Текст книги "«Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4"

АНТИКА
Том 4

ФОТОАЛЬБОМ

Раненый Ахиллес

Амур и Психея

Ахилл

Гомер читает поэмы

Кассандра умоляет Афину отомстить Аяксу

Чтение из Гомера

Эней, Анхиз и Асканий покидают Трою

Одиссей сбрасывает Астинакса со стены Трои

Апофеоз Гомера

Афродита дает Психее поручение

Убийство Приама

Океаниды с телом Ахилла

Морская нимфа

Психея, предлагающая Венере воду Стикса

Аристотель с бюстом Гомера

Нимфа источника

Смерть Ахиллеса

Лаокоон и его сыновья

Венера предостерегает своего сына Энея

Лаокоон

Апофеоз Гомера

Еврипид
ГЕКУБА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Тень Полидора – младшего сына Приама и Гекубы (II)

Одиссей – царь Итаки (III)

Талфибий – ахейский герольд (III)

Гекуба – вдова троянского царя Приама (I)

Служанка (III)

Агамемнон – царь аргосский – предводитель ахейской рати (III)

Хор из 15 пленных троянок

Поликсена – дочь Гекубы (II)

Полиместор – фракийский царь (II)

Действие в Херсонесе Фракийском, после падения Трои.

ПРОЛОГ

Предрассветный туман. Побережье моря. Вдали смутно пестреют паруса триер ахейский стан; на сцене шатер Агамемнона. Около нее появляется тень Полидора.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Тень Полидора

Приют теней и тяжкие врата

Аидовы покинул я, которых

Чуждаются и боги. Полидором

Меня зовут, и дочерью Киссея,

Гекубою, Приаму я рожден.

Когда копье ахейское грозило

Твердыням Илиона, из своей

Отец меня земли троянской к другу

Фракийскому в чертог его, таясь,

Послал. Над этой гладью Полиместор,

И для семян пригодной, и коням

Отрадною, царит. Немало злата

Приам со мной отправил тайно, чтобы,

Коль Илион возьмут, нужды его

Не видеть детям. Младшего ж из Трои

Он удалил, во мне таясь затем,

Что ни меча, ни тяжкого доспеха

Еще рукой я детской не носил.

А здесь, пока ограды стен и башен

Нетронуты стояли и копье

Не изменяло Гектору, несчастный

И брат его, фракийцу мил я был:

Как молодой побег, меня лелеял

Отцовский гость.

Но гибнет Илион.

Под солнцем нет и Гектора, и отчий

Очаг разбит, а возле алтаря,

Хранимого богами, неподвижен

Лежит Приам, десницу обагрив

Рожденному Пелидом, – и постылым

Я делаюсь фракийцу; он меня,

Злосчастного, возжаждав злата, солнца

Лишает и пучине отдает,

Сокровища присвоив.

Этот берег

Моя постель. Здесь, пеною морской

Да волнами прибоя и отбоя

Лелеемый, я насыпи и слез

Лишен, увы! Над матерью теперь,

Гекубою, воспрянул я, покинув

Телесные останки: третий день

Прошел, как я убит, и столько ж, Трою

На Херсонес сменив, томится дней

И мать моя… Недвижим флот союзный

У берегов фракийских, и ахейцы

В бездействии три дня сидят. Пелид,

Над насыпью могильною поднявшись,

Остановил движенье весел, жадных

До волн отчизны, и сестры моей

От воинов он требует, для гроба

Отрадной жертвы. И недаром царь

Добычи этой ждет: друзья присудят

Желанное ему. Сегодня мать

Должна двоих детей увидеть трупы

Моей сестры и мой: к ногам рабы

Убитого прибьет морская пена.

Я умолил властителей глубин

Подземных матери прикосновеньем

И насыпью могильною мои

Почтить останки… и свершится это.

Покуда ж пред старыми ее

Не покажусь очами я. Атридов

Гекуба дом сейчас покинет: тень

Моя во сне царицу испугала…

Увы!

О мать моя! Царицею заснуть

И встретить утро в рабской ризе – плата

Жестокая за прошлое… Иль бог

Какой-нибудь тебя, Гекуба, губит,

Что счастья ты познала тяжкий блеск.

