Текст книги "Девочки с острыми шипами"

Сьюзен Янг
Девочки с острыми шипами

Оригинальное название: Girls with Sharp Sticks

Sticks Copyright © 2019 by Suzanne Young First Simon Pulse hardcover edition March 2019

Изображение на обложке использовано с разрешения https://www.trevillion.com/stock-photo/ girl-staring-at-girl-with-white-hair/search/detail-0_00273551.html

Изображение в главе 28 использовано с разрешения https://www.shutterstock.com/ru/image-vector/ female-figure-front-back-vector-human-481977784

Серия «Trendbooks thriller»

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2020

* * *

Часть 1
Они приспособились, милые девочки

Глава 1

Дождь идет уже три месяца. А может, три дня. Здесь сложно уследить за временем – дни так похожи друг на друга, что начинают сливаться.

Дождь стучит по моему дождевику, выданному в школе; воздух такой влажный, что прозрачный пластик запотевает изнутри. Я осматриваюсь по сторонам, стоя в Федеральном цветнике. Сырость пропитала почву, дорожки заплыли грязью, а лепестки роз склонились под тяжестью влаги.

Остальные ученицы собрались вокруг профессора Пенчана и внимательно слушают его. Он показывает на различные растения, объясняя, какие из них мы будем выращивать в школе на уроках садоводства в этом полугодии. В Академии инноваций мы много чего выращиваем.

Внезапно мне в голову приходит одна мысль, и я отступаю на несколько шагов в глубину сада. Мои черные туфли утопают в грязи. Я вижу красные розы, прекрасные и одинокие. Они одиноки, потому что рядом нет ничего, кроме них, – они в стороне от других цветов, в изоляции.

Шум дождя отдается в моих ушах, но я закрываю глаза и прислушиваюсь, пытаясь различить дыхание роз. Мне кажется, я смогу услышать, как они растут. Но я не слышу ничего, кроме дождя, и потому снова разочарованно открываю глаза.

Весна началась ужасно – из-за постоянных дождей. Профессор Пенчан объяснил, что наши цветы – как, впрочем, и мы сами – благодаря дождю достигнут расцвета. Что ж, я надеюсь, это как раз успеет случиться к осени – к нашему выпуску. Наше время в академии закончится, и наше место займут новые девушки.

Я бросаю взгляд на группу учениц, стоящих рядом с профессором Пенчаном, и обнаруживаю, что Валентина Райт бессмысленно смотрит вперед, словно разглядывая что-то среди цветов. Невнимательность ей не свойственна: она самая правильная из всех нас. Я не раз приглашала Валентину провести время со мной и другими девушками после отбоя, но она отвечала, что нам не подобает сплетничать, не подобает так громко смеяться, не подобает быть такими самоуверенными. В конце концов я перестала ее приглашать.

Сидни замечает, что я стою в стороне. Она закатывает глаза и высовывает язык, свесив его на бок, изображая мертвеца. Я смеюсь. Профессор Пенчан поворачивается ко мне.

– Филомена! – окликает он меня, нетерпеливо взмахнув рукой. – Подойди сюда. Мы подходим к самой важной части урока.

Я мгновенно подчиняюсь и спешу через розовый сад, чтобы присоединиться к остальным. Когда я подхожу к ним, профессор Пенчан прижимает большой палец к моему лбу у переносицы и проводит им, чтобы разгладить морщину.

– И больше не впадай в мечтания, – неодобрительно говорит он. – От этого портится цвет лица. – Он опускает руку и поворачивается к остальным. Мне кажется, будто его палец оставил у меня между бровей красный отпечаток.

Когда профессор снова начинает говорить, я кошусь в сторону Сидни. Она улыбается. Я смотрю на глубокие ямочки у нее на щеках и карие глаза, обрамленные пышными черными ресницами. У Сидни гладкая темная кожа и выпрямленные волосы, которые спускаются чуть ниже плеч под пластиковым дождевиком.

По другую сторону от нее Леннон Роуз наклоняется вперед, чтобы взглянуть на меня. У нее голубые глаза – большие и невинные.

– А мне кажется, у тебя прекрасная кожа, – шепчет она.

