Текст книги "Во власти стихии. Реальная история любви, суровых испытаний и выживания в открытом океане"

– Тами, теперь, когда я тебя нашел, я ни за что тебя не отпущу.

Глава третья
Возвращение в сознание

Я открыла глаза и увидела голубое небо с кисейными облачками. Голова гудела. Я попыталась протянуть руку, чтобы дотронуться до лба, но мне помешали какие-то вещи – даже не знаю какие, которые лежали на мне кучей, мешая дышать, давя на меня неимоверной тяжестью. Что происходит? Думать я не могла, вспомнить не получалось. Где это я? Гамак подо мной перекосило. Я болталась над самым полом. Баллон с «WD-40» звякал о ножку стола. Я пошевелилась, и какая-то книга шлепнулась в воду.

Я забарахталась, силясь освободиться. Из-за чудовищного веса придавившей меня кучи вещей сделать это оказалось непросто. Когда я попыталась сесть, с меня посыпались консервные банки, книги, подушки, одежда, дверь и отделочные панели салона. Я запаниковала, увидев, что залита кровью. На левой голени горел глубокий порез.

Где это я? Что случилось? Я была в смятении. И совершенно не понимала, где нахожусь. Часы на стене звякнули. Четыре часа дня? Что-то здесь неправильно… Мне мешало крепление страховочного пояса, по-прежнему пристегнутое к столу. Я совершенно точно на яхте, но что это за яхта? Ослабевшие руки лихорадочно пытались отстегнуть карабин.

Отстегнувшись, я с усилием осмотрелась. Зрение было затуманено, голова раскалывалась от невыносимой боли. Тронув лоб рукой, я вздрогнула. Посмотрев на руку, увидела, что ладонь стала алой. Все тело невольно затрясло, будто в ознобе.

С трудом, но мне удалось выползти из лабиринта обломков и пошатываясь подняться. Вся спина была мокрая, – встав на ноги, я оказалась в воде по колено. В полуобморочном состоянии, медленно – один осторожный шаг за другим – я побрела, пробираясь между предметами, плававшими в воде, которая покрывала пол двухфутовым слоем. Безумие какое-то. Внутри яхты царил хаос. Боже мой, что же случилось? Книги, карты, подушки, столовые приборы, крышки инспекционных люков, чашки, одежда, банки с консервами, какие-то детали, фасоль, мука, овсяные хлопья – все либо плавало, либо прибилось к потолку, к переборкам, к корпусу. Духовку оторвало от правого борта, и теперь она торчала из книжной полки в штурманском уголке. Да что это за яхта? Где я?

Я направилась к носовой каюте.

– Есть кто живой? – прокричала я.

Голос прозвучал как-то странно. Я с изумлением созерцала хаос, царивший в каждом уголке, в каждой щели. Осторожными шагами перейдя в носовую часть, я заглянула в каюту. И там, в зеркале, увидела какое-то истерзанное существо с залитым кровью лицом, с широким порезом на лбу и торчащими во все стороны взлохмаченными космами, слипшимися от крови. Я в ужасе закрыла рот руками. Закричала. А потом закричала еще раз. Это жуткое создание – я сама.

– Нет! – прокричала я и врезалась в переборку, пытаясь убежать.

Я рухнула на койку в носовой каюте. Здесь тоже все было вверх дном. Повсюду была разбросана одежда, вывалившаяся из гамаков с вещами, висевших по бокам от койки. Книги в мягких обложках попа́дали с полок. Длинный матрас соскользнул с койки и сложился пополам. Вокруг валялись банки с консервами и даже разбитые тарелки. Я помотала головой, удивляясь, как это еда и тарелки оказались вдруг в носовой части судна. Не веря своим глазам, побрела обратно в салон.

– Рей? – предчувствуя недоброе, позвала я.

«Рей»? Откуда вообще взялось это имя? Нет никакого Рея. Рей – это ураган. Ураган? Ураган «Рей» – «Реймонд». Где Ричард? Ричард…

– О Господи…

Нет, это как раз он сказал…

От ужаса ноги подкосились, и я рухнула на колени. Меня вырвало. Трюмная вода плеснула на щеку. Ричард ведь не спустился вместе со мной.

– РИЧАРД? – прокричала я. – РИИИЧАААРД!