(Исчезает. На сцене никого.)

Голос Гекубы

(из шатра)

О девушки… выйти мне дайте!

Поднимите, троянки, рабыню,

Что когда-то звали царицей.

Вы берите меня, вы ведите меня,

Поднимайте за дряхлую руку.

На костыль опершись, попытаться хочу

Эту сень скорее оставить,

Пред дрожащей стопой

Подвигая опору.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Из шатра в сопровождении нескольких рабынь, которые ее поддерживают, выходит Гекуба, опираясь на высокий посох. Ее волосы густы и сплошь в серебряных нитях седины – они подрезаны. Одежда темная и бедная. В темных глазах проблескивают затаившиеся искры.

Гекуба

О молнии Зевса! О мрачная ночь!

О, зачем среди теней твоих

Это виденье?

О царица Земля. Возвращаю тебе,

Сновидений мать чернокрылых,

Призрак ночи, твое исчадье…

Сына, который таится во Фракии, дочь Поликсену,

Милую дочь, ты в виденье, вселяющем ужас холодный,

Сердцу явила.

О боги земли, спасите мне сына.

Нашей ладьи якорь последний,

Он один под кровом отчего друга

В этой фракийской земле

Снеговершинной храним.

Новое что-то

Близится, точно песня, полная слез,

К сердцу, полному слез:

Так никогда оно не дрожало

Без перерыва от ужаса, сердце мое.

Если б, о девы, теперь нам

Гелена вечного, если б

Сон объяснила Кассандра.

Где она, где?

Видела: лань я пятнистую будто, к коленям прижавши,

Тщетно от волка спасаю – нет жалости в пасти кровавой.

А потом… а потом – новый ужас:

Над вершиной могильной

Встала тень Ахиллеса – она

Из троянок несчастных – одной

Для гроба просила…

О боги! Спасите мое,

Мое спасите дитя,

Вас молю я, мою Поликсену.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

На орхестру спускается хор из троянских пленниц.

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ ХОРА

Хор

На крылатых стопах мой покинут шатер:

Я украдкой к тебе, Гекуба,

От постылого ложа, где жребий меня

Оковал, далеко от Трои,

Ахейца рабыню с злаченым копьем

И лова его добычу.

Но я бремени муки с тебя не сниму…

Мои вести – новое иго,

И сама я, царица, – зловещий герольд.

На собранье людном данаев,

Говорят, решено Ахиллесу твою

Дочь зарезать. Слыхала ль: горя

Кольчугой, он встал над гробом?

Это он и ладьи на волнах удержал,

А у них уж ветрила вздувались тогда,

Напрягая канаты, – и царь возопил:

«О, куда ж вы, могилу мою

Обделив, куда ж вы, данаи?»

И волны сшибались в пучине вражды,

Где эллинов мысли двоились.

Одни копьеносцы кричали: «Дадим

Могиле девицу», другие:

«Не надо» – кричали. Меж них

И ложе был вещей вакханки твоей

Почтивший – Атрид Агамемнон.

А против вздымались две ветви младых

На древе Афины – две речи лились

И волей сливались единой.

Шумели герои, что надо венчать

Могилу свежею кровью;

Что стыдно для ложа Кассандры – копье

Ахилла унизить, шумели.

Но чаши весов колебались еще,

Пока сын Лаэрта, чей ум

Затейливей ткани узорной,

Чьи сладкие речи умеют сердца

Мужей уловлять, не вмешался.

И так говорил он, внушая мужам:

«Иль лучшему в сонмах Данайских

Рабыню убить пожалеем?

Смотрите, чтоб мертвый, царице представ

Аида, данайцев не назвал,

Собратий забывших, которых в Аид

Сослала любовь их к Элладе

С Троянской равнины».

Сейчас Одиссей, царица, придет…

Детеныша он от сосцов

Твоих оторвет материнских,

Вырвет из старой руки.

Иди к кораблям, иди к алтарям!

Колени Атрида с мольбой

Обняв, призывай ты небесных,

Подземных царей заклинай!..

И если помогут мольбы,

Дочь будет с тобою, Гекуба…

Иначе увидеть придется тебе,

Как девичья кровь обагряет

Вершину могилы

И черные реки бегут

С золотых ожерелий.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Гекуба

О горе! Увы! О, чем отзовусь?

