Текст книги "Безмолвный Джо"

– Нет.

– Ладно, Джо, у нас осталось всего несколько секунд, поэтому скажите кратко: что вы себе желаете?

Послышалась музыка.

– Давайте, Джо!

И тогда я сказал:

– Преодолевать недостатки.

Музыку перекрыл голос Джун Дауэр:

– Давайте же все следовать этому призыву! Джо Трона в "Воистину живом". Не забывайте его и нас. Это была Джун Дауэр, которая желает вам прекрасно провести вечер, и если вы не можете быть счастливы, то по крайней мере будьте спокойны! До следующей встречи.

Отодвинув в сторону микрофон, Джун сняла наушники и положила их перед собой. Верхний свет все еще падал ей на глаза, и она продолжала хмуриться.

– Спасибо вам.

– Не стоит благодарностей. v Чувствуя, как по телу разливается теплая волна облегчения, я глубоко вздохнул и выпрямился. Мне подумалось: неужели у приглашенных в средства массовой информации тоже случается "стокгольмский синдром"[3]3
  «Стокгольмский синдром» – появление у заложников симпатии и доверия к своим похитителям.


[Закрыть], потому что мне показалось, что по ходу передачи я почти влюбился в Джун Дауэр.

– Пойдемте прогуляемся, – предложила она. – Однажды У меня здесь была некая дама – закаленная общественница, она так перенервничала, что после передачи ее стошнило в туалете.

– Мне это не грозит.

– Ну тогда пошли.

* * *

Мы снова вышли в вестибюль, а затем на улицу. Мы неспешно двинулись вперед. Я всегда учитываю застенчивость привлекательных женщин, поэтому старался держаться на полшага впереди и на метр сбоку от нее.

– Вы напрасно думаете, что я заразная, – заметила она.

– Прошу извинить, я немного поспешил.

– Вот и притормозите. Похоже, у вас расшатались нервы.

Я сбавил шаг. Было уже почти шесть вечера, но еще светло, и лишь начинало холодать. Казалось, этот день продлится вечно, словно сбой записи на пластинке, бесконечно повторяющей одну и ту же фразу. Прогуливаясь на солнышке, я обдумывал все, что наговорил ей за прошедшие полчаса. Казалось, что все это было очень давно.

Студия "КФОС" располагалась в университетском городке, и мы бродили между малоэтажными зданиями и киосками. Каучуковые деревья шелестели глянцевой ярко-зеленой листвой, а студенты упорно протаптывали широкие тропы по углам газонов.

Я снял надоевший пиджак и перекинул его через руку. Легкий вечерний бриз приятно холодил тело сквозь рубашку. Снимая пиджак, я обратил внимание, как Джун Дауэр обернулась, посмотрев на облака. Тот же ветерок, что холодил мою спину, встрепал кудри над ее лбом и слегка приоткрыл уши. В них висели маленькие рубиновые сережки. Мне вдруг представилось, как я хватаю две полные пригоршни этих камушков и мягко сыплю над ее головой, а они летят сквозь темные кудри, соскальзывают по ногам, со звоном скачут у ее ступней – сам не знаю почему. Наверное, все-таки слишком много выпил.

А может, это была та самая "тайна". Уилл немного рассказывал мне о любви и женщинах. Он говорил, что к прегрешениям следует относится с юмором, влюбляться надо с открытыми глазами, а жениться – с закрытыми. А еще – о "тайне". У одних женщин она есть, у других – нет. "Тайну" можно увидеть у нее в глазах, определить по голосу. И если ты сумел заметить, то начинаешь видеть ее везде. В Мэри-Энн есть "тайна".

Я не мог оторвать взгляда от Джун Дауэр, она тоже посмотрела на меня, и я отвернулся, покраснев от смущения.

Я поймал "тайну" у нее в лице, глазах, твердой линии подбородка. Я видел ее и раньше, но никогда прежде – с такой пронзительной ясностью.

– Как прошли похороны, Джо?

– Преподобный Дэниэл в храме Света выпустил миллион белых голубей. А затем распахнул потолок, и они вылетели наружу.

– Красиво.

– Это был их первый полет.

– Откуда вы знаете?

– Их выращивали в клетках.