Я вскочила на ноги, но не успела сделать и шагу, как поскользнулась в своих штормовых сапогах и ударилась о стол в салоне. Меня снова вырвало. Я еще раз посмотрела на корабельные часы, отчаянно стараясь сосредоточиться на движениях секундной стрелки: один, сто двадцать, два, сто двадцать[6]6
  Один из способов считать секунды без секундомера – проговаривать между ними «сто двадцать».


[Закрыть]. На часах значилось 16:00, четыре часа дня. Стоп, что за чушь, – внезапно поразившая меня мысль прервала мучительные попытки осознать происходящее – был ведь час, час дня!

– Боже мой… Ричард. РИИИЧАААРД?! – вопила я, ползком добираясь до трапа, шлепая руками по воде и то и дело отшвыривая в стороны еду, подушки, книги и всякую всячину.

– РИЧАРД? РИЧАРД? – выкрикивала я снова и снова, давясь словами.

Трап был выломан из пазов – торчал в стороне, привалившись к креслу шкиперского стола. Я сбросила его на пол, убирая с дороги, и забралась на спинку дивана, продолжая выкрикивать имя Ричарда. Люка над входом в каюту не было. Поднимаясь в кокпит, я ударилась головой о гик, перегородивший вход.

– ДА ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ! – выругалась я, с болезненным оханьем перелезая через него.

Потом я увидела страховочный трос Ричарда, закрепленный на утке комингса кокпита. Трос перевешивался за борт. Боже мой, неужели он на другом конце?

Я кинулась к страховочному тросу, взялась покрепче и дернула изо всех сил. Трос влетел в кокпит, металл звучно ударился о стеклопластик. Карабин на конце троса был разомкнут…

Я в отчаянии озиралась по сторонам. Где же воющий ветер? Где хлещущий дождь? Куда все подевалось? Волны поднимались не более чем на десять футов – вовсе не похожие на тех монстров, какими были.

Я обезумела. Распахивая рундуки, я вышвыривала подушки и все, что способно плавать, за борт. Он где-то там, снаружи. Может быть, еще жив. Боже, прошу тебя…

– Это сгодится. И это… И вот это еще… ДЕРЖИСЬ, РИЧАРД, Я ТЕБЯ НАЙДУ.

Я сползла вниз и прихватила еще подушек, выталкивая их через люк над салоном. Выбравшись снова наверх, я спихнула их за борт. Они заколыхались посреди пустынного моря. Волна адреналина прошла через все тело, и сердце бешено заколотилось.

Заметив спасательную веху, привязанную к искореженному кормовому релингу, я кинулась туда. Пытаясь отвязать, принялась отчаянно дергать веху, после чего зашвырнула ее в море как можно дальше. Как я ослабела. Оранжевый флажок заплясал на волнах.

Он может быть жив, прошло всего три часа.

Его последние слова: «О Господи» – рокотали в голове. Должно быть, это была большая волна. Больше, чем те чудовища в сорок пять футов. Волна-убийца. Была бортовая качка, и Ричард… Любимый… Господи, ты же не… ты не мог…

– РИЧАРД? РИЧАРД, ГДЕ ТЫ? – Я всматривалась в океан, раскинувшийся вокруг меня до самого подернутого дымкой горизонта. Ничто не нарушало монотонность серой, словно боевой корабль, водной поверхности, ложбины между волнами казались не глубже суповой тарелки. – ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА. – Ричарда нигде не было видно.

«Хазана» была растерзана. Грот-мачты не было, остался обломок в четыре фута, до сих пор соединенный с гиком. Табернакль, металлический башмак, который используется для установки и спуска грот-мачты, лежал на боку, а за ним тянулся огромный пятифутовый кусок дерева, вырванный из палубы. Большой двухдюймовый нагель, удерживавший ногу мачты в табернакле, валялся на палубе, перегнутый пополам.

– Боже мой, – завыла я, увидев сквозь зияющую дыру в палубе гамак, в котором недавно лежала, и покрывающий пол каюты толстый слой воды с плавающими в ней вещами. Бизань-мачта была в воде, билась о корпус судна, зацепившись вантами штирборта. Такелаж и закрутка генуи свешивались за борт, рядом полоскался в воде парус стакселя. Пара стальных дюймовых стоек леера была смята, словно жестяные банки. Оставшиеся были обломаны наполовину, словно зубочистки. Крышка палубного рундука для хранения пропана исчезла, не было и самих баллонов с пропаном.

– БОЖЕ МОЙ… РИЧАРД? РИЧАРД? – выкрикивала я.