Стенаньем каким или плачем?

Ты, рабское иго, меня,

Ты, ярмо, совсем задавило…

О, кто защитит? Какая семья?

Иль город какой?

Старик – под землей. Ушли сыновья.

Куда же я кинусь? Куда?

Направо ли брошусь? Налево ль? Куда…

Иль бог или демон какой

Старухе пособит?

Троянки, о вестницы горя,

О вестницы мук,

Сгубили, убили меня вы

Нет больше под солнцем

Мне жизни желанной.

Ты, старости жалкий костыль,

Веди к ограде старуху,

Показывай путь!

Дитя мое! дочь

Самой несчастной, – о, выйди!

Не слышишь? О, какая молва

В ушах материнских звучит,

Какая молва!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Из боковых дверей выходит Поликсена. Ее руки и шея украшены золотом.

Поликсена

Ио!

О мать моя, мать, зачем я тебе?

Точно птенца, ты меня

Криком зачем спугнула?

Гекуба

Горе!

Поликсена

Над чем ты? О, черное слово!..

Гекуба

Над жизнью… над жизнью твоей…

Поликсена

Не прячь же… Скажи…

Робею, поклясться могу,

Я этого стона.

Гекуба

О жалкий ребенок…

Поликсена

Ясней, бога ради!

Гекуба

Решеньем одним уста их полны

Тебя заколоть на могиле

Пелеева сына…

Поликсена

Увы! О мать моя, мать… грозного горя

Голос откуда ж в тебе

Этот звучит? Горя-то голос?

Гекуба

Сказ несказанный – снова услышь:

Аргос с тобой,

Аргос с тобой порешил…

Поликсена

(после минутной паузы)

Страдалица злосчастная о муже,

О, горький жребий матери… Опять,

Клеймо тебе на сердце разжигая,

Демон какой-то кладет…

Итак – твой ребенок с тобою,

Жалкой и старой,

Иго неволи делить

Больше не может…

Сочной травой ущелий

Вскормленную телку

От тебя уведут,

Из рук твоих вырвут, зарежут

Для впадины черной – где мертвых делить

Должна я постели…

Над долей твоей, моя горькая мать,

Я плачу, все стоны – тебе…

Своей же позорной и низкой

Мне жизни не жалко… И нет для меня

Выхода лучше, чем смерть.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Одиссей с чужой стороны. Одет по-царски, со скипетром и свитой.

Корифей

Чу… Одиссей… Как шаг его поспешен!

К тебе, Гекуба, речь он обратит.

Одиссей

(к Гекубе)

О женщина! Ты волю войсковую

И приговор, должно быть, знаешь. Вот

Наш приговор: «Ахейцы присудили

Рожденную тобою Поликсену

Под насыпью Пелида заколоть».

Мы здесь теперь послами от ахейцев,

Чтоб увести девицу. А жрецом

Пелидов сын назначен ей – надеюсь,

Что силою девицу отрывать

Не вынудишь меня ты, отбиваясь.

Ведь налицо беда-то. Что же тут

Поделаешь? А мудрый и в несчастье

Рассудка не теряет, говорят…

Гекуба

Не миновать беды мне… очень трудной

И полной слез борьбы… Так вот зачем

Я до сих пор живу, хотя убитой

Сто раз бы быть мне, кажется. Меня

Доселе Зевс не губит, а питает,

Чтоб зрелищем горчайших бед мои

Не сытые ль еще глаза насытить…

О, коль рабам, царям когда-нибудь

Дозволено, их не ужалив речью,

Задать вопрос, слова твои моих

Ушей теперь, я верю, не минуют.

Одиссей

Задай вопрос. На время не скуплюсь.

Гекуба

Ты помнишь, царь, лазутчиком себя

Там, в Илионе?.. Лоскутами ризы

Обезображен был ты, а из глаз

Сочились по ланитам капли крови…

Одиссей

Глубокий след остался в сердце… Да.

Гекуба

Не мне ль одной ты был открыт Еленой?

Одиссей

В опасности я, точно, был большой.

Гекуба

Униженно ты обнял мне колени…

Одиссей

И рук разжать, казалось, я не мог.