– О, в первый полет они отправились под органную музыку и под взорами двух тысяч людей!

Обойдя по кругу большую площадь, мы вернулись к зданию студии с другой стороны. Джун протянула мне руку, и я пожал ее, глядя ей в глаза. При естественном освещении Джун выглядела еще прекраснее. У нее была смуглая и слегка влажная кожа. А глаза, которые в студии казались черными, на самом деле были карими.

– Благодарю за приятное знакомство, – сказала Джун. – Вы были очень радушны со мной. И кто знает, Джо? Может, у кого-нибудь из наших слушателей похожие проблемы. Возможно, вы вдохновили его или ее на новые достижения. И еще вот что. Вы не только помогли мне заполнить полчаса эфирного времени – это моя работа. Но, похоже, вам удалось нечто большее.

– Я тоже надеюсь.

* * *

Я хотел направиться домой, но на очередном развороте снова повернул в сторону «КФОС». Туда было минут двадцать ходу. Мне показалось глупым сидеть в машине на стоянке, и я снова, второй раз в течение часа, поехал домой. Но там я почувствовал себя, словно... обманутым, поэтому снова двинул к студии, припарковался, глубоко вдохнул и стремительно распахнул входную дверь. Сняв шляпу, я попросил вахтера позвать мисс Дауэр. Вахтер выглядел несколько озадаченным. Но скоро в холл спустилась улыбающаяся Джун Дауэр.

– Продолжим, Джо. Поговорим о погоде!

– Я не могу, – начал я. – Я не в силах остановиться. И должен сказать... что хотел бы назначить вам свидание. Мы будем делать все, что вы захотите.

Вахтер улыбнулся, сделав вид, что чем-то занят.

Рассмеявшись, Джун Дауэр взглянула на меня.

– Единственно, чего я не люблю, это глупые фильмы и рестораны, где все сладко поют "с днем рождения". Но, может, для начала выпьем по чашке кофе и познакомимся?

– С удовольствием.

– Посмотрим, что ты скажешь после.

Мы договорились о времени и месте встречи, и наконец я окончательно порулил домой. Казалось, мой урчащий "мустанг" просто парит над асфальтовым полотном, хотя руля он слушался отлично.

Вначале мне показалось, что все это из-за алкоголя, но теперь я был трезв как стеклышко. В груди сильно и быстро билось сердце, поэтому я опустил оба боковых стекла и устроил сквозняк.

Почти пять минут я не думал ни об Уилле, ни о тех людях в машинах на туманной аллее.

Глава 7

Я воспользовался этим бесконечным летним вечером, чтобы заняться делами, которыми давно пора было заняться, но не хватало времени.

Вернувшись в свой небольшой дом в округе Ориндж, я вывел машину Уилла из гаража на проездную дорогу позади дома. Поперек этого проезда установлены ворота, и когда они закрыты, там можно отлично уединиться – маленький дом, маленький двор, раскидистое апельсиновое дерево, отдельно стоящий гараж, пустая дорога.

Сняв траурный костюм, я воспользовался этим шансом и долгим вечером, чтобы помыть машину – вручную, дюйм за дюймом снаружи и внутри.

Полностью отмыть от крови желтую кожаную обшивку сиденья было невозможно, но я терпеливо обрабатывал ее кондиционером и тер. Коврик у переднего сиденья пропитался кровью насквозь, так что пришлось снять его и дважды промыть шампунем, положить на место и еще раз почистить. В других местах следы крови были не столь заметны.

В результате к запаху человеческой плоти и сырости примешался аромат автошампуня и кондиционера для кожи, и казалось, этот запах сохранится здесь навсегда.

Я отчетливо представил Уилла. Мы провели в этой машине вместе столько часов. Я вспоминал его сидящим в салоне, слегка склонившимся вперед, проверяющим показания таксометра, скорость и контролирующим график движения. Или с открытым черным кейсом на коленях – просматривающим бумаги. Или откинувшимся назад и с задумчивым прищуром всматривавшимся во что-то – одновременно неодобрительно и обнадеживающе.

