Текст книги "Крупная дичь"

Бойл Т. КОРАГЕССАН
КРУПНАЯ ДИЧЬ

Охотиться надо всю жизнь, пока не переведется зверь, на которого охотишься.

Эрнест Хемингуэй. «Зеленые холмы Африки»

* * *

В принципе перестрелять можно было хоть всех, даже слониху – только плати, – но Бернард не поощрял подобных поползновений. Во-первых, слишком много кровищи и грязи, да и потом, что ни говори, именно крупная дичь – слониха, носорог, водяной буйвол, жираф – придавала заведению солидность и, так сказать, масштаб. Между прочим, раздобыть замену тоже непросто. Бернард до сих пор жалел, что позволил парнишке из рок-группы завалить жирафа, хоть и заработал тогда двенадцать тысяч долларов чистыми. А тот кретин из Голливуда! Как начал палить по стаду зебр, так не угомонился, пока заодно не отстрелил головы двум страусам, да еще абиссинского осла подранил. Ничего не поделаешь – охота есть охота. Ну и, само собой, крупная дичь застрахована на такую сумму, что можно при желании половину лос-анджелесского зоопарка закупить. Слава богу, никто из клиентов до сих пор не прострелил себе ногу. Или башку. Правда, на этот случай страховка тоже имелась.

Бернард Паф рывком приподнялся над столом красного дерева и выплеснул опивки кофе в раковину. С утра он был на нервах. Не то чтобы паниковал, но в животе было как-то скверно, завтрак засел комом, пальцы после крепкого кофе слегка дрожали. Чтобы успокоиться, он зажег сигаретку и принялся смотреть в окно. Там, в верблюжатнике, томился изъеденный молью аравийский дромедар, методично мочаля кору вяза. Бернард уставился на жующее создание с таким изумлением, словно видел его впервые: мягкая губища, тупые глаза, лениво двигающаяся челюсть. Надо будет предложить на верблюдов суперскидку, подумал Паф. Сигарета отдавала свинцом. Хуже чем свинцом – смертью. Где-то неподалеку сварливо замяукал дрозд.

С минуты на минуту должны были приехать новые клиенты, а в подобных случаях Бернард всегда нервничал. Мало ли что они учудят. Многие вообще винтовки в руках не держали. Думают, им тут в двенадцать ноль-ноль второй завтрак подадут, а еще через час сделают массаж. Как начнут ныть – и жарко, мол, и мухи летают, и львы ночью рычат, спать не дают. А как они обращаются с ним, с Пафом? Мужики считают его каким-то работягой, недочеловеком, несут всякую похабень, одаривают идиотскими ухмылками, уродуют грамматику – чтоб ему было понятней. Бабы еще хуже – для них он что-то среднее между метрдотелем и разносчиком холодных напитков. У, придурки, руки из задницы растут. Денежные мешки. Нувориши поганые. Где им распознать настоящий класс?

Бернард свирепо раздавил окурок в кофейной чашке, решительно крутанулся на каблуках и, толкнув створки дверей, двинулся по темному коридору в сторону вестибюля. Духотища уже с утра была зверская – вентиляторы под потолком без толку гоняли мертвый воздух, на свежевыбритых бралях Пафа выступили капельки пота. Бернард Паф: брюхастый детина в шортах цвета хаки и охотничьих сапогах – суетливые движения, дерганая походка. В вестибюле было пусто. (Эспиноза отправился кормить животных – вон как гиены расхрюкались. А новенькая – как бишь ее – опять опаздывает. Ни разу не соизволила прийти вовремя.) Прямо пустыня какая-то, вздохнул Бернард, хотя отлично знал, что Орбалина сейчас убирает постели, а Роланд пристроился где-нибудь за клеткой со львами и втихаря поддает.

