Текст книги "Возвращение"

– Черт, – притворно огорчился Джеймс, – а я-то рассчитывал на маленькие шоколадки на подушке по утрам!

– В следующий раз, обещаю.

Когда Кас вышел, Джеймс пододвинул тарелку с едой мне, жестом предложив приступать. Доев, мы взяли по бутылке воды с пола рядом с холодильником. Хотя на дворе был день, казалось, что сейчас полночь – в бегах день и ночь быстро смещаются.

Дойдя до конца коридора, Джеймс распахнул дверь и засмеялся. В маленькой комнате стояла односпальная кровать и ветхий деревянный комод. Окон не было. Под потолком горела голая лампочка.

– Ух ты, – сказал Джеймс, поглядывая на меня. – Надеюсь, это не обман зрения?

Я вошла, с облегчением отметив чистые на вид простыни на матраце. Джеймс запер дверь, бросил спортивную сумку на комод и стоял, оглядывая комнату. Я присела на краешек кровати.

– Здесь не обойтись без женской руки, – сказал он, глядя на меня. – Ты как, не против?

Я улыбнулась, зная, что он говорит не о моих умениях украсить жилище. Но меня очень беспокоила судьба Кевина и состояние Лейси. Вообще меня многое беспокоило.

Джеймс, видимо, понял это по выражению моего лица.

– Давай просто завалимся спать, – мягко сказал он. – Мы несколько дней не спали нормально, надо встретить все, что приготовила судьба, с ясной головой.

– И что же она нам готовит?

Джеймс покачал головой:

– Если бы я знал.

Он со вздохом забрался на кровать, взбил тощую подушку и улегся позади меня. Когда он притих, я обернулась. Взгляд Джеймса слегка утратил решимость.

– Обнимемся? – предложил он.

Мы столько вынесли за последние несколько дней, месяцев и лет – словами не выразить, поэтому я молча кивнула и устроилась рядом.

Джеймс шепотом сказал мне на ухо:

– У нас получилось.

Его губы то и дело касались моей кожи. Он погладил меня по ноге и подтянул ее себе на бедро. Так, в обнимку, мне было спокойнее, будто я держусь сразу за нас обоих.

Когда Джеймс начал целовать мне шею, я вспомнила о таблетке в кармане. У нас еще не было времени толком о ней поговорить.

– Джеймс, – сказала я хрипло, – мы должны поговорить об оранжевой таблетке.

Он резко остановился, обдавая мою шею горячим дыханием.

– Ладно. – Он провел губами по моей коже и опустил голову на подушку. Его глаза стали серьезными, пусть даже он старался казаться спокойным. – Что случилось?

Это лишь укрепило мои подозрения.

– Ты хотел бы вернуть свое прошлое, вернуть все, в том числе негативные воспоминания, даже рискуя заболеть?

– Слоун, – начал он. – Это неважно. Мы же…

– Если бы меня здесь не было, – перебила я, – если бы я ничего не значила, ты бы принял таблетку?

– К чему ты клонишь?

– Просто ответь.

Джеймс помолчал и кивнул.

– Да, – выдохнул он. – Принял бы.

– Без колебаний?

Он фыркнул и приподнялся на локте:

– Конечно, я бы сомневался – это же опасно. Но Программа отняла мою жизнь – всю как есть, с хорошим и плохим. Не мог я жить так уж скверно! Я хочу знать, кем я был, как попал в Программу.

Я закрыла глаза, сдерживая слезы.

– Так принимай, – прошептала я. Джеймс хочет вернуть свою жизнь любой ценой, так кто я такая, чтобы его удерживать? Я даю ему шанс, как дал мне Релм, правильно это или нет.

– Слоун, – сказал Джеймс, коснувшись моей щеки. Я подняла взгляд. – Я не могу принять таблетку один. А если тебя не будет рядом, мне станет наплевать на все остальное. Поэтому давай перестанем придумывать глупые сценарии, где один из нас испаряется, а другому приходится оставаться на посту. Если хочешь принять таблетку, тогда давай говорить о рисках. Если нет, давай ее пока оставим и посмотрим, что выйдет из этой затеи с мятежниками. Договорились?

