Текст книги "Не предавай меня!"

Глава 4
Запах клевера, радио и каток

Когда же это началось? Юлька и сама не знала. Ей казалось, что она любит Артёма Листовского всю жизнь. То есть все время, сколько знает, ― с первого класса. Хотя первоклассником она его и не помнила даже. Какой он был? Как учился? Чем занимался?

Во втором классе судьба свела их на репетициях школьного хора. Вера Андреевна отобрала на уроке пения самых голосистых и начала разучивать с ними песню ко Дню учителя. Групп в хоре было много, песен тоже. Приходилось подолгу ждать своей очереди, и Юлька с Артёмом, а еще Славка, Таня Осокина и Лена Самойлова играли в «три-пятнадцать» в коридоре или сидели в классе на подоконнике, смотрели на поющих старшеклассников и тихо переговаривались. Однажды во время таких посиделок Юлька вдруг увидела, что у Артёма глаза, как кусочки неба, синие-синие. И когда он улыбается, всё вокруг озаряется каким-то особенным светом. А еще у него особенный голос. И весь он ― особенный. Юлька сразу не поняла, что влюбилась. Она просто почувствовала, что ей нужно, чтобы Артём был рядом, разговаривал с ней, а не с Таней и Леной, чтобы он смотрел на нее вот так, с хитринкой…

Когда через месяц мама спросила, кого из Юлькиных одноклассников пригласить в новый радиоспектакль, она не задумываясь выпалила:

– Листовского!

И тут же испугалась, что мама догадается, поэтому быстро сказала:

– Ну, еще Гуревича… и Дёмина. Лёшку.

Мама задумалась.

– Но вообще-то лучше Листовского, ― торопливо добавила Юлька, всерьез испугавшись, что возьмут не Артёма. ― Понимаешь, у него голос… и стихи он читает лучше, а Гуревич просто балда и псих…

– Хорошо, хорошо, ― улыбнулась мама, кажется, все-таки догадавшись. ― Я позвоню его родителям.

Потом были репетиции. До сих пор Юлька помнит: темная радиостудия, в одном углу горит прожектор, режиссер спектакля куда-то ушел, и Юлька с Артёмом одни. Они сидят прямо на полу, на жестком ковре. Артём сделал бумажного лягушонка, который умеет прыгать, если ему нажать на спинку. Тихо. Пусто. Будто они одни в этом мире. На целой планете одни…

Когда репетировали, Артём все время смотрел на нее, даже текст иногда забывал читать. Взрослых это веселило, они подшучивали над ними обоими. Юлька сердилась до слез. Зато после репетиций, если мама еще оставалась на работе, водитель радиостанции вез Юльку и Артёма домой. И это тоже было здорово ― сидеть в машине плечом к плечу и смотреть, как за окнами проносится город в огнях.

Они продолжали вместе петь в школьном хоре, а как-то раз даже поехали в один и тот же загородный лагерь и попали в один отряд.

В лагере Артём с друзьями строил шалаши, растил под крыльцом корпуса ужей, участвовал в соревнованиях, дрался, мирился… В Артёма были влюблены все девочки отряда. Они писали ему любовные записки, приглашали на медленные танцы и целыми днями спорили, на кого он посмотрел и кому что сказал. Юлька в этом не участвовала. Она ревновала, завидовала и влюблялась все больше и больше. А потом случилось то чудесное утро.

Ночью мальчишки приходили мазать девчонок зубной пастой. Всех разрисовали хорошенько. Паста противно склеивала волосы, липла к простыням. Девчонки ругались и негодовали. Все, кроме Юльки. Потому что, проснувшись утром раньше других, она увидела рядом с подушкой букетик клевера, нежно-розового, с капельками росы на лепестках. Она взяла его в руки, повертела, уткнулась в него лицом. Он пах как само лето. Юлька не знала, кто его подбросил. Но явно тот, кто не позволил остальным мальчишкам измазать ее зубной пастой. Юльке так хотелось, чтобы букетик был от Артёма! Все оставшиеся дни в лагере ей казалось, что Артём по-особенному на нее смотрит, а когда он вдруг оказывался рядом, Юльке чудился запах клевера, и сердце падало в пустоту.

