Книга: Жизнь – сапожок непарный. Книга первая - Тамара Петкевич

Сложно читать и понимать, что в тот период времени, люди доносили друг на друга, выдумывали несуществующие вещи, и реакция государства на все это. Грустно, когда дети становятся заложниками действий своих родителей.

Сколько несправедливости, предательства, утрат, тоски и грусти выпало на долю Тамары. Конечно было и хорошее, добро и любовь, поддержка и дружба, встречи с удивительными людьми. Но не всегда это могло перекрыть щемящее чувство тоски и боли.

Подробности лагерной жизни и некоторых поступков людей из ближнего окружения приводит просто в ужас. Ну куда могла деваться человечность, как разумные существа так могут поступать.

Это не первая книга, прочитанная мною на тему репрессий и лагерей. И каждая история занимает свое место. В каждой удивляешься силе человечного духа, смелости и стойкости.

Обязательно буду читать и вторую часть книги, и надеется, что хоть какой-то период жизни у Тамары Владиславовны был солнечный и позитивный.

- Вы видите это? - спросил он, растянув губы и проводя пальцем по ряду своих металлических зубов. - Вижу, - отозвалась я. - Так все это, - сказал он медленно, - тоже было выбито в тридцать седьмом году... но... этого не было!!!

А еще можно променять жену на сытую жизнь и отобрать ребенка у матери, пользуясь тем, что она - политическая. Но, к счастью, еще можно было оставаться людьми: поддерживать друг друга, подставлять плечо, делиться последним... И сохранить ясный ум, чтобы рассказать потомкам - все это было.

Таки вот. Читаю я постоянно, а вот под впечатлением нахожусь крайне редко. А под таким – просто по пальцам пересчитать. Например, примерно из 25 прочитанных в этом году книг, эта единственная вызвала настолько сильное желание о ней рассказать.

Рассказываю. Это воспоминания советской актрисы и театроведа (на этом моменте я тоже скептически скривилась "опять описание жизни советского бомонда"). Но нет. Это о другом. О другом "бомонде". И другой жизни. По большей части лагерной.

Очень рекомендую и советую. Особенно молодому поколению, выросшему в благополучное время.

И не хочется, но скажу, потому что хоть это и страшно, но правда. Несмотря на сам античеловеческийи факт репрессий, сколько они принесли просвещения и возможностей (как бы противоречиво это ни звучало). Врачи, учителя, инженеры, актеры, певцы. Окраины России не только обагрились их кровью, но и обогатились их знаниями.

Я уверена книгу можно и нужно давать читать в школе детям и подросткам. Она куда лучше чем школьная программа даст представление об этом периоде истории России. И ещё: книга довольно целомудренная, но при отсутствии явных подробностей, она просто пронзает до ужаса.

И на себя, конечно, примеряешь: а выдержал бы, а смог, а как поступил бы, а если угрожают не тебе, а близким и детям?

За сим все. Почти.

Одна цитата из письма, адресованного автору, от повторно осужденнной в ходе второй волны репрессий 50-х годов.

Цитата не совсем отражает книгу, но удивительнейшая по своему содержанию.

«....«я прочла у Станиславского „открытие давно известных истин“ из „Моей жизни в искусстве“. Он пишет о телесной свободе, экономии сил, об отсутствии всякого мышечного напряжения. Я использовала этот совет для себя. Пример: я несу носилки вместе с глиной (на носилках глины больше, чем у всех товарок, в 2 раза) — напряжены только грудные мышцы, руки только слегка ведут ручки носилок, а ноги идут, легко пружиня, как в танце. Я люблю свои руки, свои ноги, которые хорошо минуют скользкие щепы, легко идут под гору, по доскам над говорливой речушкой. Все тело отдыхает, и только в те минуты, когда этого требует необходимость, я напрягаю какой-нибудь мускул. Только таким путем я ни капли не устаю, а душа моя пылает каким-то озорством. Понятно, Томик? Разве нужно меня жалеть? Я — отличник производства. 130 процентов — мои! Костер и отдых мне не нужны. Таким путем я свободна! Свободна! Моя статья больше не помеха, черт возьми! Без интриг, без просьб, без всякого того многого, что в лагере необходимо для получения места придурка. Томик! Вы понимаете, как я счастлива в своей свободе, которой я добилась сама?..» Человека обращали лицом вспять, насильно гнали к пещере, а ему удавалось рабский труд (я, разумеется, не имею в виду ужаса рудников, шахт и «общих» работ тридцать седьмого года) превратить в повод «открыть себя» как внутренне свободную личность. Являлась возможность любоваться неповторимой способностью каждого одолевать свою беду».