Текст книги "Навсегда"

ГЛАВА 10

Уилкинс то и дело оглядывался назад, чувствуя, как струйки пота стекают по спине. Его измучила жара, а также страх. Он только что миновал один перевал, впереди был еще один.

Он уставился в затылок девочке. Она выгибалась и старалась вырваться, ее ягодицы упирались ему в колено. Как бы хотелось ему дотянуться до сосков ее девичьей груди, но она станет сопротивляться, а сейчас у него была только одна цель – выжить. Вот потом уж он позабавится с ней.

Чувствовала ли она, что он напуган. Она-то сама боялась. Еще раньше ему пришлось ударить ее кулаком в челюсть, чтобы она замолчала и не слишком дрыгалась. Когда она пришла в себя, Уилкинс увидел, что одна сторона ее лица приобрела лиловый оттенок. Даже ему стало не по себе, он представил, как это чертовски больно. Но она сама вынудила его так поступить. Если бы она не сопротивлялась… Это из-за нее они оказались здесь, в этом опасном месте.

Нельсон уже далеко отсюда – смылся мерзавец, оставив его на произвол судьбы. Пару раз солдаты почти уже догоняли его, но Уилкинс сумел перехитрить их. Они гнались за ним довольно долго, они думали, что смогут поймать его. Но они просчитались. Ему удалось оторваться от этих сукиных детей при том, что из-за девчонки он не мог ехать очень быстро. Но он все равно продолжал оглядываться назад, опасаясь, что преследователи вот-вот появятся опять. Всякий раз, оборачиваясь, он ждал, что вот-вот ему в спину ударит пуля.

Солнце уже почти что было в зените, и скоро день пойдет на убыль. Думая о том, что же ждет его там, впереди, Уилкинс внутренне содрогался. Утром он окажется на индейской территории Стейкт Плейнс[1]1
  Стейкт Плейнс – то же, что и плато Льано-Эстакадо. (Примеч. пер.)


[Закрыть] один, с этой проклятой девчонкой.

Он даже подумывал, не повернуть ли ему на юг к мексиканской границе, но по дороге расположено множество фортов, полных солдат. Кроме того, он не был уверен в том, что стоит предпочесть мексиканцев индейцам. Ни те, ни другие не любили техасцев.

Черт побери! Он не знал, что лучше: то, что ожидало его впереди, или то, что осталось позади. Он знал лишь то, что ему предстоит долгий путь и что эта, сидящая впереди него малышка скоро поможет ему избавиться от порчи, по крайней мере, ему не нужно больше беспокоиться об этом. Как только он спустит брюки и прикоснётся к девчонке, он опять восстановит свою мужскую силу.

Наступал вечер. Медленно катился вниз яркий огненный шар, и на землю опускались сумерки. Дул легкий ветерок. Уилкинс огляделся по сторонам, отметив, что выбрал удачное место для привала. Рядом была вода, дрова, несколько разбросанных валунов. Совсем не плохо. Затем он посмотрел на девчонку и нахмурился, увидев ее строптивый взгляд. Ее презрительно сощуренные глаза напомнили Уилкинсу об Уэллзе. Возможно, она так храбрилась, думая, что Уэллз опять придет к ней на помощь. Потом он подумал: возможно, есть и другая причина.

Он наклонился над ней и проверил веревку, которой она была связана. Проклятье! Это маленькое исчадье ада пыталось высвободиться из пут, и она преуспела в этом деле так, что уже в любую минуту могла ускользнуть от него.

Уилкинс затянул веревки так туго, что теперь был уверен, что ей улизнуть не удастся.

– Ты что же, маленькая сучка, думала, что, когда я засну, ты смоешься?

Он прищурился. Может быть, она собиралась выждать, пока он повернется спиной, и воткнуть ему в спину его же собственный нож? Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы он не проверил веревку.

– Черт побери! Мне бы надо бросить тебя здесь и удрать, вот тогда бы ты поняла почем фунт лиха, маленькая ведьма. Радуйся, что я еще тебя не убил.

В ее глазах не мелькнуло ни искры понимания, ни страха, в них лишь стояла ненависть. Но это ему нравилось больше, чем страх.

– Надо поискать что-нибудь пожрать. Пойду пристрелю какую-нибудь тварь, черт побери. А ты сиди смирно, – сказал он и хотел было уже уйти, затем повернулся, посмотрел на нее и добавил: – Лучше если я найду тебя на этом месте. Не зря же я рисковал своей шкурой, чтобы притащить тебя сюда!

