Текст книги "Вечные предметы"

В луче луны

 
В многоголосье леса
только ранние птицы поют иначе
 
 
те что на рассвете выпивают
гремучие росы
морозным воздухом
полощут себе горло
и ищут глазами в небе
свежий розовый след
 
 
они в хор не годятся
не потому что портили бы ноты
 
 
там требуется одинаковость
а эти глядят по-другому
поворачивают головы
слишком гордо
и повторяют только те мотивы
которые придумывают сами
 

 
И земля и горы и звездное небо
ничего не сообщают
и подросток душа
прокладывает тропы
в потемках тревоги
смутно волнуясь
от предстоящих открытий
детскими руками
строит лестницы для подъема
тренируется на низких скалах
а рядом
варит свой бульон природа
в котле моря
 

 
Под абажуром в лампе
живет душа света
 
 
мелькает след ее
в фотонах
в блеске вымытых стекол
в глазах
которые от сумерек устали
 
 
душа света живая
 
 
она охотно слетает
на раскрытую ладонь
на чистый лист бумаги
ее силуэт
очерченный тенью
каждый раз
облегчает мне выбор
между белым и черным
 

 
Среди привычных мыслей
о тарелке диетического супа
о завтрашней зарплате
о несомненном превосходстве одной из наций
проскальзывает одна
поистине большая
 
 
перед сном с наслаждением
ловишь ее за кончик
пробуешь осторожно на вкус
изящество слогов и звуков
 
 
утро начинается
с верификации понятий
днем приходишь к радостному выводу
что против истины
ничего не попишешь
 
 
и все время тебя
сопровождает удивление
откуда в суетном мире
родилась такая гармоничная мысль
 
 
это тебя немного смущает
и даже облекает
метафизической виной
 
 
но действительно трагично
только то
что ты не знаешь
что тебе с нею делать
 

 
Спрятаться бы от шума
уловить мерцание мысли
выпестовать догадку
перестать любить силлогизмы
ошибочные изначально
ожидание не может не сбыться
на все есть свои раскладки
глупые многословны
поспешные толкут идеи в ступе
бренные умники работают тихо
сидят вечерком на пороге
любуясь красивым закатом
 

 
Только ошибки
или тяжелые как сны печали
наполняют жизни полый сосуд
холодной влагой
и она для нас как спасенье
без нее вырастают
худосочные души в пороках
как в перьях
и обманчивые свеченья
выбирают себе в светила
 

 
Моя комната пустынный форт
солнце над ним ждет в зените
чего-то веселого
пьянки
осады
разбоя
 
 
ничего такого не происходит
дремлет чернильница
как часовой на башне
двигаются стрелки хороня сутки
и только голуби воображения
с шумной дерзостью
взлетают поминутно
 

 
Трубы куранты
торжественные звуки
до меня долетают
меня не достигают
 
 
я в роли рыбы
на тихом дне молчания
в утробе действительности
где не имеют значения марши
 
 
шевелю плавниками
качаю конструкцию мира
 
 
рыбак наверху собирает снасти
уходит боясь приближения шторма
 

 
Как подарок
дождливое лето
не потому что смывает следы
о которых жалею
 
 
не потому что тянется долго
строкой композитора
из глуши столичному другу
в которой ряд черных знаков
не соответствует звукам
 
 
я о дождливом лете тоскую
о деликатесе его молчания
заставляющем повернуться
обросшую тиной
ось сердца
 

 
Воскресенье отдых
вожу пальцем по карте
палец утыкается в Иртыш
 
 
Иртыш
забытость
синяя змейка
шипенье испуганных птиц
 
 
после раздумья
робко в него погружаюсь
 
 
считаю секунды
которые мне еще остались
постигаю прелесть
покинутого мира
 
 
Иртыш в мгновение ока
дарит азиатскую раскосость
 
 
ничего
надо пройти и через это
 

 
Приходят друзья в жилище поэта
где на столе забыта бумага
с единственным словом
 
 
друзья на правах друзей
методично
обстукивают клювами квартиру
завешивают перьями все окна
к двери придвигают полевой валун
 
