Текст книги "Катя. 1941. Начало"

История создания романа

Не первый раз со мной такое происходит, но сюжет романа мне снова приснился во сне. И как всегда абсолютно неожиданно. Никогда профессионально не увлекалась тематикой Великой Отечественной Войны, и более того, всегда боялась читать какую-либо литературу об этом и в последнее время даже перестала смотреть тематическое кино, потому что поток слёз не остановить. Однако, результат на лицо, когда творчество оказалось сильнее личных предрассудков.

В период написания романа я находилась с семьёй в Японии. В совершенно замечательном местечке – посёлке Китакомацу или Маленькая сосна, что приютился на берегу озера Бива, по своему возрасту, в 4 миллиона лет, уступающему разве что нашему Байкалу. И маленький двухэтажный домик с видом на голубую гладь у подножия горы – мечта многих из нас. И Вы скоропостижно решите, что роман был написан, сидя на берегу озера, в тени сосен, под пение птиц и шум волны. Нет! И ещё раз нет! Всё было совсем иначе.

Это был сентябрь месяц, когда вся Япония находилась во власти тайфунов. И наш маленький двухэтажный домик трясло неделю от ураганных порывов ветра. Как сейчас помню этот бесконечный воющий стон за стенами и дребезжание оконных рам, за которыми вид гнущихся к земле деревьев. Было очень страшно! Страшно подходить к окнам, не говоря уже о выходе на улицу, страшно спать по ночам от мыслей, не снесёт ли наш домик в озеро. И в одну из таких ночей мне сон и приснился, который я тут же решила записать. И благодаря тайфуну этот роман был столь стремительно написан. Четыре ночи. Всего лишь за столь короткий срок, рекордный в моей личной истории писательства, балы написана эта книга. Стихия, что охватила наш посёлок, соответствовала страстям, что бурлят в романе. И получился неплохой тандем тайфуна и писателя…

И на строках романа я предлагаю окунуться Вам в мир стихии. Ведь Великая Отечественная Война, особенно её начало, можно действительно сравнить со стремительным тайфуном – резким и пугающим своей разрушительной силой. События в романе будут развиваться также стремительно, и не удивляйтесь, ведь сама природа нашёптывала мне строки. И как всегда, я остаюсь верна моим читателям и себе, центром романа оставляя непростую любовную линию героев.

Итак, история главной героини – молодой девушки Кати – начинается, и начинается в залитом летним солнцем Кишинёве июня 1941 года.

Катя. 1941. Начало

В Кишинёве стояла жаркая душная погода. Лето только началось, шли первые дни июня. Хотя рядом виднелся берег реки Бык, притока Днестра, ни дуновения свежего ветерка с него не доносилось.

– Надумала, куда будешь поступать? – спросила подругу девятнадцатилетняя девушка с тяжёлыми смоляными косами. Такие же смоляные бархатистые ресницы лениво прикрывали от дневного зноя её красивые жгучие глаза истинной молдаванки.

– Ещё не решила, – вяло ответила подруга. Она была полной противоположностью – с русыми косами, большими светло-голубыми глазами и тонкой белоснежной кожей лица с утончёнными чертами.

Обе девушки были по-своему красивы: жгучая, полная жизненных соков смуглянка и утончённая хрупкая славянка. Они лежали, лениво развалившись на деревянной скамейке возле своего большого трёхэтажного дома. Таких домов в Кишинёве было всего четыре, и молодые красавицы гордились тем, что живут в одном из них прямо в центре города. Их родители заслужили почётное право здесь жить за активное участие в революции и становлении Советов. Отец Христины, жгучей молдаванки, был членом революционного движения здесь, у себя на родине, в Кишинёве. Отец русской девушки Екатерины жил в Москве и активно боролся за революцию в столице, а после кровопролитной гражданской войны решил уехать как можно дальше и начать спокойную мирную жизнь, тем более у него появилась маленькая дочка-красавица. В Совете партии решили отблагодарить одного из своих бывших активистов хорошей квартирой. Отец Кати, как ласково называли дочку родители, решил: пусть будет Кишинёв. Давно был наслышан о плодородии и изобилии здешних мест, а также о тёплом климате. После всего пережитого за долгие годы революции отец Кати хотел лишь одного – мира и покоя. И он сполна их обрёл, получив квартиру в центре Кишинёва с красивым видом на реку и сквер.

