незримую ткань бытия.

К вопросу о природе вампиров

Таким образом, признавая за литературою главное значение разъяснения жизненных явлений, мы требуем от нее одного качества, без которого в ней не может быть никаких достоинств, именно – ПРАВДЫ. Надо, чтобы факты, из которых исходит автор и которые он представляет нам, были представлены верно. Как скоро этого нет, литературное произведение теряет всякое значение, оно становится даже вредным, потому что служит не к просветлению человеческого сознания, а, напротив, к еще большему помрачению.

Н. А. Добролюбов

Протокол – орудие борьбы с вампирами, примитивный предшественник осинового кола.

Бестолковый словарь русского языка

Прежде всего честно предупреждаю, что текст этот строго секретен, его чтение смертельно опасно. Если у вас нет допуска, немедленно положите статью на место и никогда к ней не прикасайтесь. В противном случае пеняйте на себя.

Дальнейшего можно было бы и вовсе не писать – все равно никто не прочтет, – однако научная добросовестность требует, чтобы тема была раскрыта полностью.

О вампирах сложено множество баек и небылиц, о них ходит столько толков, что крупицы истины оказываются надежно погребены под толщей сплетен, досужих разговоров и искусно запущенной дезинформации. Однако во всем разнообразии легенд и страшилок нетрудно выделить два отдельных направления.

1. Направление иронично-скептическое

По мнению адептов этого направления, вампиры окружают нас повсюду. Самые распространенные виды вампиров – комары и клопы. Реки крови проливает человечество в этой войне, но победы не видно. А ведь главные кровопийные отряды – москиты и прочие южные твари – еще, считайте, в дело не введены.

Пропаганда комаризма-вампиризма ведется вовсю: широко известны рассказы о том, как басмачи связывали пыльношлемных комиссаров и оставляли их раздетыми в степи. И якобы утром в телах погибших не оставалось ни единой капли крови. Легенды эти выдаются за правду, однако подумайте: ведь это физически и физиологически невозможно! Комар не высасывает кровь из человека и, следовательно, не может полностью обескровить труп.

То есть, рассказывая о комарах и летучих мышах, нас потчуют явной дезинформацией, причем тщательно спланированной и отличающейся широтой захвата – от якобы научных статей до фантастических романов. Вспомните Коровье Вязло – непроходимый комариный заповедник, созданный гением братьев Стругацких, а из другого произведения тех же авторов – угрюмого поджарого комара величиной с небольшого спаниеля. Нельзя также пройти мимо таинственных кровопросцев из толкиновской эпопеи. Автор этих строк также приложил руку к созданию кровопийственного реноме насекомых и рукокрылых, но я и не скрываю, что выполнял соцзаказ. Но Стругацкие? Но Толкин? На кого работаете, классики?

В любом случае околокомаринные смехи отвлекают внимание людей от настоящей проблемы. Пока люди смеются над москитным вампиризмом, истинные вампиры могут чувствовать себя спокойно.

2. Направление мистически-бытовое

– Моя тетушка настоящий вампир! – без тени улыбки заявляет экзальтированная особа. – Стоит побыть рядом с ней пять минут, и у меня начинаются ужасные мигрени!.. И потом я целый день чувствую себя разбитой. А тетушка, напротив, цветет и пахнет. Десять лет за раз скидывает, не меньше. Ясное дело, вампирша – насосется и рада!

Подобные разговоры слышали все, причем говорится это на полном серьезе, люди действительно верят в некоих энергетических вампиров. И все же ничего подобного в реальности нет. Явление существует, а энергетические вампиры – нет.

– Как же нет?! – закричит всякий мнительный гражданин. – Иной раз прямо в метро какой-нибудь мерзавец присосется и всю энергию себе перекачает, так что потом ни работать, ни развлекаться, а только пластом лежать…

К сожалению, такие люди забывают, что человеческий организм и трансформаторная будка – немножко разные вещи. Энергию перекачивают на подстанциях, это хорошо изученный и достаточно грубый процесс. Энергия человека заключена в молекулах аденозинтрифосфата либо в жировом депо – и ту и другую никак не перекачаешь, не съевши самого человека. Существует, правда, еще и тепловая энергия человеческого тела, но о ней речь пойдет ниже.

А что касается психической энергии, которую якобы жрут эмоциональные вампиры, то она так невелика, что серьезно говорить о ней как об источнике жизненной силы может лишь очень ненаучный фантаст.