 
каравай времени огромен
пока его склюют
пройдет вечность
и слово на бумаге истлеет
 

 
Север сырость мягкая натура
острота обретается в тумане
и похожа на тупость
 
 
в тусклом солнце тает глина
пригодная для тела человека
но души из нее не слепить
как из холодного полуночного ветра
 
 
гибельна почва для таких задумок
 
 
душу лепить творцы далеко уезжают
в чистые греческие воды
на сухие римские камни
 

 
Рушатся основы
пастбища переходят в другие руки
тучные стада
перебегают в чужой лагерь
полюса меняются местами
и люди едут отдыхать на Север
 
 
одинокий охотник
причин того не понимает
он по-прежнему слишком занят
молчит и делает дело
 
 
в сроки предусмотренные законом
отстреливает самых толстых
 

 
Кто соберется врачевать
впавших в уныние
и потерявших главную нить
надежду
 
 
может доктор Фауст
вымоет руки и приступит
 
 
в свете стерильных звезд
объяснит смысл дистанции
между единением
и одиночеством
а также
опасность снижения
температуры сердца
 
 
вскроет память
где большие запасы сил
охраняются тщательнее
чем любые богатства
и укажет причину болезни
которая уменьшает границы неба
а дальше идти уже не надо
 
 
доктор Фауст знает
переменчивость живого
опрометчивость вмешательства
в молчание и неподвижность
 

 
Поэт становится особенно хорош
когда он отбывает в ссылку
и дороги за ним развозит осень
 
 
вечерами его никто не беспокоит
по утрам почтальон не стучится
исполняя желание ссылавших
все забыли записать новый адрес
 
 
торопиться никуда не надо
и стихи отстаиваются от мути
жизнь делается прозрачна
время идет
поэт вызревает
 

 
Все красиво оформленные мысли
это латынь
звон кубков победы
Гораций
это четкие квадраты легионов
эталон
хранящийся в музее весов и мер
 
 
приближение к нему
ведет через сумбур желаний
упрощенный хаос
через движение на факел чистоты
достигнув которой
становишься как звездный свет
нереален
 
 
освобожденная от скорлупы
идея
в тисках
предписанных извне координат
 

 
Собравшись вместе
мы делимся воспоминаниями
отламываем по кусочку
помогаем друг другу
собрать крошки
кладем под язык
закрываем глаза
и ждем что будет сладко
как когда-то
но хлеб воспоминаний зачерствел
нёбо привыкло совсем к другому яству
и вкус во рту
каждый раз незнакомый
 

 
Кожа лён серебро простейшие злаки
вот что обрушивается на тебя
когда углубляешься в недра истории
ворочаешь тяжелые пласты
очищаешь находки от грязи
наводишь глянец
исправляешь ошибки
делаешь все найденное лучше
чем было вначале
и только потом используешь это
в качестве доказательств
 

 
Вот портрет римлянина
с пустыми глазами
где когда-то жила жестокость
 
 
как он был спокоен
услышав приговор о казни
за то что накануне
подсыпал в пищу проконсулу яд
 
 
его не убили сразу
потому что надо было
преподать урок многим
и они его получили
 
 
величественно и достойно
смотрелась голова его в блеске меча
 

 
Беспощаден жадный огонь печи
в которой колдует алхимик
пробиваясь сквозь аллегории
к чистым понятиям
 
 
ровно дышащий жар
поглощает шелуху абстракции
в глубине его можно увидеть
как сквозь красноту углей просвечивает
плод темной и пугающей науки
белый философский камень
 

 
В Древнем Риме славно жилось поэтам
они лепили из слов и слюны подпоры
для великих богатых и сильных
и за это ели хорошую пищу
и спали в удобных постелях
случались конечно
покушения войны пожары
но раскаты грома гремели
у других над головами
великие умели быть благодарны
в минуты отдыха
от изнуряющей политики
они вписывали имена стихотворцев
мелким шрифтом рядом со своими
в необъятную книгу истории
 