Так Катя и выросла здесь, в Молдавской ССР, не на своей изначальной родине, которая тем не менее стала ей родной, близкой и понятной. Где-то в далёкой Москве имелись родственники, но Катя всем сердцем любила свой Кишинёв. Национальная смесь: молдаване, русские, евреи, греки, румыны – превращала этот город в огромный муравейник различных культур и религий. Один район города не был похож на другой. Европейские кварталы, еврейские синагоги, азиатские рынки – это был неповторимый колорит Кишинёва лета 1941 года. Катя росла здесь с рождения и имела много друзей. И сейчас она лежала под виноградником со своей самой близкой, лучшей подругой Христиной, которая была ей как сестра родная. Две девушки выросли в одном доме, на одной лестничной площадке. Вместе играли в куклы, ходили в школу, вместе разбили свой первый велосипед и всё время шли по жизни неразлучно. Христина и Катя постоянно благодарили жизнь за то, что они живут рядом и постоянно могут проводить время вместе. Абсолютно разные, они души в друг друге не чаяли. А когда отец Кати в её пятнадцать лет ушёл из жизни по причине непонятной болезни, что точила его изнутри, как невидимый червь, Христина стала заботиться о Кате как о своей младшей сестре. Дружеский союз между девушками был скреплён не одной клятвой, но и таинственным ритуалом на крови, особый порядок которого знает только местная молодёжь, растущая, как плющ, во дворах повсюду и передающая эту традицию следующему поколению детей. И сейчас неразлучные подруги наслаждались тенью пышного виноградника во дворе своего дома.

У Христины только закончились экзамены. В прошлом году она поступила в медицинское училище на медсестру. Она давно мечтала спасать жизни людям, и её мечта сбылась. Первый год она отучилась на отлично, все педагоги гордились ею, предсказывали, что она станет образцовым врачом. И сейчас, сдав свою первую сессию, Христина наслаждалась заслуженным отпуском. Катя, наоборот, даже не представляла, кем же ей хочется стать. Она только что окончила школу, еле вытянув на нетвёрдые четвёрки, и понятия не имела, что делать дальше. Конечно, ей рано или поздно придётся поступить куда-то, но сейчас, в этот знойный жаркий день, она не задумывалась об этом. Ей ещё не было восемнадцати, так зачем забивать голову такими сложностями, как профессия, лучше просто лежать и наслаждаться летом.

– Можешь, пойдёшь ко мне в медицинское? – предложила Христина, лениво пиная ногами в лёгких летних босоножках зелёный орех, упавший с расположенного поблизости дерева.

– Нет, терпеть не могу вида крови, – отмахнулась подруга, сморщив носик, словно понюхала что-то противное.

– Тогда давай на механическое, сейчас везде строят железные дороги, нужны механики поездов.

– Ты серьёзно? – Катя удивлённо распахнула голубые глаза. – Ты представляешь меня механиком поезда? Руки в саже, вечно измазанная, в мазуте, копоти, потная, фу.

– Не самая лучшая профессия для женщины, согласна, – рассмеялась Христина, представив тонкую белоснежную кожу своей подруги, всю перепачканную углём.

– Тогда что?

– А ничего. Буду вот так лежать под виноградником и наслаждаться жизнью.

– Ну и лентяйка ты, Катюха, – Христина толкнула подругу так, что та плюхнулась с лавочки на землю.

– Вот я сейчас тебе задам! – Катя набросилась на Христину, делая вид, что собирается как следует её отмутузить.

И по всему двору зазвенел девичий смех, который привлёк внимание прогуливающихся молодых парней.

– Вот вы где, – направился к девушкам один из них. – А я думал, вы на речке, купаетесь со всеми.

Подруги прекратили возню. Катя оторвала руки от волос Христины, а та – от её шеи.

