Текст книги "Чары Тьмы"

Танит Ли
Чары Тьмы

ДЕТИ НОЧИ

1. Сон

Волосы у Марсины были цвета красного янтаря, кожа – как сливки, и порой под ее окном распевали свои песни юные влюбленные поэты. Кроме того, ее отец был богат. Она одевалась в расшитые шелка и украшала шею, запястья и щиколотки золотыми обручами. Никто не сомневался в том, что ее ждет счастливый брак. И вот в один прекрасный день в город прибыл чужеземец. Он был одет как придворный, и его сопровождала свита. Он подъехал к дому Марсины и передал ее отцу то, что было поручено передать. Оказалось, о его дочери прослышал могущественный князь Колхаш; взяв волшебное зеркало, он рассмотрел ее как следует и остался доволен. А посему он возьмет ее в жены, и дата свадьбы уже назначена – через три месяца, в канун новой луны.

– Но… – начал было отец Марсины.

– И никаких «но», – оборвал его роскошный посланец. – Никто не смеет перечить Колхашу. Разве ты не слышал о моем господине?

– Кажется, слышал… – пробормотал отец Марсины. – Но слухи часто обманчивы.

– Поскольку тебе ничего не остается, как принять мое предложение, – не желая выслушивать протесты, молвил гонец, – я сразу вручу дары, посланные моим господином в знак помолвки.

При этих словах вперед выступили слуги, разодетые как королевские придворные, и глазам отца Марсины предстали сундуки и шкатулки, переполненные такими прекрасными вещами, что он проглотил язык от изумления. И, поскольку он так и не проронил ни слова до тех пор, пока посланец не отбыл вместе со свитой, можно было заключить, что он согласился отдать дочь замуж.

– Тебе оказали великую честь, – произнесла через некоторое время мать Марсины в верхних покоях.

– Тебя ждет восхитительная партия, – добавила ее тетя.

Марсина зарделась как персик. Она уже была влюблена в сына одного из состоятельных соседей своего богатого отца.

– С кем? – прошептала она. – С Дером?

– С Дером? – презрительно рассмеялись ее мать и тетя. И Марсина побледнела как лилия. – Нет, гораздо лучше! – воскликнули они. – Ты выйдешь за благородного Колхаша.

Марсина вскрикнула.

– Ну же, ну же, – заворковала мать. – Выброси всякие глупости из головы. Можешь не сомневаться, что Колхаш могущественный и щедрый князь. О лучшем женихе и мечтать нельзя.

– О, пощадите! – пролепетала Марсина.

– Слишком поздно, – безоговорочно заявила ее тетя.

Так кто же такой этот Колхаш? В тех краях сведения о нем ограничивались двумя-тремя предположениями и несколькими туманными историями. Его считали баснословно богатым, и по крайней мере это предположение было подтверждено дарами, которые он сделал отцу Марсины. Кроме того, хотя он и не был волшебником, зато явно владел кое-какими магическими вещами – разве посланец не заявил, что его господин увидел свою будущую невесту в волшебном зеркале? Колхаш титуловался князем, однако где лежали его владения, никто не знал. Одно было известно точно – он далеко не молод, так как слухи о нем ходили уже не одно десятилетие. Впрочем, эти слухи мало на что проливали свет и, в основном, были мрачными и неутешительными. Например, поговаривали, что в библиотеке Колхаша хранятся книги, переплетенные в кожу младенцев. Кроме того, рассказывали, что от Колхаша ничего нельзя скрыть, так как у него глаза на затылке, конечно, в переносном смысле. А когда вечернее солнце закрывало облако, с опаской шептали: «Это Колхаш выпустил свою душу на прогулку».

Впрочем, городские мудрецы считали все это ерундой. Что до отца Марсины, то, хотя в юные годы он и играл в детскую игру «Берегись когтей Колхаша», сейчас он не сомневался в том, что Колхаш, одаривший его шкатулками и сундуками, не может быть тем источником зловещих слухов. А потому он не хотел становиться на пути такой пылкой и щедрой любви.

За приготовлениями к приезду жениха время летело незаметно.