 
С берега могучей реки
Харон забрасывает сети
 
 
что окажется крепче
тонкая сеть
или воля воды
по которой плывем
 
 
от этого зависят
наши судьбы
 

 
Коридоры дворца знают больше
чем любой его обитатель
коварство поворотов ступеней
теней осторожных шагов
обманчивость пятен света
в проемах узких окон
в которых видны все закаты
 
 
поистине нет пределов измене
замене плюса на минус
предпочтения зла добру
наши прадеды были велики
понимали что скрыто под спудом
изящно разыгрывали партии
опаснейшей игры
в причинно-следственные связи
 

 
Тот Новгород был
северная мудрость
 
 
от врага защищались вместе
все вопросы решали на площади
несогласных били и бросали в реку
и никто не знал никаких сомнений
 

 
Когда поднимается солнце
видна горящая крепость Козельска
как заполненный красной гуашью
цветок на белом листе бумаги
 
 
ледяные подступы по кругу
как все непостижимое ослепляют
в счет идут не бесчисленные жертвы
а только ядра порох запасы продуктов
 
 
великие дела имеют особенное свойство
уменьшаются
если смотрим на них с перспективы
приобретают непривычный пикантный привкус
когда стремимся понять непонятное
сидя в удобном кресле перед настольной лампой
 

 
Большая река выплывает из моря крови
огибает всех
затем подплывает к краю небес
в ней лениво качаются
башни и крыши церквей
точь-в-точь как татарские шапки
 
 
Пимен вздрагивает от сравнения
или от холода
всю осень стоящего в келье
откладывает перо
греет дыханием руки
 
 
река течет в бесконечность
 

 
Белые острова
рассыпанные в море
обещают эдемы
добро в чистом виде
 
 
мы тоже безоглядно
пробивались сквозь волны
к своему эльдорадо
и наконец достигли
 
 
стоим потрясенные
видом пустыни
 

 
Все великие эпохи отдалились
в мягкой обуви
на цыпочках
чтобы не беспокоить
 
 
слабое общество
где властвуют минималисты
часто болеет
не ест предписанного супа
требует только десерт
 
 
сладки испытанные приемы
проверенные другими идеи
 
 
общество толстеет
и навсегда утрачивает мышцы
накаченные в умственных трудах
и войнах
 

 
Я не буду рассказывать страшных историй
морщить лоб
ссылаться на слова очевидцев
 
 
я сойду с высокого холма в долину
где мирно живут тени
заложники одной идеи
 
 
они слышат плеск сибирских рек
вдыхают ветер с елей
тучи носят
как нимбы на сгорбленных спинах
 
 
а когда темнеет
каждый тщательно позолачивает
светом луны
свое забытое имя
 

 
Старый эмигрант Головнянский
перестал заниматься делом
и пристрастился ходить
по кругу своих воспоминаний
ранним утром он просыпался
и плыл в Житомир
где чернозем черный и жирный
а в имении все живы и здоровы
 
 
встречать его к пролетке
выбегал на ходу стаскивая шапку
ленивый Фома
за свою лень поплатившийся жизнью
 
 
дальше шло как обычно
хозяйство обед
за обедом подавали другие слуги
 
 
рюмка шартреза
книги Канта в тиши кабинета
 
 
если бы это был хотя бы Гегель
можно было избежать
такого поворота событий
но слишком хороша была цепь антиномий
и не хотелось разрушать
ее стройную архитектуру
кончилось тем что мы уже знаем
но Головнянский непоследователен в мыслях
 
 
он не хочет думать о том
долго ли имение горело
и пытался ли бежать Фома
 
 
он садится в низкое кресло
кладет на столик ноги по-американски
и попыхивая трубкой отмечает
что хорошо бы распродать пчел
потому что в этом году меда
будет и так слишком много
 
 
Головнянский чувствует першенье в горле
и внимательно следит за жужжаньем
привычно погружаясь в пепел
 