В уже меркнущем свете я обошел автомобиль, проведя пальцами по его черной полированной поверхности. Прекрасный зверь. Дважды в неделю я мыл его вручную, ежемесячно полировал пастой кузов, двигатель и подвески каждые шестьдесят дней промывал паром. По указаниям Уилла я сам доводил до ума этот чертов агрегат, предоставленный властями в аренду: установил микросхему "дайнэн"; вместо штатного глушителя поставил новый, который не только поднял мощность, но и придал голосу нашего седана схожесть с благородным "роуд-раннером" 70-х годов; раздобыл сделанные из специального сплава шестнадцатидюймовые нержавеющие диски на колеса. Единственное, что меня не касалось, это регулярное техобслуживание, которым занимались сами власти округа. Я решил подержать машину у себя, пока они не затребуют ее назад, хоть и стоила она три моих годовых оклада.

Но когда я поглаживал ладонью черное крыло "БМВ", то думал совсем о другом. Меня одолевал тот же вопрос: нас преследовали или поджидали в засаде? Они заманили нас туда или выследили? Мне хотелось думать, что нас уже ждали там. И что им был известен конечный пункт нашего путешествия – Линд-стрит в Анахайме.

Да и как бы им удалось меня преследовать? Был вечер, но я внимательно следил за сигналами и соседними автомобилями. Это у меня в крови. И когда Уилл попросил прибавить скорости, я поддал газу. Мне еще запомнилось, как стрелка спидометра застыла у цифры сто четырнадцать миль в час. Как бы две машины смогли удержаться за мной на такой скорости, да еще незаметно?

Впрочем, появилась одна идея.

Я откинул багажник и, вытащив пару резиновых перчаток, которые хранились в выдвижном ящике с инструментами, заглянул под машину. Было темновато, поэтому я достал фонарь и снова полез вниз.

Особой грязи на задней подвеске, как всегда, не было. Я провел левой рукой по корпусу бензобака, потом ощупал глушитель и дифференциал, проверил задний мост и стойки. И наконец, подкрылки и шасси. Там-то я и наткнулся на что-то непонятное – скрытое от взгляда и очень небольшое по размеру.

Понадобилось некоторое время, чтобы извлечь найденный предмет. Дважды пришлось сходить к ящику с инструментами, чтобы подобрать самую короткую отвертку, – все из-за малого просвета между днищем автомобиля и дорожным полотном.

Наконец я поддел эту штуку двумя пальцами, положил на бетон рядом с собой и, повернув голову, попытался рассмотреть.

Это был коротковолновый передатчик размером с электробритву, предназначенный для работы на одной частоте. Радиотранслятор выполнял лишь одну задачу: отслеживал наш маршрут.

Я задумался о находке, а также об Уилле и Саванне, о тех пятерых с автоматами и миллионе баксов в теннисной сумке. Даже с учетом этого передатчика мне не хотелось признавать, что они действительно двигались по нашим следам.

Я отнес транслятор в дом и обработал специальным порошком, чтобы снять отпечатки пальцев. По собственной инициативе освоил технику дактилоскопии еще в двенадцатилетнем возрасте, когда Уилл сообщил мне, что со временем хотел бы сделать меня своим помощником. Совсем неплохо: удалось выявить три следа – большого пальца сбоку и двух пальцев на крышке прибора. Отпечатки, полученные на белой ленте с помощью порошка "Кровь дракона", вышли весьма четкими.

Я вынес передатчик наружу, чтобы рассмотреть его поближе в тающем свете заходящего солнца, и задумался. Если уж они посчитали, что я настолько глуп и могу попасться на их уловку, то, возможно, они рассчитывают, что я вляпаюсь еще разок.

И я пошел им навстречу – снова залез под машину и прикрутил передатчик на место. А затем позвонил своей подруге Мелиссе из лаборатории криминалистики, попросив ее выполнить еще одну просьбу.

* * *

Я достал из сейфа черный кейс Уилла.

Вначале до меня донесся знакомый запах. Потом обвел взглядом знакомый контур. Я с трудом мог представить отца без кейса, лежащего у него на коленях в машине, которую я вел; у него в руках, когда он входил в комнату, и она сразу становилась его собственной, как это удавалось только Уиллу; раскачивающимся с левой стороны, когда он пожимал чью-то руку и смотрел собеседнику в глаза, уверенным рукопожатием и хорошо подобранной парой слов выигрывая очередной голос в свою пользу. Или стоящим на раскаленном асфальте стоянки где-нибудь около ИАКФ, пока хозяин выслушивал признания в любви от Дженнифер.

