Текст книги "Помечтай немножко"

– Ты же сама сказала, что у бедняков ее не бывает.

Не отвечая, Рэчел принялась пережевывать следующий ломтик картошки.

– Попробуй гамбургер.

– Я вегетарианка.

– Кристи видела, как ты ела мясо.

– А ты что, гастрономическая полиция?

– Просто я не понимаю. Если только… – Боннер бросил на Рэчел проницательный взгляд. – Когда ты в первый раз при мне хлопнулась в обморок, я дал тебе пирожное. А ты тут же пыталась сунуть его твоему ребенку.

Рэчел замерла.

– В этом дело, верно? Ты отдаешь свою еду ребенку.

– Во-первых, его зовут Эдвард, а во-вторых, тебя это не касается.

Глядя на нее, Боннер покачал головой.

– Ты ведешь себя как ненормальная. Ты ведь и сама это знаешь, не так ли? Твой сын ест более чем достаточно, а ты моришь себя голодом.

– Я не хочу об этом разговаривать.

– Черт побери, Рэчел, да ты просто чокнутая.

– Никакая я не чокнутая.

– Тогда объясни мне, в чем дело.

– Я не обязана тебе ничего объяснять. И потом, уж если кому и рассуждать об этом, то только не тебе. Может, ты сам этого и не замечаешь, но уж у тебя-то точно давным-давно крыша поехала.

– Наверное, именно поэтому мы с тобой хорошо ладим.

Это было сказано так просто и тепло, что Рэчел едва не улыбнулась. Гейб отхлебнул глоток из банки. Она же, взглянув вдаль, туда, где над верхним обрезом экрана виднелись горы, вдруг вспомнила о том, как они понравились ей, когда Дуэйн впервые привез ее в Солвейшн. Когда она смотрела на покрытые зеленью склоны из окна своей спальни, ей казалось, что она видит перед собой лик Всевышнего.

Снова посмотрев на Гейба, Рэчел на короткий миг ощутила, что перед ней не враг, а просто человек, такой же несчастный и потерянный, как и она сама.

Гейб, откинув назад голову, внимательно смотрел на нее.

– Слушай, ведь твой парнишка… Он ведь каждый вечер плотно обедает, верно?

Охватившее ее на короткое время теплое чувство разом исчезло.

– Ты что, опять за свое?

– Ответь мне на вопрос, и все дела. Он ведь сытно обедает, верно?

Рэчел неохотно кивнула.

– И завтракает тоже? – гнул свое Боннер.

– Ну да, вроде бы.

– В садике всем детишкам дают перекусить и кормят их хорошим, сытным ленчем. А когда он возвращается домой, кто-то из вас – либо ты, либо Кристи – наверняка дает ему еще чем-нибудь подзаправиться?..

Вот только не факт, что так будет и в следующем месяце, не говоря уже о следующем годе, подумала Рэчел, и по спине у нее побежали мурашки. Она почувствовала себя так, словно ее толкали на какой-то нехороший и опасный поступок.

– Рэчел, – снова заговорил Боннер, – пора тебе заканчивать голодовку.

– Не болтай ерунды!

– Тогда объясни мне, чего ради ты себя истязаешь?

Если бы Гейб говорил своим обычным грубоватым тоном, Рэчел было бы проще, но сейчас в голосе его звучали непривычные мягкие интонации, против которых у нее не было почти никакой защиты, и потому она сочла за лучшее, собрав остатки сил, броситься в атаку:

– Я отвечаю за него, Боннер. Я, я одна, и никто другой!

– В таком случае тебе следует получше заботиться о себе.

– Не лезь ко мне с советами, – отрезала Рэчел и прожгла Боннера злобным взглядом.

– Учти, чокнутым лучше держаться вместе.

Сказав это, Боннер бросил на Рэчел такой полный понимания и сочувствия взгляд, что у нее перехватило дыхание. Она хотела сказать еще какую-нибудь колкость, но не смогла.

– Я не хочу об этом говорить.

– Вот и ладно. Лучше поешь.

Пальцы Рэчел судорожно сжали лежащий у нее на коленях бумажный пакет. В душе она вынуждена была признать, что Боннер прав: как бы она ни истязала себя, это не могло гарантировать Эдварду защиту от жизненных неурядиц.

