Текст книги "Маленькие рассказы"

Дедушка

Мать увезла крошечную Томку от папки, от дедушки, от бабушки, от Дозора. Тогда еще Томка не знала, что это насовсем. Что-то не заладилось в этой большой семье с приходом невестки. Томка не думала о том, кто был виноват, кто не сумел сохранить тепло и любовь, по одной простой причине: она была очень мала. А самым мудрым, добрым, сильным и любящим Томку, был дедушка Яков.

В качестве гостя четырехлетнюю Томку привез в заснеженный Баргузин ее замечательный папка. Томке казалось, что она помнит все: двор, собаку, коров в стайке, сеновал, дедушкину мастерскую, печку, черный буфет, в котором пахло корицей, гвоздикой, ванилином и другими пряностями. У Томки переставало стучать сердечко, когда дедушка строил ей во дворе маленькую горку, мастерил салазки. А, чтобы ей было удобно, подогнул высокие голяшки валеночек. Томка бродила по дому, по двору важная, любимая и, самое главное, это то, что она не была одинокой. Преданный Дозор следовал за ней и обнюхивал каждый уголок, словно проверял и убеждался, что никто не может испугать, огорчить маленькую Томку. Она каждую минуту чувствовала, что ее любят в этом доме. Однако дедушкина любовь была нужнее Томке, ей были симпатичны его немногословность, спокойная уверенность. А, когда дедушка ел, Томка всячески подражала ему, даже катала колобочки из хлебных крошек. И он умел делать все. Он даже умел подшивать валенки! Но бабушка Соня почему-то с утра до вечера ворчала на дедушку. Сначала это сердило Томку, но, убедившись, что дедушка спокоен и даже что-то напевает, успокоилась и тоже не стала обращать внимание. Когда собирались взрослые, они подтрунивали над Томкой:

– Дружок, ты на кого похожа? – и ждали, что она скажет, хотя каждый знал, что у маленькой девочки был один ответ:

– На дедушку! – не уставая, серьезно заявляла Томка.

– А почему на дедушку? Ты не смотри, что баба Соня седая и старая. Смотри, какая красивая была баба Соня! – и подводили девочку к портрету действительно красивой женщины. Томка внимательно смотрела на портрет и думала: зачем они пристают к ней с одним и тем же вопросом. Ну, не хочет она походить на бабушку, которую просто любит, а дедушку Якова она любит нежно, обожает. Огорчаясь назойливости и непонятливости взрослых, Томка произнесла:

– Да потому, что дедушка хороший!!!

Грустный ребенок

Алька больной, с воспаленными глазками, лежит в постели. Пришлось вызвать врача, потому что температура держится очень высокая, дыхание затруднено. Однако он совершенно не может находиться в одиночестве и попеременно «терроризирует» домашних:

– Идите кто-нибудь в мою комнату. Посидите, поболтайте.

– Алик, лежи спокойно, сейчас приедет врач, папа уже ушел его встречать.

Наконец-то «скорая помощь» приехала, входит врач. Алик приподнялся в постели и серьезно спрашивает:

– Доктор! А Вы не умеете ставить уколы?

– Нет, что ты?! Не умею, конечно! Я только поговорю с тобой и уеду.

– Доктор, у меня такая ситуация была, что я даже подумал: что разве я – дурак?

– На самом деле ты же не дурак?

– Нет, конечно!

– А как разрешилась твоя ситуация?

– Не волнуйтесь, доктор. Все нормально! Просто я немножко распустился, и мама сердилась на меня. Я еще вчера сломал одну свечку, и мне было стыдно признаваться, а бабуля сказала, что я – трус. А я подумал, что я – трусы что ли и сразу признался. Все сказали, что я – молодец! Странные эти взрослые!

– Я рад, что ты смелый и честный мальчик. А теперь расскажи мне, что с тобой случилось?

– Да, я вчера сильно вспотел, потому что много играл в футбол, я забил воротисту сто голов! А вечером я по маминым глазам понял, что она не хочет читать мне книжку перед сном. Тогда я попросил об этом Яну, мою тетю, но мама сказала, чтобы я оставил ее в покое, потому что она кормит мужа. А он что ли ребенок?! Еще не разрешили мне вчера посмотреть по телевизору фильм «Секретные материалы». Они меня вчера совсем загрустили. Как же я с таким настроением должен жить? Ну, я и заболел.

