Текст книги "Люди и судьбы. Истории из жизни"

БАБУШКА РОЗИНА

Бабушка – не главный член семьи, но внутренние судьбоносные решения нередко выпадают именно на её долю. Благодаря бабушкам во многих семьях рождаются внуки. Я это утверждаю, как внучка, обязанная фактом своего существования бабушке. Её дочь, которой было предназначено стать моей мамой, после развода с мужем обнаружила, что находится в интересном положении. Её это совсем не устраивало, но бабушка уговорила: «Ты только роди, остальное я возьму на себя».

И случилась я.

Бабушка сдержала слово – окружила меня заботой.

Бабушка гордо считала, что распознавала мои детские болезни раньше врача и поэтому я переболела ими в самой легкой форме.

– Ты ела бублик, а на него села муха, – рассказывала бабушка во всех подробностях. – Я вызвала врача, как только мне показалось, что ты заболеваешь. Сказала, что у тебя, возможно, дизентерия. Врач сомневался, но дал нужные на этот случай рекомендации по лечению. Диагноз подтвердился. Вовремя диагностированная болезнь протекала легко.

Однажды потребовалось срочно записать меня в детский сад: бабушке необходимо было на время уехать к заболевшему деду, который служил военным инженером на Дальнем Востоке. В детский сад брали детей с трех лет, а мне было два с половиной. Бабушка сказала, что я развитый ребенок и знаю на память стихи. Меня попросили почитать, долго слушали, не перебивая, удивлялись и в конце концов приняли в группу – бабушка добилась своего.

С Дальнего Востока бабушка вернулась домой вместе с ушедшим в отставку дедом. И мы снова зажили вместе в нашей коммуналке в Фурманном переулке.

Окно в нашей комнате выходило во двор, окружённый с трех сторон стенами нашего дома. Изначально окно было узким, выходило на стену, в комнате было мало света. Бабушка уговаривала деда расширить окно. Это было хлопотное и дорогостоящее дело, и дед сказал: «Выбирай – или окно, или шуба». Бабушка выбрала окно. С мечтой о шубе пришлось расстаться, зато в помещении стало светло. Большое окно бабушка считала своим важным жизненным достижением.

С четвертой дальней стороны двора было здание Мошковских бань. По вечерам там ярко светились окна женского отделения. В воспитательных целях мне не разрешалось подходить к окну.

Я вообще росла тепличным ребенком: бабушка ограждала меня от всех неприятностей. Годы спустя она поведала, что не разрешила отвезти меня на кинопробы для участия в фильме, «чтобы не лишить ребенка детства» и уберечь от неспокойной жизни.

Бабушка давала мне разные полезные наставления, которые я невольно вспоминаю, попадая в определённые ситуации. Бабушка осуждала родственницу, научившую меня играть в карты в подкидного дурака: «Интеллигентная женщина, врач, а научила ребенка…»

Я росла. Бабушка наставляла.

«У тебя большой, умный лоб, не закрывай его челкой. Челки носят только те, у кого лоб узкий».

«Ты думаешь, что я всегда была старая. Я работала в французском шляпном салоне, делала модные шляпки. А ты знаешь, как по-французски звучит слово бабушка? – grand-mère – главная или старшая мама».

«В тяжелые голодные времена я собирала на улицах беспризорников».

«Ты – моя жизнь».

Бабушка внушила мне, что надо иметь и беречь документы, имея печальный пример из своей жизни. Перед своим отъездом на Дальний Восток к заболевшему мужу она сложила все важные личные бумаги в пакет и поместила на верх старинного массивного буфета. Во время её отсутствия моя мама выбросила этот буфет, чтобы в комнате стало свободнее. Так были безвозвратно утеряны все документы, в том числе – относящиеся к бабушкиной профессиональной деятельности. Восстановить их не представлялось возможным. В итоге стажа работы не хватило – и ей отказали в получении пенсии. Для бабушки это стало трагедией, и она решила доработать стаж без отрыва от семьи: взять надомную работу. Наличие финской швейной машины определило направление деятельности. Работнице Розине Ильиничне выдавали крой на пошив швейных изделий. Это были трусы. Но тут подвело здоровье: у бабушки случился инсульт, от последствий которого она не вполне оправилась до конца жизни. Работу по пошиву продолжила сноха Наташа – для нее это была подработка, а для бабушки стаж. В конце концов бабушке назначили неполную пенсию.