Я благодарю ее за доброту.

Профессор Пенчан рассказывает нам про новый сорт цветов, который Академия инноваций будет выводить в этом полугодии. Мы любим работать в теплице – проводить на свежем воздухе как можно больше времени. Даже если солнце светит нечасто.

– Но только те девочки, которые хорошо себя ведут, получат возможность поработать с этими растениями, – предупреждает профессор. – Слишком темпераментным ученицам награда не светит. – Он смотрит прямо на меня, и я опускаю глаза, не желая еще сильнее раздражать его сегодня. – Профессор Дрисколл с этим согласится.

Профессор продолжает говорить, то и дело поворачиваясь, чтобы показать на очередное растение, а я тем временем еще раз осматриваю цветник. Только теперь я замечаю, что смотритель Бозе стоит рядом с дверью, через которую мы вошли. Он беседует с хранительницей цветника – молодой женщиной с чересчур большим красным зонтиком. Она что-то нетерпеливо говорит смотрителю, уперев одну руку в бок, а в другой держа зонтик. Я пытаюсь догадаться, что же они обсуждают.

Смотритель Бозе производит угрожающее впечатление всегда, но в особенности за стенами академии, в которой к нему уже все привыкли. Он здесь, чтобы обеспечивать нашу безопасность и послушание. Впрочем, мы никогда не нарушаем правил поведения – по крайней мере, существенно.

Академия инноваций, частная школа для девушек, тщательно оберегает нас. Мы проводим в стенах кампуса почти все время, проходя ускоренную программу, рассчитанную на год, и не ездим домой на каникулы. Говорят, полное погружение помогает нам развиваться быстрее и разностороннее.

Недавно академия сделала программу еще сложнее, увеличив число курсов и объем упражнений. Двадцать девушек, из которых состоит наш класс, отобрали в соответствии с новыми, повышенными стандартами. Нам часто говорят, что мы – лучшие из лучших. Самые всесторонне развитые девушки, которые когда-либо оканчивали академию. Мы стараемся изо всех сил, чтобы нами гордились.

Смотритель Бозе говорит что-то женщине с красным зонтиком. Она смеется и отрицательно качает головой. Смотритель заметно напрягается, а затем поворачивается и замечает, что я смотрю на него. Он сдвигается в сторону, чтобы заслонить женщину от моего взгляда. Наклонив голову, он говорит что-то ей на ухо, и она отшатывается. В следующее мгновение она уже бежит к дверям корпуса и скрывается за ними. Я отворачиваюсь, прежде чем смотритель Бозе снова заметит, что я за ним наблюдаю.

Над головой звучит раскат грома, Леннон Роуз вскрикивает и прикрывает рот рукой. Профессор укоризненно смотрит в ее сторону, а затем поднимает глаза к небу – дождь начинает идти еще сильнее.

– Ладно, девочки, – говорит он, поправляя капюшон своего дождевика. – На сегодня достаточно. Возвращаемся в автобус.

Некоторые ученицы пытаются возражать, но профессор Пенчан громко хлопает в ладоши, заглушая их голоса. Он напоминает, что мы вернемся в следующем месяце, если будем вести себя хорошо. Девушки соглашаются, извиняются и направляются в сторону автобуса. Но, хотя другие идут вперед, я замечаю, что Валентина не двигается с места. Она даже не повернулась в сторону автобуса.

Я нервно сглатываю. Дождь барабанит по дождевику Валентины, рекой стекает по прозрачному пластику. Капля катится по ее щеке. Я наблюдаю за ней, пытаясь понять, что случилось. Видимо почувствовав мой взгляд, она поднимает голову. На ее лице… безразличие. Пугающее спокойствие.

– Валентина, – окликаю я ее сквозь шум дождя. – Ты в порядке?

Она молчит так долго, что я начинаю сомневаться, услышала ли она меня. Затем она снова оборачивается к цветам.

– Ты тоже можешь их слышать? – спрашивает она тихо и отрешенно.

– Слышать что? – переспрашиваю я.

Она улыбается уголком рта.

