Текст книги "Кинк. Право на удовольствие"

Глава 8

Иногда ресторан означает просто ресторан. Именно им он и был по всем известным мне критериям ресторанности. Похоже, здесь собираются все самые-самые випы в свободное от извращений время. Не удивлюсь, если тут же проводятся официальные деловые обеды и переговоры – не зря же я разглядела другой выход, ведущий скорее всего на торец здания, а не в общий холл. Быть может, он даже обладает какой-нибудь отдельной приличной вывеской, не имеющей ничего общего с названием заведения. Образец утонченной цивилизованности: не шагай дальше и не поймешь, на каких пороках он зиждется.

Артем еще по пути позвонил фотографу и попросил спуститься в ресторан.

– Вот, модель тебе привел, – представил он меня без имени невысокому и очень изящному мужчине, одетому в слишком широкие для него штаны и футболку.

Тот окинул меня почти презрительным взглядом, вздохнул и резюмировал:

– Саныч, я просил, конечно, робость, но не до такой же степени!

– Времена такие наступили. – Артем развел руками. – Или ширпотреб, или непроходимая безнадежная робость. Ваяй из того, что есть, гений.

– Попытаюсь. – Фотограф даже щупать меня начал, но без вожделения, а словно бы равнодушно оценивал руками изгиб плеча и степень выпирания ключиц.

– Пытайся, Гордей. – Артем отступил к стене. – Марина из Парижа возвращается в следующий понедельник, я с ней уже связался. Но будет тупо увешать здесь всё одной Мариной, которой уже вся Европа увешана.

– С этим сложно спорить. Марина прекрасна, но растиражирована до пошлости. А здесь ни грамма пошлости, как ни грамма тиражирования…

Мне не понравилось, что меня обсуждают как вещь. Зато очень успокоило, что они спокойно меня обсуждают как вещь – признак отсутствия скрытых мотивов. К моему удивлению, меня не увели в какую-нибудь студию с бархатными драпировками, а Гордей, как к нему обращался Артем, начал перетаскивать осветительные приборы прямо в пустующий ресторан – в этом, оказывается, была основная концепция: чтобы интерьер попадал в кадр и создавал ощущение присутствия модели прямо здесь или возврата в прошлое к ней. Все эти мероприятия окончательно убедили меня в том, что я не зря согласилась на сессию – ничего непотребного в ней не подразумевалось. Через несколько минут появилась и помощница Гордея, она с тем же сосредоточенным видом осмотрела меня, затем побежала за нарядами. Она же и прической занялась, про макияж никто не заикался – по задумке «гения» лицо не должно попадать в кадр, или черты будут затемнены, что меня полностью устраивало.

Помощница Аллочка увела меня в смежную комнату и там вырядила в несуразное короткое платье на корсете, попыталась присобачить шляпку, но потом нервно откинула ее. Зато волосы залакированными локонами преобразили меня до неузнаваемости. Она удовлетворенно хмыкнула и так же молча и беспардонно вытолкнула обратно в ресторан.

Зажатая и нервничающая, я принимала на стуле те позы, которые криками требовал Гордей. Он сделал по меньшей мере сотню снимков, но становился все более недовольным:

– Не то, не то! Икры хороши, но мы не можем хватать только икры, Саныч! – Он ни разу не назвал меня по имени, а оперировал лишь частями моего тела.

Артем не уходил из зала, наблюдая за действом почти безучастно, а голос подавал только тогда, когда к нему обращались:

– Хватай что можешь, Гордей.

– А я ничего не могу! – истерично вопил фотограф. – Я как будто мертвую невесту Буратино фотографирую! Подайте мне Марину!

– Марина в Париже, – спокойно отреагировал Артем и обратился ко мне: – Лиля, кажется, нам тонко намекают, что ты слишком зажата.

– Зажата?! – вместо меня визжал фотограф. – Ее силой сюда приволокли, вытащив из-под Буратино? Деревянная девочка, очнись! Где твои изгибы, где чувственность? Ты там вообще хоть дышишь?

