Текст книги "Распутье"

Тальяна Орлова, Егор Серебрянский
Распутье

Глава 1

Красивая кукла.

Примерно с такого определения начал наше знакомство мой тогда еще будущий муж, хотя он думал, что похвалил: «Какая хорошенькая куколка!», не вкладывая во фразу никакого негативного подтекста. Но с каждым годом эти слова впечатывались в мой мозг все глубже. Красивая кукла, Ваня никогда не ошибается в людях.

Мы познакомились в такой момент, когда мне необходима была любая поддержка. Я любила его – за тот воздух, который он вдохнул в мои легкие. Любила, несмотря на то, что он на тридцать лет старше – кажется, я этого вовсе никогда не замечала. Иван Алексеевич Морозов буквально сносил с ног ощущением силы и власти, в таких молодые красивые куколки способны влюбиться без оглядки. Не удержалась и я – полетела в него, как в пропасть, с разбега понеслась в свою стабильность и счастливое будущее.

И, быть может, такой срыв был спровоцирован предыдущими двумя годами безнадежности. Мама умерла, когда я только поступила в музучилище. Дети, пусть и восемнадцатилетние, никогда не готовы к подобным событиям – а я была готова к ним меньше прочих. Отца на похоронах видела, но он поспешил выразить соболезнования и быстрее раствориться в горизонте – ровно так же, как растворился в нем почти сразу после моего рождения. И я осталась одна. Московская квартира, конечно, давала мне преимущества, которых не было у многих других, но с навалившейся жизнью я не справлялась. Учебу пришлось бросить, квартиру сдать побоялась – наслушалась страшилок, как иные жильцы разносят мебель или обманывают с оплатой. А к кому я обращусь, если меня обманут? Искать отца, растворенного в горизонте? Так и он не справится – трус, который не выдержал когда-то даже тяжести незапланированного ребенка, что с него взять? Психологи отчасти правы – все проблемы из детства. Неудивительно, что я на подсознательном уровне не выношу в мужчинах признаков слабости.

Все же мне удалось найти работу – приняли в небольшое модельное агентство. Благо природа помогла: внешностью и светлыми волосами я пошла в маму, а от отца приобрела лишь рост. Когда-то в подростковом возрасте ощущала себя несуразной и угловатой, будучи самой высокой в классе, но после этот козырь и сыграл роль. Устроившись в агентство, невольно начала мечтать о том, что жизнь вот-вот наладится – подзаработаю и вернусь к учебе. Вряд ли я обладаю несравненным талантом, но музыкой занималась с раннего детства и довольно усердно. Или заработаю столько, что мне никакие дипломы нужны не будут, а вокалом и сольфеджио можно заниматься и на дому, с самыми лучшими репетиторами из того же самого музучилища или даже консерватории. С такими мыслями я и засыпала, повторяя себе, что нужно только немного подождать. «Немного подождать» – самое глупое заблуждение, с которым сталкивается любой человек, пока не вырастет до осознания, что ожидание – это не жизнь, а всегда ее преддверие.

За выход на подиум платили копейки, но изредка девчонки прорывались: кто-то на большие столичные показы, кто-то попадал в штат к известным дизайнерам, кто-то уже укатил за границу, чтобы пробиваться там, а кто-то – самые везучие – попадали в рекламу. Мы же, ожидавшие поворота фортуны и в нашу сторону, едва сводили концы с концами, но понимали: иначе судьба нас и не разглядит. Ведь вон их сколько, которых уже разглядела. Иллюзия близости мечты сильно сбивает прицел.

Вика, к примеру, в этой иллюзии пребывала уже семь лет, но все еще верила – как будто не понимала, что еще немного, и ей даже мелкие подиумы не светят, всегда найдется свежая кровь. Дура наивная. Мы все были наивными дурами. Но именно Вика сдалась из моих подруг первой, перейдя в эскорт. Об этом способе быстро заработать я узнала уже через неделю после устройства в агентство. Шеф никого не принуждал – наоборот, это выставлялось чем-то наподобие бонуса: богатые клиенты готовы дорого заплатить, чтобы красавица-модель скрасила их вечер. Девчонки ездили на банкеты, но до такой степени наивной я все-таки не была, чтобы не понимать – не только на банкеты. Не за банкеты богатые дядечки выкладывали крупные суммы нашему шефу. И до таких заработков я опуститься не могла.