– Так, хорошо! Я сейчас выпишу тебе лекарство, ты будешь его пить и сразу же поправишься. Договорились?

– Доктор! Мама мне всегда говорит, что взрослые мужчины не балуются, а ведут себя хорошо. А я же еще не взрослый! Вы скажите всем: и маме, и папе, и бабуле, что мне еще четыре года только… Иногда же можно устраивать тарарамчик!

– Да, дорогой мой, я верю, ты – замечательный мальчишка! Поправляйся, а то ты совсем загрустил. Я к тебе еще приеду, я должен контролировать твое выздоровление…

– Что?! И доктор тоже контролирует? Доктор же приезжает на помощь!!! Повеселиться совсем не с кем… – произнес Алька и, утомленный столь длительной беседой, уснул.

Гори, гори, моя звезда…

Я не любила свою мать, но испытывала чувство жалости к ней. Из-за жестокой болезни и по многим другим причинам она вела беспорядочный, тяготивший меня, образ жизни. В те периоды, когда на нее жестоко наваливалась шизофрения, она плотно занавешивала окна и заставляла меня штопать старые вещи, но, в основном, почему-то, – это были чулки, которые она собирала на мусоре или принимала от соседей. После войны все жили впроголодь, очень трудно, и никого не могла удивить женщина, копающаяся на помойке. Отца своего я не знала. По рассказам бабушки – это был почтенный человек, сосланный в наши края перед самой войной, за неблагонадежность. А после войны он вернулся в Москву, к семье, по всей вероятности, не предполагая мое появление, а уж мое существование и тем более.

Помню, что я всегда была предметом для насмешек и издевательств, уж очень странно я была одета. В сильные морозы я носила пальто, желтое в клеточку, с подкладом из ваты, завершением была крашеная когда-то в черный цвет, видавшая виды, лиса, которая крупными стежками была пришита к вороту пальто. Так этот самый воротник не давал покоя двум моим одноклассникам: один был из состоятельной семьи, но мерзкий ужасно, а другой такой же нищий, как и я. И эти два дурака отрывали мне эту паршивую лису. Не знаю, сколько бы это продолжалось, но у нас в классе была девочка, перед которой я преклоняюсь. Нет, она не дружила со мной, но, когда она узнала, что происходит с моим пальто, она своим непререкаемым авторитетом смогла повлиять на ребят в классе. И этим пакостникам была устроена «темная», у них в одежде во время «сеанса» оторвали все, что можно было оторвать. Я не помнила обид, я просто умела прощать людей. Даже тех, кто явно брезговал мной, имея в виду мой подозрительный гардероб и мое происхождение. Хотя моя родословная с маминой стороны была отмечена княжескими титулами, но большевики сумели так всех запугать, что никто, не только мы, не вспоминал своих славных и великих предков.

Поддержка этой девочки дала толчок для моей дальнейшей реализации. Оказалось, что я была прехорошенькой, к тому же обладала красивым певческим голосом. Я думаю, это случилось потому, что у меня была душа. Я готова была петь круглосуточно, в моем репертуаре были арии из опер, романсы. Меня буквально прорвало. Мой ангел-хранитель, так я называла эту девочку, всегда внимательно и очарованно слушала мое пение и искренне радовалась моему «пробуждению». Мои посредственные отметки не позволили мне остаться в этой престижной школе, и я оканчивала обычную школу, где имела огромный успех, как солистка школьного ансамбля. Мой ангел-хранитель рано и неудачно вышла замуж, родила двух чудных дочурок, а позже, движимая романтикой, уехала со своей семьей на север страны. И у меня в жизни что-то получалось, что-то не очень. Дефицита общения не было, но люди были уже другие и отношения естественно были совершенно другими, потому что менялась я сама, становилась самодостаточной и уверенной в себе. Моя школьная неразделенная любовь Коля Собенков после школы поступил в высшее военное авиационное училище. Встречая его, я сначала теряла сознание, затем, опомнившись, неслась ему навстречу:

– Привет! Собенков!