А зимой в Юлькиной жизни начался каток. Вообще-то Юлька не любила кататься на коньках, потому что у нее плохо получалось. Но Листовский катался как бог. Каждый вечер он появлялся в парке в ярко-красной спортивной куртке и начинал чертить по ледяному полю замысловатые фигуры. Окно Юлькиной комнаты выходило как раз на каток, и сразу после занятий в изостудии она садилась караулить Листовского. Делала уроки и поглядывала в окно. Пример ― в окно, упражнение ― в окно, задачка ― в окно… Она видела, как подтягиваются в парк одноклассники, живущие в соседних домах: Володька, Максик, Славка, Алиса, Варя. Вот они играют в догонялки, а вот Варя с Алисой синхронно делают «ласточку» и «тулуп» ― обе занимались в то время фигурным катанием. Юлька замечала, что Артём часто катается рядом с красавицей Алисой. Сердце ее не выдерживало, она бросала уроки и тоже бежала на каток.

Каждый раз она боялась прочитать в глазах одноклассников: «О, приперлась! Кататься не умеет, а туда же!» Но наблюдать за ними из окна было выше ее сил. Неловко ступая на лед, Юлька отталкивалась от бортика, чуть качнувшись, ехала вперед, и ей казалось, что она, в принципе, даже неплохо катается… Главное ― на Варю с Алисой не смотреть. Зато теперь Листовский был рядом. Можно было проехать мимо, будто случайно. А иногда он сам оказывался близко-близко, и если Юлька от смущения теряла равновесие, то подхватывал ее, и тогда весь мир замирал, умещался в его глазах ― синих, как зимний вечер. А лучше всего было после катка затеять игру в догонялки и вдвоем убегать от водящего. Падать рядом в сугроб. И хохотать. В такие вечера Юлька верила, что тоже нравится Артёму.

Алиса, конечно, доставала ее и здесь, но Юлька не переживала. Она умело огрызалась и замечала, как мальчишки фыркают от смеха, глядя на взбешенную Лапочку. Один раз Артём и Володька Иванов даже проводили Юльку до дома. Артём нес ее коньки.

На следующий день Алиса объявила Юльке войну. Это была уже не первая война, и Юлька не боялась. Класс разделился на две неравные части. В Юлькиной армии набралось всего десять человек, зато Артём и Володька тоже были за нее. Алису поддерживали человек двадцать, она подходила ко всем и напрямик спрашивала: «Ты за меня или за эту чокнутую Озарёнок?» Обе армии придумывали шифры, чтобы переписываться друг с другом, устраивали снежные бои после уроков, доставали противника надписями на заборах… Сейчас их война, конечно, вспоминалась со смехом, как захватывающая игра. Но тогда все было всерьез.

Тринадцатилетняя Юлька вздохнула и подошла к окну. Тогда, не так уж давно, за нее выступили хотя бы десять одноклассников. Эти десять были ей верны, не боялись насмешек Лапочки, гневных записей в дневниках, вызовов родителей в школу ― из-за нее, из-за Юльки! А теперь? Как так получилось, что теперь она ― аутсайдер?

Глава 5
Мероприятие по сплочению

Татьяне Викторовне Ковригиной, классному руководителю седьмого «Б», беседа со школьным психологом далась тяжело. Она вообще не понимала, зачем в школе психолог. Одни проблемы: тестирования, мониторинги, исследования, теперь вот мероприятия по сплочению придумывай. Что же она, два года их не сплачивала, что ли? Просто такой класс недружный, ничего не поделаешь. В начальной школе не сплотили их, что ж теперь-то? И главное ― как? Надежде Владимировне легко говорить! Эти психологи весьма оторваны от жизни.

Татьяна Викторовна вздохнула.

