Текст книги "Звезда гарема"

Чувствуя, как его злость постепенно исчезает, Люсьен понял, что ее желание намного превосходит его страсть. Ко всему прочему, он обещал ей то, что ей еще не приходилось испытывать, вызвал в ней такое чувственное напряжение и оставил женщину без удовлетворения.

– Нет, – мужчина вздохнул, не замечая, что его пальцы гладят внутреннюю поверхность ее бедер. – Ты не похожа на других, Александра. Если бы ты была такой же, как все остальные, я не прикоснулся бы к тебе.

Тело девушки содрогнулось от новой волны эмоций, и только теперь де Готье понял, что вновь возбудил ее. Боже, такую страстную женщину ему еще не удавалось встречать.

– Не останавливайся, – умоляла Александра.

Люсьен вел тяжелую внутреннюю борьбу, затем он опустился на тело девушки, и, помимо своей воли, вновь коснулся ее губами.

На этот раз, после длительного перерыва, девушка отреагировала более бурно. И когда она, наконец, получила то, что хотела, ее прекрасное молодое тело забилось в его руках. Душа ее, казалось, покинула тело, пронзительная, ни с чем не сравнимая радость разлилась по всем клеточкам, и гордый громкий крик был готов вырваться из груди. Но опытный Люсьен, предвидя ход событий, прикрыл ей рот, терпя боль от впившихся ему в ладонь острых зубов.

Тело ее, наконец, перестало вздрагивать, душа вернулась в него, и девушка ощутила ни с чем несравнимое, никогда не испытанное раньше спокойствие. Удовлетворенная, она без движения лежала на матраце, пытаясь разобраться в чувствах, которые испытала. Она мысленно останавливалась на каждой частичке своего естества, и ей казалось, что Люсьен заполнил ее всю. Наверное, это было только в ее воображении, но ощущение это ее радовало и пугало одновременно.

– Тебе лучше? – его голос ворвался в ее дремотное сознание.

Открыв глаза, Александра обнаружила, что он надевает шаровары.

– Ну да, – выдохнула она, мечтая, чтобы он подошел и лег рядом с ней.

Легко двигаясь для такого крупного мужчины, он подал ей одежду.

– Тебе надо идти, – проговорил он, становясь на колени и держа в руках ее вещи.

Александра коснулась одежды.

– Я не хочу...

– Тем не менее, ты уйдешь, – мужчина вложил ей в руку шаровары. – Здесь небезопасно.

Совершенно не прислушиваясь к его словам, девушка села и внимательно оглядела Люсьена.

– Ты слишком волнуешься, – протянув руку, она дотронулась до шрама на его щеке. – До рассвета еще много времени.

Де Готье откинул голову назад, словно ее прикосновение причинило ему боль, и поднялся на ноги.

– Слишком много времени. А теперь одевайся. Оскорбленная его отказом и явным желанием избавиться от нее, Александра перестала улыбаться.

– Я думала, что мы еще могли бы немного поговорить, – пробормотала она. Ей хотелось побольше узнать о нем, об этих шрамах на спине и лице, о том кресте на ступне.

Наклонив голову, девушка пыталась разобраться в спутанном клубке одежды, но слезы застилала ей глаза, и ей никак не удавалось взять себя в руки.

Когда Люсьен уселся рядом с ней и начал распутывать комок ее вещей, она признательно прошептала: – Спасибо, – хотя слова давались ей с трудом.

– Александра, – простонал де Готье, приподнимая ее подбородок и заглядывая в зеленые, прозрачные от влаги глаза, – ты очень наивна. Разве ты не можешь понять, как я страдаю?

– Ты страдаешь? Он вздохнул.

– То, что ты чувствуешь, чувствую и я. Я удовлетворил твою страсть, но не свою. Если я позволю тебе остаться, то может произойти такое, о чем мы оба будем очень жалеть. Теперь ты понимаешь, почему тебе надо уходить?

И снова девушка почувствовала, что поступает гадко. Каждый день слыша разговоры о любовных утехах, она считала себя искушенной в таких забавах, но оказалось, что ей еще многое нужно узнать о мужчинах.

– Я не могу тебя удовлетворить так же, как это сделал ты? – осторожно спросила Александра, желая, чтобы и он удовлетворил свою страсть, мечтая услышать восторженные крики, такие, как Хейфа вырвала из груди Юсуфа.

– Нет, – отрезал Люсьен, схватив ее шаровары и помогая ей подняться. – Ты ничем не сможешь мне помочь.