Паф долго торчал у регистрационной стойки (над ним на стене красовались охотничьи трофеи – головы сернобыков и антилоп куду) и в сотый раз разглядывал запись в книге заказов:

 
Майк и Николь Бендер
Компания «Бендер», торговля недвижимостью
Бульвар Вентура, 15125
Энсино, Калифорния
 

Торговцы недвижимостью. О Господи. Лучше уж киношники или даже рок-звезды со своими козлиными причесочками и кожаными шипастыми браслетами. Те, по крайней мере, не крутят носом, для них «Африканское сафари Бернарда Пафа» (две с половиной тысячи акров Африки в непосредственной близости от калифорнийского Бейкерсфилда) – не липа, а настоящее приключение, дикая саванна, заповедник Нгоронгоро, парк Серенгети. Но торговца недвижимостью на мякине не проведешь. Эту публику интересует только одно – сколько он заплатил за участок и не уступит ли кусочек по сходной цене.

Паф взглянул на желтозубую ухмылку леопарда (отец подстрелил в британской Африке еще в тридцатые) и тяжело вздохнул. Бизнес есть бизнес. Какая, в конце концов, разница, кто дырявит его львов и газелей, лишь бы платили сполна. А с этим у Пафа было все в ажуре – стопроцентная предоплата.

– Ты помнишь, Ник, шесть месяцев назад, когда мы ужинали в ресторане «У Джино Пардуччи», я пообещал, что через шесть месяцев устрою тебе африканское сафари? Помнишь? Ну как, держу я слово?

Николь Бендер сидела, откинувшись на сиденье белоснежного «ягуара» (подарок мужа на День Валентина), машину вел сам Майк. На коленях у миссис Бендер лежала стопка журналов по вязанию, а на бамбуковых спицах зарождалось нечто воздушное невыразимо нежного цвета. Николь Бендер: двадцать семь лет, блондинка, в прошлом актриса/манекенщица/поэтесса/ певичка; два дня назад личный тренер сказал ей, что в жизни не видывал такой идеальной фигуры. Разумеется, ему за то и платят, чтобы говорил подобные вещи, но все же Николь выслушала его заявление с удовлетворением, а в глубине души подозревала, что тренер ни капельки не соврал.

Она обернулась к мужу.

– Да, было такое. Но я грешным делом думала, что мы поедем куда-нибудь в Кению или в Танзанию.

– Да-да-да-да, – нетерпеливо зачастил Майк. Слова вылетали у него с неимоверной быстротой, очередями – как пули из новехоньких крупнокалиберных винтовок, что до поры до времени мирно поблескивали стволами в багажнике. – Но ты же знаешь, я не могу взять отпуск на полтора месяца, ведь новый офис в Беверли-хиллс вот-вот откроется, и сделка с Монтеморет-то наклюнулась… И потом, в Африке небезопасно. У них там каждые шесть минут то война, то революция, а кто во всем виноват, если начинается очередная заваруха? Ясное дело – белые. Как, захочется тебе оказаться в Африке в такой момент?

Майк Бендер: генератор, захлебывающийся от переизбытка энергии, не человек, а асфальтовый каток – за двенадцать лет из рядовых клерков выбился в самодержцы целой империи по торговле недвижимостью. Большой любитель поразглагольствовать: в такие минуты бесценная мудрость обрушивалась с его уст, как победный поток монеток из игрального автомата, а неугомонные пальцы порхали по волосам, теребили мочки ушей, соскальзывали к ширинке и вновь взметались куда-нибудь к локтю. Нервная энергия била из Майка ключом; она-то и сделала его богатым.

– Плюс мухи цеце, гадюки мамбы, болезнь бери-бери, бубонная чума и еще бог знает что. В общем, представь себе Мексику, только в сто раз паршивей. Слушай, когда я тебя обманывал? Джино клянется, что тут все по люксу – как настоящее сафари, только без всяких пакостей. – Он спустил темные очки на кончик носа и покосился на жену. – Неужели ты хочешь жить в поганой палатке, да еще чтобы тебе задницу оторвали в … – Майк хотел назвать какую-нибудь африканскую страну пострашней, но ничего подходящего не придумал и сымпровизировал: —В каком-нибудь Замбезиленде?

Николь пожала плечами и улыбнулась, слегка надув губки – эту миленькую гримаску она отработала еще в девятнадцатилетнем возрасте, когда рекламировала летнюю одежду для дешевых каталогов.

– Ты получишь свой коврик из зебры, я тебе обещаю, – уверил ее Майк.

– И еще парочку голов каких-нибудь там львов или газелей для стенки в гостиной.