Удаляясь от слабо горевшего костра, он испытывал какое-то чувство неуверенности. У него было ружье, но он не смог бы выстрелить, чтобы не привлечь к себе внимание солдат. Но все равно с ружьем как-то спокойнее. Присев на небольшой валун, он вытащил из кармана рогатку. Вместе с этим примитивным оружием он всегда носил в запасе камешки, чтобы в любой момент можно было бы позабавиться стрельбой из рогатки. Он любил пользоваться ею, ему доставляло истинное удовольствие, когда он слышал глухой удар камня в живую небольшую мишень. Обычно он стрелял метко.

Прошло немного времени, и он уловил едва заметное движение рядом с собой. Он ухмыльнулся и поднял рогатку. Как только кролик хотел уже ускакать, Уилкинс сразу же метнул в него камень.

По дороге к месту привала он подумал о том, что наконец-то сможет заглушить нестерпимое чувство голода. Он был доволен, увидев девчонку на прежнем месте. Глаза ее были закрыты. Ее вид говорил о том, что все ее попытки распутать веревку оказались неудачными.

Когда он потрошил кролика, она открыла глаза. Его не оставляла мысль, что она все-таки попытается убежать, поэтому он постоянно посматривал в ее сторону. Когда кролик уже жарился, Уилкинс вытер о штаны руки и подошел к девочке. Он опять подтянул веревку, связывавшую его пленницу. Она облизнула сухие губы. Последний раз, когда он подал ей воды, она выплеснула ее прямо ему в лицо. Он опять подтянул веревки.

– Достаточно туго. Не так уж ты ловка, как тебе кажется.

Позади него потрескивал костер и раздавалось шипение, текший с кролика жир попадал на тлевшие угли. Посмотрев на девочку, Уилкинс улыбнулся и отвернулся. Она могла еще подождать, пока он не набьет живот. Есть вещи, с которыми лучше не торопиться. Сейчас же ему нужно поесть.

Уилкинс едва успел поднести ко рту первый кусок сочного мяса, как вдруг услышал донесшийся из темноты голос.

– Не хочешь поделиться, Леон?

– Черт побери, Айк. Как ты напугал меня! – Руки Уилкинса затряслись.

Из темноты вышел Айк Нельсон и подошел ближе к костру.

– Разве ты не ждал меня? А я-то думал, дружище, что мы вместе отправились в это путешествие.

Уилкинс хмуро смотрел на него.

– Ты ведь бросил меня, сбежал. Какого же черта я должен ждать тебя?

– Ну, что ты, Леон, – Нельсон сделал обиженное лицо, прикидываясь, что слова Уилкинса задели его. – Все это время я прикрывал тебя.

– Черт побери, – сказал упрямо Уилкинс, но, видя, что Нельсон улыбается, он несколько смягчился. – Присаживайся, возьми себе кусок кролика. – Уилкинс попытался заглянуть за спину Нельсона. – А где твоя лошадь?

– Она привязана рядом с твоей. Если бы не я, сейчас бы ты здесь не сидел, дружище, сейчас бы тебя вообще не было, – ответил Нельсон, взглянув на девочку.

– Я еще не прикоснулся к девчонке, – буркнул сердито Уилкинс. – Мне было не до того, надо было что-то приготовить, чтобы не сдохнуть от голода. – Он посмотрел, как жир стекал по пальцам Нельсона, который отхватил себе больше половины.

Аккуратными движениями Нельсон заканчивал счищать мясо с кости:

– Ты всегда был лучшим охотником, Леон. Намного лучше, чем я.

Уилкинс устроился поудобнее, прислонившись спиной к стволу дерева. Он не очень-то наелся, но, по крайней мере, заморил червячка. Затем он взглянул на девочку, которая не прикоснулась к куску мяса, лежавшему у нее на коленях.

– Зря отказываешься, девчонка.

Она посмотрела на него с презрением, и, пожав плечами, он отвернулся. Если она не хочет, он съест это попозже сам.

Нельсон наблюдал за Уилкинсом с еще большим презрением во взгляде.

– Пока за нами гнались, – сказал Нельсон, – был смысл уходить на запад. Но теперь наш путь лежит на юг или восток.

От тона Нельсона Уилкинс даже вздрогнул.