Щеки Джеймса разгорелись, он широко – и беспомощно – открыл глаза. Он лжет, он не колеблясь принял бы таблетку, проглотил хоть сейчас, и плевать ему на последствия. Но еще он упрям – никогда не воспользуется шансом без меня, за что я его безумно люблю. Поэтому я улыбнулась и притянула его поближе, устроившись поудобнее. Вскоре мы заснули.

Глава 3

Окон в комнате нет, но резкий свет лампочки меня разбудил. Джеймс повернулся, тихий и спокойный во сне. Неизвестно, который час, но тело не знает покоя. Встав, я вытащила из заднего кармана таблетку и пристально посмотрела на нее через пакет.

Если бы таблеток было две, решились бы мы их принять? Ведь в худшем случае можно умереть. Разве мы с Джеймсом сейчас не счастливы? Стоят ли воспоминания того, чтобы рисковать жизнью? Вот бы поговорить с Релмом!.. Но Релм уехал, оставив меня.

Закрыв глаза, я усилием воли прогнала плохое настроение. Подойдя к комоду, я положила таблетку в верхний ящик, набросав сверху несколько пар трусов, затем взяла вязаный свитер и пошла побродить по коридору.

Там пахло картоном и скотчем, но все лучше, чем медицинские запахи Программы. Проходя мимо кухни, я увидела, что у стола стоит Даллас, наливая себе чашку кофе. Я остановилась и нарочно пошаркала ногами, чтобы ее не испугать.

– Привет, Слоун, – поздоровалась она, не поднимая взгляда. – Если тебе нужно в душ, – она медленно перевела на меня темные глаза, – а тебе туда нужно, возле гостиной есть ванная.

Я кивнула в знак благодарности и присела к столу. Даллас медленно отпила кофе и улыбнулась. Щель между передними зубами только придавала ей очарования, губы от природы были ярко-красные. Она взяла другую чашку, налила кофе и поставила передо мной. Я была удивлена и тронута: ведь я вовсе не придумала напряжение между нами. Даллас присела напротив и принялась просматривать что-то в телефоне, облокотившись на стол.

– И давно ты с таким принцем? – спросила она, не глядя на меня.

– Мы только… – Я помолчала. – Не знаю, честно говоря. Не помню.

Даллас подняла голову. Ее губы дрогнули, будто она желала извиниться.

– Я знаю, каково это. После первого раза в Программе я тоже чувствовала себя странно. Волосы, – она приподняла косичку, – были темные и густые, вроде твоих, одежда жесткая, колючая. Мать умерла во время родов, это я помню, а отец оказался сволочью. Пусть бы в Программе его и меняли, раз ждали от меня успешной адаптации. – Она отпила еще глоток. – Вернувшись однажды пьяным, он ударил меня кулаком в лицо. Я потеряла зуб, зато получила назад воспоминания.

Я чуть не уронила чашку.

– Подожди, твой отец… То есть ты все вспомнила?

Я не знала, что спросить первым, но Даллас жестом попросила меня подождать.

– Папаша загремел в тюрьму, – продолжала она, – а я на повторное лечение. Я не сказала врачам о воспоминаниях, потому что заодно вспомнила, откуда они взялись – ну, то есть как я их сохранила. – Она пристально посмотрела мне в лицо. – Я так понимаю, ты тоже знаешь Роджера?

– Роджер был одним из хендлеров, которые меня забирали, – сказала я тише, потому что стыд – незаслуженный стыд – охватил меня. – В Программе он предложил… сделку. Мне пришлось его целовать, чтобы сохранить единственное воспоминание, которое в итоге привело меня к Джеймсу.

– Целовать? – горько засмеялась Даллас. – Роджер – воплощение мирового зла. В моем стационаре он тоже «работал», и поцелуем дело не ограничивалось. – На груди и шее Даллас выступили красные пятна, она стиснула руки. – Обнаженная кожа или ничего, – передразнила она голос Роджера так похоже, что мне стало жутко.

– Боже мой, – пробормотала я. – Даллас, мне очень жаль.

