Текст книги "Весеннее пробуждение"

Глава вторая

Ровена не отрываясь смотрела в мансардное окно своей спальни. Горящие в особняке огни пятнами выплескивались в сад. Должно быть, комитет сумел избежать пытки карточными играми: из бильярдной доносились отголоски неприлично громкого веселья.

Чуть ранее в открытые окна залетала музыка, и чудесные классические мелодии имели мало общего с теми звуками, что издавал сейчас граммофон. Первобытные ритмы рэгтайма наполняли девушку беспокойством, у нее начинало ныть сердце и тянуло в животе. Музыка заставляла вспомнить о часах, проведенных украдкой в лондонской гостинице с мужчиной – с тем, с кем она не могла быть вместе и которого не могла забыть.

И без того теплая комната стала невыносимо душной, а вкрадчивая темнота саммерсетских парков манила прохладой. Ровена накинула легкий пеньюар, затянув ленточку на воротнике, и прошлепала босиком к двери. Убедилась, что горизонт чист, и проворным призраком, с колотящимся сердцем, проскочила полутемный, пустой коридор. Она не чувствовала подобной свободы с тех пор, как в последний раз поднималась в небо на своем аэроплане. Ровена прошмыгнула через зимний сад и в развевающемся пеньюаре побежала по лужайке.

Она миновала розовый сад, который ее отец обустраивал еще юношей, и проскользнула через щель в изгороди, что отделяла огород и клумбы, где срезали цветы для украшения дома. Оказавшись за пределами видимости из окон особняка, Ровена замедлила шаг и перевела дыхание. Поросшая травой тропинка бархатом ласкала босые ступни, в воздухе висел пряный аромат цветов. Девушка пошла по тропке мимо обширного огорода, где выращивали свежие овощи, подаваемые к столу обитателей аббатства Саммерсет.

Затем она повернула направо, к заросшему лилиями пруду. После захода солнца лягушки осмелели и вовсю распевали гимн теплым денькам. Ровена присела на невысокий бережок и стала смотреть на чернильно-черную воду с танцующими лунными бликами. Ее охватило небывалое умиротворение.

Вскоре она замерзла. Пришлось поджать под себя ноги, закутать их ночной сорочкой и плотно обхватить руками колени. Ровена упорно гнала из головы мысли о Джонатоне и, чтобы отвлечься, принялась думать о Себастьяне. До свадьбы оставалось всего несколько недель. Изначально жених назначил знаменательный день на первое июля, но затем торжества перенесли на середину сентября, чтобы Виктория, которая должна была стать подружкой невесты, успела окончательно поправиться.

Ровена избегала мыслей о свадьбе, хотя все вокруг только о ней и говорили. Чтобы не участвовать в разговорах, она придумала неплохую тактику: смотреть в пространство, словно думая о чем-то важном, и соглашаться со всем сказанным невнятным «ммм». К сожалению, в результате оказалось, что в волосы невесты будут вплетены оранжевые цветы вместо излюбленных отцом лилий, сопровождать ее будут шесть подружек, а не три, а главным блюдом праздничного ужина станет запеченная в тесте говядина, хотя молодая пара предпочитала куропаток.

Девушка позволила предсвадебной суматохе идти своим чередом и плыла по течению. Чем меньше она думала о браке, тем менее реальным он ей казался. Сейчас же Ровена, наоборот, заострила на нем внимание. Не на самой свадьбе, нет. Церемония ее не беспокоила. Старшей сестре Бакстон требовалось серьезно подумать о жизни в замужестве.

С Себастьяном. Никоим образом не с Джонатоном. В груди всколыхнулась боль, и Ровена сжала кулаки. Да, с Себастьяном. Она прогнала образ пилота из головы и сосредоточилась на женихе. Лорде Биллингсли, красивом и добросердечном. Когда до тети дошли слухи о непристойном поведении племянницы на людях, по описанию молодого человека графиня приняла его за Себастьяна. Тот галантно согласился разыграть фальшивую помолвку, чтобы спасти репутацию девушки. Порядочный человек, и сам страдающий от разбитого сердца, так что, когда он предложил сделать помолвку настоящей, Ровена не нашла повода для отказа. В конце концов, Джонатон уже не вернется. Дядя Конрад в свое время обманом отнял у Уэллсов кусок земли, что повлекло за собой череду событий, которые привели к смерти отца семейства. Джонатон не смог свыкнуться с мыслью, что его возлюбленная носит фамилию Бакстон.

