Текст книги "The Miles club. Тристан Майлз"

Глава 8

Поздняя ночь, и мы уже не один час в постели. Лежащая подо мной Клэр выгибается дугой, и это подсказывает мне, что она уже на грани. С меня градом льет пот, и я удерживаю себя на выпрямленных руках, вколачивая ее тело в матрас.

Она скулит подо мной, и я откидываю голову и закрываю глаза в экстазе.

Ее плоть сокращается вокруг моей, всасывая меня внутрь, и влажные шлепки тел друг о друга эхом отдаются от стен комнаты.

Вот момент, когда она лучше всего; вот когда она может вить из меня веревки.

В оргастическом кайфе, обессиленная и не способная взвешивать свои слова.

Уязвимая и нежная.

– Трис, – шепчет она и тянется, чтобы привлечь меня к себе. – Ты нужен мне.

Наши губы сталкиваются с размаху, и кажется, что сейчас взорвутся извержением не только мои яйца.

Но и голова: у меня мозг пылает от этой женщины.

Она с силой сокращает мышцы, и мы оба стонем, когда нас накрывает девятый вал оргазма.

Она вцепляется в меня, и мы тяжело дышим, полусмеемся-полузадыхаемся; наши сердца бешено несутся вскачь в одном ритме.

Я пытаюсь вытащить член, но она не пускает.

– Нет, Трис, – шепчет она. – Останься во мне.

– Дай-ка я просто переверну тебя, детка, – нежно целую ее. – Меня уже руки не держат.

Покидаю ее тело, перекатываю Клэр на бок спиной к себе, приподнимаю ее ногу и снова вхожу. Крепко обнимаю. Она сонно улыбается, и я целую ее в висок.

– Так-то лучше, – ворчит она. Я целую ее в шею, не размыкая объятий.

Мы и вчера так же уснули, соединившись телами. Как одно целое.

Клэр Андерсон.

Кайф оргазма, который она дарит мне, и вполовину не так хорош, как кайф после него.

Когда я вот так держу ее в объятиях, близость струится между нами, словно река, и всего на миг…

Она моя.

Клэр

Проснувшись, я сладко потягиваюсь и улыбаюсь. Уже сто лет так славно не высыпалась.

Поворачиваюсь на бок и вижу Тристана, лежащего на спине. Одну руку он закинул за голову, второй листает новостную ленту в телефоне. Белая простыня лужицей стекает с его бедер, а мускулистый живот выставлен на обозрение.

Замечательные виды тут показывают по утрам!

– Доброе утро.

Он улыбается и подается ко мне, чтобы поцеловать:

– Доброе.

Его пальцы задерживаются на моем подбородке, и он эротично улыбается, глядя на меня сверху вниз.

– Ты чего так рано проснулся? – спрашиваю я.

– Да я давно уже… Не спалось, – бормочет он, переводя взгляд на телефон и листая сообщения.

– Почему?

– Все из-за твоего храпа. Спать с тобой – все равно что с диким кабаном, жмущимся к спине. Понятие «бессонная ночь» обрело для меня совершенно новый смысл.

Я хихикаю и протираю глаза, пытаясь окончательно проснуться.

– Как тебя зовут в соцсетях? – спрашивает он, сосредоточившись на телефоне.

– А? – недоуменно бросаю на него взгляд.

– Я уже битый час там тебя ищу. Какой у тебя ник?

– Ты проснулся ни свет ни заря, чтобы шпионить за мной в интернете? – не понимаю я.

– Ник, – повторяет он безмятежно, продолжая смотреть в экран.

– У меня приватные аккаунты.

– И?

– И… и они приватные.

Он косится на меня:

– И ты не дашь мне доступ?

– Нет, – улыбаюсь. – У меня около пятидесяти подписчиков, и это в основном родственники. В моих соцсетях все только обо мне и моих детях, очень личное. Ничего интересного, уверяю тебя.

Он приподнимается, опираясь на локоть.

– Что? И я не могу посмотреть?

Я улыбаюсь в ответ на его возмущение:

– Тристан, да зачем тебе это? – Сажусь и выбираюсь из постели. – Там только мои дети. Спорт, дни рождения, домашние животные… и прочая ерунда.

– Ну… я провел половину ночи внутри тебя, думал, что у меня будет право посмотреть, как выглядят твои дети.

