Текст книги "Серебряная ведьма"

Сьюзен Кэррол
Серебряная ведьма

ПРОЛОГ

Солнце скрылось за горизонтом, и его последний луч растаял, словно дым от погашенной свечи. На скалы и полоску леса опустилась тьма, и рваное побережье Бретани обрело очертания, знакомые Симону Аристиду.

Охотник на ведьм натянул поводья крепкой рукой и кожаной перчатке. Вороная резвая кобыла под ним тоже почти слилась с темнотой. Длинные до плеч волосы Аристида, такого же цвета, как грива его лошади, развевались на ветру. С головы до ног он был одет во все черное, а смоляная борода не давала возможности врагам разглядеть в темноте его бледное лицо, обветренное после долгих дней в седле.

Его угловатые черты, суровую линию губ редко озаряла улыбка. Левый настороженный глаз его, такой же черный, как весь его облик, светился умом, а поврежденный правый глаз обычно скрывала черная кожаная повязка. Глубокий шрам через весь лоб уходил под эту повязку и тянулся тонкой отметиной на правой щеке. Это был человек зловещего вида, высокий, сильный, и мало кому пришла бы в голову сумасшедшая мысль напасть на него.

Симон решил, что те существа, которые охотились на него, либо сошли с ума, либо были одержимы злой силой, которая довела их до состояния невменяемости. В такую ночь один, вдали от жилья, он предпочитал думать, что его преследователи были обычными сумасшедшими. Это объяснение казалось более понятным.

Когда вокруг сгустились тени, Симон решил не гнать Элли галопом – это было слишком опасно. Узкая, извилистая горная тропа коварна даже днем. Полный галоп в темноте стал бы самоубийством. Симона манила более безопасная дорога среди деревьев вдоль скал, но за огромными стволами и в густых кустах могло таиться гораздо больше опасности.

Симон пустил лошадь спокойным шагом. Кроме ровного стука ее копыт, он не слышал ничего подозрительного. В кронах деревьев шумел ветер, внизу мерно плескались волны, но мужчина затылком ощущал, что в этой мгле он не одинок.

Они были рядом. По крайней мере, одна из них. Возможно, та, что следила за ним в последней деревне, через которую он прошел.

Наверное, начали сказываться усталость и всего несколько часов тревожного сна. Но он понимал, что утоление здесь ни при чем, потому что Элли вела себя беспокойно. Последнюю милю кобыла нервничала, трясла головой и настороженно водила ушами.

Симон склонился, чтобы погладить ее по шее, и услышал будто бы плач ребенка, хотя на самом деле это мог быть шум ветра среди скал. Однако внутри у него все сжалось от неприятного предчувствия.

За следующим поворотом дорога выровнялась, и крик стал более громким и отчетливым. Симон остановил Элли, пристально вглядываясь в даль. Ярдах в ста от него, под скалой, у края дороги в лунном свете что-то виднелось. Кто-нибудь другой принял бы это за обычный сверток, забытый рассеянным пастухом, но Симону доводилось находить такие свертки и раньше.

Ребенок был еще жив, и плач его теперь слышался совершенно ясно. Сердце Симона забилось сильнее, и ему захотелось броситься на помощь. Но он слишком долго опасался слишком многого, чтобы опрометчиво спешить.

Сойдя с лошади, он отвел Элли в тень деревьев и привязал ее к березе. Кобыла фыркала и тревожно топталась от страха. Она встала так, чтобы мощной грудью заслонить ему дорогу из рощи.

Симон погладил ее, успокоил и осторожно стал пробираться в тени деревьев вдоль скалы, внимательно осматривая дорогу. На площадке, где лежал ребенок, спрятаться было невозможно. Симон был бы открыт для стрелы убийцы, который мог затаиться среди деревьев.

Но его враги обычно действовали иначе, а крик ребенка совершенно ослабил его бдительность. К тому же детский голосок становился все слабее. Возможно, они не рассчитывали, что он подоспеет так скоро.

Пройдя мимо Элли, Симон обнажил меч и направился к младенцу, которого теперь едва было слышно. И вот раздался последний слабый крик, наступила тишина. Позабыв про осторожность и усталость, он побежал, рассыпая под ногами каскады мелких камней.