Для него это предложение было не из приятных. Теперь, когда он скоро избавится от своей порчи, он предпочел бы больше никогда не встречаться с той рыжей ведьмой.

– Нн… на юг? – неуверенным тоном переспросил он, – я не думаю…

– Ну, вот и прекрасно! – перебил его Нельсон. – Это то, что мне нужно. Тебе и не надо ни о чем думать. Я сам обо всем позабочусь, а тебе достаточно лишь выполнять то, что скажу я. Жена проповедника будет моей. А за ней… Уэллз.

Как только Уилкинс представил себе Нельсона, вытаскивавшего свой нож из тела Тодда Шоу, у него сразу же пропало желание противиться Нельсону.

– Конечно, конечно, Айк. Я сделаю все, что ты скажешь. – Он заколебался, но все же добавил: – С женой проповедника проблем не будет, но вот с Уэллзом… вряд ли мы сможем догнать его.

Губы Нельсона растянулись, обнажив зубы. Именно так Нельсон улыбался, но только, наверное, его мать могла бы назвать это улыбкой.

– Даже если мы не догоним его, я знаю, куда он направляется. Мы опередим его.

– В самом деле? – Уилкинс почувствовал некоторый интерес.

– Он едет в Нью-Мексико. К Слейду.

«Это полный идиотизм!» – подумал про себя Уилкинс и уставился на Нельсона так, словно тот был сумасшедшим. Если кто-то добровольно собирается столкнуться с Уэллзом и Слейдом вместе взятыми, тот явно сошел с ума.

Уилкинс издал рыдающий звук, осознавая полное расстройство его планов. Он опять ударил девочку по щеке, но на этот раз она пошевелилась. .– Ну же, двигайся! Женщина ты или нет! Он так и не смог войти в нее. Если бы она хотя бы извивалась и корчилась, отталкивая его, тогда бы он смог возбудиться. Но она была словно пустая, безжизненная и бесчувственная форма, сделанная из глины. Он ударил ее опять.

– Давай, Айк, – умолял он опять, – давай ты первым ее…

Он думал, что это хоть как-то возбудит его. Нельсон поднял на него глаза, оторвавшись от сигары, которую он скручивал.

– У тебя ничего не выходит, потому что у тебя такие же мозги, как твой член.

– Ну, пожалуйста, Айк! – Он не мог поверить, что проклятье все еще продолжает действовать на него. У Уилкинса проступил пот над верхней губой. – Я умоляю тебя.

Нельсон медленно поднялся и подошел ближе. Уилкинс в надежде отпрянул от девочки, а Нельсон стоял и ухмылялся, глядя на ее истерзанный вид. Затем он посмотрел на Уилкинса.

– Она совсем еще девочка. А я хочу настоящую женщину, как та, рыжая.

Затем, с каменным лицом, Нельсон медленно вытащил револьвер. И, прежде чем Уилкинс сообразил, что тот собирается сделать, Нельсон выстрелил в девочку.

Уилкинс уставился на дыру, образовавшуюся во лбу у девочки, и его тут же вырвало рядом с ней.

ГЛАВА 11

Сначала Ханна немного нервничала, но потом поняла, что совсем не боится этих «краснокожих язычников». Посмотрев, как они живут, она подумала, что то, как Кэйлеб описывал ей индейцев, совсем не соответствовало действительности. Хотя, конечно, они действительно не признавали Бога как их спасителя, и они были язычниками в полном смысле этого слова. И любой человек, посмотревший на них, ясно мог увидеть, что цвет их кожи был таким же красным, как осенние листья.

За весь долго тянувшийся день Ханна ни разу не столкнулась с грубостью или каким-либо проявлением дикости, которые всегда приписывались команчи. Они были добры, даже почтительны по отношению друг к другу или к ней.

Самая молодая из женщин, Джеб называл Ханне ее имя, но она так и не смогла его выговорить, улыбалась, отдавая Ханне свою вторую поношенную, всю в дырках рубашку. У девушки были прелестные темные глаза, которые, казалось, всегда излучали смех. Когда она улыбалась, ее белоснежные зубы сверкали. В ответ Ханна тоже улыбалась, поражаясь, как же она смогла очутиться здесь, чтобы вот так, запросто сидеть и разговаривать с этими дикарями и штопать поистрепавшуюся одежду тех людей, которых Кэйлеб так яростно стремился обратить к новой вере – вере в Бога.

