Текст книги "Почти мертвы"

Глава 8

Я собрал бумаги и сунул их в портфель. Все точки над «i» были расставлены, но в конечном итоге это не имело никакого значения. Наш контракт был лишь пластырем на глубокой ране, за которой нужно тщательно и бесконечно ухаживать. Срок давности по делам о ДТП с летальным исходом в Калифорнии составлял всего шесть лет, но, если б преступление было раскрыто, возникли бы проблемы гораздо серьезнее. Да, это было преступление, я обязан назвать его так. Не само столкновение – это был несчастный случай, – а побег с места происшествия. Под этим скрывалось нечто большее, чем жизнь Джека, это могло затронуть жизнь очень многих людей. Я понимал, почему Джек пытался все скрыть. Но это не означало, что я с ними согласен.

Я позвонил Джеку и сказал, что сделка совершена. Он обрадовался, хотя и не вполне успокоился. Я напомнил ему, что теперь Холли и Саванна виновны в сокрытии преступления наравне с нами. Так или иначе, мы теперь все в одной лодке. Они подписали договор о неразглашении, и если теперь пойдут в полицию, то в буквальном смысле лишатся всего. В этом, естественно, и заключался смысл нашего договора.

В машине по дороге домой я думал о том, как случилось, что я, милый паренек из Нью-Гэмпшира, игравший в лакросс и с отличием окончивший Йель, стал решать чужие проблемы. Понять профессию личного адвоката мои бывшие одноклассники еще могли, но если б они узнали, чем я занимаюсь на самом деле, то пришли бы в ужас.

В свою защиту скажу, что, получив эту работу, я не вполне понимал, в чем она будет заключаться. Я не хотел работать на крупную фирму, каждый день подниматься на одном и том же лифте в офис на последнем этаже и состязаться с коллегами, кто отработает больше сраных часов. Быть помощником чопорного судьи, как некоторые мои однокурсники, мне тоже не хотелось. Я был молод и жаждал перемен. После долгих нью-гемпширских зим мне хотелось пожить в Калифорнии, отдохнуть от холода, оказаться в Ла-Ла-Ленде – хотя бы ненадолго, твердил я себе.

Когда не стало мамы, а брат с головой ушел в детей и Бога, мне и так уже казалось, что меня уносит куда-то течением, так пускай уносит в океан прекрасных людей под вечно голубым небом, решил я. Вначале я работал не только на Джека, время от времени у меня бывали и другие клиенты – руководители объединяющихся компаний, не поделившие что-то партнеры, пара богатых застройщиков, – но потребности Джека постепенно заняли все мое время. С тех пор у меня даже серьезных отношений не было, настолько он загрузил меня работой. Впрочем, чувствовать себя одиноким мне тоже было некогда. Джек и раньше был замешан в мелких скандалах – слухи об интрижке с личной помощницей, союз с коррумпированным политиком, сомнительная сделка с недвижимостью, – но этот случай, безусловно, был худшим. Моя работа заключалась в том, чтобы исправлять, а не судить – в мире и без меня судей хватает. Такой известный человек, как Джек, живет словно под микроскопом – каждый его шаг, каждое слово, даже одежда подвергаются тщательному изучению и критике. Я сочувствовал ему. Иначе не мог бы выполнять свою работу.

Фактически дела с Холли Кендрик были улажены. Мы подписали соглашение, и она взяла на себя обязательство молчать в обмен на богатство, о котором и мечтать не могла. Казалось бы, теперь все могли вздохнуть с облегчением. Но мы все равно ждали, затаив дыхание. Потому что в глубине души знали – это только начало.

Энди

Три месяца назад

– Он сказал, что очень сожалеет, – сообщила Лора, когда я наконец-то ей перезвонил. Мне не хотелось выйти из себя во время разговора с агентом, и поэтому я выждал денек, пока не улучшится настроение. – Он все еще хочет с тобой встретиться, – заверила она. – Может, это даже и к лучшему, теперь он вроде как у тебя в долгу.

Я сильно сомневался, что кто-то из голливудских шишек когда-либо будет чувствовать себя обязанным мне, но промолчал.

– Ладно. Хорошо.

Это все, на что меня хватило. Я гадал, с чего вдруг мне дали второй шанс. Может, с кем-то другим не сложилось?

– Почти все лето он будет на съемках, но мы запланировали встречу в начале сентября, сразу как он вернется, – сказала Лора, и я попытался сделать вид, что доволен.