«Ягуар» летел по пустыне белым лучиком света. Николь подняла спицы, посмотрела на них и, передумав, положила вязание обратно на колени.

– Ладно, – выдохнула она. – Надеюсь только, что там не будет чересчур – как бы это сказать, – ну, кичово.

С заднего сиденья донеслось презрительное фырканье. Там развалилась двенадцатилетняя дочь Майка от первого брака Жасмина-Фиалка-Роза Бендер, экипированная десятью комиксами и шестью банками содовой.

– Да вы чего, ей-богу? – хмыкнула она. – Проснитесь. Охотиться на львов в Бейкерсфилде? Конечно кичня. Кичня кичневая.

Майк Бендер крутил баранку, ерзал ягодицами по мягкой лайке сиденья и начинал злиться. Он всю жизнь мечтал поохотиться на львов, слонов и носорогов – еще с тех пор, как мальчишкой прочитал «Признания белого охотника» и «Копи царя Соломона» (серия «Классика в комиксах»). И вот наконец у него появился шанс. Ну пусть не Африка, но где же взять столько времени, чтобы отправиться в настоящее сафари? На три дня бы вырваться, и то счастье. И потом, в Африке все равно теперь не поохотишься, там сплошь заповедники да национальные парки. Великих белых охотников больше нет, остались одни фотографы.

Он хотел прикрикнуть своим знаменитым властным басом, от которого трусливо разбегались подчиненные и втягивали голову в плечи конкуренты: «А ну заткнулись все, живо!» – но передумал, сдержался. Не испортят они ему праздник, дудки.

Перевалило за полдень. Солнце висело, похожее на яичный желток в чашке. Термометр в сарайчике для корма переполз за сто пятнадцать по Фаренгейту, все вокруг застыло, только стервятники вяло парили в застиранном небе. Мир погрузился в спячку. Бодрствовал лишь Бернард Паф. Он бесился. Бендеры должны были прибыть в десять, а уже четверть третьего. Эспи-ноза выпустил из загонов антилоп и газелей в девять, к полудню они совсем скисли от жары, пришлось загонять их обратно. Жирафы успели разбрестись, а слониха, привязанная к дубу, загримированному под зонтичное дерево, стала похожа на пыльный тайваньский саквояж, брошенный в зале ожидания за ненадобностью.

Бернард томился на самом солнцепеке, посреди выжженного двора, то и дело поглядывая на заросли слоновой травы и африканского кустарника, специально посаженные камуфлировать нефтенасос (если знать, что к чему, можно было, присмотревшись получше, заметить ритмичные покачивания стальной руки: вверх-вниз, вверх-вниз). Полная безнадега, думал Паф. Столько деньжищ убухано, а все впустую. Чертово заведение похоже на цирковой табор, на разбомбленный зоопарк, на дотла сожженную солнцем бывшую миндальную плантацию в юго-восточном углу Сан-Хоакинской долины (последнее в точности соответствовало действительности). Как отнесутся ко всему этому Бендеры? Особенно если учесть, что они заплатили вперед по шесть сотен в день плюс за каждый выстрел отдельно – от тысячи за газель до двенадцати тысяч за льва, а на слона особая такса «в случае обнаружения». Торговцы недвижимостью, бывало, взбрыкивали, а бизнес в последнее время идет не сказать чтобы очень гладко.

Стервятники все водили по небу свой хоровод. Бернард обливался потом. Солнце буквально выпихивало его из двора к прохладной кухне, где в высоком стакане ждала вода с раствором хинина (малярийных комаров в радиусе тысячи миль не водилось, и хинин Паф пил исключительно эффектности ради). Он уже приготовился капитулировать, но тут вдали вспыхнуло пятнышко отраженного ветровым стеклом луча, и на горизонте показалась машина Бендеров.

– Роланд! – заорал Паф, и бренная его плоть вся разом пришла в движение. – Мартышек на деревья! И попугаев, попугаев не забудь!

Рысцой он протрюхал через пыльный двор к распластавшейся под зонтичным дубом слонихе. Трясущимися руками отцепил повод, очень переживая, сообразит ли Роланд расшевелить львов и гиен на предмет шумовых эффектов. Внезапно слониха поднялась на ноги, оглушительно фыркнула и даже попыталась протрубить, правда, довольно хило.