Марсина беспомощной мушкой намертво завязла в липкой паутине. Не находя себе места от тревоги и горя, она, смирившись, готовилась к свадьбе, порой представляя себе, что бы она ощущала, если бы ее ждал союз с Дером. (Об этом молодом человеке в городе говорили только, что он хорош собой и любит развлечения – на одни шпоры потратил больше, чем расходует за полгода семья бедняка).

Сначала Марсина надеялась, что Дер пошлет ей весточку. Однако тот безмолвствовал – вероятно, тоже был убит горем. Он ничем не мог ей помочь, и сама она была бессильна. Воспитанная в послушании, Марсина никогда не перечила родителям и не знала ничего иного, кроме покорности. К тому же ее все время окружали домочадцы, горничные и служанки, а так же родственницы, которые приезжали поздравить ее. Короче, не было еще на свете пленницы, которую охраняли бы более ревностно.

Точно так же, как Марсина не могла ослушаться родительской воли, не по силам было ей и представить себе будущую свадьбу с таинственным князем Колхашем, не говоря уже о последующей совместной жизни.

А потом наступила ночь, когда под окном расцвел благоухающий жасмин, и девушка, изможденная и осунувшаяся, рухнула на постель и забылась тяжелым сном. И ее посетило странное видение…

Будто наступил день свадьбы, и их обвенчали. И вот ее несут в занавешенном паланкине по неизвестной дороге, и лишь смутные воспоминания о сверкающих сосудах, благовониях и пряностях, фейерверках и барабанном бое проплывают в ее голове. Будто с обеих сторон паланкина движутся многочисленные придворные и воины, а чуть впереди на угольно-черном скакуне восседает он, ее муж, Колхаш.

И во сне она вдруг понимает, что до сих пор не видела его лица. Каким-то образом в течение всей долгой церемонии он был скрыт от нее, как и ее саму поначалу с головы до пят скрывала от чужих глаз расшитая бисером фата. Она не понимает, как это могло произойти – должна же была она его увидеть, когда он поднимал фату, и, тем не менее, она ничего не может вспомнить, не может даже сказать, какого он роста, строен или согбен годами. На ум приходит лишь черная лошадь, да и то, словно ее кто-то предупреждал об этом скакуне.

И вот Марсина ощущает непреодолимое желание раздвинуть занавеси паланкина и взглянуть на Колхаша.

Вокруг стоит глубокая ночь, ведь свадьба началась через час после захода солнца, когда взошла новая луна. Процессия ее повелителя движется сквозь темный ночной мир, поблескивая, как бегущая вода, парчой и металлом, ибо свита несет многочисленные светильники на высоких шестах черного дерева. Розовые, как полная луна, они покачиваются над головами, и к ним то и дело устремляются ночные мотыльки, наталкиваются и падают замертво.

Но сколько Марсина не всматривается в безмолвную процессию, ей никак не удается разглядеть мужа. Зато она замечает другое: они подошли к лесу, который с обеих сторон обступает дорогу. Лес этот настолько темен и отгорожен от всего мира, что Марсина, и без того напуганная долгими месяцами ожидания свадьбы, холодеет от ужаса. Осознавая свою полную беспомощность, она опускает занавес паланкина.

Через некоторое время паланкин останавливается.

Марсина в отчаянии ломает руки. И вдруг некто призрачный раздвигает занавески, кланяется и произносит:

– Госпожа, князю Колхашу угодно, чтобы вы вышли. Остаток ночи мы проведем под покровом этого леса.

И придворный помогает ей выйти из паланкина, хотя ей хочется этого меньше всего. И вот она на лужайке, на лесной прогалине среди покачивающихся фонарей. Темной стеной вокруг – деревья. Она понимает, что выхода нет.

– А теперь, госпожа, – говорит призрачный придворный, – я провожу вас в шатер вашего господина.

И снова Марсине приходиться делать то, чего она совсем не желает. На негнущихся ногах она шагает по траве и ощущает ее прикосновения словно наяву. Вдали, на противоположном берегу потока, омывающего плоский камень, высится огромный сверкающий шатер. Встав на камень, Марсина переходит поток, и новые призрачные тени откидывают перед ней полог шатра.