Он откинул камеру на стол и подлетел ко мне, нервно стягивая с плеча ткань. Оголил плечо, за него же схватил и дернул, как если бы собирался меня разбудить. Но потом замер и провел пальцами по шее, отошел на пару шагов и взглянул иначе.

– А давайте мы ее разденем…

– А давайте не будем! – я наконец-то проснулась, как он и просил.

– Не совсем разденем… – Гордей меня и не слышал. – Обнажим эти переходы. Аллочка, ряди модель в шифон! И как я раньше не подумал?

Меня, как куклу, утащили в комнату, там Аллочка обмотала меня полупрозрачной тканью, оставив из моей одежды только трусики. Но в зеркале я тщательно себя рассмотрела – ничего не видно, просто сама ткань иначе облегает тело: никакой откровенности, а смотрится по-другому. И Гордей, увидев меня, завопил:

– Именно! Садись спиной, а голову вполоборота, – приказал и снова начал щелкать своим аппаратом. Но через пару минут опять пришел в неистовство: – Алё! Расслабься! Куда ты плечи задираешь? Мы тут чувственность снимаем, а не каторжные работы! Нет, я так не могу… Подайте мне Марину!

Артем со вздохом прошел мимо него и присел передо мной на корточки. Посмотрел снизу в глаза.

– Я предупреждала, что не модель! – поспешила оправдаться.

– Вижу.

Он не убеждал, не подкидывал мне доводов, а пододвинул стул вплотную и сел рядом. Зачем-то повел рукой по ткани, скользя от локтя к плечу. И прошептал едва слышно:

– Закрой глаза, Лиля. Тебе нужно отвлечься от происходящего.

Я прикрыла, все еще не теряя надежды, что справлюсь. Чуть наклонила голову к нему, чтобы слышать успокаивающий голос. Я сидела спиной к внезапно притихшему Гордею, а Артем, наоборот, лицом, но повернулся профилем, тоже подавшись в мою сторону.

– Чудный кадр! Охереть, какое порно! – похвалил что-то свое фотограф, но я не поняла, ведь мы даже друг друга не касались. – Еще чуть ближе, но головы не поднимайте. Саныч, расстегни-ка верхние пуговицы, расправь рукава. Аллочка, а у нас есть мужской ретро-пиджак?

Я их не слушала, просто старалась расслабиться, чувствуя пальцы, мягко перебирающие ткань и иногда соскальзывающие на голую кожу руки. Вероятно, концепция изменилась по ходу дела – теперь вместо модели фотографу захотелось влюбленную парочку, которую он разглядел в нашем невольном сближении. Не поцелуй, но его грань – «за секунду до». Ничего не понимаю в искусстве, но по мне, в этой позе больше секса, чем в сексе.

– Саныч, еще ниже к плечу. Твой профиль оставлю в кадре!

– Ну вот, теперь я еще и Марина, – услышала почти в самое ухо.

Усмехнулась бы, если бы была не так сосредоточена на том, чтобы не напрягать шею и плечи. А то снова наорут, что каждое мое сухожилие видно.

Я почти расслабилась, но снова напряглась, когда всеведущие руки истеричного фотографа стянули ткань ниже, обнажая спину. Взвилась, но Артем перехватил меня – положил горячую ладонь на шею и наклонился к плечу, не касаясь кожи губами. Я замерла, волнуясь теперь иначе. У него одеколон, наверное, дорогой, несложно было предположить, но утопать стало еще проще, чем на расстоянии. Похоже, Артем за нас обоих изображал ту самую чувственную эротику, которую требовали от меня. И раз звуки вокруг принимали другой характер, фотограф поймал и этот кадр. Он с каждым следующим щелчком камеры вдохновлялся:

– А модель-то ничего! Как звать-то?

Ему не ответили, а он и не ждал:

– Саныч, отойди теперь, отойди к едрене фене! А то и не заметим, как окончательно на порно перейдем – у нас на втором этаже то же самое. И подайте мне грудь! Движение ткани, скольжение вниз и стоп-кадр на соске, чтобы дух захватило от предвкушения следующего момента, которого не будет. Я заставлю всех кончать, даже не увидев соска! Это прекрасно!

