Текст книги "Распутье"

Глава 2

Окончательно я расслабилась, когда в доме начали появляться люди из новостных каналов. Иван ничем не занимался вполсилы, с привычным рвением вовлекался и в политику. Я только теперь поняла, в каком напряжении жила все эти годы, боясь себе признаться в страхе – о нем говорили только частые ночные кошмары. А наяву я не задавала себе вопросов, чтобы на них не отвечать.

Но теперь новая жизнь уже не мерещилась – именно она и наступала, моя только роль никак не изменилась, потому я решила ее менять:

– Вань, я с ума схожу от безделья, – заявила как-то за завтраком.

Супруг мягко улыбнулся. Взгляд у него теплый – не знаю, кого видят его подчиненные и конкуренты, не знаю, кого видят новые друзья-политики, но на меня он всегда смотрел именно так.

– И что же ты придумала себе в качестве развлечения? Только не говори, что казино! – он решил пошутить, что делал редко и лишь в самом хорошем настроении. – Казино как хобби можно иметь, только если ты его владелец.

Я засмеялась:

– Нет, дорогой, обойдусь без таких игрушек! Я тут подумала – может, мне в спортзал начать ходить? Твои ребята там прописались – я слышала их разговоры. Там охраны больше, чем дома! Неужели мне и там что-то угрожает? Или теперь мне вообще ничего не угрожает?

Последний вопрос я задала вкрадчиво, боясь и надеясь услышать ответ. Но Ваня задумался и выдал, пожав плечами:

– Ходи в зал, коль хочешь. Хоть на кулинарные курсы, если они тебе сдались. Все, чтобы ты улыбалась, Лиза!

Его реакция вдохновила еще немного поднажать:

– Да зачем мне кулинарные? Лучше нашей Евгении Прокопьевны все равно готовить не научусь! А вот на курсы дизайна с удовольствием бы записалась.

– А дизайн тебе зачем? – муж весело поглядывал на меня. – Лучше того петуха в перьях, который нам в прошлом году первый этаж обустраивал, тоже не сумеешь.

– Кто знает? – я счастливо улыбнулась, поскольку встретила не холодный протест, как раньше, а настоящее шутливое обсуждение. – Может, он те же курсы когда-то закончил, а теперь вот, – я махнула рукой на безупречно стильную фреску на стене, – зарабатывает!

– Ага, бабла я ему тогда килограмма три отвалил, – припомнил Иван. – Но тебе-то, девочка, зачем грязной работой заниматься, когда в мире полно петухов в перьях?

И я продолжала, придерживаясь той же ироничной интонации:

– А может, я всемирно известным дизайнером стану? Тебя президентом изберут, а жена должна соответствовать – попу накачаю, английский подтяну и добью всех мировым именем!

Ваня зычно расхохотался, а потом кивнул:

– Записывайся, Лиза, куда хочешь. Я, старик, иногда забываю, какая ты у меня молоденькая – тебе жить надо, подружками обзавестись, с которыми посплетничать можно, интересами. Ты же у меня талантливая, а я запер талант и оставил только себе.

– Ты не старик! И мне не нравится, когда ты так говоришь, – серьезно ответила я и ничуть не кривила душой. Возраст шел моему мужу как никому другому, а по энергичности он заткнул бы за пояс любого восемнадцатилетнего парня. Абсолютно все рядом с ним блекли, не в состоянии затмить ауру силы.

И он не мог не чувствовать, что именно так я всегда считала. Но взгляд его стал еще теплее. Я выбрала самый удачный момент для подобного разговора – Иван пребывал в отличном настроении, в чем я тоже увидела знак изменения нашей жизни.

– И то верно. Поживем еще, Лиз! Теперь так поживем, как ты даже представить не могла. Но давай без перегибов, не будем рисковать. Если с твоей головы хоть волосок упадет, то я этот город в порошок сотру и через сито просею, но этим волоски на место не возвращаются. А безопасных мест не бывает – мне ли не знать? – он многозначительно усмехнулся. – Потому только с охраной, чтобы у меня сердце на месте сидело.

– Разумеется! – я и не рассматривала другие варианты, но радовалась все сильнее.