Опираясь на него, девушка молча одевалась. Как это так – он доставил ей удовольствие, не насилуя, а она не сумела сделать то же самое для него? Разве женщины в гареме не говорили о подобных утехах? Александра пожалела теперь, что не слушала внимательно, а стыдливо убегала.

Заправляя сорочку в шаровары, она повернулась к де Готье.

– Спасибо, – проговорила девушка, думая, что никогда не видела его таким красивым. Может, это просто игра обманчивого лунного света, но даже шрам не портил его, а являлся украшением, придавал мужчине какое-то особое очарование. Александра потянулась к нему, обвила его шею руками и, подняв лицо, бесстыдно подставила губы для поцелуя.

– Ты получила то, за чем пришла? – задал вопрос де Готье, стараясь не обращать внимания на ее манящие губы.

Александра тотчас вспомнила о настоящей причине ее появления здесь.

– Я знаю наверняка, что ты не такой, как Халид. Одно из двух – или ты такой, как Юсуф, или ты вовсе не евнух.

– И какая же роль мне отводится в гареме, если я не скопец?

Девушка опустила глаза, разглядывая его мускулистую грудь.

– Я думала, ты мне скажешь об этом. Не понимаю, зачем мама купила тебя, если только у нее нет своего тайного плана.

– Например?

Облечь свои подозрения в слова оказалось трудной задачей, но Александра нашла в себе силы сделать это.

– Ты разве не знаешь, что она хочет отправить меня в Англию? И что мама не одобряет моего брака с Рашидом?

– Я раб. Почему она должна обсуждать такие вещи со мной?

Девушка, запрокинув голову, посмотрела ему в глаза.

– Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? Ты это делаешь специально, чтобы не говорить правду?

Получить ответа ей было не суждено, потому что в этот самый момент дверь распахнулась и сноп света ворвался в комнату.

Задохнувшись от страха и неожиданности, Александра повернулась и встретила подозрительные, осуждающие взгляды двух человек, ворвавшихся в помещение.

– Что ты здесь делаешь, дочь? – гневно спросила мать, лицо которой полыхало от горечи и подозрений.

– Я... – заикнулась было девушка. С трудом проглотив слюну, она взглянула на Люсьена, но лицо мужчины оставалось бесстрастным, будто его мысли витали за сотни миль отсюда. В отчаянии девушка посмотрела на Халида, но его обычно спокойное лицо исказила злоба.

– Я предупреждала тебя, Люсьен, – проговорила Сабина, отталкивая дочь в сторону и подступая к де Готье. – А теперь тебе придется отвечать за последствия.

«О каких последствиях идет речь? – мелькнула мысль у Александры. – Это наверняка я виновата». Собрав все свое мужество, она положила руку на плечо матери.

– Он ничего не сделал. Он... я пришла поговорить с ним, вот и вес.

Мать повернулась к ней – такой разгневанной она никогда ее не видела.

– В середине ночи?

– Я не могла уснуть.

Совершенно очевидно, что Сабина не поверила ни одному ее слову.

– Если ты явилась сюда для разговора, почему Люсьен сжимал тебя в объятиях? – настаивала мать на своем.

Что же, Сабина совершенно права, Александра действительно обнимала его за шею. Как же это объяснить?

– Я благодарила его.

Даже ей самой причина показалась неубедительной, но ничего лучшего в голову не приходило.

– Благодарила и все.

«Бог милостив», – подумала девушка с облегчением, глядя, как гнев уступает место неуверенности на лице матери.

– В том, что произошло или могло произойти, винить надо только меня одну. Я нахожусь в его комнате или он в моей?

Сабина перевела взгляд с умоляющего лица дочери на непроницаемую физиономию Люсьена и обратно.

– Ты все еще невинна, Александра?

Вопрос прозвучал настолько прямо и оскорбительно, что девушка застыла, ошеломленная. Осталась ли она девственницей после того, что произошло между ней и Люсьеном? В определенном смысле он сделал ее женщиной, однако не воспользовался ситуацией и не завершил этого. Александра осталась невинной.

Собрав волю в кулак, девушка мысленно поблагодарила де Готье за присутствие духа в самый ответственный момент, иначе ей сейчас пришлось бы лгать.

– Неужели ты думаешь, что я опозорю твое имя, отдавая евнуху то, что по праву принадлежит только моему мужу?

Мать недоверчиво посмотрела на нее.

– Ответь мне.

Александра высоко подняла голову.