Да, именно в тот момент я хотел бы находиться поближе к нему.

И еще мне подумалось, что причина смерти Уилла кроется именно там, среди этих людей, которых он хорошо знал. Одна из заповедей Уилла, которую он повторял мне тысячекратно, гласила: любовь бесконечна, но доверие ограничено.

Прихватив кейс, я вернулся в гараж и уселся в "БМВ" Уилла на его место, где передо мной не было, как обычно, рулевого колеса. Я расположил кейс у себя на коленях, как это обычно делал сам Уилл. Потом, включив лампу для чтения, открыл его.

Передо мной лежали те вещи, которыми мой отец пользовался каждый день: блокнот и календарь; калькулятор; чековая книжка и бумажник; служебное удостоверение в желтой обложке с его личной подписью на первой странице; карманный диктофон; многоцелевой механический набор, в котором были практически все инструменты – от плоскогубцев и отверток до маленькой пилки; заряженный фотоаппарат; четыре разноцветные папки с документами по различным вопросам; протоколы последнего заседания Совета старших инспекторов и повестка следующей встречи.

В пенале с авторучками и карандашами я наткнулся на ключ, который был мне уже знаком, потому что у меня имелся точно такой же. Это были ключи от камеры хранения в банке Санта-Аны.

Я припомнил, как поинтересовался у Уилла примерно три месяца назад, когда он вручил мне копию ключа:

– Раз вы дали мне этот ключ, сэр, то хотелось бы знать, что внутри.

– Ерунда. Ничего.

И я сунул ключ в карман. Надо бы со временем проверить эту ячейку.

В кейсе же я обнаружил две вещи, которые не ожидал там найти: фотографию нашей семьи, сделанную, когда мне было шесть лет. Она была без рамки, потертая и помятая. На ней были заметны отпечатки пальцев.

Я вспомнил о том времени, когда мне было всего шесть и я прожил год в новой семье, не переставая думать, что все это лишь прекрасный сон о доме на холмах и чудных людях, которые меня не боялись. Для меня были абсолютно новыми такие забота и любовь, и я не мог свыкнуться с новыми условиями жизни.

Другой находкой, удивившей меня, была небольшая подборка статей, вырезанных из газет и сцепленных скрепкой. Всего было шесть таких вырезок. Все они касались Лурии Блас и Мигеля Доминго. И никаких пометок Уилла, только статьи. Я бегло их просмотрел и убрал назад.

Взяв блокнот-ежедневник, я открыл его на странице последней недели жизни отца и просмотрел список его встреч и собраний, обедов и заседаний, публичных выступлений и личных встреч. Мое внимание привлекли две записи. Обе касались встреч, назначенных на дневное время, когда я был на работе, и о которых он ничего мне не говорил.

Первая встреча состоялась около полудня с его коллегой, старшим инспектором Даном Миллбро, и директором транспортного управления Карлом Рупаски. Они встречались во вторник, за день до гибели Уилла, в "Лесном клубе". Уилл и Миллбро были непримиримыми членами одного и того же выборного совета. Миллбро представлял там более зажиточный южный округ, а Уилл – относительно бедный и густонаселенный центральный. Они спорили между собой и частенько голосовали друг против друга.

Однако позднее Миллбро стал поддерживать Уилла при голосовании по некоторым вопросам, связанным с транспортом.

Мне на память пришло одно из таких голосований, состоявшееся где-то в конце мая. На повестке стоял вопрос, стоит ли округу выкупить у частной фирмы одну из убыточных платных дорог, построенную несколько лет назад. Дорога была восемь миль в длину. За проезд по ней в часы пик взималась плата два доллара и шестьдесят пять центов. И ею почти никто не пользовался. Построивший ее консорциум терял до тысячи долларов в день, не считая затрат на ремонт полотна, и хотел продать ее округу за двадцать семь миллионов долларов.