– Симон, так почему ты не на речке? – звонко спросила Христина подошедшего молодого еврея лет двадцати. Они все выросли вместе и знали друг друга как облупленные.

– Вас искал, – ответил Симон, избегая смотреть на Христину и обращаясь к Кате. Он всегда терялся под этим открытым дерзким взглядом до боли красивой жгучей молдаванки, словно её красота и жизненная сила его подавляли. Поэтому парень предпочитал обращаться с русской Кате. Она напоминала Симону спокойную глубокую речку, на берегу которой усталый путник может отдохнуть и утолить жажду.

– Зачем ты нас искал? – обернулась к нему Катя, зная, что Симон обращается именно к ней.

– Сегодня танцы в сквере на берегу. Хотел спросить, придёте?

– Точнее, спросить, придёшь ли ты? – не преминула поёрничать на ухо подруге Христина, подавив смешок.

– Не знаем пока, ещё не решили, – развела руками Катя. Её смущали ухаживания молодого еврея. Они выросли вместе и знали друг друга с детства, но одно дело игры во дворе, а другое – встречи. А Симон неоднократно намекал ей на второе.

– Приходи, сегодня будет весело, все наши собираются, – сказал Симон и поспешил уйти. Он не любил навязываться. А в присутствии бойкой Христины вообще не знал, как себя вести. Вот уже несколько месяцев он всячески пытался предложить Кате встречаться, но никак не находил повода или правильного места. Да и эта Христина всё время крутится возле неё. Симон готов был сквозь землю провалиться в её присутствии, но так и не посмел сказать Кате ни слова о своих чувствах. Однако сегодня танцы в сквере, и Катя, скорее всего, придёт, она любит танцевать. Значит, Симон сможет пригласить её на медленный танец, а там, глядишь, и первый поцелуй. Уши молодого еврея покраснели от этой мысли. В свои восемнадцать он был открыт первой любви. И Катя казалась ему самой лучшей кандидатурой: из хорошей семьи, с хорошей квартирой, воспитанная, уже закончила школу, но при этом никуда ещё не поступила. Значит, не будет забивать себе голову новомодными веяниями, которые популярны среди девушек, мечтающих получить профессию и самим зарабатывать деньги, и сможет посвящать всё время семье и детям. Такая невеста точно понравится его маме.

– Всё бы ничего, но он такой мямля, – бросила Христина вслед Симону, когда тот покинул двор. – И почему ты всегда нравишься таким нерешительным?

– Да, смелости ему не хватает.

– Не говори, уже давно бы скрутил тебя и потащил к алтарю, а то всё ходит вокруг да около.

– К какому алтарю? Я никогда в жизни за него не пойду!

– А что так? С этим еврейчиком будешь жить как у Христа за пазухой. Вон смотри, квартира в центре. Неизвестно, за какие заслуги получил его отец. Родители на хороших должностях в партии, а сам Симон уже начальник в здешнем колхозе, хотя ему и двадцати нет. Жить будешь, как барыня.

– Не смеши меня, – одёрнула Катя подругу. – Будь он хоть царём, не пойду за такого.

Она брезгливо поморщилась.

– Если никуда не поступишь, точно только и останется, что за него замуж выйти.

– Это почему?

– А кому ты будешь нужна такая необразованная? Нынче молодые люди любят активных, учёных девушек, с которыми можно поговорить о высоком, о достижениях науки.

И Христина стала важно расхаживать вокруг Кати, размахивая указательным пальцем, точь-в-точь как её педагоги.

– Ты-то со своим образованием до сих пор себе ухажёра не нашла, так что лучше помолчи. Пойдём мороженого поедим, так жарко!

И подруги, взявшись за руки, побежали до ближайшей лавки с мороженым.

Так прошёл летний день: беззаботно, весело, легко. У этих двух молодых девушек жизнь только начиналась. Впереди были бесчисленные летние тёплые ночи. Много ухажеров, первых разговоров о любви и, может быть, даже первые поцелуи.