– К окончанию лечения, – продолжала она, не обращая внимания, – у меня было шесть воспоминаний. Но этого мало, я хочу еще, я хочу все! Порой я не уверена, что я настоящая, – мне не нравится то, что от меня осталось. – Она через силу улыбнулась. – Меня гложет ярость, я хочу, чтобы они за все заплатили сполна!

– Я помогу тебе бороться с Программой, – серьезно сказала я. – Я туда не вернусь, а для верности я их уничтожу.

Рассказ Даллас пробудил во мне отчаяние, с которым я уезжала из Орегона. Речь реально идет о жизни и смерти – Программа не остановится ни перед чем.

Даллас словно удивилась моему ответу.

– А ты не так проста, как кажешься, – заметила она. Отчего-то ее одобрение придало мне сил, но Даллас, только что делившаяся секретами, вдруг встала и вышла, оставив на столе недопитый кофе.

В животе холодело при мысли о Роджере. Я вылила кофе Даллас в раковину, вымыла чашку и поставила на сушку. В Программе Роджер приставал и ко мне, требовал поцелуй в обмен на таблетку, способную спасти одно воспоминание. Его прикосновения, вкус его слюны – вряд ли я смогу это забыть. Я рыдала все время, пока он меня держал и касался моих губ. Меня передернуло от той беспомощности, я обхватила себя руками. Представляю, что бы он сделал, будь у него возможность!.. Но меня защитил Релм – сломал Роджеру руку и добился его увольнения. А Даллас никто не спас.

Я отдавала себе отчет в мрачности наших перспектив – мы в бегах, идти некуда, – но, по крайней мере, мы свободны. Нас не вяжут хендлеры, доктора не лезут в наши воспоминания. В каком-то смысле это счастье. Оглядывая маленькую бедную кухню, я напомнила себе – нам повезло, что мы живы.

– Почему пахнет мылом? – пробормотал Джеймс с кровати, когда я вошла. Он повернулся и уставился на меня, сонно моргая. – И кофе? Боже мой, Слоун, ты принесла кофе?

Я улыбнулась:

– Ты будешь со мной нежен?

– За кофе тебя расцелую, а если еще и чизбургер есть, то преклоню перед тобой колено!

Я со смехом подала чашку. Джеймс вскочил с кровати, громко зевнул и вытянул у меня еще влажную прядь.

– Кудрявые, – сказал он, накручивая ее на палец. – И чистые. Как это?

– Я вымылась, – с гордостью сообщила я.

– Прикольно.

– В следующий раз попробую выпросить что-нибудь для укладки. – Без фена и выпрямляющего бальзама мои волосы сильно вились, как на старых детских фотографиях из нашей гостиной, где я с кудряшками.

– Ладно, мисс Шевелюра. – Джеймс сделал глоток и с гримасой поставил чашку на стол. – Гадость.

– Главное, сливок найти не удалось.

Джеймс потянулся, оглядывая комнату.

– Значит, мы реально сюда добрались. Выяснила что-нибудь интересное, пока прихорашивалась и портила кофе?

– У меня был разговор с Даллас, – ответила я, чувствуя себя предательницей. Джеймс подошел к комоду и принялся рыться в сумке с одеждой.

– Оттаскали друг друга за волосы?

– Пока не довелось. Кажется, я начинаю ее понимать. Еще мне кажется, что она в тебя немного влюблена. – Джеймс с извиняющимся видом пожал плечами. Я подошла и обняла его сзади, уперевшись подбородком в плечо. – И что она в тебе нашла?

– Сам не пойму. – Джеймс развернул меня, и я оказалась прижатой к бетонной стене. – Думал, только на тебе розовые очки, раз ты со мной связалась.

– Ага, – сказала я, облизывая губы. – Поэтому и не думаю о других девчонках – из твоей лиги.

– М-м-м… – Джеймс меня поцеловал. Пульс зачастил, когда его рука подобралась к застежке бюстгальтера.

В дверь негромко постучали. Я застонала.

– Не открывай, – попросил Джеймс, покрывая поцелуями подбородок и местечко ниже уха. Я таяла, позволяя еще несколько поцелуев, но оттолкнула его.