– Розы, – нежно говорит она. – Они живые, ты же понимаешь. Все они. И если ты прислушаешься внимательно, услышишь, как переплелись их корни. Услышишь общую цель. Они прекрасны, но это еще не все.

По моей коже пробегают мурашки, потому что несколько минут назад я и правда пыталась услышать розы. Какова вероятность того, что мне и Валентине случайно одновременно пришла в голову одна и та же странная мысль?

– Я ничего не слышала, – отвечаю я. – Только молчаливое спокойствие.

Валентина ведет себя необычно, но я хочу узнать, что она скажет дальше. Я делаю шаг в ее сторону. Ее улыбка блекнет.

– Они недовольны, – понизив голос, отвечает она. – Они ждут.

Капля дождя забирается под воротник моей рубашки и стекает по спине, заставляя меня вздрогнуть.

– Ждут чего? – спрашиваю я.

Валентина поворачивается ко мне и шепчет:

– Пробуждения.

Она хмурится, в ее взгляде яростная уверенность. Она сжимает руки в кулаки, прижав их к себе. Я вздрагиваю снова, но на этот раз не от дождя. Академия учит нас не задаваться философскими вопросами, потому что у нас нет нужных знаний, чтобы на них отвечать. Нас учат тому, что нам нужно, а не тешат наше мимолетное любопытство. Они говорят, что тогда мы будем развиваться гармонично, как плодородная почва, готовая принести урожай.

Поэтому слова Валентины опасны – начало большого разговора, который мне и правда нужен. Но в то же время я их не совсем понимаю. Они пугают меня. Как цветы могут говорить что-то подобное? Как цветы вообще могут что-то говорить?

Я уже собираюсь спросить ее, что же пробудило цветы, но чувствую, как кто-то крепко хватает меня за локоть. Обернувшись, я вижу, что надо мной возвышается смотритель.

– Я ее провожу, Филомена, – гулко произносит он. – Догоняй остальных.

Я встревоженно смотрю на Валентину, но ее лицо снова приняло обычное, милое выражение. Когда смотритель подходит к Валентине, она покорно кивает, хотя он еще не произнес ни слова. Внезапные перемены ее настроения повергают меня в растерянность.

В задумчивости, нахмурившись, я направляюсь к автобусу. Заметив меня, Сидни протягивает мне руку, и я благодарно принимаю ее. Наши пальцы мокрые и холодные.

– В чем дело? – спрашивает она, пока мы идем к автобусу.

– Я точно не поняла, – отвечаю я. – С Валентиной… что-то не так, – добавляю я, не найдя лучшей формулировки. Я не знаю, как объяснить, что произошло только что. Особенно после того, как разговор с ней оставил у меня чувство неясной тревоги. Мы с Сидни оборачиваемся в сторону Валентины, но смотритель уже ведет ее к нам. Валентина молчит. Идеальная осанка. Идеальный настрой.

– По-моему, все нормально, – говорит Сидни, пожав плечами. – Скучная и правильная, как обычно.

Я рассматриваю Валентину чуть дольше, но та девушка, которая говорила со мной, исчезла, и на смену ей пришла безупречная копия. А может быть, это и есть настоящая Валентина.

Все, что у меня остается, – назойливая мысль: «Проснись, проснись, Филомена».

Глава 2

Колесо автобуса попадает в яму, и Сидни сползает со своего сиденья в центральный проход. Рассмеявшись, она тут же встает и театрально раскланивается. Остальные девушки хихикают.

Профессор Пенчан приказывает Сидни сесть, нетерпеливо тыча пальцем в ее сторону. Сидни виновато улыбается в ответ, забирается на сиденье рядом со мной и произносит одними губами:

– Ой.

Я сочувственно выпячиваю нижнюю губу, а затем Сидни забирается на сиденье с ногами и встает на колени, чтобы поговорить с Марчеллой и Бринн, которые сидят позади.

– По крайней мере, они купили нам дождевые плащи, – говорит Марчелла, обращаясь к Бринн. – Я всегда мечтала появиться на людях, надев мусорный мешок. Сбылась моя мечта.

