Текст книги "Найди свое счастье"

Глава 3

Жизнь Кэт круто изменилась 3 октября 1987 года. В тот вечер у нее состоялось очередное свидание с Райли. Они ничего не делали, просто лежали на одеяле, расстеленном на траве у машины Райли, болтали о космосе и Карле Сагане[3]3
  Карл Саган (1934–1996) – американский астроном.


[Закрыть]. Иногда они увлекались горячими и сладкими поцелуями, и Кэт была уверена, что никакие поцелуи в истории человечества не смогут сравниться с этими. Райли был бы не против прикоснуться к ее рубашке, потом к ее трусикам, но они заключили договор. Либо она, либо он должны были останавливать друг друга, если один из них вдруг очень сильно чего-то захочет. Хоть они и хотели друг друга, еще больше они хотели закончить школу с хорошими оценками, поступить в хороший колледж и навсегда уехать из Персуэйшн. И мечты каждого из них зависели от этого договора.

Кэт наполнила ванну и выключила воду. Ей надо было поговорить с Райли, рассказать ему все. Но после того как он спросил об Эйдане, она гадала, как много ему уже известно и откуда он все узнал.

Конечно, он знал, с чего началась вся путаница. В тот холодный октябрьский вечер оба они воспылали страстью. Их планы вдруг показались незначительными перед желанием заняться в первый раз сексом.

– Только один разик, Кэт. О Господи, я умру, если мы не сделаем это, – сказал он.

За эти минуты – за все пять, – кроме искорок, что бегали между ними, лавины страсти, нежных касаний, они не замечали ничего вокруг.

Три месяца спустя мечта Кэт сбылась – она уехала из Персуэйшн, но никаких фанфар не было. Она покинула дом горьким холодным январским вечером. Просто вышла за дверь с благословением матери и с образом сварливого отца перед глазами. Часом позже на трассе за городом она села на фуру, что направлялась в Балтимор. Кэт устала как собака. В кармане у нее было всего восемьдесят три доллара, но она родилась в рубашке.

Кэт нырнула под воду и постаралась как можно дольше задержать дыхание. Какой дурехой она была! Что могло произойти, если бы Клифф Тернер не заметил ее? Ей противно было вспоминать, как глупо она повела себя в ту ночь, когда с застывшими от ледяного ветра слезами на лице молила белый свет сохранить жизнь ей и ее ребенку.

Кэт вынырнула из ванны и отдышалась. Было ли это случайностью или это была часть грандиозного замысла, но она была спасена только потому, что Клифф, человек с добрым сердцем, увидел, как она бредет по обочине Третьего хайвея, и остановился, так что заскрипели тормоза.

Он чувствовал себя виноватым, поэтому так хорошо отнесся к ней. Он остановился у круглосуточного «Макдоналдса», чтобы она могла воспользоваться туалетом, и взял кое-что перекусить. Затем, по дороге на верфь, он закинул ее в дом своей сестры в городке, расположенном по соседству с Балтимором. Его сестрой оказалась худая женщина лет пятидесяти в лимонно-зеленом махровом халате и розовых бигуди. Казалось, она рада была видеть брата, но рассердилась на него за то, что он перегородил машиной всю улицу и не дал ей попить кофе с Брайаном Гэмблом. Все эти годы на лице Кэт появлялась улыбка при воспоминании о том, как представил ее Клифф: «Это моя сестра, Филлис. Это Тина – беременная беглянка из Айовы». Вообще-то Кэт сказала ему, что она Джина из Огайо и что она вовсе не беременна, но поскольку все равно это была неправда, она не стала поправлять его.

Филлис прикрыла рукой свои тонкие губы и с ног до головы оглядела Кэт.

– Ну заходи, Тина. Надеюсь, у тебя нет аллергии на птиц?

На завтрак Филлис поджарила ветчину с помидорами, но единственное, что смогла проглотить Кэт, это тост с клубничным джемом. Потом Филлис взяла ее наверх в комнату, где стояла кровать с полинялым пурпурным покрывалом, было одно окно и три длиннохвостых попугая, которые, как вскоре узнала Кэт, отбывали здесь свое одиночное заключение.

В первый день она проспала двенадцать часов и осталась в этом доме на семь лет.