Уф, уже лучше. По крайней мере, не придется ее стрекалом тыкать. Бернард любовно посмотрел на старушку. Надо же, жив еще актерский дух. А может, просто старческий маразм начался. Один Бог знает, сколько ей годков. Достоверно известно лишь, что в течение тридцати восьми лет она верой и правдой служила в цирке «Братья Ринглинг», потом в «Барнум и Бейли». Тогда ее звали Бесси-Би, а на арене она отзывалась (если показать стрекало) на сценическое имя Шамба.

Паф покосился в сторону дороги. В облаке пыли уже можно было различить силуэт белого «ягуара». С визгом из клеток сыпанули мартышки, резво заскакали по веткам, и Бернард немного успокоился. Порепетировал улыбку: красные щеки, длинные зубы. Поправил пояс из леопардовой шкуры, чуть сдвинул пробковый шлем и отправился встречать гостей.

К тому моменту когда Бендеры подрулили к веранде, попугаи успели обосноваться на ветках, марабу деловито клевал разбросанную в грязи требуху, а львы кровожадно порыкивали из своих упрятанных подальше за дом клеток. Роланд наспех расправил складки своего туземного одеяния (национальный наряд племени масаи), нацепил на шею ожерелье из львиных зубов и бросился открывать дверцу «ягуара». Бесси-Би тем временем держалась « неподалеку – помахивала ушами, пофыркивала хоботом, вздымая тучи пыли. – Мистер Бендер! – возопил Паф, протягивая руку мужчине лет сорока пяти в темных очках. – Добро пожаловать в Африку.

Майк выпрыгнул из машины с нетерпеливостью мальчишки, наконец-то попавшего в зоопарк. Высокий, загорелый, поджарый, он на миг замер, задохнувшись от зноя, а Бернард подумал: и чего это все они непременно хотят выглядеть, как профессиональные теннисисты? Майк энергично потряс Пафу руку и разразился длиннющими извинениями, ежесекундно дергая себя за ухо, подпрыгивая на месте, строя гримасы и т.д.:

– Извини, Бернард, мы припозднились, это все моя жена – кстати, познакомься, это моя жена, – так вот, она хотела купить пару пленок, а в результате мы закупили чуть ли не весь товар в магазине «Рейносо» в Бейкерсфилде – знаешь, где фотоаппараты продают и все такое, – там совершенно потрясные цены. Уж можешь мне поверить – просто невероятные. А, чего там, все равно пора было новую видеокамеру покупать, тут ведь столько всякого-разного. – Он обвел жестом дом, пристройки, слониху, обезьян на деревьях, выжженную солнцем равнину.

Бернард улыбался, кивал, поддакивал, но на полном автопилоте – переключил внимание на миссис Бендер, которую Роланд почтительно извлекал из противоположной дверцы. Миссис Бендер вскинула белые тонкие руки, поправила прическу и водрузила на нос солнечные очки. Бернард приветствовал ее с чистейшим колониально-британским прононсом {хотя кроме крови предков в нем не было ничего английского, и он в жизни не покидал пределов американского Запада). Понятно, подумал он, вторая жена. Николь неопределенно улыбнулась, чуть надув губки.

– Да-да, разумеется, – пробормотал Бернард в ответ на какое-то очередное идиотское замечание торговца недвижимостью. Водянисто-голубые глаза Пафа нацелились на дочку. Смуглая, черноволосая – прямо индианка. Сразу видно, проблем с ней не оберешься. Такие самоутверждаются, делая всем гадости.

Николь Бендер оценивающе осмотрела охотника с головы до ног, протянула пальчики, и Бернард ринулся в обход капота – совать пятерню.

– Несносная погодка, – сказал он, очень довольный тем, что так кстати ввернул истинно британскую реплику.

Он предложил даме руку и повел ее по широкой лестнице в дом, а муж остался выгружать ружья. Дочурка вертелась возле папаши и уже канючила мерзким, сварливым голоском.

– Да нет, Майк, я этого не говорила! Ты меня совсем не слушаешь. Я сказала, что газели – это очень мило, для кабинета будет в самый раз, но я хочу что-нибудь большое для холла и еще зебр штуки три: две для гостиной и одну для солярия. Там такая жуткая стена возле бара, надо ее чем-то закрыть.