– Думаю, они называются дождевиками, – поправляет Сидни, и Бринн фыркает от смеха. – И не останавливайся на достигнутом, Марчелла, – добавляет она. – Может, в следующий раз нам выдадут мешки из-под картошки.

От смеха Бринн чуть не сваливается с сиденья. Марчелла ловит ее за руку, их пальцы переплетаются. Девушки улыбаются друг другу.

Марчелла и Бринн узнали друг друга на второй день обучения в Академии инноваций. С того дня прошло восемь месяцев, и они постоянно вместе. Идеально подходящие характеры, как мне кажется. Марчелла – умная и решительная, а Бринн – заботливая и творческая. Они держат свои отношения в секрете от школы – боятся, что смотритель разлучит их, если узнает. Предполагается, что мы концентрируемся только на учебе. Свидания строго запрещены.

Аннализа Гиббонс, сидящая на сиденье перед нами, поднимает руку, и смотритель Бозе, заметив это, шумно выдыхает и закатывает глаза.

– Что? – спрашивает он.

– Мне очень нужно в туалет, – говорит она. – Срочно.

Полагаю, до школы нам ехать еще примерно час, так что смотритель встает, чтобы переговорить с водителем. Предвкушая неожиданную остановку, мы наблюдаем за ним через огромное зеркало заднего вида. Он тихо разговаривает с пожилым мужчиной, сидящим за рулем. Седой водитель безразлично кивает. Смотритель Бозе поднимает взгляд на зеркало и замечает, что мы наблюдаем за ним. Многие опускают головы, чтобы случайно не подтолкнуть его к другому решению.

– В нескольких километрах есть заправка, – объявляет смотритель Бозе. – Из автобуса выйдут только те, кому нужно в туалет, ясно? Иначе мы выбьемся из расписания.

Все бормочут: «Да, мы понимаем», но нас всех охватывает возбуждение. Обычно на экскурсии мы посещаем только одно место и видим лишь нескольких посторонних людей. Никогда не случается ничего неожиданного. С этой мыслью я выпрямляюсь на сиденье, чтобы посмотреть, как там Валентина.

Она сидит спереди, в том же ряду, что и смотритель, но по другую сторону прохода. Ее длинные черные волосы рассыпались по зеленой обивке сиденья, но она до невозможности неподвижна. Она смотрит вперед и не обращает внимания на нас. Будто снова думает о розах.

Сегодня и правда случилось что-то неожиданное. И даже необычное. Но дело не только в том, что Валентина странно себя вела в цветнике. Дело в беспокойстве, которое породили ее слова. Будто у меня чешется голова в месте, куда я никак не могу дотянуться.

Нет, сегодняшний день явно не такой, как другие, – я уверена. И, словно в подтверждение этого, справа от нас появляется дорожный знак, обозначающий заправку, и автобус сворачивает к ней, качнувшись на «лежачих полицейских». Остальные девушки прижимаются к окнам, а я забираю деньги из переднего кармана рюкзака и прячу их за пояс. Автобус с шипением останавливается рядом с заправкой.

Потрепанная желтая машина въезжает следом за нами и останавливается у колонки. В остальном это место выглядит безлюдным, словно заброшенным, очаровательно старомодным, как будто его никогда не ремонтировали, никогда не переделывали.

Несмотря на предупреждение смотрителя, почти все встают и направляются к выходу – с восторгом предвкушая, что увидят что-то новое.

Смотритель Бозе тут же вскидывает руки.

– Что, правда? Вы все?

Некоторые девушки беспорядочно жестикулируют, словно демонстрируя, что их мочевой пузырь вот-вот взорвется, а остальные умоляюще смотрят на него. Я просто хочу купить конфет. В академии нам запрещают сладкое; за нашей едой тщательно следят. Даже дома родители исключают сахар из моего рациона. Но я чувствую, что мне ужасно хочется сладкого, особенно после того, как я распробовала его во время одной из экскурсий в этом году.