И Собенков великодушно протягивал мне мизинец правой руки. Я трепетала от счастья, и ничего не могло меня огорчить, потому что мой внутренний мир, моя душа были богаче, а потому и щедрее и милосерднее. Окончив училище, Коля женился на москвичке, которая по сути своей была провинциалкой. Большие перегрузки в работе военного летчика, разочарования в браке, постоянные скандалы в семье сделали свое дело. Собенков Коля умер от сердечного приступа, находясь дома в полном одиночестве, ему едва исполнилось двадцать семь лет. Гроб с телом Коли привезли в родной город. На кладбище при прощании, я разрыдалась у гроба и прошептала:

– Родной мой, дорогой мой, человек, если бы я была с тобой этого никогда не случилось бы… Думая иногда о своей жизни, о матери, я поняла, что своим безумием, навязчивой идеей устроить свою жизнь и выйти замуж, (она никогда не состояла в официальном браке), она сломала и разрушила мою ауру любви. Через три года после Коли ушел Василий, моя, опять же, неразделенная любовь, оператор студии телевидения, где я работала диктором на полставки. Телевидение делало свои первые шаги, все было в новинку, интерес был необычайный. Дикторы воспринимались населением как мифические герои. Сначала я работала ассистентом режиссера, а потом мне дали полставки мифической героини. Я работала и училась в институте одновременно, моя работа для меня была праздником. В будни, отстаивая очереди в магазинах, я ловила на себе не очень восхищенные взгляды телезрителей:

– Боже, какая пигалица! На экране она смотрится гораздо симпатичнее.

Работа меня захватывала полностью. Однажды мы готовили передачу о новом театре, я должна была взять интервью у Анатолия Казакова, руководителя Молодежного театра. Задавая ему вопросы, я элементарно с ним заигрывала, а он не замечал или не хотел замечать.

– Добрый день, Анатолий! Есть ли в Вашем спектакле вакансии на женские роли? Как Вы оцениваете мои возможности, как актрисы? Как Вы относитесь к тому, что интервью у Вас берет молодая и симпатичная женщина? Хотите ли Вы оставить нашим телезрительницам хотя бы маленькую надежду? Дело в том, что наша разведка донесла, что Вы – человек неженатый. В какой компании Вы будете отмечать премьерный успех спектакля? Я строчила как из пулемета, боясь, хоть что-то пропустить. А Анатолий вальяжно развалясь, покуривая, не собирался даже вникать в суть моих вопросов, он смотрел на меня и говорил, говорил:

– Благодарю за предоставленную возможность. Хочу сказать огромное спасибо администрации города за выделение помещения, за путевку в жизнь нашему театру.

– Мне кажется, мы с Вами учились в одной школе, не правда ли? – этим вопросом он заполнил возникшую паузу, после чего продолжал:

– Мы репетировали на одном дыхании, Мне казалось, весь наш институт не учился, все были на наших репетициях.

– Я смотрю на Вас и открываю для себя то, что у меня нет личной жизни. Я весь в театре! – эти его слова повергли меня в шок.

Наивная и восторженная я восприняла это как комплимент, и даже, как объяснение в любви. Я просмотрела весь репертуар театра, присутствовала на банкетах, уезжала с Казаковым в Москву, где Олег Ефремов вручал нашему главрежу награду, документ о присвоении театру звания «народный». Я к тому времени была на шестом месяце беременности. Уже надо было оформлять декретный отпуск, а никто не знал и даже не догадывался о моем положении. Врач, увидев меня на приеме, с гневом произнесла:

– У Вас такая страшная эрозийная картина. О чем Вы думаете?

О чем я думала тогда? Я боялась оставить свою замечательную работу, считала, что сразу ее потеряю. Я боялась отвлечься от Анатолия, потому что боялась сразу же потерять его. Он был очень деликатным и доброжелательным по отношению к женщинам и часто, просто не мог им отказать. На днях он получил приглашение пройти годичную стажировку в Москве и, забыв обо всем и обо всех, кто его окружает, умчался в столицу. Я день и ночь думала и приняла решение, важный разговор с Анатолием у меня произойдет в Москве. Одолжила денег, на работе попросила отпуск за свой счет и полетела вслед за Казаковым. Опоздала я всего на два дня, у Анатолия начался роман с красивой полячкой. Я написала ему записку о том, что в Москве я оказалась случайно, проездом, и сообщала, что я беременна от него и хочу рожать. Домой я уехала, так и не увидев отца своего ребенка. Не смотря на свою всепрощающую методику поведения, я, несомненно, пережила стресс. Обратившись к врачу, я потеряла уйму времени, потому что вставала на учет, проходила обследование. Первые же анализы повергли врача в уныние, она выписала мне направление в онкодиспансер для получения подробного и точного диагноза. Я не воспринимала окружающих, и о чем они говорят, меня тоже не интересовало. Если я задумала и решила родить ребенка, я его рожу, чего бы мне это не стоило. Меня мучила одна мысль: я теряю Казакова или уже потеряла. Я еще не понимала, что своим решением родить ребенка, я усугубила ситуацию, связанную с моим здоровьем…

Господи! У меня родилась дочь! У меня родилась, моя Дашенька! Я такая счастливая! Коллеги мои – это маги и волшебники! Они все заботы обо мне и малышке взяли на себя: приданное для Дашки и телеграмму-поздравление для Казакова.