Кэт засунула палец в мыльный пузырь, наблюдая, как он лопается. Она в сотый раз удивлялась, какой жизненный путь выбрал Райли. Он не уехал из Персуэйшн, теперь это было ясно как божий день, но был ли он женат? Есть ли у него дети? Был ли он счастлив? Живет ли, как раньше, его семья в старом доме на Сидар-стрит, по-прежнему ли его отец мэр города?

И наконец, ее волновал вопрос, который она позволяла задавать себе очень редко, – что случилось с ее родителями? Думает ли о ней мать? Скучает ли о ней и плачет ли по ночам? Жалеет ли, что поступила так со своим единственным ребенком? Закончились ли побои?

Громкий стук не был звуком из прошлого. Кто-то барабанил в дверь.

– Эй, открой! – Это была Нола.

– Кэт! Пожалуйста! Это крайне важно! – Второй голос принадлежал Мэдлин.

Кэт подпрыгнула, расплескивая воду, и стала выбираться из ванны. Завернувшись в полотенце, она крикнула:

– Иду! Я уже иду!

Задыхаясь, она дернула за ручку и наконец открыла дверь.

– Извини, что побеспокоили тебя, – сказала Мэдлин.

Нола дотронулась до мокрой руки Кэт.

– Твой отец, Кэт. У него сердечный приступ.

Глава 4

Кэт проснулась внезапно, сканируя глазами непривычную тьму, сердце учащенно билось. Ее бросило в пот, когда нечеловеческий голос возопил:

– Ла-ла-ла-ла-ла-ла-бамба!

Она сидела на кровати, которую не могла узнать, молотила по светильнику, дрожащими руками кое-как включила свет, едва удерживая лампу от крушения. Моргая от резкого света, она сфокусировала взгляд на паре блестящих голубых глаз, уставившихся прямо на нее.

– Ла-ла-ла-ла-ла-ла-бамба!

– О Боже мой! Помогите! Кто-нибудь, помогите мне! – Кэт зажала уши и закричала так громко, как могла, и все равно слышала удары, похожие на хлопанье миллионов крыльев над головой, и ужасную какофонию птичьих криков.

– Помогите!

Открылась дверь. Худая пожилая женщина в черных рейтузах из полиэстера и безразмерной футболке возникла у кровати.

– Зачем так кричать? Ты думаешь, что на тебя напал Фредди Крюгер или что-то вроде того? А это просто несколько безобидных волнистых попугайчиков.

Кэт задыхалась, в ее голове была полная неразбериха, она не могла понять, спит она или уже проснулась, но ей хватило нескольких секунд, чтобы понять, что все происходит на самом деле. Тест на беременность… она может учиться в школе только до тех пор, пока это не будет заметно… Райли порвал с ней… Она видела своего отца и ту женщину в студии… сломала скульптуру… Мать прогнала ее… и эта женщина, как ее зовут? Эту женщину, которая сделала Кэт тост и посоветовала прилечь?

– Меня сейчас стошнит, – сказала Кэт.

– Только не здесь. – Женщина загнала всех птичек в их клетки и закрыла дверцы.

– Тебе стоит остерегаться Бориса. Он открыл клетки, и все они вылетели и стали петь.

– Где у вас ванная? – Кэт знала, что у нее нет времени на болтовню.

Женщина указала на коридор:

– Вторая дверь направо.

Кэт отправилась туда, куда указала женщина, и едва дошла до ванной, как ее вырвало. Она чувствовала такую слабость, что пожелала провести в обнимку с унитазом на ворсистом розовом коврике всю оставшуюся жизнь, но когда услышала шум душа, то подняла голову.

– Тебе станет лучше, если ты примешь горячий душ и переоденешься в чистое. У нас с тобой один размер, так что я подберу кое-что для тебя.

Кэт с ужасом подумала о моде двадцатилетней давности. Женщина помогла ей подняться.

– Нам предстоит долгий разговор. Но сначала мне надо сходить в общественный центр Священного сердца Иисуса. Если я не покажусь там хотя бы на пятнадцать минут, этот поросячий хвостик Джозефина Дуброуски постарается занять мое место, а ведь мне нужно каждое пени на то, чтобы запустить ПППА[4]4
  Первоначальное публичное предложение акций (первый выпуск компанией своих акций на рынок, т. е. выпуск на первичный рынок акций новой компанией или компанией, которая преобразуется из закрытой в открытую).


[Закрыть] в следующую среду.