Уилл выступил за категорический отказ от сделки – пусть разоряются сами частники, а не налогоплательщики. Рупаски же поддерживал это приобретение, утверждая, что транспортному управлению эксплуатация и ремонт дороги обойдутся дешевле, чем теперешним владельцам, и уже к 2010 году трасса начнет приносить доход. Он считал, что это выгодная сделка – всего за полцены.

В ответ Уилл заявил, что эта сделка выгодна только приятелям самого Рупаски – участникам консорциума – и округу ни к чему брать на поруки прогоревших дельцов. Рупаски заметил, что такие моралисты, как Уилл, довели округ до сплошных пробок на дорогах и невыносимой жизни для всех жителей. Уилл назвал Рупаски марионеткой в руках застройщиков, которых он и пытается спасти от убытков за счет округа.

Мне ясно вспомнился тот вечер.

Совет старших инспекторов состоит из семи членов. Дан Миллбро неожиданно проголосовал "против", что спасло округ от покупки убыточного предприятия у друзей Карла Рупаски.

Я отчетливо представил лица Рупаски и Миллбро после оглашения результатов голосования. Казалось, Рупаски только что попался на рыбный крючок. А Дан Миллбро – серьезный, с тихим голосом, блондин – выглядел расстроенным и почти напуганным.

Отодвинув от себя микрофон, Уилл закрыл кейс, спустился с помоста и кивнул мне в сторону выхода. По дороге домой он злорадно обсуждал итоги голосования. При этом называл Миллбро Милли, а Рупаски – самым мерзким головорезом, которого когда-либо встречал.

"Человек, у которого есть вооруженная охрана, сверхмощный автомобиль и возможность творить законы по своему усмотрению, приобретает слишком большую власть, Джо. И хорошо, что Милли все-таки выступил против этого сукина сына" – именно так он тогда выразился.

Я знал, что за автомобиль он имел в виду, поскольку у транспортного управления округа Ориндж был целый парк новеньких, с иголочки, ослепительно белых, с затемненными стеклами "шевроле-импал", которые приобретались для высшего звена.

"Джо, у меня мозги стынут, когда я вижу этих низкопробных бюрократов, которые бездарно жгут бензин в таких могучих машинах, особенно в этих тачках с затемненными стеклами, где невозможно разглядеть, что за вонючка из транспортного управления сидит за рулем".

Это была одна из причин, по которой Уилл обратился к властям округа и в результате получил разрешение на аренду этой великолепной машины невероятной мощности, в которой я сейчас и сидел. Уилл не был чужд лицемерия. Однажды он заявил мне, что если бы в мире воцарилась справедливость, то всем бы заправляли старшие инспектора, а бюрократам из транспортного управления – типа Карла Рупаски – пришлось бы гулять.

В общем, встреча всей троицы на ленче в "Лесу" выглядела весьма странно, а Уилл мне о ней даже не заикнулся. Он и после ничего не рассказал о встрече, хотя мне припоминается, что последние несколько дней перед смертью он был раздражителен и чем-то озабочен.

Другой неожиданностью была запись в календаре о встрече с некоей Эллен Э. в среду, как раз в день смерти. Время встречи – два часа дня, место встречи – маленький мексиканский ресторан на выезде из Ривер-сайд, на самой границе округа.

Достав телефонную книжку Уилла, я просмотрел страничку на букву "Э". Там я нашел имя Эллен Эрскин, а рядом адрес и два номера телефона. Я не был с ней знаком и никогда не слышал это имя. Звонить было уже поздновато.

Еще какое-то время я сидел в машине, проводя ладонью по вещам, которых Уилл когда-то касался, припоминая и взвешивая.

Глава 8

Я стоял позади большого зеркала для наблюдения в одной из комнат для допросов в управлении шерифа. Рик Берч открыл дверь и впустил Джона Гэйлена. У меня все внутренности задрожали, когда тот вошел в комнату, обернулся, сложив руки, и взглянул на меня через одностороннее зеркало. Эта дрожь сопровождалась тревожным жужжанием.

На секунду отведя взгляд, я сделал вдох поглубже и снова посмотрел через стекло. Жужжание не прекращалось.

Я постарался подавить эту реакцию, а просто наблюдать и анализировать. "Рот на замке, глаза открыты".