– Можешь быть уверена, Рашид возьмет меня нетронутой в первую брачную ночь.

– А вот это я узнаю сейчас, – произнес пронзительный женский голос.

– Лейла...

Участники этой драматической сцены обернулись и увидели первую жену, прислонившуюся к дверному косяку. На ее лице застыло выражение нескрываемой радости, даже триумфа. Хуже всего было то, что из-за ее плеча выглядывало искаженное злобой лицо Рашида, что вызвало у присутствующих чувство неловкости. Он, не отрываясь, смотрел на Александру.

Такого раскаяния девушке не приходилось испытывать. Раньше ей даже не приходило в голову, что ее поступок может причинить боль и оскорбить друга, человека, за которого она собралась замуж. Что он подумает о ней?

Отойдя от двери, Лейла важно прошествовала мимо остолбеневшего Халида и остановилась перед Александрой.

– Утром мы пошлем за лекарем, – твердо проговорила первая жена, сверля бедняжку испепеляющим взглядом. – Тебе лучше быть целомудренной, иначе даже твоя мать не спасет тебя от наказания, которое жестоко карает шлюх.

Сабина оттолкнула Лейлу.

– Нет нужды посылать за лекарем, – отрезала она. – Моя дочь говорит правду.

Лейла была слишком уверена в своей правоте, чтобы спорить. Широко ухмыляясь, она демонстративно отряхнула то место на рукаве, где его коснулась Сабина.

– Скоро мы узнаем наверняка, – с этими словами Лейла переключила свое внимание на Люсьена.

– А какое наказание ждет этого евнуха, Халид? – спросила она, окидывая оценивающим взглядом его обнаженный торс и бронзового цвета волосы, падающие на плечи.

Вспомнив о своих обязанностях, Халид шагнул вперед и схватил руку Люсьена.

– Он будет содержаться в тюрьме до тех пор, пока ситуация не прояснится.

– Хм-м, – проворчала первая жена, проведя длинным острым ногтем по груди евнуха.

– Разве он не виновен уже в том, что находился наедине с Александрой?

– Пятьдесят ударов палкой, – приказал Рашид, подходя к де Готье.

Александра быстро повернулась и посмотрела в глаза жениха.

– Нет, – крикнула она, – он не сделал ничего такого...

В дверях начали появляться другие евнухи. От шума они проснулись и вышли из своих комнат, чтобы узнать причину громких криков.

Лейла повернулась к Александре.

– Так сказал Рашид, наследник Джаббара. Так и будет.

Первой мыслью девушки было попросить прощения у жениха, но взглянув в его лицо, она поняла, что ее попытка будет обречена на провал. Щеки его горели негодующим румянцем, губы были искривлены недоброй улыбкой – таким его Александра еще не видела. Оно утратило красоту и перестало быть знакомым, оно ужасало и отталкивало.

– Мама, – взмолилась девушка, заливаясь слезами.

Сабина отрицательно покачала головой, в данной ситуации она ничего не могла сделать ради спасения соплеменника.

– Пойдем, – приказал Халид, подталкивая англичанина к выходу.

Девушка обернулась, глядя на уходящего Люсьена. На какую-то долю секунды ее глаза встретились с его взглядом, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела и узнала знакомые искры гнева, бушующие на дне аметистовых глаз Люсьена. От него исходили искры опасности, предупреждая о будущей катастрофе, а секундой позже он отбросил от себя Халида.

Невзирая на невероятную силу англичанина и его способность справиться сразу с несколькими мужчинами, ничто не могло помочь ему сейчас – все остальные евнухи были против него с самого начала. Одно слово Халида – и они заполнили помещение, схватили его и повалили на пол. Люсьен сопротивлялся, нанося сокрушительные удары, но очень недолго мог противостоять количеству набросившихся на него людей. Окровавленного и избитого, его поставили на ноги.

Взглянув на него, Александра в ужасе уткнулась лицом в грудь матери. Найдя защиту, девушка разразилась рыданиями.

– Теперь, англичанин, тебя научат уважению, – слышала она громкий голос Рашида, доносившийся словно издалека. Мгновением позже звуки страшных ударов, разрывающих человеческую плоть, заполнили комнату. Они повторялись снова и снова.

Неужели это никогда не кончится? Александра сильнее закусила губу, потекла кровь, но ничто не могло заставить ее смотреть на истязание Люсьена и на его страдания. Это она виновата, простит ли он ее когда-нибудь?

Наконец наступила тишина.