Я смотрела во все стороны:

– Ричард? Ричард?

Прошу тебя, Господи, умоляю. Ноги подкосились, я повисла на гике, и меня снова вырвало.

Не мог он исчезнуть. Меня душили пустые рвотные позывы. Охваченная страхом, я вцепилась в гик и в смятении прижалась щекой к прохладному алюминию.

– ХВАТИТ. ШЕВЕЛИСЬ ДАВАЙ. – Это внутренний голос ворвался в мои мысли.

Громко рыдая, я проползла вдоль искореженного гика, добралась до входа в каюту, зашарила руками, отыскивая бинокль. Каким-то чудом он остался висеть на своем месте.

Прошла вдоль гика обратно, привалилась к нему, мысленно повторяя: «Я могу его спасти, могу его спасти», и принялась осматривать океан в бинокль. Я никак не могла унять дрожь: окуляры бинокля больно прижимались к глазам, били по надбровным дугам.

Я посмотрела во все стороны. Все, что я увидела, – бескрайний пустынный океан с вздымающимися на десять футов волнами. Ничего, ничегошеньки там не было.

– Попробуй завести мотор! – рявкнул внутренний голос.

Я оттянула воздушную заслонку, отрегулировала дроссель и нажала на кнопку пуска. Ничего. Ни хрюка, ни чиха. Я и не представляла, что возлагаю такие огромные надежды на то, что мотор заведется. Нервы были взвинчены до предела, желудок сжался. Схватившись за живот, я почувствовала, что к моему поясу до сих пор прикреплен аварийный радиобуй. Я принялась неуклюже отстегивать его. И никак не могла сосредоточиться. Да как эта штуковина работает?

Снять крышку переключателя. Нажать на переключатель. Ничего. Я встала и подняла передатчик повыше. Ничего. Я покрутила его так и сяк. Ничего. Я села и начала все сначала.

Трясущимися руками я поставила крышку на место, потом снова сняла. Нажала на переключатель, подняла АРБ повыше. Неловко вытряхнула батарейки. Дрожащими пальцами протерла контакты, потом вставила все обратно. Ничего. Да черт бы его побрал!

Вода. АРБ нужна вода. Я рывком открыла рундук, глубоко на дне увидела ведро. Из этого ведра мы с Ричардом поливали друг друга морской водой, чтобы охладиться. Потянувшись всем телом, я схватила линь, привязанный к ведру.

Держась за кормовой релинг, бросила ведро в воду, зачерпнула столько, сколько смогла поднять, оттащила ведро в кокпит. Бросила в него аварийный радиобуй. Поднялись пузыри, но больше ничего не произошло. Никаких огоньков, никаких звуков. Я выловила АРБ из ведра и встряхнула. Ничего. Я с негодованием швырнула его обратно в ведро. Соленая вода выплеснулась, обожгла глубокий порез на лодыжке.

Мысли путались. Голова гудела, тело болело от каждого движения. Я не могла сообразить, что делать дальше, разве что прыгнуть за борт и покончить с этим кошмаром. Стоило Ричарду позвать меня, я бы прыгнула не раздумывая.

– Нет, он может быть жив.

– Какого черта, как это он может быть жив? Он жив? Где же он? – прокричала я, исступленно озираясь по сторонам. – Он что, внизу? ОН ВНИЗУ? – Наверное, я ждала ответа от Бога.

ГДЕ ЖЕ ОН? НЕУЖЕЛИ ВНИЗУ? – Я рванулась вниз со всей быстротой, на какую была способна.

Глава четвертая
Погружение

Я упала в глубокую лужу: пол трюма покрывали добрые двадцать дюймов воды.

– РИЧАРД, РИЧАРД, – отчаянно вопила я. – ГДЕ ТЫ?

Зная, что на носу его нет – там я уже побывала, – я повернула на корму. Расшвыривая дрейфующие обломки, мимо камбуза я с трудом пробралась к кормовой каюте, дверь которой была наполовину сорвана с петель и перекошена. Я толкала, пинала, колотила эту дверь, преградившую мне путь, и не переставая кричала:

– РИЧАРД, РИЧАРД, Я ИДУ. Я ТЕБЕ ПОМОГУ. ТЫ ТОЛЬКО ПОДОЖДИ. ПОДОЖДИ…

Проклятая дверь застряла намертво. Я билась в нее, всем своим весом пытаясь сдвинуть с места. Наконец дверь поддалась и провалилась внутрь каюты, обдав меня подобием приливной волны. Я перелезла через нее, с отчаянием высматривая Ричарда, умоляя его появиться – отказываясь поверить, что его здесь нет. Я тщательно осмотрела каюту, заглянув под каждый валявшийся там предмет: подняла даже упавшую дверь и пошарила руками в воде – в надежде, что Ричард может оказаться там.