– А? – Голос Кэт дрожал. Она не поняла ни слова из того, что сказала женщина, но подумала, что это как-то связано с Иисусом и контролем над рождаемостью.

Потом женщина сделала странную вещь: она поцеловала Кэт в щеку и крепко обняла.

– Взбодрись, дорогая. Все будет хорошо. Я вернусь домой к одиннадцати. Сегодня будет «Полиция Майами», если тебе нравится Дон Джонсон, а какой девчонке он не нравится? Но не открывай клетку, пока меня нет, потому что с птичками тебе не справиться. На тарелке в духовке лежит кусочек тунца.

Как только женщина вышла из ванной комнаты и за ней закрылась дверь, живот Кэт опять скрутило, она опустилась на розовый ворсистый коврик, а в ушах так и звенело «кусочек тунца».

– Скоро мы доберемся туда?

Вопрос Нолы вывел Кэт из задумчивости. Она была удивлена, обнаружив себя за рулем, и это напомнило ей о том, что они на пути в госпиталь.

Кэт переключила «ягуар» на пятую скорость и позволила ему показать свою мощь на деревенской дороге. Листва Национального парка Мононгахила мерцала как россыпь драгоценных камней в лучах заходящего солнца, и Кэт чувствовала вину за то, что эта расточительная красота не производит на нее впечатления.

– Через пятнадцать минут, – ответила она Ноле.

Когда Кэт поняла, что она только что сказала, в груди похолодело от страха. Вскоре они были в больнице имени Дэвиса в Элкинсе, где она должна была встретиться с матерью и отцом, которых не видела двадцать лет. Ее отца, должно быть, подключат к трубкам, а мать определенно будет биться в истерике. Об этой клинике у Кэт остались не самые теплые воспоминания. В последний раз она была здесь в тот судьбоносный день, когда ей сообщили, что она скоро обзаведется совсем не запланированной семьей.

– Дорогуша, ты уверена, что можешь вести машину?

– Я в порядке.

«Бедная Нола», – подумала Кэт. Ведь Нола убеждала лучшую подругу поехать на этот уик-энд сладкой мести, но пока что насладиться этой местью им не удалось.

– Я знаю, это путешествие оказалось просто ужасным, – сказала Кэт.

Подруга только махнула рукой:

– Самое главное, что ты здесь и сейчас разбираешься с сундуком, который таскала на себе все эти годы. Ты храбрая, дорогуша.

Кэт усмехнулась над тем, как Нола коверкала язык и факты. То и другое было свойственно ее подруге. Ее смелость здесь ни при чем. Она хотела, чтобы все увидели ее успех. Хотела услышать несколько искренних извинений. Она хотела сказать кое-что некоторым людям и дальше жить своей жизнью – волнующей, рискованной, замечательной, той жизнью, о которой она мечтала.

– Сундук или багаж? – спросила громко Нола.

– Багаж.

– Точно, багаж. На самом деле Опра Уинфри когда то сказала, как скрытые страхи влияют на душевное спокойствие и счастье. – Нола посмотрела в зеркало, проверила, ровно ли лежит на губах блеск, и повернула обратно солнцезащитный козырек. – И я подумала, черт побери, неудивительно, что так много людей ходит все время такими чертовски несчастными.

Кэт засмеялась. Нола начала совершенствовать свой английский еще во время их учебы в Балтиморском городском колледже, пятнадцать лет и три мужа назад. Ни один ее брак не увенчался детьми, но она уже много лет выполняла функцию одной из трех мам для Эйдана. Иногда Кэт задумывалась над тем, как ее ребенок вырос нормальным, учитывая, что его воспитывали незамужняя девочка-подросток из провинции, дымящая как паровоз заводчица длиннохвостых попугаев и видавшая виды буйная маленькая итальянка с нестабильной системой моральных ценностей.

Кэт улыбнулась при мысли, что, может быть, именно поэтому Эйдан так свободно чувствует себя в обществе женщин любого возраста, национальности и образа мыслей.

– Ну, теперь мне хочется знать, как случилось так, что Райли Персик – единственный, кто позвонил в гостиницу и сообщил новость о твоем отце?

Кэт тоже это удивило, и она пожала плечами:

– Возможно, он услышал это от кого-то в городе, потом узнал, где я остановилась, и решил сообщить мне.