Бабушка Розина прожила сорок лет в коммунальной квартире и ни разу не поссорилась с соседями. Затем выхлопотала отдельную двухкомнатную квартиру на первом этаже пятиэтажки, где и жила со своим мужем Натаном до конца жизни.

Во многих семьях по разным причинам не принято было говорить о прошлом. Старшие не рассказывали, младшие не интересовались. Обрывками информации я обязана своему дяде, Илье Натановичу. От него я знаю, что бабушка родилась в городе Николаеве. Родители – отец Илья и мать Александра, дети – дочь Розина и младший сын Леонид. В предреволюционные годы их квартира была конспиративной. Однажды, когда моя прабабушка Александра, женщина очень набожная, молилась, в квартиру неожиданно пришел революционер Анастас Микоян. Александра его не впустила, пока не закончила ритуал.

У меня есть фотография прадеда Ильи Полякова – бородатый казак в бурке до земли и высокой папахе на голове. А в книге памяти погибших во второй мировой войне есть мелкая фотография Леонида Полякова, ушедшего добровольцем на фронт, несмотря на бронь.

Это отец и брат моей бабушки. Их безвременный уход из жизни был для нее незаживающей раной. А с ее смертью открылся мой личный счет жизненных потерь.

Конечно же, бабушки – не главные члены семьи, но внутренние судьбоносные решения часто выпадают на их долю. Именно благодаря бабушкам во многих семьях рождаются внуки. Сейчас родители и дети, как правило, живут отдельно. Может быть поэтому, без бабушек под боком, рождается меньше детей?

Моей бабушки Розины нет на этом свете более полувека. Мне её до сих пор не хватает. Чудом сохранилась одна маленькая фотография, где она изображена молодая и красивая. Но фото не передает лучистый взгляд её серых глаз, который я помню до сих пор.

ИЛЬЯ

А он, мятежный, просит бури…

М. Лермонтов

Близким человеком в моей судьбе, моим другом и наставником долгое время был младший брат моей мамы, Илья. Он приходится мне дядей, но был старше всего на четырнадцать лет, поэтому я звала его просто по имени.

В семейном фотоальбоме, в этой волшебной книге прошлого, есть фотографии, где он с друзьями выгуливает меня, четырехлетнюю, на Чистых прудах. Парни улыбаются в объектив, а он заботливо оглядывается на меня.

Я очень хотела быть внешне на него похожей, но это было невозможно. Мы были разной породы: я – в моего дедушку, он – в мою бабушку, свою маму. У деда были карие глаза и нос с горбинкой, у него – серые глаза и прямой нос. А ещё он умел шевелить ушами, а я – нет, это тоже было несправедливым различием.

Мы жили в коммунальной квартире, в большой комнате с высоким потолком, украшенным лепниной в виде гроздьев винограда, которые мне было интересно разглядывать перед сном. Илья корпел над уроками, и я ими тоже очень интересовалась. Астрономию мы изучали вместе. Жизнь звёзд и планет я хорошо усвоила. Потом, спустя годы, в моем школьном учебнике обнаружились несколько иные космические сведения. И должна сказать, официальное мироустройство мне понравилось гораздо меньше.

Илья окончил школу, поступил в институт. Беспечный, остроумный, красивый, он неожиданно для всех женился на симпатичной, очень уверенной в себе девушке Наташе. Молодые стали жить у жены и её матери в тогда ещё подмосковной Лосинке (Лосино-Островская). Илья бросил институт и пошел работать на Карачаровский завод. Родилась дочка Галочка. На семейном совете молодые супруги решили, что надо получать высшее образование. Сначала пойдёт учиться Наташа, а Илья будет зарабатывать деньги. А потом пойдёт учиться он.

Как-то летом Илья взял меня в пионерский лагерь, где работал пионервожатым от завода. В лагере его все обожали. Я была счастлива, что попала к нему в отряд, хотя по возрасту была младше всех.

Наташа получила диплом и, чтобы не заниматься домашними делами, поступила в аспирантуру, пользуясь покровительством поклонника – доцента из института.

Семейная жизнь в конце концов дала трещину.

Дядя и тётя развелись, и Илья стал жить в коммуналке в одном из арбатских переулков.