– Из своих парней посмотрю, у кого шкура потолще, чтобы в случае чего хватило спускать… Или слушай, а может, мы тебе телохранителя наймем? Ну, знаешь, такие в пиджачках и галстуках, как в фильмах про страшных негритянок. Такими пижонами и перед подружками похвастаться не стыдно.

Я уже смеялась до слез. Мужа я любила, но в таком настрое – просто обожала.

– Давай в пиджачке, Ваня. Буду носить его, как сумочку.

– Забили, красивая моя девочка. – Иван махнул вошедшему Коше, который молчаливым кивком напомнил мужу о встрече. – Поищу. Своим-то я доверяю больше, но моих в какие пиджаки ни ряди, а все равно бандитская наружность торчит, не спрячешь.

Коша на этой фразе растянул губы в скептической улыбке. Вообще-то, Ваня немного преувеличивает – вот, например, если с Коши стянуть вечную черную футболку и кожаную куртку и принарядить в костюм от Армани, то он вполне может сойти за интеллигента. А вот на некоторых, наподобие Славки, никакой костюм не налезет – Славка так раскачался, что одним своим видом устрашает. Машина по швам трещит, когда он за руль садится, куда уж какому-то Армани.

Ваня поспешил на встречу – пришел кто-то из очень важных гостей, но я все же успела перехватить его и чмокнуть в щеку, прошептав:

– Спасибо.

Не так уж мне был интересен дизайн или курсы английского, и вряд ли мне нужны подружки для сплетен, но сами эти изменения говорили о глобальном перевороте. Дышать сразу стало легче, как если бы я все годы жила под грузом, и он за одну минуту исчез. Летала по дому и прикидывала, чем займусь сначала, а через полчаса твердо решила – вот всем по порядку и займусь.

Настроение было преотличным, и, услышав о приходе Максима, я сама побежала в синюю гостиную – предупредить, что его отец некоторое время будет занят. Младший сын мужа был моим ровесником, но отношения между нами по понятной причине всегда оставались напряженными. Он внешностью пошел в мать, ни капли брутальности отца не унаследовал, очень красивый, но какой-то пустой, как если бы под презентабельной оболочкой не скрывалось жил. Он ко мне относился по большей части равнодушно – мы просто придерживались военного нейтралитета.

– Здравствуй, Максим! – я отвлекла парня от разглядывания картины над камином. – Иван занят, встреча с важным человеком.

– У него всегда встречи с важными людьми, – парень ответил и лишь потом обернулся, скривившись. – А, ты все еще здесь, Лизавета? Не заменили тебя на кого помоложе?

Примерно одинаковое приветствие всякий раз. Его отношение вполне объяснимо – детская обида за мать, себя и брата, которых Иван просто выдвинул когда-то из своей жизни. С бывшей женой я виделась всего единожды, она никогда сюда не приходила. Довольно красивая, но пожилая женщина, которая вообще никакого негатива ко мне не демонстрировала. То ли слишком спокойная, то ли достаточно мудрая, чтобы понимать: Иван женился во второй раз после нескольких лет развода, и для нее конкретно нет никакого значения, на ком: пустышке-блондинке-модельке или лауреатке Нобелевской премии.

– Как видишь. Могу я предложить тебе что-нибудь выпить?

– Выпил уже вчера. – Максим рухнул в кресло так устало, будто был старше своего отца. – Машину разбил. Отец опять орать будет.

– Покричит и купит новую. Как в прошлый раз. – Я заняла изящное кресло напротив.

– Ты воспитывать меня решила, мамочка? – Он ухмыльнулся. – Выискалась тут тоже. Но видишь ли, какая проблема, Лизавета, твои дни тоже не всегда будут такими сладкими. Не думаешь же ты, что раз выскочила замуж за самого Морозова, то до конца дней теперь будешь в жемчугах ходить? Ничего подобного. Стукнет тебе максимум тридцать, и пойдешь на списание. Не перевелись еще крашеные куклы на Руси, которые за деньги готовы на все.

Я старалась не реагировать на выпады, а в двадцатый раз это уже просто:

– Может, так и будет. Тогда и порадуешься.