А через несколько месяцев дошло откровение: не фортуна выбирала везучих, это самые смелые пробивались любым путем. И уж точно не гнушались «выходом в свет» в качестве эскорта – особенно туда, где можно было обзавестись полезными связями. Вот и Вика сдалась. И как-то сразу посвежела, будто выспалась. Вероятно, именно такой эффект производит смена надуманной мечты на реальные планы. У нее и огонь в глазах появился, как если бы она перестала тяготиться своим возрастом и неизбежным списыванием в утиль. Я промолчала тогда – не сказала, что не пройдет и пяти лет, как ее отправят в утиль и из эскорта. Вряд ли развращенным деньгами и властью богатым старикам нужны тридцатилетние проститутки.

Но однажды Вика меня уговорила отправиться с ней на подобный банкет.

– Я серьезно говорю, Лиз, – шептала она. – Просто сидишь и звонко ржешь. Там народу много, но моделек зовут для создания атмосферы – отличный способ шикануть перед приятелями. Потом, само собой, сауна и «Вы здесь впервые? Не покажете мне дом?», но я научу, как зубы заговаривать. И мне сигналишь – я клиенту дом и покажу.

– И за что мне заплатят, если я буду просто смеяться? – я недоверчиво хмурилась.

– Заплатят. Не столько, конечно, но тебе же любая копейка нужна?

Нужна. Я вздохнула. Знала, что опасно, и если вляпаюсь, то никто не поможет. Хотя на вечерах такого уровня беспределов почти и не случалось, как рассказывали «эскортницы». И Вика была почти единственной, с кем мы всегда держали связь – поддерживали друг друга, как умели. Она не просто так уговаривала – ей хотелось, чтобы я со стороны посмотрела, морально привыкла. И потом, через пять или десять банкетов тоже пошла «показывать дом». Но и это она планировала лишь от заботы обо мне. И я согласилась – дала слабину, даже распознав ее мысли. Просто устала от непреходящих проблем, вымоталась до лоскутов и разрешила себе хотя бы глянуть собственными глазами.

И там действительно не произошло ничего ужасного. Разве что один из гостей прижимался слишком тесно во время танца. Но был он приятен и вежлив, а исчезнуть в нужный момент получилось запросто. И шеф заплатил – тоже копейки, но к остальным копейкам хоть какой-то плюс. На следующий банкет я шла уже легче. На нем меня облапал перепивший директор банка. И снова пережила – выкрутилась, отступила, и хохочущая Вика почти незаметно заняла мое место. Риск в таких мероприятиях всегда оставался, но я убедилась, что раньше его значительно преувеличивала. А разве я ничем не рискую, когда поздно ночью добираюсь по темным улицам домой? Да еще больше! Здесь-то гости друг перед другом лицо держат, потому окончательно его не теряют, а волю себе дают уже в сауне или в приватных комнатах.

И на третьем банкете я встретила Ивана.

– Какая хорошенькая куколка! – он начал с того, что присвистнул мне в спину. – Не составишь компанию старику за столом? А то меня с какими-то политиками усадили, как будто среди них есть симпатичные!

Он не был стариком – очень широкоплечий, подтянутый, мускулистый мужчина под пятьдесят. Дорогой костюм не убавлял ему возраста, зато прибавлял солидности. Некрасивый, на мой вкус, слишком тяжеловесные черты лица и довольно небрежная прическа из коротких русых волос, но такой, который всегда в центре. Даже если стоит в лестничном пролете. Я времени в тот вечер не замечала – села с ним рядом за стол и звонко смеялась, как положено. И не уловила, как начала говорить о том, что с клиентами обсуждать не принято. Но было легко – так легко, как за последний год ни разу не было. В общении Иван был грубоват, иногда пропускал маты, но это выходило как-то естественно – явно сам не замечал. Или наоборот, замечал, и осознанно шокировал вычурных политиков с другой стороны. Он мне просто понравился – ничем и всем сразу. Воздухом этим, который вокруг него сконцентрировался. И тягучей львиной расслабленностью, которую себе может позволить только царь зверей. Тем не менее я вовремя улизнула – ушла в дамскую комнату и больше за стол не вернулась. Он не выглядел слишком заинтересованным, но все-таки конкретное предложение на интим могло прозвучать.