– Должно быть, сложно хранить секреты в таком маленьком городишке. – Нола взбила волосы, и Кэт отметила, что ее подруга выглядит на миллион. Эпиляция воском, выщипывание, пилинг, маникюр и многое другое – все это сделало их такими, какими они стали. Сумма, которую они заплатили за это, – что-то около тридцати пяти тысяч долларов, включая неделю в самом шикарном номере во «Временах года» и шопинг-терапию в «Барни». А еще «ягуар» с навигационной системой и айпод.

– Здесь новости быстро распространяются, – сказала Кэт.

– Так что твои родители, возможно, знают, что ты в городе.

– О да. Думаю, это и сразило моего отца.

Нола посмотрела в окно на верхушки деревьев:

– А здесь мило, Кэт. Если любишь деревню, конечно. Хотя я бы, пожалуй, свихнулась. Держу пари, ты не найдешь стоящей кальцоне[5]5
  Закрытая пицца.


[Закрыть] в радиусе десяти миль.

Кэт усмехнулась:

– Думаю, ты права.

– Персуэйшн довольно странное название для городка. С этим связана какая-то история?

Кэт не могла припомнить, когда в последний раз она вспоминала эту легенду.

– В каждой начальной школе рассказывают, что один шотландский паренек по имени Хармон Макэвой получил участок земли и поселился в деревне где-то в конце семнадцатого века. Потом он привез сюда свою жену, а она оказалась такой капризной, что отказалась жить вне цивилизации и так близко к индейцам.

Нола всплеснула руками:

– Ну я же говорила, никакой кальцоне!

– Точно. Итак, Хармон построил ей прекрасный дом и убедил остаться.

Нола сморщилась и кивнула:

– Держу пари, что если бы этот шотландский паренек выглядел как Райли Персик, его женушка жила бы в вигваме и была бы безмерно счастлива.

Кэт засмеялась и покачала головой:

– Прекрати так его называть, Нола, или я больше ни слова не скажу.

– Он лакомый кусочек, и если ты хочешь спросить меня о степени его лакомости, я отвечу так – нам надо было предпринять это путешествие намного раньше. Хотя мужчины меня не интересуют и я в твоей ситуации никогда не окажусь, я вынуждена признать: он – горячая штучка.

Кэт вздохнула:

– Он и правда был особенный. Такой умный, такой чувствительный, такой прекрасный. И остается таким до сих пор.

– Что ж, с этим все ясно. – Нола прикоснулась к руке Кэт. – Ты уверена, что готова к этому?

Кэт напряглась, зная, что Нола имеет в виду встречу с родителями.

– Надеюсь, потому что мы почти приехали.

– Кэт? – Нола поерзала на сиденье и села так, чтобы смотреть подруге прямо в глаза. – Ты близка к тому, чтобы приехать домой? То есть я хочу спросить, ты кажешься такой чертовски независимой и свободной, но ты уверена, что не захочешь вернуться домой и рассказать им все – где ты была, что делаешь, показать им Эйдана? Не соблазнишься ли ты на это?

Иногда именно этого она и хотела. Бывали времена, когда она ощущала такую пустоту, что хотела почувствовать Райли. Услышать голос матери. А однажды ночью, когда Эйдану было два годика, Филлис ушла играть в бинго, она собрала вещички малыша и на углу Истерн и Конклинг минут пятнадцать ждала автобус номер пятьдесят семь, который должен был отвезти ее на Юнион-стейшн, а потом в Персуэйшн. Но она вернулась обратно, побродила по окрестностям и вернулась прямиком к мраморным ступенькам дома Филлис. Кто так подшутил над ней? Она почти была дома. Если дом – это место, где тебя любят и принимают, что бы ты ни натворил, где не бьют и не кричат, где нет друг от друга секретов, кроме тех, что каждый человек хранит глубоко в сердце, тогда этот маленький домик под номером 456 на Калифорния-авеню и был ее настоящим домом.

– Филлис постоянно спрашивала меня, уверена ли я в том, что не хочу написать письмо своей матери, – сказала Кэт. – Но потом не стала спрашивать. Думаю, она поняла, что разговаривать со мной на эту тему то же самое, что говорить со стеной.

Нола вздохнула:

– Я никогда этого не понимала.

– Да, я знаю.