Душу ее захлестнуло бессильное отчаяние. Ей так хотелось, чтобы у сына было все, не только пища, но и безопасность, уверенность в завтрашнем дне, здоровье, образование, дом, где он мог бы жить. Но, даже лишая себя последнего куска, она была не в состоянии обеспечить ему всего этого.

Глаза Рэчел наполнились слезами, и по щеке побежала влажная дорожка. Мысль о том, что Боннер увидит ее плачущей, привела ее в ярость, и она, устремив на него испепеляющий взгляд, пробормотала:

– Попробуй только хоть слово сказать!

Боннер шутливо поднял кверху обе руки, давая понять, что не собирается ей перечить, и отхлебнул еще глоток «Доктора Пеппера».

По телу Рэчел пробежала судорога. И тут Боннер был прав: напряжение последних месяцев в самом деле сделало ее похожей на сумасшедшую, и понять ее мог только такой же сумасшедший, как и она.

Если трезво взглянуть на вещи, подумала она, то у Эдварда во всем мире не было никого, кроме нее, а она действительно относилась к себе просто наплевательски. Доводя себя голодом до полного изнеможения, она лишь делала еще более нестабильным их с Эдвардом и без того незавидное положение.

– Сукин ты сын! – пробормотала она, глядя на Гейба, и вытащила из пакета гамбургер.

Боннер, ни слова не говоря, натянул на самые глаза козырек своей бейсболки, словно собирался хорошенько вздремнуть.

Рэчел сунула гамбургер в рот, ощутив вместе с его восхитительным вкусом привкус собственных слез.

– Не знаю, как у тебя хватило наглости назвать меня ненормальной, – с трудом выговорила она с набитым ртом и, дрожа от нетерпения, откусила от гамбургера еще кусок. – По-моему, человек, которому взбрело в голову открыть придорожный кинотеатр для автомобилистов, должен быть полным придурком. Может, ты этого не заметил, Боннер, но такие заведения вымерли уже лет тридцать назад. Ты прогоришь еще до того, как кончится лето.

– Плевать я на это хотел, – сказал Боннер.

– В таком случае я умываю руки. Похоже, ты в десять раз более сумасшедший, чем я.

– Ты лучше ешь давай.

Смахнув с глаз слезы тыльной стороной ладони, Рэчел откусила очередной кусок. Еще никогда в жизни она не ела такого вкусного гамбургера.

– Тогда зачем тебе это вообще надо? – спросила она, торопливо прожевывая очередную порцию.

– Просто хотел себя чем-то занять, а ничего лучше придумать не смог.

– А чем ты зарабатывал на жизнь до того, как рехнулся? – поинтересовалась Рэчел.

– Я был наемным киллером и работал на мафию. Ну что, ты уже больше не плачешь?

– Я вовсе не плакала! А мне бы очень хотелось, чтобы ты в самом деле был киллером. Тогда, будь у меня деньги, я бы заплатила тебе, чтобы ты прикончил сам себя.

Боннер приподнял козырек бейсболки и спокойно, без всякого раздражения посмотрел на нее.

– Если ты и дальше будешь меня так усердно ненавидеть, мы с тобой неплохо уживемся, – сказал он.

Не обращая внимания на его слова, Рэчел, покончив с гамбургером, принялась за жареную картошку, запихивая в рот сразу по нескольку ломтиков.

– Слушай, а как тебя угораздило связаться с Дуэйном?

Вопрос был задан без особого интереса, скорее всего просто от скуки, но Рэчел решила, что, поскольку Боннер не сообщил ей никакой информации о себе, ей тоже не следует откровенничать.

– Я познакомилась с ним в стриптиз-клубе, где работала исполнительницей экзотического танца.

– Я видел твое тело, Рэчел. Должно быть, когда там танцевала, ты была попышнее. При такой худобе ты не заработала бы даже на жевательную резинку.

Рэчел хотела было обидеться, но тщеславия у нее совсем не осталось.

– Девушки, которые работают в таких местах, не любят, когда их называют стриптизершами. Я об этом знаю от одной из них. Несколько лет назад мы жили с ней на одном этаже. Она каждый день ходила в салон красоты загорать под кварцевой лампой.