Я подскочила – и от его слов, и от того, что Артем отстранился, а я словно потеряла точку опоры. Вылупилась на директора, ведь мне было обещано, что никакой обнаженки! Он опередил мое возмущение:

– Я отвернусь, Лиля. Твой сосок увидят только Аллочка и Гордей, а он с половой принадлежностью так и не определился.

– Нет!

– Оплата только по факту сделанной работы. А гению нужен твой сосок, ничего не могу поделать. – Он лукаво улыбнулся.

– Я не настолько нуждаюсь в деньгах, чтобы взывать к моей меркантильности, Артем!

– А к чему взывать? – Он вдруг начал расстегивать оставшиеся пуговицы на рубашке. – Стесняешься? Тогда я разденусь. Так будет легче? Или всех тут разденем?

Он стянул рубашку, обнажив грудь и плечи, я несколько секунд не могла собраться, невольно приклеив взгляд к его коже. Но когда он начал расстегивать штаны, завопила:

– Не надо!

Я была твердо уверена, что Артему ничего не стоит встать передо мной голым – показать, что мое смущение станет выглядеть нелепым по сравнению с его видом. Он замер от моего крика, но так и оставил штаны с расстегнутой пуговицей и молнией. Стоило немалых трудов, чтобы не посмотреть туда и убедиться, что ничего там он обнажить не успел. Я краснела и прекрасно осознавала, как на меня давят, но сказала:

– Ладно. Только отвернись.

Спадание ткани по груди обеспечивала Аллочка. Она сбивала ткань, а потом отпускала ее, чтобы та свободно текла по телу. Потребовалось несколько кадров, пока Гордей одобрительно не заулюлюкал. Я лишь могла думать о том, как низко пала: фотограф во всех деталях смог рассмотреть мою грудь, а удовлетворился, лишь когда сосок напрягся – то ли от трения шифона, то ли от прохлады. Старалась хвалить себя за смелость, но это не удавалось. И сильно обрадовалась, когда фотограф закончил:

– Чудненько! Потребуется еще обработка снимков, но эта смесь скромности, откровенности и обещания идеальна!

Он в той же шумливой спешке начал отключать осветительные приборы и гавкал на Аллочку, которая для его энергетики была недостаточно скоростной. И лишь после этого я вспомнила об Артеме. Вначале он действительно развернулся от меня, так и не удосужившись надеть рубашку, но прямо в этот момент смотрел в мою сторону. Я спонтанно подтянула ткань еще выше, но не могла не подумать, как давно он рассматривает…

Артем подался вперед и снова сел на корточки. Мои пальцы зажали шифон уже у самого горла, но он от судорожного жеста только усмехнулся и тронул залакированные до пластмассы локоны, словно ими заинтересовался. Волосы у меня густые, предмет гордости, но такого внимания к ним мне не приходилось испытывать. Смущала и близость мужчины, особенно после почти интимной сессии, и его обнаженные плечи, которые хотелось потрогать и убедиться, что мышцы такие твердые, какими выглядят.

– Я могу быть свободна? – почти прошептала, что было неуместно.

– А разве ты сейчас не свободна? – ответил вопросом на вопрос, продолжая перебирать в пальцах завиток.

– Я… я имела в виду, на этом все? Могу переодеваться и уходить?

– Ни в коем случае. – Он перевел взгляд на мои глаза. – Я тебе теперь вроде как денег должен.

Он встал и потянулся за рубашкой, продолжив другим тоном:

– Могу перекинуть на карту, Лиля. Так мне удобнее, ты не против? Да, переодевайся.

Я растеряно убежала в ту же комнату. В привычной одежде сразу стало проще и понятнее, а жесткие волосы пришлось убрать под заколку. Зеркало подсказало, что щеки у меня по-прежнему лихорадочно горят. И вот только в этот момент я похвалила себя за смелость. Смогла! И ничего страшного не произошло – никто из посетителей и не узнает в модели меня, если только…

Вылетела в общий зал и уточнила:

– Моего лица точно не будет видно?

– Можешь прийти сюда через пару недель и удостовериться, – Артем снова говорил безразлично и по-деловому. – Выписать тебе вип-карту?