Его раздражение вызывает у меня улыбку:

– Нет. Нет у тебя никакого права.

Набрасываю на плечи халат.

– Мои дети – тема закрытая, она не для обсуждения с тобой. – Ухожу в ванную и закрываю за собой дверь. – Поверь мне, Тристан, – кричу ему оттуда, – мой аккаунт не такой, как аккаунты твоих подружек! Следи лучше за ними!

Выйдя из ванной, обнаруживаю, что он по-прежнему смотрит в телефон. Прямо прожигает его взглядом, словно не на шутку раздражен.

– Чем сегодня займемся? – спрашиваю я.

– Хм-м… – без энтузиазма тянет он. – Я собираюсь спереть твой телефон, сделать фото своего члена и выложить его в твоем… – он изображает пальцами кавычки, – приватном аккаунте с заголовком «Париж», хештег «обожаю-этот-член».

Я хихикаю:

– Хештег отличный!

От отбрасывает телефон в сторону и опрокидывает меня на спину.

– Ты ранила меня в самое сердце, Андерсон. – Он жадно целует меня. – Почему мне нельзя увидеть твоих детей?

Провожу пальцами по темной отросшей щетине.

– Ты знаешь почему, – нежно целую его я. – Потому что у нас не такие отношения.

Он некоторое время пристально смотрит на меня, потом моргает, словно не понимая смысла моих слов.

– Ну, так что? – напоминаю я. – Что мы делаем сегодня?

– Всякое такое, – недовольно бормочет он и скатывается с меня, ложась на спину. – Много всякого-разного.

Я хмурюсь, наблюдая за ним.

– Что за муха тебя сегодня укусила? – спрашиваю.

– Никаких мух, – он прикрывает глаза локтем.

– Три-ис, – стаскиваю его руку с лица.

Он смотрит мне в глаза.

– Ну вот, теперь ты обиженка.

– Я никакой не обиженка! – оскорбленно взвивается он.

– Тогда в чем дело?

– В том, что… – он хмурится, пытаясь выразить свою мысль. – Ни хрена я не обиженка, Клэр! Я за всю свою жизнь ни разу не был обиженкой.

– Ну, раз ты так говоришь… – улыбаюсь и целую его. Глажу по волосам, стараясь успокоить. – Покажи мне здешние достопримечательности, мистер Майлз. Покажи мне Париж, каким его видишь ты.

Он мгновенно преображается, перекатывает меня на спину и заводит мои руки за голову.

– Ты увидишь Париж единственным способом – на конце моего члена!

Я хихикаю:

– Да ты секс-маньяк!

О прикусывает мою нижнюю губу и оттягивает ее.

– Это мы уже выяснили.

Свет свечей пускает блики по нашим лицам.

Мы в любимом парижском ресторане Тристана. Он сделал заказ за нас обоих, и, клянусь, каждый раз, когда он заговаривает по-французски, я теряю очередную частичку здравого смысла.

Какой чудесный день – прямо мечта! Мы побывали в Лувре, потом поднялись на Эйфелеву башню. Потом гуляли по Елисейским Полям, улице волшебных магазинов. Осмотрели Триумфальную арку, а потом сходили к Нотр-Даму. В какой-то момент мне даже показалось, что Тристан сейчас расплачется. Он любил этот собор и много раз бывал в нем до пожара. Я тянусь через стол и беру его за руку:

– Спасибо тебе, Трис. Это был самый лучший день.

Он тепло улыбается мне.

– Серьезно, он будет одним из моих любимых воспоминаний на всю жизнь.

Его глаза светятся нежностью, и он сжимает мои пальцы:

– Я рад. Это красивый город.

– О… да, конечно, – торопливо выпаливаю я. – И Эйфелева башня, и… ой, и Лувр! – от избытка чувств мотаю головой, перебирая сокровища этого дня. – Я никак поверить не могу, что я здесь, представляешь?!

Он отпивает из бокала глоток красного вина и улыбается мне:

– И этот день еще не закончился. Я припас для тебя сюрприз.

– Правда? – с любопытством переспрашиваю я.

– Билеты на сегодняшнее представление в «Мулен-Руж».

Я потрясенно распахиваю рот:

– Ты серьезно?!

– Нельзя приехать сюда и не побывать в «Мулен-Руж», – он соблазнительно улыбается.