Школа устроила нам поездку на выставку картин в музее, который находился за пределами города. В тот день музей был закрыт для посетителей, так что он весь был в нашем распоряжении. Мы с Сидни взбежали наперегонки по ступенькам, пока смотритель не видел, а потом Леннон Роуз, Аннализа и я провели там немало времени, разглядывая скульптуры голых мужчин, пока Аннализа чуть не отломала пенис у одной из них, пытаясь изобразить рядом с ней эффектные позы. Перед уходом мы все зашли в сувенирный магазинчик. Некоторые купили открытки для родителей или парочку сувениров. А я выбрала себе несколько пакетиков конфет M&Ms и Starburst.

Честно говоря, я не понимаю, почему сахар вызывает такую зависимость – на наших уроках об этом никогда не упоминали, – но я могу заверить, что его вкус может изменить жизнь.

Так что я взглянула на смотрителя и изобразила самое миловидное и невинное выражение лица, какое могла. Должно быть, не я одна, потому что он окидывает автобус своим бесцветным взглядом, а затем качает головой.

– Ладно, – говорит он. – Выходите небольшими группами. Пятнадцать минут, и мы снова тронемся. Ясно?

Мы яростно киваем, и он жестом показывает нам по очереди выходить из автобуса. Только Валентина и еще две девушки решили остаться. Мы с Сидни выходим в числе последних, и, когда мы уже в дверях, смотритель Бозе обращает взгляд на меня.

– Филомена, – говорит он, бросив быстрый взгляд на Валентину, прежде чем внимательно всмотреться в мое лицо. – Ни на что не отвлекайся.

– Без проблем, – с улыбкой отвечаю я, ничто не отвлечет меня от конфет.

Выйдя из автобуса, я с удовлетворением обнаруживаю, что ливень стих, превратившись в мелкую морось. Теперь мы едем в сторону школы, гора стала ближе, и ее размеры очаровывают и устрашают меня. У вершины клубится туман, так что, думаю, в академии идет дождь. Там всегда идет дождь.

Я уже сняла полиэтиленовый дождевик, и мне нравится ощущение влаги на коже, то, как капли щекочут голые предплечья. Впитываются в меня. По крайней мере, нравилось, пока я не наступила в лужу, так что грязная вода забрызгала мои изысканные белые носки. Я опускаю взгляд ниже клетчатой юбки, на носки своих туфель, и отряхиваю ногу.

Двинувшись дальше, я смотрю на желтую машину. Ее заправляет молодой человек. Он прислонился к задней двери, и его лица не видно. Через открытую дверь он разговаривает с еще одним парнем, который сидит в машине. Я с любопытством разглядываю их.

Парень на пассажирском сиденье одет в идеально белую футболку. Руку он положил на открытое окно, и на его запястье видны блестящие часы. Он симпатичный – темная кожа, коротко подстриженные волосы. Наверное, он говорит что-то смешное, потому что второй парень смеется. Затем он поворачивается, чтобы нажать кнопку на заправочной колонке, и мне становится видно его лицо.

Я тут же замечаю, что он невероятно хорошо выглядит. Он худощав, у него угловатый подбородок с острыми краями, густые черные брови, спутанные черные волосы. А когда его взгляд отрывается от колонки и он замечает меня, кажется, будто мое внимание удивляет его. Он поднимает руку и машет мне. Я улыбаюсь в ответ, но тут Сидни громко окликает меня, призывая не отставать. Я бегу к стеклянной двери магазина, смущенная своим неблагопристойным поведением. Я вовсе не хотела пялиться на этих парней. Просто… у нас в академии не так уж много молодых парней. Честно говоря, вообще ни одного.

Сидни оглядывается на парней через плечо, будто только что заметила их. Тут же обернувшись ко мне, она быстро улыбается и открывает дверь. Звенит висящий над ней колокольчик.

Оглушительно пахнет свежевыпеченным хлебом. Кроме кассы заправки здесь есть маленькая закусочная и продуктовый магазин. На стене висит меню. У прилавка стоит женщина в сеточке для волос. Ее загорелое лицо испещрено морщинами. Когда мы входим, она даже не здоровается.

Сидни направляется к туалету, а я подхожу к полкам со сладостями. Меня ошарашивает невероятно богатый выбор, яркие цвета и разнообразные вкусы.