– Можно подумать, они не знают, что мы здесь.

– Мы заняты! – крикнул он и снова попытался меня поцеловать.

– Ребята, мне с вами надо поговорить, – сказала за дверью Лейси.

Джеймс сразу стал серьезным, оглянувшись на дверь. Маскируя тревогу, он оглядел меня с деланой уверенностью.

– Мы не закончили, Барстоу, – предупредил он и пошел к дверям. Я взяла его чашку и отпила кофе, сморщив нос, но едва я увидела Лейси, как внутри все оборвалось.

– Что случилось? – вырвалось у меня. Лейси ответила не сразу. Она присела на кровать, уткнувшись подбородком в ладони. Мокрые красные волосы были гладко зачесаны назад. Лейси заметно дрожала. Джеймс закрыл дверь и встал рядом со мной, скрестив руки на груди.

Лейси посмотрела на нас и прошептала:

– Со мной что-то творится. Заметно?

Вопрос стал для меня неожиданным, и я попыталась отделаться невинным:

– У тебя мигрень? Может, надо…

– Мигренями страдала моя мать, – перебила Лейси. Голос звучал словно издалека. – Однажды во время особо сильного приступа она усадила меня и сказала, что подаст на развод. Она плакала, пока не начала задыхаться от рыданий, а я просила ее перестать, потому что отец всякий раз бесился при виде ее слез. А когда он злился, голова у нее болела сильнее.

Джеймс шевельнулся и опустил руки.

– Это ужасно. Почему Программа не забрала это воспоминание?

Он прав, Программа должна была стереть неприятный эпизод. Неужели они допускают подобные ошибки?

Лейси продолжала, будто не слыша:

– Отец пришел домой с букетом роз, увидел опухшее лицо матери, схватил ее за руку и вывел из комнаты. Больше она о разводе не заговаривала, но и не улыбалась никогда. Зато приступы мигрени у нее начались почти каждый день.

Струйка крови потекла из ноздри Лейси, прочертив красную дорожку до губы, и закапала на колено. Я окликнула подругу. Лейси коснулась лица, и при виде испачканных пальцев из ее глаз полились слезы.

– Черт, – сказала она, мелко разбрызгивая кровь с губ.

Джеймс быстро подошел и сел рядом.

– Зажми вот здесь. – Он пережал ей двумя пальцами переносицу и подвел ее дрожащую руку к нужному месту. Когда Лейси перехватила переносицу, Джеймс помог ей лечь на изголовье. Лейси беспомощно смотрела на него, но он улыбался и гладил ее по голове: – Подумаешь, большое дело – кровь из носа. Все будет хорошо.

– Какой же ты врун, – прошептала она.

В лице Джеймса не дрогнула ни одна черточка.

– Заткнись. С тобой все будет хорошо, повтори.

– Я же заткнулась?

– Лейси, с тобой все хорошо.

Сдавшись, она закрыла глаза, доверяясь Джеймсу.

– Со мной все хорошо, – повторила она.

Когда Джеймс присел рядом и обнял ее за плечи, чтобы Лейси могла прижаться к нему щекой, я поняла, что он самый большой врун на свете, но делает это из лучших побуждений.

Когда кровь унялась, Лейси пошла умываться, не рассказывая больше о непрошеном воспоминании. Она не была знакома с Роджером, значит, прорвалось настоящее воспоминание. Стало быть, это психический срыв. Нас предупреждали, что чрезмерная стимуляция может привести к нарушению мозговой деятельности, и Даллас тоже упомянула об этом побочном эффекте. Я не хочу в это верить, но меня ужасает мысль, что собственные воспоминания способны нас убить.

– Эй, – сказал Кас, стоя в дверях, оторвав меня от раздумий. Длинные волосы он заправил за уши и был одет иначе. – Уже четыре часа. Мы собираемся в гостиной. Вы идете?

– Оу… – Я взглянула на Джеймса, сидевшего на кровати. Он коротко кивнул. – Да, – ответила я. – Сейчас придем.

Кас посмотрел на Джеймса, на меня и сжал челюсти.