Майк Бендер досасывал четвертый джин с тоником. Возбуждение после первой удачной охоты тускнело, вытесняемое злостью, – да заткнется Ник-ки когда-нибудь или нет? Хоть секунду бы помолчала. Начала нудить с самой первой минуты, едва они успели переодеться и выйти в саванну или, может, вельдт – как он тут называется? Майк с двухсот шагов классным выстрелом уложил газель, та еще об землю брякнуться не успела, а жена уже завела: ох! ах! (можно подумать, ее с толчка спугнули), да какая она крошечная, прямо кролик с рогами, и все такое. Выпендривалась перед Пафом и этим туземцем, который таскает ружья и свежует добычу.

Вот и сейчас великий белый охотник сюсюкал с ней, навалившись на край стола брюхом, затянутым в защитного цвета рубашку (этот его липовый британский акцент – прямо пародия какая-то, ей-богу):

– Миссис Бендер, Николь. – Промокнул багровую, как содранная мозоль, рожу большим клетчатым платком. – Утром, по холодку, пойдем на зебр. Хотите подстрелить трех – добудем трех, никаких проблем. Захотите – возьмем четыре. Пять. Ваши пули – наши звери.

Стриженная бобриком башка качнулась в сторону Майка.

– А вечером мы с Майком пойдем на большого зверя. На царя зверей, добычу настоящих мужчин.

Бернард говорил вроде бы угодливо, как подобает зазывале, но при этом не забывал подбавить в голос мужественного металла.

Словно в ответ на его слова, откуда-то из темноты донесся гулкий рык, и Майк вдруг остро ощутил запах дикой природы, которым была пропитана ночь. Где-то там бродил лев, настоящий лев! Майк мечтал о таком еще с того самого дня, когда тетя впервые отвела его в Центральный зоопарк, и мальчонка затрепетал от первобытного ужаса, услышав рев косматых желтоглазых зверюг. И вот за окном африканская ночь, а в ней бродят хищники – большеголовые, с крепкими, толстенными шкурами. Прыг на мягких лапах, хрясь, хрумк, захрустели кости и жилы – ужасно и восхитительно. Только чего это нефтью попахивает?

– Ну как, старина? Не сдрейфишь? – ухмыльнулся Паф. Из-за его туши на Майка пялились жена и дочь, их лица были похожи на ритуальные африканские маски.

Майку Бендеру, королю Энсино, нет равных. Покупатель у него цену не собьет, продавец лишку не получит. Его контракты – как клещи, деловые проекты – как танки; бизнес крепок, как стальная гора.

– Ну уж нет. – Майк провел пальцами по губам, по шевелюре, ущипнул себя за локоть, за подмышку – адреналин из него так и брызгал. – Только смажь получше мой «магнум» и покажи, куда стрелять. Я этого дня всю жизнь ждал.

Слова Майка повисли в воздухе – прозвучали как-то неубедительно. Дочь ссутулилась над тарелкой, кривясь так, словно ее кормят блевотиной. Маленькие глазки жены горели боевым азартом, как перед большим походом за покупками.

– Нет, правда, я с детства об этом мечтал. Сколько тут у вас львов? Они считанные?

Паф почесал седеющий бобрик волос. Из темноты снова донесся рык, уже тише, заполошно хохотнула гиена.

– У нас тут приличная стая – голов двенадцать, может, четырнадцать. И еще несколько самцов-одиночек.

– А здоровенные есть, с настоящими гривами? Я такого хочу. – Бендер взглянул на жену. – Представляешь, чучело в полный рост? Чтоб на задних лапах стояло, а? Поставлю в приемной, в Беверли-хиллс, а? – И закончил на шутливой ноте. – Если, конечно, секретарша не перетрусит.

Вид у Николь был вполне довольный, у Пафа тоже, но дочку мирный исход не устраивал. Она презрительно фыркнула, и взрослые разом обернулись к ней.

– Значит, пристрелишь несчастного льва, который никому ничего плохого не сделал? И что ты этим докажешь?

Паф переглянулся с Майком, как бы говоря: «Ну что за милый ребенок».