– Да что ты говоришь.

– Ты небось думаешь, что исполнительницы экзотических танцев – они предпочитают, чтобы их называли именно так – загорают нагишом? Так вот, ничего подобного. Ложась под лампу, они надевают крохотные трусики, чтобы на теле оставались белые полоски. Та девица рассказывала мне, что в этом случае, когда они в клубе их снимают, публика возбуждается еще сильнее: запретный плод кажется еще более запретным.

– Похоже, я слышу в твоем голосе восхищение.

– Она очень неплохо зарабатывала, Боннер.

Гейб в ответ только фыркнул.

По мере утоления голода Рэчел становилась все более любопытной.

– А все-таки, чем ты занимался раньше? Только честно.

– Да какие уж тут секреты, – пожал плечами Боннер. – Я был ветеринаром.

– Ветеринаром?

– Ну да, а что такого?

По голосу Боннера Рэчел догадалась: их перемирие висит на волоске. С немалым удивлением она вдруг поняла, что этот человек ее интересует. Ей пришло в голову, что Кристи, которая прожила в Солвейшн всю жизнь, должны быть известны кое-какие его секреты, и Рэчел решила при случае расспросить ее об этом.

– Ты не похожа на женщину, которая способна вскружить голову телепроповеднику, – снова заговорил Боннер. – Мне кажется, преподобный Дуэйн Сноупс должен был выбрать себе в жены какую-нибудь набожную особу, аккуратно посещающую церковь.

– Я была такой благочестивой и набожной, что дальше некуда, – сказала Рэчел, стараясь, чтобы в голосе ее не чувствовалось ни малейшего признака горечи. – С Дуэйном я познакомилась в Индиане во время его проповеднической кампании. Я была одной из его добровольных помощниц. Он меня прямо околдовал. Хочешь – верь, хочешь – нет, но раньше я была довольно-таки романтически настроенной особой.

– Но ведь он был намного старше тебя, разве нет?

– На восемнадцать лет. Идеальный кандидат на роль отца сиротки.

Боннер вопросительно взглянул на Рэчел.

– Меня воспитывала бабушка, – пояснила она. – Я жила в центральной части Индианы. Бабуля была очень набожной, и потому прихожане маленькой сельской церквушки были для нее семьей. Они стали семьей и для меня. Религия устанавливала весьма жесткие правила, но по крайней мере это были честные правила, в них не было лжи.

– А что случилось с твоими родителями?

– Моя мать была хиппи. Она не знала, кто мой отец.

– Хиппи?

– Я родилась в коммуне хиппи в штате Орегон.

– Да ты шутишь.

– Поначалу я жила с матерью, но потом она села на наркотики и, когда мне было три года, умерла от передозировки. Мне повезло, меня отправили к бабушке. – Рэчел улыбнулась. – Она была очень простая женщина: верила в Бога, в Соединенные Штаты Америки и яблочный пирог. И еще обожала преподобного Дуэйна Сноупса. Она была так счастлива, когда я вышла за него замуж!

– По всей видимости, она не слишком хорошо его знала.

– Она считала его чуть ли не посланцем Господа. К счастью, она умерла, так и не узнав правды. – Покончив с едой и чувствуя, что живот у нее набит до отказа и вот-вот лопнет, Рэчел, с удовольствием слизнув с конца пластмассовой трубочки сладкую коричневую массу, поднесла трубочку к губам и принялась за шоколадный коктейль. Она достаточно много сообщила Боннеру о себе, однако до сих пор ничего не получила взамен. – Слушай, скажи мне, как чувствует себя человек, который является паршивой овцой в собственной семье?

– А с чего это ты решила, что я – паршивая овца? – раздраженно осведомился Боннер.

– Твои родители – столпы местного общества, твой младший брат – само совершенство, а старший – мультимиллионер. В то же время ты – злобный и мрачный, с отвратительным характером безденежный неудачник, который пугает маленьких детей и у которого ничего нет, кроме дурацкого придорожного кинотеатра.

– А кто тебе сказал, что я безденежный неудачник?

Рэчел невольно обратила внимание, что недовольство Боннера вызвали лишь намеки на его бедность.