– Проблемы? – спросил он. Голос его прозвучал менее выразительно, и прорезавшаяся серьезность показалась мне более искренней, чем показное дружелюбие.

– Нет, – быстро ответила я. – Еще не отошли с дороги.

Кас пару секунд нас разглядывал, затем широко улыбнулся – я отметила, что улыбка фальшивая.

– Поторопитесь, – сказал он, оглядывая комнату. – Там один из парней пиццу принес, а здесь это редкость.

Джеймс скрестил руки на груди:

– Она уже сказала, мы придем через пару минут!

Улыбка Каса увяла.

– Ну что, значит, через пару минут.

Он пошел к двери, но я видела, как по обстановке, по месту каждой вещи в комнате он пытается понять, что случилось. Меня покоробили такое внимание и недоверие, хотя сами мы нисколько не доверяли Касу.

С Лейси что-то творится, но мы не можем посвящать в это мятежников, пока не разберемся, в чем дело. Ее могут выставить, если решат, что она снова заболела или что с ней придется возиться. Мы должны ее защитить, потому что неизвестно, кому можно доверять. У нас есть только мы.

Собравшись с духом, мы с Джеймсом пошли искать остальных. Все собрались в большой комнате, даже те, кого я еще не видела, но меня поразила их одежда. Футболки и майки мятежники сменили на черные одеяния – теперь этот цвет не в почете. Макияж у всех темный, почти театральный, даже у парней. На меня смотрела толпа эмо – я не знала, что и думать.

– А что происходит? – спросила я.

Даллас, сидевшая за другим концом стола, широко улыбнулась. Ее дреды были стянуты сзади и укрощены черной банданой, а сама она явилась в черном кожаном корсете с алыми лентами вместо бретелей.

– Сегодня особый вечер, – ответила она, приветственно поднимая пластиковый стаканчик. – Снова открылся Клуб самоубийц.

Глава 4

– Какой еще Клуб самоубийц? – спросила я, озираясь. Всем было очень весело – вспыхивали улыбки, звучал смех, но меня не покидало ощущение, что я попала в иную и не очень веселую реальность.

Даллас ехидно улыбнулась и отпила из стакана большой глоток:

– Никто не собирается себя убивать, глупенькая.

Глупенькая?! Интересно, что у нее в стакане?

– Простая вылазка в клуб. Это же счастье, что можно ненадолго сменить обстановку. – Она посмотрела в сторону. – Джеймс, а ты счастлив?

Это уже неприкрытая ревность. Даллас не спрашивает, рад ли он возможности выбраться подышать; она спрашивает, счастлив ли он со мной. Джеймс посмотрел на нее в упор и все понял.

– Да, – безапелляционно ответил он. – Что представляет собой этот Клуб самоубийц?

Улыбка Даллас стала чуть меньше от твердости тона Джеймса. Она повернулась ко мне, с явным раздражением поставив стакан на стол.

– Ты Центр здоровья помнишь? – спросила она. – Совсем не похоже. В Клубе самоубийц собираются те, кто не хочет носить рубашечки поло и всякий беж, кто приветствует свободу выбора – даже покончить с собой, если нам, черт возьми, так хочется! – Она пожала плечами. – Мы не стремимся умереть, но интересно же исследовать собственную темную сторону, когда целый мир стремится нас закопать!

– Большей глупости в жизни не слышал, – возразил Джеймс. – Да и опасно это, судя по всему.

Даллас помотала головой:

– Вообще не опасно. Скажу больше, это самое безопасное от Программы место. Там можно побыть собой. Когда ты в последний раз был собой, Джеймс?

– Отвянь, – буркнул он, изучая заусенец на большом пальце. Увидев, что его задели слова Даллас, я вскипела. Джеймс всегда настоящий. Пусть он не помнит прежнюю жизнь, но он не изменился! По крайней мере, я в это верю.

– Мы, пожалуй, пропустим, – сказала я, взяв Джеймса под руку. – Спасибо за приглашение.