Возле маленького свертка у края дороги он остановился и упал на колени. Ветер трепал край старенького одеяльца, но ребенок уже не шевелился. Симон положил меч, снял перчатки и взял ребенка на руки с осторожностью, которая стала для него такой же привычной, как молитва.

«Умоляю, прошу тебя, Господи, дай мне успеть вовремя. Хотя бы на этот раз».

Он приоткрыл личико младенца и задохнулся. На него смотрели пустые глазки-пуговки тряпичной куклы, а нарисованный рот издевательски улыбался.

Обманка!

Ему едва хватило времени, чтобы услышать взмах со стороны слепого глаза и отреагировать на шум. С ужасом он заметил рядом яму и успел увернуться от нападения женщины, которая в ней спряталась. Оскалившись, она бросилась на него, толкнув в спину. В лунном свете мелькнуло оружие в ее руке, дотянувшейся почти до его горла. Симон сумел отбить удар тряпичной куклой и вскочил на ноги, отбросив злодейку в сторону. Со свирепым воем, она сильно ударилась о землю. Когда он поднялся, она тоже была на ногах, встав между ним и его мечом, с усмешкой отшвырнув его ногой подальше.

На ней были потрепанные крестьянские штаны и рваная рубаха, темные волосы растрепались, глаза округлились от бешенства, рот исказился от злобы. В сапоге у Симона был спрятан нож, но мужчина стоял не шелохнувшись.

– Женщина, отойди, – негромко произнес Симон. – Я не хочу причинить тебе зла. Брось свое оружие, и я готов пощадить тебя, если ответишь на мои вопросы.

Злодейка откинула голову, издав звук, похожий на плач новорожденного.

– Что за вопросы? – издевательски спросила она. – Где же младенец? Не было его, охотник на ведьм. И это единственный ответ, который ты получишь от меня. Разве что вот это. – И она выхватила свое оружие, приближаясь к нему. – Не хочешь причинить мне зла. Ба! – плюнула она в сторону Симона, чуть не попав ему на сапог. – Знаю я, как вы, охотники на ведьм, задаете вопросы. С каленым железом и плетью.

– Это не мой метод, – проговорил он. – Если ты снова нападешь, мне придется тебя убить.

– Что за беда! Я смерти не боюсь. Серебряная роза меня оживит.

С душераздирающим криком она прыгнула на него снова. Симон схватил ее за запястья, чтобы остановить, но она оказалась слишком сильной, словно в нее вселился дьявол. Симону стоило больших усилий удержать ее. Он чувствовал ее дыхание, слышал скрежет ее зубов, она едва не прокусила ему щеку.

Больше всего его внимание привлек странный нож в ее правой руке. Она замахнулась, и конец ножа распорол ему камзол. Симон завернул ей руку и держал, пока она не выронила оружие. Ведьма рассвирепела, начала брыкаться, пытаясь его укусить. Поняв, что все старания напрасны, она наклонила голову и боднула его в подбородок так сильно, что Симон взвыл от боли, отпустив ее и отступив на шаг, едва устояв на краю обрыва.

Женщина бросилась к нему, пытаясь столкнуть со скалы. Он увернулся, и вниз полетела она, не удержавшись на ногах и отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Симон упал на землю и поймал ее за руку. Она раскачивалась над пропастью, размахивая ногами и свободной рукой. Ее бледное лицо исказила ненависть. От напряжения мышцы его руки пронзила острая боль.

– Кто послал тебя? – зарычал он. – Кто такая Серебряная роза, которой ты служишь?

– Иди ты к черту, – взвизгнула она.

– Скажи мне то, что я прошу, или…

Она вцепилась в его руку когтями, и ему пришлось отпустить ее. Ведьма выскользнула. Он попытался перехватить ее еще раз, но было слишком поздно. Женщина упала в темноту, и в последний миг ее лицо озарило торжество. Он слышал, как ее тело глухо ударилось о выступ скалы и с плеском свалилось в воду. Море, словно темный голодный зверь, жадно поглотило искалеченное тело ведьмы, а вместе с ним и все ответы на его отчаянные вопросы.