Она все еще не могла поверить, что Джеб оставил ее здесь, а сам ушел на охоту. Она не могла сказать, что ей хотелось бы пойти с ним, она также не могла отрицать, что он, как добрый самаритянин, желал накормить этих изголодавшихся людей. Судя по их изможденному виду, по выступавшим костям, она догадалась, что то нежное мясо, которым они ее угощали, было большой редкостью. Возможно, это было то, что легко удалось поймать тому мальчику, неспособному держать лук. Или же, может быть, старик, собрав последние силы, подстрелил какую-то птицу.

Конечно Ханна понимала стремление Джеба обеспечить этих людей сырым мясом. Однако она совершенно была озадачена, когда он вот так, просто велел ей остаться и ждать его здесь. Она обвела взглядом осунувшиеся лица этих людей, которых до сегодняшнего утра она никогда не видела, и согласно кивнула головой. Она почувствовала облегчение, когда Джеб снял вещи с вьючной лошади и взял с собой на охоту мальчика. Ей показалось спокойнее остаться здесь только со стариком и двумя женщинами.

Ханна вскоре поняла, что ей нечего было стесняться и что ее страхи беспочвенны.

Как только она изъявила желание чем-нибудь им помочь, молодая женщина сунула ей иголку с ниткой вместе с рубашкой, в которой дыр было хоть отбавляй. Ханна старалась как могла, хотя ей пришлось орудовать слишком большой и толстой для подобной работы иглой, таких грубых ниток она тоже никогда раньше не видела.

Штопая, она то и дело задумывалась о том, каким образом Кэйлеб собирался донести слово божье до этих людей, языка которых он не понимал, и которые не понимали его. Как же можно жестами внушить любовь к Богу и к жертвоприношению. Достаточно трудно выразить суть вещи, до материальных предметов можно дотронуться, в конце концов с помощью мимики можно показать действия. Но убеждения и идеалы так неосязаемы и неуловимы, что до них не дотронешься и их не увидишь.

Ханна была бы рада сосредоточиться только на этих мыслях. Но перед ней все время вставали события последних двух дней и чаще всего смутивший ее момент, когда она прислонилась к спине Джеба. Но в охвативших ее эмоциях было не только смущение. Ханна не пыталась разобраться, что же именно ее так взволновало, каждый дюйм ее тела, прикоснувшегося к нему, запомнил это ощущение.

Когда Джеб и мальчик вернулись с перекинутой через одну лошадь оленьей тушей и дикой индейкой на другой, она радовалась и сожалела. Казалось, лошади Джеба не нравилась ее ноша. Но у Ханны уже сложилось впечатление, что ничто и никто – будь то человек или зверь – не могло противиться его воле. Взять хотя бы ее. Она оставила свой единственный дом, то место, где навсегда успокоились ее ребенок и муж, потому что так определил Джеб Уэллз. Ханна все еще дивилась тому, как она отважилась на такой поступок. Но она не сожалела о сделанном и полагала, что и дальше покорно последует туда, куда укажет Джеб. Он был для нее сейчас надежной опорой.

Когда Джеб проходил мимо вигвама, он посмотрел на Ханну так, как будто спрашивал, все ли в порядке. Она улыбнулась, заверив его, что с ней все хорошо.

Улыбка Ханны опять взволновала Джеба, и это ему совсем не понравилось. Ему не нравилось также и то, что, оставив ее здесь одну, он постоянно думал о ней, о том, не причинят ли ей вреда. Он не привык о ком-либо беспокоиться. И был бы рад, если кто-нибудь другой позаботился бы о ее безопасности. Он наблюдал, как грациозно она поднялась со своего места. В ее руках он увидел рубашку, которую она штопала.

– Я вижу, с вас пока не сняли скальп, – сказал он, углы его рта чуть скривились в ухмылке. Утром, когда он оставлял ее одну среди диких индейцев, она старательно скрывала свой страх.

Ханне не понравилось, что он насмехался над ее опасениями, хотя они и оказались напрасными.

– Пока еще нет, – язвительно парировала она. – Они ждали вашего возвращения, чтобы вы им помогли в этом.

Он опять ухмыльнулся, но на этот раз удивленно.

– По крайней мере, вы научились разговаривать, хотя чувствую, что мне понравится далеко не все из того, что вы скажете.