– Никто. Об этом яснее ясного говорят и это сооружение, и твоя машина, и та мизерная зарплата, которую ты мне платишь. Может, я что-то и упустила, но пока не вижу никаких признаков того, что ты набит деньгами.

– Я плачу тебе мизерную зарплату, поскольку надеюсь вынудить тебя взять расчет, Рэчел, а не потому, что не могу позволить себе платить больше.

– Вот оно что.

– А мой пикап мне просто нравится.

– Так ты не бедный? – переспросила Рэчел, думая, что Боннер скорее всего ничего не ответит.

Однако Гейб после небольшой паузы сказал:

– Да, я не бедный.

– И до какой же степени, интересно, ты не бедный?

– Разве твоя бабушка не говорила тебе, что неприлично задавать людям подобные вопросы?

– Ты не «люди», Боннер. Я даже не уверена, что в тебе вообще есть хотя бы что-то человеческое.

– У меня полно дел, так что я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как ты меня оскорбляешь. – С этими словами Боннер схватил опустевшую жестянку из-под «Доктора Пеппера», которую до этого поставил на пыльную землю, и поднялся на ноги. – Принимайся за работу.

Глядя в спину удаляющемуся Гейбу, Рэчел раздумывала, в самом ли деле она его обидела. Вид у него был определенно обиженный, и она, довольно улыбнувшись, снова занялась шоколадным коктейлем.

Выйдя из своего офиса, Этан направился к расположенной позади церкви игровой площадке, откуда доносились крики детей. Они уже ждали родителей, которые скоро должны были приехать и забрать их. Он убеждал себя, что его присутствие на площадке в те минуты, когда там начинали появляться взрослые, помогало ему установить контакт с теми горожанами, которые не являлись членами его прихода, но правда состояла в том, что ему очень хотелось лишний раз взглянуть на Лауру Делапино.

Когда он появился на площадке, близнецы Бриггсы соскочили с игрушечных лошадок и подбежали к нему.

– А Тайлер Бакстер описался! – выкрикнул один из них. – Он был весь мокрый.

– Ну и ладно, – ответил Этан.

– Я тоже чуть не описался, – признался мальчик, – но миссис Уэллс мне помогла, и все обошлось.

Этан рассмеялся. Он любил детей и уже много лет мечтал завести своих. Джейми, сына Гейба, он просто обожал. Даже по прошествии двух лет ему трудно было примириться с тем, что произошло с его племянником и Черри, его невесткой, у которой был такой мягкий и добрый нрав. После их трагической гибели он едва не сложил с себя сан, но, как ни странно, преодолел вызванную несчастьем депрессию быстрее и легче, чем остальные члены семьи. У его родителей смерть Джейми и Черри спровоцировала нередко случающийся у пожилых супружеских пар кризис в их семейной жизни, едва не закончившийся разводом. Что касается Кэла, то он после смерти племянника и невестки вычеркнул из своей жизни все, кроме футбола.

К счастью, пожив некоторое время раздельно, их родители снова воссоединились. Более того, их чувства словно пережили второе рождение. Решив резко изменить свою жизнь, они уехали в Южную Америку, где отец стал врачом-миссионером, а мать основала кооператив по продаже изделий местных ремесленников.

Что до Кэла, то в его жизнь вошла гениальная женщина-физик, доктор Джейн Дарлингтон, и теперь супруги растили восьмимесячную Рози – очаровательное голубоглазое существо, которое держало в своем пухлом кулачке всю семью Боннер.

Никто из них, однако, не пережил таких тяжелых времен, как Гейб. Временами Этан просто не мог узнать в нем сердобольного Айболита, каким всегда был его брат. Этан отлично помнил, что, когда они были детьми, в доме постоянно жило какое-нибудь больное или раненое животное, за которым Гейб ухаживал: птица со сломанным крылом, обосновавшаяся где-нибудь на кухне; приблудная собака, которую брат выхаживал в гараже; крохотный, беспомощный детеныш скунса, устроивший себе гнездо в платяном шкафу в спальне Гейба.

Всю жизнь Гейб мечтал стать ветеринаром, но у него никогда не было желания стать мультимиллионером. Внезапно свалившееся на него материальное благополучие забавляло остальных членов семьи. Самому же Гейбу было явно наплевать на деньги. Все произошло как-то совершенно неожиданно и само собой.