Соглашаясь на помолвку, девушка не думала, что ей придется отдаваться Себастьяну так, как она в порыве чувств отдалась Джонатону. Сможет ли она исполнить супружеский долг?

Теплый ветерок играл ее волосами, и Ровена прикрыла глаза, представляя, на что будет похож поцелуй с Себастьяном.

– Ровена, – тихо окликнул ее мужской голос.

Она вздрогнула и оглянулась, залившись краской. Перед ней стоял Себастьян собственной персоной, как будто ее мысли чудесным образом вызвали его из воздуха.

– Ты меня напугал!

– Прости. – Молодой человек присел рядом на скамью. – Я не знал, как еще сообщить о своем присутствии и не встревожить тебя.

– Ничего.

Ровена понимала, что следует стыдиться, ведь она была наедине с мужчиной, в одной ночной сорочке и полупрозрачном пеньюаре, но стыда не испытывала. Она также понимала, что следует избегать оставаться наедине с женихом перед свадьбой. С другой стороны, какая разница. Эта ночь создана для любви, а ее возлюбленный далеко отсюда. Рядом с ней мужчина, с которым ее скоро свяжут брачные узы, и надо примириться с этой мыслью раз и навсегда.

Но что, если она не сможет вынести физической близости с мужем? Что тогда будет с их браком? Разве не лучше найти ответ до официальной церемонии? Ее начала бить нервная дрожь. Конечно, надо проверить сейчас.

– Чудесная ночь, – вслух сказала Ровена. – Трудно поверить, что так быстро пролетает лето.

– Зато у нас выдалась интересная весна, – произнес Себастьян ровным голосом, и она никак не могла угадать, о чем он думает.

Девушка отпустила колени и повернулась, разглядывая в темноте его профиль. Как и у нее, за плечами Себастьяна Биллингсли стояли сотни лет безупречной, тщательно оберегаемой породы. В отличие от некоторых молодых лордов их поколения, черты его лица были идеально правильными и имели какую-то особенную силу. Волевая линия подбородка, прямой нос, ровные белые зубы. Темные волосы, темные глаза, отражающие лунные блики.

Себастьян повернулся, и она улыбнулась, решительно придвигаясь к нему. Глаза молодого человека удивленно распахнулись, но он не сказал ни слова. Ровена прижалась к нему, и он обнял ее за плечи.

Несмотря на новизну и странность прикосновений другого мужчины, близость оказалась приятной. Девушка положила голову ему на плечо и почувствовала, как Себастьян крепче прижал ее к себе. Она не ощущала щемящей страсти, как с Джонатоном, но все равно по телу волнами разливалось тепло.

На миг Ровена прикрыла глаза, потом собралась с духом и приподняла лицо, ища его взгляда. Себастьян смотрел на нее сверху вниз, его красиво очерченные губы улыбались.

– Осенью мы поженимся, – дрожащим голосом заявила в свое оправдание девушка. Прочистила горло и твердо напомнила себе: «Не отступать!»

Себастьян кивнул, но даже в слабом свете луны она заметила, что на его лицо набежала тень задумчивости.

– Тебя по-прежнему устраивает наша договоренность?

Она попыталась увидеть его глаза, но Себастьян неожиданно отвернулся.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты постоянно настороже, – глядя в пространство, признался он. – Я хотел убедиться, что ты не передумала. Поэтому, когда увидел тебя бегущей по лужайке, решил во что бы то ни стало спросить.

Пульс девушки участился. Она не сомневалась, что Себастьян согласится расторгнуть помолвку, достаточно только ее слова. Но что ее тогда ждет – жизнь в одиночестве и тоска по бросившему ее мужчине? По крайней мере, они с Себастьяном не скрывают друг от друга истинных чувств. Ровена знала, что при должном старании они смогут построить хорошую семью. Надо только побороть страх при мысли о супружеском долге. Не слишком хорошо понимая, что делает, девушка порывисто притянула его голову к себе и крепко прижалась губами к его губам. Сначала Себастьян замер от удивления, но быстро справился с растерянностью и обнял ее.