Кэт смотрела на солнце, скользившее за верхушками деревьев. Она открыла окно в надежде, что ветер развеет ее боль. А получилось все наоборот. Она уловила аромат своего детства. Запах прелой листвы, плодородной земли…

«Это наше семейное дело, Кэтрин, люди все неправильно поймут… Твой отец хороший человек и никогда не причинит мне вреда… Он так поглощен своим искусством, и я знаю, он на грани нервного срыва… Почему ты убежала так далеко от дома?.. Ему так тяжело работать, чтобы содержать нас… Завтра он будет в настроении…»

Кэт остановила «ягуар» на Рэндольф-авеню и увидела в стороне больничный комплекс из нескольких зданий. Она крепче вцепилась в руль, надеясь, что Нола не заметит, как дрожат ее руки. Много лет Кэт не позволяла себе вспоминать голос матери, а сейчас он зазвучал в ее голове так живо, что она была готова к тому, что увидит Бетти Энн Кавано сидящей на соседнем пассажирском сиденье.

Кэт взглянула на Нолу и усмехнулась.

– Ты белая как простыня и вся трясешься. Давай лучше я поведу.

– Мы уже приехали, – ответила Кэт. – Давай уже покончим с этим.

Кэролайн Матис, доктор медицины и философии, положила телефонную трубку и минуту сидела, погрузившись в себя. Как только она услышала от Мэдлин новость о том, что приехала Кэт Кавано, ее душевное спокойствие было нарушено. Секрет ее успеха был в равновесии – четкое взаимодействие всех элементов ее жизни, текущих вместе в гармонии логики и эмоций, действия и покоя, усилий и приятия действительности. Она учитывала все на свете, и у нее все получалось.

– Что за дрянь!

Кэрри удивляла саму себя. Она никогда не ругалась. Должно быть, сдают нервы. Она надеялась, что ее голос не услышали за пределами офиса. Она нажала клавишу двусторонней связи:

– Элис? Извини, что прошу тебя об этом в последнюю минуту, отмени, пожалуйста, лекцию в Медицинской коллегии. Кое-что произошло в Персуэйшн.

Элис молчала с минуту, потом мягко ответила:

– Все в порядке, доктор Матис? Я слышала, вы вскрикнули.

– Разве? А, ну да! Я просто ударила ногу. Можешь себе представить? – Кэрри встала из кресла и принялась ходить вдоль окна, поглядывая на здание законодательного собрания штата Западная Виргиния.

– Перенесете лекцию на другое число?

Вдруг перед ее глазами все поплыло. «Эта стерва собирается все разрушить! Эта стерва собирается разрушить всю мою жизнь – опять!»

– Доктор Матис?

– О да, безусловно.

– После выходных?

– Да-да. Хорошо.

– Не думаю, что собрание будет проводиться в конце года, может быть, перенести на январь?

Кэрри прикусила щеку так сильно, что почувствовала привкус крови, но не обратила внимания на боль. От этого в голове немного прояснилось.

– Доктор Матис?

– Январь – самое подходящее время, Элис. Спасибо.

Элис снова помолчала.

– Хотите, чтобы я зашла на минутку?

Кэрри закрыла глаза и глубоко вздохнула. Элис все чувствует. Она была ассистентом Кэрри вот уже восемь лет, с тех пор как та стала членом департамента здравоохранения и человеческих ресурсов. Они вместе работали над ее докторской диссертацией по общественной политике в области здравоохранения. Кэрри знала, что Элис – ее орудие на пути продвижения к должности исполнительного директора в Отделении здоровья сельских жителей. А еще Элис служила ей жилеткой в течение всего прошлого года, когда разрушились ее свадебные планы, но она была очень назойливым человеком. Ее интересовали мельчайшие детали.

– Вообще-то я собиралась ехать.

Кэрри отключила систему двусторонней связи, взяла куртку и портфель. У нее не было времени переодеться перед тем, как отправиться в путь. Если она успеет выехать из Чарлстона до вечерней пробки, то будет в Персуэйшн уже через два часа.

Она с надеждой ждала тот день, когда закончатся их непрерывные мотания туда-сюда и отношения перейдут в другую фазу. Райли поймет, что бесполезно тратить свой талант в этом городке, а в его дурацкой клинике ничего не смогут делать, кроме как пожалеть о случившемся. Мысля в этом направлении, Кэрри нашла для него уже десяток потенциальных мест работы здесь, в столице, и была уверена, что он сочтет их интересными. Немного удачи, и она сможет закончить свою учебу на кафедре диабета в сельской местности как раз к тому времени, как Райли переберется сюда. Так что они смогут забыть этот глупый городок и вместе с ним его прошлое.