– Отлично.

Отлично, что он назначил новую встречу. И совсем не отлично, что денег я не увижу еще три месяца. Мой брак уже трещит по швам. А долги по кредитке, и без того огромные, постоянно увеличиваются. Честно говоря, я не представлял, как мы протянем до конца лета. Я уже подумывал заняться кукольной мебелью и продавать ее прямо в гараже. Хотя наш брак вряд ли это выдержит.

Завершив звонок, я одновременно почувствовал облегчение (Он по-прежнему заинтересован!) и стыд, как наркоман, который судорожно ищет «последнюю» дозу. Я и был наркоманом, мой наркотик – работа. Я во что бы то ни стало хотел получить ее, даже в ущерб здоровью, семье и отношениям. У меня екало сердце каждый раз, когда приходила почта. Но как бы трудно ни было смотреть на эти конверты с красным штампом «просрочено», я не был готов жить как простой обыватель. Я хотел быть сценаристом.

Это желание въелось в мое нутро. Даже мои статьи напоминали фильмы. Я создавал сцену («Беда распространялась по офису, как едкий дым»), описывал людей как персонажей греческой трагедии («Победная улыбка мистера Х противоречила его недавним провалам»). Я никогда не осуждал персонажей своих статей, их поведение говорило само за себя: «нервная дрожь колена», «слишком громкий смех», «натянутая улыбка». Прочитав мою статью об информаторе «Викиликс» в выпуске «Санди таймс», Клуни сказал, что она похожа на сценарий фильма. А когда заплатил мне за адаптацию, я был уверен, что нашел свою судьбу. Я проработал над сценарием пять славных лет. Мне и в голову не приходило, что фильм не снимут. Или что моя карьера пойдет под откос.

Я посчитал эту досадную неудачу проверкой моей решимости. Я не мог все бросить. Я построил дом, перевез сюда жену с востока страны. Либби отказалась от всего – многообещающей карьеры, огромного круга друзей, традиций, к которым привыкла – ее доброта была безгранична. Я был обязан добиться успеха, причем большого.

Я должен продать сценарий. После трех лет без работы я наконец-то встретил того, кто может хорошо заплатить и снять фильм. Я просто обязан написать нечто выдающееся специально для него, чтобы он не смог отказаться.

Я поклялся, что целиком посвящу себя работе. Я буду готовиться к этой встрече так, будто от нее зависит моя жизнь.

Потому сейчас от нее и правда уже зависят моя карьера и мой брак.

Глава 9

Я лишь хотел узнать, как он умер. Я не планировал копать глубоко. Меня заинтриговало слово «внезапно», вот и все.

Когда люди «внезапно» умирают, это может означать сердечный приступ, разрыв аневризмы, авиакатастрофу, автокатастрофу или происшествие на море. Он мог покончить с собой (такое частенько случается) или его убили (что бывает очень редко). Или он просто был стар? Холли выглядит достаточно привлекательной, чтобы быть женой богатого старика. В голове мелькали миллионы вариантов, мне просто хотелось знать.

Первым делом нужно было выяснить его имя. Это будет нетрудно. Просто погуглить его жену. Ее фамилия Кендрик – я увидел надпись на коробке для переезда. Наверное, странно, что я замечаю такое, но я как-никак десять лет проработал журналистом-расследователем, и глаз у меня был наметан на детали.

Я ввел в поисковую строку «Холли Кендрик» и просмотрел результаты. У нее не было аккаунтов в соцсетях, но ее имя всплыло в некрологе в газете «Бейкерсфилд Калифорния». «У Кевина Майкла Маккаллума остались родители, Элейн и Мартин Маккаллумы, и сестра, Холли Маккаллум Кендрик». Значит, у нее был брат, и он тоже умер. В любой другой день я заинтересовался бы этим, но сейчас передо мной стояла другая задача. Я пролистал некролог. Никакого упоминания о муже, но, по крайней мере, теперь мне известна ее девичья фамилия.

Я изменил запрос – «Холли Маккаллум» – и попал в точку. Объявление о свадьбе шестнадцатилетней давности. «Холли Маккаллум выходит замуж за свою школьную любовь, Гэбриэла Кендрика. Церемония будет простой… Бла-бла-бла…»

Я набрал в поисковой строке имя покойного мужа. Слишком много Гэбриэлов Кендриков. Я добавил название их школы в Бейкерсфилде, но ничего не нашлось. Я ввел оба имени – и его, и жены. Они не владели собственностью, ни вместе, ни по отдельности (странно) и никогда не делали ничего примечательного (совсем не странно). У него не было аккаунта ни в «Линкедин», ни на «Фейсбуке»[2]2
  21 марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России.