***

Незаметно наступил вечер. Подруги отправились на первые в этом году танцы в сквере. Как и обещал Симон, на открытие танцевального сезона собралось много молодёжи. Старшеклассники, студенты, молодые партийные работники и просто рабочие заводов – все смешались в одной смеющейся весёлой массе. Девушки в пышных платьях по колено, с большими бантами, у кого на груди, у кого на поясах, с закрученными в локоны волосами, порхали, словно волшебные феи, под музыку весёлого энергичного джаза, бывшего безумно популярным. Христина с Катей не отставали от толпы гуляющих. Одетые в самые модные красивые платья, девушки активно двигались в такт музыке и веселились, обратив на себя внимание молодых мужчин на площадке. Два высоких симпатичных молодых человека проявляли к ним неприкрытый интерес, рассматривая их в упор и явно обсуждая.

– Вон тот, – указала взглядом Христина на высокого парня с каштановыми волосами, – точно ко мне подойдёт, видишь, как пялится? А второй явно к тебе присматривается.

– Точно, – рассмеялась Катя.

Ей было хорошо, весело, легко. Хотя ей стукнет восемнадцать только через два месяца, она уже окончила школу и считала себя взрослой. И как все взрослые девчонки её возраста, мечтала о первой любви и первом поцелуе.

Симон тоже был здесь. Нарядился во все самое лучшее: белоснежную рубашку и элегантные чёрные брюки. Как чистокровный еврей, он был приятным молодым человеком со светлыми голубыми глазами, утончёнными чертами лица, обрамлённого густыми чёрными волосами, и стройной высокой фигурой. Одного ему явно не хватало – смелости. Хотя он надел свою лучшую одежду, девушки не обращали на него внимания, потому что он скромно, словно окаменев, стоял на краю танцплощадки. Застенчивый Симон не умел танцевать и не пытался этому научиться. Он ждал медленный танец, чтобы предложить руку и, может быть, сердце своей избраннице.

Та тем временем вовсю выплясывала под звуки джаза, сверкая бедрами перед другими мужчинами, более смелыми и настойчивыми. Симон видел, что к Кате с Христиной всё плотнее придвигаются двое незнакомцев. Всё внутри у него затрепетало. Если он будет стоять и ждать, его девушку уведут.

– Привет, – поздоровались тем временем двое парней с подругами.

– Привет, – бойко ответила Христина и улыбнулась, не переставая приплясывать. Она была великолепна. Муслинового цвета платье так шло к её загорелой коже. В танце она разгорячилась, её глаза блестели, как два уголька, она вся была, словно огонь, мимо которого нельзя пройти. Христина знала о силе своей красоты, как и о том, что она нравится мужчинам. Тем и пользовалась, завлекая и играя с ними. И сейчас явно влюблённый в неё молодой мужчина глядел на Христину с обожанием, словно собака на желанную косточку. Катя невольно даже позавидовала подруге. Вот бы на неё хоть кто-то так взглянул один лишь раз, с желанием в глазах. Второй мужчина просто смотрел на неё оценивающе, словно примеривался, что вообще можно с ней сделать, ни интереса в глазах, ни любопытства. И Катя ещё больше стала танцевать и смеяться, она жаждала восхищённого взгляда этого высокого незнакомца. Ей хотелось, чтобы он тоже взглянул на неё с интересом, увидел в ней не юную неопытную школьницу, а уже созревшую для серьёзных отношений и первых поцелуев девушку. Но как Катя ни старалась, всё тщетно. Тот больше предпочитал смотреть на избранницу своего друга – Христину.

Сердце Кати сжалось. Вот и сегодня она уйдёт без пары, а Христина будет целоваться до утра. Она уже такая опытная в этом вопросе, а у Кати до сих пор не было первого поцелуя.

Заиграла медленная музыка. Катя с надеждой подняла глаза на молодого мужчину, что должен был её пригласить. Но тот даже не смотрел на неё, выискивая в толпе, с кем можно потанцевать. Ее сердце оборвалось. Что с ней не так? Почему она не может привлечь этого мужчину? Разве она некрасивая?

И тут кто-то крепко взял Катю за руку. Девушка с надеждой обернулась. Может быть, она понравилась ещё кому-то? Но увидела перед собой своего друга детства Симона.