– Ой! – восторженно смотрю на него. – Ты – лучший гид на свете! Ты так много знаешь об этом городе.

– Я подолгу живу здесь.

– И всегда останавливаешься в том же отеле?

– Да, и в том же номере.

– Ты всегда останавливаешься в одном и том же номере?!

– Да, – хмыкает он. – Когда вокруг привычная обстановка, мне легче чувствовать себя как дома.

– И каково это? – любопытствую я. – Каково это – путешествовать по миру в одиночку?

– Я не один. У меня друзья повсюду, куда бы я ни приехал. Мы просто продолжаем общение с того момента, на котором остановились в предыдущую встречу.

Я некоторое время испытующе смотрю на него:

– У тебя здесь есть любовница?

– Ни одной постоянной.

Это не должно было меня так сильно обрадовать, но обрадовало.

– А где ты живешь в Нью-Йорке? – спрашиваю я.

– У меня пентхаус в Трайбеке[7]7
  Самый дорогой микрорайон Нью-Йорка.


[Закрыть].

– О… – я хмурюсь.

– А ты где? – интересуется он.

– У меня дом на Лонг-Айленде.

– На Лонг-Айленде?! И ты каждый день ездишь оттуда на работу?

– Ага, – киваю я. – Мы хотели, чтобы дети росли в доме с собственным участком земли.

– Хм-м… – он размышляет над моим ответом, поставив локоть на стол и подперев рукой подбородок.

– Прямо не знаю, хочу ли я идти в «Мулен-Руж» с тобой… – ворчу я задумчиво.

– Это еще почему?

Я застенчиво пожимаю плечами:

– Там все эти красивые молодые девчонки будут трясти сиськами.

Он только улыбается.

– Я ведь могу и приревновать, – улыбаюсь я, поднося к губам бокал. – Ты, должно быть, встречался с красивыми женщинами?

Он пьет вино, ничего не отвечая. В воздухе между нами повисает недосказанность.

– Что тебе больше всего понравилось из того, что ты видела сегодня? – меняет он тему.

– Честно?

– Конечно.

– Ты.

Перекрестье взглядов.

– Ты – самое красивое, что я видела сегодня, Тристан Майлз.

Между нами зарождается вихрь энергии, и Тристан сам тянется за моей рукой через стол.

– Хочешь знать, как произвести на меня неизгладимое впечатление, Андерсон?

– Как?

– Ты можешь раздеться до стрингов, сбросить лифчик, выйти сегодня на сцену в «Мулен-Руж» и станцевать для меня.

Я хихикаю, в красках вообразив этот ужас.

– Я не хочу вынуждать весь высший свет срочно эвакуироваться из зала.

Он подпирает подбородок рукой и неторопливо, сексуально улыбается мне:

– Все остальные женщины померкли бы в сравнении с твоей красотой.

Я только усмехаюсь на это абсурдное заявление.

– На любой сцене мира, – шепчет он, не позволяя мне отвести глаза.

У меня в животе приключается неожиданное трепетание.

Между нами искрит, и я знаю, что мне не следовало бы испытывать ничего такого… чем бы оно ни было… но, когда он говорит такие приятные вещи, я не могу не ощущать тепло в груди.

Весь день мы смеялись, держались за руки и вели себя как влюбленные дети.

Не уверена, что Тристан Майлз – такой твердокаменный, как мне когда-то представлялось.

– И ответ на твой вопрос был отрицательным, – тихо говорит он.

– На какой? – не понимаю, о чем он говорит.

– Я не помню, встречался ли я с какими-то красивыми женщинами.

Я хмурю брови.

– Потому что, – шепчет он, переводя взгляд на мои губы, – в данный момент единственная женщина, о которой я могу думать… это ты.

Сердце начинает биться быстрее, мы смотрим друг на друга, и мне хочется обойти стол, обнять его и поцеловать.

Но я не могу.

Не могу вообразить, что это – нечто большее, чем уже есть, что его красивые слова – нечто большее, чем просто красивые слова. Потому что он – мужчина-фантазия и между нами не может быть ничего большего, чем просто один уик-энд в Париже. Наши жизни слишком разные. Мы – мы слишком разные.

Я это знаю.