Поцелуй становился все горячее, и Ровене захотелось вырваться, но она взяла себя в руки. Если узнать жениха получше, привыкнуть к вкусу его губ, она перестанет чувствовать себя неловко в его объятиях. Уже сейчас ее губы откликались на поцелуй, а внизу живота медленно разливалось томное тепло. Ровена робко провела ладонью по его груди, очерчивая твердые мускулы под рубашкой. Себастьян отстранился и, тяжело дыша, уткнулся лицом в волосы девушки:

– Ровена?

Вопрос повис в воздухе. Вместо ответа она, продолжая его целовать, скользнула на колени нареченного. Стянула с его плеч легкий летний пиджак и обвила руками его шею.

Себастьян целовался не спеша, словно наслаждаясь каждой секундой. «Целомудренно», – с удивлением отметила про себя Ровена и внезапно поняла почему. Он считал ее девственницей. Девушка замерла, но, когда он послушно отстранился, снова прижалась к его губам.

Рано или поздно он все равно узнает, и не стоит играть в игры, ведь их браку и так предстоит преодолеть немало преград. Им необходимо с самого начала быть честными друг с другом, если они надеются построить равные, уважительные отношения. Поэтому, хотя в горле стоял ком, Ровена развязала пеньюар и позволила легкой ткани соскользнуть с плеч. Затем одним движением сдернула через голову ночную сорочку и отбросила ее на землю, рядом со скамейкой. Не дожидаясь согласия, Себастьян подхватил девушку на руки и осторожно опустился на траву.

– Ровена, – простонал он. – Что ты делаешь?

Свежий ночной ветерок холодил обнаженную кожу, Ровена зябко поежилась. Еще сильнее прижавшись к Себастьяну, она с благодарностью наслаждалась его теплом. Да, она сознавала, что это крепкое мужское тело принадлежит не Джонатону, но еще отдающийся в ушах пульс музыки, возбуждение от побега из душной спальни и волнующее ощущение от его близости разметали все сомнения.

– Я не невинна, – прошептала Ровена в ямочку у горла.

Себастьян застонал, а девушка быстро расстегнула пуговицы на его рубашке и теснее прижалась к его груди.

Молодой человек провел ладонями по ее гладкой, бархатистой спине, и у Ровены перехватило дыхание. Себастьян перекатился наверх; она чувствовала, как он пытается расстегнуть брюки. Ровена выгнулась, мысленно поторапливая события.

– Да, – прошептала она. – Да…

Но с языка чуть не сорвалось имя Джонатона.

Ее будто окатили ведром холодной воды. Внезапно нависшее над ней мужское тело вновь стало чужим. В спину упиралась колкая ветка. Что она делает? Как получилось, что ситуация зашла так далеко?

– Нет. Пожалуйста, остановись.

Ровена потянулась, нащупала брошенную ночную сорочку и прижала к груди.

С протяжным стоном Себастьян растянулся рядом. Она слушала его тяжелое дыхание, и глаза защипало от слез. Неужели она безнадежна?

Он прикрыл лицо рукой, и Ровена торопливо натянула сорочку, накинула пеньюар. Себастьян не шевелился. Тогда она сделала глубокий вдох и легонько коснулась его плеча:

– С тобой все хорошо?

– Да.

Себастьян сел. Девушка передала ему рубашку и отвернулась, пока он одевался.

– Только я не понимаю, что сейчас произошло.

– Прости, – покаянно выдавила Ровена. – Не знаю, что на меня нашло. Я просто хотела…

– Стоп! – Себастьян прижал палец к ее губам. – Не вздумай извиняться. Мы зашли слишком далеко, и ты правильно сделала, что остановила это. Следует подождать до свадьбы.