– Сотня ударов плетью, – отдал новый приказ Рашид.

– Две сотни, думаю, будет лучше, – предложила Лейла.

Александра повернулась, чтобы взглянуть на человека, которого она отказывалась узнавать.

– Пожалуйста, Рашид, не допускай такой несправедливости, – молила девушка, не глядя на окровавленного англичанина, которого поставили на колени и, не поддерживай его под руки евнухи, он упал бы на пол.

Жених пристально вгляделся в ее лицо, будто отыскивая знаки вины, которые он никак не мог обнаружить, затем его губы тронула презрительная улыбка.

– Сотня ударов, – изрек Рашид.

– Почему ты плачешь о нем? – спросила Сабина несколько часов спустя, когда первые лучи солнца осветили землю.

Подняв на мать заплаканные, покрасневшие глаза, Александра прошептала: – Это моя вина.

Печально улыбаясь, мать взяла прядь рыжеватых волос дочери и стала наматывать их на пальцы.

– Ты плачешь не только по этой причине. Девушка провела тыльной стороной ладони по глазам, затем подняла голову и вгляделась в Сабину.

– Не могу понять, почему мне так больно. Мать прижала голову дочери к себе, гладя ее волосы.

– Может, ты чувствуешь к этому мужчине что-то такое, чего не испытываешь к Рашиду?

Немного замявшись, Александра кивнула.

– Верно, у меня есть чувства к нему, но не могу еще определить, какие.

Сабина закрыла глаза.

– Твое сердце бьется сильнее, когда он рядом?

Дочь вновь кивнула.

– Иногда даже трудно вздохнуть.

– Ты часто о нем думаешь, и все валится у тебя из рук?

– Да, даже когда я его не вижу.

– Что ты испытываешь, когда он прикасается к тебе, кладет свою ладонь на твою руку?

Александра почти физически ощутила его прикосновения, его ласки прошлой ночью.

– Мне хочется большего, – честно призналась она, и мурашки побежали по ее спине от этой неожиданно вырвавшейся фразы.

Сабина вздохнула.

– Неужели это любовь? Девушка напряглась.

– Не знаю. Думаешь, это возможно?

– Насколько ты можешь судить об этом, Александра. Но всегда помни одно – независимо от твоих чувств Люсьен де Готье враг твоего отца, ему нельзя доверять. И он, ко всему прочему, евнух.

Девушка внимательно выслушала мать, затем спросила:

– Как ты думаешь, ему больно?

Сабина крепко сжала губы. Если Рашид надумал остаться проследить за исполнением своего приказа, то Халиду придется дать ему все сто плетей. Если сын Лейлы ушел, то главный евнух уменьшит наказание, с тем, чтобы англичанин сумел выполнить сделку, заключенную с ней.

– Постарайся не думать об этом, – посоветовала Сабина.

Глава 8

Если бы мысли Александры не были столь заняты судьбой Люсьена, она посчитала бы за оскорбление то, что делали с ней. Но сейчас она даже не чувствовала рук, исследовавших ее плоть.

– Она невинна, – объявил лекарь.

Вздох облегчения, вырвавшийся из груди матери, вывел девушку из состояния прострации. Натягивая покрывало на свои обнаженные ноги, она с выражением оскорбленного достоинства посмотрела на Сабину.

– Ты не поверила мне!

Женщина быстро подошла к дочери и обняла ее.

– Прости меня за глупость.

Александра мысленно выругала себя за вину, возложенную ею на и без того согбенные трудностями плечи матери. Верно было и то, что если бы Люсьен воспользовался ситуацией и взял то, что она сама бесстыдно предложила ему, она все равно отрицала бы близость с ним. Девушка солгала бы в надежде спасти мужчину от наказания, сказала бы матери любую неправду.

– Не за что прощать, мамочка, – робкая, нежная улыбка была адресована матери.

– Я скажу вашему мужу, что свадьба состоится, – сказал старый лекарь, направляясь к двери.

– Пойдем, мы поможем тебе одеться.

Александра молча пошла за матерью. Мысли ее тем временем витали далеко отсюда. Она думала о человеке, который пострадал из-за ее глупой выходки прошлой ночью.

«Как его дела?» – размышляла девушка, вспоминая, как десять лет назад она явилась невольным свидетелем жестокого наказания. Хотя мать строго-настрого приказывала ей не подходить близко к конюшне, когда туда приводили провинившегося слугу, но любопытство, присущее Александре с детства, сослужило ей однажды плохую службу. Она подсмотрела за тем, как наказывали провинившегося человека, и кошмарные сны мучили ее потом несколько месяцев.