Иван появился на следующей неделе в агентстве – с охапкой роз и предложением:

– Лиза, а пойдем в ресторан?

И я пошла – почти бездумно, ошалев от счастья, что мои внезапные чувства оказались взаимными. Пошла бы в тот момент, куда бы ни позвал: в ресторан, в клуб, на ипподром, к нему в спальню и замуж. Все произошло слишком быстро, но я могла только радоваться. У меня вихрем кружилась голова от происходящего. Я такой жизни и не знала, а Ваня ее мне показал. Между нами не было ничего общего, и я уже тогда не обманывалась: он воспринимал меня красивой куклой, которая, к вящей радости, оказалась способной и поддержать беседу. Он женился на мне, отчасти следуя моде, – все мужчины его достатка и круга обзаводились молодыми женами и еще более молодыми любовницами. Меня это не смущало – я была благодарна за то, что темные дни, вместе с агентством, остались в прошлом, а моя горячая влюбленность в его характер, личность, излучаемое могущество, прямолинейность и редкие улыбки не оставляла выбора. А еще вдохновляло его отношение ко мне, в котором явно прослеживались теплота и забота, чего со временем становилось только больше.

Смущало меня другое – Иван никогда не посвящал меня в свои дела открыто, но как будто особо и не скрывал, потому о деталях догадаться было несложно. По коротким разговорам, по обрывкам фраз, по его людям и телохранителям, всегда носящим оружие. Будучи еще невестой, я уже понимала, что выхожу замуж за криминального авторитета. Но и это меня не остановило – как-то наоборот, я смогла убедить себя, что такой человек и не мог появиться из другой среды. Я любила его так сильно, что готова была не замечать собственные внутренние сделки.

Ваня не изображал из себя романтика, но давал все, что мне было необходимо. Рабочие вопросы при мне никогда не обсуждались, хотя живя в том же доме, я все же улавливала некоторые темы, не желая в них вникать. Иван работал не только на наркорынке, под ним строились гигантские преступные структуры, вытекающие одна из другой. Красивой кукле не положено знать подробности – я их и не знала. Зато быстро научилась быть лишь придатком к сильному мира сего. Теперь меня водили на выставки и приемы, гордились мною, показывали меня, как великолепный аксессуар, меня любили и берегли. И я старалась соответствовать – каждый день напоминала себе, как мне повезло когда-то встретить Ваню. И пела я только ему одному – старинные романсы, аккомпанируя на рояле. Он просил этого, когда возвращался из какой-нибудь командировки – обычно уставший, вымотанный и небритый. Наливал в стакан водки и спрашивал:

– Лиза, не споешь?

И я пела, на полчаса забывая, кто он есть. Любила эти моменты особенно сильно, ведь и Иван выглядел так, будто сам забывал, кто он есть.

Между нами никогда не случалось серьезных ссор. Хотя он иногда срывался – я через стены слышала, как он кричит на своих людей. В огромном доме, больше похожем на замок, у меня были отдельные покои – почти как королевская опочивальня, которую супруг посещает лишь по необходимости. Ваня оказался нежным любовником – аккуратным и внимательным. Но через год семейной жизни секс начал его интересовать все меньше, он «наелся» молодой красавицей, вновь с головой погружаясь в заботы. Тогда мне стало его не хватать. Подозреваю, что он не заводил себе любовниц. Просто предполагаю – из его характера и темперамента. Для Ивана вся жизнь состояла в его черном рынке, общения ему хватало с подчиненными. Верный Коша уж точно знал о моем муже больше, чем знала я. А мои задачи свелись к тому, чтобы хорошо выглядеть и не раздражать назойливостью, когда у любимого супруга нет на меня времени.

Когда-то я безумно радовалась нашей свадьбе и не успела поразмыслить о том, что происходит после нее. Оказалось, что ничего. У меня теперь были украшения, брендовая одежда и любые вещицы, стоило только глянуть заинтересованно на витрину. Я мечтала вырваться из бедности, но перемахнула сразу на вершину бытия – и вот, весь мир под ногами… а взять из него нечего. Заикнулась про возвращение в музучилище – и тогда получила первый резкий отказ:

– Нельзя, Лиза. Ты ведь должна понимать, что у меня немало врагов. Мне все семь этажей училища охраной обложить, чтобы ты там в игрушки свои играла?