Ровена хотела сказать правду. Признаться, что действительно чувствует к нему влечение, но растеряна. Что до сих пор каждую ночь тоскует о Джонатоне. Но один взгляд на его доброе, искреннее лицо заставил ее крепче сжать губы. Себастьян перенес достаточно сердечной боли, и нечестно умножать ее излишними откровениями.

Впрочем, несмотря на смятение и разочарование в себе, Ровена также ощущала и огромное облегчение. Их недавний поцелуй никак нельзя было назвать просто дружеским, и теперь она точно знала, что когда-нибудь сможет разделить с Себастьяном супружеское ложе… Только не теперь.

Повинуясь порыву, девушка наклонилась и нежно поцеловала его в губы.

– А сейчас, мой дорогой будущий муж, расскажите, как вы собираетесь незаметно доставить меня обратно в дом?

* * *

Пруденс Уилкс торопливо поднималась по ступенькам квартиры в Кэмден-Тауне, удивляясь, что так быстро пролетело время. Ей нравилось встречать вернувшегося с работы мужа горячим ужином. Эндрю так выматывался после погрузки тюков, что с трудом держался на ногах. А если на столе не будет приготовленной еды, он, скорее всего, заснет в ожидании.

После поступления в Королевский ветеринарный колледж Эндрю стал работать с удвоенным рвением. Он ничего не говорил, но Пруденс знала, что ему не нравится жить на ее деньги. Эндрю трудился, не жалея себя, чтобы к осени, когда начнутся занятия, молодоженам не пришлось тратить небольшое наследство, оставленное матерью девушки.

Повернув в замке ключ, Пруденс вошла в душную квартиру и сразу же заторопилась к вентилятору – недавно она разорилась на дорогую покупку. Прибор годился только на то, чтобы разгонять по комнате жаркий воздух, но даже небольшой создаваемый им ветерок освежал. Немного. Уходя, Пруденс открыла все окна, но Эндрю не нравилось, когда в его отсутствие она оставляла открытой дверь. А квартира была такой длинной и узкой, что воздух просто не доходил из гостиной до дальней спальни; распахнутые настежь окна не помогали.

Пруденс ходила в сад при церкви Святого Панкратия посидеть с книжкой в тени деревьев. Журчание воды в фонтанах создавало иллюзию прохлады, несмотря на стекающий по спине пот. Во всяком случае, там она чувствовала себя лучше, чем в удушающем зное квартиры. Пруденс старалась не вспоминать о прохладных, просторных комнатах мейфэрского особняка, где прошло ее детство. Та жизнь умерла вместе с сэром Филипом. Сейчас у нее новая жизнь, и, что ни говори, неплохая. Просто совсем иная.

Подойдя к небольшой тумбочке рядом с раковиной, Пруденс положила на нее купленный по дороге кусок льда, завернутый в мешковину. Приподняв угол обертки, она отколола небольшой кусок и кинула в стакан. Затем плотно завернула лед в мешковину и убрала в крошечный ледник. Налила в стакан воды, жадно выпила, налила еще и приступила к готовке. К духовке она сегодня не подойдет ни за что на свете. Остается надеяться, что Эндрю одобрит приобретенные в мясной лавке сосиски с холодным гарниром из свежих помидоров.

За готовкой молодая женщина вспомнила, что в кармане по-прежнему лежит письмо Виктории. Пруденс положила сосиски на сковородку, нарезала помидоры и красиво разложила на тарелке. Вряд ли кто-нибудь назвал бы ее хорошей кухаркой и хозяйкой, но, по крайней мере, она старалась.

Прихватив стакан с холодной водой, Пруденс присела у кухонного стола и распечатала письмо. Пробегая глазами наспех набросанные строчки, она слышала в голове недовольный, торопливый говорок названой сестры.

Милая моя Пру!

Я бы с радостью променяла все удобства Саммерсета на твою крошечную софу у окна. Как же я устала от постоянной опеки! Все вокруг не спускают с меня глаз, словно я могу рассыпаться в любой момент. Доктор сказал, что я совершенно здорова, астма меня больше не беспокоит благодаря снадобьям няни Айрис, и все равно суета не стихает!