Он был на редкость любопытным человеком и, помимо прочего, с детства обожал мастерить. Через несколько лет после того как он обосновался в сельской местности в штате Джорджия и стал практикующим ветеринаром, Гейб изобрел и изготовил особую ортопедическую шину, которую применил для лечения участвовавшей в скачках чистокровной лошади одного конезаводчика. Приспособление настолько хорошо себя показало, что в скором времени стало весьма популярным. К Гейбу, который получил патент на свое изобретение, рекой потекли деньги.

Из трех братьев у Гейба был самый сложный характер. С Кэлом, например, все было просто и ясно: агрессивный и конфликтный человек, он быстро выходил из себя, но так же быстро остывал. Гейб же держал эмоции при себе. В детские годы Этан, когда с ним случалась неприятность, бежал за утешением именно к Гейбу. Его спокойный голос и ласковые, плавные движения успокаивали взволнованного братишку точно так же, как они успокаивали попавших в руки Гейба испуганных, больных животных. Теперь, однако, добрый и мягкий, погруженный в себя брат Этана стал настоящим циником.

От воспоминаний Этана отвлекло появление Лауры Делапино, которая совсем недавно развелась с мужем. На ней были белые, в обтяжку, шорты и нечто вроде черного бюстгальтера, поверх которого она накинула просвечивающую насквозь блузку ярко-зеленого цвета. Ногти на ее руках были покрыты темно-красным лаком, как и ногти на ногах, которые нетрудно было разглядеть в переплетении серебристых ремешков сандалий. У нее была большая, пышная грудь, длинные ноги и густая копна светлых волос. Лаура Делапино прямо-таки излучала секс, и это будило в теле Этана желание.

Слуга Господа, испытывающий тайное влечение к недостойной женщине. Ну и дела! Оставайтесь со мной – это говорю я, Опра!

Этан едва не застонал. Только не это! Он был явно не в настроении для общения с известной телеведущей Опрой Уинфри, настоящей акулой шоу-бизнеса, но сделать ничего не мог.

Скажите нам, преподобный Боннер, мы ведь здесь все друзья, почему это вы никогда не проявляете интереса к благочестивым женщинам, живущим в этом городе?

Благочестивые женщины нагоняют на меня скуку.

Так и должно быть. Вы ведь священник, помните? Так почему ваше внимание привлекают только яркие женщины, не отличающиеся скромностью и благочестием?

В это время Лаура Делапино наклонилась, чтобы поговорить со своей маленькой дочуркой, и Этан заметил отчетливо обрисовавшийся под тесными белыми шортами контур миниатюрных трусиков. Он этого зрелища у Этана разом стало горячо в паху.

Я к вам обращаюсь, мистер.

Уходи, ответил Этан, но от этого его незримая собеседница только разозлилась.

Только не начинай все сызнова! Не заводи свою песню о том, что ты не годишься в священники и что твоя работа рушит всю твою жизнь.

Этан подумал, что было бы хорошо, если бы ему снова явился Клинт Иствуд:

Советую тебе прислушаться к моим словам, Этан Боннер. Тебе уже давно пора найти себе хорошую, добропорядочную женщину и остепениться.

Помолчи минутку и дай мне насладиться тем, что я вижу, огрызнулся Боннер. Как раз в этот момент Лаура снова наклонилась, чтобы получше рассмотреть рисунки дочери, дав Этану возможность полюбоваться ее роскошным бюстом. Он мысленно чертыхнулся и в который уже раз подумал о том, что усмирение плоти – занятие не для него.

Он вспомнил времена, когда ему было чуть больше двадцати лет. Это было еще до того, как он получил знамение свыше. В памяти его всплыли великолепные пышногрудые женщины, ночи страсти, когда он мог делать все, что подсказывало ему его воображение. О Боже…

Да, я слушаю?

Этан сдался. Как он мог получать наслаждение, наблюдая за Лаурой, если кто-то подслушивал его мысли? Отвернувшись, он от всей души пожалел, что не может призывать молодых людей подавлять свои плотские желания, внушать им мысль о святости брачных уз и в то же время следовать собственным проповедям. Но тут уж ничего нельзя было поделать. Он был так устроен, и это было выше его сил.