Я понимала разумность доводов и не спорила. А репетиторы, о которых раньше мечтала, почему-то теперь стали не нужны – мне хотелось именно выйти, убраться хоть ненадолго с этой вершины мира и пообщаться с людьми, а не вооруженными роботами. Я тогда так расстроилась, что обвинила его в банальной ревности, но Ваня лишь расхохотался, не принимая упрек всерьез именно в таком контексте. Но он прав – у него не будет причин ревновать никогда, а его склонность к собственничеству я почти сразу распознала, когда он после первой нашей ночи восхищался, что я оказалась девственницей: для него невинность оказалась важным атрибутом, сразу повысившим мою ценность. Его ревность никоим образом не была связана с комплексами, как у многих других людей, он просто делил все на свете на «свое» и «чужое». Иван Морозов ревнив, но не только к своей женщине, он ревнив к своим людям, к своим районам, к своим рынкам – и, может, как раз по этой причине так успешен во всем. Иван Морозов не делится с чужими – это можно назвать его личным брендом. Любой, кто посмеет взять у Ивана Морозова без спроса хоть копейку, предпочтет сам себе выбить зубы. И обратная сторона его характера – он бесконечно щедр с теми, в ком видит верность.

Я старалась быть приветливой с прислугой и многочисленной охраной в доме – они отвечали мне вежливо, но избегали общения. Для поварих я хозяйка. А для телохранителей – красивая кукла их хозяина, которая иногда издает звуки. Я знала всех живших в доме, но, разумеется, и представления не имела о настоящем количестве подчиненных Ивана. Чаще других видела Кошу, тень своего мужа, но и о нем, если задуматься, не знала ничего. Я даже разглядывать его на всякий случай не рисковала.

Про беременность всерьез пока не думала. Но Ваня не настаивал, у него от предыдущего брака двое взрослых сыновей, которых он упоминает не иначе как «спиногрызами». Парни по отношению к отцу тоже предпочитали держать дистанцию. Однако ж в случае денежной нужды знали, к кому обратиться. Ивана иногда бесило, что эта нужда возникала по три раза в неделю. Он не жаждет получить ребенка и от меня, а я все никак не могла определиться, хочу ли ребенка вообще.

Первые два года семейной жизни я потратила на соцсети и сериалы, окончательно превращаясь в куклу, как мне и полагается. Иногда читала форумы, где бедные женщины жаловались на мужей-алкоголиков или нищету, всякий раз повторяла себе, как же мне повезло. Вообще жаловаться не на что! Следующие два года семейной жизни я спустила на бессистемное образование – покупала себе дорогущие вебинары и лекции, изучая то дизайн, то психологию, то сложную науку вышивания крестиком, ни на чем не задерживаясь долго. Я просто забивала свое время короткими развлечениями – и тем успокаивала внутренних тараканов. Не на что жаловаться, безмозглые молодые девчонки мечтают о моей жизни, а мне она досталась просто так – стоило оказаться в нужном месте в нужное время. Тоска одиночества и тревоги иногда накатывали, но никогда не находили внешнего выхода, – мне пора взрослеть, раз так сильно повезло в жизни.

Вкупе четыре года сделали из меня абсолютно другого человека, хотя мне исполнилось всего двадцать три – небольшая разница с теми девятнадцатью, когда я встретила Ваню, а я будто за это время переродилась. Я начала разбираться в видах шелка и позабыла, какова на ощупь синтетика. Я полюбила лошадей и разлюбила собак. Я могла играть одну мелодию на рояле по восемь часов кряду – и будто засыпала на это время. Иногда я звонила Вике, но со временем нам стало не о чем разговаривать. Она, удивив нас обеих, вышла замуж за простого инженера и бросила агентство. Но ее проблемы были будто из другого мира – как эпизод очередного сериала, немного надуманный и неестественный. И я ей теми же откровениями ответить не могла, поскольку у меня проблем не было вообще. По крайней мере таких, которые можно обсудить.