– Потанцуем? – нерешительно предложил он.

Катя вздохнула в отчаянии. Только не Симон! Танцевать с ним – значит признать своё полное поражение и ничтожность. Симона все знали, и никто из девчонок не искал расположения этого ушлого хитреца, наверняка такого же, как все представители его народа. Танцевать с Симоном означало, что она полная неудачница и вообще никому не интересна, кроме никчёмного еврея.

– Нет, не хочу! – бросила она зло Симону, вырвав руку.

Лучше совсем уйти с танцплощадки, чем позориться и стоять там одной, когда всех девчонок уже пригласили. Катя быстрым шагом удалялась от музыки и веселья. Настроение было паршивым, хотелось расплакаться.

– Катя, постой! – крикнул ей в спину Симон, догоняя. – Да постой же!

Он снова схватил её за руку и развернул к себе.

– Что случилось? Почему ты ушла?

– Ты всё испортил! – не выдержала девушка, решив сорвать злость на друге детства. – Он уже хотел пригласить меня на танец, а тут ты появился! Лучше бы я под землю провалилась, когда ты подошёл.

– О ком ты говоришь? Кто тебя хотел пригласить? – Симон не понимал, в чём его вина.

– Высокий мужчина в бежевой рубашке.

– Ты про того, что всё это время возле тебя ошивался?

– Именно.

– Катя, ты что, разве не заметила, как он на тебя смотрел?!

– Он смотрел на меня с интересом.

– Нет, он тебя оценивал и подошёл к тебе только с одним намерением.

– Это с каким?

Симон промолчал, а его уши покраснели.

– Опять то же самое, – ещё больше разозлилась Катя. – Уж лучше быть с тем мужчиной с его хоть какими-то намерениями, чем с тобой вообще без намерений.

Она резко дёрнулась, чтобы уйти, но Симон не отпускал.

– Катя, разве тебе нужно только это? Разве ты не хочешь семью и детей?

Катя посмотрела на Симона как на сумасшедшего. Она мечтает о первой любви, объятиях, поцелуях под луной, страстных словах на ушко, ведь ей только семнадцать! А он о семье и детях рассказывает.

– Симон, с кем угодно, только не с тобой, – презрительно бросила она ему в лицо.

Еврей побледнел и едва не заплакал. Катя этого и добивалась. Она хотела как можно больнее задеть его за живое, чтобы он навсегда от неё отстал.

– Ты ничтожество, Симон, ты никому не интересен. Никто не пойдёт за тебя замуж, тем более я. Посмотри на меня, – одной рукой она немного приподняла подол своего пышного платья, – посмотри на мои красивые ноги, посмотри на мою узкую талию, – рука стала подниматься выше, – на мою грудь, на мои губы, глаза. Я слишком хороша для тебя.

Сказав это, Катя в упор взглянула на парня. Может, теперь он наконец-то оставит её в покое.

Но Симон всё ещё держал её за руку. Побледнев, он мучительно размышлял, пока наконец не решился.

– Ты слишком красива для меня, но и для них тоже, – он махнул рукой в сторону танцплощадки. – Ты слишком хороша для них!

Симон не выдержал и закричал:

– Они думают только об одном! О том, как с тобой поразвлечься! – уши еврея снова вспыхнули. – Я же хочу другого.

– И чего хочешь ты? Хочешь сказать, ты не мужчина и тебе этого не нужно? – Катя стала медленно надвигаться на него, словно гора на камень. Симон невольно отпрянул.

– Или ты не хочешь этого? – и она рывком схватила его руки и положила себе на талию.

Симон дёрнулся, словно утюгом ошпаренный, и отскочил от девушки, да так неловко, что повалился на землю.

Катя громко рассмеялась.

– Да ты ни на что не способен! – закричала она ухажеру в лицо. – Ты не мужчина, а размазня. Я лучше буду с кем угодно, только не с тобой. Ты мне противен. Никогда больше ко мне не подходи, тряпка!

Резко развернувшись, она пошла прочь, оставив Симона лежать на земле. Молодой еврей смотрел в пустоту. Он видел силуэт Кати, но всё было как в тумане.