– Ну почему, почему, почему ты не сошел вниз? – В полном отчаянии я опустилась на колени, погрузившись в воду до пояса. Ахнула и подумала: боже мой, яхта же тонет, надо убираться отсюда.

С трудом подняв свое промокшее, израненное тело, я доковыляла до входа в каюту и выбралась наружу. Ценой неимоверных усилий мне удалось сдвинуть тяжелый спасательный плот к борту, после чего я привязала его к поручню на крыше каюты. Рука на автомате потянулась за такелажным ножом, висевшим на поясе; подсунув острое лезвие под один из ремешков, удерживавших плот в закрытом состоянии, я принялась резать его снизу вверх. Но ремешок был натянут туго, а я слишком слаба. Окончательно выбившись из сил, я стала кромсать ремешки как попало.

Когда был перерезан последний, спасательный плот начал надуваться, раскрываясь. В нем обнаружились рыболовные снасти, фальшфейеры, мини-аптечка, полдюжины жестяных банок с водой и губка. Что-то было неправильно, чего-то не хватало. Я старалась думать: удочки, фальшфейеры, аптечка, губка, еда и вода. Еда? Нет никакой еды. Банки с водой есть, но нет консервного ножа. Как это на спасательном плоту нет еды и невозможно открыть воду?

Обходя гик, я ударилась раненой левой голенью. Порез снова начал сочиться кровью. Мне было все равно. Это пустяки по сравнению с…

Я сошла вниз, чтобы взять еду. Бредя по колено в воде, отшвыривая ногами все, что преграждало путь, я нашла вещмешок и стала бросать в него галеты, банки с фасолью, тунцом и персиками. Туда же отправились портативный радиоприемник и консервный нож. Схватив подушку и одеяло, через люк я вытолкнула их в кокпит.

Вода. Я должна взять больше воды.

Я огляделась по сторонам и увидела свисающий с полки мешок от походного душа. В него влезает два с половиной галлона воды.

– Ричард будет обезвожен, когда я его найду, – произнесла я вслух.

Схватив мешок, я потащила его на камбуз, чтобы наполнить из опреснительной установки. Но не успел мешок заполниться, струя воды начала понемногу слабеть, а потом, с шипением разбрызгав последние капли, иссякла.

– Боже мой, у меня нет воды!

Стоп, есть же емкость фильтра пресной воды, там должно быть как минимум полгаллона.

Я заткнула мешок от походного душа, кое-как протолкнула эту тяжесть в люк и скатилась обратно в каюту. Теперь нужно было вытащить наверх набитый вещмешок. Он весил целую тонну, и, чтобы справиться с ним, пришлось собрать все свои силы.

Я погрузила вещмешок и постельные принадлежности в спасательный плот. Но пока я ходила за походным душем, волна ударила в борт «Хазаны», заставив яхту накрениться. Все, что было в спасательном плоту, попадало за борт.

– ТОЛЬКО НЕ ПРИЕМНИК! – закричала я, видя, как тонет вещмешок и уплывают постельные принадлежности.

Это было последней каплей. Словно буйно помешанная, я топала ногами и пинала спасательный плот.

– КАКАЯ ГЛУПОСТЬ, ГЛУПОСТЬ! КАКАЯ Я ДУРА! РИЧАРД, ГДЕ ЖЕ ТЫ? ВЕРНИСЬ И ЗАБЕРИ МЕНЯ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? ВЕРНИСЬ И ЗАБЕРИ! ГОСПОДИ, ТЫ ДОЛЖЕН МНЕ ПОМОЧЬ!

Воя от отчаяния, я подхватила мешок с водой и заползла внутрь плота, дрожа от страха и беспомощности.

– Ричард, мне со всем этим не справиться, не справиться ни за что, – бормотала я себе под нос. – Почему ты не забрал меня с собой? Ты же говорил: «Капитан идет ко дну со своим кораблем». Помнишь? Ты же сам говорил! Ты мне солгал. Корабль не пошел ко дну. И где ты? Как я могу жить дальше без тебя? Что мне делать? Я не знаю, что делать. Боже, что же мне делать?..