Жасмина-Фиалка-Роза отпихнула тарелку с недоеденным салатом. Ее черные волосы свисали на лоб сальными кудряшками. Салат она, собственно, не ела, а сепарировала: собрала отдельно помидоры, отдельно зелень, отдельно горошек, отдельно бобы.

– Вот Стинг, Брижит Бардо и «Нью кидс» говорят, что заведеньица вроде этого – концлагеря для животных, – прошипела она. – А вы вроде гитле-ров! В Париже – это во Франции – будет целый концерт, чтобы зверей спасти, ясно?

– Да ладно тебе, – оборвала ее Николь, поджав сочные губки. – Одним львом больше, одним меньше. Идея Майка – просто шик. Входят клиенты в офис, а там – лев в прыжке. Классная символика.

Майк не понял – серьезно она говорит или опять ехидничает.

– Слушай, Жасмина, – начал он, одновременно топнув ногой, ухватив себя за мочку уха и взмахнув вилкой.

– Не Жасмина, а Жасмина-Фиалка-Роза, – мстительно поправила его дочка.

Бендер знал, что она ненавидит свое имя – изобретение чокнутой мамаши, которая имела обыкновение на закате общаться с призраками, а Майка считала реинкарнацией Джона Д. Рокфеллера. Желая отыграться на папочке за все им содеянные и помысленные прегрешения, девчонка требовала, чтобы он называл ее только полным именем. Всегда.

– Ну хорошо. Жасмина-Фиалка-Роза, послушай-ка, что я тебе скажу. В двенадцать лет можно воспринимать всерьез всю эту хипповую лабуду про окружающую среду, но когда повзрослеешь, поймешь, что охота – один из основных человеческих инстинктов, это вроде как потребность…

– …в питье и питании, – подхватил Паф, щеголяя псевдоитонским произношением.

– Понятненько! – завопила Жасмина, вскакивая на ноги. Глаза – как две мутные дырки, уголки рта дергаются. – А также всрании, пердении и е..нии.

Она бросилась вон из увешанной охотничьими трофеями столовой, громко топая, и на прощание оглушительно хлопнула дверью.

За столом воцарилось молчание. Паф посмотрел на Николь, та закинула руки за голову – потянулась, а заодно продемонстрировала бюст и целомудренную белизну выбритых подмышек.

– Очаровательная малышка, – обронил Паф с явным сарказмом в голосе.

– Это уж точно, – подхватила Николь, и стало ясно, что они – союзники.

В этот момент в столовую вошел туземец, принес поднос с бифштексами из газели и жареными побегами маиса. Паф доверительно понизил голос и сообщил Бендеру:

– Итак, Майк, утром нас ждут зебры. Тебе они понравятся. – Водянистые глаза охотника смотрели на Бендера в упор. – А потом… – Тут туземец шмякнул об стол поднос с ошметками сочащегося кровью мяса. – Готовься к встрече со львом.

Нельзя сказать, чтобы торговец недвижимостью драпанул – Бернарду приходилось видеть трусов куда как похуже, – но был близок к тому, и даже весьма. А может, собирался в обморок бухнуться. Так или иначе, ситуация вышла препаршивая. В такие минуты Бернард мысленно проклинал и Африку, чтоб ей провалиться, и львов, и охотничьи заповедники, и торговлю недвижимостью.

На льва они набрели в старой миндальной роще. Деревья там были безлистные, мертвые, голые, как оленьи рога – выстроились ровными шеренгами до самого горизонта, а земля под ними вся в сломанных сучьях.

– Близко не подходить, – предупредил Паф, но Бендер хотел стрелять наверняка и допрыгался-таки. Застрял по колено в палых ветках и мусоре – ни туда, ни сюда, – плечи трясутся, винтовка ходуном ходит, а лев несется прямо на него, да с такой лютой яростью, что Паф и тот опешил. За четырнадцать лет существования «Африканского сафари» ничего подобного не видывал. Бернард предпочитал не вмешиваться во взаимоотношения клиента с дичью – потом обид не оберешься, – но в данном случае миссис Бендер и впрямь чуть не стала безутешной вдовой. Можно себе представить, что последовало бы дальше: стоимость страховки клиентов взмыла бы в облака, а еще судебное разбирательство… В общем, момент был не из приятных.