Какой демон владел этой женщиной? Где скрывается ее логово, когда все ведьмы разбредаются по земле, сея ужас и пытаясь убить его? И кто эта дьяволица, которую зовут Серебряной розой? Колдунья, которой поклоняются так преданно, что готовы умереть за нее, веря, что она способна поднять из могилы?

А если она действительно может это? От такой мысли у Симона пробежал мороз по коже, и холодный ветер с моря был тут ни при чем. Со стоном он отполз от края обрыва, перевернулся на спину, пытаясь отдышаться. Потом медленно сел, смахнув с лица прядь волос. Раны от ногтей ведьмы так болели, что он поморщился. Во рту почувствовался соленый вкус крови. Ударом головы в подбородок эта дрянь поранила ему щеку.

Симон осторожно ощупал челюсть. Она страшно болела, но повреждений не было, и все зубы остались на месте. Раны могли быть гораздо хуже, подумал он, вспомнив про странное оружие ведьмы. С этим предметом он встречался и прежде, наблюдал смертельные последствия колдовского кинжала. Но ему не удавалось заполучить его и разглядеть более внимательно.

Симон осторожно поднял кинжал. На первый взгляд оружие было похоже на очень тонкий нож с острым, как игла, концом. Но, как только нож вонзался в тело, рукоятка сдвигалась, и по лезвию в рану вытекал яд. Симон точно не знал, как работает этот нож, но результаты видел не раз. Ранка была небольшая, на вид совсем безобидная, но смерть наступала медленная и мучительная.

Симон положил нож и поискал, во что бы его завернуть. Для этого сгодилась тряпка, в которую была завернута кукла, состоявшая из тряпичной головы и скрученного в виде тела ребенка свертка.

Симон схватил куклу и швырнул ее об скалу, срывая досаду. Теперь ему подсунули куклу. За свои двадцать девять лет он насмотрелся жестокости, смертей и зла столько, сколько другим хватило бы на две жизни. Но он не был уверен, что смог бы снова выдержать смерть еще одного младенца. Бессонными ночами он представлял себе муки беспомощных детей, которых не успел спасти. Их оставляли в безлюдных, глухих местах, откуда не слышны были их крики и где они медленно умирали от голода и холода.

Что же это за женщина, которая заставляет других творить такое зло? Та самая женщина, которая способна была сотворить ядовитый нож с эмблемой Серебряной розы на рукоятке.

Чего бы это ему ни стоило, но Симон решил найти ведьму и остановить богопротивные преступления. Если только Серебряная роза не доберется до него первой.

Это было вполне возможно, если он будет вести себя так же глупо, как в эту ночь. Пять лет, нет, даже два года назад он бы ни за что не попался в подобную ловушку. Но одинокая борьба так его извела, что он удивлялся, почему до сих пор не превратился в тень.

Симон осторожно обернул нож тканью, подобрал перчатки и меч и направился туда, где среди деревьев оставил Элли. Лошадь топталась, трясла головой и закусывала удила, напуганная его борьбой с ведьмой. Пришлось очень долго успокаивать ее. Он прижался лбом к ее теплому мягкому носу.

– Господи, я так устал от всего этого, Элли. Чертовски устал!

Кобыла фыркнула, в лунном свете ее глаза нежно мерцали. Она перебирала губами его волосы, коснулась шеи, словно успокаивая. Как ни странно, но ему порой казалось, что лошадь его понимала.

Если бы Мири Шене не считала это абсурдным, она бы сказала… У Симона перехватило дыхание, когда он ясно представил ее… даже после стольких лет разлуки. В памяти сохранился образ юной девушки с волосами, словно лунный свет, с лицом нежным, как у ангела, с глазами, которые могли быть то нежными, будто утренний туман, то темными, словно штормовое море. Волшебные глаза, которые были способны заставить мужчину забыть, кто он такой и что должен делать. Но еще хуже – они могли заставить забыть, кем была она. Дочь Земли, мудрая женщина. Именно так Мири называла себя. Но как бы она себя ни называла, ведьма оставалась ведьмой. Однако Мири была иной.