– Да ладно тебе, ― сказал ей взрослый сын. ― Ну, схо́дите куда-нибудь всем классом ― разве это решит проблему? Вряд ли ваших аутсайдеров сразу все полюбят.

– Ты это психологу нашему объясни! Она вообще не представляет, какой сложный у меня класс! ― вздохнула Корочка.

Скоро педсовет, будут говорить о результатах тестирования, а у нее такое…

Татьяна Викторовна давно работала в школе и привыкла быть уважаемым, авторитетным учителем. А теперь из-за Озарёнок с Ганеевым… Озарёнок, Озарёнок! Никак это не укладывалось в голове Татьяны Викторовны. Такая девочка славная! Такая хорошая семья, и вообще… Нет, она должна, должна выручить Юлю!

На следующий день Татьяна Викторовна шла на работу в непривычно нервном состоянии. Не любила она внеклассные мероприятия. Очень не любила. Школа ― это школа, и дети должны в ней учиться, а не развлекаться! Но раз надо, она сделает. Она дисциплинированный человек и учитель высшей категории.

– Ребята! ― торжественно сказала она классу на первом же уроке, решив пожертвовать десятью минутами своей физики. ― Дорогие ребята! Мы уже месяц, как учимся, а никак не отметили начало учебного года. Я считаю это неправильным. Стоит чудесная погода! Предлагаю: пойдемте в поход.

Класс пораженно молчал. Корочка? В поход? Завтра будет землетрясение! Только Юлька Озарёнок грустно усмехнулась: операция по сплочению началась? Она посмотрела на Ганеева, а потом на Листовского.

– Ну, поход ― это я, пожалуй, громко сказала, ― нервно хихикнула Корочка. ― Просто на один день выйдем в лес, на пикник, костерок разведем, можно сосиски пожарить… Вы разве против?

Класс молчал, и Татьяна Викторовна чувствовала себя не в своей тарелке. И правда, какой поход? Какой пикник? Наверное, надо было в кино им предложить. Но тут ее спас Артём Листовский.

– А что? ― сказал он и переглянулся со своим лучшим другом Володей Ивановым. ― Хорошая идея.

– Да? ― обрадовалась тут же Корочка и даже как-то помолодела. ― Правда ведь, ребята, мы с вами ни разу не были на пикнике! Артём, ты будешь организатором, у тебя это хорошо получается. Надо списки составить, кто что берет, кто за что отвечает, в общем, ты понимаешь. Прямо вот на этих выходных и устроим пикник! А теперь ― переходим к физике.

Алиса Лаппа фыркнула на весь класс. Понятно ведь, что ни о какой физике сейчас никто думать не сможет!

Алиса злилась. Ну почему именно в эти выходные? Что такого с Корочкой стряслось, какой кирпич ей на голову упал?

Почти месяц Лапочка окучивала известного красавца Митю Вершинина из десятого «А». Просто чудом смогла с ним познакомиться, обменяться телефонами, добиться, чтобы он отвечал на ее эсэмэски. И вот теперь, когда операция входит в заключительную фазу, влезает Корочка со своим пикником! Чтоб ее! Ведь все было спланировано просто идеально!

У родителей Алисы дача в живописном месте на берегу озера. На этих выходных они уезжают к друзьям на юбилей, а ей разрешили пригласить на дачу одноклассников. Родители ― отсталые люди! Да кому сегодня одноклассники интересны? Это же ископаемые!

Алиса разработала хитрый план: она организовывает на даче вечеринку, зовет девчонок из своего класса, а парней ― из Митиного, у нее есть там воздыхатели. Девчонки пришли в восторг (кстати, Алиса решила умаслить судьбу и честно позвала всех, включая сумасшедших Озарёнок и ее подпевалу Сыч), и даже с Вершининым все сработало! И вот теперь…

– Алиса, я понимаю, что думать о предстоящем походе очень приятно, но сейчас у нас урок!

Стиснув зубы, Лапочка углубилась в учебник. В эту минуту она ненавидела всех, особенно Листовского, который так некстати влез, и Озарёнок, которая так не вовремя улыбнулась Листовскому (влюбилась в одноклассника и еще думает, что никто об этом не знает!). Невероятно, но, кажется, ему льстит, что в него влюблена Озарёнок.