Гекуба

Но я дала уйти тебе, ты помнишь?

Одиссей

Ты это солнце видеть мне дала.

Гекуба

А что сказал ты, раб мой, в те минуты?

Одиссей

Чтобы спастись, каких не скажешь слов?

Гекуба

Что ж? И тебе не стыдно? Сам признался,

Что стольким мне обязан – и не только

Не заплатив добром, наоборот,

Меня же мучишь, сколько сил хватает.

О, семя ненавистное – витии

В погоне за отличьем! Никогда бы

И не слыхать про вас! В утеху черни

Вы губите друзей – и нипочем.

Я бы хотела знать, какой уловкой

Был приговор тот вызван. Может быть,

Вам кажется приличнее на гробе

Закалывать людей, а не быков?

Иль это месть Ахиллова убийцам,

И правая, по-вашему? Ребенок

Мой ни при чем тут все-таки. Пускай

Елены бы потребовал для гроба

Заколотой Пелеев сын: она

Его влекла под Трою и сгубила…

А если меч ваш выбирал красой

Меж пленными отмеченную, также

На нас он не падет. Тиндара дочь

И прелестью всех выше, и рожденьем,

Пусть, грешная, не уступает нам.

Вот мой ответ, о царь, на вашу правду.

Теперь пойми, чего Гекуба ждет,

Возмездия какого за услугу.

Ты подтвердил, что ты руки моей

И щек моих с мольбой касался старых,

Я то же делаю теперь.

Знаки мольбы. Одиссей стоит довольно спокойно, только слегка пожимая плечами.

И жду

Я милости возвратной. Нет, ребенка

Не вырывай из рук моих, ножа

К ее не подносите шее. Мертвых

Вокруг меня с избытком. В ней одна

Утеха, царь, и стольких передышка,

О, стольких мук… Все в ней одной теперь:

И город, и кормилица, и посох,

И поводырь. Ты – сильный, только сил

Не отдавай дурным страстям. Ты счастлив,

Но разве счастье вечно? Вспомни – мой ли

Завиден не был жребий? А гляди…

День, день один все счастье отнял…

Сжалься ж,

О борода, молящую почти.

Ступай назад к ахейцам, объясни им,

Разубеди: ведь оскорблять богов,

Убивши жен, которых уж когда-то

У алтарей простили… Сжалься… Сжальтесь…

Свободного ль, раба убить – у вас

Ведь равный грех, не правда ли? Ты властен:

В дурном и то ты убедил бы их…

Из царских уст или из уст безвестных

Одна и та ж звучит различно речь…

Корифей

Природы нет такой между людскими

Бесчувственной, чтоб на твои стенанья

И вопли не ответила слезой.

Одиссей

Ты ослепить дала себя, Гекуба,

Разгневанному сердцу – оттого

Разумные слова считаешь злыми.

За свой успех готов я уплатить

И тою же монетой. Повторяю

Тебе слова я эти, но и тех,

Произнесенных мною всенародно,

Я не возьму назад. А я сказал:

«Когда себе потребовал царевны

Тот, между нами первый, так нельзя ж

Нам отказать ему». Не горе это,

Когда один почет между людей

Что истинно достойному, что прочим.

Был истинно достоин Ахиллес,

И умер он прекрасно за Элладу.

Так не позорно ль было бы ему

При жизни льстить, как другу, а едва лишь

Глаза закрыть успел – из счета вон.

Ведь этак-то, случись опять созыв

Военных сил, гляди в глаза сраженье,

Пожалуй и задумается кто,

Увидевши, какой почет убитым,

Уж выступать ли, полно, поберечь

Не лучше ль жизнь? Да взять меня. Покуда

Я жив – мне много ль надо? Ну, а гроб

Я бы хотел почетный… Нашей славы

Предел далек…

Ты говоришь, жена,

Что твой плачевен жребий. Но не меньше

Несчастные старухи и у нас,

И старики такие ж, и невесты,

Чьих женихов покрыла Иды пыль,

Каких мужей покрыла! Духом падать

Ты не должна. Пойми: не слыть же нам

Невеждами, отказывая мертвым

В забвении небрежно. Да, у вас,

У варваров, нет уваженья к дружбе,

Вас славная не восхищает смерть

Мы ж, эллины, тем держимся. И вот

Что принесли, жена, вам ваши мысли.