Колокольчик на двери звенит снова, и в магазин входят два парня. Они направляются прямо к прилавку. Парень в белой футболке диктует женщине заказ, а тот, кто махал нам, замечает, что я стою у полок и наблюдаю за ним, выглядывая из-за стеллажа со сладостями. Его рот расплывается в улыбке.

– Эй! – окликает меня он. – Как дела?

Второй косится на своего приятеля с беспокойством, которое кажется мне совершенно необоснованным. Но темноволосый парень ждет моего ответа, и на его лице еще проглядывает призрак улыбки.

– Что-то еще? – спрашивает пожилая женщина у парней, вырывая из своего блокнота верхнюю страницу.

Темноволосый парень говорит, что больше им ничего не нужно, и его приятель отправляется к кассе, чтобы заплатить. Я возвращаюсь к внимательному созерцанию полок, пытаясь сосредоточиться на своей задаче – выбрать несколько пакетов сладостей. Но все равно отвлекаюсь. Вскоре темноволосый парень появляется у края стеллажа, где лежат соленые крендельки.

– Прости, что отвлекаю тебя, – говорит он. Голос у него низкий и хрипловатый. – Но я подумал, что, если…

Я поворачиваюсь к нему, и слова умирают у него на губах. Он улыбается, словно извиняясь.

– Ты меня вовсе не отвлекаешь.

С выражением явного облегчения он прячет руки в карманы джинсов.

– Меня зовут Джексон, – говорит он.

– Филомена, – отвечаю я и, помедлив мгновение, продолжаю: – Мена.

– Привет, Мена, – непринужденно произносит Джексон.

Он делает шаг в проход между полками и выбирает пакет конфет, кажется наугад. Затем он хмурится и смотрит в окно – на автобус.

– Академия инноваций? – спрашивает он. – Здание, которым раньше владели Инновационные металлоизделия, старая фабрика рядом с горой?

– Хотела бы я сказать тебе, что теперь там не фабрика, – отвечаю я, – но иногда мои простыни до сих пор пахнут металлом.

Он смеется, будто я шучу.

Завод Инновационных металлоизделий находился там с первых дней основания города. Примерно десять лет назад инженеры существенно продвинулись вперед и начали разрабатывать медицинские приспособления. В конце концов патент на их продукцию был выкуплен сетью больниц, а затем каким-то высокотехнологичным производством. Само здание перестроили для других целей.

Теперь это академия, где нас учат манерам, скромности и садоводству – перемены, за которые нужно благодарить нового владельца и щедрых меценатов. И все-таки там то и дело пахнет машинами и металлом.

– Частная школа? – спрашивает Джексон, рассматривая мою форму.

– Да. Только для девушек.

Он кивает, словно находит это восхитительным.

– Как давно ты там учишься?

– Восемь месяцев. Выпускаюсь осенью. А ты? Живешь где-то рядом с горой?

– О, я… ох, на самом деле, живу недалеко отсюда, – произносит он. – Просто увидел, как ваш автобус выезжает из Федерального цветника. Стало любопытно.

– Вы ехали за нами от самого цветника? – удивленно спрашиваю я. Повернувшись, он берет еще один пакет конфет.

– Нет, – отмахивается он. – Не специально.

Внезапно рядом с ним появляется его приятель. У него в руках коричневый бумажный пакет, из которого выглядывают бутерброды.

– Джеки, – говорит он. – Думаю, нам пора, а? – Он показывает в сторону стеклянной двери.

Джексон отрицательно качает головой, едва заметно, а затем поворачивается ко мне и улыбается.

– Филомена, – говорит он, – это мой друг Квентин.

Квентин обеспокоенно смотрит на него, но затем, улыбнувшись, здоровается со мной и снова поворачивается к Джексону.

– Пять минут, лады? – спрашивает у него Квентин, подавая знаки глазами.

– Лады, – бормочет Джексон в ответ.

Сжав губы, он смотрит на меня, ожидая, пока его друг выйдет. Как только Квентин скрывается из виду, Джексон пожимает печами, будто хочет сказать, что его друг попросту нетерпелив.