Несмотря на несчастливую судьбу ее семьи, она скорее заблуждалась, чем была одержима дьяволом. Девушка оставалась наивной, свято верила в бесконечную доброту мира, видела в людях только хорошее. Девушка? Нет, теперь она была уже зрелой женщиной и, возможно, утратила свой внутренний свет, после того как ее семья была вынуждена покинуть родной дом на прекрасном острове Фэр. И Симон был в ответе за это.

За последний год до него дошли слухи, что одна из сестер Шене осмелилась вернуться на остров и тихо жила там в одиночестве. Говорили, что у нее была почти сверхъестественная способность излечивать любое раненое существо, попавшее ей на глаза. Это могла быть только одна женщина – Мири.

Симон сжал в руке уздечку Элли, стараясь избавиться от воспоминания о Мири. Память о ее утрате вызывала в нем слишком болезненные сожаления. Но в последнее время ее образ переполнял его, и он более не мог противостоять нахлынувшему потоку воспоминаний о ней. Его враги сплотились против него слишком сильно. Он был одинок, истощен, в отчаянии. С каждым днем он все больше приближался к финалу, которому сопротивлялся. Был только один способ победить Серебряную розу: ему требовалась помощь другой ведьмы.

ГЛАВА 1

Вдали шумела гроза, тучи надвигались на Порт-Корсар, словно плотное стадо диких серых скакунов, готовых унести с собой безмятежность и покой воскресного полдня. Направив своего пони в небольшой прибрежный город, Мири выпрямилась в седле, ее ноздри настороженно ловили запах воздуха. По ее приметам, гроза была далеко, возможно, в часе или двух от нее. Скалистому берегу острова Фэр было не привыкать к штормам со стороны моря, но даже закаленное сердце маленького острова могло не выдержать такого напора. Резкий порыв ветра не мог разметать ее волосы, потому что светлые пряди были туго заплетены в косу, спускавшуюся по спине. У другой женщины, туго заплетенные волосы могли обнажить все недостатки лица, но скуластый овал Мири от этого лишь выигрывал. В ее лице было что-то потустороннее, выражение его свидетельствовало о характере замкнутом, о том, что гораздо спокойнее она чувствовала себя в лесном уединении среди его обитателей, чем среди людей.

Хрупкая и высокая, она была одета в светло-серое платье до щиколоток, которое лишь подчеркивало иллюзию, что она могла с легкостью раствориться в тумане. В седле Мири сидела по-мужски, подняв подол платья выше колен. Манера сидеть в седле боком никогда не приветствовалась практичными женщинами острова Фэр. При первой же возможности Мири избавится от седла и наденет удобные мужские брюки, к которым привыкла еще с детства. Но она боялась, что уже достаточно встревожила округу, появившись в этом городе несколько дней назад.

Придержав пони, Мири приготовилась к привычному разглядыванию со стороны жителей города, которые следили за ней из-за своих заборов. Некоторые просто таращили глаза, другие кивали ей, с опаской приветствуя. Широкоскулая женщина, половшая у себя в огороде, даже отважилась махнуть ей рукой, но Мири продолжала свой путь, а женщина повернулась и стала что-то шептать своей дочери.

Мири держала голову высоко, но шепот и взгляды вернули ее в далекое прошлое, в другой мрачный летний день…

Тревожно бил барабан, и казалось, что его удары сливались со стуком ее сердца, когда охотники на ведьм со свирепыми лицами, облаченные в черное, тащили Мири на городскую площадь. Веревка у нее на шее больно впилась в кожу, но она старалась держать голову высоко, помня, что она дочь отважного шевалье Луи Шене и госпожи Евангелины, одной из мудрейших женщин острова Фэр. Но девочку пугали пытливые взгляды, лица соседей, которых она считала своими друзьями.