Корифей

О рабство! Зла-то что в тебе, увы!

Чего, врагом осилена, не терпишь!

Гекуба

Увы… О дочь… Бесплодные слова

Рассеялись в эфире, нож не спрятан.

Искуснее меня ты, может быть,

Окажешься… Попробуй, Поликсена!

На все лады уста, как соловей,

Настраивай, чтоб не лишали жизни.

В слезах прильни к его коленям, дочь,

Умаливай, – он сам детей имеет:

Дочерней ли не тронется судьбой?

Поликсена

(видя, что Одиссей отшатнулся и, потупясь, прячет правую руку под плащ)

Я вижу, грек, как под одеждой руку

Ты затаил и отвернул лицо:

Ты, кажется, боишься, чтоб ланиты

С мольбой я не коснулась. Успокойся.

И «Зевса нищих» имени не жди

Из царских уст. А за тобой пойду я

И оттого, что надо, и затем,

Что умереть сама хочу. Довольно

Вам слабых жен, жизнелюбивых жен.

Да и на что мне жить? Престолом мира

Фригийского гордился мой отец;

Все в жизни ниже власти. Вырастала

Я для царей невестой – чей очаг

Я пламенем бы оживила, верно,

Был зависти б достоин. Между дев

Сияла я, как бог – не вечный только.

И я – раба… Не правда ль, самый звук,

Коль не родился с нами он, то смерти

Таит в себе желанье? А господ

Узнай-ка нрав заранее! Дикарь

Какой-нибудь, купив меня, заставит

Варить себе похлебку, дом мести,

У челнока поставит ту, что Гектор

Сестрою звал и столькие… А день

Окончится томительный, и ложе

Мне купленный невольник осквернит,

То ложе, что царей манило. Нет!

Свободными смежу глаза я, тело

Аиду отдавая. Уводи же,

И кончите со мною, Одиссей.

На лучшее надежды нет, и ждать

Мне нечего и незачем бороться.

Ты, мать моя, нам не мешай: ни слов,

Ни дел твоих не нужно больше; молча

Желание дели, чтоб порвалась

Цепь жизни и позора. Если губы

Еще едва смочила горечь, нам

Больнее и ярмо на шею. Право,

Счастливее и мертвый иногда,

Чем мы, живые. Жить без славы – трудно.

Одиссей стоит, опустив глаза, видимо тронутый словами Поликсены.

Корифей

О, меж людей на благородном знак

И грозный и красивый. Если доблесть

В ком светится, на том и знак горит.

Гекуба

Слова твои прекрасны, дочь, но горечь

В их красоте.

(Одиссею.)

Коль точно ублажить

Пелида вы обязаны, – иначе

Упреки ждут аргосцев, – убивать

Все ж нет ее причины; отведите

К Ахиллову костру меня, колоть

Гекубу нет запрета вам. Не ею ль

Парис зачат, чья горькая стрела

Рожденного Фетидой уложила?

Одиссей

(указывая на Поликсену)

Но не тебя, старуха, а ее

Потребовал, пойми, Пелидов образ.

Гекуба

Убейте нас тогда обеих – и

Кровавою напоите отрадой

И землю вы, и мертвеца вдвойне.

Одиссей

Достаточно одной. Не бойня ж это…

И девушку бы, кажется, зачем.

Гекуба

А все ж убить придется вам обеих.

Одиссей

(мрачно)

Кто ж это мне прикажет, не пойму…

Гекуба

(судорожно обнимает Поликсену)

Как дуб ее плющом я обмотаю…

Одиссей

(касаясь ее плеча)

Коль разума лишатся все вокруг.

Гекуба

Не выпущу… не выпущу ребенка.

Одиссей

(со сдержанным, но уже грозным гневом)

Но без нее я тоже не уйду.

Поликсена

(освобождаясь, мягко, но настойчиво)

Родная, успокойся!.. Сын Лаэрта,

Она сама себя не помнит… Это ж

Понятно… Не сердись… Не надо, мать!

Ведь он сильней… Или упасть ты хочешь?