[Закрыть], ни в других соцсетях. Я мысленно улыбнулся, потому что знал, кто точно есть в соцсетях – Саванна.

Я нашел ее почти сразу же и начал листать страницу вниз – один месяц, второй, третий… – и наткнулся на фотографию молодого человека в синей военной форме, душераздирающая подпись гласила: «Папочка, пусть тебя больше нет, но ты навсегда останешься в моем сердце».

В комментариях на меня обрушился поток печальных эмодзи – сердечки, цветы и грустные лица. Даже не знаю, почему я удивился. Неужели не верил, что отец Саванны на самом деле мертв? Наверное, на работе я научился все подвергать сомнению, даже безудержные рыдания.

Я отметил дату поста, двадцатое мая, и начал листать комментарии.

«Боже, я только что узнала… Просто сердце разрывается … Обнимаю… Как ты?.. Если тебе что-нибудь нужно…»

Трогательный, но лишенный деталей поток. Зато у меня хотя бы появилась примерная дата – двадцатое мая или чуть раньше. Муж Холли умер чуть больше трех месяцев назад. Неудивительно, что она расплакалась, рана еще свежа.

– На что ты там смотришь? – спросила Либби, заглядывая через плечо. Она раскраснелась после пилатеса, под каждой грудью темнел полумесяц пота. Я не слышал, как она вошла. Может, этого она и добивалась.

Наверное, я выглядел подозрительно. Полураздетый безработный муж просматривает «Инстаграм»[3]3
   21 марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России.


[Закрыть] шестнадцатилетней школьницы. Я должен был писать, обязан писать, а не лазать по аккаунтам несовершеннолетних девушек. Могу представить, какие мысли пульсировали в голове моей жены. «Мой муж – извращенец, ему нравятся девочки-подростки, как же я раньше не замечала?» У нас не было секса больше месяца, и теперь она решит, что именно по этой причине я не настаивал.

Как журналисту, мне постоянно приходилось искать в интернете что-то безумное. Работая над статьей о морском пехотинце, присоединившемся к ИГИЛ[4]4
  ИГИЛ – запрещенная на территории РФ террористическая организация.


[Закрыть], я стал специалистом по исламскому экстремизму, пещерам Афганистана и способам производства грязной бомбы. И наверняка попал на карандаш к ФБР. Но осуждающий взгляд жены пугал куда сильнее.

– Холли – вдова, – просто ответил я, поворачивая ноутбук, чтобы она увидела пост Саванны.

Потом я показал еще несколько фото – вот отец танцует с дочерью, а вот вся семья обнимается, Холли посередине, Саванна вся мокрая после забега на школьных соревнованиях.

– Господи, – охнула Либби, наклоняясь ближе. – И давно?

– Около трех месяцев, – я указал на дату. Я рассказал ей о скамейке и признании Холли, сделанном в слезах, постаравшись не упоминать, как вздымалась ее грудь от каждого всхлипа. – Я просто хотел узнать что-нибудь о его смерти, спрашивать было как-то неудобно.

– Да, конечно, – заверила меня Либби, и я почувствовал облегчение. Надеюсь, она тоже. –  Погоди, тогда кто такой Эван?

Холли сказала, что он помогает ей с Саванной. Помню, как подумал, что это странный способ его описать. Но я лишь пожал плечами.

– Она не объяснила.

– Новый мужчина? – предположила Либби, и я покачал головой.

– По ее словам я понял, что нет. Думаю, она бы мне сказала.

Теперь уже Либби покачала головой.

– Ее муж умер всего три месяца назад. Наверное, ей просто стыдно. Может, у них что-то было еще до смерти мужа?

Интуиция подсказывала мне, что это не так, но такое вполне вероятно.

– Да… может быть.

– Ты только взгляни на нее. Она же прямо секс-бомба, – сказала Либби, и я воспринял это как предупреждение: не подходи слишком близко. – Вполне могла подцепить богатенького мужика, – добавила она. Сомнительный комплимент, но я не мог не согласиться.

– Уверен, что скоро мы все узнаем, – я закрыл ноутбук, тем самым показывая, что больше копать не собираюсь.