– Ни за что не покидай судно, – прошептал успокаивающий голос Ричарда. Он мягко повторял это у меня в голове снова и снова. Прижимая мешок с водой к груди, я закрыла глаза и зарыдала:

– Но ты же покинул судно, ты покинул.

Я плакала, пока не заснула в резиновом плоту, ни капли не беспокоясь о том, что могу утонуть вместе с яхтой.

Глава пятая
Течения и дрейф

Я проснулась в слезах и дрожа от холода. Попыталась открыть запекшиеся коркой глаза. Шея да и все тело одеревенели. Мне отчаянно хотелось заснуть снова или же умереть, чтобы не участвовать больше в этом кошмаре. Рассвет был в грязных, черных потеках, оставшихся от ночи. Кожу лизал сырой бриз, и я чувствовала, что промерзла до костей. Несмотря на оцепенение, в котором я пребывала, звяканье сломанного такелажа и плеск воды в корпус яхты снова пробудили вчерашние страхи. Я попыталась пошевелиться, но все тело немилосердно болело. От каждой вспышки боли перехватывало дыханье. Глотать было больно, надорванное отчаянными криками горло саднило. Переполненная гневом и острым ощущением постигшего меня краха, я прихватила из спасательного плота одну банку с водой и спустилась вниз. Понимая, что воду из банок пить еще рано, я подставила руку под тонкую струйку воды в раковине, сделала жадный глоток, а потом лизнула ладонь:

– Фу, соленая.

Я сплюнула остатки соленой жидкости. Все еще страдая от жажды, я открыла банку с водой – какого черта, все равно на спасение надежды нет – и осушила ее до дна. Мало того что от выпитого у меня закружилась голова, да еще и вкус у воды был кошмарный. Мне хотелось только одного: лечь, и заснуть, и спать до тех пор, пока весь этот ужас не закончится.

Вернувшись в каюту на корме, я отшвырнула с дороги книги и одежду и, дрожа, упала на койку. Зарывшись в какие-то тряпки – полотенце, футболки, – я свернулась в клубок и обняла сломанную гитару Ричарда. В ней была большая дыра. Он бы расстроился.

Позже я проснулась, как мне показалось, от стука в дверь. Мне снилось, что я на викторианском балу, на мне красивое колышущееся платье, как и на всех остальных женщинах. Мужчины тоже были в потрясающих костюмах. Музыка эпохи Возрождения, длинные столы с угощениями, протянувшиеся через комнату. Свет был желтым, как от свечей, но только ярче. Все вокруг были счастливы и веселы, танцевали, ели, пили. Было чудесно.

В дверь снова постучали. Я крикнула:

– РИЧАРД, ОТКРОЙ.

Проснулась, и сердце сковало льдом. О, Ричард, вернись, умоляю, вернись. Ричард…

Я лежала и плакала, плакала без конца. Как такое могло произойти? За что? Мы были так счастливы… Я закашлялась и выплюнула сгусток крови. Господи, откуда кровь? Не в силах противостоять мучительной тоске и одиночеству, я представила, что Ричард рядом со мной, на койке, и крепче обняла гитару. Закрыла глаза. «Хазана» вздымалась и падала на волнах, вспомнилось, как я каталась на скате манта. Проваливаясь обратно в сон, я позволила себе отдаться воспоминаниям о хороших временах.

Скаты манта, какое это было хорошее время…

Наша «Майялуга» стояла на якоре в заливе Хакахетау, на Уа-Пу, одном из Маркизских островов. Местный житель по имени Лак пригласил нас на дайвинг с акулами, на который они с друзьями собирались отправиться вечером. При одной мысли об этом меня бросало в дрожь, но оставаться одной тоже не хотелось. Я решила присоединиться – просто посижу в каноэ, пока остальные будут нырять.

Нас было пять человек на двух каноэ с балансиром. Парни не планировали погружаться надолго и глубоко, поэтому из снаряжения взяли с собой только маски с трубками, никаких аквалангов. Лак сделал знак Ричарду, и они нырнули одновременно. Вдруг я увидела, как их фонарики быстро промелькнули под днищем каноэ и стремительно унеслись вдаль. Через несколько секунд свет фонариков приблизился к поверхности, после чего Ричард, а затем и Лак как ошпаренные выскочили из воды. Я решила, что за ними гонится огромная белая акула. Подплыв ко мне, Ричард прокричал:

– Милая, ты должна попробовать. Мы только что катались на морском дьяволе!

