Текст книги "Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев"

* * *

Она на него сердилась. Артия не испытывала такой злости на мужа с прошлого года, со времен путешествия на Остров. Потом он ее спас, они поженились, любили друг друга – им казалось, счастью не будет конца. Но оказалось, что Феликс, несмотря на все его слова, совсем ее не понимает. А она – да, она тоже не понимает его. Он хочет оставаться на суше, а ей нужен весь мир. И что тут поделаешь?

В гневе Артия думала: «Легко ему было сочувствовать, делать вид, будто он понимает, как я скучаю по морю, и разделяет мои чувства. Легко, пока я сидела на суше и не могла ничего изменить. Но как только мне выпала возможность вернуться к прежней жизни – Феликсу это не понравилось».

Всю дорогу они молчали. Даже когда остались в своей комнате в таверне у Семнадцати Дубов. Он широко распахнул окно, выходившее в сад, окутанный ночным сумраком, и заявил:

– Вот бы это нарисовать.

А она ответила:

– Тогда оставайся и рисуй.

Они лежали, разделенные несколькими футами кровати и десятью милями взаимной обиды. Наутро она сказала:

– Пойду позавтракаю.

И он ответил:

– А я поищу Глэда Катберта.

И всё. Вот такие разговоры. Пятнадцать слов. Пятнадцать слов под Семнадцатью Дубами.

«Надо было сказать еще пару слов, – с горечью подумала она. – Дотянули бы хоть до семнадцати».

И что она могла добавить? «Милый мой»? «Ненавижу тебя»? «Прости меня»?

Они с каменными лицами поднялись по мраморной лестнице Адмиралтейства, оставив во флигеле Катберта с Планкветтом, и отправились, как было велено, к Землевладельцу Снаргейлу.

Его кабинет украшали картины, изображавшие корабли, модели современных судов и их части – штурвал, флаг, канат, завязанный морским узлом.

Навстречу гостям поднялся Снаргейл в белом парике.

Рядом с этим человеком Артия всегда чувствовала себя неловко, несмотря на его благородство по отношению к ней и несомненную симпатию к Феликсу. Высокий парик говорил о властности, не терпящей возражений. Землевладелец напоминал Артии ненавистного отца.

– Как хорошо, что вы пришли, – сказал Снаргейл, заключив Феликса в объятия и пожав руку Артии. – В такую погоду… «Таймс» называет ее «Синеиндейским летом». К тому же в городе полным-полно…

– Пиратов, – холодным голосом закончил за него Феликс.

Снаргейл улыбнулся.

– Живите, Феликс, и дайте жить другим. Это временное помешательство. Оно пройдет.

– Вы размякли, сэр, я помню времена, когда вам была ненавистна сама мысль о пиратах.

Снаргейл поднял брови. А про себя решил: «Ага, видно, они из-за этого ссорились. Что ж, я не очень-то удивлен».

– Настоящих пиратов я до сих пор ненавижу. Но нам обоим, и вам, и мне, известно, что далеко не все из них порочны. А наши ландонцы просто устроили маскарад. К тому же город взбудоражен из-за войны. В людях жила надежда, что франкоспанцы поведут себя по-другому. Но, конечно, двадцать лет успеха нашей Революции поставили монархию Бурбонов под угрозу. Их народ, как раньше ангелийцы, до сих пор угнетен несправедливой властью, и в стране ширится число противников франкоспанского короля. А его величество мечтает проучить нас, чтобы мы не смели вдохновлять франкоспанцев на революцию. И, естественно, мы должны позаботиться о том, чтобы королевский план не увенчался успехом.

– Если вы так считаете, сэр, – сказал Феликс.

– А вы так не считаете, мой мальчик?

Феликс бросил на Снаргейла унылый взгляд.

– Простите меня, но любая война несет разрушения, несчастья и смерть. Я предпочитаю другие средства решения проблем.

– И что же ты предложил бы, Феликс? – ледяным тоном спросила Артия. – Мы сдадимся и станем еще одной завоеванной страной, как Спания? Ни за что.

Снаргейл сказал:

– Рад, что Артия согласна со мной. Это позволяет мне перейти ближе к делу. Ваша команда уже здесь – в полном составе, за исключением мистера Вумса и мистера Честного, но их мы еще разыщем.