Смущенная своей реакцией на его ухмылки, Ханна отвела глаза и посмотрела на мальчика, который давно уже сверлил ее взглядом. В облике его не было ничего угрожающего, но и не было того дружелюбия, которое она встретила у женщин. Взглянув на его иссохшую руку, она сразу же отвернулась, подозревая, что ее сочувствие может только обидеть мальчика. Все мужчины, независимо от цвета кожи, похожи друг на друга.

– Я рада, что вам повезло, – сказала она Джебу.

Джеб, любовавшийся тем, как солнце играло в волосах Ханны, обнаружил на себе ее взгляд. Ее голос привел его в чувство, и он повторил:

– Повезло?

– С охотой, – уточнила Ханна.

В ответ он пробормотал что-то невнятное, чего Ханна не смогла разобрать, повернулся и ушел. Иногда Джеб Уэллз был просто невыносим.

Но если бы ее спросили, как она себя чувствовала прошлую ночь в компании Джеба Уэллза, то она покривила бы душой, если бы ответила, что ей намного спокойнее здесь с этими незнакомыми индейцами.

Устроившись на ночлег и закутавшись в одеяло, она проворочалась час и поняла, что вряд ли уже заснет. В ее голове роились разные мысли, но больше всего ее терзало чувство вины. Ей казалось, что она предала своего покойного мужа. Кэйлеб, принесший на алтарь служения Богу все, чем он обладал – свой талант, мысли, всю свою жизненную энергию, взамен лишь получил никчемную жену. Ну и, конечно, свой вечный дом.

Хуже всего было то, что она, Ханна, не только никак не попыталась спасти души индейцев, но и сама за все время со дня смерти Кэйлеба не взяла в руки ни одной священной книги. Она обещала себе непременно сделать это завтра и постараться свернуть с этой опасной тропы, по которой она неуклонно шла навстречу Джебу Уэллзу.

Она все время смотрела на него и думала, когда же он заснет. Джеб сидел на страже, прислонившись к валуну. Ханна решительно закрыла глаза и почти что застонала, когда поняла, что даже перед закрытыми глазами все равно стоит образ Джеба.

Джеб не упустил возможности подглядеть, как перед сном Ханна прилежно встала на колени рядом со своей постелью. Точно так же она делала и прошлой ночью, и ему было интересно узнать, о чем же она молится. О душе своего мужа? О своей безопасности? В последнем Джеб как-то сомневался. О себе она думала меньше всего.

Он вспомнил, как часто в течение всего вечера менялось выражение ее лица: от любопытства к сочувствию. Она не испытывала, как это чаще всего случалось с белыми женщинами, отвращения к индейцам. Ее не раздражало то, как они ели: из общего котла они доставали пищу руками. И, когда он оставил здесь ее одну, она не показала, что боится.

Он старался представить, как бы она отреагировала, если бы узнала, каким мясом ее угощали новые друзья, и не смог. И ему бы не хотелось быть тем, кто рассказал бы ей об этом.

Где-то рядом закричала ночная птица, испугавшись появившегося койота. Мышцы Джеба сразу же напряглись, и он мысленно проверил, на месте ли его оружие. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы все-таки расслабиться. В конце концов, если даже бродячие команчи наткнутся на них, он и Ханна все равно здесь в большей безопасности, чем если бы они были одни.

Если бы Джеб был сейчас один, он просто бы растворился в темноте, только бы его и видели. Но таким мастерством Ханна не обладала. И почему вообще он должен был так заботиться о ее безопасности? Ее язвительность заставит убежать любого мужчину, даже воинственно настроенного команчи.

Несмотря на раннее время, солнце уже палило вовсю. Даже природа вокруг изнемогала от жары.

Умывшись, Ханна вернулась туда, где ее уже ждал Джеб. Лошади были готовы в путь. На этот раз седло гнедого Ханны он положил на вьючную лошадь. Она догадалась, что Джеб поспешил с выводом и подумал самое плохое об этих людях: будто бы это они украли ее лошадь. Однако она уже убедилась в том, что мужчины всегда во всем торопятся.

Ей было очень тяжело расставаться с команчи. Не думая о том, что они не понимают ее, она говорила им слова прощания, высказывала наилучшие пожелания и надежду как на обретение ими бессмертия, так и нынешнее благополучие на этой бренной земле. Она не обращала внимание на недоверчивый взгляд Джеба. Несмотря на знание священного писания, которое он обнаружил на могиле Кэйлеба, она подозревала, что он такой же «заблудший», как эти люди.