Сейчас воспоминания о той страшной сцене всплыли вновь. Ноги беспомощного человека были тогда зажаты двумя деревянными колодами, затем подняты вверх таким образом, что только шея и плечи несчастного оставались на земле. Коротким прутом или палкой стражник сильно бил по пяткам провинившегося. Наказуемый, вернее, та его часть, что оставалась на земле, катался по земле и кричал так громко, что как Александра не пыталась зажать уши, она все равно слышала его вопли. Слава Богу, он вскоре потерял сознание, где-то на тридцатом ударе, но, несмотря на это, наказание довели до конца.

Люсьен гораздо сильнее и моложе, чем тот человек, но сможет ли он выдержать такое наказание? Не останется ли он калекой?

Девушке хотелось плакать, но слез больше не осталось.

Когда ласковые руки матери помогли надеть ей шаровары, верхнее одеяние и шлепанцы, Александра уселась на табуретку перед туалетным столиком. Глядя на свое отражение в зеркале и не видя его, она думала о том, как узнать о состоянии де Готье. Осмелится ли она разыскать его и пойти на риск вновь быть обнаруженной?

– О чем ты думаешь? – спросила Сабина, расчесывая волосы дочери. Александра посмотрела в зеркало.

– Люсьен. Женщина вздохнула.

– Не называй его так. Здесь его имя Сейф. «Странно, – мелькнула у Александры мысль, но я с прошлой ночи думаю о нем как о Люсьене, хотя до этого происшествия арабское имя, казалось, подходило его положению. Теперь все изменилось». Разобрав волосы дочери на пряди, Сабина стала заплетать их в косы.

– Где он? – задала вопрос Александра.

Не отрывая взгляда от прически, мать пожала плечами.

– Скорее всего в помещении для евнухов.

– Хочу видеть его, – решительно произнесла дочь.

Сабина стиснула зубы, но по-прежнему не подняла глаз.

– И вновь смотреть, как его накажут?

Девушка опустила глаза, с новой силой ощутив свою вину. Мать, конечно, права, ее глупость вновь бросит его в бездну страданий.

– Я должна знать, – прошептала она.

Женщина протянула руку и, приподняв подбородок дочери, спокойно встретила ее взгляд в зеркале.

– Не беспокойся, Халид придет и все расскажет.

В то же мгновение раздался стук в дверь.

– Войди, – пригласила Сабина, не в силах скрыть волнения.

Это действительно пришел Халид, но сообщение, которое он принес, не давало времени на расспросы.

– Госпожа, хозяин просит, чтобы вы пришли в зал.

Сабину охватили дурные предчувствия. Неужели не решился вопрос о проверке невинности ее дочери? Если да, то что еще нужно решать?

– А Александра?

– Она будет сопровождать вас.

Кивнув в знак согласия, женщина закончила прическу Александры, вплетя ленту в косу.

– Пойдем, дочь моя, Джаббар ждет. Напряженное молчание, в котором они все втроем направлялись в зал, действовало на нервы. Александра подумала, что не выдержит и закричит. Сжав кулаки и крепко сомкнув рот, она вошла вслед за матерью в большую комнату.

Небрежным жестом Джаббар подозвал их к себе. Несмотря на большое скопление людей в комнате, в основном это были слуги, женщины видели только Рашида и его мать. Неподвижные, как изваяния, они стояли по обе стороны кресла купца, словно молчаливая стража. Александра сначала взглянула на своего жениха, до крайности удивленная тем, что он улыбнулся ей, как будто желая подбодрить. Напряжение, леденящее душу, несколько спало, когда она увидела перед собой опять того же мальчика, юношу, с которым разделяла детские забавы. Злобный, мстительный мужчина, коим он ей показался прошлой ночью, исчез. Но память о его перевоплощении осталась, и теперь Александра вряд ли это могла забыть.

Зная о злобном нраве Лейлы, она бы не очень удивилась, заметив на все еще прекрасном лице женщины злобу и ненависть, но все-таки была поражена. Их глаза на мгновение встретились, и Александра поняла, что страх ее матери перед первой женой Джаббара небезоснователен. То, что маленькая собачка Лейлы вырвалась из ее рук и напугала осла, не было несчастным случаем. Это было самое настоящее покушение на жизнь. Отворачиваясь, в попытке избежать испепеляющей ненависти в глазах матери Рашида, девушка, сопровождаемая матерью, подошла к купцу.