Ей кажется, что она очутилась в чреве перламутровой раковины. Ни единого шва, намекающего на возможность выхода, не видно на драпировках шатра. Он обставлен предметами роскоши, а на золотой жердочке сидит огненная птица, испускающая фонтаны пламени из хвоста и гребня. Глаза ее, однако, холодны, как у змеи. В глубине шатра Марсина видит позолоченное черное изваяние, которое она принимает за статую какого-то неведомого божества. Но тут золотые руки «изваяния» вздрагивают под черным покровом, расшитым золотым солнцами и звездами, и черная маска с золотой диадемой слегка поворачивается. «Изваяние» устремляет на Марсину такой же холодный, как у птицы, взгляд, но не удается определить ни формы, ни цвета глаз.

– Теперь ты моя жена, – звучит из-под маски низкий, глубокий голос. – Станешь ли ты это отрицать?

Марсина вздрагивает.

– Нет, мой господин.

– Тогда садись. Ешь и пей.

Марсина дрожа опускается на подушки. Она берет приготовленный для нее бокал с черной жидкостью, но пригубить – выше ее сил. Она крошит медовые вафли на тончайшем блюде и серебряным ножичком взрезает незнакомый плод.

– Что же ты не ешь, жена моя? – произносит Колхаш из-под маски. – Или боишься меня, твоего мужа? Или тебя так пугает моя маска? Хочешь, я ее сниму?

При этих словах Марсину охватил ужас, какого она не испытывала еще никогда в жизни.

– Нет-нет, мой господин, – вскричала она. – Вам совершенно незачем открываться передо мной.

– О нет, возлюбленная жена, – промолвил Колхаш. – Да, возлюбленная, ибо я уже давно восхищаюсь твоими прелестями, хотя и замутненными дымкой волшебного зеркала. И теперь, в свою очередь, я окажу тебе любезность – явлю свой образ.

Марсина окаменела. «Изваяние» подняло руки, и оказалось, что пальцы позолоченных перчаток заканчиваются длинными, как когти, черными матовыми ногтями – неужто это настоящие ногти Колхаша? Черная маска вздрогнула и поползла вниз. Она отделилась от лица и упала на ковры. И вот перед Марсиной лицо ее мужа.

Она закричала и проснулась.

Случилось так, что в эту ночь в передних покоях спала любимая горничная Марсины, прелестная девушка по имени Йезада. Обе были ровесницами и всю жизнь провели под одной крышей. И хотя происхождением Йезада была гораздо ниже, чем ее подруга, она получила столь же утонченное воспитание и образование. И пока они росли, как сережка на ветке ольхи, то сидя за арфой и по очереди перебирая ее струны, то вышивая один и тот же цветок на шарфе, они не раз клялись друг другу никогда не расставаться. Но вот они выросли, и у каждой появились свои дела, хотя Йезада и оставалась самой близкой наперсницей Марсины. Теперь Йезада всей душой сочувствовала госпоже, видя, как ту пугает предстоящая свадьба. И хотя она не говорила ни слова, но все время размышляла, чем бы помочь подруге.

Поэтому, услышав крик госпожи, Йезада сей же миг вбежала в спальню.

То был последний час стареющей луны – вечер свадьбы неумолимо приближался. За окном лежал на спине тонкий и бледный серп – как лодка без парусов. А под ним рыдала еще более бледная и прекрасная Марсина.

– О, моя дорогая госпожа, – вскричала Йезада.

– Какой ужасный сон мне приснился! – откликнулась Марсина, – и я уверена, это не просто сон, но истинное пророчество о том, что меня ожидает.

– Прошу вас, расскажите.

И Марсина, рыдая, поведала ей все. Йезада сидела рядом и, не сводя с Марсины огромных от страха глаз, слушала рассказ о процессии, ночи, лесе, прогалине и освещенном шатре, об «изваянии» в маске, угощавшем свою невесту, а затем пожелавшем открыть свое лицо и явить облик Колхаша.