– Будет-будет, – заверял Максим скорее самого себя. – Но хуже всего, что ничего ты с него не получишь. Вышвырнет в том, в чем в дом его пришла. Как нас вышвырнул. Так прими добрый совет от сыночка – начинай откладывать с маникюрчика уже сейчас.

Я отвернулась к камину, чтобы скрыть улыбку. Да, Иван от предыдущей жены отмежевался, но она живет в хорошей квартире в центре и вряд ли испытывает особую нужду. А сыновья его вообще преспокойно обращаются при необходимости: проигрался – папа долг заплатит, машину разбил – папа купит, в полицию попал за разбитую в пьяном виде витрину – папа отправит своих ребят и юристов, чтобы вытащили шалопая. Папа поорет, конечно, иногда подзатыльник даст, но проблему решит. Максиму ли жаловаться? Иван для них плохой отец, с этим сложно спорить, он вообще предпочитает с ними не общаться и никаких теплых чувств не демонстрирует, но если речь идет только о деньгах и связях, то отшвыривается ими от предыдущей семьи, чтобы не припекали. И Максима наверняка именно это больше всего раздражает, а не то, что наш дом шикарнее квартиры матери.

И «советчик» разошелся, раз я не реагировала:

– Ты бесплодная, что ли? Хоть бы ребенка успела родить – тогда за счет него на улице не сдохнешь. Или фигурку боишься попортить? Так зря. Всегда найдется моложе, красивее и фигуристее.

Я невольно широко заулыбалась. А ведь теперь действительно можно и о ребенке подумать, я раньше в эти мысли не углублялась. За себя было страшно, а уж за ребенка – тем более. Но среда меняется! Папа у моего малыша будет солидным бизнесменом или политиком, а не каким-то главарем банды…

– Ты чего лыбишься? – не понял Максим. – Уже беременная? Поздравляю! – как выплюнул. – Страховка для корыстной суки.

Настроение он мне испортить не смог – наоборот, я улыбалась все шире, представляя, как забеременею, когда ситуация окончательно стабилизируется. И в моей жизни появится дополнительный смысл, которого я так долго ждала. Ответила, поскольку его больше раздражало мое молчание:

– Ты можешь не верить, Максим, но когда я выходила замуж за твоего отца, меньше всего думала о роскоши. Меня смущала его деятельность, но я не могла оторвать от него взгляда. Никому не нужная, даже родному отцу, я вдруг стала нужна – и кому? Настоящему граниту, стене, рядом с которой любая женщина была бы счастлива. За четыре года я только укрепилась в этом мнении. Если твой отец меня завтра разлюбит – я буду в отчаянии. Но только потому, что такого мужчину больше не встречу. В нем есть недостатки – я их вижу. И для меня важнее другое.

– А, так ты папика себе нашла? Детскую травму лечишь? – собеседник выловил только это. – Так это ненадолго. Увидишь молодой хер – сразу по постелькам заскачешь текущей кошкой, даже про роскошь забудешь. И у таких стерв есть гормоны.

Все-таки он кретин. Или я не умею объяснить? Или ему бесполезно объяснять? Покачала головой, но Максим продолжил:

– Или ты уже? Давай тогда и меня в очередь впиши! Любви до гроба не обещаю, но нуждающейся вставить могу.

Я закатила глаза к потолку, все же не выдержав:

– Изменить Ване – это все равно что себе изменить. А ты просто идиот!

Он подался вперед и спросил тише:

– Неужели совсем не нравлюсь?

Я разглядывала его лицо несколько минут, чтобы самой себе ответить. Холеный красавчик, таких девчонки обожают. Сказала спокойно и размеренно:

– Нет. В тебе нет ни грамма того, что могло бы вызвать во мне симпатию. Я каждый раз удивляюсь, что ты его сын – такой жалкий, инфантильный и ничем на отца не похожий.