Накануне ночью, когда Бендеры ушли спать, Бернард отрядил Эспинозу подразнить львов, после чего их выставили из клеток, не покормив ужином. Такое обхождение любого льва, даже самого старого и беззубого, приводило в скверное расположение духа. Паф знал: за ночь они без своей конины так оголодают, что с дикостью и свирепостью у них будет все в порядке. Метода отработанная и многократно проверенная. Лозунг Бернарда был такой: клиент заплатил деньги – должен получать качественный товар. Не хватало еще, чтобы гости догадались, что лев девяносто девять процентов своей жизни проводит в клетке. Пусть думают, что царь зверей так и бегает себе с утра до вечера среди мертвых миндальных рощ и замаскированных нефтенасосов. Удрать-то львам все равно некуда – заповедник окружен рвом глубиной в двадцать футов, да еще двенадцатифутовая изгородь под током. Кто убережется от пули охотника, через денек-другой вернется в клетку сам, соскучится по конине и требухе.

Утром, когда девчонка еще спала, Бернард накормил гостей завтраком (яйца и лососина) и повез охотиться на зебр. Путь их лежал к «водопою», бывшему бассейну, которому Паф при помощи кое-каких ухищрений придал вид дикого озерка. После недолгого препирательства по поводу цены Бендеры, точнее миссис Бендер, остановились на пяти головах. Жена была шикарная штучка. Во-первых, Паф отродясь не видывал такой красотки, а во-вторых, и стреляла она куда лучше, чем муженек. Двух зебр уложила со ста пятидесяти ярдов, почти не повредив шкуру.

– Ну вы и стреляете, маленькая леди, – восхитился Бернард, когда они приблизились к подстреленной добыче.

Зебра лежала на боку, люто палило солнце, по шкуре уже ползали мухи. Бендер присел над вторым трупом, разыскивая дырку от пули, а Роланд тем временем вострил в джипе разделочный нож. Откуда-то с холмов донесся раздраженный рев льва.

Николь улыбнулась Пафу. В шортах-«бананах» и рубашке «сафари» она была чудо как хороша.

– Стараемся, – скромно потупилась Николь и расстегнула ворот, чтобы показать Бернарду золотой значок на персиковой маечке. Значок был в виде ружьеца, и, придвинувшись, Паф прочел: «Николь Бендер, Снайпер года, 1989».

Далее последовали ленч и сиеста, потом джин и пиво, партия в канасту. Нужно было убить время до вечера. Бернард из кожи вон лез, чтобы произвести на дамочку впечатление, и не только в интересах бизнеса. Что-то жаркое и упруго пульсирующее ощущалось в этом размалеванном личике, в изгибе пухлых губок. Паф и не пытался сопротивляться искушению. С тех пор как сбежала Стелла, ему жилось несладко, приходилось довольствоваться тем, что само шло в руки. Слава богу, специфика работы этому способствовала.

Стало быть, загрузили они в джип «ранглер» морозильник с пивом, «холланд энд холланд» 375 калибра мистера Бендера, «винчестер-магнум» 458 калибра миссис Бендер, гаубицу самого Пафа, «нитро»-шестисотку, и поехали в дальний конец ранчо, где по склонам холмов пластались узловатые черные ветки миндальных деревьев. Обычно львы, выгнанные из клеток, отправлялись именно туда, где меж холмов петляла речушка, весной бурливая и полноводная, летом же пересыхавшая в худосочный ручеек. Но напиться воды хватало, а заодно львы могли покататься по траве и поваляться в пол– ¦ осатой тени безжизненной рощи.

Бендер сразу же начал психовать – еще когда они потягивали джин и пиво, пережидая жару. Этот тип просто не умел сидеть спокойно. Нес какую-то ахинею про ипотечные счета, закладные и тому подобное, судорожно облизывался, дергал себя за уши, строил гримасы – прямо тренер захудалой команды во время бейсбольного матча. А все нервы. Паф столько раз водил на льва этих городских хлыщей, что научился сразу определять, для кого большая рыжая кошка не просто добыча, а способ проверить себя на вшивость – мол, мужик я или тряпка. Один тип, актер с телевидения (наверно, гомик), так накрутил себя, так нагрузился джином, что надул в штаны еще до того, как джип тронул с места. Бернард с тех пор видел этого героя раз сто по ящику. Этакий крутой парень с ямочкой на подбородке и горящим взором – все время колошматит негодяев и ловко обхватывает баб за талию. Но разве забудешь, как у него вдруг глаза стали пустыми-пустыми, а по штанинам поползло мокрое пятно?