– И хотя я умоляла не делать этого, он поднял золоченые руки с огромными черными когтями и снял маску… и я увидела… я увидела…

– Что, моя дорогая госпожа?

– Что у него лицо зверя.

И Марсина закрыла руками собственное прелестное личико.

– Какого зверя? – помолчав, педантично осведомилась Йезада.

– О, я не знаю, не могу сказать, но оно было ужасным! Глаза горели, зубы сверкали, и я проснулась от своего крика. Но и здесь меня никто не спасет. Это начертано мне на роду.

Марсина упала на постель и разрыдалась.

Йезада сидела рядом, погрузившись в глубокие раздумья, и ее можно было принять за каменную статую, пока она не заговорила.

– Сестра, – промолвила она, – возможно, ты помнишь, что мою мать до ее ухода в мир иной многие считали ведьмой. И она действительно кое-что умела, делать, и ее секреты перешли по наследству ко мне, но я об этом помалкивала, ведь мы с тобой слишком хорошо знаем, что женщине лучше быть незаметной. И вот ты, которая всегда была добра и нежна ко мне, полюбила молодого человека и возмечтала выйти за него замуж. А у меня никого нет, и если нас с тобой разлучат, некому будет обо мне позаботиться. А потому давай я заменю тебя на свадьбе. Мы одного роста и похожи друг на друга, и, я думаю, мерзкий Колхаш, видевший тебя, по его собственному признанию, лишь в туманном волшебном зеркале, не узнает меня под свадебной фатой. А потом, надеюсь, материнское искусство поможет мне защититься. Если же не поможет, пусть на меня обрушатся несчастья, которые суждены тебе. А что до его лица, то все мужчины – звери и чудовища, независимо от того, как они выглядят. Я нисколечко не боюсь его. А ты тем временем беги к своему возлюбленному, и мне будет этого довольно.

Марсина привыкла прислушиваться к советам подруги, которая из них двоих явно была смелее. К тому же теперь она оказалась в положении утопающего, готового схватиться за любую соломинку. А потому, хоть ей и была отвратительна мысль, что подруга детства и сводная сестра подвергнется такому ужасному испытанию, она не могла избавиться от уверенности, что храбрая и изобретательная Йезада справится с ним гораздо лучше нее самой. К тому же Марсина полагала, что обман раскроется еще до рокового ночного путешествия. Девушки в самом деле поразительно походили друг на друга (ничего удивительного – у них был один отец), но уж, конечно, Колхаш, который совершенно определенно остановил свой выбор на одной, сумел бы их различить. Так что, когда обман будет разоблачен, Йезаду, вероятно, отошлют восвояси, но Марсина будет уже в безопасности, в объятиях Дера.

Успокоив совесть подобными доводами, Марсина согласилась с планом Йезады, и остаток ночи они провели за обсуждением его деталей.

Забрезжил роковой рассвет, наступил полдень, затем вечер. И пока тянулся день накануне свадьбы, дозорные на городской стене оповещали о продвижении желтого столба пыли, что возник на горизонте еще на заре.

– То процессия жениха Марсины. Смотрите, как он спешит! И все же он еще далеко от города. Вряд ли достигнет ворот до захода солнца. – И дозорные прикасались к разнообразным амулетам, которые они надели поутру.

Чем ближе к закату клонилось солнце, тем ближе подступал султан пыли. Он белел, краснел и чернел на фоне розовеющего неба, пока на дороге перед городскими воротами не появилась толпа, и поднятая ею пыль не затмила заходящее солнце.

Горожане высыпали на улицы, прильнули к окнам и повисли на садовых оградах, чтобы увидеть счастливца Колхаша. Однако удивительное дело – никто в его свите не играл, как это было принято, на музыкальных инструментах. И вот что казалось еще более странным – мимо проходили люди и кони с паланкинами и повозками, всеми гранями сверкали драгоценности, сияли фонари на деревянных шестах, и тем не менее никто бы не взялся точно описать процессию. Даже сказать, где что находилось, какого цвета одеяния и стяги. Никому не удалось увидеть и самого Колхаша. Пополз слух, что тот вовсе и не прибыл, а, как прежде, поручил кому-то исполнить свою роль.