– И что случится сегодня, когда все увидят меня обнаженную на сцене «Мулен-Руж»? – спрашиваю я.

– Мне придется отбивать тебя от толпы мужчин, – хмыкает он. – Вероятно, и женщин тоже.

Я смеюсь и подхватываю бокал. Салютую и чокаюсь с Тристаном.

– За голый скандал, – предлагаю тост.

В его глазах вспыхивает искорка:

– За голое что угодно, если речь о тебе.

Бедняга, ставший жертвой самообмана! С каких это пор целлюлит и растяжки стали считаться сексуальными? Спорить готова, он и не думал, что доживет до такого дня. Хихикаю.

– Вам, должно быть, уже надоело видеть меня голой, мистер Майлз.

– Андерсон, я только начал!

Наш путь лежит через зал прилета частной зоны аэропорта. Тристан катит оба наших чемодана, и мы входим в широкие стеклянные двери. Одна-единственная женщина в форме проверяет наши паспорта и проставляет в них штампы для въезда в страну.

– Здравствуйте, мистер Майлз, – улыбается она.

Господи, он летает так часто, что его уже все сотрудники знают в лицо.

– Здравствуйте, Маргарет, – кивает он. – А где Борис?

– У него сегодня выходной.

Она раскрывает его паспорт.

– Как там Париж?

– Parfaite[8]8
  «Прекрасен» (фр.).


[Закрыть], – улыбается он.

Она кокетливо хихикает в ответ, и я усмехаюсь, глядя на него.

Вертихвост.

Она проставляет штампы в наших паспортах, и мы поочередно заглядываем в сканер сетчатки глаз.

Насколько это цивилизованнее, чем битый час стоять в очереди!

– До свидания, Маргарет, – говорит Тристан, подкатывая наши чемоданы к очередной гигантской двери. Когда мы выходим, я оглядываюсь по сторонам, на миг потеряв ориентацию. О, да мы в зале ожидания аэропорта. Я и не догадывалась, что здесь есть двери, ведущие в частную закрытую зону.

– Ты где припарковалась? – спрашивает Тристан.

– На долгосрочной парковке, на первом уровне.

– Ладно, я только заброшу чемодан в машину и провожу тебя.

– Ты не обязан…

– Я так хочу.

Мы выходим через передние двери, он сворачивает влево вместе с нашими чемоданами и останавливается у черного лимузина. Из него выходит шофер.

– Привет, Трис, – говорит он.

Я потрясенно замираю. У него лимузин… ничего себе!

– Это Клэр, – представляет меня Тристан. – А это Келвин.

– Здравствуйте, – шофер улыбается мне.

Я смущенно машу рукой.

Келвин подхватывает чемодан Тристана, а тот берет меня за руку. Мы направляемся к первому уровню.

– Я могу сама докатить свой чемодан!

– Позволь мне побыть джентльменом, прошу тебя, – говорит он, не сбавляя хода.

– Так у тебя есть лимузин?

Он пожимает плечами, словно в этом нет ничего особенного:

– У «Майлз Медиа» есть. Это не мой личный лимузин.

Я вдруг вспоминаю, кто он такой. Один из Майлзов.

Мы шагаем дальше, и во мне нарастает тревожность. Я не хочу отпускать его, но знаю, что должна. Я отправилась во Францию, чтобы пополнить свой источник – и вместо этого получила океан.

Тристан Майлз красив, умен и остроумен, он умеет меня смешить, а это – тот еще подвиг, и все это в придачу к изумительному сексу. Мало того, он заставляет меня чувствовать себя самой красивой женщиной на свете. Ни разу, ни одного мгновения я не комплексовала по поводу своего тела. Он постоянно то обнимал меня, то держал за руку, целуя. Слушал все, что я говорила, и был прекрасным собеседником. Кажется, мы проговорили все выходные – и ни разу эти разговоры не казались натужными или неловкими.

Он уйдет.

Я резко выдыхаю, когда реальность начинает просачиваться в мое сознание. Мужчины, с которым я была в Париже, на самом деле даже не существует. Он – крохотная частица того, что представляет собой Тристан Майлз. Увы, мои первые интуитивные впечатления действительно соответствуют реальности, и хотя мы изумительно провели время вместе…

На этом все и заканчивается.

Я даже вообразить не могу длительные отношения с кем-то вроде Тристана.