Я внимательно рассматриваю ряды шоколадок. Джексон подходит ближе и встает рядом со мной. Он берет маленький пакетик Hershéys Kisses[1]1
  Шоколадные конфеты фирмы Hershéys; Kisses – «поцелуи».


[Закрыть].

– Это мои любимые, – говорит он.

Я искоса смотрю на него и замечаю, что его внешность потрясающе неидеальна. Щеки и нос у него усыпаны веснушками. Передние зубы слегка повернуты, и улыбка из-за этого выглядит очаровательно мальчишеской, а около лба даже виднеется крохотный шрам.

– Я, пожалуй, попробую, – говорю я, выдергивая пакетик с конфетами у него из рук.

– Кхм, – демонстративно произносит Сидни, стоя на другом конце прохода. Она быстро окидывает Джексона взглядом, а затем пристально смотрит на меня.

– Сидни, это Джексон, – сообщаю я, пытаясь сдержать улыбку.

Попасть в какое-то новое место – это уже восхитительно, а встретить кого-то нового – просто потрясающе. Сидни делает шаг вперед и представляется – вежливо, как нас учили. Они обмениваются быстрым рукопожатием, и Джексон говорит, что очень рад с ней познакомиться. Снова обернувшись ко мне, Сидни одними губами произносит: «Симпатичный».

Повернувшись к Джексону, она снова улыбается – мило и уважительно.

– Встретимся в автобусе? – предлагаю я ей, показывая свою пачку конфет. После долгой паузы она кивает. Чтобы сдержать насмешливую улыбку, ей приходится прикусить нижнюю губу.

– Верно… – отвечает она. – Там и встретимся.

Сидни говорит Джексону, что была рада с ним познакомиться, и выходит из магазина – колокольчик над дверью звякает снова.

Квентин наблюдает за ней, прохаживаясь снаружи, около банкомата, на который он поставил пакет из коричневой бумаги. Он грызет ноготь на большом пальце, а когда Сидни уходит, снова возвращается к созерцанию входной двери.

Джексон берет упаковку Twizzlers[2]2
  Лакричные конфеты; их выпускает один из самых старых производителей кондитерских изделий в США.


[Закрыть], а я беру конфеты с пылающим солнцем на упаковке[3]3
  Red Hots – конфеты со вкусом корицы.


[Закрыть]. Вместе мы направляемся к кассе.

– Можно, я куплю их тебе? – спрашивает Джексон, когда я выкладываю на стойку свою кучу конфет.

Отказываться от предложения было бы грубо, так что я соглашаюсь и благодарю его. Кассир начинает пробивать наши сладости вместе.

– В школе нам не разрешают сладкое, – признаюсь я, когда Джексон достает свой кошелек.

Он смотрит на меня, словно я сообщила ему что-то необычное.

– Но каждый раз, когда мне представляется возможность, – добавляю я, – именно на сладости я и трачу карманные деньги. В школе все равно особо нечего покупать.

– Охотно верю, – соглашается он. – Твоя школа находится в хре́новой глуши.

Его ругательство меня немного шокирует; но в то же время меня забавляет непристойность этих слов. Опираясь на прилавок, Джексон снова пристально рассматривает меня.

– Может, тебе как-нибудь захочется выпить со мной кофе, Мена? – спрашивает он. – У меня масса вопросов об этой вашей школе-заводе.

Я собираюсь объяснить, что мне не разрешается выходить с территории школы, но тут касса начинает громко стрекотать. Кассирша сообщает нам общую стоимость конфет, Джексон достает несколько купюр из кошелька и передает их женщине.

Колокольчик на входной двери звонит, я оборачиваюсь и вижу, как входит смотритель Бозе – в тесном магазинчике его фигура выглядит особенно внушительной. Кассирша принимается сосредоточенно складывать покупки в пластиковый пакет.

– Филомена, – тихо говорит смотритель, переводя взгляд с меня на Джексона. – Пора идти.

Я вздрагиваю, услышав упрек в его голосе. Он же говорил мне не отвлекаться.

– Сейчас подойду, – вежливо отвечаю я, стараясь не смотреть Джексону в глаза и ожидая, когда смогу забрать свои конфеты.