И вот, когда небо лишилось последних красок и на землю налетел свистящий ветер, процессия остановилась перед домом отца Марсины. В дверь трижды постучали.

– Отворяйте! – прогремело снаружи. – Князь Колхаш пришел за обещанной ему в жены.

Двери распахнулись, и толпа хлынула внутрь. В доме заиграли музыканты, слово радуясь приезду жениха. Во внутреннем дворе, где все было готово к бракосочетанию, жрецы возложили требы на домашние алтари богов, которые по своему обычаю ни на кого не обращали внимания. Увенчанные цветами девушки вышли вперед, чтобы приветствовать… кого? Высокое запеленатое существо с диадемой из чистого золота.

На востоке поднималась болезненно-бледная новая луна.

Цветы, благовония, музыка – и вот вниз по лестнице спускается невеста, укутанная от янтарных волос до накрашенных ногтей ног блестящей паутиной фаты.

Воздух наполняется криками восторга, пожеланиями счастья и песнопениями жрецов, полыхают фейерверки, звучат тамбурины, арфы и колокола, птицы вылетают из клеток и вьется сизый дымок благовоний.

Это была прекрасная свадьба.

2. Первая ночь: встреча влюбленных

Гонец остановился перед домом Дера. Хоть он и пришел пешком, но был изящно одет и на вид совсем мальчишка. Дворецкий бросил на него косой взгляд.

– Молодой господин отсутствует. Уехал сегодня утром.

Даже в сумерках стало видно, как побледнел гонец. Видно, его послал строгий господин, пригрозивший наказанием, если поручение не будет выполнено.

– Но он вернется не позже, чем через три дня. Он просто уехал на охоту.

– О, бессердечный! – воскликнул прелестный юноша, и на его лучащиеся глаза навернулись слезы.

– Твой господин так спешит? – осведомился дворецкий. – Да, у нас, у слуг, нелегкая жизнь.

– Мне остается только одно: или погибнуть, или срочно передать господину Деру весть, – прошептал гонец.

Волнение отразилось на лице дворецкого. Уж не влез ли Дер в долги, не прогневал ли ревнивого мужа какой-нибудь красотки? Может, гонец принес предостережение от его друга? Испытывая к Деру особую привязанность и не желая подвергать его опасности, а также напрасно тревожить его отца, дворецкий решил помочь юноше, тем паче, что тот, похоже, готов был его отблагодарить.

– Вот что, – промолвил дворецкий, – в конюшне стоит прекрасный верховой осел, которым мне дозволено пользоваться и который никому здесь пока не понадобится. Садись-ка на него и поезжай за Дером. Дорога несложная. Надо только выбраться за городские ворота, а они сегодня всю ночь будут отворены в честь свадьбы, как я слышал, престранной. Как покинешь город, езжай по дороге до самого леса, а в нем не отклоняйся в сторону. Господин Дер со спутниками остановился в таверне «Горлица» у самой дороги. Ты доберешься туда за три-четыре часа, не больше.

Если дворецкий рассчитывал сразу получить награду, то его постигло сильное разочарование. Прелестный юноша бессильно приник к стойке ворот, потом неуклюже взобрался на выведенного дворецким осла, со страдальческим выражением распластался на его спине и едва слышно поблагодарил своего благодетеля, не пожаловав его ни монетой, ни поцелуем.

– Все они, молодые, таковы, – проворчал дворецкий и с некоторым опозданием подумал, доведется ли ему когда-нибудь увидеть этого осла, а если нет, то как объяснить его пропажу хозяину?

Переодетая Марсина пересекла город и выехала за ворота, чего никогда не делала прежде. Над горизонтом поднималась новая луна, и Марсина не сомневалась, что свадьба уже началась…

Днем, когда в верхних покоях собрались женщины, Йезада заявила, что сама оденет и уберет невесту. Она же облачила Марсину в костюм гонца. И вот интересное обстоятельство, свидетельствующее о том, насколько холодными были отношения в этом доме, – никто не заметил подмены и Марсина имела возможность беспрепятственно сбежать. Можно и не говорить о том, что обе заговорщицы прекрасно сыграли свои роли.