– Выкладывайте, – нетерпеливо сказала Артия.

Феликс покосился на нее. До чего же она хороша! Смелая, уверенная, готовая к бою. От нее словно исходит сияние.

Снаргейл кивнул.

– В письме я не раскрыл своих истинных целей, но вы, видимо, и так о них догадались. Вы были пираткой, Артия Стреллби, причем весьма изобретательной и хитроумной. Вы грабили и захватывали любые корабли, какие вам понравятся. Естественно, ваша деятельность являлась противозаконной. Она чуть не привела вас на виселицу, и только ваша безупречная репутация и тот факт, что вы, будучи капитаном, не совершили ни одного убийства, вкупе с чрезвычайным мужеством и здравомыслием вашего мужа, спасли вам жизнь и способствовали помилованию.

Артия нахмурилась. В эту минуту ей совсем не хотелось слышать о добродетелях своего мужа. Но Снаргейл продолжал:

– Теперь Ангелия, в свою очередь, обращается с просьбой к вам, Артия. Республика просит вас опять стать пиратом. Но на сей раз действовать в рамках закона, под официальным званием капера. Вы получите корабль с полной командой. Однако вы должны будете искать только одну добычу. Франкоспанские суда. – Снаргейл помолчал. На ее лице, отстраненном и настороженном, ничего нельзя было прочитать. Удивительная девушка! – Множество капитанов уже приняли подобное предложение. Но предприятие это рискованное, опасное, и вам понадобятся весь ваш ум и везение. И даже при самом удачном стечении обстоятельств вы все-таки можете погибнуть в истерзанных войной морях. Эта игра даже опаснее, чем та, которую вы вели раньше. Подумайте над моими словами. Сегодня вечером устроим тихий ужин в тесном кругу – с вами и вашей первой командой. На досуге обсудите с ними мое предложение. До полуночи вы должны либо принять его, либо отказаться.

Первым заговорил Феликс. Он хрипло спросил:

– А если она откажется?

– Мы просто забудем об этом разговоре.

И Снаргейл увидел, как Феликс отвернулся. В его синих глазах застыли слезы ярости. Все знали, хотя никто не произнес этого вслух, что Артия скорее превратится в лебедя, чем откажется.

2. Разбитые корабли, верные сердца

Река в Четтеринге была широкая и зеленая. В вечернем небе сновали чайки, их пронзительные крики напоминали о близости моря. Вдоль правого, южного, берега тянулись Республиканские Верфи. Над чистыми, аккуратными скелетами недостроенных кораблей реяли разноцветные флаги, суетились люди, звенел перестук молотков. А на левом, северном, берегу, укутанном в мрачную черноту высоких сараев, расположилось судовое кладбище. На южном берегу корабли рождались, на северном – заканчивали свой путь. И шум отсюда доносился неприятный – хруст и треск ломающегося дерева. К небу густыми клубами поднимался дым от костров. Иногда с берега на берег переправлялись лодки. С корабля, приговоренного к уничтожению, снимались детали, пригодные для оснащения нового судна.

На палубе парового буксира, вытирая слезы, стоял Эйри О'Ши.

– О, какой позор – пустить на дрова славный корабль, в котором билось сердце из дуба! У меня у самого сердце рвется на части.

– Полно, полно, Эйри, – утешал его Вускери. – Выше нос.

– Ну уж нет! Печальная судьба постигла наш доблестный «Незваный гость». Взвился к небу в клубах дыма, и нету его. А ведь он был даже не старым, – оскорбленно добавил Эйри. – На пике славы!

– Он был пиратским кораблем, – вздохнул Питер. – Потому его и сломали. Приговорили к смерти – как нас. Только его…

– Тише, она идет сюда, – проговорил Дирк.

По палубе широким шагом расхаживала Артия. Ее взгляд скользнул по уцелевшей части команды.

– Почему вы плачете, мистер О'Ши?

Эйри высморкался в большой лиловый платок и указал на левый берег.

– Ни один корабль не умирает, – отрезала Артия, – пока о нем помнят.

И в молчании буксир потащил их к другому берегу.