Корочка шла по рядам, сама себе улыбалась и просто бесила Алису. В восторге от своей идеи, как же! Ладно, это мы еще посмотрим, чья идея круче! Ни в какой поход они не пойдут. Не будь она Алиса Лаппа.

А Татьяна Викторовна и правда мысленно улыбалась весь день. Зря она сердилась на психолога и на ребят. Вон как понравилась им ее идея! Может быть, и правда ей удастся всех передружить, будет чем гордиться…

На перемене все, кроме Татьяны Викторовны, остались в классе.

– Лапочка, а как же быть с дачей? Всё отменять? ― причитала Марфушина. ― Ты представь, меня же родаки отпустили первый раз в жизни…

– Заткнись, ― оборвала ее Алиса.

Она поднялась из-за парты, величественная, высокая, красивая. Спасти вечеринку может только одно. И хотя ей меньше всего на свете хотелось это делать, но другого выхода она не видела.

– Мне, конечно, идея про пикник очень нравится, ― сказала Лапочка, глядя прямо на Листовского, ― но у нас тут план созрел, просто не всех еще успела пригласить. На этих выходных зову к себе. На дачу. Будет суши-вечеринка, никаких родителей и учителей. Приглашаются все!

И опять в классе повисла тишина. Ненадолго. Все-таки девчонки уже знали, готовились, отпрашивались, а мальчишкам нужно было время, чтобы оценить предложение.

– А как же Корочка? ― сказал наконец Тарас. ― Предлагаешь ее вот так «побрить»?

– А ты предлагаешь в детский сад играть? ― презрительно фыркнула Лапочка. ― Ах, пикничок, костерочек, сосисочки! Она еще вас песни заставит хором петь и речевки разучивать. Впрочем, насильно никого не тяну.

– Меньше народу ― больше кислороду! ― выпалила в сердцах Ленка Самойлова.

– Слушай, ― вклинилась в разговор Юлька, ― а нельзя твою вечеринку на следующие выходные перенести? Просто не хочется обижать человека…

Юлька так и не смогла понять, что такого ужасного она предложила, но на нее обрушились все девчонки класса. Мол, она не понимает! Перенести! Легко сказать! Что, у Алисы гостиница, что ли? Когда захотел, тогда и приехал? Да это единственный шанс! Да куда ваш лес денется! Корочка не переживет? Ну и пусть!

– Ой, мне, в общем, все равно! ― стараясь быть равнодушной, сказала наконец Лапочка. ― Я же никого не заставляю. Просто подумала, что все уже выросли из кукол и детских праздников.

Девчонки захихикали в открытую, а Юлька вспыхнула: у нее дома на полке до сих пор сидели две любимые куклы. Все девчонки это знали. Ну и что? Она же с ними не играет уже, они просто так сидят, смотрят на Юльку.

– Но если нет, я никого не заставляю. Кто хочет ― жду в воскресенье в девять утра на остановке «Университет». ― И Лапочка вышла из класса.

Это была победа. Полная и сокрушительная. Все девчонки за нее, ясно как день. А если вдруг не будет Озарёнок ― тем лучше. Хотя после заявления про куклы куда она денется? А с Листовским Алиса вечером переговорит еще по телефону. Поедет как миленький! Поползет. Будто она не видит, как Тёмочка на нее засматривается!

Глава 6
Сложный седьмой "Б"

Больше всего Юлька любила, когда идет дождь. Даже если уже не первый день. Любила садиться у окна и смотреть, как капли лупят по асфальту и крышам. Это если дождь сильный. Но и тихий дождик ― тоже хорошо: он не «лупит» и не «идет», он шелестит… Она смотрела на уснувший город, изредка вздыхающий во сне перекличкой далеких поездов, шагами припозднившихся прохожих и шуршанием проезжавших машин. Звезды висели над головой, и от светофоров ложились на асфальт размытые цветные полосы.