Однако, когда Марсина добралась до дома своего возлюбленного и узнала, что тот отправился на охоту, решимость покинула ее. Затем ей пришло в голову, что он тоже сбежал, чтобы отвлечься и развеять сердечную боль. Конечно же, он не мог оставаться в городе, где его избраннице предстояло соединиться с другим. Обнадежив себя таким образом, Марсина устроилась на осле, посланном ей судьбой в лице дворецкого. И хотя девушка впервые в жизни ехала верхом и испытывала крайнее неудобство, она, превозмогая боль, беспощадно погоняла добродушное животное. Что значили эти четыре часа для любящего сердца? Ничего, ибо по их истечении она должна была оказаться в надежных объятиях суженого.

Синела ночь и ярко блистали звезды. Однако трудная верховая езда и сменявшие друг друга опасения и надежда отвлекали Марсину, не давали задуматься о том, что она выехала из города по той самой дороге, которую я видела во сне. И позднее, когда, изнемогая от усталости, она добралась до опушки, ей и в голову не пришло сравнить его с чащобой из ночного кошмара.

Около полуночи Дер со своими друзьями пировал в верхних покоях таверны «Горлица». Охота в тот день выдалась неудачной, они встретили только какое-то таинственное существо в серебристых предрассветных сумерках, да и оно быстро исчезло из виду. Почти полдня молодые люди бродили под лиственными шатрами и вспоминали легенды о неведомых волшебных тварях, населяющих этот лес. Однако с ними не случилось ничего необычного, не попались им и звери, которые могли бы подарить охотникам азарт травли и пасть под ударами копий и кинжалов.

– Это печаль Дера отпугивает их, – заметил кто-то полушутя-полувсерьез.

Впрочем Дер не выглядел ни печальным, ни огорченным. Он проклинал отсутствие дичи, а потом с аппетитом ел и пил в верхних покоях таверны, откинувшись на подушки, не сводя глаз с танцовщицы и при этом играя заплетенными локонами арфистки.

– Спой нам песнь любви, – весело обратился Дер к певице.

– О, прекрасноликий господин, – ответила та, потупив очи, так что стали видны ее покрытые позолотой веки, – говорят, здесь не следует этого делать. Ибо в глубинах этого леса уже много лет обитают любовники, наделенными сверхъестественными силами. И поскольку страсть самого пылкого смертного не может соперничать с их страстью, мы должны воспевать только их любовь.

– Так спой про них, – молвил Дер. – Что же из себя представляют эти образцы совершенства?

– Они демоны, – прошептала арфистка и приникла лицом к плечу Дера.

– Он очень красив, – подходя и ложась на колени Дера, заметила танцовщица, – весь золотой как летняя заря, а вот она…

– Она черна и бела – ее кожа как белая роза, а волосы как ворох черных гиацинтов, – улыбнулась певица, но не приблизилась к Деру.

– Глаза у нее такие голубые, – пробормотала арфистка, – что, когда она плачет, из них падают сапфиры.

– Да пошлют мне боги такую жену! – вскричал один из юношей. – Я буду постоянно бить ее, чтобы в моем доме не переводились сапфиры.

– На ту, о которой говорим мы, даже вы, благородный господин, не осмелились бы поднять руку, – возразила танцовщица.

– Ну, ладно, пойте, – оборвал их Дер.

Но тут в покои вбежал мальчишка-половой.

– Господин Дер, вам нужно спуститься, – крикнул он. – Прибыл полуживой от усталости гонец и хочет говорить только с вами.

Встревоженный Дер вскочил и сбежал по лестнице.

Следует заметить, что Марсине казалось, будто она превосходно знает Дера. Дело в том, что он снился ей каждую ночь, а в дневное время разум ее был полон грез о нем. Она изучила его черты и интонации голоса не хуже, чем лица и голоса своих родителей. В действительности же они виделись не более шести раз, а со дня помолвки Марсины не встречались и вовсе.