Мой ответ его разозлил. Максим вскочил на ноги, встала и я, решив, что лучше уйти. Надо же, повелась на провокации и все же допустила скандал. Но уйти не удалось – он перехватил меня за локоть и развернул к себе. Притянул, попытался перехватить за талию. У меня от отвращения мурашки побежали. Я четыре года ничего подобного не испытывала! В последний раз меня лапали на тех банкетах с эскортом, и тогда я терпела, поскольку была беззащитной. Но я разучилась терпеть и разучилась чувствовать себя одной во всем мире. И потому бездумно залепила ему пощечину.

Получилось не слишком сильно – я своей вспышкой его неожиданно рассмешила. Максим меня не выпустил, но и к себе не притягивал.

– Что же так однозначно-то, Лизавета? Еще бы разок подумала. Или у тебя между ног чешется, только когда ты дряблый живот видишь? Показать, как выглядит молодое тело?

– Отпусти!

Он не пытался меня поцеловать или что-то подобное, просто издевался. Я не видела в нем страсти, я ему даже не нравилась – это была чистая провокация или проверка. Максим хотел достать меня насмешками, а я не собиралась ему объяснять, что кроме его отца у меня любовников не было и не будет, что мне плевать, какой там у него пресс. Да я тут накачанных самцов по двадцать в день вижу – один другого мужественнее, но никто из ребят Ивана не вызывает во мне и толики желания. Этому придурку не ответы нужны, а мое раздражение. А еще вероятнее, он в очередной раз проверяет любовь отца – что тот сделает, если я сейчас побегу жаловаться? Новую машину не купит? И тогда можно будет ныть с полным основанием: богатый папочка бросил сыночка на произвол судьбы. Таким слабакам обязательно нужно основание для нытья.

– Отпусти, гад! Меня от тебя тошнит!

Его отшвырнули от меня так внезапно, что я вскрикнула. Максим отлетел к стене, но не упал. Почти сразу выпрямился и осклабился:

– Да это шутка, Коша! Ничего я ей не сделал.

Коша оставался бесконечно спокойным:

– Юмор. Понимаю. За такие шутки, Максим Иванович, меня попросят сломать вам челюсть в трех местах. Потом оплатят лечение. Но я ломать умею так, что до конца жизни будет напоминанием.

Максим побледнел – он Кошу опасался сильнее, чем меня. Это я могла бы сыпать угрозами, которые ничего не стоят, но Коша Ивана знает, как никто другой. Если он так говорит, то с почти абсолютной вероятностью так и будет. Я поспешила уйти, но все же в проходе остановилась и попросила тихо:

– Коша, не надо беспокоить такой ерундой Ваню. Мы просто повздорили, и никаких двусмысленных намеков Максим мне не делал.

Успела зацепить благодарный взгляд избалованного идиота и вышла. Максим был мне отвратителен, но и он услышал Кошины слова – больше подобного не повторится. А я ни в коем случае не хочу, чтобы из-за меня Иван калечил собственного сына. Коша нам обоим дал ответ на незаданный вопрос, а что произошло бы, побеги я с жалобами. Все-таки не зря Максим так жаждет получить подтверждения любви отца, поскольку на самом деле любовь того очень относительна. Иван способен обидеть любого… ну, вот разве что у Коши и у меня полный иммунитет. Но только лишь по причине, что мы оба ни разу не дали повода нас упрекнуть.

О недоразумении я быстро забыла, вовлекаясь в новшества. Мне даже посещение тренажерного зала показалось приключением. Мы, конечно, с Ваней в люди выходили – на выставки, в театр, на приемы. Но там все не то и не так, больше вычурности, чем людей под ней. А в зале было иначе, потому и захватывающе, хотя окружали меня все те же лица, что и дома. Инструктор боялся ко мне подойти близко под косыми взглядами парней. Для них самих я была бесполым существом, но так лишь спокойнее. И понравилось, как тянет вечером перенапряженные мышцы, словно сила в них появлялась через эту боль. Со следующей недели начну ездить и на курсы, к тому времени Иван подберет телохранителя, которому сможет доверить мою жизнь.

Смена целей и направлений жизни были такими вдохновляющими, что я начала снова петь для Ивана после ужина, возобновив нашу старую традицию.