Феликс остался в Ландоне. Сказал, что надо кое с кем повидаться по поводу картины, которую, подобно портрету Артии и Бушприта, собираются выставить в Республиканской галерее. Это был, несомненно, предлог. Однако никто не стал возражать, кроме Уолтера, но Питер украдкой лягнул его в лодыжку.

Над адмиралтейским буксиром гордо реял флаг Свободной Ангелии – красно-бело-зелено-желто-синий. Людям Артии было тревожно и беспокойно. Никто из них еще не заявил напрямик, что желает вернуться в море, не говоря уже о том, чтобы грабить корабли франкоспанцев. Но никто и не отказался. Только Катберт заметил, что «неплохой подвернулся случай».

Вскоре печаль Эйри сменилась бурным восторгом. Он восхищался даже паровым буксиром:

– Ах, клянусь колоколами Эйры! Как хорошо вновь ощутить под ногами морскую зыбь!

И он ударился в воспоминания, принялся всем рассказывать, какими они были неумехами, когда впервые спускались по реке на Кофейном кораблике. Вспомнил даже, как Артия свалила мятежного Черного Хвата ударом в челюсть. Потом Черный Хват погиб на Острове Сокровищ, сраженный пулей Малышки Голди. Он их предал. Над командой повисло зловещее молчание.

А Свин тем временем сновал по буксиру, обнюхивал доски и веревки, как будто заново осваивал давно забытые места. Он принес с собой косточку, но то и дело откладывал ее, чтобы обследовать что-нибудь интересное. Планкветт сидел на поручне и укоризненно взирал на пыхтящую дымовую трубу.

Артия не сказала своим людям всей правды. Отчасти потому, что хотела устроить им сюрприз. Теперь она ругала себя за это. Они взрослые люди, а не маленькие мальчишки. Нет, все-таки мальчишки. А она им вместо матери, так же, как когда-то была Молли.

Адмиралтейский офицер, сопровождавший гостей, помог им сойти с буксира и повел по настилам над доками, в которых строились корабли. Интерес к судовому делу поднял боевой дух. Офицер с гордостью показал им один из кораблей, благоухавший свежим деревом и смолой, еще без мачт, но уже под флагом, готовый к спуску на воду.

– Дно обшито медью, по последнему слову техники, – похвастался офицер. – Ему не страшны даже смертоносные океаны Индеи.

– А где наш корабль, сэр? – осведомилась Артия.

Офицер поднял руку и указал. Последний в шеренге судов корабль гордо возвышался над доком, и весь его облик дышал неукротимой храбростью. Мачты уже были на своих местах, не хватало только снастей и парусов.

– Клипер? – довольно произнесла Артия.

– Точь-в-точь как наш старый «Слон», ставший «Незваным гостем»!

– Совершенно верно, – с серьезным видом ответил офицер. – Трехмачтовый клипер отличается от четырехмачтового длиной рангоута.

– «Незваный гость» тоже был трехмачтовым клипером, – удивленно повторил Уолтер. А приблизившись к большому кораблю, добавил: – И этот так на него похож…

– В нем, даже без парусов и снастей, чувствуется та же самая строгость и чистота линий, – прошептал Эйри. – Само совершенство.

Они прошлись вдоль корпуса судна. За ними трусил Свин. Вдруг Планкветт взлетел и уселся на высокую рею.

– Птичке он тоже понравился.

Они дошли до носа и остановились, глядя на ростру, недавно окрашенную. Она показалась знакомой, как собственные лица в зеркале. Скрытая вуалью фигура, полная тьмы и угрозы, она протягивала правую руку, как будто хотела схватить.

– Да это же ростра с «Незваного»!..

– Наверное, сняли ее с корабля перед тем, как сломать его!

Артия мечтательно вгляделась в ростру. Давным-давно та стояла на крошечном Кофейном кораблике и изображала женщину, протягивающую кофейник. Но когда они затонули в Портовом Устье, дама потеряла его и догнала их новое судно, окутанная черным илом и плавучими водорослями. Они сделали ее символом «Незваного гостя». И теперь она опять вернулась к ним.

– Эта медная каемка на борту тоже очень знакомая, – неуверенно заметил Питер.