– О, не стоит! – я оценила жест, но карту получить отчаянно не хотела – она будет смущать и звать.

– Тогда пришлю тебе образцы фотографий. Так устроит? Тебя подвезти?

– Не нужно, – я вспомнила о своей тактичности. – У тебя, наверное, море работы!

– Тоже верно. Уже оделась? – Он развернулся. – Кстати, попрошу Гордея распечатать тот кадр, где ткань уже соскользнула, – не для общего пользования, для личного.

– Что? – Я округлила глаза, ведь прекрасно понимала, что таких снимков у фотографа немало – он «выщелкивал» весь процесс.

– Ничего. – Артем обескураживающе улыбнулся. – Я уже говорил, что ты офигенно сбиваешься с толку? Просто ходячая провокация.

Эту встречу я поспешила закончить быстрее – и самой отдышаться, и дать уже возможность директору вернуться к делам, а не возиться со мной. Вышла из «Кинка» через три часа после того, как в него вошла. С гордостью и желанием спрятаться под кроватью. А также с суммой на счету, которая отсрочила поиски работы еще на пару недель. И с вяжущими, но незабываемыми впечатлениями, охарактеризовать которые я смогу когда-нибудь завтра.

И уже в троллейбусе вспыли детали, которые не сразу пришли на ум: Артем предложил меня подвезти, но не настаивал. Однако был не против потратить на меня еще немного времени. Тот самый Артем, который завораживает с расстояния, потому что мне на подсознательном уровне импонирует такой типаж. Он же меня поцеловал – чтобы вызвать злость друга. И опять он же перекинул мне деньги по номеру телефона, – следовательно, он теперь знает мой номер. И ему же я без раздумий написала свой адрес, куда выслать фотографии. Происходило это все мимоходом, без малейших акцентов, но лишь в троллейбусе до меня дошло, что я выложила ему все координаты на блюде. Деньги следовало попросить наличкой, за снимками можно было и заехать самой, но нет – я летела туда, куда меня подталкивали, даже не уловив в этих действиях подтекста. А был ли подтекст? Или мне просто хочется, чтобы он был?

Глава 9

Есть такие впечатления, которые требуют, чтобы ими поделились. И невозможность это осуществить раздражает. Хотя я и подбирала слова, каким образом опишу Кире свою фотосессию, они так и не подобрались. Дело было не в том, что я пожалела о сделанном. Наоборот, воодушевилась очередной победой и ощутила себя сильнее. Но отчего-то в реакции подруги так и угадывалась фраза: «Последние грибы встали на дыбы». Кира не такая, она может и поругать, но беззлобно и всегда разделит переживания, поддержит, так почему я неосознанно от близкого человека жду именно этого? Все-таки проблема в самооценке, если я даже от друзей жду укусов.

Последний вывод и заставил через несколько часов комнатных размышлений и душа отправиться к подруге – пусть будет еще одна победа над собой в этот непростой день. Но открыл мне Кирилл и с порога заявил:

– У моей заказ срочный, на работу вызвали. Ты куда намылилась? Заходи! Слушай, а с курсовой не поможешь? Ты же вроде в расчетах шаришь?

И снова это глупое чувство – неловкость оставаться с парнем подруги один на один. Хотя никто на свете меня не заподозрит в легкомысленности! Да и Кира, вернувшись, глазом не моргнет. Что у меня вообще в голове творится? Мои внутричерепные тараканы настолько запуганы?

Я вошла и внимательно просмотрела первую главу, хотя там и придраться было не к чему. Потом приняла предложение выпить чая. Кирилл – совершенно очаровательный парень, умеющий улыбаться открыто и никогда не держащий плохие мысли за пазухой. Он души в Кире не чает и очень легок на подъем. И вдруг я решилась – рассказала о фотосессии именно ему. Кратко, без особых подробностей, не упоминая, какие страшные комнаты видела в клубе. И встретила такой буйный восторг, что ненадолго опешила. Кира вернулась как раз в тот момент, когда Кирилл с удивлением сообщал, что никогда не обращал внимания на мою фигурку – а ведь и правда, модель! Подруга со смехом спросила, что происходит. Без грамма ревности или двусмысленностей! И, услышав повторный рассказ, который протекал уже куда легче, присоединилась к комплиментам.