Глава 3

Через неделю я впала в беспросветную эйфорию, как если бы годами ждала освобождения в темнице, а теперь не осталось никаких преград для семейного счастья. Мне и мой телохранитель понравился – улыбчивый Саша, который уже наличием имени выделялся из основной банды. Дизайн мне давался трудно, но я наслаждалась каждым уроком и поездкой. Именно эйфория и усилила боль от удара до такой степени, что я позволила себе истерику – если быть точной, вторую истерику за все время своего замужества.

Я слышала, что Ваня вернулся домой, и решила поговорить с ним о ребенке. Он никогда и не возражал, но все же лучше еще раз убедиться, что он как минимум не возражает. Сама взяла на кухне поднос с чаем и отправилась в кабинет – я вообще любила это место уютной уединенности. Но войдя, поняла, что муж не один. Перед ним сидел уже знакомый мне человек из городской мэрии, а Коша стоял у окна. Деловым разговорам я мешать не собиралась, потому быстро отступила назад. Однако не успела удалиться, услышав слова Ивана, который моего появления не заметил:

– Что же вы, Сергей Сидорович, сразу о своей проблеме не намекнули? Не беспокойтесь, вернут вам долги, еще и сверху приплатят за моральный ущерб. Коша, у того гада есть семья? Разузнай все. Умные обычно соображают без паяльников в жопе.

Коша не ответил, ожидая, пока я выйду. А у меня задрожали руки, кое-как удалось не выронить поднос. Но зазвеневшая чашка привлекла внимание Вани.

– Лиза, ты здесь?

– Я… Я хотела… чай… Добрый день, Сергей Сидорович…

– А, спасибо, красавица моя! – муж отреагировал добродушно. – Очень кстати! Дорогая, ты в порядке?

Я была не в порядке – я пребывала в жутком хаосе, и ума не приложу, как мне удалось все-таки уместить поднос на консольный столик. Хотелось сбежать, чтобы никто не видел навернувшихся слез – я почти никогда не плакала, но теперь не могла сдержаться. Это в такую политику он ушел, это так друзьями обзаводится? Кому я врала все это время? У Вани же связи и натасканные ребята – глупо было считать, что он в один день превратится в законопослушного человека. Ничего не закончилось – если он вообще собирался заканчивать – просто изменил внешний имидж…

Я была готова кричать прямо там – и плевать на посторонних. Но Иван заткнул мой порыв вскинутой рукой:

– Дорогая, у меня гости. Я позже к тебе зайду. – И кивнул Коше.

Верный пес вывел меня из кабинета, уловив в жесте шефа команду «фас». Так и потащил за локоть по коридору к лестнице – быстрее и подальше, если я все-таки начну орать. Орать теперь хотелось еще сильнее, но именно Коше мне сказать было нечего, потому я выдавила:

– Я в порядке. Сама дойду.

– Не похоже, – отозвалось это подобие человека. – Доведу до комнаты.

Мне было стыдно рыдать перед ним, стыдно афишировать эмоции, но через несколько шагов меня буквально прорвало:

– Когда это закончится? Хоть ты мне ответь! Выбиваете долги, угрожая семьям? Сколько людей ты убил по его приказу? Сколько?! Или ты не считал?

Парень резко перехватил меня и зажал ладонью рот. Потащил дальше так, не сбавляя шага. Вероятно, свидетелями моей истерики и повара не должны быть. Я извивалась, сопротивлялась, но не могла ослабить железную хватку. Коша зашвырнул меня в спальню, но сам не вышел – остановился перед дверью. Вероятно, хотел убедиться, что я с теми же криками не побегу снова в кабинет. И неожиданно ответил, хотя и не прямо:

– Должников не убивают, Елизавета Андреевна, их запугивают. Мертвый клиент никаких денег не вернет. Это все? Или по этому поводу обязательно нужно прорыдаться?

Я не плакала, слезы сами лились по щекам, но я уже не обращала на них внимания, а злилась все сильнее – сжимала кулаки, но знала, что не смогу отважиться и ударить. Так хотя бы высказаться:

– То есть это нормально?! Я… я ребенка хочу! Я шла, чтобы сказать ему, что хочу родить ему ребенка! А он тем временем угрожает чьим-то детям?!