У меня были и другие дела. До долгожданной встречи с продюсером оставалось всего ничего, и мне нужно было завершить сценарий и проработать еще пару вариантов на случай, если понадобится внести изменения.

Я посмотрел на Либби. Она глядела куда-то в пространство, и я почти слышал, как в ее голове вращаются шестеренки. Она встревожена? Ревнует? Я никогда не замечал за ней ничего подобного, но все когда-то бывает в первый раз.

Мы оба чувствовали что-то неправильное в отношениях Холли и Эвана. Вряд ли они любовники, их жесты были слишком закрытыми, скорее уж как у противников – стулья на разных концах стола, скрещенные на груди руки, редкий зрительный контакт. Но и просто другом Холли его тоже не считала, это она четко дала понять.

Как я подозревал, она что-то скрывала. И дальнейшие события показали, что я прав.

Но это нас никак не касалось. Это не наше дело, и нет причин волноваться.

Однако в этом я ошибался.

Часть 2

Саванна

Три месяца назад

В школу пришел полицейский.

К сожалению, ничего необычного в этом не было. Я бы не сказала, что такое случалось каждую неделю, но очередной разгуливающий по школе коп в форме с блестящей черной портупеей больше не привлекал моего внимания. Обычно полиция появлялась, когда родители кого-нибудь из учеников разводились и никак не могли поделить ребенка. Такой-то и такой‑то лишен опекунства. Такой-то и такой-то нарушил официально установленное расписание поочередной опеки. Такому-то и такому-то судом запрещено приближаться к ребенку. Мы никогда не придавали этому значения. Кем бы ни был этот ребенок, он уже достаточно натерпелся, зачем усугублять ситуацию, глазея на него. Он не виноват, что его родители психопаты. Да и кто знает, кто из нас следующий?

Иногда копы приходили и по другим причинам. Однажды парень принес в школу складной нож и размахивал им, как Люк Скайуокер световым мечом. Иногда причиной были наркотики. Учителям плевать, что ребята употребляют, все знали, что большинство из нас что-то пробовали. Но если кого-то ловили за продажей, учителя вызывали полицию. Так что да, копы приходили не каждую неделю, но часто.

В этот день полицейский стоял во дворе вместе с директором, ковбоем-хиппи мистером Прайсом, и наблюдал, как мы разбегаемся по классам. Перемена длилась всего шесть минут – едва хватало времени, чтобы остановиться у шкафчика и поменять учебники. Следующим уроком у меня была геометрия, и мне нужно было сбегать за калькулятором, так что я спешила по бетонной дорожке, соединяющей классы. Ни один полицейский никогда не обращал на меня внимания, и я с радостью отвечала тем же.

Пока я копалась в шкафчике, ребята вокруг меня внезапно прыснули в стороны, словно рыбки при виде акулы. Это показалось мне странным, и я обернулась посмотреть, в чем дело. Ковбой Прайс стоял в пяти шагах от меня, опустив взгляд, словно рассматривал свой пупок. Коп держался на несколько шагов позади и выглядел таким же угрюмым.

Когда я ездила в машине с мамой и папой и один из них замечал полицейскую машину, они обычно говорили: «Осторожно! Впереди копы!» Как будто полиция – это какой-то опасный зверь. Да, некоторые копы и правда звери. Но я не нервничала в их присутствии. До того дня, когда один из них появился у моего шкафчика.

– Привет, Саванна, – сказал мистер Прайс, сложив руки перед собой, будто служка в церкви. – Ты не могла бы зайти ко мне в кабинет? – добродушно спросил он.

– Я опоздаю на второй урок, – предупредила я, как будто он сам не понимал.

– Ничего страшного, – заверил он.

Мне не понравилось, как на меня смотрит коп, и поэтому я спросила:

– Я в чем-то провинилась?

Директор плотно сжал губы, словно это был очень сложный вопрос. Вместо него ответил коп:

– Нет, мисс. Вы ни в чем не провинились.

Тогда зачем они хотят со мной поговорить? Мне вдруг захотелось сбежать, но куда? Территория школы закрыта, на заборах острые шипы, не выйти и не войти.

– Это касается твоих родителей, – мягко сказал мистер Прайс, и мое сердце камнем ушло в пятки.

– Что с ними? – спросила я.

Он снова поджал губы. И тогда полицейский снял фуражку, а я тут же поняла, что случилось худшее.

Мой калькулятор упал на пол, а колени подогнулись. Я дернулась вперед, как будто меня толкнули в спину.