Некоторое время меня тревожил только один эпизод – он произошел незадолго до того, как мы отпраздновали третью годовщину. Я уже замечала, что при проблемах Ваня меняется: в такие дни он часто кричит на своих ребят, я его терпение на прочность не проверяла, предпочитая отсиживаться в комнате. Еще он в подобные периоды много пьет – разгонит всех, даже Кошу, сядет в гостиной на первом этаже, плеснет водки – выпьет, плеснет – выпьет. И так до тех пор, пока не осоловеет до невменяемости. Но ко мне в таком состоянии не подходил, исключение случилось только раз.

Он после каких-то затянувшихся проблем вернулся с гостем – уже на хмеле. Я вышла поприветствовать, и Ваня, как обычно, хвастался мною, как своим достижением. Незнакомца мне вообще забыл представить – настолько был пьян. Мужчина лет сорока сально ощупывал меня нетрезвым взглядом, и, стоило мужу это пристальное внимание заметить, как он попросил меня удалиться, чему я была только рада. Еще не хватало им петь и играть – Ваня мог об этом попросить, а я не нашла бы причин отказаться.

Они смеялись и пили до поздней ночи. Похоже, какой-то полезный человек. Но уже в четвертом часу утра дверь в мою спальню с треском распахнулась.

– Ваня?

Я подскочила, испуганно прижимая одеяло к груди. Ужасало то, что его странный гость ввалился в комнату вслед за мужем. Иван его ласково приобнял, направляя к моей кровати и пьяно спрашивая:

– Что, понравилась? Лизонька у меня такая, что не может не понравиться, верно? Ну, красавица моя, что же ты смотришь, как будто не рада меня видеть? – И снова гостю: – Понравилась?

– Красавица, Иван Алексеевич! Настолько прекрасная дама может украсить любую жизнь!

У него глаза какие-то странные, голубые, полупрозрачные и будто липкие. Они мажут по мне, раздевают, сразу до костей. Я это еще в гостиной заметила, как и муж. Но не представляла, что Иван захочет удостовериться, не показалось ли ему. И супруг начал говорить совсем немыслимое:

– Так чего же ты ждешь? Бери! Лиза очень послушная, а моему другу не откажет. Но ненадолго, уж будь другом! – и пьяно расхохотался. – Ночь себе укрась, большего твоя рожа не заслужила.

У меня вдох комком сжался в горле. Казалось, что мне все это снится – видится в больной фантазии от безделья. Со дня нашего знакомства я чувствовала себя защищенной – многое я могла бы сказать о своих сомнениях, но в этом была уверена. И никогда мне не приходило в голову, что от самого Вани меня никто не защитит… Еще хуже было осознание, что мне не дадут убежать, а разозлю – убьют. Сначала изнасилуют, отдадут этому сальному пьяному «полезному человеку», а потом убьют.

И гость подался ко мне с гнусной улыбкой. Я неконтролируемо метнулась с кровати к противоположной стене и заныла-завыла почти без слов:

– Ваня… Что же ты…

Меня никто не слышал. Мужик расстегивал рубашку, не отрывая от меня взгляда, – ведь ему дали разрешение. Но еще через шаг тяжелая рука легла ему на плечо, останавливая. А голос мужа прозвучал до мурашек холодно и абсолютно трезво:

– То есть так, да? Ты на чью жену хуй навострил, самоубийца?

Тот непонимающе обернулся и тут же получил кулаком в лицо. Ваня перехватил падающее тело за грудки и не дал рухнуть, нанося новый удар. И снова, и снова – мощно, уверенно. Мужчина хрипел, орал, а я зажала голову руками и тоже кричала. Муж просто озверел:

– Никакая гнида не смеет так смотреть на мое! Слыхал ты, падаль?!

Он избивал его так жестоко, что меня тошнило. Я жмурилась, чтобы не видеть, но, кажется, слышала хруст костей, а жертва со временем даже хрипеть перестала. И вдруг все стихло, но я все не отрывала пальцы от ушей и не открывала глаза, с трудом преодолевая рвотные позывы.

Тишина давила – сложно сказать, сколько прошло времени, но из непроницаемости меня выдернул тихий голос:

– Елизавета Андреевна, вы сегодня переночуете в гостевой спальне?