– Мне-то какое дело? – брюнет равнодушно пожал плечами.

– А теперь… теперь я хочу развестись!

– Разводитесь. Мне-то какое дело?

Он просто выносил меня из сознания своей непроницаемостью. Коша – не человек, а собака, освоившая команды хозяина. Но в тот момент я бы орала даже на собаку, срывая горло:

– Я любила его! Всегда любила! Хоть кто-нибудь спросил меня, как трудно любить такого человека?!

Коша все-таки сделал шаг ко мне, но не трогал, хотя тон его прозвучал иначе – он будто пытался успокоить, просто не очень это умел:

– Вас бы здесь не было, если бы Иван Алексеевич в этом сомневался. Так и любите – таким, какой есть. Идеальные герои бывают только в романах.

– А если я больше не могу? Вот именно таким?

– Ну, – он почти улыбнулся, пристально глядя на меня. – Вы замуж именно за такого человека выходили. Так кто виноват?

Меня оглушило. Я зажала голову руками и осела на пол. Ведь на самом деле никто не виноват, кроме меня самой. Полюбила не того, ждала невозможного. И запричитала, поскольку до сих пор даже мысленно этого не отваживалась произнести:

– Я надеялась… Всегда надеялась, что изменится… Ведь Ваня – самый лучший, самый яркий, самый любимый, ему только мелочи не хватало. И поверила, что мечта сбылась… Но все по-старому… И наркотики, и остальное – все по-старому. Изменился только пошив его костюма… И так будет всегда…

Говорила я это себе, потому сильно вздрогнула, услышав его ответ – Коша все еще зачем-то продолжал стоять в комнате:

– Я плохой психолог, если вы ждете советов. Но, по-моему, все просто. У вас прекрасная семья, вы для Ивана Алексеевича не какая-нибудь выскочка, которой нужны только его деньги. Он вас бережет. Так перестаньте беситься с жиру и продолжайте то, с чем четыре года успешно справлялись. Кстати, знаете, почему он с первой женой развелся? Истерики доконали. Не повторяйте ее путь, если любите мужа.

Это так и называется – «с жиру беситься». И Коша ведь все верно говорил, однако это привело к ненормальному смеху. Я вскинула на него глаза и со злым хохотом спросила:

– Как тебя там по-человечески? Руслан? Из тебя плохой психолог, Руслан! Но спасибо, что постарался. Очень мило это слушать от хозяйской псины со сказочной кличкой.

– Сказочной? – он ничуть не разозлился, а мне, наверное, именно того и хотелось.

Я устало отмахнулась:

– Иди уже вон. Не буду я кричать при Сергее Сидоровиче. А если мне захочется излить душу, то я лучше с Сашей поговорю – у него хоть имя есть.

– Вызвать вашего телохранителя? – Коша то ли издевался, то ли предлагал на полном серьезе. – Но душу Александру изливать не советую – он не наш человек.

И легко представилось, как улыбчивому телохранителю перерезают горло, – только за то, что он узнал слишком многое. Иван отбирал лучшего, да и профессиональная этика требует держать язык за зубами, но Саша «не их человек», потому его вычеркнут, если настроение такое будет. Им же, бандитам, одним трупом больше, одним меньше. Саша возил меня в учебный центр и тренажерный зал, ждал в коридорах, пока я занимаюсь. Мы почти не разговаривали, но он мне импонировал – именно тем, что тоже носил оружие, но оставался человеком. И работу себе выбрал такую, чтобы людей защищать. Может, тоже кого-то убивал, но не по сиюминутной прихоти, а ради защиты клиента… Или я просто хотела видеть светлое в тех, в ком оно хотя бы потенциально могло быть?

– Не надо вызывать, – я поморщилась. – Но позвони и скажи, что его режим работы меняется. Теперь я запишусь на курсы испанского, итальянского, французского, вьетнамского… какие еще бывают? На все запишусь, чтобы отсюда почаще выходить. И тогда, может, смогу собраться… отдышаться. А потом разведусь. Выйду замуж за какого-нибудь Сашу и постараюсь разлюбить Ваню.