Ричард на борту «Майялуги»

Мне было вполне уютно на моем каноэ, где я чувствовала себя в безопасности, и перспектива лезть в воду, кишевшую акулами, вовсе не выглядела такой уж заманчивой. Но, понаблюдав с полчасика, как веселятся парни, я подумала: почему бы нет? Я позвала Ричарда и сказала, что готова рискнуть.

Желудок подскочил куда-то к горлу, когда я соскользнула в теплую воду. Ричард с Лаком плавали рядом, и Лак жестом велел мне держаться ближе к нему. Лак нырнул, и я нырнула вслед за ним. Под нами проплывал гигантский черный скат манта. Лак схватился за его плавник, я схватилась за ногу Лака, и мы понеслись вперед.

Мне перестало хватать воздуха, и я разжала руки, глядя, как скользит вперед луч фонарика Лака и морской дьявол уносит своего пассажира. Оставшись на короткий миг в одиночестве, я развернула фонарик вниз, в сторону океанского дня. Не увидев ничего, кроме собственных ног, подняла голову к небу. Ярко сверкали звезды. Чей-то оклик и свет, упавший на лицо, привлекли мое внимание.

– Правда здорово? – спросил Ричард.

– Просто невероятно. Давай еще раз!

Вернувшись в реальность из сна, в котором каталась на скате, я осознала, что по-прежнему нахожусь в кормовой каюте «Хазаны», а все мое тело покрыто испариной. Мокрая штормовая одежда липла к коже. Воздух в каюте был влажный. По стенам стекал конденсат. Вода на полу плескалась в такт движениям покачивающейся на волнах «Хазаны»; то и дело раздавались какие-то ритмичные стуки и скрип… Наконец я заставила себя подняться.

Прошлепала по воде в салон – никаких перемен. Беспорядок, кажется, только усилился. Кошмар продолжался. Ощущая боль во всех затекших мышцах, я выбралась из каюты и остановилась в кокпите. Океан был спокоен, будто гигантское озеро, волны колыхались едва заметно. Я ощутила ненависть к этому покою – почему же, когда мы с Ричардом попытались пересечь этот самый океан, он превратился в беснующегося монстра? Теперь он лежал передо мной притихший, словно побитая собака, а его воды мирно огибали себе земной шар. Я натужно кашлянула, попытавшись сплюнуть сухим ртом, и, взяв в руки бинокль, снова принялась высматривать любимого. Вокруг не было ничего, вообще ничего, кроме проклятого солнечного света, игравшего на воде яркими бликами. Опустив бинокль, я не выдержала и села, позволив теплым лучам ласкать тело. Я не заслуживала такого удовольствия, но мне так хотелось тепла. С немалыми усилиями я содрала с себя сырую одежду. С каждой новой сброшенной тряпкой солнце пригревало все ласковее, растапливая пробиравший меня до костей могильный холод. Как мне может быть так хорошо, когда мне так плохо? Чушь какая-то.

Я задремала, а потом, разбуженная свежим бризом, долго вглядывалась в морской простор. Сверкающий океан, казалось, пытался убедить меня снова стать друзьями. «Ненавижу тебя», – пронеслось в моем мозгу.

Оглядевшись вокруг, я не увидела ничего, кроме бескрайней бирюзовой водной глади, перетекающей на горизонте в бескрайнюю кобальтовую синеву неба. Ни тебе нависших облаков, ни белой пены на гребнях чудовищных валов, ни Ричарда. Только море и я.

Надо шевелиться. Нельзя вот так просто сидеть. Столько всего предстояло сделать. Почему я осталась жива? Чего ради жила? Ради вот этого? Что же это в таком случае? Проверка? Проверка на что? На прочность? Наказание? Может, я слишком жадничала, желая получить от жизни все, что она может дать? Получить Ричарда? Нет. Здесь что-то другое. Что же? Я не знала. Боже, что же это? И за что?

От волнения меня снова начала бить дрожь. Дыши глубже, велела я себе. Почувствуй солнечное тепло. Я легла и позволила солнцу нагревать обнаженное тело во всю мочь. Я задремала, а когда очнулась, поняла, что перестаралась: все тело было покрыто потом, а голова болела так, словно череп сжимали тисками.