– Поедете, – отрезала Даллас и продолжала мягче: – Вы должны пойти. Там можно набрать новых людей в наши ряды. Там я встретила Каса. – Она посмотрела на своего помощника. – Ты был такой красивый, – поддразнила она. – Большие карие глаза, длинные волосы – я взяла бы тебя даже с депрессией.

– Давай не будем раскрывать все секреты, – отозвался Кас, пытаясь скрыть смущенную улыбку. Не знаю, какие у них отношения, да и неинтересно мне, честно говоря.

– То есть от Программы мы бегаем, но в Клуб собираемся? – спросил Джеймс, указывая на очевидный недостаток предложенного плана. – Может, просто позвоним хендлерам и назначим встречу?

– Ты такой прикольный, – насмешливо засмеялась Даллас. – Конечно, Клуб самоубийц – рискованная затея, но владельцы клуба осторожны: мы никогда не собираемся в одном месте дважды. Полная тайна, о заседании Клуба сообщают только посвященным, и то накануне. – Даллас поставила локти на стол. – Не каждому хочется все время быть правильным. В Клуб самоубийц ходят расслабиться, поэтому мятежников лучше всего вербовать там – есть возможность посмотреть, какие они на самом деле. Надо перебирать реально двинутых, пока не наткнешься на бойца. Разве не так тебя Релм нашел, Слоун? Благодаря твоему плохому поведению?

При упоминании Релма мы с вызовом уставились на нее. Мне начала надоедать эта травля. Хотела Даллас задеть меня или вбить клин между мной и Джеймсом, больше я ей этого не позволю. Она действительно меня задела – мне отчаянно не хватало Релма, я тревожилась за его судьбу. Даллас наблюдала за нами со странным удовлетворением – девушка, рассказавшая мне свои секреты, скрылась за макияжем и непонятной дрянью в стакане. Наше молчание она приняла за согласие.

– Выходим через час, – сказала она. – Слоун, я подберу тебе что-нибудь надеть – нас не впустят в Клуб, если ты будешь выглядеть так безлико. Джеймс, – Даллас улыбнулась, – а ты и так хорош.

Мы с Джеймсом смотрели на нее, как пара идиотов, а Даллас уже хохотала и пила с другими мятежниками, будто мы и не стояли рядом.

– И мне полагается чувствовать себя непринужденно, когда ты вот так одета? – скептически вопросил он, потирая подбородок и кружа вокруг меня. – В этой юбке у тебя матку видно!

– Нет, не видно, – засмеялась я, поворачиваясь, чтобы успевать за его дотошной оценкой.

Он глядел на меня с сомнением:

– Короткая!

– Не такая уж и короткая, а туфли просто класс. – Я подняла ногу, продемонстрировав черные кожаные шпильки с шипами, которые прислала нам в комнату Даллас. Туфли оказались мне великоваты, но я рассудила – меньше будут жать.

Ни мне, ни Джеймсу не хотелось куда-то идти, но сейчас, в короткой черной юбке, рваной футболке и с таким густым макияжем, что и родители не узнают, я чувствовала себя… легко. Будто на сегодня я стала кем-то другим.

– Вот увидишь, дело кончится дракой, – предупредил Джеймс. – Очень уж ты разоделась.

Я улыбнулась:

– Все ждут в большой комнате, давай быстрее, пока Даллас не распсиховалась еще хуже.

– А что, это возможно? – хмыкнул Джеймс, но пошел к комоду. Вытащив футболку из спортивной сумки, он повернулся ко мне. Щеки колючие от суточной щетины, под глазами залегли тени. – Слоун, – мягко сказал он, – ты уверена, что это хорошая затея?

Тревога камнем легла у меня в животе.

– Я думаю, идея никуда не годится, – призналась я, – но не знаю, как быть. Можно отказаться и даже уехать с Лейси, но ехать-то некуда. Нельзя уезжать, не получив ответы на наши вопросы, иначе останемся без поддержки. Нас в два счета скрутят и поволокут в Программу.

Джеймс помолчал, но у него не нашлось плана получше, поэтому он сдернул рубашку через голову и надел футболку. Я ждала у дверей и только теперь обратила внимание на свое пластмассовое колечко, которое Джеймс подарил мне у реки. Оно резко контрастировало с очень взрослым нарядом, поэтому я его сняла и положила на стол. Джеймс вопросительно приподнял бровь.