– Да, а рубка – смотрите, вот та самая отметина на дереве…

Люди разинули рты. Только Глэд Катберт, как ни странно, попятился. На его загорелом лице отразился страх. Артия решила не терять времени.

– Джентльмены, – начала она. – Я должна вам сказать…

И запнулась. Потому что из-за рубки на палубу вышел Эбад Вумс. Черный как смоль, высокий, царственный, одетый пиратом. Он помахал собравшимся, словно в этой встрече не было ничего неожиданного. Артия не ответила на приветствие.

По сигналу трубы они поднялись на борт. Адмиралтейский офицер со смехом заметил, что это не совсем правильно, так как корабль еще не спущен на воду. Честный Лжец, тоже внезапно появившийся невесть откуда – какой сценический выход! – потянул за ручку свистка.

Его круглое лицо излучало добродушие. Одет он был не по-пиратски, однако носил в ухе знакомую бронзовую серьгу.

– Честный, где ты пропадал? – вскричал ошеломленный Уолтер.

– Да так, бродил по белу свету, – просиял Честный Лжец.

– Но…

Тут они очутились на палубе. Над головой высились голые мачты. Отовсюду пахло солью, мылом, лаком, металлом, смолой и краской.

Артия посмотрела на Эбада.

– Здравствуй, папа. Ты, наверное, тоже бродил по белу свету?

– А куда же мне еще деваться?

– Ты всегда окружен тайнами.

– Самую лучшую я тебе уже открыл.

– О тебе и моей маме. Да, она и вправду самая лучшая.

Остальные разбрелись по кораблю, ходили взад-вперед по палубе, мерили ее шагами, перекликались. Рядом с ними разгуливал адмиралтейский офицер.

– Они еще не догадались? – спросил Эбад.

– Рано или поздно сообразят, – улыбнулась Артия. – Смотри, Уолтер пустился в пляс. А Свин бегом бросился к камбузу. И Питер спускается вслед за ним…

– Да это же и есть тот самый корабль, Эбад! Наш «Незваный гость» собственной персоной! – воскликнул Эйри.

– Его перевернули, вычистили и починили сверху донизу, – сказала Артия. – Днище обшили медью, а если вы, мистер О'Ши, пересчитаете пушечные порты…

– Двадцать два! – прокричал Питер, появляясь из люка. – Два на корме, по девять с каждого борта, да еще…

– Две пушки на палубе. Ровно двадцать два, – кивнула Артия. – Нам нужна более многочисленная команда с опытными пушкарями. Ты знаешь, куда нас это приведет? – спросила она у Эбада.

Но тут Эйри весьма кстати затянул песенку:

– Хорошо пиратом быть, лягушатников громить! Мы объявим им войну, пустим олухов ко дну!

– В море, Артия, вот куда, – ответил Эбад. – Туда, где тебе больше всего нравится. Как отнесся Феликс?

– Для него это стало ударом.

– Ты с ним разговаривала?

– Пусть делает, что хочет.

Планкветт спорхнул с реи и бросился наперерез Свину, выходящему из камбуза. Пес отложил свою драгоценную косточку, и они с попугаем вцепились друг другу в горло. Это была их традиционная дружеская потасовка, и странно, что ни один из них до сих пор не начал ее. Во все стороны полетели перья и клочья шерсти.

Артия сказала:

– Это касается не только меня. Ведь того же самого хотят все остальные, верно?

– Может быть, – ответил Эбад. – А может, и нет.

– Что еще мы умеем делать? Пожалуй, выступать на сцене. Но мы узнали вкус настоящей жизни и теперь вряд ли туда вернемся. Дирк и Вускери пытались восстановить спектакль о Пиратике, Уолтер с Питером тоже, но дело не пошло. А ты, Честный и Свин вообще исчезли. Посмотри на Эйри, он радуется как ребенок.

– Или ему так кажется.

– Возможно. – Артия пожала плечами. – Но есть и другая сторона дела. Я говорю не о доблестных схватках с франкоспанцами во имя войны.

На лице Эбада ничего нельзя было прочесть. Артия тоже хорошо умела скрывать свои чувства. Наверное, думалось ей, она научилась этому у него еще в детстве, когда он, Молли и Артия ходили по морю или играли на сцене.