В комнате также находился Хармон Одеркирк, помощник Рика. Это был невысокий толстяк лет сорока. Он плотно прикрыл дверь за вошедшим.

Гэйлен опять бросил взгляд в мою сторону, хотя и не мог меня видеть. Потом обратил внимание на видеокамеру в углу, установленную на треноге. Это была ложная камера, которая большую часть времени демонстративно была повернута объективом в сторону. Рабочая камера была спрятана за решеткой кондиционера на противоположной стене.

– Вы ничего не говорили о записи.

Мои нервы снова натянулись, лоб похолодел, а в голове раздался легкий звон. Тот же голос – низкий и четкий, с ироничным, слегка искаженным оттенком.

Звук доносился до меня через микрофон видеокамеры лишь с небольшим усилением – достаточным, чтобы нормально слышать.

"Уилл! О, Уилл Трона! Давай потолкуем".

Это был голос стрелявшего.

– Запись выключена, – ответил Берч.

– Не похоже.

– Поверни эту штуковину мордой к стене, если не веришь, – предложил Одеркирк. – И выруби ее.

Гэйлен взглянул на камеру, снял плащ и, свернув его, завесил объектив и микрофон.

– А кто там за зеркалом?

– Никого.

Дыхание у меня участилось, я наблюдал за ним, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

Он был высокого роста с бронзовой кожей и необычайно интересным лицом. Широкие скулы, выразительные кожные складки, полные губы. Настороженные и очень живые глаза. На нем был темно-синий костюм, серебристо-голубая шелковая рубашка с серебристо-синим шелковым галстуком. На запястье виднелись часы "Ролекс" или их копия.

В комнате для допросов стоял стол с четырьмя стульями по бокам – все было надежно привинчено к полу. Когда-то они были выкрашены светло-коричневой краской, которая со временем облупилась на углах, обнажив металлическую основу. На крышке стола виднелись шрамы от сигарет, оставшиеся еще с тех времен, когда при допросе разрешалось курить. Несколько лет это было запрещено, но работники управления решили оставить эти следы, рассчитывая, что напоминание о невозможности закурить может сделать сговорчивее некоторых из допрашиваемых подонков.

Под крышкой стола напротив стула номер четыре была установлена кнопка для управления рабочей видеокамерой, но Рик уже включил ее снаружи.

– Присаживайся, Джон, – предложил Рик Берч.

Гэйлен выбрал стул, стоявший в стороне от ложной камеры. Стандартная реакция. Зато это позволило яснее рассмотреть его лицо на мониторе и через зеркало.

Одеркирк остался стоять, прислонившись к двери и скрестив руки на груди. Берч, достав блокнот и ручку, сел напротив Гэйлена.

– Итак, Джон, о событиях вечера той среды, – начал Берч. – У нас есть свидетель убийства Уилла Троны. Он сообщил, что это дело рук "Кобровых королей".

– Вот с ними и разбирайтесь.

– С кем именно?

– Меня там не было.

– Так. И где же ты был?

– С женщиной.

– Хотелось бы узнать имя и номер телефона.

Гэйлен посмотрел сначала в моем направлении, потом на Одеркирка и снова на Берча.

– Держу пари, все это у вас уже есть. Не так ли?

"О, Уилл Трона!"

Берч сидел, откинувшись назад и постукивая ручкой по столу.

– Мы располагаем подробным описанием человека, стрелявшего тем вечером. И оно очень напоминает тебя. Что ты на это скажешь? – Берч снова заглянул в свой блокнот. – Высокий, среднего телосложения, длинное пальто или плащ. Темнокожий, возможно, афроамериканец. Правша. Низкий голос.

Пока Берч это читал, Гэйлен не спускал с него взгляда. Потом дважды слабо кивнул.

– Под это описание подойдет много людей.

– Не совсем так. Пять парней в длинных плащах? Какой прок устанавливать свою отличительную марку, если ей не пользоваться? Пять парней в длинных плащах – это и есть пять "Кобровых королей".

– Не знаю, не был там.

– А кто был? Помоги разобраться.

Гэйлен ухмыльнулся.