Она была истинной Дочерью Земли. Как смели они думать, что она ведьма, заключившая богопротивный союз с дьяволом? Зачем кому-то понадобилось причинить ей боль? Она повернула голову и с мольбой посмотрела на самого молодого среди охотников на ведьм. Симон с трудом сглотнул, его глаза увлажнились слезами, но он продолжал идти, ударяя в барабан…

Мири вздрогнула и прогнала воспоминание подальше в прошлое, где ему было место. Она больше не была той испуганной и растерянной девочкой. Теперь эта женщина двадцати шести лет очень хорошо знакома с невежеством и жестокостью мира. С того мрачного летнего дня, когда она выжила после ареста за колдовство, изменилось слишком многое, кроме, возможно, одного. Все еще оставались те, кто по-прежнему подозревал ее в колдовстве.

– Грязная маленькая ведьма!

От неожиданного пронзительного крика Мири вздрогнула. Повернувшись в седле, она оглянулась на злобный крик и поняла, что он предназначался не ей.

Группа из полудюжины женщин окружила колодец. Первым инстинктивным желанием Мири было поспешить туда, где назревал раздор. Она не любила, когда люди ссорились, и Арианн предостерегала Мири, когда та решила вернуться на остров Фэр полгода назад. В то утро, когда они расставались, Арианн взяла лицо Мири в свои ладони и посмотрела на сестру большими серыми глазами с тревогой и грустью.

– Знаю, как сильно тебе хочется вернуться домой, но прошу тебя, будь осторожна, Мири. Тебя ни разу не обвинили в измене и колдовстве, как Габриэль и меня. Не дай им повода сделать это теперь. Живи на острове Фэр тихо. Помни, что даже после всего, что было, у нашей семьи все еще много врагов.

Среди врагов были такие, как Екатерина Медичи, вдовствующая королева Франции, гораздо более известная, как Темная Королева, которую тоже подозревали в колдовстве, а также ее сын Генрих, настоящий король Франции, взбалмошный и мстительный человек. Но самым страшным врагом для Арианн оказался тот, о ком не говорили вслух, одно только упоминание имени которого причиняло Мири боль: охотник на ведьм Симон Аристид.

В той же степени, в какой Мири не была уже неискушенным ребенком, Симон не походил на добросердечного юношу, привязанного к грозному Вашелю ле Визу, фанатичному охотнику на ведьм. За многие годы Симон превратился в сурового и опасного врага, которого следовало остерегаться гораздо больше, чем его давно почившего хозяина, впервые арестовавшего Мири.

Крепко обняв Арианн, Мири поклялась, что последует ее советам.

– Не делай ничего, что могло бы привлечь нежелательное внимание к тебе, моя дорогая.

– Не сделаю ничего такого, Арианн. Клянусь.

Вспомнив свое обещание, Мири направила Вилоу подальше от площади, стараясь не слушать свирепые крики. Но краем глаза она заметила жертву – светловолосую хрупкую девушку не старше четырнадцати лет, закутанную в большую разноцветную шаль, такую же яркую, как у библейского Иосифа. Девушка гневно сверкала глазами, осторожно прикрывая рукой живот. Мири потянула поводья, с ужасом поняв, почему она так береглась. Девушка была беременна. Казалось, что ее худенькое тело едва могло удержать живот, выпиравший из-под платьица.

Главной ее противницей была угловатая женщина с красными натруженными руками. Мири узнала Жозефину Алан, жену местного гончара. Она с воплями наступала на девушку:

– Потаскуха! Мы тебя предупреждали. Не смей попадаться нам на глаза.

Мадам Алан поддерживал одобрительный хор соседок, только маленькая мадам Гриве, казалось, хотела призвать к спокойствию. Девушка с заплаканным лицом что-то сердито пробормотала в ответ. Мадам Алан подошла к ней ближе, выкрикивая новые оскорбления и тряся пальцем под носом у девушки. Та отступила и оттолкнула руку мадам Алан. К ужасу Мири, женщина набросилась на беременную, ударила ее по лицу и схватила за волосы.

Позабыв про все обещания, данные сестре, Мири слезла с пони и, схватив его под уздцы, пристально посмотрела в один из его больших глаз.

– Жди, – скомандовала она и побежала к женщинам.