– На бармена ты, мать, конечно, замахнулась! – с горделивым восхищением вещала она. – Там же надо чуть ли не фокусником быть! А фотографии потом покажешь? А он не намекнул, что снова тебя пригласит? По поводу твоей внешности я тебе давно талдычила – но нет же, старая подруга должна быть слепой, не то что бесполый фотограф!

Она давно талдычила, да я и верила отчасти. Просто никогда на внешность ставку не делала. Переоценить поддержку Киры и Кирилла было невозможно, я теперь сама радостно нахваливала себя за этот подвиг. Они так воодушевились моим неожиданным прыжком над собой, что Кира потащила меня в парикмахерскую – мол, срочно надо покрасить мои волосы в еще более темный цвет и выстричь пряди для объема. И я на азарте летела за ней, готовая потратить на эту прихоть весь полученный от Артема гонорар.

Уже в руках мастера успокоилась и начала вспоминать, с чего же начались такие кардинальные изменения. С Владимира или с того момента, когда я позволила Гордею потянуть ткань с плеча и не остановила? В любом случае, изменения явно шли на пользу – да хотя бы моему внешнему виду. Сделала заодно маникюр и скорректировала у профессионала форму бровей, чтобы комплименты Киры звучали еще убедительнее.

Так не хотелось прощаться с подругой, но все же пришлось отпустить ее к любимому, а самой отправиться домой. В троллейбусе я бесконечно доставала из сумочки пудреницу и всматривалась в свое отражение. А что такого, если я завтра и глаза ярче накрашу? Не потому, что перестала быть скромницей, просто к темным волосам нужен чуть более глубокий цвет макияжа. Смотрела, радовалась, но еще и понимала: всего этого недостаточно. Я могу и гардероб со временем сменить, когда постоянную работу найду, и краситься научиться, как наштукатуренные девицы из соцсетей. Но этого не будет достаточно, поскольку каждый мужской взгляд в свою сторону я встречаю невольным смущением, а кроткий характер никуда не делся – он и окажет мне медвежью услугу в следующем трудоустройстве. Надо продолжать двигаться по этому пути, даже когда очень страшно. Зажмуриться и двигаться, чтобы, когда я в очередной раз открою глаза, во взгляде была хоть капля самодовольства, а не жертвенности.

Не могла я не думать и о мужчинах. Вот бы больше общаться с Владимиром – он такой холеный и одновременно легкий, веселый в разговорах, что с ним невольно расслабляешься. Или с Артемом, непростым и непонятным, обычно равнодушным и до скрежета зубовного харизматичным. Вряд ли, общаясь с любым из таких мужчин, можно остаться серой мышью – хочешь не хочешь, а немного подтянешься. Какой бы правдоподобный повод выдумать, чтобы вернуться в «Кинк» и случайно встретиться с одним из них?

Возле коммуналки меня ждал сюрприз – знакомый темный джип со знакомым силуэтом, который, позевывая, уселся задницей на капот, чтобы не пропустить добычу. Сердце забилось в ушах – это я добыча. Не ради же квартировладелицы Владимир сюда явился…

Подошла ближе, смущенно улыбаясь.

– Привет, Володя, не меня ждешь?

– Не тебя, конечно. Я просто здесь жду, когда мои мечты начнут сбываться, – ответил с привычной легкостью, но скосил взгляд на мои волосы и почему-то нахмурился. – Новая прическа? Тебе идет. – Я не успела поблагодарить за комплимент, как он добавил: – Вижу в этом блеске только минусы.

– Какие? – не поняла я.

– Обычно девушки кардинально преображаются ради мужчин. А я очень ревнив. Скажи, что ради меня. Соври хотя бы, будь человеком.

– Я… я даже не думала встретить тебя сегодня.

– Тогда возьми и обрадуйся! – он кричал, но веселье в глазах выдавало отсутствие раздражения. – Неужели снова муж в отставке нарисовался? А я уж понадеялся, что о нем больше не услышу.