Коша прошел к двери и распахнул ее, заявляя напоследок:

– Совет вам да любовь. Только Ивану Алексеевичу про свои планы на Сашу не говорите. А то пословица врет – до свадьбы далеко не все заживет.

Наверное, так Коша пошутил. Но я уже не разбирала, где здесь юмор.

С мужем все-таки надо было поговорить. Я созрела только на следующий день и улучила минутку, когда он находился в кабинете один. Вошла молча и села напротив. Дождалась взгляда, прежде чем решилась начать:

– Ваня, мне просто нужна надежда, что все это когда-нибудь закончится.

Он, видимо, был занят с какими-то документами, оттого и хмурился. И говорил задумчиво, не погружаясь в интерес к разговору:

– Красивая моя девочка, перестань придумывать проблемы на ровном месте. И тогда все будет хорошо.

Как я и думала – просто красивая кукла. Любимая, оберегаемая, но просто кукла – такой не положено «придумывать проблемы». Я настаивала на своем, поскольку он вообще моему напряжению причин не видел:

– Будет ли?

Все-таки отложил бумаги и ответил довольно резко:

– Хватит, Лиза! – Ваня наклонился вперед, впечатывая меня взглядом в кресло. – Знаешь, почему ты сейчас здесь? Я женился на красивой модельке и, честно скажу, ничего серьезного от этого брака не ждал! Но четыре года прошло, а я каждый день радуюсь, что именно тебя встретил – лучшую. Я вообще раньше не думал, что бабы бывают настолько мудрыми! – Мне очень понравилось, как он объединил в одну фразу уничижительное «бабы» и комплимент. – Ни разу – ты слышишь меня, ни разу! – я не пожалел, что женился на тебе! Так не заставляй меня жалеть сейчас!

– То есть мне надо продолжать помалкивать, как все четыре года? – я не боялась его реакции на такой вопрос, ведь ни разу его агрессия не была направлена на меня.

– Зачем помалкивать? – Ваня и не разозлился, а подхватил очередную папку на столе и открыл, вчитываясь. – Говори, но стервой не становись. А от хорошей жизни люди на глазах стервенеют. Займись чем-нибудь, давно пора, а теперь и возможности открываются. Так радуйся, Лиза, радуйся! А не стервеней.

Я его точку зрения хорошо расслышала. С сегодняшнего дня снова начну принимать противозачаточные таблетки. И говорить больше смысла не видела. Может, я на самом деле «от хорошей жизни» начала придумывать трудности? Ведь человеку нужны трудности – вот жаждущий мозг их и изобретает.

Но уйти не успела, в дверях Ваня меня окликнул:

– Лиза, а давай в отпуск сгоняем? В Альпы!

– С удовольствием, – я воскликнула искренне, поскольку любила проводить с ним время наедине и в непривычной обстановке, а такое случалось крайне редко из-за его занятости.

Но Иван поморщился и добавил, почти извиняясь:

– В следующем месяце, дорогая. Раскидаюсь и рванем. А ты пока на курсы свои… Кстати, Коше список передай, он попробует подключиться к внутренним камерам. Не то чтобы я твоему конопатому телохранителю не доверял, но береженого Бог бережет.

Сашу он всерьез не воспринимал, он его купил для меня как породистого щеночка или брендовую сумочку, лишь бы я улыбалась, но на этом все функции телохранителя и заканчиваются.

– Подключиться к камерам в учебном центре? – я не могла поверить. – У твоей паранойи есть основания, Ваня?

– У паранойи всегда есть основания.

А мне стало смешно:

– Коша у тебя еще и к камерам подключается? Я думала, он только челюсти ломать умеет!

Иван посмотрел на меня с настоящим удивлением, вновь позабыв о бумажке в руках.

– В смысле? Коша институт по программированию заканчивал – я столько бабла в него вбухал, чтобы на доверенного человека самые важные задачи перекладывать, а не искать всякий раз специалистов.

– Коша? Институт?! – я смеялась все громче. – Не знала, что есть институты по ломанию челюстей.