Тяжело ступая, смотритель подходит ко мне и берет меня за запястье.

– Нет, – говорит он таким тоном, что мне становится страшно. – Немедленно. Все остальные уже в автобусе.

Губы Джексона кривятся.

– Не смейте ее так хватать, – говорит он.

Я гляжу на смотрителя, оценивая его реакцию. Я никогда раньше не слышала, чтобы кто-то посмел так разговаривать с ним. Он открывает рот, чтобы возразить, его хватка ослабевает, и я быстро высвобождаю руку, чтобы забрать с прилавка свой пакет. Но в то же мгновение смотритель Бозе хватает меня за предплечье настолько сильно, что я вздрагиваю от боли и роняю сладости на пол.

– Мена, я сказал, в автобус! – властно рычит он, притянув меня поближе к себе. Я чувствую стыд и страх из-за того, что расстроила его. Я извиняюсь, хотя он причиняет мне боль.

Джексон делает шаг вперед, чтобы вмешаться, но смотритель поднимает ладонь.

– Отвали, малец, – говорит он. – Это не твое дело.

Джексон усмехается, по его щекам и шее расплываются красные пятна.

– Попробуй схватить так меня, громила, – отвечает Джексон. – И увидишь, что будет.

Смотритель Бозе презрительно смеется. Я ни капли не сомневаюсь, что смотритель Бозе легко одолеет Джексона в любой драке, но в то же время меня потрясает открытое непослушание Джексона – такое смелое и глупое одновременно. Это восхитительно. Я начинаю улыбаться, но смотритель Бозе тащит меня к двери.

– Давай же, – говорит смотритель. Я пытаюсь поспеть за ним, ноги заплетаются, а его пальцы больно впиваются в мою руку.

Оглянувшись на Джексона, я замечаю, как он кивает Квентину, подзывая его.

– Вы делаете мне больно, – сообщаю я смотрителю.

Не обращая внимания на мои протесты, он толкает меня вперед, открывая мной дверь. Тащит меня по сырой автостоянке. Мои туфли цепляются за тротуар, когда я пытаюсь высунуться из-за его плеча и посмотреть на магазин. Но смотритель держит меня перед собой, а его пальцы стискивают мою руку выше локтя.

Я поворачиваюсь к автобусу и вижу, как остальные ученицы наблюдают за нами, выглядывая в запотевшие окна, широко открыв глаза.

Дверь автобуса открывается, и смотритель Бозе сердито запихивает меня внутрь. Поднимаясь по ступенькам, я спотыкаюсь и вскрикиваю от боли, до крови разодрав колено о резиновый коврик на верхней ступеньке. Смотритель хватает меня под мышки и швыряет на сиденье рядом с Валентиной. Струйка крови сбегает по голени, пачкая носок. Водитель наблюдает за происходящим с некоторым беспокойством, но смотритель что-то шепотом говорит ему. Седой мужчина закрывает дверь автобуса и заводит мотор.

Глаза щиплет от слез, но смотритель Бозе не извиняется. Он даже не смотрит в мою сторону. Некоторые девушки озабоченно перешептываются.

– Ты сама виновата в случившемся, – произносит смотритель Бозе. – Стоимость посещения медпункта вычтут из твоих сбережений.

Раненая и пристыженная, я поворачиваюсь к окну, глядя мимо Валентины. Она не произнесла ни слова, даже не спросила, в порядке ли я. Но ее руки, лежащие на коленях, стиснуты в кулаки.

Джексон и Квентин выходят из магазина. Они наблюдают за тем, как отъезжает наш автобус. Джексон так и держит в руках мой пакетик конфет. Несмотря на обстоятельства, его задумчивость заставляет меня улыбнуться. Я протягиваю руку и прижимаю пальцы к стеклу в прощальном жесте. В ответ Джексон поднимает руку так же, как тогда, когда впервые меня увидел. Он не опускает ее, пока мы не выезжаем на дорогу. Я смотрю на него, не отрываясь, а потом Квентин что-то говорит ему и кивает в сторону машины, стоящей у заправочной колонки. Они оба отворачиваются и скрываются за поворотом.