Он ушёл с завода и профессионально занялся фотографией. Я, конечно, тоже увлеклась и приходила к нему в лабораторию печатать снимки. Благодаря ему, я никогда не расставалась с фотоаппаратом, а теперь – со смартфоном. Снимки – это свой взгляд на мир вокруг, чудесные открытия, кладовая личных впечатлений и памяти, доказательства наполненности жизни. Водил меня Илья и в музеи, и на интересные выставки. Подсказывал, что смотреть и читать. Как-то раз дал почитать ксерокопию книги Вересаева 1937 года «Спутники Пушкина». На каждой странице в ней были напечатаны имя персонажа, его портрет, краткая биография и, наконец, взаимоотношения с Пушкиным. Книга произвела на меня впечатление: биографий было так много, что на этом материале явственно проявлялась неслучайность жизненных событий в судьбах людей, неотвратимость поступков и их последствий.

Илья – интересный человек, эрудированный собеседник. Однако наладить свою семейную жизнь у него так и не получалось, несмотря на несколько попыток. По его словам убедительно выходило, что у каждой женщины были свои недостатки.

Я за него переживала. Однажды решила познакомить его с хорошей умной женщиной, моей соседкой. И вдруг поняла, что у них ничего не получится, ведь дело не в женщинах, а в нём самом. Размеренная жизнь с понятной и понимающей его женой для такой личности, как Илья, скорее всего, становится пресной. Его первая жена была яркой и непредсказуемой. Ему была нужна такая же, чтобы надо было за неё волноваться, может быть, даже удерживать на поводке, чтобы не сбежала, и всегда быть в напряжении.

Ушла из жизни его мама, моя бабушка Розина. Для нас это была большая потеря. Мне её до сих пор не хватает. Илья приобрел кооперативную квартиру на окраине Москвы, но комнату терять не хотел и предложил мне в нее прописаться. Мне идея не понравилась. Я с мамой жила в кооперативной малогабаритной двухкомнатной квартире с шестого класса и в коммуналку переезжать не хотела. Дядя стал меня убеждать просто прописаться – на будущее, как запасной вариант.

«Я буду её сдавать за десять рублей в месяц, а ты даже налог платить не будешь, – объяснял он. – Такая сумма налогом не облагается».

Я согласилась, поскольку в моей жизни, вроде, ничего не менялось, а Илья получал моральную поддержку.

Однако, все кончилось неприятностями: через несколько месяцев меня вызвали в налоговую службу, чтобы выяснить, почему я не плачу налог за сдачу комнаты. После моих объяснений инспектор сказал: «Я вам верю, но ваш дядя сдает комнату не за десять рублей».

После этого случая Илья стал уговаривать меня пожить недолго в коммуналке, убеждал, что такую замечательную комнату – с эркером, с лепниной на потолке – он сумеет быстро сменять. Я уступила, немного пожила на новом месте. Илья сменил комнату на другую – на Садовом кольце.

Я вышла замуж. Жизнь переменилась, у меня появились другие обязанности, родственники, сменились приоритеты. Илья перестал занимать привилегированное место в моей жизни. Мы с дядей почти перестали видеться.

Очередные наниматели его комнаты не поладили с соседкой, та пожаловалась в милицию. Меня вызвали и пригрозили, что если я не буду сама жить в своей комнате, то меня из неё выпишут, и я лишусь прописки в Москве. Я сказала дяде, что под угрозой выписки не разрешаю далее сдавать эту комнату. Произошёл крупный разговор и ссора, в результате которой я не захотела и не смогла с ним больше общаться. Когда-то ещё в школе одноклассница мне сказала: «Ты хороший человек, но очень принципиальная». Видимо, она была права.

Прошло несколько лет. Один из наших общих родственников дважды обращался ко мне: «Знаю, что вы в ссоре. Помирись. Илья переживает». Я тоже переживала из-за случившегося, ведь в прошлом у нас так много было хорошего.

Однажды я случайно увидела его в метро. Илья был старый, угрюмый, несчастный. В первую минуту я готова была отвернуться. Но поняла, что если убегу, то никогда себе этого не прощу. И я подошла, поздоровалась. Мы обменялись несколькими осторожными фразами, из которых в подтексте следовало, что всё прощено, и плохое ушло. Оказывается, он этих слов ждал. Мы оба испытали облегчение и спокойно расстались.

Вернулось всё хорошее. Остались светлые воспоминания, добрые чувства, ценные для нас фотографии. И опыт прощения.