Хлопнув дверью, Одеркирк вышел из комнаты.

– Послушай, Джон. Я доберусь до всех твоих приятелей. До каждого. И как следует их потрясу. Крепко потрясу. И если тебе что-нибудь известно о том вечере, лучше выкладывай прямо сейчас. В противном случае это будет оказание сопротивления правосудию и потянет на срок от трех до пяти лет. Подумай о трех годах без той девицы, с которой ты виделся две недели назад. О трех годах без женщин вообще. Если ты, Джон, собираешься что-либо скрыть от меня, тебе придется дорого за это заплатить.

Гэйлен ответил Рику пристальным взглядом.

В мой наблюдательный пункт вошел Одеркирк.

– Это тот парень?

– Да. Такой голос невозможно спутать.

– Мы не можем задержать его только по голосу, Джо. А как насчет лица?

Я с трудом сдерживался, чтобы не ворваться в комнату, где проходил допрос, и самому не разобраться с этим Джоном Гэйленом.

– Его лицо скрывал туман. Но голос-то он скрыть не мог.

– Очень жаль. Хотя, на мой взгляд, он вполне мог замочить двух приятелей, чтобы прикрыть свою модно задрапированную задницу.

– Спроси его, знает ли Сэмми Нгуен о его отношениях с Бернадетт Ли.

– Той крошкой с фотографии?

– Ну да. Это подруга Сэмми. Он не расстается с этим снимком в своей камере. Он арестован за убийство, и у него полно приятелей на свободе.

– Схвачено.

Мы смотрели, как Берч продолжал допрос.

– Джон, может, это был и не ты с ребятами. Возможно, эти пятеро парней пытались "косить" под твою команду. Хотя не очень в это верится, не так ли? Все указывает на тебя. У нас по крайней мере один свидетель – но очень надежный. А другой – пока в больнице. Као вполне может расколоться, ты понимаешь. Такой горячий молодой человек. И он будет рад кое-чем с нами поделиться, согласен? Нам известно, как ты подстрелил его. Прекрасный свидетель, который все видел.

– Я не стреляю в друзей. Может, вы сами этим занимаетесь.

– Брось, Джон. Встань на место бедного Као, преданного собственным дружком. А если он откажется, расколем кого-нибудь из твоих парней помоложе или жаждущего срочно "ширнуться". Того, кто любит тебя не так сильно. А если уж твое имя всплывет, то держись – утопим в дерьме. Но пока у тебя есть возможность спастись, а заодно помочь нам.

– Помочь вам? Вполне веский повод отвалить отсюда, – ответил Гэйлен.

– В любое время. Дверь открыта. Откуда ты знаешь Уилла Трону?

Гэйлен тряхнул головой.

– Никогда не знал и не знаю.

– А вот сам Уилл Трона утверждал другое.

– Вам удалось его оживить?

– Я читал его ежедневник.

Последняя фраза заставила Гэйлена на секунду задуматься.

– Уж не хотите ли сказать, что он приглашал нас на ленч в ресторан "Ритц"?

– Никаких имен, Джон. Просто "Кобровый король" тот и "Кобровый король" этот.

Лицо у Гэйлена застыло.

– Возможно, это просто был кто-то из его приятелей.

Я знал, что Берч все это выдумал, потому что сам сделал копии всех страниц календаря и расписания встреч перед тем, как передать ему.

– А мне все видится по-другому. Я представляю этот факт в качестве важного звена. Та встреча и ее последствия. Еще одна причина выйти на "Кобровых королей". Остается тряхнуть цепь посильнее, чтобы разорвать слабое звено. Именно этим я и собираюсь заняться.

Поднявшись со стула, Гэйлен подошел к подставной видеокамере, забрал плащ и перекинул его через руку.

– Полагаю, мы на этом закончили.

– "Короли" обычно собирают скальпы своих жертв, а как насчет тебя?

– Нет.

– А я уверен, что "да", и ты набираешь очки для полноценного членства. Ваши ребята много об этом рассказывали, так что не стоит отпираться.

– Не пойму, о чем вы говорите.

– Возможно, твоих ребят наняли ликвидировать старшего инспектора. Неплохой шанс набрать дополнительные очки. Это могло бы объяснить, почему в тот вечер ты окликнул Трону по имени. И почему твое имя попало в его записную книжку.