На самом деле человек, которого называют энергетическим вампиром, ничего не получает в результате своего гипотетического вампиризма. Представьте, что у вас обыкновеннейшая аллергия на пот или волосы кого-нибудь из ваших соседей. Пять минут разговора с этим в общем-то обычным человеком – и вы можете вызывать неотложку. А потом будете искренне уверены, что хищник, притворившийся добрым знакомым, загрыз вас и обглодал чуть не до костей. Примерно та же картина будет и в случае психологической или иной несовместимости. Такой человек, не имея в виду ничего дурного и, главное, ничего не получая в результате взаимодействия с жертвой, способен дезорганизовать внутренний мир собеседника и посему вполне может быть принят за вампира. Однако он отнюдь не является вампиром, поскольку, повторяю, ничего не получает в результате своего неосознанного действия. Главное же негативное воздействие такого псевдовампира строго избирательно: Федора он гробит, а для Феклы этот же субъект – самый желанный собеседник. Вампир так поступать не может: подобно клейпучке, он пьет всех.

Казалось бы, все это очевидные вещи, однако перетолки об энергетических вампирах не утихают. Несомненно, такое может происходить, только если определенные и влиятельные круги проводят кампанию по муссированию и педалированию слухов.

Теперь пришла пора задать сакраментальный вопрос: «Quid prodest?» – кто и чего ради станет муссировать и тем более педалировать слухи, сплетни и детские страшилки?

Ответ однозначный: выгодно может быть только настоящим, реально существующим вампирам, которые таким образом отводят глаза своей слишком разумной пище. Утонув в море дезинформации, резонерствующий обед уже не может отличить истину от вымысла и не верит в жестокую правду, подобно счастливому американскому теленку, отрицающему существование мясокомбината в этом лучшем из миров.

Итак, какие же обрывки якобы необъяснимого мы можем найти в фольклоре и литературе разных стран? Именно эта информация, пусть искаженная иррационализмом и животным ужасом, может оказаться истинной.

Прежде всего, вампир – это бывший человек, умерший, похороненный (обязательно похороненный!), но встающий из гроба, чтобы пить кровь добрых граждан. Вампир необычайно силен физически, обладает способностями оборотня, которыми, впрочем, пользуется, только уходя от опасности. Отметим одну интересную особенность: большинство вампиров при жизни были ординарными гражданами, богатых усыпальниц не имели и похоронены не в фамильных склепах, а на обычных кладбищах, то есть зарыты в землю. Однако на могилах мы не часто встречаем вывороченные плиты и кучи взрытого песка. То есть мертвец выходит наружу, заметным образом не тревожа почву.

Упырь нечувствителен к обычному оружию. Нож и револьверные пули, конечно, оставляют на нем раны, но они бесследно затягиваются чуть ли не на глазах нападавшего. Впрочем, имеется управа и на кровососов: они боятся серебра, избегают чеснока, осины и некоторых других растений, а прямые солнечные лучи причиняют им болезненные и трудно заживающие ожоги.

Молитвы, чудотворные иконы, отчитывания, экзорцизмы и прочая дребедень не оказывают на упыря никакого действия, обилие крестов на кладбищах еще не остановило ни одного вурдалака, проникновенная молитва не уберегла ни единой невинной жертвы, а в повести Николая Гоголя «Вий» мы видим, как свободно хозяйничает в церкви нечисть и нежить. Случается, вампир побаивается распятия, серебряного крестика или святой воды, но в данном случае дело, конечно, не в гипотетической святости, а в общей нелюбви вампирьего племени к благородным металлам. Кроме того, вурдалаку неприятен дым от воскурения ладана.

Брэм Стокер, написавший скучный роман о господаре Дракуле Задунайском, вынужден был, чтобы окончательно не развалить сюжет, ввести тезис о необычайном долголетии вампиров, после чего многие сочинители подхватили эту идейку. Древнее зло всегда смотрится красиво, гипнотически привлекает взгляд, так что трудно понять, что именно притягивает читателя – зло или его древность. Что касается народных поверий и авторов достокеровского периода, то всегда и всюду живые люди помнят ночного убийцу живым человеком. То есть реальный срок существования вурдалака не слишком велик – во всяком случае, он не только не превышает средней продолжительности жизни, но даже при самой удачной трансформации редко достигает двух десятков лет. Не возьмусь судить, случайно ли Стокер создал легенду о долговечности вампиров или же выполнял заказ неизвестного нанимателя, но пущенная им дезинформация оказалась, в отличие от самих вампиров, на редкость живучей.

Чрезвычайно поучительным оказывается способ, при помощи которого люди становятся вурдалаками. Под покровом ночи вампир прокрадывается к облюбованной жертве, парализует ее страхом или же иным способом лишает возможности защититься. Казалось бы, сейчас начнется кровавое пиршество, однако, отпив несколько глотков крови, хищник отпускает несчастного. Кровопотеря оказывается достаточно большой, чтобы резистентность организма резко снизилась, укушенный чувствует слабость, кожа бледнеет – короче, налицо все признаки глубокого обескровливания. Однако затем вместо постепенного выздоровления врач наблюдает резкое ухудшение состояния. Необъяснимо повышается температура, хотя после обильного кровопускания этого можно добиться лишь с помощью сильнодействующих препаратов, больного бьет озноб, усиливается тремор, затем наступает помрачение сознания… Средневековым врачам были хорошо известны эти симптомы: именно так реагируют на кровопускание чахоточные больные. И точно так же, как то случается с чахоточным больным, в скором времени наступает неизбежная смерть.