К фасаду дома, в котором жила Юлька, примыкало кафе с плоской черной крышей, и если вылезти из окна Юлькиной комнаты, то окажешься прямо на ней. Все Юльке завидовали. На крыше можно делать зарядку и пить чай, можно даже в бадминтон играть, такая она большая, только воланчик все время во двор улетает. Конечно, ничего такого Юлька не делала, но иногда ночью она выбиралась на крышу и садилась у стены, закутавшись в одеяло. Если было много мыслей в голове, она брала с собой ручку, толстую тетрадь, ту самую, где лежала фотография Листовского, и записывала то, о чем хотелось кому-нибудь рассказать, но не рассказывалось даже Анюте. Своему дневнику Юлька доверяла все. Вот только жалко, что в дождь на крышу с дневником не полезешь. Но Юлька открывала окно и писала на подоконнике. Иногда дождевые капли попадали на листы, и это тоже ей нравилось. Будто дождь оставлял в ее дневнике невидимые рисунки.

Когда утром, сквозь сон, Юлька слышала дождевой шелест, она вставала с улыбкой. Ей нравилось выходить в дождь из дома, чувствовать влажный воздух, особенный запах мокрого асфальта и немножко ― моря. Нравилось идти под дождем в школу. Нравилось, что улица становится разноцветной от зонтиков. Сама Юлька всегда ходила без зонта, а все куртки выбирала с капюшоном. Можно подставить дождю щеки или поймать его на ладонь. Да и про сохранность зонтика думать не надо.

В школе Юлька терпеть не могла переобуваться. В тесном холле, в толпе, приходилось надевать сменку и следить, чтобы не задралось платье и чтобы случайно в сутолоке не уволокли сумку. Все это было противно, будто кто-то подсматривает, как ты чистишь зубы. Юлька всегда старалась забиться куда-нибудь в угол и переобуться побыстрее.

Но хорошее по утрам в школе тоже случалось. В раздевалке удавалось иногда столкнуться с Листовским, отвести взгляд и сделать вид, что не заметила, а вешая куртку, оглянуться и встретиться с ним глазами. И глаза были синими, как осколки неба, брови хмурыми, а уши розовыми. Артём красивый. Такой красивый, что у Юльки замирает сердце, когда она на него смотрит. Каждая черточка его лица заставляет Юльку медленно умирать от какого-то странного, острого чувства. Высокий лоб, темные брови, прямой нос, а главное ― улыбка. Когда Артём улыбается, на правой щеке появляется ямочка, и Юльке всегда хочется улыбнуться в ответ. И подпрыгнуть! И сделать сальто-мортале! И закричать на весь мир, как сильно она любит Артёма Листовского!

В школу хорошо приходить пораньше, стоять у окна в пустой еще рекреации и ждать Анюту. Или смотреть в окно ― как мокнут под дождем тополя. Артём тоже иногда раньше приходит. И вот они стоят у разных окон, в трех метрах друг от друга, она смотрит на дождь, он ― в телефон. Молчат. Сложный класс, в котором не принято, чтобы девочки и мальчики запросто общались друг с другом.

Класс, в котором Юлька училась, ― «подобранный». Первой учительницей у них была Мохова Инна Юрьевна, учитель высшей категории, обладатель несметного количества грантов, автор методик и мастер игровых уроков. К ней мечтали записать своих чад родители первоклассников всего района. Поэтому Инна Юрьевна сама могла выбирать себе учеников. Или точнее ― их родителей. Почти все в ее классе были либо учительскими детьми, либо детьми начальников, либо детьми просто людей полезных. Взять хотя бы Юльку: ее мама работает на радио, человек в городе известный. У Славки Гусельникова родители работают в институте, заслуженные профессора, у Тани Осокиной отец ― заместитель мэра, а у Листовского родители ― врачи в седьмом поколении; папа Максика ― директор автопарка, у Алисы отец ― директор банка, а у Софии мама в министерстве образования работает. Ну и так далее.