– Не Олег, – рассмеялась я. – Нет у меня никаких мужчин, не придумывай.

– Докажи! – Он соскочил с капота на ноги и шагнул ко мне, ловя взглядом мои глаза и не позволяя эмоционально отстраниться. – Согласись на чашку кофе.

Я подумала, что уже очень поздно куда-то ехать, но кивнула. Мне было приятно его внимание, скрыть это не получится, а чашкой кофе в такой компании самооценку можно заправлять, как машину бензином.

– Хорошо. Но, думаю, мне стоит переодеться. Куртку хотя бы возьму.

Володя выдохнул, продемонстрировав фальшивое облегчение, и подмигнул:

– Я ждал тебя всю жизнь, подожду еще три минуты. Кстати, ты знаешь, где готовят лучший кофе в городе?

– Догадываюсь! – со смехом ответила я и пошла ко входу. – Но готова только на первый этаж!

Встретил меня крик с кухни. Василиса Игнатьевна как будто ждала моего возвращения:

– Лилька, ты? К тебе мужчина какой-то заходил, а я не знала, во сколько ты вернешься! А, вот и он, встретились. – Она вынырнула в обшарпанный коридор и кивнула Володе, оказавшемуся за моим плечом. – Ну и славно, совет да любовь, только без шума и мусора. И цветочки сама пристрой. У меня такой вазы просто нет. Всучили и убежали, ироды курьерские.

Еще через несколько шагов я застыла, рассматривая на кухонном столе букет. Мне дарили цветы, Олег в начале отношений нередко баловал, но такой роскоши я раньше не видела. Целая охапка бордовых бутонов, которую даже поднять сразу сложно. Захотелось сразу пересчитать – их должно быть не меньше трех десятков! Невероятная красота, но я невольно, очень по-бухгалтерски, начала прикидывать стоимость подобного подарка. И, конечно, сразу сообразила, кто подобные расходы мог потянуть.

Развернулась резко к Володе, неудобно прижимая обернутый в хрустящую бумагу букет, задыхаясь от эмоций и пытаясь подобрать слова. Но уже по его виду догадалась о какой-то неточности в предположениях. Володя вскинул темную бровь и смотрел на меня со смесью скепсиса и легкой холодности:

– Никаких мужчин, говоришь? Заметно.

Я онемевшей рукой выдернула из охапки записку, которую не сразу заметила. Простая белая карточка с надписью от руки: «Спасибо за работу. Результаты пока не видел, но судя по звукам из темной комнаты, гений доволен. А.»

Зачем-то протянула бумажный прямоугольник Володе, будто бы он все объяснял и меня оправдывал. И, к счастью, он наконец улыбнулся:

– Где-то я эту «А» уже видел. Кофе еще в силе?

– Почему нет? – опомнилась я и побежала в комнату за курткой.

– Отлично, – расслышала его ответ. – Я не против послушать, каким образом ты пересеклась с Артемом и что за работа такая. Кофе мне желательно какой-нибудь успокоительный. И про причины новой прически послушаю – вот про нее подробно, как можно подробнее…

А я не могла сосредоточиться. Студент Паша молча выдал мне трехлитровую банку, в которой я и разместила букет, блузка сменилась на свежую, куртка нашлась сама собой. Кажется, на ресницы лег слой туши. И все это время я ни разу не коснулась пола. Володя ревнует или изображает ревность? Артем прислал мне такие цветы, которыми можно убивать особенно завистливых дам, потому что ему понравились снимки? У меня новая прическа и старая куртка, красивая форма бровей и вчерашняя зажатость – идеальные сочетания. Студент Паша краснеет уже не так отчаянно при моем появлении, а трехлитровая банка едва не лопнула, когда я впихивала в нее цветы. Володя мнется в коридоре, а Артем где-то в «Кинке», и хоть разрежьте меня на две половины, не смогу сказать, чье внимание так подкидывает меня над полом. И в центре всей этой сумасшедшей заварухи я – Лилька, серая мышь и безработная бесхарактерная бухгалтерша, которую так удачно облили кофе в аэропорту. Боже, что случилось с этим светом? В какую секунду он стал таким чудесным местом? Мне нужно больше кофе! И пусть хоть все кофе мира окажется на моей одежде!