Мы спускаемся в лифте на первый уровень. Тристан тоже как-то притих.

– А вот и моя девочка, – улыбаюсь я, когда мы подходим к машине.

Открываю багажник, Тристан укладывает внутрь чемодан и поворачивается ко мне.

Вот теперь возникает неловкость… натужность.

– Большое тебе спасибо за замечательный уик-энд, – говорю я.

Он обнимает меня, обвивает руками.

– Ты уверена, что не сможешь сегодня переночевать у меня? Уже ведь поздно.

Я грустно улыбаюсь в ответ:

– Мне нужно возвращаться домой, к детям.

Он кивает, резко втягивая в себя воздух.

Мы долго смотрим друг на друга, словно нам обоим хочется что-то сказать, но мы придерживаем язык.

– Прощай.

Он целует меня долго и страстно. Мы оба закрываем глаза. Мое лицо в чаше его ладоней, и мне кажется, будто мои стопы отрываются от земли.

– Позвони мне, когда приедешь домой, чтобы я знал, что ты благополучно добралась, ладно? – он ласково убирает мои волосы за спину.

– Ладно, – улыбаюсь ему.

Еще одно крепкое объятие, еще один поцелуй – и он отпускает меня. Я сажусь в машину.

Он сует руки в карманы, ждет, пока моя машина вырулит с парковочного места. И, напоследок еще раз грустно помахав ему, я еду прочь. То и дело посматриваю на него в зеркало заднего вида, направляясь к выезду с парковки. Он стоит неподвижно и смотрит, как моя машина становится все меньше и меньше, скрываясь из виду.

– Прощай, Тристан, – вздыхаю я. Все хорошее когда-нибудь кончается… проклятье.

И почему ты – это ты?

Час спустя я подъезжаю к своему дому.

Останавливаю машину и, не выходя из нее, некоторое время смотрю на него. На веранде валяется велосипед, баскетбольный мяч забыт на земле рядом с кольцом. Повсюду раскидана обувь. Сколько бы раз я ни велела детям убирать за собой, картина всегда одна и та же.

Улыбаюсь этой привычной обыденности. Я дома.

Беру телефон и набираю сообщение Тристану.

Прибыла домой, целая и невредимая.

Целую-обнимаю.

Выбираюсь из машины, и в этот момент настежь распахивается входная дверь. Из нее вылетают Патрик и Гарри.

– Привет! – смеюсь я. Набрасываясь с объятиями, дети едва не валят меня на землю. – Привет, дорогие мои. Я скучала.

– А подарки ты нам привезла? – нетерпеливо спрашивает Патрик.

– Да. Привет, мам, – с намеком поправляю его.

– Привет, мам, – послушно повторяет младшенький.

– Мам, Флетчер от рук отбился, – докладывает Гарри. – Он не ополоснул посуду, прежде чем ставить в посудомойку, и теперь она засорилась.

– Беда, – хмурюсь я, открывая багажник.

– А сейчас они с бабушкой пытаются ее починить.

– Боюсь, тогда дело плохо, – бормочу я, извлекая из багажника чемодан. Гарри перехватывает его у меня и катит по дорожке к двери.

– Дай я, дай я! – пристает Патрик.

– Нет, – категорично заявляет Гарри. – Ты слишком маленький.

– Я не слишком маленький! – во все горло вопит тот и лупит брата кулаком.

Гарри толкает Патрика, и он падает.

– У-у-у! Мам, он меня толкнул! – орет Патрик.

Я закатываю глаза. Фу! Вот по их препирательствам я вообще ни разу не скучала.

– Тс-с, уймитесь, уже поздно, – громким шепотом одергиваю их. – Говорите потише. Бедную миссис Рейнольдс разбудите.

Бросаю взгляд на соседское окно. По правде говоря, миссис Рейнольдс уже вовсю подглядывает за нами. Все, что происходит на нашей улице, становится известно ей еще до того, как случится на самом деле.

Мы подходим к передней веранде.

– Почему опять повсюду разбросана ваша обувь? – спрашиваю я. – Она должна быть в обувнице.

Вот поросята! Останавливаюсь и закидываю всю обувку в специальный ящик, а мальчики продолжают тащить к дому мой чемодан. Должно быть, в глазах остальных соседей мы – семейка нерях.