На самом деле моя веселость скрывала снова накатывающую истерику. Я осталась без образования, а в какого-то шестерку-бандюгана деньги инвестировали, как в ценные бумаги. Мое изумление вызвало у Вани лишь недоумение:

– Чему ты удивляешься, красавица моя? Я кому все эту индустрию потом передам – своим безмозглым спиногрызам? У них кишки слишком тонкие, чтобы хоть месяц в моей шкуре просидеть и не обосраться. А мир меняется, сейчас грубой силой решается намного меньше проблем, чем мозгами. Понятно, что смену себе готовить надо заранее… с такой-то жизнью, – он скривился, бездумно кивнув на какую-то папку.

Настроение окончательно рухнуло. Не от новости, что Ваня Кошу обхаживает побольше своих сыновей – в этом как раз ничего удивительного. А от старого вывода, который каждый раз звучал как новый:

– Я просто надеялась, что этой индустрии когда-нибудь не будет… – одумалась и произнесла отчетливее: – Поняла тебя, Ваня, не буду больше отвлекать.

Со мной что-то не так, это пора признать. Или я, как было сказано, действительно от хорошей жизни беситься начала, или все четыре года пребывала в каком-то тумане – ведь жила себе спокойно, в обстановку дома гармонично вписывалась. Когда же я была неправильной – тогда или сейчас? Ответ на этот вопрос был важен и мучительно сложен, он раздавливал мои мысли и заставлял задыхаться в привычных стенах.

– Останови здесь, пожалуйста, – попросила я телохранителя, когда мы возвращались из учебного центра.

Саша глянул на кованые ворота нашего особняка и свернул к обочине. Привычно осмотрелся – нет ли поблизости подозрительных машин или людей. Лишь затем глянул на меня.

– Все в порядке, Елизавета Андреевна?

– В порядке, – ответила я, расслабленно глядя в лобовое стекло. – Пять минут посидим, потом вернусь домой.

Он промолчал и тоже откинулся на спинку, хотя на каждую проезжающую машину смотрел пристально.

– Сколько тебе лет, Саша? – зачем-то спросила я. Мне просто хотелось поболтать с кем-нибудь, у кого вся жизнь впереди, и эта жизнь не будет связана с чем-то черным и отвратительным.

– Тридцать, Елизавета Андреевна.

Я с удивлением посмотрела на его профиль – он выглядел моложе, почти моим ровесником.

– А ты можешь называть меня просто Лизой? – продолжила я.

– Не думаю, что это профессионально. Но могу называть так, как вам будет комфортнее.

«Вам». Все четыре года меня называли на вы и по имени-отчеству, даже люди, которые были намного старше. Потому что я жена Ивана Морозова – со мной нельзя фамильярничать без угрозы для здоровья. А на курсах о моем положении не знают, там ученики и «Лизкой» могли окликнуть – и как же тепло становилось от подобных окриков. Так пусть и Саша сделает над собой усилие – изобразит, что я не на вершине мира, до которой надо обязательно орать снизу и кланяться в раболепии.

– Да, Саша, мне так будет комфортнее. – Он кивнул. – Почему ты выбрал такую работу, если не секрет? Неужели тебе нравится приезжать за мной, ждать в коридорах во время занятий и возить по бутикам?

Он улыбчивый – часто улыбался просто своим мыслям, я это давно заметила. Несимпатичный, не в моем вкусе, но улыбкой привлекающий внимание. Пожал плечами и все-таки ответил:

– Наверное, у каждого свой путь, Лиза. Я с детства спортом занимался, был чемпионом в молодежной лиге карате, после армии подался в органы. Но быстро понял, что это не мое – быть встроенным именно в ту систему. И немного изменил приоритеты – можно быть полезным и нужным и не идти на сделки с совестью.

Мне очень импонировали его приоритеты, вот почти до слез нравились – или я просто в последнее время постоянно близка к срыву? Следующий вопрос был неуместен, но мне требовалось его задать, хотя бы в самой нейтральной формулировке:

– Ты знаешь, чем занимается мой муж?

Его улыбка слегка померкла, но после паузы Саша ответил:

– Догадываюсь. Меня слишком тщательно проверяли перед этой работой и задавали такие вопросы, что сложно не догадаться.