Но перейдем к хорошим новостям. Я наконец-то зажала дядю Конрада в угол и потребовала назвать дату, когда смогу уехать из имения. Он же обещал, ты помнишь, но не спешит исполнить обещание. Но я-то не забыла разговор о собственной квартире в Лондоне. Элинор уже присматривает подходящую.

До свадьбы остался целый месяц, но все только и говорят о ней день и ночь. Кажется, Ровена тоже уже слышать о ней не может, как и я. А бедняга Себастьян прячется каждый раз, когда завидит на горизонте тетю Шарлотту под ручку со своей матушкой.

Я так счастлива, что приняла решение никогда не выходить замуж.

Думаю, что Ро и Себу следует поступить так же, как вы с Эндрю: неделя на подготовку, быстрое венчание и отъезд!

Ну, теперь я могу надеяться на скорую встречу с тобой. Я собираюсь приехать в Лондон примерно через неделю, посмотреть найденные Элинор квартиры. Дам тебе знать, как только уточню дату. И почему ты не поставишь у себя телефон? Это же так удобно!

Целую, Вик.

Пруденс отложила письмо. В груди боролись самые противоречивые чувства. Она обиделась бы на бестактное замечание о телефоне, но Виктория ничего не смыслила в деньгах и даже не догадывалась, что подруге такая роскошь просто не по карману. Так что винить ее не следовало.

Если не лгать себе, причиной тяжести в груди стало вовсе не это, а упоминание о предстоящей свадьбе.

А ведь она думала, что благополучно забыла о Себастьяне. Так и есть. Конечно забыла. Все равно у них не было ничего, кроме легкого флирта. Воспоминания о том единственном поцелуе Пруденс упорно гнала от себя. Разумеется, это не в счет.

Впрочем, если быть еще более честной, придется признать, что больше всего ее задевала не сама свадьба. Девушка не могла смириться с тем, что избранницей Себастьяна стала Ровена.

Ровена, чей беспечный договор с дядей привел к тому, что с Пруденс начали обращаться как с прислугой. Ровена, которая лгала и заметала следы, рассуждала о благих намерениях, но то и дело причиняла окружающим боль. Она считала Ровену сестрой, но столкнулась с предательством.

Такое трудно выбросить из памяти, это остается в сердце навсегда.

К реальности Пруденс вернул густой, едкий дым, идущий от сковороды. Сосиски!

Она вскочила из-за стола, опрокинув в спешке стул. Подхватила горячую сковородку, бросила в мойку и включила воду. Кухню затянуло густым дымом, в глазах защипало. И как она забыла об ужине, сидя всего в нескольких шагах от плиты?

По лицу покатились слезы. Дурацкие сосиски. Она ненавидела готовку. А сейчас, ко всему прочему, в глубине души закипала ненависть к Ровене.

Пруденс разрыдалась. Она даже не услышала, как открылась дверь, пока та с грохотом не захлопнулась.

– Надеюсь, ты горюешь не из-за моего ужина.

Эндрю поставил на стол судки, в которых обычно носил на работу обед, и прижал жену к себе.

Она положила голову ему на грудь и сглотнула слезы:

– Я такая неумеха. Ничего у меня не получается. – Она обвела рукой квартиру, но Эндрю понял и без слов.

– Но ведь тебя никто не учил этому. Домашние дела тебе в новинку, как мне работа в порту и жизнь в большом городе. Прояви капельку терпения, любовь моя.

Пруденс всхлипнула; слезы понемногу успокаивались и вскоре прекратились совсем. Она запрокинула голову и посмотрела в карие глаза мужа. Даже усталость не могла скрыть сияющую в них любовь, и никаких следов досады из-за испорченного ужина.

– Мне просто хочется справляться с домашними делами лучше, ради тебя.

– А мне хочется иметь достаточно денег и нанять служанку, чтобы она помогала тебе с черной работой. Но у меня их нет, так какой смысл нам сокрушаться о несбыточном?

Его голос был настолько нежен, что глаза Пруденс снова наполнились слезами.

Эндрю легонько встряхнул жену, умоляя прекратить потоп. Она рассмеялась и вытерла щеки:

– Но что делать с ужином?