Смотри, какие руки. Оттолкнет,

И, стукнувшись, ты старое покажешь

Уродливо-израненным лицо…

Пауза: несколько секунд молчаливой борьбы.

Где ж удержать тебе меня? На что

Надеешься? Довольно унижений.

Мне нежную скорее руку дай;

В последний раз прижмусь к твоей ланите:

Злосчастной, мне не видеть света дня!..

Последнему внимаешь ты привету;

О мать родная, – в ад я ухожу!

Гекуба

О дочь моя! Увы, рабыней жалкой

Богами суждено мне дни влачить!

Поликсена

Уйду в подземный мир одна, и ложе

Невесты царской одиноко здесь…

Гекуба

Дитя мое! Как за тебя мне горько,

Но мать твоя несчастней во сто крат!

Поликсена

В Аиде мне без ласк родимой страшно!

Гекуба

Увы! Что делать мне? Как кончить жизнь?

Поликсена

Я – дочь царя, и ухожу – рабыней!

Гекуба

О, сколько схоронила я детей!

Поликсена

Что мне отцу и Гектору поведать?

Гекуба

Что мать твоя – горчайшая из жен…

Поликсена

О грудь, меня вспоившая так сладко!

Гекуба

О дочь, безвременной добыча смерти!

Поликсена

Будь счастлива!.. Прощай и ты, Кассандра!..

Гекуба

Я счастья на пути своем не вижу,

Оно ушло от матери твоей!

Поликсена

Будь счастлив, Полидор, в степях фракийских!

Гекуба

Да, если жив он только… Сердце мне

Сомненье гложет, так несчастна я.

Поликсена

Нет, нет! Он жив, я знаю. Полидор

В последний час тебе глаза закроет…

Гекуба

Мне горе погасило свет очей!..

Поликсена

(Одиссею, освободившись от матери)

Царь Одиссей, идем, но только мне

Лицо завесь, а то, пожалуй, раньше,

Чем вы меня заколете, я сердцем

Растаю от рыданий материнских

Иль изведу слезами мать.

(К солнцу.)

Тебя

Еще назвать могу я, радость солнца,

Но свидимся мы разве между медью

Ножевою и пламенем костра…

(Поликсена спускает вуаль и уходит вместе с Одиссеем и свитой.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Гекуба и хор.

Гекуба

(вслед уходящим)

Ой… Лихо… Ухожу я… Факел гаснет…

Расходятся суставы… Дочь моя!

Возьми меня… Хоть руку дай… Дитя,

Не оставляй одну, бездетною… О смерть…

ПЕРВЫЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ

Хор

Строфа I

Ветер, ветер, дитя морей!

Ты по влажным полям несешь

Быстрокрылые челны… О,

О, куда же ты мчишь меня?

Где я, горькая, дом найду?

Где же купят нас?

На дорийских брегах?

Иль на фтийских лугах,

Где волнами бегут серебристыми

Апиданом потоки рожденные?

Антистрофа I

Или жребий мне дом сулил,

Окруженный волнами дом

Для печальной невольницы,

Там, где лавра священные

С пальмой ветви младой сплелись,

Над Латоею ложе мук одев,

Чтоб меж Делоса дев,

Артемида, твою прославляла я

Диадему златую и лук златой?

Строфа II

Или в веси Паллады,

Девы лучисто-колесной,

Нитями пестрыми буду

Пеплос ее шафранный

Я украшать, запрягая

Дивной коней в колесницу,

Деве рисуя титанов,

Зевса перуном пылких,

В вечную ночь погруженных.

Антистрофа II

Горе, горе… о дети…

Горе… о предки… О Троя!..

Ты, о добыча аргосцев,

Полная черным дымом,

Пламенем полная жадным!

Горькое имя рабыни!

Вместо небес фригийских

Рабское ложе в Европе…

Терем Аида не краше ль?

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Со стороны стана – Талфибий, уже старый глашатай, с царским скипетром.

Талфибий

(ищет глазами Гекубу, потом хору)

Где бывшую царицу Илиона,

О дочери троянские, найду?