 
Свет блуждал в безлюдном и безбрежном
только это не была ни тундра ни пустыня
в матовых озерах шевелились
стаи пилигримов облаков
роща отражала звук полета птиц
тени рисовали свои знаки
в сумерках в траве зазмеилась тропа
вытоптанная теми кто отрекся
и не спрашивая повела туда
где ветры выдувают содержимое
из оболочки сердца
где тела исколоты
времени ржавыми штыками
а души мечутся в поисках покоя
по застроенной прямоугольниками почве
 

 
В краю дальнем
в можжевеловых чащобах
бетонированных сотах
все гордое поникло
без надежды
без пищи
в шеломе понуканий
идет бредет некто
несет ярмо без слова
 

 
Вас выдала гражданка Смирнова
сказало лицо
которому нельзя не поверить
не верить гражданке Смирновой
тоже абсолютно невозможно
потому что у гражданки Смирновой
языком правит классовая верность
для с п р а в к и
в горах в астрономии и в памяти
существуют провалы
и лицо гражданки Смирновой
теперь тоже в глубоком провале
но не в астрономии
не в памяти
не в горах
и от этого необычайно грустно
по линии потусторонних связей
иногда приходят сообщения
что гражданка Смирнова в преисподней
лижет раскаленную сковородку
 

 
По северным равнинам бродят ветры
несут запоздалые вести
 
 
настойчиво шарят по редким кустам
вдоль замерзшей реки
 
 
терпеливо роются в хмурых сугробах
но все напрасно
 
 
ни один адресат не найдется
все улетели далеко отсюда
на воздушных шарах
последнего вздоха
 

 
И приходит осень
словно суд над живыми
и мы длинной жердью
пытаемся мерить
глубину своего падения
 
 
смотрим в небо
ищем пощады солнца
но хмурые овцы повсюду
толпятся по небосклону
и нас наивных и лживых
презрительно не замечают
 

 
Пора возвращаться на родину
из долгих и горемычных скитаний
в тоннелях души
с опасных и темных глубин
посещение которых бесполезно
 
 
пора обращаться к прежним
отметинам сделанным руками предков
и узнать всех в зеркалах покоя
и назвать их по именам
 
 
пора мысли посылать дальше
чем границы формы и пределы дня
к вместилищу истин
где в стойких панцирях из вечного камня
они ждут нас в терпеливом посвященье
 

 
Надо всем
очередность событий
 
 
в результате свершения фактов
ты оказался неправ
твой вывод был очень хорош
но ошибка заключалась в посылках
 
 
что же теперь
терпкий глоток коньяка
успокаивающие жесты друзей
или честь
цианистый калий
 
 
но нет только не это
 
 
мы выбираем то что современно
кофе покрепче
свежий воздух из форточки
телевизор и газеты после работы
 

 
Серыми дождливыми вечерами
меланхолия заключает город
в кольцо блокады
свежие ветры сюда не проникают
живые но грустные марионетки
ходят по мостам
над замершей стихией
повинуясь движениям кукловода
открывают зонтики
на счет раз-два
переставляют ноги
и машут руками неутоленно
забыв что это не крылья
 

 
Время лишь прошелестело
а под пальцами уже пепел
и мысль чтобы не сказать слишком много
милосердно прячется в тени
но гонг сердца невозможно успокоить
и вот чувства
бьют в виски словно молот
отрезвляющие как половодье
перемахнувшее через плотину
 

 
Угрызения совести
это не то что ее редкие укусы
 
 
они любят мучать лишь по ночам
когда прожекторы звездного неба
считывают мысли прямо со лба
 
 
огородные пугала
они на тяжелых крыльях
свивают гнезда под потолком
поселяются в комнате
и не мешкая начинают работу
 
 
сверлят пронзительными голосами
нежный орган слуха
вбивают в спокойную душу
сваи сомнений
а когда устаешь
и становишься на все согласен
берут за руку и ведут
но совсем не туда куда бы тебе хотелось
 

 
Вдох
по крепкой сетке ребер
пробегает
на кошачьих лапах
проникает
в затаенные уголки
тормошит увядшие мысли
волна крови
схлынув
уносит в дальнее плутанье
каплю космоса
по сумеречным лабиринтам
 