А время летело неумолимо…

Дашке уже три месяца. Нас опять положили на обследование, видимо опасались плохой наследственности. Дома хозяйничали друзья, коллеги. Выписали нас через месяц и доставили наконец-то домой. Как спокойно и хорошо дома. Квартира вся в солнечном свете, повсюду чудные игрушки и при этом сверкающая чистота. На утро не могла подняться, такая слабость во всем теле, ноги, словно не мои… Мой друг, моя дорогая Надежда рядом:

– Не вставай, я принесу Дашку, и ты покормишь ее в своей постели.

Что это с моей Надеждой, такой идеальной во всем? Мне невероятно трудно было поменять положение. Покормив, я в изнеможении свалилась:

– Надюша, вызови, пожалуйста, врача. Не могу справиться со своим состоянием.

Я снова в больнице. Одна. Наконец-то поставили диагноз – воспаление легких, значит, мое предположение относительно покашливания, было правильным. Только почему я опять в онкодиспансере? Я приучила себя: ничего не анализировать. К вечеру мне стало хуже, пальцы рук меня не слушались…

А время продолжало неумолимо лететь…

Дашке уже девять месяцев, а я все торчу в больнице. Вокруг все те же лица друзей, коллег. Мне становилось все хуже и хуже. Несомненно, это рак со своими метастазами. Уже с трудом говорю. Попросила найти Казакова. Лежу, отвернувшись к стене. Пришла мать – олицетворение нищеты и безумия, в каком-то черном гипюровом платье, глаза светятся или слезятся. Вижу лица школьных друзей, тихо играет траурная музыка, слышу голос плачущей медсестры:

– Она так мужественно переносила мучения, ни разу не заплакала, только говорила, что обязательно выкарабкается, ведь дома ждет Дашка…

Я поняла, что я умерла.

Все могло быть иначе…

Она никак не могла совладать с собой, заплаканная, она не стала дожидаться автобуса и остановила такси. Сидя на заднем сидении, она рыдала громко и откровенно. Слезы, словно вода прорвавшая плотину, бурным потоком заливали ее лицо. Водитель ехал молча, не спеша, предоставляя ей возможность побыть одной. Она назвала ему адрес и попросила прощения:

– Мне очень, очень плохо, – постепенно успокаиваясь, произнесла она.

– Я понял, хочу успокоить: у Вас все будет хорошо! – сказал водитель на прощание.

Она вошла в свою квартиру, детей еще не привезли, они отдыхали на Байкале, поэтому не надо было торопиться приводить себя в порядок. Усевшись в кресло, поджав под себя ноги, она обернулась пледом и стала восстанавливать сказанное врачом:

– Анализы будут готовы и из онкологического центра, мы их получим дня через четыре. А пока будем верить, и надеяться на лучшее. Договорились? – он гипнотизирующе смотрел на нее и сердился, что она не слушает, а погружается в свои мысли, рождаемые страхом за детей, за их судьбу…

Она вдруг увидела себя со стороны: такая маленькая, беззащитная и одинокая. Вся ее жизнь пронеслась перед глазами, как одно мгновенье. У нее замерло сердце от звенящей тишины, на фоне которой телефонный звонок звучал призывно – резко и требовательно. Она не испугалась, она хотела, чтобы кто-то нарушил эту неестественную и страшную своей неизвестностью тишину. Она подняла трубку и, взяв себя в руки, спокойно произнесла:

– Я слушаю вас.

– Ну, наконец-то! У меня сегодня работа не клеится. После того, как тебя отвез, вернулся, но работать не мог. Ты знаешь, у меня есть идея! Детей привезут через неделю, давай на выходные к ним съездим? Я знаю, что анализы будут готовы во вторник. Принимаешь такое предложение? – выпалил он, не дав ей даже опомниться.