Кстати, до самой смерти ни один укушенный вампиром человек не испытывает ни малейшего стремления пить кровь ближних и рвать чужие глотки. Ужасы мучающегося сознания придуманы создателями фильма «Голод», а вернее – их нанимателями. Человек, скончавшийся от вампиризма, умирает, как от всякой иной инфекционной болезни. А глубокая кровопотеря лишь подавляет защитные функции организма, приводя к стопроцентно летальным исходам.

Как видим, в витальной фазе ничего иррационального с будущим вампиром не происходит. Умершего хоронят, и лишь после сорокового дня в округе начинают твориться мрачные злодейства. Свежая могила стоит как ни в чем не бывало, разве что рыхлая земля не спешит уплотняться, а плита против ожидания не оседает; в окрестных же деревнях один за другим пропадают люди. Порой обескровленные трупы находят, и, если определяют виновника, следует расправа. Случается, лежащий в могиле труп, не мудрствуя лукаво, сжигают на костре. Это самый простой и надежный способ, если, конечно, в гробу действительно лежит тот, кого ищут. Огонь вычищает все. У западных славян, где вурдалаки – вполне обычное явление, существовал жутковатый обряд перемывания костей. Труп расчленяют, вываривают в святой воде, а затем в новой порции святой воды перемывают кости, припоминая заодно злые и добрые поступки покойного. За доброе похваляют, за злое ругательски ругают, но не пропускают ничего. Сейчас обычай этот почти забыт, лишь застывшее словосочетание «перемывать косточки» напоминает о прежних временах.

Советуют также протыкать кровопийц осиновым колом, однако замечу, что это самый недейственный способ. Мне довелось видеть вампира, которого протыкали колом трижды, но он все еще продолжал функционировать.

Казалось бы, вурдалак оказывается подобием зомби – мертвеца, поднятого из могилы черным искусством жрецов вуду. Видим даже созвучие между славянским словом «вурдалак» и афро-ямайским «вуду»… И тем не менее это не так. Упырей и зомби объединяет только то, что все они – вставшие из могил мертвецы. Зомби неспособен к самостоятельному существованию, не умеет питаться и, строго говоря, не обладает даже начатками самосознания, хотя и помнит кое-что из прежней жизни. Зомби, по сути дела, – обычный разлагающийся труп, и, едва запасы аденозинтрифосфата в его теле подойдут к концу, зомби перестает двигаться, и даже хозяйская воля не может активизировать его. Вампир – система куда более сложная и самостоятельная.

Однако прежде закончим рассмотрение процесса вампиризации умершего. Обращаю внимание тех, кто еще не ухватил суть проблемы, что инфицирование вампиризмом протекает аналогично заражению любой контагиозной болезнью. Способы борьбы с вампирами также более всего напоминают старинные, тысячу раз опробованные методы обеззараживания. Огонь, препараты серебра, фитонциды чеснока, салициловая кислота из осиновой коры, бензойная кислота, образующаяся при каждении ладаном, ультрафиолетовая часть солнечного спектра – весь этот арсенал мало напоминает оружие, пригодное для борьбы с человеком или хищным зверем, так скорее можно управиться со стафилококком, плазмодием или риккетсией…

Хороша картинка: хищная риккетсия, рыщущая вдоль кладбищенской ограды в ожидании запоздалого прохожего…

И все же приходится признать, что вампиризм, упырство и вурдалачество – это обычная инфекционная болезнь, бороться с которой должны врачи и фармакологи. Для успешного проведения санитарно-эпидемических мероприятий следует выделить возбудителя болезни или хотя бы уяснить его природу. Сделать это довольно трудно, ибо еще ни разу в руки эпидемиологам не попадал подлинный вампир. И главное, неясным остается вопрос: что за странный латентный период переживает умерший, если позволителен подобный оксюморон, прежде чем тихой лунной ночью вылезет на поверхность в поисках теплой крови. И вообще, как он вылезает, не тревожа могильной плиты и не взрывая землю?

И здесь следует обратиться к наукам, весьма далеким от вампирологии и упыреведения, а именно к палеоботанике и палеонтологии.