Меня поймали две пары рук.

Директор опустился рядом со мной на колени и обнимал меня, пока я кричала.

Глава 10

Мне никогда не везло с мальчиками. По вполне очевидной причине. У меня не та фигура, которая притягивает внимание. Моя мама выиграла в генетической лотерее грудь четвертого размера и осиную талию, а я… В шестнадцать я выглядела как Слендермен – высокая, с тощими руками, без бедер и с сиськами, похожими на шарик мороженого. Да, Слендермен в свое время был легендой, но никто в здравом уме не пошел бы с ним на свидание.

Была еще одна причина, по которой я ни с кем не встречалась. Мальчики из моей школы были отстойными. Большинство все время ходили под кайфом, а те, кто хотел учиться, из школы сразу спешили домой, где разговаривали с родными на корейском или армянском, им, скорее всего, со мной даже просто поболтать не разрешили бы.

Так что можно представить мое изумление, когда офигенно симпатичный выпускник, который на следующий год поедет в Гарвард (да, именно в Гарвард), после школьных отборочных для легкоатлетов спросил, какой у меня ник в «Инстаграме». Я занималась бегом с препятствиями. В основном из-за длинных ног и нечеловеческой гибкости. Начинала я с танцев, но родители не могли себе позволить оплачивать уроки балета, а в моей старой школе танцев не было. Поэтому я вступила в команду по легкой атлетике и ко всеобщему удивлению, в том числе и моему собственному, стала там звездой.

В моей новой школе была хорошая команда по легкой атлетике. В гимнастике и танцах, если хочешь чего-то добиться, нужно брать частные уроки у стервозных прима-балерин, которые тычут учениц в живот (втянуть!) и растягивают им ноги, пока девочки не разревутся. И это дорого стоит. А у нас никогда особо и не было денег. Но чтобы выигрывать забеги, красивые ноги ни к чему, важна только скорость. А это бесплатно. Конечно, можно натренировать ноги в тренажерке, но для этого не нужна никакая Светлана, которая когда-то там танцевала в Большом театре. Плюс мы жили на четвертом этаже в доме без лифта, так что мне каждый день выпадала возможность качать квадрицепсы, а еще я все время куда-то опаздывала, так что за раз перескакивала по две-три ступеньки. Это богатым девушкам не нужно бежать на автобус – еще один балл в мою пользу.

Отборочные прошли неплохо. Я была не в лучшей форме и за лето немного растеряла силы, но по-прежнему пробегала стометровку меньше чем за пятнадцать секунд, а триста метров – меньше чем за пятьдесят, что неплохо для моего возраста. Тренера явно впечатлил мой дух соперничества, на котором, в отличие от веса, месяц рыданий у маминой больничной койки никак не сказался.

– Для белой девчонки бегаешь ты быстро, – заметил красавчик, глядя на мои ноги, пока я делала растяжку.

– А ты у нас, значит, расист, – ответила я, притворяясь, что на меня не произвела впечатления копна черных волос, спадающих на небесно-голубые глаза.

– Как тебя зовут? – спросил он, и я помедлила с ответом, разглядывая его.

– А что, хочешь записаться в мой фан-клуб? – спросила я.

Может, я и не ходила на свидания, но много раз репетировала, как их назначать.

– Именно, – серьезно сказал он.

И тогда я ответила.

– Саванна Кендрик, – важно представилась я. – И да, я здесь новенькая, если это следующий вопрос.

– Привет, Саванна. Меня зовут Логан. Я тоже новенький, – он протянул руку. А потом спросил: – Ты в десятом?

Я кивнула.

– А ты?

– Я в прошлом году выпустился, – отозвался он, – но не из этой школы.

Я прищурилась, глядя на него.

– Так ты что же, клеишься ко всем подряд?

Он запрокинул голову и рассмеялся, показав безупречно ровные белые зубы.

– Я же не смогу стать президентом твоего фан-клуба, если к тебе не пристану, – пошутил он. – Я решил передохнуть до поступления в колледж. Я был капитаном команды легкоатлетов. А теперь буду помощником твоего тренера. Но только на добровольных началах. Так что меня не смогут уволить, если я решу за тобой приударить.

Флирт был настолько откровенным, что я растерялась. И совершенно точно покраснела. А он совершенно точно это заметил.

– Это же ты, Саванна Кендрик? – спросил он, показывая свой телефон с моим открытым профилем в «Инстаграме».