Когда Мири добралась до них, девушка спряталась у подножия статуи на площади, свернувшись клубочком и накрывшись шалью с головой, в то время как мадам Алан колотила ее по спине. Остальные женщины, столпившись вокруг, подбадривали ее, и только мадам Гриве держалась поодаль, теребя фартук.

Мири бросилась в самую гущу, расталкивая женщин. Она обхватила рукой шею мадам Алан и оттащила ее от несчастной девушки.

– Прекратите, – зашипела Мири в ухо женщины. – Неужели вы совсем потеряли голову?

Мадам Алан зарычала, пытаясь освободиться от Мири, которая развернула ее со всей силой отчаяния и отбросила в сторону. Женщина споткнулась и села на землю. Извергая свирепые проклятия, она пыталась подняться, запутавшись в собственных юбках.

Несмотря на бешеное сердцебиение, Мири заслонила собой белокурую девушку, сжав кулаки.

– Прочь, все прочь! Если еще кто-нибудь коснется этого ребенка, будет иметь дело со мной.

Жозефина Алан поднялась на ноги, готовая снова броситься на Мири, но ее остановили две соседки.

– Боже праведный, Жозефина! Неужели не видишь, кто это? Это же одна из Шене.

Имя Мири эхом пронеслось по толпе, отражая на лицах страх, понимание и благоговейный ужас. Мадам Алан освободила руки, но даже она отступила, гневно сверкая глазами.

Внезапная тишина показалась Мири опасной, но ей стало легче, когда мадам Гриве нашла в себе смелость прийти ей на помощь. Осторожно взяв девушку за локоть, она помогла ей встать. Но, поднявшись на ноги, девушка оттолкнула ее руки:

– Оставь меня, проклятая. Я в порядке.

От удивления мадам Гриве вытаращила глаза и поскорее отошла от нее. Девушка была напугана, но в остальном не пострадала. Мири с облегчением вздохнула. Бросившись на помощь, она теперь не знала, как быть дальше, прекрасно сознавая, что не обладала ни умиротворяющей аурой Арианн, ни величественными манерами Габриэль.

Она больше боялась обратиться к разъяренным женщинам, чем пробиваться сквозь их толпу. Сложив на груди руки для безопасности, она потребовала, как ей казалось, повелительным тоном:

– Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?

– Не ваше дело, Мирибель Шене.

Из шиньона мадам Алан выпали несколько прядей волос, и ветер разметал их по ее некогда хорошенькому лицу. От перенесенного горя на ее лице навсегда застыла злая гримаса.

– Боюсь, что теперь это мое дело, если взрослые женщины обезумели и напали на невинную девочку, да еще и беременную.

– Невинную? – фыркнула мадам Алан. – Кэрол Моро, просто маленькая шлюха, готовая раздвинуть ноги перед каждым моряком в порту.

– Боишься, что тебе ничего не достанется? – огрызнулась Кэрол.

– Что?! Ах ты, подстилка, – закричала мадам Алан, по Мири остановила ее пристальным взглядом.

Женщина теперь кричала на девушку через плечо Мири.

– Сколько раз мы тебя предупреждали не появляться здесь, тряся своим пузом с ублюдком перед порядочными женщинами.

– У меня столько же прав быть здесь, сколько у всех, – сердито ответила Кэрол, но губы у нее затряслись.

– Сиди у себя дома и не показывай всем свой позор.

– То же самое я бы сказала тем мужчинам, которые воспользовались этой юной девушкой, – холодно произнесла Мири.

– О нет, госпожа Шене, – встряла полногрудая блондинка. – Кэрол действительно подлая тварь. Вечно отпускает в наш адрес всякие гадости. Недавно из-за нее у меня молоко скисло. Да у нее просто дурной глаз.

Несколько других женщин закивали в знак согласия и перекрестились.

Мири с упреком покачала головой.

– С каких это пор женщины острова Фэр начали верить во всякую ерунду про дурной глаз? Мой Бог! Я нагляделась в мире на глупости и жестокость. Но на этом острове когда-то было убежище, особенно для женщин, которым пришлось пострадать от непонимания и унижений. Мы относились друг к другу с уважением. Куда же девались ваша доброта и сострадание?