Корифей

(указывая на неподвижную Гекубу)

Да вот она, Талфибий, темной ризой

Отделена от мира – на земле…

Талфибий

(после некоторой паузы)

О Зевс! О, что скажу я? Соблюдаешь

Ты точно ль нас? Иль даром ты почтен

От нас такою славой, а поставлен

Над смертными лишь Случай?

Здесь, в пыли,

Жена царя Приама, златоносных

Фригийских гор царица… Эта? Нет!

Невольница и дряхлая, детей

Пережила она. Пред ней и город

Пал, копьями расхищенный, – и вот

Она лежит, главою злополучной

Мешая пыль. Увы! И я – старик;

Но если там, в остатке жизни, скрыта

Такая же постыдная судьба,

Так умереть бы поскорей…

(Подходит к Гекубе и, склонившись над нею)

Старуха,

Встань, бедная! Ну, хоть приподнимись!..

Пауза.

Хоть голове-то дай расстаться с пылью…

Гекуба

(не вставая)

Кто не дает покоя и убитым?

Кто б ни был ты, не рушь меня, скорбящей.

Талфибий

Талфибий я. Данайский я глашатай,

А за тобой Агамемноном послан.

Гекуба

(поднимаясь и точно проснувшись)

О лучший друг! Не правда ль, ты принес

Решение ахейское – на гробе

Зарезать и меня? Как хорошо!

О, поспешим! Показывай дорогу.

Талфибий

Нет, женщина. Я здесь – сопровождать

Тебя к твоей покойнице. Ты можешь

Похоронить ее. Атриды с тем

Меня прислали и народ ахейский.

Гекуба

Так что же я услышу? Значит, смерть

Отсрочена опять? О вестник бедствий!

(Закрывает лицо руками. Пауза.)

И ты, о дочь оторванная, – смертью

Сиротство ты усилила мое.

(Пауза. Потом Талфибию.)

Но кончили вы как же с ней? Была ль

Хоть жалость в вас? Иль ужас был и злобен?

Хоть горько слышать – все же расскажи.

Талфибий

(не сразу)

Два дара слез над мертвою… Ну что же?

Послу и то награда… Оросят

Они лицо опять… И там – я плакал.

Громада сил ахейских у холма

Ахиллова, где дочь твою для жертвы

Готовили, – блистала полнотою.

Пелидов сын, касался руки

Царевниной, на холм ее поставил.

Я, как тебя, теперь их видел. Шли

И юноши отборные за ними,

Чтоб твоего детеныша держать

В минуту содроганий. Следом кубок

Из золота литой и полный царь,

Обеими руками взяв сначала,

Потом одной возносит и отцу

Готовится свершить он возлиянье.

Он знаком мне велит призвать народ

К молчанию, а я, в ряды вмешавшись,

Так говорю: «Молчание… молчи,

Ахейский люд… Молчите все…» Толпа

Застыла, как под штилем… Зазвучали

Слова Неоптолема: «О Пелид,

О мой отец, те чары, что приводят

К нам мертвецов, ты не отринь. Явись

Ты девичьей напиться крови чистой;

То войска дар и сына. Ты ж за это

Открой дорогу кораблям, узду

От них вручи ахейцам, чтобы легок

Наш был возврат и всем увидеть дом!»

Так вот слова его. А войско кликом

Венчало их.

Тут, взявшись за эфес,

Царь меч извлек сияющий. А свите

Отборной он кивает, чтоб схватила

Она юницу. Ею царский знак

Уловлен был, и речь ее ответом

Была к толпе: «Вы, Аргоса сыны,

Что город мой разрушили! Своею

Я умираю волей. Пусть никто

Меня не держит. Я подставлю горло

Без трепета. Но дайте умереть

Свободною, богами заклинаю,

Как и была свободна я. Сойти

Рабынею к теням царевне стыдно».

И смутный гул покрыл слова.

А царь

Агамемнон сказал: «Освободите».

И, царское приявши слово, дочь

Приамова от самого плеча

И по пояс свой пеплос разорвала,

Являя грудь прекрасней изваяний.

Потом, к земле склонив колено, так

Сказала нам она отважно: «Вот,

О юноша, вот – грудь моя, коль хочешь

Разить ее, ударь; а если шеи

Возжаждал нож, – мое открыто горло».