– Нужно вычерпать воду из яхты. – Мысль не вспыхнула у меня в голове, она медленно вплыла, дожидаясь, пока я приму ее. Я приняла. Я встала и отправилась вниз.

Там воняло. Прекрасное парео, васильковое и мандариново-оранжевое, – его Ричард купил мне на Таити – обмоталось вокруг сетки гамака; я высвободила его и повязала. Я стояла посреди каюты и озиралась, не зная, за что хвататься.

– Нужно вычерпать воду из яхты, – снова повторил голос в голове. Я подчинилась. Подойдя к приборной панели, я повернула переключатель, запускающий трюмную помпу. Ничего не произошло. Я опустилась на колени и пошарила руками под водой, надеясь, что смогу понять, если в поплавковый выключатель набился какой-нибудь мусор. Коснувшись выключателя, я ощутила удар током.

– ОЙ! – Я отдернула руку.

Но если электричество есть… я опасливо коснулась выключателя еще раз, и меня снова тряхнуло.

Я взялась за ручную помпу, но при таком количестве разного хлама в воде фильтр моментально засорялся. У меня не было сил бороться с ним, и я бросила это дело. Привалившись к дивану, чтобы передохнуть, я с тревогой размышляла о предстоящей мне огромной работе: необходимо было выкачать из яхты всю воду. Вроде бы воды в «Хазане» больше не становится. Я могу не торопиться, убеждала я себя, буду работать понемногу, с перерывами.

Я вдруг заметила, что потолок каюты ободран до стеклопластика. Покрытые винилом фанерные листы, под которыми он был скрыт раньше, валялись внизу. Я встала и дошла до носовой каюты. Покопавшись в рюкзаке, выудила так редко использовавшуюся губную помаду. Вернувшись в салон и собрав разбросанные листы фанеры, со своей ношей я выбралась в кокпит и написала на каждом листе:

ПОМОГИТЕ! Я БЕЗ МАЧТЫ НА 15° СШ

Подписанные фанерки по очереди отправлялись за борт и, покачиваясь на волнах, уплывали вдаль. Наконец все пять табличек скрылись в океане, отправившись искать моего спасителя. Я потеряла их из виду, лишь изредка на далеком гребне можно было заметить поблескивающий на солнце белый винил, посылавший в небеса мою мольбу цвета спелой сливы.

– А смысл? Черт побери, есть в этом хоть какой-то смысл? – спросила я себя.

Но потом незнакомый тихий голос у меня в голове – голос, становившийся моим другом, моим спасителем, – таинственным образом вмешался в мои размышления и произнес:

– Не сдавайся, милая. Не сдавайся.

Был ли это Ричард? Голос не был похож на голос Ричарда.

– Тебе надо привести эту лодку в движение, – мягко намекнул голос.

– Отвяжись от меня.

– Почему бы тебе не поесть?

– Сам ешь.

– Ладно, и поем.

Незримые руки деликатно подхватили меня под мышки. Я спустилась в каюту. Беспорядок здесь царил просто тошнотворный.

– Наплевать, – сказала я вслух, удивившись звуку собственного голоса.

Ослабшая и измученная, я остановилась у кухонного стола на камбузе.

– ЕШЬ!

Я вздрогнула и настороженно огляделась. Никого не было. В раковине я увидела банку с арахисовым маслом. Хотя голода я не ощущала, я взяла банку и попыталась ее открыть. Мне не удалось открутить крышку. Я знала, что голос будет кричать на меня, если я не попытаюсь еще раз, поэтому я ударила банку о стол. Грохот эхом отдался в ушах. Крышка поддалась. Я нашла среди разгрома ложку и выковырнула кусок арахисовой пасты, поставив открытую банку на кухонный стол.

– Ну, давай, падай, мне плевать. – Я обращалась к ни в чем не повинной стеклянной емкости с арахисовым маслом. – Почему ты вообще не разбилась?

Но банка оставалась на месте, и я сосредоточила свое внимание на ручной трюмной помпе. Пару раз качнула, напрягая все силы, потом сунула в рот ложку с маслом. Сладкая масса прилипла к языку, словно улитка к бетону. Стараясь отклеить ее, я представляла себе, как лишенного панциря слизня раздавливает насмерть, словно волной, которая…

– Прекрати!

Снаружи раздался резкий скрежет.