– Слишком нежное, – улыбнулась я.

Джеймс еще раз оглядел меня и со вздохом согласился. Сегодня я на себя не похожа.

В большой комнате все уже собрались. Зрелище было то еще – я даже засомневалась, не галлюцинация ли у меня. Даллас – черно-красная готика, Кас с падавшими на лицо длинными волосами и подведенными черным глазами и остальные мятежники, включая меня, тянули на дешевую версию «Семейки Аддамс».

– Может, и мне приодеться? – хмыкнул Джеймс.

– Нет, ты прекрасно выглядишь, – с улыбкой возразила Даллас. – Ты нас повезешь. За рулем нужен нормальный человек, хотя ты в любом случае будешь привлекать к себе взгляды…

Я закатила глаза и отвернулась. Ведь мелочно потребовать отстать от моего бойфренда? Хочется верить, что я выше этого. Но если Даллас еще раз себе позволит, я выцарапаю ей глаза.

– Куда ехать? – спросил Джеймс.

– Клуб на Келси, минут двадцать езды. Я буду подсказывать дорогу.

Джеймс кивнул, но тут что-то привлекло его внимание. Я проследила за его взглядом и увидела в дверях Лейси в мешковатых штанах и слишком большой олимпийке с надписью «Орегон дакс».

– Мне нехорошо, – сказала она. Бледное лицо без макияжа резко выделялось в толпе раскрашенных личин. – Я в следующий раз поеду.

Кас тут же подошел к Лейси, тронул за руку и что-то прошептал на ухо. Лейси отстранилась, внимательно посмотрела на него и медленно кивнула. Интересно, что это он знает о Лейси, а я нет? Я ее подруга, а Кас всего лишь парень, которому она сломала нос! Кас приобнял Лейси и повел из комнаты. Я кинулась в коридор.

– Лейси! – окликнула я. Она с тревогой оглянулась.

– Не волнуйся обо мне, Слоун, – попросила она. – Это не нужно ни тебе, ни Джеймсу. Мне надо выспаться, вот и все. Езжайте повеселиться – обо всем поговорим позже.

– Я тоже останусь, – сказал Кас. – Я много раз бывал в Клубе самоубийц. Разочек Даллас без меня обойдется. – Он нежно улыбнулся, но Лейси демонстративно отвернулась, будто ей требовалось не просто выспаться, а конкретно побыть в одиночестве.

– Слушай, я боюсь сейчас оставлять тебя одну, – начала я.

Лейси демонстративно выпрямилась:

– Слоун, я тебя очень люблю, но – пожалуйста! Ничего личного. Я устала, с самого Орегона вокруг постоянно люди. Мне нужно побыть одной. – Она сбросила с плеч руку Каса. – Тебя тоже касается, Касанова. Не желаю, чтобы ты стоял у меня над душой или пытался залезть ко мне в трусы.

Кас громко засмеялся, но тут же оборвал смех. Не то он действительно хотел приударить за Лейси, или она просто хотела его смутить, но он отступил, мирно подняв ладони. Лейси поблагодарила нас и ушла к себе. Она пропала за углом, и вскоре в коридоре послышался щелчок закрывшейся двери.

Я стояла, не зная, как поступить. Помимо кровотечения из носа и желания уединиться, Лейси не казалась заболевшей. Ни черных теней вокруг глаз, ни машинального черчения бесконечных спиралей, ни перемен настроения. От депрессии-то ее вылечили. Она тоскует по Кевину, ей нужно время справиться с потерей.

Кас ушел в большую комнату. Я решила пока отстать от Лейси, поклявшись себе завтра все у нее выпытать. Рано или поздно Лейси все расскажет, а вместе мы все переживем. Войдя, я оглядела комнату в поисках Джеймса. Он сидел за столом, а Даллас стояла рядом и оживленно говорила. Джеймс что-то сказал, чего я не расслышала, а она засмеялась, наклонилась и будто невзначай тронула его за колено. Меня обожгло ревностью.