– Я говорю об Острове Сокровищ.

Они облокотились о поручень, глядя на зеленые воды Темиса.

– На том острове предметы, разбросанные на берегу, уносятся приливом и потом возвращаются, подобно тем алмазам и монетам, которые мы нашли. Вот что пришло мне в голову, Эбад: почему бы нам не вернуться за теми картами?

– Почему бы нам не вернуться? – эхом отозвался Эбад. – Но в таком случае, Артия, почему всем пиратам Семи Морей не пришла в голову та же самая мысль?

– Например, мистеру Хэркону Виру.

– Или, Голди.

– Корабль этот хороший. Двадцать две пушки. И теперь мы действуем в рамках закона.

– На войне – да.

Артия улыбнулась.

– Как я рада тебя видеть! Расскажи, папа, где ты пропадал.

– Ходил под парусами отсюда во Франкоспанию и обратно, вон с тем парнем в красной рубашке.

Артия резко обернулась. По доку, рассматривая разложенные на столах судостроительные инструменты, ходил высокий юноша с черными как смоль волосами, собранными в длинную косицу.

– Он тоже шерстит франкоспанцев на законных основаниях, – сказал Эбад. – Его зовут Дикий Майкл.

– Значит, для тебя эта война связана с личными мотивами?

– Артия, когда-то я был рабом. Ангелийская революция дала мне свободу. Во Франкоспании я до сих пор носил бы оковы. Там еще осталось много рабов, таких же, каким был я. Да, девочка моя. Для меня эта война – дело личное.

* * *

За столом в залитой огнями ламп таверне царило веселье. То тут, то там раздавался смех, пиво лилось рекой. Плотники и конопатчики со всего Четтеринга пили за свое кораблестроительное ремесло и хвастались. Почти никто тут не носил пиратских нарядов.

Разговор зашел о названиях кораблей:

– Слыхали об индейском военном фрегате «Грязнуля из Пакоры»? Я однажды чинил его в Арабийском море.

– В наши дни самый лучший – линкор «Золотой клюв», он перебил немало лягушатников.

– Говорят, в Амер-Рике построили новый быстроходный корабль, шестимачтовый.

– Да он на воде не удержится – затонет, как чугунный котел!

Дикий Майкл, обедавший с Артией и ее компанией, тоже вступил в разговор:

– Ребята, а вы слыхали о судне под названием «Тьфу ты черт»? – Никто о нем не знал. – Когда его спускали на воду и оно заскользило по стапелю, офицер, принимавший его, крикнул: «Нарекаю этот корабль…» – и вдруг споткнулся. Так оно до сих пор и зовется: «Тьфу ты черт», и скажу я вам, лучшей посудинки во всем свете не сыскать.

– А есть еще фрегат под названием «Лилия Апчхи», – подал голос корабельный плотник, сидевший в углу. – Назван так по схожей причине – кто-то не вовремя чихнул.

– А я слышал, что под ангелийским флагом ходит суденышко «Вот это пчелка!».

Все загалдели наперебой:

– Одна леди в Гренвичской стороне стала нарекать корабль, да вдруг увидела в толпе человека, которого любила всю жизнь и не смогла забыть за тридцать лет разлуки. Так судно с тех пор и зовется: «О Эдгар, это ты! Ах!» – это она упала в обморок.

– А мой брат божился, что в Синей Индее встречал корабль «Не надо было есть последнюю сосиску». Для краткости – «НЕБЕПС».

А на конце стола Катберт писал письмо жене. Он выводил одну и ту же строчку уже трижды, всякий раз немного изменяя ее.

"Дорагая Глэдис я ухажу в море…

Дарогая Гледис я сабераюс в моря…

Глэдес я уижжаю".

Тут в голову Катберту неожиданно пришла мысль. Он ни с кем ею не поделился. Компания подобралась веселая, а приятель Эбада Дикий Майкл казался неплохим парнем, хоть и жутковатым немного. Но среди них, чувствовал Глэд, нет никого, с кем можно было бы посоветоваться, тихонько отозвав в сторонку.