Кэрри вдруг почувствовала неожиданный укол совести. Некоторые люди могли бы подумать, что на ее месте использовать уловки пусть и законно, но лишать субсидирования клинику Райли не совсем этично. Но те, кто так подумает, не знают, что здесь замешаны дела любовные. Да, она любила его. И знала, что лучше для него. А лучше ее он вообще никогда никого не найдет.

* * *

Медсестра в регистратуре сообщила Кэт и Ноле, что они смогут найти Вирджила Кавано в палате номер Б-4. Туда вели ровно восемнадцать ступенек. Кэт сосчитала. Она посмеялась над собой, потому что боялась, как ребенок. Ее родители тоже люди, как и все. Просто люди. А не монстры. Когда-то они совершили несколько серьезных ошибок, но, возможно, если бы могли, то теперь поступили бы по-другому. Кэт уже не ребенок, она взрослая женщина. И она справится с этим.

Кэт схватилась за край шторы и сдвинула ее в сторону. Первое, что она заметила, это бледное лицо старика на каталке, его глаза были закрыты, он лежал неподвижно. Только гудение и пиканье на мониторах говорило о том, что он жив. Следующее, что она отметила, это то, что матери нигде не было.

Кэт села на один из пластиковых стульев около раковины. Нола присела рядом.

– Это твой отец? – прошептала Нола и дотронулась до руки подруги.

– Да.

Кэт не могла оторвать взгляда от отца. Он выглядел так, словно… усох. Вирджил Кавано никогда не был мужчиной в теле, зато всегда был сильным и злым. Люди старались держаться от него подальше. Декан «Маунтин лорел» обычно потакал всем его прихотям, потому что имя Вирджила внушало всем уважение к факультету искусства. Его студенты уважали его за талант, но никогда не любили как человека.

Кэт наклонилась вперед, чтобы тщательнее все рассмотреть. Руки ее отца показались ей узловатыми, ничего общего с всесильными и изящными руками, которые мяли влажную глину и тесали мрамор как им захочется. Его кожа была покрыта паутинкой крошечных капилляров и обвисла на щеках. На минуту Кэт представила, что его злоба увяла вместе с его молодостью или просто исчезла за эти двадцать лет.

Картина из прошлого вдруг вспыхнула в ее памяти. Она смотрела на свои собственные молодые руки, костяшки пальцев побелели, так яростно она сжимала деревянную колотушку, потом занесла ее над головой и с силой опустила на глиняную фигуру женщины. Лицо женщины раскололось и разлетелось по всей мастерской. Кэт снова занесла руку. И снова. И снова. Пока на полу не осталось ничего, кроме глиняных осколков.

Кэт почти подпрыгнула, когда шторы у двери раздвинулись и в узком проеме показалось приветливое лицо медсестры. Женщина улыбнулась Кэт и Ноле перед тем, как подойти к пациенту.

– Ну, мистер Кавано, мы госпитализируем вас, так что в скором времени вы сможете получить консультацию кардиолога. Мы поселим вас наверху быстрее, чем вы скажете «белиберда».

Около кровати послышалось злое шипение.

– В задницу вашу «белиберду».

Этот комментарий сопровождался хриплым кашлем, а потом послышались слова, произнесенные скрипучим голосом:

– Неужто не могли найти медсестру не такую здоровую, как корова.

Кэт подумала, что сейчас упадет со стула. Пальцы Нолы сжались на ее руке. Но медсестра как ни в чем не бывало продолжала подготавливать трубки для подачи кислорода и спокойно ответила:

– Послушайте, мистер Очарование, вы можете быть старым и больным, но это не дает вам права хамить.

Кэт сглотнула. Отец повернул голову в сторону и уставился прямо на них. Его глаза пронзили ее насквозь.

– Пойди и скажи ей, Кэтрин, что я всегда был хамом. Иди-иди.

– Господи Иисусе, – пробормотала Нола.