– Все равно сейчас слишком жарко для готовки, – пожал плечами Эндрю. – Давай спустимся в паб за пивом и пирогом с почками. Пусть для разнообразия у плиты сегодня потеет кто-то другой.

Улыбнувшись сквозь слезы, Пруденс поцеловала мужа и побежала приводить себя в порядок. На пути в спальню она подхватила письмо от Виктории и бросила в печь, приказав себе никогда больше не вспоминать об этой свадьбе за много миль от Лондона. Она любит своего мужа, и неважно, что жизнь приняла несколько иной оборот, чем рисовалось в мечтах. Себастьян и Ровена остались в прошлом, и незачем постоянно возвращаться к нему.

Глава третья

По узкому коридору Виктория прошла за Элинор в просторную гостиную. Они осматривали первую из выбранных сиделкой квартир. В центре комнаты девушка остановилась и повернулась вокруг себя, внимательно оглядывая обстановку. Гостиная – одно из самых важных мест в доме, ведь именно в ней протекает бо́льшая часть дня.

Деревянный пол нуждался в ремонте, но можно закрыть потертые места ковриками. Струящийся сквозь узкие высокие окна свет подчеркивал осыпающуюся со стен штукатурку и перегоревшие лампочки.

Сердце Виктории сжалось от тоски, но она решительно выпалила: «Берем!» – раньше, чем Элинор успела показать остальные комнаты.

– Ты же не видела еще другие квартиры, – засмеялась сиделка.

Но девушка ее не слушала.

Мистер Барри, стряпчий ее покойного отца, недовольно шмыгнул носом:

– Мне кажется, мисс Виктория, что вашему дяде этот адрес совсем не понравится. Юная леди права. Мы можем показать вам другие, более подходящие квартиры.

Мистер Барри решительно не одобрял даже самого выбора женщин вести самостоятельную жизнь, отвергая замужество, и уж тем более для Виктории, которую, при ее юности и родственных узах, такая жизнь безусловно опозорит в глазах света. Девушка понимала, что стряпчий помогает ей в поиске жилья только из уважения к памяти ее отца и в надежде на покровительство дяди, графа Саммерсета.

– А ты что думаешь? – спросила она Элинор после осмотра еще трех комнат.

Всего же квартира состояла из семи: гостиной, кухни, двух просторных спален, комнаты для служанки, ванной и небольшого кабинета с очаровательным, выходящим в парк эркером. Всю обстановку покрывал плотный слой пыли и патины, будто дом долгое время простоял пустым. Хотя, если верить мистеру Барри, старая хозяйка только недавно переехала к сыну. Видимо, она не сочла нужным произвести перед отъездом генеральную уборку.

От удивления голубые глаза Элинор стали еще больше.

– Надо же, какая огромная квартира, – сказала она, подбоченившись. – Нам придется целыми днями заниматься уборкой.

Услышав ист-эндский акцент, мистер Барри поморщился. Интересно, известно ли достопочтенному стряпчему, что Виктория познакомилась со своей новой подругой в тюрьме? Элинор работала там сиделкой, и ее доброта стала ярким маяком в черные, полные отчаяния дни. Помимо всего прочего, именно она известила семью Виктории о ее состоянии. И только потому, что рядом с племянницей постоянно будет находиться сиделка с медицинским образованием, дядя Конрад разрешил ей переехать в Лондон.

– Так мы наймем служанку, – заморгала Виктория.

– А, служанку. Точно. Какая же я глупая, – хихикнула Элинор. – Ну, что я тогда могу сказать – это место ближе к моей работе и приюту, где ты хочешь помогать, чем все остальные квартиры в списке.

У мистера Барри даже усы заколыхались от негодования.

– Право же, мисс Виктория, я считаю, что квартира в районе Бонд-стрит подойдет вам намного больше, да и…

Неприкрытое осуждение только раззадорило Викторию и разожгло ее врожденное упрямство.

– Нет. Нам с Элинор нравится эта. Она прекрасно подходит нам обеим. Не придется тратить много времени, чтобы добраться до работы, да и семья Элинор живет недалеко отсюда, в Уайтчепеле.