В последнюю минуту она подошла к самой молодой из женщин и обняла ее. После того, как она вышла замуж, рядом с ней не осталось никого, кого она могла бы назвать своей подругой, и Ханна всегда чувствовала себя очень одинокой. К ее удивлению, женщина протянула ей какой-то вышитый бисером мешочек.

На глазах Ханны выступили слезы. Принимая подарок, она представила, как непросто, наверное, было придумать и вышить такой сложный и красивый узор.

– Спасибо, – прошептала Ханна, смущенная тем, что ей совсем нечего подарить в ответ. Да и в хижине, которую она всегда называла домом, тоже не осталось ничего красивого. Кэйлеб не разрешал ей иметь какие-либо дамские предметы туалета или украшения.

Ханна не удержалась и благодарно прикоснулась к гладкой щеке индианки, ее обручальное кольцо блеснуло на солнце. Ханна с каким-то недоумением взглянула на кольцо, словно никогда раньше не видела его. Затем она медленно сняла кольцо с пальца.

– Ханна, – произнес Джеб. Она повернулась, вопросительно посмотрев на него. – Вы уверены, что это следует делать? Она не обидится, если вы ничего не дадите ей взамен. Она и не ждет ничего.

Ханна посмотрела сначала на него, затем на кольцо, напоминавшее ей о четырех годах, проведенных с человеком, который так и не смог полюбить ее и которого она также не смогла полюбить, хотя и пыталась.

– Да, я уверена, что поступаю правильно. Улыбаясь, она передала изящное золотое кольцо своей подруге. Женщина приняла его, с благоговением взирая на этот гладкий блестящий металл. Затем она что-то произнесла спокойным, торжественным тоном, окончив свою короткую речь, она отступила назад, зажав кольцо в руке.

– Вы готовы? – спросил Джеб.

Даже не повернув головы в его сторону, Ханна кивнула и пошла вперед.

– Что за… Ханна?!

Услышав раздражение в его голосе, Ханна остановилась и обернулась к нему. Не понимая, что так разозлило Джеба на этот раз, она просто стояла и смотрела на него.

– Какого черта вы это делаете?

– Что я делаю?

– Не начинайте все сначала, – предупредил он, затем протянул руку, чтобы помочь ей взобраться на лошадь. – Ну, давайте же.

– Я не сяду с вами на эту лошадь, – сказала Ханна и покраснела при мысли, что она может опять случайно прикоснуться к нему, когда она будет сидеть позади.

– Почему же нет, черт побери? – Джеб окончательно вышел из себя. Он вовсе не собирался идти пешком, в то время когда она поедет на лошади, но он не смог бы сам ехать верхом, если пешком пойдет она.

Ханна чуть было не рассмеялась. Она уже немного изучила Джеба. Ее забавляло то, как он злится, раньше же она этого боялась. Еще она поняла, что между ними установилась какая-то доверительная связь, чего ей раньше и в голову прийти не могло. И, прежде чем она решила, что поступает правильно, она протянула ему руку.

Не дожидаясь, пока она передумает, Джеб тут же протянул ей свою руку, Ханна вновь уселась позади него.

Посмотрев назад, дабы убедиться в том, что она хорошо устроилась, он заметил ее белоснежную ножку, прежде чем Ханна успела расправить юбку. Сердце его забилось чаще.

– Устраивайтесь поудобнее, – нарочито грубоватым тоном посоветовал он. – Нам далеко ехать.

Молодая индианка стояла у вигвама и смотрела им вслед. В ее глазах была печаль.

– У вас теперь есть подруга на всю жизнь, – усомнился Джеб.

– Я рада, что вы ошиблись.

– Ошибся?

– Ну, насчет лошади. В Библии сказано, что нельзя судить о людях по их внешности. – В ее словах звучало осуждение.

Джеб громко фыркнул.

– Ее жизнь, должно быть, тяжела, – волнуясь, продолжала Ханна. – Если бы она верила в Бога, то нашла бы успокоение, а я могла бы многое ей рассказать.

Джеб опять ничего не ответил.

– А что она сказала… после того как я отдала ей кольцо?

– Она просила своего небесного отца оберегать вас, – сказал Джеб с долей иронии в голосе.

– Вот как, – задумчиво произнесла Ханна. Какое-то время она ехала молча. – Извините, мне кажется, что не вы один судите о людях по их виду.