В общем, одного взгляда на Бендера было достаточно, чтобы понять: дело швах.

Сторговались на одиннадцати с половиной за большого самца с гривой. Бернард скинул пятьсот с первоначальной цены, Потому что Бендеры заказали две лишних зебры, да и вообще совесть надо иметь. Из мало-мальски презентабельных самцов на ранчо имелся только Клод. В свое время он, надо думать, был молодцом, но по человеческим меркам ему уже перевалило за девяносто; бедолага доживал свой век, точно какой-нибудь дряхлый старичок, кушающий кашку в богадельне. Паф приобрел льва за бесценок, выкупил у занюханного бродячего цирка в Гвадалахаре. Доходяге было никак не меньше двадцати пяти лет, он плохо видел, несло от него, как от покойника, а резцы на нижней челюсти совсем сгнили – жуя, Клод выл от боли. Но стать он сохранил, кое-какие мускулы уцелели, и издалека старикан смотрелся хоть куда, а из-за больных зубов характер у него совсем испортился. Пожалуй, вполне сойдет за дикого. То что надо, подумал Паф. Самое оно.

Но идиот Бендер застрял среди сучьев – весь трясется, как под ледяным душем, а Клод мчится прямо на него. Первая пуля, отрикошетив от земли, прострелила льву заднюю лапу, и зверь взревел так свирепо (когтями разорву, клыками растерзаю!), что придурок с перепугу чуть винтовку не уронил. Бернард очень хорошо все видел, потому что они с миссис Бендер и Роландом стояли всего в пятнадцати шагах – сзади и чуть сбоку. Надо признать, Клод удивил. Вместо того чтобы завертеться на месте волчком, а потом сигануть в заросли, он, взревев, ринулся вперед – только комья глины полетели из-под когтей. Словно кто подпалил старичка. А Бендер только дергается, вихляется да губами шлепает. В таком состоянии он и в бочку с пивом не попал бы. У Пафа у самого чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Он вскинул к плечу свою мортиру, бухнул оглушительный выстрел, и в следующий миг Клод превратился в свернутый рыжий коврик, на который зачем-то вывалили целую корзину свежего фарша.

Бендер обернулся, лицо – белее мела.

– Что т-такое? – поперхнулся он, размахивая руками. – На хрена ты это сделал?

Классный был момент. Высоко в небе серебряной рыбкой плыл реактивный лайнер, вокруг царила полнейшая, неправдоподобная тишина, жена Бендера помалкивала, уцелевшие львы попрятались в траве, даже птички на деревьях заткнулись, напуганные перекатывающимся эхом пальбы.

– Я всего лишь спас тебе жизнь, дружище, – в царственном гневе обронил Бернард, внутренне гордясь такой по-британски эффектной фразой.

Майк Бендер был зол – так зол, что ему не лезла в горло ни рыба какого-то там посола, ни пережаренные тосты, ни сопливого вида яичница. И где, черт подери, кофе? Ведь тут, в конце концов, Бейкерсфилд, а не палаточный городок в Уганде! Он рявкнул на цветного (весь размалеванный под туземца, а говорит с калифорнийским прононсом), чтобы добыл кофе, черный и крепкий, хоть из-под земли. Если надо, пускай в Ойлдейл за ним сгоняет. Николь сидела напротив, смотрела насмешливо. Она-то своих двух зебр уложила грамотно, а он из трех остальных с двумя облажался: «Но Майк, эти шкуры на стенку не повесишь – они как решето!» И со львом такая гнусь вышла… Конечно, проявил он себя погано, а что еще паршивей – пролетел на одиннадцать с половиной тысяч, и все впустую. После выстрела Пафа от зверя одни ошметки остались. Мясо да кости. Какая там грива, и башки-то не отыщешь – вот как постарался великий белый охотничек.