Каждый день по всему участку разбросано пятнадцать пар обуви. Каждый вечер я собираю их обратно в ящик. Задолбало!

Я вхожу в дом, через гостиную иду прямо в кухню и хмурюсь, видя открывшееся передо мной зрелище.

Посудомоечная машина отодвинута от стены, и Флетчер лежит под ней на спине.

По всему полу разбросаны инструменты, и он подсвечивает себе фонариком мобильного телефона.

– Привет, мам, – окликает он меня. – А я тут посудомойку чиню.

– Отлично. – Я перевожу взгляд на мать. – Он точно уверен в том, что делает? – беззвучно шепчу ей.

– Нет, – так же беззвучно отвечает она, пожимая плечами. – Не уверен.

Господи помилуй.

– Как прошла поездка, золотко мое? – улыбается мама и обнимает меня.

– Замечательно. Большое тебе спасибо, что присмотрела за детьми.

Пустобрех, наш пес, вылетает из-за угла с огромным ветеринарным конусом, болтающимся на шее.

– А с Пустобрехом что стряслось? – ахаю я.

– Ой, он погнался за белкой, влетел под металлический забор и распорол себе спину, – объясняет мама.

– О нет! Бедняга! – я наклоняюсь и обхватываю ладонями голову нашего верного друга. – Как же ты так, а, приятель?

– С ним все будет в порядке, но пришлось наложить швы, и теперь ему необходимо носить конус, чтобы он не выгрыз нитки.

– Ох, что ж ты мне по телефону не сказала?

– Хотела, чтобы ты отдохнула… Ладно, я пошла в душ, а потом хочу все-все от тебя услышать, – и мама поднимается на второй этаж.

– Ладно, – испускаю тяжкий вздох, глядя на царящий вокруг бедлам.

– Где мои подарки? – требовательно спрашивает Патрик.

– Они упакованы. Получишь их завтра. Мне придется разобрать весь чемодан, чтобы их найти, а сейчас уже слишком поздно, – говорю я.

– Ну-у-у, – он сводит бровки, недовольно упирая руки в бока. – Я так их ждал!

– А я-то думала, что ты ждал меня, – усмехаюсь я, щекоча его и притягивая к себе.

– Я ждал тебя, честное слово! Это я так, просто притворился, – оправдывается малыш за свою бесчувственность.

Я бросаю взгляд в сторону и вижу Гарри, сидящего на диване. Он никогда не требует внимания, но нуждается в нем больше всех остальных. Подхожу и сажусь рядом с ним, а Патрик запрыгивает ко мне на колени.

– Что я пропустила, Гарри? – спрашиваю я.

– Все, – явно недовольный, отвечает он. – Тебя слишком долго не было, и я больше не хочу, чтобы ты уезжала. У меня в школе ничего не получается, когда тебя нет.

Улыбаюсь и ерошу его волосы:

– Ладно, больше никаких поездок.

– Обещаешь? – уточняет он.

– Обещаю.

Флетчер выбирается из-под посудомойки и включает ее.

– Я ее починил, мама! – объявляет он.

Улыбаюсь. Флетчеру нравится чинить все своими руками. Наверное, так он представляет себе роль главы семьи.

– Спасибо, приятель, – я распахиваю объятия ему навстречу, и он подходит ко мне. – Я по тебе скучала, – крепко обнимаю сына. – Спасибо, что заботился обо всех.

Я не шучу: я действительно больше не собираюсь никуда ехать. Я отчаянно скучала по детям.

Посудомоечная машина начинает гудеть, и Флетчер гордо улыбается:

– Я же говорил, что починил ее!

– Я и не сомневалась, – улыбаюсь я. – Гарри, Патрик, давайте наверх, чистить зубы. Я приду через минуту. Вам завтра в школу.

Оба горестно стенают и неохотно тащатся на второй этаж.

Флетчер собирает инструменты в ящик.

– Отнесу в гараж.

– Спасибо, приятель.

Он скрывается за дверью.

Я захожу в ванную помыть руки, потом включаю телевизор. Направляюсь к холодильнику, и вдруг моя босая нога наступает в лужу. Откуда она взялась?

Смотрю вниз и в ужасе выпучиваю глаза.

Из-под посудомойки струей бьет вода, она залила весь пол в кухне и уже подбирается к гостиной.