От удивления мистер Барри распахнул рот, но тут же закрыл, не произнеся ни слова, и девушка возликовала в душе от своей пусть маленькой, но победы. Они наймут служанку и сделают это место своим новым домом.

Она обретет свободу.

После того как стряпчий пообещал отослать необходимые бумаги на подпись дяде, а Элинор побежала на работу, Виктория получила возможность познакомиться с окрестностями. Объявив шоферу, что хочет подышать свежим воздухом, она отправилась на прогулку пешком. Все равно далеко забрести не удастся, ведь она обещала Киту заглянуть в гости на чай.

Ближайшие улицы оказались довольно оживленными. Виктория приметила магазин тканей, ателье модистки, ресторан на открытом воздухе и книжную лавку – все в пределах короткой прогулки от дома. Большинство прохожих были неплохо одеты, пусть и не по последней моде. Девушка дошла до поворота и заметила остановку метро дальше по улице.

Виктории не терпелось начать самостоятельную жизнь. Сейчас она понимала, что желание заниматься ботаникой было не чем иным, как последней попыткой не терять связи с покойным отцом. Да, она любила ботанику, но гораздо больше мисс Бакстон интересовало подробное изучение свойств растений, особенно их применение во врачебной практике. Сильнее же всего ее одолевало стремление нести в мир добро, сделать его лучше. Пока придется удовольствоваться преподаванием в приюте. Кит дразнил ее добродетельной занудой, но кому какое дело до его мнения?

Чем больше она осматривалась, тем крепче росло в душе убеждение, что район довольно уютный. Он совсем не напоминал Мейфэр, где выросли девочки Бакстон, но и здесь можно чувствовать себя счастливой. Воспоминание о любимом с детства доме нагнало грусть, и Виктория повернула обратно, к ожидающему ее автомобилю. Дядя Конрад принял мудрое (для себя) решение и после смерти брата перевез племянниц в фамильное имение, а лондонский особняк сдал в аренду. Так что теперь в светлом, милом доме, где Виктория прожила столько счастливых моментов, хозяйничали американцы – без сомнения, шумные, неаккуратные и абсолютно не ценящие выпавшее им счастье.

К особняку Киттреджей в Белгравии Виктория подъезжала в подавленном настроении. Не так она представляла себе знакомство с матерью Кита. Перед встречей с умной и экстравагантной миссис Киттредж следовало быть в лучшей форме.

Виктория подождала, пока шофер не откроет ей дверь, и сделала глубокий вдох. Дом Киттреджей, в отличие от строгого, полного достоинства лондонского дома ее дяди, был довольно вычурным и явно рассчитанным на то, чтобы производить впечатление. Киттреджи не так давно купили себе путь в высший свет и, как многие нувориши, обожали сорить деньгами. Особняк занимал почти целый квартал и включал в себя каретную, где теперь Киттреджи держали автомобили, и конюшни на заднем дворе.

Дворецкий проводил Викторию в гостиную. При виде дам, чинно сидящих в гостиной, у Виктории оборвалось сердце. Она поискала глазами Кита, но кислое выражение на лице друга расстроило ее еще больше. Самой миссис Киттредж в салоне не было.

Увидев ее, Кит с явным облегчением вскочил:

– Виктория, как я рад тебя видеть! Ты наверняка знакома с миссис Гертрудой Асквит, леди Элизабет Рейнхард, леди Элоизой Каш и миссис Женевьевой Балфур.

Девушка кивала, не переставая улыбаться, то и дело бросая на Кита вопросительные взгляды.

– Как поживаете? Сегодня ужасно жарко, не правда ли?

Она обращалась ко всем собравшимся, но при последнем замечании Кит так и подскочил, будто ухватившись за спасительную соломинку:

– Очень жарко! Позволь принести тебе лимонада?

– Очень мило с твоей стороны, благодарю.

Виктория посмотрела на софу, где оставалось свободное место. Конечно, поддержка друга не помешает, если придется пить чай в окружении этих светских матрон, которые, без сомнения, уже знали о ее заключении. Но стоит ли подавать Киту ложные надежды? Впрочем, другое свободное место было между миссис Асквит и леди Каш, а такого соседства Виктория бы точно не вынесла.