«Тряпка! Я буду лучше с кем угодно, только не с тобой!» – звенели в его голове издевательские слова девушки. На лбу появилась испарина. Никто и никогда его так не унижал. А самым обидным было, что всё это он получил ни за что. Он хотел помочь, он пришёл с чистыми намерениями и открытым сердцем. Симон всего лишь хотел разоблачить тех ублюдков, которым было нужно от Кати только одно. А она? Как поступила она?! Высмеяла его, унизила, отвергла его чистые чувства ради тех подонков. Нет, не такую жену он себе хотел. Он надеялся, что Катя другая, разумная, чистая, а она оказалась злыдней с ангельским личиком. С сегодняшнего дня он забудет о ней. Пусть живёт, как хочет. Пусть танцует с теми подонками, что никогда не позовут её замуж, лишь возьмут своё. Он найдёт себе другую, достойную девушку. И пусть у неё не будет этих красивых ног, что, как две белоснежные изящные мраморные колонны, сверкнули перед ним сегодня лишь на миг. Да, пусть она не будет так красива, как Катя, но она будет его любить и уважать, и с радостью растить его детей. А Катя пусть катится ко всем чертям!

Обидчица тем временем вприпрыжку шла домой. Настроение её явно улучшилось. Выместив всю злость на ни в чём не повинном Симоне, она почувствовала себя легче. Она даже не задумывалась, какую обиду нанесла своему другу-еврею, с которым проучилась в одном классе десять лет. Ей было всего семнадцать, она жила лишь одним мигом, одним дыханием. И сейчас её заботила только одна мысль: чем занимается Христина? Наверняка уже целуется под луной с новым ухажером. «Ничего, у меня тоже скоро всё будет, – подумала Катя. – Вот вырастет грудь через год, как у Христины, и тогда все парни мои». Катя искренне считала, что все её беды заключаются в размере груди. Как русская красавица, она имела тонкую фигуру, напоминавшую осинку, и скромные формы, не в пример Христине с пышными, аппетитными округлостями в её девятнадцать лет. Но Катя искренне верила, что скоро и у неё всё будет в порядке, просто нужно ещё чуть-чуть подрасти, один лишь годик.

***

Наступило утро. Катя, проснувшись в своей постели, в пижаме выскочила на лестничную площадку и затарабанила в соседскую дверь.

– А, Катюша, это ты, – сонно пробормотала мать Христины, открывая.

Никто бы не удивился появлению соседки в пижаме воскресным ранним утром. Катя с Христиной с детства росли вместе, и матери обеих девушек относились к ним как к собственным дочерям.

Катя немедленно прошмыгнула в открытую дверь и, небрежно поздоровавшись, помчалась в спальню подруги.

– Ну как? – кинулась она на кровать рядом с Христиной.

– Что как? – зевнула подруга, еле продирая заспанные глаза.

– Как всё прошло? – любопытство так и распирало Катю.

– Как прошло? – загадочно повторила Христина и таинственно улыбнулась. – Даже не знаю, стоит ли рассказывать. Тебе ещё нет восемнадцати.

– Рассказывай, рассказывай! – заверещала Катя, игриво тормоша Христину за плечо. – Вы целовались?

– Ага, – согласилась Христина, поджав свои алые пухлые губки.

– А дальше что?

– Дальше?

– Да, после того как вы поцеловались, – Катя раскрыла рот в нетерпении и напомнила Христине ожидающую команды хозяина собаку.

– А дальше ничего, – заявила Христина. – Я думала, что мы будем всю ночь целоваться, а он стал руки распускать, под юбку полез. Я его треснула хорошенько и ушла.

– И это всё? – Катя была разочарована. Она хотела услышать историю любви: как он шептал ей на ушко красивые слова, признавался в своих чувствах, как они клялись друг другу в верности, а получила совсем другое.

– Всё, – подтвердила тоже расстроенная Христина. – Это был не мой принц.

– А я-то уже надеялась, что хоть у тебя вечер удастся.