Мири обратилась к каждой, по очереди глядя им и глаза. Многие опускали или отводили взгляд. Заговорила только мадам Алан:

– Вас долго не было, Мири Шене. После набегов Ле Балафра и его охотников на ведьм на этом острове теперь все иначе. Люди с материка боятся появляться здесь, торговля совсем заглохла. Особенно трудно пришлось моей семье, гончарное дело развалилось, а муж умер от горя, оставив меня с шестью детьми на руках подыхать с голоду. А во всем виновны ваши сестры, потому что притащили на нашу голову этого проклятого охотника на ведьм и французского короля.

От таких слов у Мири вспыхнуло лицо, но ответила она спокойно:

– Мои сестры не изменницы и не ведьмы. Я очень сожалею и сочувствую вам, мадам, но если вы хотите обвинить кого-нибудь, то вините меня. Только я виновата в том, что слишком доверяла не тому человеку, в том, что не остановила Ле Балафра, когда могла.

Несмотря на то что Мири презирала себя за это, она даже теперь не могла думать о нем как о ненавистном Ле Балафре, но только как о Симоне… Симоне Аристиде.

– О да, я вас обвиняю, – сказала мадам Алан.

Хотя остальные женщины глядели на Мири настороженно, а мадам Гриве пыталась успокоить свою подругу, мадам Алан подошла в ней ближе. Девушка почувствовала, как от нее исходит злоба, словно горячая темная волна.

– Здесь ни у кого больше не хватит смелости сказать вам это, но ни вам, ни этой маленькой потаскухе, которую вы защищаете, на этом острове больше не место.

– Жаль, что вы так думаете, мадам. Но остров Фэр – мой дом, и мадемуазель Моро тоже. Мы с ней никогда отсюда не уйдем.

Мири глядела в глаза женщины не моргая. Мадам Алан первая отвела взгляд, проворчав:

– Мы еще увидим.

Она пошла через поле, уводя за собой остальных. Осталась только мадам Гриве. Теребя пальцами бахрому платка на груди, она серьезно посмотрела на Мири.

– Не обращайте на Жозефину внимания, госпожа. Ей сильно досталось в жизни, и она часто говорит совсем не то, что думает.

– Мадам Алан просто высказала то, что думают все.

– Не все. – Мадам Гриве отважилась коснуться рукава Мири. – Вы, наверное, считаете, что все забыли то добро, которое вы сделали для острова Фэр. Но многие из нас помнят прежние дни, и мы рады видеть нашу госпожу среди нас.

– О нет, мадам, – воскликнула Мири. – Я вовсе не хозяйка острова Фэр. Это моя сестра Арианн.

– Знаю, дорогая. Такая добрая и мудрая женщина, как госпожа Арианн, была настоящей целительницей. Молюсь, чтобы однажды она к нам вернулась. Но ваш дар исцелять больных животных столь же велик, как ее способность помогать людям. Мы все слышали, как вы оживили корову Помфрэ.

– Нет-нет! Она не умерла, просто была сильно больна. Просто это было…

– Чудо! – радостно улыбнулась ей мадам Гриве. – Вы обладаете огромной силой волшебства. Слава о вас разошлась даже на материке. – Маленькая женщина заговорщически прошептала: – Мы прозвали вас Хозяйкой леса.

От негодования у Мири сжалось сердце. Хозяйка леса? Прекрасно. Вот тебе и клятвы Арианн не привлекать к себе внимания. А она тут всего полгода. Не успела она переубедить мадам Гриве, что выздоровление коровы – результат разумного ухода и лечения, как до них донесся пронзительный крик мадам Алан:

– Лоретта!

Заметив отступничество своей подруги, она сердито позвала ее. Мадам Гриве отскочила от Мири, сделав быстрый реверанс.

– Я… я просто хотела, чтобы вы знали об этом, госпожа.

– Благодарю, мадам. Но я не госпожа. Всего лишь…

Но мадам Гриве уже ушла, догоняя остальных женщин. Мири вздохнула. Несмотря на доброту Лоретты Гриве, она не сожалела, что та ушла, потому что восхищение женщины было ей столь же непривычно, как враждебность мадам Алан.