– Я искренне хочу извиниться за него, – сказала Кэт медсестре и услышала усталость в своем голосе. Она произнесла всего пару слов, а уже обессилела в обществе отца. Зачем она сюда приехала? О чем она, черт подери, думала? Она ненавидела это место, и это место ненавидело ее. Она уже точно знала, что все это путешествие – ошибка, а ведь еще не началась лучшая часть представления – встреча с матерью. Неужели может быть еще хуже? Прямо здесь и сейчас Кэт пообещала себе, что следующая ее фантазия на тему путешествия так и останется только фантазией.

– Он прав, – вздохнула Кэт, – отец всегда был злым хамом.

Глаза медсестры округлились, она заставила себя улыбнуться.

– Отлично. Доктор будет здесь через минуту и поговорит с такими замечательными людьми, как вы. – Она сдвинула рукой шторы и ушла. Но они тут же раздвинулись, так что Кэт подумала, что медсестра что-то забыла.

В маленькое помещение вошел доктор, и сердце Кэт остановилось. Похоже, вслед за отцом ей тоже понадобится помощь кардиолога. Она увидела высокого, красивого, темноволосого доктора, который держал историю болезни пациентов и перелистывал страницы.

Кэт едва смогла выдавить:

– Райли?

– Привет, – опять пробормотала Нола.

Райли поднял невероятно синие глаза на Кэт. И в эту секунду она почувствовала, что ей снова шестнадцать, она в его объятиях, смеется и душа ее распахнута настежь. Но она моргнула, и мираж развеялся, она смотрела в глаза уставшего мужчины в белом халате со стетоскопом на шее и бейджем «Райли Боланд, доктор медицины».

– Он поправляется, – сказал Райли.

Их взгляды встретились. Все исчезло, остался только этот взгляд. Райли отвернулся прежде, чем Кэт смогла понять, что мелькнуло в его глазах. Сожаление? Желание?

Вирджил засмеялся:

– Нет, вы посмотрите, Ромео и Джульетта.

Райли повесил историю болезни на крючок на перила кровати и проигнорировал комментарий.

– Итак, Вирджил. Вы будете принимать кардиотоническое средство, а мы сделаем несколько анализов. Возможно, вам понадобится катетеризация, чтобы разблокировать артерии. Точно мы узнаем завтра. – Райли с деловым видом повернулся к Кэт: – Желаете ли вы помочь ему устроиться в палате?

Кэт вдруг почувствовала слабость. Она встала и подала знак Ноле, что пора уходить. Ни за что на свете она не станет заниматься обустройством отца в палате или терпеть этого холодного незнакомца с таким знакомым именем на бейдже.

– Думаю, мать лучше справится с этой работой. Нам надо возвращаться в город.

– Ее здесь нет, Кэтрин.

Что-то в голосе отца заставило ее похолодеть. Она посмотрела на него, пытаясь разглядеть в его глазах, почему его голос прозвучал так странно. Но ничего там не увидела.

– А куда она ушла? В кафетерий?

Ответом на ее вопрос стала абсолютная тишина. Кэт заметила, что Райли поднял подбородок и задержал дыхание.

– Это зависит от твоих взглядов, я полагаю, – ответил отец. – Но я еще не слышал, чтобы кафетерий предлагали как альтернативу загробной жизни. Пока знаю только ад и рай. Впрочем, если бы я мог выбирать, я бы выбрал рай. Но ведь мы со Всевышним еще не рыбачили вместе, так что я могу ошибаться.

Казалось, земля ушла из-под ног. Или весь мир перевернулся. Кэт была счастлива, что почувствовала руку Нолы на своей спине.

Так вот оно что. Та холодная ночь, когда мать насыпала мелочь в ладонь и проводила за порог собственную дочь, как будто та была надоедливым свидетелем Иеговы, была их последней ночью. И ничего не исправить. И ничего не вернуть.

Нола попыталась проводить Кэт обратно к стулу:

– Может, ты посидишь минутку?

Кэт отдернула руку и шагнула к Райли. Она посмотрела на него и в ярости спросила:

– Когда? Как?

– Около года назад. У нее был рак.

– Мы уходим. – Кэт направилась к шторкам. Она держалась из последних сил, чтобы не зарыдать. Да она скорее умрет, но не позволит этому мужчине увидеть ее слезы.

Ее мать умерла. Она слишком поздно приехала домой.

Райли окликнул ее:

– Кэт, постой, пожалуйста!

– Пусть идет, – услышала она голос отца. – Ты же знаешь, она могла и вовсе не приезжать.