ТЁТЯ ДОРА РУЛИТ

 
Были времена.
Прошли, былинные
 

В. Маяковский

Мы все из прошлого века, я – из его середины. Это значит, что в детстве я имела возможность общения с родственниками, родившимися в позапрошлом веке. К таковым относится жена старшего брата моего деда, урожденная Дарья Дмитриевна Алексанова. Хочется вспомнить о ней, как о личности незаурядной.

Это была приятного вида блондинка, начитанная, целеустремленная, с хорошими манерами. Она с детства отличалась умом и способностями, что позволило ей, девочке мещанского сословия, учиться вместе с дворянками. К ней, как к простолюдинке, гимназистки относились уничижительно, но для себя Дарья сформулировала так: «Они глупые, а я умная. Я добьюсь в жизни всего, чего захочу».

Годы спустя она ярко описывала мне их неготовность к будущей жизни: «Такие глупые. Одна наивная дурочка даже не поняла, как оказалась в интересном положении. Она не знала, откуда берутся дети. Поднимала руку, просила заглянуть ей в подмышку и спрашивала, не выглядывает ли ребенок».

В мире существуют две силы – деятельная и созерцательная. Дора воплощала деятельную силу. Большинство людей живёт в предложенных обстоятельствах, минимально влияя на ход событий, приспосабливается к обстоятельствам. Ставит реальные цели, гармонизирует свою жизнь, работает, воспитывает детей.

Дора была другая. Она решительно строила жизнь по своему усмотрению и влияла на своё окружение. С детства она мечтала о светской жизни и обеспеченном муже и сумела этого добиться. Макс, её муж, работал на автозаводе у Ивана Лихачева инженером, получал приличную зарплату, имел личный автомобиль. Жили супруги в отдельной квартире в доме на улице Горького, над рестораном «Арагви». Слабое своё здоровье Дора лечила на курортах. Ежегодно ей присылали по почте ящик с недоступной целебной ягодой фейхоа, содержащей йод.

Детей у неё не было по состоянию здоровья. Домашним хозяйством она не занималась, еду не готовила, говорила: «Домработнице надо поставить памятник». В связи с этим выбор её последней квартиры не был случайным. Одним из достоинств было то, что в доме располагался магазин «Диета». Очень удобно, если хочешь еду не готовить, а покупать и разогревать.

Дома она организовала что-то вроде литературного салона. У неё бывал молодой поэт Андрей Вознесенский.

Ее эстетическое чувство требовало перемены имён окружающих, и женские имена в нашей родне изменились: Роза стала Розиной, Анна – Наной. Не зная, что это инициатива тети Доры, я в детстве недоумевала, почему маму зовут так странно – Нана Натановна. Сама Дарья сменила своё имя в паспорте и стала Дорой. Однако, когда началась война, Дора срочно продала автомобиль («У всех реквизируют») и побежала в милицию менять имя снова на Дарью, чтобы её по ошибке не посчитали еврейкой. Там ей отказали.

Дора с Максом несколько раз переезжали. Первый раз они сменили улицу Горького на проспект Мира. В детстве я была в этой квартире на каком-то семейном торжестве. В одной комнате шло застолье, а я одиноко сидела в другой без права встать со стула, чтобы не оставить отпечатки пальцев на полированной мебели, слушала песни в исполнении Клавдии Шульженко с патефона. Годы спустя, приезжая, я всегда просила поставить мне «Три вальса». А меня Дора просила почитать ей стихи поэтов Серебряного века, даже наградила растрепанной книжкой «Чтец-декламатор» 1912 года издания, сделав дарственную надпись.

Долгие годы Дора укоряла мою бабушку: «Розина, у тебя вся жизнь в детях. Они вырастут, и благодарности от них не жди». Бабушка ничего не отвечала – возражений Дора не слушала. Но бабушка была очень обязана Доре. В её жизни был период, когда она жила и воспитывала детей в Москве, а муж служил на Дальнем востоке. Ему, как язвеннику, требовалось особое питание, которое неоткуда было взять. Но нашлась женщина, которая о нём позаботилась. Дед прислал покаянное письмо с просьбой о разводе. Бабушка была в отчаянии. А Дора не растерялась: «Розина, ты не получала это письмо. Напишешь ему то, что я тебе продиктую». Бабушка послушалась. И полетела трогающая душу добрая весточка родному человеку – письмо о дорогих сердцу воспоминаниях, о любви, детях…

Дед вернулся домой и никогда больше не расставался с любимой женой. Они жили очень дружно, о сложном жизненном эпизоде никогда при мне не упоминали. Мама тоже никогда не рассказывала о прошлом. Только её брат, мой дядя Илья, мог огорошить меня какими-нибудь фактами. Например, однажды рассказал, что Дора поведала об архивных сведениях, из которых следовало, что её муж – а значит, мы все – потомки декабриста. Я осторожно спросила: «Значит, если бы не революция, мы были бы дворяне?» А Илья насмешливо отрезал: «Жили бы в черте оседлости».