– Не переживай, мы обязательно встретим своих единственных, – ласково погладила Христина русые волосы подруги, – и обязательно одновременно. Мы будем очень счастливы.

– Ты в это веришь?

– Конечно, мы же вон какие красавицы, – Христина ласково улыбнулась. – Кто-то на нас да клюнет.

– Ты так говоришь, словно мы никому не нужны.

– Нет, я точно знаю, что скоро встречу того, кого полюблю всем сердцем, и пойду за ним на край света, – и Христина взглянула в окно, устремляя взгляд куда-то в даль, будто пророчество произнесла.

Катя с восторгом на неё смотрела. А ведь и её должна где-то ждать вторая половинка. Принц, как любит говорить Христина. Где же он, тот самый принц? Где же эта настоящая любовь, о которой так загадочно твердила старшая подруга? Она так ждёт её, так ждёт. Вот и Кате тоже хотелось этой любви, хоть немножечко.

Так девчонки просидели до полудня. Обнявшись на кровати, как две неразлучные сестры, плакали, смеялись, делились сокровенными девичьими тайнами, радостями и разочарованиями, мечтали о том самом, единственном.

Лето шло своим ходом, и жара усиливалась. Каждый день подруги ходили купаться на берег реки. Симон больше не появлялся в их компании. Катя иногда о нём думала, кусала губы пристыженно, вспоминая, каких глупостей сгоряча наговорила школьному другу, но солнышко и плеск воды быстро отвлекали её от этих мыслей, не свойственных семнадцатилетней девушке, беззаботно резвящейся в тёплой речной прохладе.

Однако, вернувшись домой, девушки всё чаще замечали во дворе сборы взрослых, которые о чём-то горячо спорили и шептались.

– Мама, что вы там постоянно обсуждаете? – влетела на кухню Катя и быстро схватила с тарелки на обеденном столе спелый, первый в этом году сочный персик.

Мать Кати, пожилая женщина, поседевшая не столько от возраста, сколько от пережитых в гражданскую войну потрясений, грустно взглянула на дочь.

– До нас доходят тревожные слухи. Говорят, немцы собираются воевать с Советским Союзом.

– Не может быть, у нас же вроде мир с ними, – Катя лёгким движением уселась на деревянный стул подле стола и вульгарно закинула ноги на стол. Её мать, Вероника Николаевна Астахова, очень не любила, когда единственная дочь так неприлично себя вела, но сейчас никак не отреагировала на её поступок. Видимо, дело действительно было серьёзным.

– В этом мире всё может быть, Катюша, – лишь грустно заметила она. – Я такого с твоим отцом за свою жизнь навидалась, что и не передать.

– Ты это о революции? – поинтересовалась дочка. – Вы с папой никогда не рассказывали о вашей жизни в те годы, рассказала бы.

Мать горько хмыкнула.

– Нечего рассказывать, ничего хорошего там не было.

– Правда? А почему нас всё время в школе учили тому, какое это великое дело, какое это важное достижение советского народа?

– Вот в школах пусть и учат молодёжь по учебникам, что такое революция, а в жизни ничего этого не надо.

Катя безразлично куснула персик, и по её мягким нежным губам потёк сладкий сок. Она не придавала никакого значения материнской тревоге и рассказам о революции. Просто так спросила, для виду. Ей на самом деле и учебников хватает, где на всех страницах рассказывалось о героических подвигах простых работников и великих делах великого вождя народа Ленина. Было действительно интересно читать, как простые работники заводов брались за молоты и шли за правду на врага. Катя выросла уже в благополучное время, ни в чём не нуждалась, жила в центре большого города, наслаждаясь жизнью. Она понятия не имела, за что боролись те рабочие, но искренне им сочувствовала, мысленно вставая с ними плечом к плечу за правду и равенство.

– Ты лучше не гуляй допоздна, а давай вещи собирай, – закончила свою мысль Вероника Николаевна, не замечая, что дочка витает в облаках.

– Какие вещи? – подпрыгнула Катя как ужаленная, очнувшись.

– Такие. Свои вещи, мы сейчас вдвоём, без отца, будет трудно весь скарб увезти.