Этан поприветствовал Трэйси Лонгбен и Сару Кэртис, которых знал с детства, посочувствовал Остину Лонгбену по поводу сломанного запястья и повосхищался новыми розовыми спортивными туфлями Тэйлора Кэртиса. Боковым зрением он заметил одиноко стоящего в сторонке Эдварда Сноупса.

Стоуна, поправил себя Этан, Стоуна, а не Сноупса. Фамилия мальчика была изменена законным путем. Жаль только, подумал он, что Рэчел никогда не называет его уменьшительно-ласкательными именами. Почему бы ей не звать сына Эдди?

Этан ощутил укол совести. Мальчик уже третий день посещал детский центр, а он ни разу не подошел к этому ребенку. Эдварда нельзя было винить за то, что его родители были бесчестными людьми, и потому Этан решил, что гнев по отношению к отцу и матери малыша не может служить основанием или оправданием для такого невнимания к мальчику.

Он вспомнил, как за день до этого ему позвонила Кэрол Деннис. Его гнев был ничто по сравнению с ее гневом. Она была просто в бешенстве от того, что Этан позволил Рэчел поселиться в коттедже Энни. Он, однако, не стал говорить Кэрол, что за нее просил Гейб, состояние которого его тревожило. Этан пытался как-то успокоить ее, говоря, что нельзя слишком поспешно и строго судить людей, хотя сам уже давно нарушил эту заповедь. Но Кэрол и слушать его не хотела.

Этан Боннер был вовсе не в восторге от того, что был вынужден препираться с Кэрол Деннис. Она была весьма религиозной, набожной женщиной безупречного поведения и сделала для города много хорошего.

– Если вы позволите ей остаться в коттедже, пастор, – сказала Кэрол, – это может иметь для вас неприятные последствия, а я не думаю, что вы этого хотите.

Хотя Кэрол была права, слова ее вызвали у Этана раздражение.

– Думаю, я сумею как-нибудь справиться с ними, если они возникнут, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче.

Помедлив немного, Этан подошел к Эдварду и улыбнулся.

– Привет, приятель, – сказал он, обращаясь к мальчику. – Ну, как твои дела?

– Нормально.

Ребенок настороженно смотрел на него большими карими глазами. Этан только сейчас заметил у него на носу небольшую россыпь бледных веснушек. Внезапно он почувствовал, как в груди у него шевельнулось теплое чувство.

– Ну как, ты уже с кем-нибудь подружился? – поинтересовался он.

Мальчик ничего не ответил.

– Другим детишкам нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к тому, что среди них появился новичок, – снова заговорил Этан, – но рано или поздно ты найдешь с ними общий язык.

Эдвард, продолжая смотреть на него снизу вверх, сморгнул.

– Как вы думаете, Кристи не забудет приехать и забрать меня? – спросил он.

– Кристи никогда ничего не забывает, Эдвард. Она самый надежный человек из всех, кого я когда-либо знал.

Именно в этот момент Кристи появилась у них за спиной и невольно услышала последние слова Этана. «Надежная, – с горечью подумала она. – И это все, что мог сказать Этан Боннер. Добрая, старая, надежная Кристи Браун. Кристи все сделает. Кристи обо всем позаботится».

Она невольно вздохнула и спросила у себя, чего, собственно, она ожидала. Что Этан будет смотреть на нее так же, как он всего за несколько секунд до этого смотрел на Лауру Делапино? Вряд ли это возможно. Лаура яркая и привлекательная женщина, а она, Кристи, бесцветная и неинтересная. Тем не менее у нее была гордость, и с годами она научилась прятать болезненную застенчивость под маской энергичной деловитости. Она и в самом деле могла справиться с любой задачей. Лишь одно было ей не по силам – завоевать сердце Этана Боннера. Кристи знала Этана почти всю жизнь, и ей было прекрасно известно, что его всегда привлекали броские женщины. Это выяснилось еще в восьмом классе, когда Мелоди Орр предстала перед своими друзьями и подружками в джинсах в обтяжку.

– Кристи!