Однажды Дора показала мне могучую силу своего убеждения. Мне предстояло защищать диплом. Тетя Дора стала убеждать меня, что высшее техническое образование мне совсем не нужно. В красках описала, как одна девушка переутомилась от занятий и подготовки к финальному испытанию: она выступила перед дипломной комиссией, а, закончив, совсем потеряла рассудок и стала свёрнутыми в рулон чертежами бить членов экзаменационной комиссии по голове. Как заботливая родственница, Дора хотела меня уберечь от подобного. Я была впечатлена. Ещё со школы перед каждым экзаменом мне казалось, что я недостаточно готова. Успокаивала лишь уверенность, что я знаю не меньше других. Диплом я успешно защитила.

Дора прожила долгую жизнь и хорошо позаботилась о своей старости. Нашла подходящий пансионат под Москвой на берегу водоёма, где её устроило питание, медицинское обслуживание, культурная программа. Договорилась о двухместной комнате для себя и мужа с хорошим видом из окна. Им там очень понравилось. Изредка я их навещала, заверив, что не простужена. Дора расписывала, как им хорошо, и как «все старушки влюблены в Макса». И по всему было видно, что жизнью своей она довольна сполна.

МАМА. МАМА, МАМА, МАМА! МА-А-А-МА!!!

Памяти старшей сестры посвящается.

Бывает же такое, когда всё хорошо, прекрасно, великолепно! Моя старшая сестра защитила докторскую диссертацию! Большой праздник. Сколько поздравлений и пожеланий виновнице торжества!

Сестра счастлива – она красива, умна, у неё замечательный муж и очаровательная дочка.

Сестре всего тридцать восемь, а она – уже доктор наук, осталось приложить совсем немножко усилий, и – профессор!

Сестра просит слова и говорит:

– Благодарю всех за добрые пожелания, но я хочу признаться: эту работу я не смогла бы сделать без своего соавтора. Это – моя мама!

Все были растроганы, но сестра могла бы об этом и не упоминать. Все присутствующие прекрасно знали, что дом, быт семьи сестры – всё было на маме. А я подумала, что сестра говорит в этот момент не только о сегодняшнем дне, но и том, о чем она рассказывала мне много раз…

Когда моей старшей сестре было пять лет, грянула война.

Первый день эвакуации. Рима говорила, что это был самый страшный день в её жизни! С началом войны мама из заведующей ателье превратилась в санитарку, работала в госпитале. Жили они в Калинине. И, когда немцы приближались к городу, госпиталь стали эвакуировать.

Как вывозили раненых и врачей, сестра, конечно, не знала. Мама с моей сестрой Римой вместе с другими сотрудниками и их семьями должны были ехать в телеге, в которую была впряжена лошадь. Таких телег с лошадьми было несколько. Они стояли друг за другом. Сестра рассказывала, что в телегах кроме людей была уйма каких-то узелков. Наверное, вещи, которые эти люди брали с собой. Народу в телеге было много, сидеть было тесно. Мама и Рима устроились впритирочку, и их сразу же завалили узелками.

И тут к их телеге между людьми стала продираться бабушка, папина мама. Провожающих было полно, и бабушка не могла подойти близко. Она со слезами кричала маме: «Тося, я курочку достала, сварила для Римочки! Возьми ребёнку в дорогу!» Бабушка тянула руку со свёртком, но передать маме курочку не могла. А был в это время холодный октябрь, и мама на всякий случай уже была в валенках. Вытащить валенки из-под узелков было невозможно, но курочка ребёнку в дорогу была так нужна! И мама выскочила из валенок и в одних чулках стала пробиваться навстречу бабушке.