Так и не поняла, узнала ли меня Марго или она всем входящим в зал приветливо кивает, как старым знакомым, но мне было приятно. Ночной клуб на первом этаже типично гудел – надо же, как быстро это место обзавелось для меня «типичными характеристиками». Володя действительно взял кофе и не подумал настаивать на алкоголе – скорее всего, так ему не терпелось услышать полный отчет.

Я и рассказала о том, как явилась сюда устраиваться барменом, а попала на фотосессию, – в третий раз еще проще, чем во второй. Практика в любом вопросе так же позитивно сказывается? Владимир не критиковал, но несколько раз уточнил короткими звуками:

– Ню или не ню?

– Что ты, я никогда не разделась бы перед камерой! – отвечала я всякий раз, предусмотрительно умалчивая, что грудь моя все же побывала в состоянии ню. Но, если Гордей не соврал, в ресторан этот кадр не попадет. И продолжила, чтобы сменить тему: – А прическа – это первый шаг в сторону нового образа! Кто знает, вдруг когда-нибудь Артем меня и барменом возьмет, если я стану выглядеть достаточно презентабельной? Или для других целей образ поможет!

– Вот уж понятия не имею, куда он тебя возьмет. – Володя усмехнулся в кулак. – Столько лет его знаю, а никогда не могу понять, что у этого маньячины в голове! Хотя цветочки вполне могут быть актом вежливости – хладнокровный гад иногда такой вежливый, что в дрожь бросает.

И я смеялась, разделяя полностью эту точку зрения. Как только Володя отпустил эту тему, получив устраивающие ответы, сразу перешел к другим. Он забавно рассказывал о польской поездке и о других, а бывал он много где. А я почти сразу уловила, что в его смешных байках много чего фигурировало, но ни разу не были упомянуты девушки, как если бы за границей существовала только выпивка, исторические места и мужики-сотоварищи. Не выдержала несуразицы и расхохоталась от его рассказа, как он со стриптизером – вот так, снова в мужском роде – играл на раздевание в карты. Особенно мне нравилось, когда он забывался и называл «стриптизера» по имени – Златкой. На очередной осечке Володя и сам скривился, едва сдерживая смех, а я поинтересовалась:

– Ты с какой целью притворяешься, что ни одной женщины в радиусе километра ни разу не видел?

– Так не хочу, чтобы ты посчитала меня бабником. Ясно же как пень! Вообще-то, умение нравиться женщинам – мое главное достоинство, но сильно сомневаюсь, что тебя можно подсечь на этот крючок. Да и смысл рассказа в другом, я же тебе правила покера объясняю!

И я снова хохотала – да по одному его виду понятно, что Володя бабник: с такой внешностью и с такой явной легкомысленностью это просто обязательный пункт. Но сообщила:

– Не верю, но это очень мило! Продолжай, Казанова! Стриптизер по имени Златка победил?

И снова зафигурировали только выпивка и мужики на фоне польских достопримечательностей. И да, это очень мило, когда мужчина старается произвести о себе впечатление – кажется, до сих пор никто так не старался, чтобы не отпугнуть меня откровенностями.

Прямо в середине предложения Володя откинулся на спинку и крикнул в пересеченную синими лучами темноту:

– Артемушка Александрович! Будьте любезны!

Я и не заметила его появления, как и сам Артем сразу не увидел нас. Он кивнул, что услышал, сначала подошел к стойке, что-то сказал барменам, а потом направился к нам. Уселся на свободный стул и окинул обоих удивленным взглядом, который почему-то остановился на мне.

– Так вы встречаетесь или нет? Утром была одна информация, а что по факту?

– Не встречаемся, – ответила я с улыбкой. – Вот, просто выбрались на кофе…

– Будем встречаться, – уверенно заявил Володя. – Но сейчас не об этом. Ты почему это мою Лилечку барменом не устроил? Она так хотела!

– Твою Лилечку? – Артем сложил руки на груди и ехидно посмотрел на друга. – Знал бы, что Лилечка уже твоя, то устроил бы ей подработку в седьмом зале на третьем, а не лайтовую свиданку с фотографом.