При виде Кристи Браун личико Эдварда словно расцвело. Черты лица женщины тоже разом смягчились. Она любила детей. С ними она могла расслабиться и быть самой собой. Ей гораздо больше пришлась бы по вкусу работа в детском саду, чем ее должность церковного секретаря. Она бы давным-давно уволилась, если бы не испытывала непреодолимого желания находиться рядом с Этаном Боннером. Раз уж она не могла внушить ему любовь к себе, ей приходилось удовольствоваться ролью женщины, которая помогает ему во всех его делах.

Присев на корточки, чтобы получше рассмотреть сделанную Эдвардом аппликацию и выразить мальчику свое восхищение, она с удивлением отметила, что любит Этана уже больше двадцати лет. Кристи отчетливо помнила, как еще в третьем классе наблюдала за тем, как на переменке он бегает по школьному двору с четвероклассниками. Тогда он был так же ослепительно красив, как и сейчас, – самый красивый мальчик и самый красивый мужчина из всех, кого ей когда-либо доводилось видеть. Он всегда относился к Кристи дружелюбно, но в то же время был приветлив со всеми. Даже в детском возрасте Этан заметно отличался от сверстников. Он был гораздо более чувствительным, чем другие толстокожие и грубые мальчики.

Правда, неженкой он тоже не был. Его старшие братья об этом позаботились. Кристи до сих пор помнила день, когда Этан подрался с Лобахом, одним из самых крупных и задиристых парней в школе, и разбил ему нос. После этого, однако, Этан почувствовал себя настолько виноватым, что первый отправился мириться к своему противнику домой, прихватив две кисти спелого винограда. Лобах до сих пор рассказывал об этом на встречах выпускников.

Кристи поднялась с лужайки, обильно поросшей травой, и взяла Эдварда за руку. Внезапно ее окатила волна приторно-сладких духов.

– Привет, Эт, – раздался рядом голос Лауры Делапино.

– Здравствуй, Лаура, – откликнулся Этан.

Лаура послала Кристи Браун дружелюбную улыбку, и бедная Кристи почувствовала, как сердце ее болезненно сжалось от зависти. Просто удивительно, подумала она, почему некоторым женщинам удается вести себя столь уверенно. Потом мысли ее перекинулись на Рэчел Стоун, и она невольно задумалась над тем, из каких источников черпала свое мужество эта женщина. Несмотря на все ужасные вещи, которые рассказывали о Рэчел жители городка, Кристи она нравилась. Более того, Рэчел внушала ей чувство благоговения. Кристи была уверена, что у нее самой никогда не хватило бы духу вести себя так, как Рэчел.

Она слышала о встрече Рэчел с Кэрол Деннис в бакалейном магазине, а вчера в аптеке Рэчел столкнулась с Гэри Преттом. Открытая враждебность, которую жители городка проявляли по отношению к Рэчел Стоун, расстраивала Кристи. Она была уверена, что Рэчел не должна нести ответственность за алчность Дуэйна Сноупса, и потому не понимала, как это люди, называющие себя христианами, могут быть такими злопамятными и мстительными.

Иногда Кристи испытывала желание узнать, что Рэчел думает о ней. Впрочем, когда оно появлялось, она в итоге всегда приходила к выводу, что у Рэчел скорее всего вообще нет по отношению к ней никаких эмоций. Люди замечали Кристи Браун только тогда, когда нужно было что-нибудь сделать. В других же ситуациях она была для них чем-то вроде человека-невидимки.

– Послушай, Эт, – снова заговорила Лаура, – почему бы тебе сегодня не заглянуть ко мне? Я бы поджарила на гриле пару стейков…

Не закончив фразу, Лаура плотно соединила губы, а потом разжала их, как делают женщины, когда хотят добиться, чтобы помада лежала ровным слоем.

На какую-то долю секунды взгляд Этана задержался на ее губах, а затем он послал Лауре Делапино такую же открытую, добрую улыбку, с которой он обычно приветствовал прихожанок преклонного возраста.

– Я бы с удовольствием, но мне надо подумать над проповедью.

Лаура попыталась настоять на своем, но Этану удалось без особого труда отделаться от нее. Кристи, которая находилась тут же, рядом, заподозрила, что Этан Боннер просто боится оказаться с Лаурой Делапино наедине, опасаясь потерять голову. От этой мысли сердце ее болезненно заныло: ее любимый никогда не боялся потерять голову, оставаясь наедине с ней…