Некоторое время он молчал, затем, наконец, заговорил:

– Александра, подойди ближе.

Она послушно опустилась перед ним на колени. Джаббар ласково потрепал ее по голове. Восхищаясь огненными роскошными волосами, унаследованными ею от матери, Джаббар вспоминал, как двадцать лет назад рыжие волосы Сабины заставили его купить эту женщину, которую он потом очень полюбил.

– Хотя твоим отцом является другой мужчина, я люблю тебя как дочь.

Александра улыбнулась. Она искренне восхищалась этим человеком. Но... где-то в глубине памяти пульсировала болезненная мысль о Люсьене.

– Только поэтому я так долго терпел твое безобразное поведение, – продолжал купец, и дал согласие на твой брак с Рашидом. Не сомневаюсь, ему будет трудно с тобой, но что поделаешь, мой сын, мой первенец выбрал тебя, я не стану препятствовать ему. Тем не менее пришло время принять обычаи нашего народа и забыть традиции англичан, как бы ни препятствовала этому Сабина.

– Не понимаю, – проговорила девушка, – я ношу арабский костюм, я.

– Я говорю о твоем поведении, Александра. Больше ты не выйдешь из дома без сопровождения, не будешь появляться без чадры и абайи[1]1
  Чадра и абайя (накидка) являются в мусульманской культуре непременными атрибутами женщины, символом ее физической зрелости и способности вступить в брак (Здесь и далее примеч.ред.)


[Закрыть]. Твоя кожа не будет темнеть от солнца. Ты будешь есть за общим столом и не станешь пускаться в пляс, когда играет музыка. И больше никогда ты не выйдешь из комнаты в середине ночи, ты будешь уважать мужчин и молчать до тех пор, пока они не обратятся к тебе с вопросом, ты будешь молиться вместе с остальными...

– Но она христианка... – вмешалась Сабина. Джаббар замолчал, обдумывая ее слова, затем кивнул.

– Да, это так. – Он обернулся к Рашиду. – Ты будешь обращать ее в ислам?

Сын отрицательно покачал головой.

– Наши дети будут воспитываться в истинной вере, поэтому я не требую от нее перемены религии.

Джаббар вновь посмотрел на девушку.

– Ты поняла, что от тебя требуется? Александра почувствовала себя пленницей, птицей в клетке. На мгновение она представила, как убегает отсюда, вскакивает на быстрого скакуна, который уносит ее к свободе, о которой она так долго мечтала, но затем девушка оставила фантазии. Условия Джаббара ставили ее в трудное, невыносимое положение, но она выросла в этом мире и принадлежит ему. Хотя Сабина мечтала о другой жизни для дочери, но гарем, его обычаи, обитатели – это все, что Александра знала с детства. Она не бросит это.

– Понимаю, – сказала девушка, внимательно изучая узорчатые плиты пола.

Купец, должно быть, догадался о состоянии падчерицы, ее внутренней борьбе, потому что он нежно погладил ее по плечу.

– Я очень рад.

Думая, что аудиенция закончена, Александра начала подниматься с колен, но Джаббар движением руки усадил ее на место.

– Даю тебе пять дней на приготовления, – проговорил он, – затем вы поженитесь с Рашидом.

– Пять дней! – в ужасе воскликнула Сабина, шагнув вперед и остановившись прямо перед мужем. – Джаббар, это слишком мало!

Терпеливо, как всегда, обращаясь с англичанкой, своей любимой женой, он отрицательно покачал головой.

– Эти слова я слышу от тебя постоянно последние четыре года, жена. Разве события последней ночи не убедили тебя, что Александра слишком долго лишена супружеского ложа?

– Но не произошло ничего ужасного. Лекарь...

– Да, она девственница, но надолго ли это? Ее мучит желание познать то, что ты так много лет от нее скрываешь. Ей давно пора замуж.

Сабина лихорадочно искала причину отложить брачную церемонию.

– Свадебное платье, – с трудом удерживая подступающий к горлу кашель, проговорила женщина. – На его завершение уйдет несколько недель.

– Александра имеет такую же фигуру, как и ты. Небольшая работа и она сможет надеть твое платье, то, в котором ты была на нашей свадьбе.

– Но она должна иметь свое собственное. И что касается празднества... Нет времени, чтобы...

Джаббар встал, тем самым давая понять, что разговор окончен.

– Пять дней, – повторил он и вышел из зала.