Теперь, когда конфликт миновал, у Мири появилось неизбежное чувство, которое она всегда испытывала при любых вспышках гнева или жестокости. По всему ее телу прошел озноб, нервы задрожали, словно струны, задетые грубой рукой, вызвавшей их нестройное звучание.

Она обхватила себя руками, глядя туда, где мирно пасся Вилоу. Ей захотелось сесть на пони и уехать в тишину леса, чтобы восстановить в себе гармонию. Она почти забыла про Кэрол, пока не услышала рядом ее голос.

– Наконец-то избавились от этих старых гарпий. Они чуть не порвали мою шаль, которую связала для меня бабушка перед самой своей смертью. Если бы я могла наслать на этих идиоток оспу, я бы сделала это не задумываясь: устроила бы так, чтобы их носы покрылись бородавками, а задницы – фурункулами.

Рот Кэрол брезгливо искривился, когда она отряхивала грязь со своей любимой шали. Но, заметив, что Мири повернулась и смотрит на нее, завернулась в шаль и гордо подняла подбородок. На ее бледном заплаканном личике ярко проступили веснушки и свежий синяк под глазом. При трогательно юном лице взгляд ее пронзительно голубых глаз был не по возрасту взрослым.

– Полагаю, вы ждете, что я буду благодарить за то, что вы за меня заступились, – заносчиво произнесла она. – Но это было не обязательно. Я сама могу за себя постоять.

– Уверена, что можете, мадемуазель.

Другая бы удивилась дерзости девушки, но Мири слишком привыкла к тому, что ее дикие подопечные оскаливались на нее от страха и обиды. Большой опыт научил ее, когда можно приблизиться, а когда лучше поостеречься. Она вынула из-за пояса носовой платок и протянула его девушке. Кэрол подозрительно посмотрела на лоскут ткани.

– Это еще зачем? Я не плачу.

Тыльной стороной руки она вытерла слезы со щек.

– Конечно, вы не плачете, но у вас кровь, поранена губа.

Кэрол облизнулась и поморщилась, коснувшись языком уголка рта. Неохотно она взяла платок у Мири и приложила его к губе.

– И я не потаскуха. Что бы ни говорила мадам Алан.

– Никогда так не думала, – ласково произнесла Мири.

– Никаких таких моряков не было. Только один. И Рауль сказал, что любит меня, что женится и купит мне красивое голубое платье. – Ее тоненькая шея напряглась, когда она сглотнула. – А потом он уплыл и больше не вернулся, его забрал дьявол. Я его прокляла, надеюсь, он утонет, и акулы растерзают его на мелкие кусочки. – Девушка надменно вздернула подбородок. – Вот так! А теперь, полагаю, вы скажете, какая я плохая, что так говорить нельзя.

– Нет, вполне можно понять, что вы чувствуете, – ответ Мири заставил девушку косо взглянуть на нее.

Кэрол склонила голову набок, словно не зная, как понимать Мири.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? – озабоченно спросила Мири. – Возможно, вам лучше пойти домой, чтобы мама…

– Моя мама умерла прошлой зимой. Я живу с тетей и дядей, но только потому, что у них никогда не было своих детей. Если я рожу мальчика, они его усыновят и позволят мне остаться с ним.

– А если девочку?

– О, полагаю, они нас обеих выбросят.

– Кэрол, я… я признаюсь, что больше знаю про воспитание телят, чем девушек. Если я могу чем-нибудь помочь, то постараюсь это сделать для тебя. Меня зовут Мири Шене.

Она осторожно протянула руку. На лице Кэрол появилось дерзкое выражение. Мири сомневалась, что Кэрол видела в жизни много доброты, по крайней мере, не и последнее время. Она долго смотрела в глаза Мири, потом моргнула и отошла с помрачневшим лицом.

– О, на острове Фэр все знают, кто вы, Хозяйка леса. Спасибо за предложение, но у меня нет большой коровы или кролика, за которыми надо ухаживать. Мне про вас все рассказали, вы полуведьма, которая боится использовать свою силу и знания в полную меру.