– Я тоже так думаю, – ответил ровным тоном Джеб. Эта женщина-индианка также попросила у своего небесного отца, чтобы он послал Джебу и Ханне много детей. Джеб, конечно, не сказал об этом Ханне. Но все же ему не давала покоя мысль, что она сидит позади так близко от него.

Когда вечером Джеб выбрал место для их ночлега, Ханна сразу же спрыгнула на землю. Ей казалось, что путешествовать на лошади Джеба гораздо удобнее, чем на ее мерине, но, поскольку все это время она старалась даже случайно не прикоснуться к Джебу, ее мышцы просто онемели.

Вытерев грязь с лица, она начала собирать дрова для костра. Для нее теперь казалось почти естественным, что она находится с Джебом. В его присутствии ей даже было почти уютно, но это и волновало ее.

Джеб подозревал, что Ханна полностью измотана. За всю дорогу она не произнесла ни слова. Но она не жаловалась.

Он старался следить за ней, чтобы она не слишком усердствовала. Он чувствовал себя наседкой, у которой только один цыпленок. Ханна была такой же беззащитной. Как она сумеет устроиться в этом мире, когда их дороги разойдутся?

И с этой мыслью он вытащил из багажа винтовку проповедника. Надо признать, что оружие было начищено до блеска и хорошо смазано. Проповедник Барнс прекрасно следил как за винтовкой, так и за лошадью. Гораздо лучше, чем за своей женой. Возможно, не ему судить о человеке, который проповедовал слово божье, но Джебу казалось, что женщина, особенно жена, заслуживает больше внимания. Если он не ошибается, в священном писании цена жены оценивается куда больше, чем стоимость рубинов. Странно, что проповедник не обратил внимания на эти слова.

– Ханна, – Джеб изучающе вглядывался в нее, пока она шла к нему навстречу. Несмотря на усталость, ее лицо было спокойно, как обычно, и она двигалась так же грациозно, как и всегда. – Садитесь здесь. – Джеб вспомнил, что уже давно хотел научить Ханну пользоваться оружием, чтобы она сумела защитить себя, если это потребуется.

Ханна выжидательно смотрела на него. Джеб прокашлялся:

– Запоминайте, как заряжать винтовку. – Стараясь все делать медленно, он сдвинул вперед рычаг затвора, надавил на затвор, и ствольная коробка открылась. Рычажный механизм затвора выполнял функцию предохранительного устройства, пока коробка была открыта. Посмотрев на Ханну, он убедился, что она внимательно наблюдает за его движениями, от напряжения она даже закусила губу. Он вставил в одиночный патронник патрон и задвинул рычаг затвора обратно на место. Затем он сунул винтовку Ханне. – А теперь вы попробуйте сделать то же самое.

От грубого тона Джеба у Ханны совсем опустились руки. Она так не любила причинять кому-либо беспокойство. Но она изо всех сил постаралась все сделать правильно, шаг за шагом, как это показал ей Джеб.

– Повторите опять.

Ханна кивнула. Она не привыкла к тому, чтобы ее хвалили. И раз Джеб ничего не сказал ей, она проделала упражнение несколько раз.

Он видел, что даже в первый раз она все повторила абсолютно правильно. И она должна приучиться делать это спокойно, уверенно. Это особенно важно в экстремальных ситуациях. Она должна действовать почти что автоматически. Он уже не следил за ее руками, а смотрел теперь на сложившийся в упрямой гримасе рот, на ее лицо, которое не портило это новое выражение и которое все равно осталось нежным и наивным. Он также наблюдал, как солнечный луч, коснувшийся ее рыжих волос, отражался от них разноцветными бликами. И вдруг…

– Черт побери, Ханна!

Чувствуя вину, Ханна опустила винтовку, отняв ее от плеча. Ей уже наскучило это занятие, и она решила прицелиться в сидевшую на тонкой ветке сойку.

Джеб забрал у нее оружие.

– Завтра я покажу вам, как это стреляет.

Может быть. Если они, конечно, не догонят следовавшую на новое место колонну индейцев с сопровождавшими их солдатами. Если он будет все еще в здравом уме, и если он еще не попытается заняться с ней любовью.

Его взгляд невольно задержался на юбке, плавно облегавшей ее бедра. Он закрыл глаза и представил себе черт знает что! Лучше об этом не думать, черт побери!