Помню свои ощущения, когда я впервые увидал кусок окаменевшего дерева… Передо мной лежала трухлявая колода, полусгнившее бревно, которое, несомненно, можно было проткнуть пальцем. Уж в этом-то я понимал – во всяком лесу можно без труда найти подобную редкость, и в юности я любил ударом сапога разбивать в прах некогда могучий ствол. Однако когда я подошел и коснулся древесины ладонью, то ощутил под рукой холодный и твердый камень. Дерева не было, оставалась одна трухлявая видимость. За долгие годы каждая органическая молекула, всякий атом углерода оказались заменены кремнеземом, но при этом образ прежнего дерева сохранился неизменным. Под микроскопом можно было наблюдать клетки, изучать тончайшее строение древесины, которой давным-давно нет.

Тот же процесс, но узконаправленный и потому занимающий всего несколько недель, происходит и с телом погибшего от вурдалачьего укуса. Прозорливый прозектор, вздумавший искать инфицированные органы в теле упыря, упал бы в обморок, обнаружив, что каждая клетка бывшего тела, все мягкие ткани от гипофиза до аппендикса, заменены на вирулентную биомассу. Относительно неизменными остаются лишь крупные кости, те самые, что обычай дозволял похоронить после перемывания в святой водице.

Итак, резюмируем: вампир представляет собой не живой организм и тем более не сверхъестественное некромантское творение, а колонию микроорганизмов. Как и все гнилостные бактерии, bacillum gematofilis – анаэробный микроорганизм, в результате чего вампир не может проводить на воздухе сколько-нибудь длительное время и большую часть суток вынужден лежать в могиле.

Замена мягких тканей гнилостными бактериями происходит с точностью, какая и не снилась ювелирам, в результате чего внешний вид покойного оказывается неизменным. Любопытно, что так называемая «нетленность», служащая христианам доказательством святости покойника, есть не что иное, как искусственно остановленный процесс вампиризации тела. В присутствии кислорода процесс останавливается, и недоделанный вампир почитается несостоявшимися жертвами в качестве святого. Заметим, что все подлинные мощи сильно заразны, касаться их в высшей степени опасно.

Сохранность внешней структуры тела приводит к тому, что вампир может функционировать аналогично живому человеку. Он осмысленно двигается, обладает всеми органами чувств, разговаривает и даже помнит кое-что из предыдущей жизни, ведь не просто внешний вид, но и каждый нейрон его тела повторили микроскопические копировщики. Таким образом, колония микроорганизмов оказывается великолепно адаптирована к окружающей среде. В отличие от бездумного пятна, распластавшегося по чашке Петри, вампир умеет целенаправленно добывать пищу и может в случае нужды постоять за себя.

Вместе с тем отдельные куски колонии обладают куда большей самостоятельностью, нежели части человеческого тела. Когда заботы велят нам оторваться от интересной книжки, мы не можем оставить перед пюпитром один глаз и один палец для перелистывания страниц и отправиться по магазинам в некомплекте. Для вампиров в этом нет ничего сложного, жаль, что они не читают книг, ибо умственные способности их заметно ослаблены.

Этой автономией объясняется практическая неуязвимость вурдалака (лишь фрактура кости может заметно ограничить подвижность могильного жителя), а также способ, которым он выходит из могилы, не сдвигая плиты и не разрывая землю. Оживший мертвец выбирается наружу по частям, а на вольном ветерке собирается в единое целое, подобно собранному джентльмену Амоса Тутуолы. Если почва не слишком плотная, то упырь предпочитает путешествовать под землей, оставляя за собой горки чернозема, которые обычно называют кротовьими кучами. Вообще, под землей мертвец чувствует себя вольготно: там мало кислорода, вызывающего отмирание внешнего слоя анаэробных бактерий, нет солнечного света, причиняющего колонии ожоги, нет там озона и фитонцидов, которыми напоен летний воздух. К тому же охотиться из-под земли гораздо удобнее. В вечерней полутьме из-под земли высовывается синюшная рука, дергает за пятку беспечного прохожего, после чего темная масса накрывает упавшего – короткий вскрик, а затем раздаются негромкие хлюпающие звуки, которые никому не дано услышать дважды.

Способность частей вампира к автономному существованию породила множество легенд о том, что якобы вампиры являются оборотнями. На самом деле никаких летучих мышей вампир не продуцирует, всегда оставаясь самим собой. Просто в тех случаях, когда приходится спасаться бегством, вампир может рассыпаться на мелкие части и бежать с поля боя пофрагментно. Знаменитая рука Геца фон Берлихингена – одного из немногих аристократов, ставших вампиром, – так и оставалась обычной рукой (слухи о ее железной природе сильно преувеличены). Она могла ползать, перебирая пальчиками, она душила неловко подвернувшихся бедолаг, но, будучи лишенной органов питания (прочие части вампира уже были сожжены к тому времени), не могла воспользоваться плодами своих злодейств и в конце концов погибла от голода.