 
Вечерами снова карканье ворон
и тучи хмурые как евреи в Понарах
бредут неспешно к роковому краю
 
 
кто-то нас ведет из света в тьму
за руку по длинной сухой дороге
где тишина и свет пожухлых звезд
 

 
Как ветер и волна
взаимодействуют в уме простые вещи
а мы стоим у окоема бури и расчленяем опыт
оказалось намного проще буйствовать подспудно
а едкий запах гари над трибунами сегодняшнего дня
пугает хуже чьих-то глаз в прицеле
в порывах ветра все горит быстрее чем надо бы
нет времени чтоб взвесить за и против
и выбрать то на чем запечатлелось сомнение весов
вот гулкий воздух лишается опор
в нем все слова летят неукротимо
как шорох пропадая для любой
грядущей по следам ретроспективы
дурманят лучше чем гашиш или вино
разыгранные с блеском
на контролируемых кем-то площадях
величественно массовые сцены
парад тысячеглазого творенья
успешно фарширует пространство звуками
устав от блеска новоявленных светил
от логики необязательных суждений
сознание отделенное от сути
опять пьет воду из реки невежд
 

 
Наши помыслы благородны но слабы
на тонких рахитичных ножках
они доходят лишь до окоема
потом им хочется оглянуться
на авторитеты
чьи грозные лица в портретных рамах
ведают рокировкой понятий
следуют незаметные движения
подпитка витамином памяти
смена дозорных
научный расчет курса
и можно двигаться дальше
одно противоречие неразрешимо
наши флаги краснее чем наша кровь
 

 
Бедные и гордые
уходят спокойно
 
 
остальные любят много
говорить о себе
слишком долго смотреться
в темные воды каналов
 
 
петербургское небо
зная эти драмы
над каждым перекрестком
развешивает спасительные
холсты туч
туго пеленает ими души
 
 
на местах частых падений
наметает предусмотрительно
сугробы
 
 
это помогает
 
 
уходить
становится нестрашно
 

 
День как раскаленная монета
откатившись
зазвенел и утих
но ищешь след его
в мятых страницах
в тоске магистралей
не желая согласиться с тем
что для времени
не существует спецхрана
 

 
Шрифт в газетах
цвета старого асфальта
газеты шумят
как тучи мошкары
и вонзают тонкие жала
в несчастную жертву
недосягаемы при этом
для кары небесной
справедливости ради
туманы иногда опускают
белые завесы
отрезая газетам
пути отлета
и кто может исчезает
а кто хочет
ищет способы мести
 

 
Еще далеко
надо пройти пустыню
догадливые запаслись водой
скупые тянут скарб и едят ночами
наивные угощают других
солнце регулярно всходит
на свою мучительную службу
а время стоит на месте
и ворует у самых слабых
остатки надежды
 

 
Невозможно договориться с Шивой
из-за его усмешки
когда вступаешь в состояние сатори
расслабляешь тело
раздвигаешь разум
ждешь когда в тебя вступит
вечность
и дирижер вселенной
взмахнет сухопарой рукой
к сожалению происходит
совсем другое
набегают мысли и стучит сердце
тебя волнует цвет неба
блеск звезд
и предстоящее постижение тайны
 
 
Шива усмехается
сдвигает представления о мире
и возвращает к прежним
и вот ты снова маленький и глупый
а он велик
и недоступен догадкам
 

 
Праведники ступают неслышно
отодвигаются в тень
терпеливы
 
 
они наблюдают спокойно
как мы бежим толкаясь
слушают ругань
ничего не отвечают
 
 
может принимают такими
как есть
может нас любят
 

 
Послушаем
что скажет верховный жрец
потом отнимем
торжественность мига
отложим божественность авторитета
отбросим
множественность смыслов
 
 
останется суть
простая как пальмовый лист
навязчивая
как писк комара на рассвете
маленькая
как кастовый знак на лбу
 