Видимо, почувствовав мое присутствие, Даллас подняла взгляд, убрала руку с колена Джеймса и повернулась к собравшимся.

– Ну, – сказала она, звучно хлопнув ладонями, – теперь, когда все собрались, пора повеселиться! – Она показала на лестницу, и комната быстро опустела. Джеймс обернулся и ошалело оглядел мой наряд, будто совсем забыл, как скандально я одета. Закусив губу, он пошел ко мне, и ревность сразу исчезла, едва он взял меня за руку.

Рядом нарисовался Кас, и Даллас направилась к нам.

– Я все же останусь, – сообщил Кас. – Пригляжу за обстановкой.

– Если ты о Лейси, она просила ей не надоедать, – быстро сказала я.

– А что с Лейси? – требовательно спросил Джеймс.

Я пожала плечами:

– Ей нужно побыть одной. – Джеймс попытался уловить скрытый смысл в моих словах, но его не было. – Мне кажется, она просто устала.

– Это твой диагноз, профессор? – спросила Даллас. Стиснув зубы, я повернулась к ней. – Даже если ты права, – продолжала она, – мы не оставляем новичков одних на наших базах. Они могут подставить нас – нечаянно или намеренно. Суицидники непредсказуемы.

– Она не суицидница, – резко сказала я.

– Ага, еще бы, – отмахнулась Даллас. – Короче, Кас остается, а мы едем в Клуб, и если вы немного поторопитесь…

Я посмотрела на Джеймса. Он задумался, оценивая ситуацию и соображая варианты. Через секунду ярко-голубые глаза остановились на мне.

– Что скажешь? – спросил он.

– Ты мне нужен, Джеймс, – тут же сказала Даллас. А она трезвее, чем я думала. – Утром Лейси выйдет, и вы сможете втроем поиграть в психологов, но сейчас ты нужен мятежникам. Мы мало готовы к борьбе. – Она взглянула на Каса. – Без обид.

– Да ради бога. – Он сунул руки в карманы, совершенно не огорченный перспективой пропустить посещение Клуба самоубийц. Мне даже показалось, что ему не терпится содрать с себя черные тряпки и смыть подводку.

Даллас теряла терпение – Джеймс упорно молчал. С нее понемногу слезала ее броня.

– Пожалуйста, поедем, – сказала она. – Мне нужна поддержка – как для вербовки новичков, так и на случай появления хендлеров. Мне одной не справиться, а Кас только в нос хорошо получает. В тебе, в вас обоих, – соизволила она признать, – есть что-то вдохновляющее. Мы здесь загибаемся, нам остро нужны новые кадры, а я не знаю, когда Клуб самоубийц соберется снова!

Ее мольба попала в цель – Джеймс кивнул, даже не взглянув на меня. Он не боец по натуре, но у него доброе сердце, и хотя он нередко притворяется придурком, доброта все равно берет верх. И за это я его обожаю. Со смешанным чувством тревоги и настоящего страха я позволила увезти себя в Клуб самоубийц.

Дом без номера, серые каменные стены и железные прутья на окнах вызывали гнетущее впечатление. На боковой стене мотались засохшие бугенвиллеи. Неразборчивая вывеска над дверью принадлежала тату-салону, причем самому дешевенькому. По указке Даллас мы подъехали сзади и остановились среди других машин. Странно быть на улице в компании подростков и без хендлера. Вкус свободы опьянял – я теряла над собой контроль, хмелея от жизни.

На входе устрашающего вида вышибала с браслетом в стразах и любовью к чересчур тесным майкам оглядывал каждого, светя в глаза ручкой-фонариком. Говорят, когда у больных депрессией меняются глаза и если знаешь, куда глядеть, можно увидеть мертвую черноту. В Центре здоровья я видела некоего Лиэма, который вскоре заболел и кричал мне ужасные слова. Он тоже пал жертвой эпидемии, и глаза у него действительно были ненормальные.

Видимо, это охранник и выискивал, бдительно пресекая заразу суицида. Когда Джеймса, шедшего впереди меня, пропустили, я с облегчением выдохнула, а когда пропустили и меня, перестала дрожать.