И, жалостью объят, Неоптолем,

Невольной волей движимый, дыханью

Ударом быстрым пресекает путь.

Потоком кровь из раны льется. Дева ж

Последний луч – старается упасть

Пристойно и скрывает, умирая,

То, что должно быть тайной для мужей.

Но только вздох последний отдан, мигом

В движенье все приходит: те бегут,

Умершую листами покрывают,

А те костер готовят и еловых

Туда несут вязанки сучьев; если ж

Кто ничего не делает, тому

Со всех сторон кричат: «Лентяй, негодный!

Чего стоишь? Убора ль не припас?

Иди сейчас и дар готовь – почтить

Великое, бестрепетное сердце».

Вот, женщина, о дочери твоей

Что говорили там покойной. Если

Между детьми твоих прекрасней нет,

Нет и тебя меж матерей несчастней.

Корифей

Клеймо беды на городе и вас,

Рожденные Приамом, боги выжгли.

Гекуба

О дочь!.. Но сколько ж бед передо мною?

Коснись одной, – глядишь, впилась другая,

А новая к себе влечет… Никак

Не выпустят из очереди сердца…

Страдание твое с ума нейдет

Я не могу не плакать. А ведь как бы

И скорби-то не стихнуть от вестей

Такой прекрасной смерти!

Если нива

С бесплодною землей орошена

И вовремя согрета небом, может

Она родить сторицей. А другие,

И тучные порой, неурожай

Постигнет от погоды. Между смертных

Совсем не то. Порочный только злым

И может быть. А добрый – только добрым:

Несчастия не властны извратить

Природный дар. Ну, а заслуга чья же?

Родивших ли иль тех, кто воспитал?

О, воспитанье много значит. Если

Кто обучен прекрасному, того

Не увлечет постыдное: имеет

Он образец в прекрасном.

Но зачем

Ты мечешь, ум, на воздух эти стрелы?

(Талфибию.)

Ступай, глашатай, грекам объяви,

Чтобы никто до мертвой не касался.

Пусть удалят толпу. Средь мириад

Бессильна и угроза. А матросы,

Да без вождя, – ведь это пламя, хуже

Чем пламя; и для них – кто зла бежит,

Тот сердцем слаб.

Талфибий уходит.

Ты, старая слуга,

Как встарь, сосуд возьми: с волною моря

Края его сравнявши, дашь сюда.

Рабыня уходит.

Сама хочу последним омовеньем

Ее омыть, мое дитя – невесту

Без жениха и деву без светлицы;

Затем – убрать по мере сил. Достойно

Я не могу; не стоит и мечтать.

Из украшений женских кое-что

У пленниц соберу, товарок в рабстве,

Что делят мой шатер. Ведь от господ

Припрятала ж иная от недавних

Хоть что-нибудь из прежнего добра.

О мой чертог, горевший позолотой…

Блаженная обитель… Ты, Приам,

Отец детей могучих и прекрасных,

И я, их мать, – о, как же низко мы,

Как глубоко мы с гордой выси пали!

Подумаешь, не все ль мы точно гребнем

Вздымаемся кичливо: тот – гордясь,

Что он богат, а тот – что между граждан

В почете он. Какая суета!

Заботы эти, замыслы… пустая

Шумиха слов. Того зови блаженным,

Кому не кроет зла насущный день.

(Уходит в палатку.)

ВТОРОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ

Хор

Строфа

Муку мою решили,

Гибель мою написали

В день, когда в ель на Иде

Париса топор вонзился

И он на темные волны

Замыслил ладью направить

Туда, за Пленой, коей

Краше и солнце златое

С выси своей не зрело.

Антистрофа

Мука на смену мукам,

Цепи цепей тяжелее,

И одного безумье

Народу стало на гибель.

Теперь тот спор пересмотрен,

Тот спор на лесистой Иде,

Когда волопас беспечный

Трех обитательниц неба

Мыслью судил земною.

Эпод

Он пересмотрен, да

На брань, на кровь, на убийство,

На гибель чертогам моим!

Но стонут и там,

На тихом Евроте,

Верно, спартанки:

Стонет и плачет дева в дому;

Дряхлой рукой терзает

Мать там косы седые,

Щеки терзает, а кровь

По пальцам с ногтей струится.