 
Подниму руку и остановлю ее в смятенье
не скажу ничего
и это будет победой
столько слов и мыслей
и ненужных речей витает
что воздух стал плотен
а из прозрачного непроницаем
проглочу слова-убийцы
за белой рекой день синеет
утону в нем спокойно
смутным камнем самоотреченья
 

 
В клубке событий
человека пожирают страхи
 
 
он верит самозваным пророкам
и отворачивается от профессионалов
он ждет чего-то плохого
 
 
ему говорят
не волнуйся
болезни скоро станут излечимы
наладим прогноз землетрясений
войн больше не будет
 
 
а над ним
веет ветер катастрофы
ощущение голода
таится в таких клетках
тень испуга бежит
по шумящим сосудам
 
 
это вещи
которые он не может убить
 
 
не достигают его ушей
мелодии этого мира
камертон его слуха
настроен на сигнал тревоги
 
 
он сводит лопатки
выдвигает локти
он должен быть осторожен
 
 
для того чтобы первый удар
не застигнул его врасплох
 

 
Утро природа загнанная в угол
начинает с медитации
пробует отрешиться от мира
а точней от себя
 
 
туманны ее ощущения
смесь тепла холода
тонких вибраций
света и тьмы
 
 
без понимания происходящего
она вступает под блеск дня
позволяя отсечь клинками лучей
комплекс тени
 

 
Некоторые любят
заглядывать в глаза судьбе
читать ее письмена
по ладони
искать силуэт среди звезд
рискуя пробуют
играть с ней в прятки
чем это кончается
общеизвестно
она наказывает
чрезмерно любопытных
заводит безумных
в чудовищные лабиринты
выигрывает тот
кто не имеет страсти
к разоблачениям
не ждет последнего акта
в антракте уходит домой
невольно изменяя
ситуацию в свою пользу
 

 
Мы старались быть мудрыми как совы
но мудрость нам нигде не помогала
тогда мы обратились к сердцу
вот плывем доверчиво и быстро
на волне горячей крови
соединяя по пути
берега непониманья
 

 
Никто так не пишет
пером замерзшим дрожащим
в зрячей руке
как мышь по чуткой бумаге
летит строка без цели
на ходу рисуя
отступления от формы
туманные фигуры
силуэты непонятные сегодня
тяжелые от груза медленно зреющего смысла
 

 
Пожелтели деревья
налетел дождь и ветер
и тишину в моем доме
надолго застихотворило
 
 
вчерашние желания и мысли
смяты и брошены в угол
но чтобы их вымести
рука не может оторваться
от плавных строф
оживших надежд
 

 
Что напрасно кружишь по свету
вечно его-то ищешь
зря нанизываешь слова
на нитку чувств
это можно услышать
даже сильно заткнув уши
и отвернувшись
 
 
но как бы ни сидела с ними близко
как бы ни вглядывалась в губы
никогда от них не услышу
ничего не бойся
иди только вперед
не сворачивай
как это сделали мы
 

 
Любовь
погремушка моей памяти
запуталась в пространстве
в густой сети событий
она не подплывает к берегу
где все уже обмелело
не исчезает совсем
еще дразнит
быстрым ходом
поворотами
смиреньем
зовет куда-то
к чему-то побуждает
на звонком языке
чужом и совсем непонятном
 

 
В долине двух рек
в объятии цепких лесов
красночерепичный город
желает себе славы или смерти
 
 
но что здесь может случиться
 
 
реки приносят и уносят
зимы и лета
неожиданности тяготы жизни
 
 
здесь всегда в избытке
лишь нехватка средств
для исполнения своих фантазий
в ярком утреннем свете
глупые довольные кукушки
вещают ни о чем
считая бездонные годы
 
 
никто их не разбудит тумаками
 
 
и я в этот город въезжаю
в тряской карете познания
 
 
под ногами искрят лениво камни
над головой стынут священные звезды
 
 
пророки ничего не обещают
 

 
Мы ныряем в океаны ночи
чтобы смыть с себя
мишуру дня
и с дна тьмы
приплывают к нам мудрые рыбы
посланцы Рака или Водолея
они блестят впереди
указывают путь
и осторожно
уводят нас от собственных желаний