– А-а-а!! – верещу я. – Флетчер, срочно перекрой воду!

Сын не отзывается, и я подбегаю к бельевому шкафу, хватая с полок все, что помещается в руки, чтобы спасти дом от наводнения.

– Флетчер! – ору я, швыряя на пол постельное белье. – Беги сюда!

Он появляется в дверях и при виде потопа белеет от ужаса.

– Да не стой ты столбом! – кричу я. – Перекрой воду!

Он снова выбегает на улицу.

Вода хлещет из-под посудомойки, как из пожарного брандспойта.

В кухне озеро в четыре дюйма глубиной, ковер в гостиной тоже насквозь промок, вот-вот всплывет.

Что он там такое намудрил?!

– А-а-а! – завываю я сиреной, пытаясь соорудить плотину и не пустить стихию дальше.

Вода наконец перестает течь, и я, пыхтя и отдуваясь, тружусь на пределе сил, силясь ликвидировать это безобразие.

В дом снова вбегает Флетчер:

– Что мне делать?!

– Тащи полотенца; помоги мне убрать воду, милый!

Он повинуется, и мы принимаемся за работу.

– Что стряслось? – слышу мамин возглас. Поднимаю глаза и вижу: она стоит на лестнице, завернувшись в полотенце, с нее течет мыльная вода, а вся голова в пушистой пене. – Я не могу смыть шампунь! Вода кончилась. И что мне теперь делать?!

Только этого не хватало!

Сжимаю пальцами переносицу. С возвращением в реальность!

В понедельник утром вхожу в офис. Безуспешно пытаясь стереть удовлетворенную ухмылку с лица.

– Ну-ну, привет, – усмехается Марли, смерив меня взглядом с ног до головы. – Смотрите-ка, да ты сияешь, как новенький унитаз!

Обнимаю ее.

– Спасибо, что заставила меня поехать. Ты была права: мне действительно это было нужно.

– Так тебе понравилось? – недоверчиво уточняет она.

– Не то слово! Я даже забронировала для себя место на следующий год.

– Да!!! – она триумфально вскидывает кулак. – Я, ети твою через колено, так и знала, что тебе придется по вкусу это мотивационное дерьмо!

– Кто бы мог подумать! – улыбаюсь я, вхожу в свой кабинет и сажусь за стол.

– Кофейку сделать? – окликает меня Марли.

– Эм-м… – задумчиво мычу я, выкапывая из недр сумки телефон.

– Тебе не повредит. Твоего ответа дожидается примерно тысяча писем.

– Тогда да, спасибо.

Ставлю севший телефон на зарядку, и его экран тут же вспыхивает.

Пять пропущенных звонков – Тристан.

Черт, когда же это он мне звонил? Прокручиваю список, чтобы посмотреть. Оказывается, вчера вечером.

Хм-м… Я была совершенно без сил после того, как мы избавились от искусственного озера в доме, и после ухода водопроводчика даже не проверила телефон.

Ну, что уж тут поделаешь. Перевожу телефон в беззвучный режим, откладываю в сторону и загружаю компьютер. Такое ощущение, будто меня целый месяц не было на работе – настолько обновленной я себя чувствую.

Желудок недовольно бурчит, и я бросаю взгляд на часы. Половина двенадцатого. Марли оказалась права: за все утро не было времени даже на маленькую передышку.

Раздается стук в дверь. Странно. А где, собственно, Марли?

– Войдите, – приглашаю я, не отрываясь от очередного сообщения. Потом краем глаза замечаю, что у двери стоит… Тристан. Темно-синий костюм, бледно-розовая рубашка, алый галстук – великолепен, как всегда.

– Т-тристан?! – бормочу я, запинаясь. – Как ты здесь оказался?

Он одаривает меня своей фирменной неторопливой, сексуальной улыбкой:

– Ну, на мои звонки ты не отвечала, так что особого выбора у меня не было.

Он подходит ко мне, наклоняется и целует в губы.

Я отшатываюсь от него:

– Что это ты делаешь?

– Здороваюсь с тобой.

– Не надо.

– Почему? – хмурится он.

– Тристан… – я на миг задерживаю на нем взгляд. Не может быть, чтобы он это всерьез… – Наши классные выходные чем были, тем и останутся. Просто выходными. Мне ничего от тебя не нужно.