– Ты ебанулся? Моя Лилечка не такая! – показательно ужаснулся Володя. – Я вообще таких баб не знаю, которые даже за деньги смогли бы…

Артем перебил не без издевки:

– Тогда вообще не пойму, что у вас за отношения. Твой навостренный хвост я заметил сразу, но утром Лиля назвала тебя почти чужим человеком.

– Она просто медленно соображает! – Володя отмахнулся. – А я, как обычно, думаю наперед. Правда, Лиль?

Вставила реплику и я, раз оба на меня уставились:

– А что там в седьмом зале? – Но тут же вскинула ладони и добавила: – Хотя не надо! Обойдусь без этого знания!

И они снова сосредоточились друг на друге.

– Дай нам пару дней, Артем, и мы поцелуями будем заводить весь квартал! Вот этот самый, где твой «Кинк» располагается.

– О-о, – с подтекстом протянул второй, и я предугадала дальнейшее, но не смогла остановить: – Будете? Выходит, у меня с твоей Лилечкой уже более близкие отношения?

И что-то в его улыбке заставило Володю поверить, он даже в лице изменился и перестал веселиться, а спросил коротко:

– Что, прости?

– Поцелуй был, – ответил змей в блондинистом обличии. – Позлить тебя хотел. А Лиля, видимо, не хотела, раз так и не сообщила. Ну как, получилось?

Володя не ответил и перевел взгляд на меня, после чего удостоверился окончательно. И у Артема получилось его разозлить – я это в появившейся улыбке без грамма веселья рассмотрела. Володя наклонился ко мне, перехватив за предплечье, и спросил:

– Серьезно? Тогда спасибо, что не сказала, отнесу этот плюс на счет наших будущих отношений. Но у меня теперь жуки внутри скребут. Я-то собирался долго и красиво выплясывать перед тобой брачный танец гиппопотама, а теперь… жуки скребут.

И он перехватил меня за затылок, не позволяя вывернуться. Прижался губами к моим, закрыл глаза – и оттого мои сами закрылись. Я не ожидала, но поддалась настойчивому языку и разомкнула губы. В конце концов, Володя мне очень нравился – не просто же так я тут сидела и слушала его польские байки. Нравился, несмотря на то, что был от меня бесконечно далек. А может именно поэтому? И пусть бабник! Я, может быть, впервые в жизни целуюсь с настолько очаровательным бабником! И пусть я однолюб, а это чувство уже истратила на Олега, – Олег об этом никогда не узнает, а о любви здесь и речи не идет, только о гормонах. Но Владимир не напирал и поцелуй не углубил, а отстранился и прижался лбом к моему, зашептав:

– Лиль, ты слишком потрясающая, чтобы сразу тебя осознать. И извини, что это произошло именно так.

Я почти растворилась в его трепетных словах и недавней ласке, позабыла, что мы здесь не одни, но Володя сам же и выдернул меня из приятных ощущений – он глянул на Артема, а тот прокомментировал:

– Ну прямо Дон Жуан на пороге монастыря. Слезы умиления наворачиваются.

– Один-один, ушлый дружок. Теперь отступи.

По выражению лица Артема вообще нельзя догадаться, о чем он думает. Он и позу не изменил, и руки продолжал держать скрещенными на груди. Зато сказал то, чего я никак не ожидала:

– Володя, я тут подумал, что лишаю тебя статуса вип-посетителя. Я же имею на это право? Ой, я только что дал себе это право. Сдай карту.

– Да без проблем! – сероглазый красавчик отреагировал весело, вынул пластиковый прямоугольник из внутреннего кармана пиджака – вроде бы тот самый, который давал мне – и положил на столешницу.

Но Артем продолжил тем же ровным голосом:

– И вторую.

– Да без проблем!

Теперь Володе пришлось поискать по карманам, но следующая карта легла рядом. Кажется, на ней был написан другой лозунг под названием, но приглядываться я не стала, наблюдая за дальнейшим. Самое странное, что оба они не выглядели злыми, хотя как будто ссорились.