Поэтому, несмотря на смертельную усталость и сумбур переживаний, Марсина подняла затуманенный взор и сразу узнала входящего в комнату Дера, и безумно забившееся сердце заставило ее вскочить на ноги. Зато Дер, не встречавшийся с Марсиной три месяца и увидевший перед собой измученного мальчика, совсем не узнал ее. К тому же Марсина любила его, а он не испытывал к ней никаких чувств.

– Говори! – вскричал Дер, гадая, не скончался ли отец или не рухнул ли дом, ибо что еще могло привести сюда гонца?

И несчастная Марсина, истолковав его испуганный взгляд и голос по-своему, решила, что он узнал ее, и бросилась к нему на грудь.

– Значит, ты спасешь меня? Без тебя я погибну! – воскликнула она.

– Ну же, ну же, – отстранился Дер, похлопывая ее по спине. – Возьми себя в руки и поведай, что случилось.

– Неужели ты не видишь? – простонала она.

– Нет. Говори же! – крикнул Дер, теряя терпение, и встряхнул за плечи докучливого юнца.

– Я сбежала, – дрожа, пролепетала Марсина. – Мне не оставалось ничего другого. Разве я могла такое вынести?

– Что вынести? – заорал Дер, выходя из себя.

– Отдать себя в рабство, стать его служанкой, когда я познала сладость дарованных тобою надежд…

Дер, подбоченившись, уставился на гонца.

– Да прекрати же скулить, глупец, и объясни, что стряслось, иначе я выбью из тебя то, что ты должен мне сообщить.

– Но я… – у Марсины сорвался голос, и она умолкла. В этот ужасный момент ей все наконец стало ясно. Она поняла, что возлюбленный принимает ее за прелестного евнуха на посылках. Но не в этом беда. С проницательностью любящего сердца она вдруг поняла, что совершенно безразлична Деру, и что его неумение распознать в гонце Марсину может быть объяснено лишь его равнодушием. Явись он перед ней в любом обличье, она бы тотчас его узнала. Он же этого не сделал, потому что никогда ее не любил. О, теперь ясно, почему он не слал ей записок и почему отправился на охоту в день ее свадьбы. Он просто ее забыл.

И в это мгновение ее сердце раскололось, да с таким громким треском, что он пробудил Марсину от транса, и от грез, и от всего остального. Она поняла, что натворила и во что превратилась – в беглянку, приникающую к груди недружелюбного мира. Ее единственная подруга Йезада отдана ужасному врагу, а другой враг стоит перед самой Марсиной. Открытие было настолько неожиданным, что она окаменела, лишилась способности мыслить.

Дер ее не любит, но больше надеяться не на кого. Остается молить его о помощи на любых условиях.

Марсина упала на колени с мученическим воплем, в котором отразилась целая гамма чувств.

– Мой господин, – прорыдала она, – я – бедный мальчик, сбежавший от жестокого повелителя. Вы, верно, забыли, как однажды встретили меня на улице и обошлись со мной по-доброму. Молю, позвольте прислуживать вам. Простите мой обман. У меня нет для вас никаких известий. Но не откажите несчастному страдальцу, позвольте служить у вас. Иначе мой бывший хозяин убьет меня.

У Дера, узнавшего, что с его близкими все в порядке, огромная гора свалилась с плеч, и он, вместо того чтобы разгневаться, разразился хохотом. (О как этот смех сотрясал осколки бедного сердца Марсины!)

– Негодник, – наконец промолвил Дер, – следовало бы наказать тебя за дерзость, ну, да ладно. Но как же зовут господина, от которого ты сбежал?

– Колхаш, – ответила Марсина по целому ряду причин, каждая из которых язвила ее душу.

– Колхаш? Я слышал это имя…

– Он прибыл в город, чтобы жениться на несчастной девушке, чью судьбу можно лишь оплакивать.

– Ах да, кажется, мне говорили об этой свадьбе. А невеста – дочь одного из моих соседей, долговязая худышка с носом как у цапли. (Марсина, о, Марсина!) Но брось, ты, верно, преувеличиваешь пороки Колхаша. Он богатый старик, а всем богатым старикам завидуют. А ты, малыш, недурен собой. Впрочем, я сегодня в прекрасном настроении. Так и быть, можешь прислуживать мне в лесу до конца охоты.