Эта заноза вошла в его мозг, когда он смотрел на ростру, украшавшую нос подновленного «Незваного гостя». Но до сей минуты он не улавливал связи. А сейчас глупо заговаривать об этом. Что-то мнителен он стал. Глэд уже жалел, что услышал в Двух Церквах ту историю. До сих пор он не связывал ее с кораблем, который они с Тинки видели в Драконовой бухте. Он счел, что должен рассказать Артии о Голиафе и о Мэри Ад. Из-за Голди, пакостной Голиафовой дочки, вот из-за чего.

Но все-таки… «Вдова», мифическая или настоящая, бросила на них длинную черную тень. Возможно, она уже встречалась им когда-то в далеком прошлом.

Потому что ростру «Незваного» как будто лепили с самой Вдовы. Задрапированная в темную вуаль, она царит на корабле, который тащит за собой сети и затягивает в них пиратов… Нет, куда бы они ни направлялись – бить франкоспанцев или искать карты с сокровищами, – Глэд Катберт не хотел начинать новое путешествие с такого предзнаменования. Но остальным ничего говорить нельзя. Актеры и моряки – самые суеверные люди на свете.

Катберт заметил, что за ним внимательно следят черные глаза Дикого Майкла. Не то что бы он держался совсем уж недружелюбно, однако доверия точно не вызывал.

Катберт кивнул и опять склонился над письмом. В конце концов он нацарапал: «Милая Глэди я ушол». И поставил подпись с витиеватой закорючкой. Ему ни на миг не пришло в голову, что жена огорчится.

* * *

– Это еще что? – возмутилась Артия.

Она только что вошла в выделенную им гостевую комнату в здании военно-морского ведомства и увидела, что Феликс нарядился в манере, столь же привычной для нее, сколь чуждой ему. Он оделся пиратом. Нацепил на себя всё что можно: яркий алый камзол, рубашку с кружевами, пояс с мечом, патронташ, ножи, пистолет, кучу драгоценностей и побрякушек, даже черную повязку на глаз – как у лошади, которую она вечером видела на Стрэнде.

Или… как у Черного Хвата.

– А что? Всего лишь оделся по моде, принятой в этом сезоне у всех отпетых негодяев, – ответил Феликс. – Ну, повязка на глаз, пожалуй, лишняя. – Он снял и отбросил черную ленту.

Время было позднее, почти час ночи. Артия вернулась после нескольких дней, проведенных в Четтеринге. Феликсу, очевидно, тоже не приходилось скучать.

– Зачем ты купил эти тряпки? – процедила Артия.

– Потому что именно в них я облачусь, когда отправлюсь в твое веселенькое путешествие.

– Понятно. Но ты, Феникс, с нами не поедешь.

– Еще как поеду.

– Нет, не поедешь.

– Поверь, у меня нет никакого желания тащиться с тобой. Но все-таки я поеду.

– А я очень хочу, чтобы ты поехал, но все-таки не возьму тебя. Думаешь, я смогу сосредоточиться на деле, если ты будешь путаться под ногами? Драться ты не умеешь, а на корабле не отличишь носа от кормы.

– Значит, научусь. Видит бог, в прошлый раз я немало насмотрелся.

– В прошлый раз, сэр, мне просто некуда было деваться. Я не могу рисковать тобой. Это слишком опасно.

Его глаза вспыхнули синим пламенем.

– А ты думаешь, я стану рисковать тобой? Кем ты меня считаешь? Неужели я смогу спокойно сидеть дома, рисовать и дремать? И не сойду с ума, гадая, где ты и что с тобой стряслось?

Артия, растеряв боевой дух, вздохнула и повернулась к нему спиной.

– Феникс, со мной ничего не случится. Колдовские силы защищают меня от опасностей.

– Я еду с тобой.

– А тебя не защитят.

– Да? А кто вытащил тебя из петли?

– Ох, не начинай, Феликс. Это запрещенный прием. Перестань! Замолчи!

Они встали.

Медленно текли минуты.

Феликс Феникс тихо сказал:

– Оставим этот разговор, Артия. Он разрывает мне сердце. Вернемся к нему утром. Если захочешь.

Они улеглись в постель, поцеловались без всякого воодушевления и повернулись спинами друг к другу. Теперь их разделяла война, просторы Семи Морей и весь жизненный багаж двух совершенно разных натур.