Она присела на софу и отгородилась от женщин рассеянной вежливой улыбкой. Те не сводили с юной гостьи взглядов, в которых под различной степенью любопытства читалось въевшееся годами неодобрение. После некоторого раздумья Виктория отнесла его к своему наряду, ведь она посмела оскорбить благородные чувства дам простой саржевой юбкой для прогулок и белой кружевной блузкой с коротким рукавом. Только сейчас девушка вспомнила, что скинула жакет в машине и оставила его там.

– Как продвигается подготовка к свадьбе вашей сестры, дорогуша? – осведомилась миссис Асквит.

На даме было вычурное платье-кимоно из шелка табачного цвета, но больше всего Викторию поразила соломенная шляпа с приколотой на тулье коричневой птицей, подозрительно похожей на настоящую. Оставалось только надеяться, что это не чучело.

С трудом отведя взгляд от несчастной птички, Виктория сказала:

– Просто чудесно. Хотя они с женихом решили немного отодвинуть дату.

Леди Каш осуждающе зацокала языком:

– Мне помнится, они уже второй раз откладывают свадьбу.

Все женщины разом пригнулись вперед, в предвкушении свежих сплетен. Виктория невольно вжалась в спинку софы:

– Да. Видите ли, старшая сестра Себастьяна вот-вот должна родить, а он очень хочет, чтобы она присутствовала на церемонии.

Леди Каш разочарованно выпрямилась. Остальные гостьи переглядывались, словно спрашивая друг у друга, не стоит ли отчитать юную нахалку за дерзость.

– Держи, – сказал Кит, подходя к ним и протягивая ей стакан с лимонадом.

Виктория с благодарностью приняла у него напиток и взглядом указала на соседнее место – если уж она попала на линию огня, то и Киту так просто не отделаться. Кит прекрасно ее понял и присел рядом с горестным выражением человека, идущего на эшафот. Девушка недоумевала, зачем ее вообще пригласили на это скучное чаепитие. И где миссис Киттредж?

– Вы приехали в Лондон с тетушкой? – поинтересовалась леди Балфур.

После глотка холодного лимонада и в присутствии Кита Виктория воспряла духом и невольно перешла на легкомысленный тон, которым обычно прикрывалась от тети Шарлотты:

– Нет. Я тут сама по себе. Присматриваю квартиру.

Брови солидной дамы изогнулись.

– Зачем, господи помилуй?

– Переезжаю в Лондон, меня здесь ждет работа. Буду помогать в благотворительном приюте Роджерса. На добровольных началах.

Леди Рейнхард, до сих пор хранившая молчание, громко охнула, и даже мертвая птица на шляпке миссис Асквит с упреком уставилась на девушку.

Кит рядом закашлялся, чтобы скрыть смех, что только раззадорило Викторию.

– В жизни не слышала ничего подобного! – воскликнула леди Каш.

– Представьте себе, – кивнула Виктория. – Начну самостоятельную жизнь. Со мной будет жить сиделка, с которой мы познакомились в тюрьме.

В салоне повисла звенящая тишина. Женщины бросали друг на друга красноречивые взгляды, словно не знали, как вести себя после этих слов. В конце концов, Виктория приходилась племянницей внушающей страх и уважение графине Саммерсет, а отец девушки носил рыцарское звание.

– Шокируешь моих гостей, Виктория?

Все головы разом повернулись на низкий обворожительный голос миссис Киттредж. Едва перевалило за полдень, и хозяйка дома красовалась в синем, отделанном кружевом, утреннем платье, словно это был наряд для вечерних торжеств. Как обычно, она предпочитала немного восточный стиль туалета: низкий лиф и широкие рукава-кимоно. Роскошные темные волосы были зачесаны назад, а дерзкая прямая челка подчеркивала бархатные миндалевидные глаза. На губах ее играла веселая улыбка, но во взгляде Виктория ясно прочитала обращенное к ней предупреждение. Да, она не против непринужденной беседы, но переступать границу дозволенного не разрешит никому.