Еще их класс ― сильный. Самый сильный в параллели. Многопрофильная гимназия № 128 плохих учеников не держит. Ганеев ― исключение.

– Терпят из жалости! ― возмущается Алиса.

Три года назад у Ганеева разбился отец-дальнобойщик. Женька в семье остался за старшего. После школы он подрабатывал, помогал матери поднимать двух сестренок и брата. Ему нужно было закончить девять классов, чтобы поступить в училище.

– Мешает он тебе, что ли? ― вступался обычно Листовский.

– Мне ― нет! ― фыркала Лапочка. ― Но на рейтинге класса сказывается! Тебе, конечно, наплевать на честь класса! А если бы мы все вместе, всем коллективом…

Юльке эти призывы и лозунги всегда казались ненастоящими и смешными. Никогда они не были «всем коллективом», тем более дружным, тут психолог, конечно, права. С первого класса то и дело у них то стычки, то войны, то бойкоты. Из-за ерунды. Марфушина не так посмотрела на Софию, Надя не то сказала Кате, Катя не так передала все это Алисе и так далее. Юльке дважды объявляли войну и дважды бойкот.

Война ― это даже весело. Но это было еще в начальной школе и напоминало игру. А вот бойкот ― тяжело. Ты остаешься одна, потому что против тебя настроили всех остальных и гордость не позволяет выяснять отношения и разбираться, кто что там сказал. Некому позвонить, спросить про домашку. Смолкают все разговоры, стоит тебе зайти в класс, и на большой перемене ты сидишь одна за столом и глотаешь завтрак побыстрее, а в раздевалке на физкультуре забиваешься в самый дальний угол.

Дома у Юльки ничего не знали про ее трудности в классе. Рассказать об этом она не могла, да и мама учила ее решать проблемы самостоятельно. Вот она и решала, как умела: с ней не разговаривали ― ну и не надо, она тоже переставала разговаривать со всеми. Она бойкотировала их в ответ. Игнорировала все фырканья в свой адрес и насмешки.

А потом наступал день, когда сама Алиса или София подходили к ней и начинали разговор. Без объяснения причин бойкота. И Юлька сдавалась. Начинала общаться, проглотив обиду. Потому что очень уставала быть одна. Ждать каверзы. Не принимать участие в классных делах. Быть изгоем, аутсайдером. Только вот оказалось, что она так им и осталась, хотя бойкотов в классе уже почти год не было.

Татьяне Викторовне приходилось с ними, конечно, нелегко. А самое обидное, что она старалась! Она искренне хотела быть хорошим классным руководителем, переживала за них, помогала, когда видела, что должна вмешаться и помочь, и искренне не понимала, почему у нее ничего не получается. Особенно сильно ее раздражали странные отношения между мальчиками и девочками. Никогда они не называли друг друга по именам, никогда не общались между собой больше, чем того требовал учебный процесс. Любая из девчонок скорее подойдет и что-нибудь спросит у самой ненавистной одноклассницы, чем у мальчика. Все это казалось Корочке удивительным.

– А говорят, современные дети распущенные, ― вздыхала она в учительской.

– А вы не согласны? ― тут же отрывалась от тетрадей молоденькая «русичка» Валечка.

– Не знаю… Мои на пушечный выстрел друг к другу не подходят. Вчера сама лично слышала, как Гуревич шантажировал Листовского, мол, у него есть фотография, где тот с девчонками стоит разговаривает. А Иванов говорит: «Гуревич, не будь скотиной, не показывай никому, опозоришь человека на всю школу».

– А что, с девочками позорно стоять? ― не понимала Валечка.

– Так вот! Я о том и говорю! Их ровесники уже вовсю обнимаются-целуются, а моим все еще страшно рядом друг с другом стоять и разговаривать.

– Какие-то они у вас отсталые, Татьяна Викторовна, ― важно тянула Зоя Дмитриевна, старейший учитель школы. ― Что-то тут нечисто.

Корочка сразу замолкала: а вдруг и правда нечисто, а она не догадывается?