– Да, – подтвердила я, внезапно смутившись, что этот красавчик увидит все мои дурацкие посты.

Я прокляла себя и понадеялась, что он не успеет в них покопаться, пока я не сотру самые постыдные.

– Ясно, – сказал он, подписываясь. – Теперь я официально к тебе пристал.

И от его сверкающей улыбки я покраснела до самых ушей.

– Повезло же мне, – хмыкнула я, надеясь, что это прозвучало язвительно.

Хотя в глубине души трепетала от восторга.

Либби

Три месяца назад

Кран в ванной отломился прямо у меня в руке.

К счастью, это случилось, когда я пыталась открыть его, а не закрыть, и я не промокла. К несчастью, мне срочно нужна была вода, потому что отшелушивающая и омолаживающая маска с морской солью и авокадо у меня на лице уже подсохла и тянула уголки рта в стороны, делая меня похожей на печальную игуану.

Я пошла в туалет, открыла кран там (очень осторожно) и смыла маску. Промакивая щеки полотенцем, я заметила, что прямо над плинтусом начали отходить обои. Мы собирались поменять их сразу после того, как въехали. Но все как-то было недосуг. А потом мы прочно сели на мель.

Я старалась не злиться из-за отсутствия денег – у мужа и без того депрессия. С утра до ночи он торчал в мастерской, прячась от собственных переживаний и меня. Он сказал, что никто не объяснил, почему отменили встречу, которая должна была «изменить нашу жизнь», хотя он все равно не поверил бы объяснениям. Сказал, что от таких людей правды не дождешься. Они скажут что угодно, лишь бы не выглядеть засранцами.

Представляю, как тяжело превратиться из репортера, охотящегося за фактами, в начинающего сценариста, которому не открывают даже самых элементарных. Но что-то в этом деле его не отпускало. Он так радовался этой встрече, что репетировал свою речь перед зеркалом, в душе и в машине. Он даже приоделся, чего никогда раньше не делал, в узкие брюки, которые я купила ему в «Банана репаблик» и одну из немногих своих футболок без фотографии какой-нибудь рок-группы из восьмидесятых. Я не видела его в таком приподнятом настроении с тех пор, как Клуни выписал ему чек, ставший первым взносом за этот дом. А это, судя по состоянию нашей ванной комнаты, было уже давно.

Я поковыряла отставший край обоев пальцем и задумалась, не приклеить ли их обычным клеем-карандашом. И вдруг громко рассмеялась над тем, во что превратилась моя жизнь. Я получила докторскую степень по психологии в Колумбийском университете и когда-то была высокооплачиваемым специалистом. И вот, переехав на другой конец страны и родив двоих детей, я превратилась в домохозяйку, пыталась спасти стремительно ухудшающуюся внешность и поддерживала мечту мужа стать голливудской звездой.

У меня были запутанные отношения с жизнью. Я любила Калифорнию и этот район, но мне стоило громадных усилий сюда вписаться. Я старалась, насколько это возможно в домашних условиях, сама делала маски для лица и избавлялась от волос на теле с помощью воска из аптеки, но противостоять неминуемому течению времени без помощи профессионалов было невозможно. А их услуги стоили денег, которых у нас и так не было.

Я нашла клей-карандаш в комнате Татум. Приклеила обои и разгладила их тюбиком. Вот если бы так же просто было разгладить морщины на моем лице. Просто нанести на них клейкую мазь и раскатать. Если б я изобрела нечто подобное, то заработала бы миллионы! Сейчас это казалось мне столь же вероятным путем к богатству, что и успех моего мужа.

Я вернула клей на место и заправила кровать Татум. Вчера ночью она спала со мной, а здесь спал мой муж. Он объявил, что допоздна будет готовиться к важной встрече и не хочет меня будить. Татум была несказанно рада, как и всякий раз, когда папочка работал допоздна. А это случалось частенько. По правде говоря, он вообще редко спал в нашей постели, и Татум могла бы ложиться рядом со мной, когда захочет. Просто мы не всегда ей об этом сообщали.

Мне хотелось помочь мужу добиться успеха на избранной им стезе, но так не могло продолжаться бесконечно. В конце концов мне придется с ним поговорить и потребовать, чтобы он нашел нормальную работу, за которую платят. Но сначала мне нужно починить кран.

Так что я отогнала мысли о нашем катящемся под откос браке и понадеялась, что он не станет таким же жалким, как мое обвисающее лицо и рассыпающийся дом.