Гэйлен улыбнулся.

– Договориться о встрече, чтобы самому себя заложить? Ну ты и размечтался, следователь.

Берч тоже встал.

– Мечты иногда сбываются.

– Вот и продолжай смотреть свои сны. Тебе это неплохо удается.

– Как насчет имени и телефона той красотки, с который ты встречался тем вечером?

– Обойдетесь. Меня еще не арестовали.

– Ты мог бы сэкономить нам кучу времени.

– Не привык помогать копам.

– Тогда зачем явился? Может, слегка струхнул и решил узнать, что у нас есть на тебя?

– Ни хрена у вас нет.

– Когда ты встречался с Алексом Блейзеком?

Гэйлен уставился на Берча.

– О, еще одно дело, которого я не делал.

– Откуда же ты узнал, где в тот вечер искать Саванну?

Гэйлен помотал головой.

– У вас нет причин задерживать меня. И чем больше вы говорите, тем это становится очевиднее.

Я увидел, как в комнату для допросов снова вкатился Одеркирк. В руке он что-то держал.

– Так быстро нас покидаешь? – спросил он Гэйлена.

– Просто больше не о чем говорить.

– Но возможно, появится, если до Сэмми Нгуена дойдут слухи о вас с Бернадетт.

Одеркирк показал ему фото наблюдения, где Гэйлен был снят рядом с девицей.

Гэйлен сделал шаг вперед, чтобы лучше разглядеть снимок, и можно уверенно сказать, что тот не оставил его равнодушным. На мгновение он застыл. Вероятно, ему давно была известна история о пламенной любви Нгуена к своей пассии, но он наверняка никогда прежде не видел этой фотографии.

– Это не ваше дело. Хотите, чтобы я помог сделать вашу работу, и поэтому решили развернуть меня задом, чтобы трахнуть?

– Забавная картинка, не так ли? – заметил Одеркирк, кивнув на фото и улыбаясь.

– Засранцы, – огрызнулся Гэйлен, двигаясь к выходу.

Пока Одеркирк размахивал фотографией, Берч придержал для Гэйлена дверь.

– Так это она твое алиби, Джон? – поинтересовался Берч. – Вот почему ты не хотел назвать ее имя. Знаешь, мы могли бы не распространяться об этом печальном факте твоей биографии. Но если понадобится, можем оповестить весь мир.

– Пошли вы оба к чертовой матери.

Гэйлен выскочил из комнаты, за ним вышел Берч. Выходивший последним Одеркирк выразительно взглянул на меня и произнес:

– Такая работа мне нравится.

* * *

Через некоторое время зашел Берч и сказал, чтобы я подождал у его рабочего стола. Там я и прождал несколько минут, успев просмотреть семейную фотографию. Жена, дети, внуки. Сам Берч выглядел счастливым. Здесь же стопкой были сложены папки с делами, чистый блокнот для записей, официальная табличка с фамилией и личной подписью. Сверху лежал стандартный незаполненный бланк личного допроса. Я не мог не заметить вписанных сверху имени, адреса и номера телефона Гэйлена.

Через некоторое время появился Берч, предложивший мне пройти в одну из комнат для заседаний. Он озабоченно взглянул на меня, но промолчал.

– Это был он, сэр. Я узнал его по голосу, – сказал я.

– Голос в данном случае ничего нам не дает, Джо.

– Понимаю, но по внешности опознать его не могу.

– В таком случае мы не можем его арестовать.

– Но это был он, сэр. Человек, застреливший моего отца.

– Я верю тебе, Джо. Но прокурор не может выдвинуть обвинение в убийстве, опираясь на опознание подозреваемого по голосу. Таких случаев еще не было. Нам нужно нечто более существенное. Что еще, Джо?

– Когда он вошел в комнату, мне показалось странным его поведение, сэр. Еще до того, как он открыл рот. Понимаю, это вам мало поможет.

– Пожалуй, нет.

Вздохнув, Берч откинулся назад и задумался.

– Если именно он нажал на спусковой крючок, почему же все-таки пришел сюда и стал выслушивать мои вопросы?