– Я согласна, только ты помоги мне собраться, и купить фруктов и сладостей, – она не хитрила и была честна, она ждала его звонка и нуждалась в его присутствии. Что в них обоих изменилось после развода, ведь прошел уже год? Не смотря на длительные командировки, он был в курсе всех ее дел. Он не пил, его восстановили на руководящей должности, но, что удивительно, он не ходатайствовал о воссоединении семьи. Просто он решил предоставить ей право решать. Она же, измученная его постоянными понижениями на работе по причине запоев, не торопилась делать выводы и, тем более, принимать решения. Так они и жили, помогая и участвуя, в судьбе друг друга. Он никогда не говорил, а она никогда не спрашивала, где и с кем он жил, звонил всегда он, поэтому не было необходимости его разыскивать – эти детали давали надежду на восстановление их супружеских отношений… Она приняла душ, достала платье, которое он любил и она, действительно, была хороша в нем, потому что оно безупречно на ней сидело. Последнее время она начала сильно терять в весе, что сопровождалось еще постоянным недомоганием. Вспомнив об этом, она убрала платье в шкаф, надев джинсы и теплую рубашку, она обессиленнная вернулась к креслу.

Он так и застал ее, сидящую в кресле, ноги были укрыты пледом. Он похолодел, потому что все понял… Она обратилась за помощью слишком поздно: болезнь, прогрессируя, поразила уже многие органы – все это ему поведал врач, с которым он разговаривал накануне.

Одному богу известно, что довелось ей пережить и как решиться на развод с любимым человеком. Стрессовых ситуаций было предостаточно… Он поднял ее, маленькую и легкую, прижал к себе и заплакал, ему некого было стесняться. Она уходила от него, простив все и оставляя ему детей…

Все еще впереди…

Автобус остановился, и гид объявила о пункте прибытия, пожелав при этом солнечных дней и отличного отдыха. Уставшие от длительного пути, пассажиры медленно, и даже с неохотой, покидали автобус. Немолодой, интеллигентный мужчина, отделившись от толпы встречающих, подхватил на руки появившуюся в дверном проеме, женщину. Это было так искренне и красиво, возможно, чуть вызывающе, но оставаться равнодушным было невозможно и все, кто был случайным свидетелем увиденного, стали аплодировать. А эта удивительная, несмотря на возраст, пара, поблагодарила всех за доброжелательность и направилась в гостиницу, знакомиться с номером. Мужчина открыл дверь их номера и со счастливой улыбкой наблюдал за своей очаровательной и единственной женщиной. Она же, войдя в салон, увидела такое множество цветов: на журнальном столике стоял огромный букет ее любимых белых ромашек, в напольной вазе, возле дивана, стоял букет чайных роз, на трюмо стоял маленький кувшин с букетом незабудок. Она стала шутливо пересчитывать розы и, произнеся число «пятьдесят», заплакала:

– Я поняла, мой дорогой, я все поняла. Я тоже хотела бы вернуться в этот возраст и думать о том, что у нас с тобой еще все впереди…

Он нежно обнял ее и без тени грусти произнес:

– Милая, славная, любимая, можно прожить долгую жизнь и не быть счастливым и даже не знать, что такое счастье возможно. У нас действительно все впереди, мы счастливы, мы восхищаем друг друга. Я люблю тебя, ты – моя жизнь, ты – самая нежная, самая дорогая моя женщина! Послушай, солнце мое, до ужина еще далеко, мы успеем принять душ и погулять по набережной, я покажу тебе самые красивые места. Хорошо? – и он увидел, как заблестели ее глаза, заиграла улыбка на ее лице. Он вновь ощутил рядом обворожительную проказницу: смешливую и манящую, трепетную и волнующую, сохранившую детскость души и невероятное, неподверженное возрасту, тело, от которого он просто сходил с ума.

С этими мыслями, раздевая друг друга и осыпая поцелуями, они уже представляли собой букет, состоящий из любви, нежности и фантазии. Чувства были настолько сильны, что в своем проявлении были похожи на проснувшийся вулкан, отличие было лишь в том, что их чувства и действия управлялись разумной и общей энергией любви. Они встретились, когда обоим было чуть за семьдесят, встретились в этом суетном и жестоком мире, в котором уже не очень уютно становится пожилым людям.

Нет, это было не отчаяние, а лишь обостренная необходимость ощущать близость любимого и дорогого человека. Это огромное желание любить и быть любимым на всю оставшуюся жизнь…