И вдруг, перекрывая шум прощающейся толпы, пронзил пространство нереально громкий детский крик: «Ма-а-а-ма!» Это кричала моя сестра. Она кричала так громко, как только может кричать пятилетний ребёнок. В тот момент, когда мама выпрыгнула из телеги, караван тронулся. И моя сестра поняла, что её увозят, увозят одну, без мамы! И вырвался крик, жалобный и жуткий одновременно. Наверное, в нём было столько ужаса и мольбы, что караван телег остановился. Это была очень важная победа совсем простенькой и слабенькой девчушки.

Мама вернулась в телегу, запрыгнула обратно в свои валенки и обняла дочку. Они счастливо прижались друг к другу. И, конечно, не знали они тогда, что по дороге попадут под бомбёжку, что потеряют и узелок с вещами, и бабушкину курочку. Мама прижимала к себе свою доченьку, своё сокровище, чувствуя, что пока они вместе, всё они преодолеют, и будут у них с дочкой в жизни яркие радостные победы.

В эвакуации мама с Римочкой, попали в город Горький. Их подселили к одинокой немолодой женщине. Её квартира показалась сестре сказочным теремком: там всё было очень красивым, особенно полочки с кухонной посудой. Маму с Римой поселили в маленькую комнату, а в большой проходной комнате жила хозяйка. Она была страшно недовольна подселением и на мамину просьбу выделить какой-нибудь чайник для кипячения воды из тех, что красовались на кухонной полке, ответила отказом.

Как можно было взять что-то из коллекции, собранной с таким вкусом и любовью?

Что делать? Купить негде. Мама расстроенно брела по городу… И вдруг – помойка! И там – чайник! Как же мама была счастлива! Правда, чайник оказался из-под керосина, но, если пятилетний ребёнок ждёт горячего кипяточка… Мама нашла и колонку с водой на улице и кучу чистого речного песка. Чайник был отчищен, блестел и не вонял бензином! Этот вопрос был решён.

Но на следующее утро маме надо было идти получать хлеб по карточкам.

Очередь за хлебом была длинной, стоять нужно было долго. К счастью, пункт выдачи хлеба был во дворе, и его было видно из окна той комнаты, где разместились мама и моя сестра. Мама подвела Риму к окну и велела смотреть из окошка на маму, стоящую в очереди во дворе. И ещё мама сказала, что ни в коем случае нельзя выходить в комнату хозяйки и брать там что-то со стола.

Рима, как послушная девочка, стояла у окна и смотрела на маму в очереди. Но тут из большой комнаты до неё донёсся сильный вкусный запах. Он окутал девочку, как большой, мягкий и тёплый платок и привёл к двери, которую она немножко приоткрыла. Щёлочка была малюсенькой, но достаточной для того, чтобы туда просунулся носик.

На столе в большой комнате девочка увидела тарелку с горячими блинчиками. От них шёл необычайный, волшебный запах – так и хотелось просунуть носик дальше в щёлочку! Но Рима помнила о мамином запрете. Да ещё за шторами на входной двери из коридора в большую комнату она заметила подсматривающую хозяйку. Рима решила просто стоять и нюхать. Но представьте себе, как хочется блинчика голодному пятилетнему ребёнку! Сестре стало страшно, что она не выдержит. Но она поняла, в чём спасение! Сейчас она расскажет всё-всё маме – как ей хочется есть, как ей хочется выскочить из комнаты и есть эти вкусные блинчики, которые испекла хозяйка!

Рима пододвинула стул к окну, залезла на подоконник, дотянулась до форточки, открыла её и стала громко звать: «Мама, мама, мама!..» Все её желания и переживания уместились в этом слове – «мама». Так она кричала очень долго, до тех пор, пока мама не вернулась. Рима смогла удержаться от желания съесть чужой блинчик! Это было очень большой победой очень маленькой девочки!

Конечно, через несколько дней хозяйка поняла, что женщина с девочкой – добрые, милые и не причинят ей никаких неприятностей. Она подружилась с моей мамой. И, когда настало время маме с Римой уезжать, хозяйка плакала, говорила, что полюбила их, что они могут оставаться с ней навсегда. Но счастья окончания эвакуации мама с Римой так ждали! Эвакуация должна была закончиться. Но осталась в памяти на всю жизнь.

Много было пережито. И, конечно, именно об этом соавторстве в работе над докторской диссертацией говорила моя сестра на своём большом празднике.

Как много побед, маленьких и больших, было на пути сестры к этому торжеству. Да, для моей старшей сестры – доктора наук, профессора Рамилии Васильевны – соавтором всех побед была МАМА!