Марсина распростерлась на полу по примеру благодарных слуг ее отца. Дер переступил через нее и, смеясь, ушел наверх.

Затем вернулся половой и прогнал ее на конюшню.

Всю ночь Марсина пролежала без сна, страдая от боли в натертых ногах и разбитом сердце. Сквозь щель в стене она видела высоко над головой горящее окно, за которым пил и веселился Дер со своими друзьями. Затем свет погасили и окно превратилось в темный шуршащий и колышущийся цветок, из которого лишь раз донесся слабый вскрик, золотым колечком скатившийся на землю. Ближе к рассвету по лестнице спустились три девушки – танцовщица, певица и арфистка – и все они тихо обсуждали Дера, как он щедр и хорош собой.

Марсина рыдала, прижавшись лицом к брюху осла, а тот, приняв ее слезы за росу, решил, что у него нет оснований для беспокойства.

Несмотря на разгульную ночь охотники собрались в путь еще до восхода солнца. Услышав их крики, Марсина, измученная горем и бессоницей, вышла из конюшни.

– А это еще кто? – осведомился Дер, заметив осла, спокойно возлежавшего на соломе. – Бьюсь об заклад, тот самый осел, на котором мой отец позволяет ездить дворецкому.

Марсина, не желая отплачивать дворецкому злом за добро, призналась, что украла осла.

– Ну ты и бестия! – воскликнул Дер и, рассмеявшись, с такой силой ударил Марсину по плечу, что та чуть не упала.

– Бледная какая-то бестия и хилая, – заметил его приятель, – что с него проку? Похож на увядшую лилию. Да и как он поедет с нами?

– На этом самом осле и поедет, – ответил Дер.

– О молю вас, не надо! – вскричала Марсина, у которой все так саднило, что она была готова расплакаться сызнова.

– А как же иначе? – осерчал Дер. – У тебя не хватит сил бежать рядом. Поезжай за нами и смотри, не потеряйся, я ведь не стану тебя разыскивать. И не шуми, дичь в этих лесах и так напугана.

И охотники, свежие как маргаритки, пустились в путь, закусывая и выпивая по дороге. Марсина с трудом проглотила корочку хлеба и залезла на осла, которому это понравилось не больше, чем ей.

– Не отставай, – покрикивал девушке Дер, – не то отправлю тебя к Колхашу.

Так они углублялись в лес, и Марсина тряслась в седле, а осел то и дело останавливался, чтобы пощипать свежей травки, и ей в перерыве между страдальческими стонами приходилось его погонять.

Деревья за дорогой, где стояла таверна, колыхались как волны. Светало, и было видно, сколь высоко уходят кроны деревьев; там их темно-зеленую сень пронизывали стрелы солнечных лучей, в которых резвились птицы.

С длинных, точно отлакированных, ветвей свисали ящерицы, взирали блестящими бусинками глаз. Порой приподнимала голову потревоженная шумом змея. Охотники беспечно ехали между деревьями, и несчастная девушка, вынужденная следовать за ними, старалась объезжать затянутые паутиной, поблескивающие утренней росой кусты. Даже днем лес выглядел призрачным и грозным. Куда ни посмотришь, все вокруг кажется одинаковым. И вскоре Марсина отстала, как отстает от судна упавший за борт моряк. Как она ни погоняла осла, охотники уезжали все дальше и дальше. Порой она и вовсе теряла их из виду, и до нее доносились лишь голоса. «Ну и что, если я разлучусь с Дером? – наконец пришло ей в голову. – Я и так уже лишилась его. Умереть можно и здесь, и пусть вороны и ящерицы обглодают мои кости. Меня никто не любит, и я не в праве ожидать избавления. Уж лучше бы я отдалась на милость Колхаша».

И она остановила осла, который и без того уже еле плелся, поцеловала его в морду и простила все мучения, которые он ей причинил. И побрела прочь, в чащу леса, по-прежнему не узнавая его.