Я уставилась на Кошу, кривя губы до болезненных судорог. Он повторил вопрос, а потом взял меня за локоть и поднял. Я снова закрыла глаза, чтобы не видеть, и потому спотыкалась одеревеневшими ногами о ковер. Но держали меня железной хваткой и уверенно тащили к выходу.

– Коша, ты это… вышвырни его потом, – раздался снова пьяный голос мужа.

Мой провожатый ответил на ходу:

– Иван Алексеевич, ну какого черта? Грязи-то сколько.

Тот ответил почти неразборчиво, опираясь на дверной косяк:

– Руслан, хоть ты не нуди, чистюля хуев. Этот пиздюк у меня китайцев на траффике выебал и думал, что я не узнаю. А потом решил выебать мою жену… Да живой он. Вроде. Но вышвырни его так далеко, чтобы я его больше никогда не видел. Лиза, Лизонька… извини! Не хотел тебя тревожить, девочка моя…

– Идите спать, Иван Алексеевич, – Коша отреагировал за нас обоих.

Я не была в состоянии говорить или понимать. И не смогла отметить, что Кошу впервые назвали при мне не Кошей и даже не Кощеем. Похоже, муж совсем не в себе.

Меня впихнули в гостевую спальню, после чего Коша попытался уйти, но я вцепилась в его рубашку, заглядывая снизу в глаза.

– Мне страшно… страшно! – взмолилась, как будто от него надеялась получить какую-то поддержку.

– Успокойтесь, Елизавета Андреевна.

Он попытался оторвать меня от себя, но я еще крепче сжала пальцы, вопя громче:

– Страшно! Ты можешь это понять?

Коша наклонился и сухо повторил:

– Успокойтесь. И вам ничего не грозило. Худшее, что с вами может произойти, – если Иван Алексеевич с вами разведется. Вот тогда и будете истерить.

И в тот момент я очень сомневалась, что именно это самое худшее. Он так и держался в нескольких сантиметрах от моего лица, терпеливо ожидая, когда я соберусь и разожму пальцы, – вероятно, не хотел или не был уполномочен применять ко мне силу. Верная хозяйская собака, он выполняет приказы, а не утешает истеричек. Молодой ведь, всего лет на пять старше меня самой, – не самый симпатичный, неправильный какой-то, неулыбчивый, короткая стрижка темных волос, длинная шея с острым кадыком. Глаза только карие можно назвать красивыми, не будь они такими равнодушными. Руку дам на отсечение, что Коша никогда не улыбается – бессердечная тень моего бессердечного муженька. Ему даже имя не полагается, как и многим бандитам Морозова, и Руслана не на ровном месте переименовали в Кощея.

Мне удалось с трудом преодолеть судорогу и разжать пальцы. Стоять с ним рядом было не менее неприятно, чем вернуться сейчас в свою спальню.

Наутро Ваня умолял о прощении, пытался что-то объяснить и заверял примерно в том же, что вчера сказал Коша: виноват он передо мной только в том, что перепугал. Но ни одна гнида меня бы не коснулась, иначе он не мог бы называться Иваном Морозовым.

Я долгое время пребывала в апатии, но со временем все проходит. Забылся и тот случай, к тому же больше ничего подобного на моих глазах не повторялось. Но именно в ту ночь я окончательно поняла, за кого именно вышла замуж. И что мне очень повезло, что Иван Морозов, чаще всего занятый делами и неромантичный, видит во мне только «свою девочку», а не врага.

А еще через год все начало налаживаться – Иван подался в политику. Мне сообщил, что пора уже выходить на свет, а руководитель он отменный – так почему бы не использовать таланты? Я тогда очень вдохновилась – быть женой политика мне хотелось куда больше, чем женой преступника. У нас даже охрана в доме частично сменилась – и теперь я чаще наблюдала парней в чинных деловых костюмах, которые не производили впечатления людей, только вышедших из тюрьмы. Коша никуда не исчез, но с Кошей Ваня пойдет хоть в китайский наркопритон, хоть в бездну ада, хоть в политику. Было понятно, что в одночасье все не изменится, но хорошо, что хотя бы тенденция намечена – все же впервые в жизни Ивану Морозову понадобилась и репутация для покорения нового для него рынка.