– ЭТО ТЫ ПРЕКРАТИ! – Я орала как ненормальная. – СЕЙЧАС ТЫ У МЕНЯ ПОЛУЧИШЬ! – Как бульдозер я вломилась в каюту на корме, принялась рыться в вещах, пока не нашла здоровенные кусачки-тросорез. С ложкой во рту и тросорезом в руке я выбралась в кокпит.

Наверху мне пришлось сделать передышку: беготня вниз-вверх с тяжелым инструментом в руках лишила меня сил. Я вынула изо рта ложку и вышвырнула ее за борт, рявкнув:

– И ты отправляйся туда же!

Комок арахиса, оставшийся во рту, был плотным и липким, не вкусным, но и не противным. Я знала, что, если поем, голос замолкнет. Ричард любил арахисовое масло, – вспомнив об этом, я застонала. Оставалось только надеяться, что он уже тоже нашел что-нибудь съедобное.

Мерзкий звук, грохот со скрежетом, раздался снова, заставив меня затрястись от ярости.

– ПРЕКРАТИ! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! – заорала я на корму и угрожающе защелкала тросорезом. Мне потребовалось успокоиться и понять, в каком порядке лучше избавляться от нержавеющей проволоки и такелажа, плескавшегося в воде и державшего бизань-мачту, заставляя ее колотиться о борт со скрежетом, доводившим меня до исступления. К тому же это было опасно для корпуса «Хазаны». Одного сильного удара хватило бы, чтобы оставить в борту яхты дыру.

Я перешла на корму и принялась за бизань-мачту. Попытки перерезать и отцепить стальные ванты в три восьмых дюйма толщиной отняли кучу времени и сил. Мышцы казались одновременно ослабевшими и напряженными до предела – я ощущала полный упадок сил и отчаянно хотела бросить это дело. Но кто его сделает, если не я? Со скрежетом смыкая огромные тросорезы, я резала, и пилила, и изгибала, пытаясь переломить стальные проволоки. Работа шла медленно, стальные пряди, из которых был свит трос, раскручивались и разрывались одна за другой. Последнее усилие – и мачта канула в воду. Освободившись от нее, «Хазана» до какой-то степени вновь обрела равновесие. Чего нельзя было сказать обо мне: оставалось надеяться, что я приняла верное решение. Если позже я вдруг пойму, что мне требуется оснастка, взять ее будет неоткуда…

– Это было правильное решение. Ты бы не смогла поднять такую тяжесть на борт. А бить по корпусу мачтой опасно, – подтвердил голос.

У меня осталось два передних паруса, до сих пор полощущихся за бортом на носу. Паруса! Если бы только мне хватило сил втащить их на борт. Я перешла на нос и поглядела на паруса. Спасти геную не было никакой возможности, – чтобы поднять ее на яхту, потребовалось бы двадцать дюжих мужиков. Потому я вытащила удерживавший ее нагель и долго наблюдала, как полотнище генуи отлепляется от стакселя и медленно уменьшается в размерах по мере того, как «Хазану» относит течением.

Терять было нечего, – возможно, пришло время приобретать. Я попыталась вытянуть стаксель, но он промок насквозь и набрал, наверное, тонну воды. Я еле-еле смогла приподнять его на дюйм.

– Это бессмысленно. Просто бессмысленно. – В отсутствие лебедки и стальных мускулов мне оставалось только махнуть рукой на это дело. И я вытащила нагель, а потом сидела на палубе, рыдая и глядя вслед уплывающему стакселю. Оставалось лишь надеяться, что это поможет мне добраться до суши.

«Хазане» понравилось, что ей больше не мешает искореженный такелаж, а мне понравился крепчающий ветер. Слезами горю не поможешь.

Поднявшись на ноги, я добрела до кокпита и спустилась вниз. В штурманском уголке царил хаос, везде валялись книги и осколки стекла. Смахнув осколки с сиденья, я присела, взяла микрофон УКВ-радиостанции и позвала на помощь:

– «Мэйдэй», «мэйдэй», «мэйдэй»[7]7
  Международный сигнал бедствия в радиотелефонной связи, аналогичный сигналу SOS в радиотелеграфной.


[Закрыть]. Кто-нибудь меня слышит?

Тишина.

– Черт! – Я выпустила из рук микрофон, и он тут же отлетел назад, притянутый пружиной спирального кабеля. Какой смысл вешать его на место? Он сломан, как и все остальное.