– Но я никуда не собираюсь его увозить! – изумилась Катя.

– Ты не понимаешь, – Вероника Николаевна подсела к дочери и взяла её руки в свои. – Если слухи – правда, то нам следует уехать как можно раньше. Мы на рубеже, рядом граница с Румынией, которая давно зарится на наши земли. Врагам только реку пересечь, и всё, они будут у нас дома.

– Мама, ты собираешь глупые слухи, – выдернула свои руки Катя и недовольно вскочила со стула.

– Почему глупые? Вон даже евреи – родители твоего школьного друга Симона, и те вещи собирают. Соседка Хвольницкая видела, как они ночью в землю мешки закапывают, явно добро нажитое прячут. Неспроста это, дочка, неспроста, – и мать заговорщицки покачала головой.

– Нашла на кого смотреть, – презрительно хмыкнула девушка. – Евреи постоянно что-то прячут да утаивают.

– Пусть так, но не только евреи себя странно ведут. Соседи поговаривают, что торговец колбасой с улицы Красной собрал свои вещи ещё три дня назад и уехал куда-то. С тех пор никого из его семьи не видно, а дом пустой стоит, словно там никто не жил. Вот скажи, почему он уехал? Зачем увёз весь скарб и свою семью?

Катя слушала маму, всё больше раздражаясь. Доводы матери не показались ей убедительными. Молдавия была пограничной республикой. В Кишинёв постоянно прибывали приезжие, каждый день отсюда кто-то уезжал. Мать её ходит по соседям и собирает глупости.

– Послушай меня, доченька, сердце чует, надо уезжать. Подадимся на Москву до родни. Там у меня сестра осталась, да у отца твоего два брата. Приютят, не останемся на улице. Это лучше, чем здесь, когда война в любой момент может начаться.

– Мама, перестань, никакой войны не будет. Советский Союз – сильная страна, немцы будут полными дураками, если на нас полезут. У них и в Европе дел невпроворот, никак Англию не захватят. И вообще, зачем об этом думать? Где немцы и где мы?

– Может быть, ты и права, но лучше от греха подальше уехать.

– Я никуда не поеду, – твёрдо сказала Катя. – Мне нравится Кишинёв, не хочу в твою холодную Москву к родне, которую ни разу в жизни не видела. Не хочу оставлять Христину.

– А мы Христину с собой возьмём, – ухватилась мама за единственный шанс. – Моя родня всех приютит.

Катя призадумалась. Раз Христина тоже поедет, это меняет дело. Стоит обсудить это с подругой. Она вышла из кухни, не говоря матери ни слова.

Привычно выскочив на лестничную площадку и очутившись в квартире Христины, она вся в слезах бросилась к подруге в объятия.

– Христина, мама хочет увезти меня отсюда, а я без тебя не поеду, не поеду! – Катя надула губки, как ребёнок. – Только если ты с нами поедешь, только тогда.

– Да успокойся, о чём ты? – оторвала Христина свою младшую подругу от груди.

– Да о немцах! Мама говорит, они напасть на нас собираются.

– А, я это тоже от своих слышала. Наши разведчики донесли, что армия на границе собирается.

– Так это правда? – Катя удивилась, словно её мама ей ничего такого только что не говорила.

– Может быть, и правда, – Христина тяжело села на кровать.

– И что ты думаешь делать? – Катя уселась рядом, внимательно ловя каждое слово подруги.

– Что делать? Если придут, воевать с ними пойду, – бойко топнула ногой Христина, а её чёрные глаза загорелись праведным огнём.

Катя с восхищением посмотрела на подругу. Какая она смелая, решительная, как она её любит!

– А моя мама хочет уехать в Москву к родне и тебя с нами зовёт. Может, поедем?

– Нет, Катя, я никуда не уеду, – убеждённо ответила Христина. – Я родилась здесь, Молдавия – моя родина, и для меня честь защищать свой дом.

Катя поразилась таким словам. Ведь для неё Молдавия тоже была родиной, пусть только для неё, не для родителей, но всё самое дорогое было здесь, в её горячо любимом Кишинёве.