Текст книги "Похитить Дольче&Габбана"

– Посмотрите, как отлично Адриана и Мишель смотрятся рядом с родителями. А это платье от Valentino. Сразу чувствуется хороший вкус.

Негодование завладевает моим сознанием. Как? Почему она думает, что я – это девица, которая стоит рядом с мамой?

– Извините, но мисс Бьяджи – это я, – мой тихий голос тверд, как никогда.

– Что за чушь, – женщина свирепо смотрит в ответ, – Советую вам убираться, а то мы поставим Мэри в известность насчет проблем, которые вы доставили Кейре и окружающим.

– Если кто-то и уйдет отсюда, то только вы, – ох, люблю я, когда наконец, собираюсь с силами и отстаиваю свое мнение, – Я дома.

Я не вызываю охрану только потому, что не хочу срывать торжество, – дамочка сверлит меня взглядом и я радуюсь её беспомощности.

– А вы зовите, мне ничего не страшно, – улыбаюсь в ответ.

– Я позабочусь о том, чтобы ты не попала не на одно мероприятие, дешевка. Поняла?

– Конечно, мисс Ходячая Пластика, – я демонстративно смотрю на нее снизу вверх, детально рассматривая тело.

– Да как ты смеешь, – негодованию дамочки нет предела, но её останавливает звук вспышек: репортеры делают совместное фото Бьяджи и Брюеров. Следом вопросы, которые льются рекой.

– Скажите, мисс Мэрил, почему вы расстались с бывшим мужем?

Мое сердце замирает: наконец я узнаю правду.

– Между нами выросла стена недопонимания, – слышится мамин голос.

Что??!!! Хорошо ведь, что бабушка окружила себя людьми, потому что я хочу подбежать к маме и потрусить её за плечи, чтобы она очнулась. Какое недопонимание???!!!Меркантильное??!!! Как она могла разрушить семью – вот это главное недопонимание.

– Ваш будущий муж уже сделал свадебный подарок?

Журналисты то и дело улыбаются, а я просто не могу смотреть на сияющие лица мамы и Пьерра.

– Да, это свадебное платье, правда я его еще не видела. Надеюсь, что я буду в нем самой красивой, а то никакой свадьбы и не будет, жених сбежит, – мама гладит плечо Пьера, а у меня нервно начинает дергаться глаз от таких кошмарных картин. Хочется врезать этой жизнерадостной французской скотине.

– Позволь мне объяснить, дорогая, – ломаный английский еще хуже, чем белоснежный костюм, обтянувший здоровенный живот, который выпирает из-под брюк. Спокойствие, абсолютный контроль, а то у меня уже второй глаз начинает потыкать действиям первого, – У нас в семье есть старинная традиция. Жених покупает невесте платье, которое она видит только в день свадьбы. Тогда брак будет счастливым.

– Как это романтично, – журналисты умиляются. Тьфу. В жизни не слышала такого бреда.

– А ваша прелестная дочь сегодня здесь?

– Да, – мама опускает глаза и её лицо сразу же становится грустным.

– Я так тебя любить, о, мама, – девица, которая все это время стояла молча рядом с Мишелем, вдруг вешается ей на шею с дикими воплями и, к моему великому ужасу, мама делает то же самое.

– Какая чудесная семья, не правда ли? – бабушка сияет и восторженно смотрит на обнявшихся маму и девушку.

– А что я говорила? – Платье Prada снова поворачивается ко мне. Женщина ликующе сверлит меня взглядом, – Думала, что мы правды не узнаем? Лучше уходи отсюда. Чем раньше это сделаешь, тем лучше будет для тебя.

– Выпьем за настоящую любовь, – бабушка поднимает вверх бокал и гости следуют её примеру.

Я осматриваюсь, но для меня нет ни одного бокала. Я, наконец, понимаю, что надежда умирает последней. Точнее, сначала разбивается щимчжан, то есть сердце. Но в первые минуты оно еще сильное и верит, что все будет хорошо. Но, когда появляется первое осознание реальности, то надежда… растворяется, оставляя сердце, наполненное страданиями.

Я смотрю на маму, на то, как она беззаботно смотрит в объективы и целует Пьерра. Эта женщина еще недавно говорила мне и папе, что мы для нее – самые близкие люди. Мэри Бьяджи – человек, который как бы человек, но на самом деле не человек. Я не знаю, как называются люди, которые лишены каких-либо чувств. Пьерр – богатый миллионер с улыбкой, присущей всем, кто не знает, что такое проблемы. Мишель – лучезарный красавец, прекрасный настолько, словно только что приобретенная спортивная машина. Его девушка – it-girl, которая привыкла жить среди знаменитостей и вечеринок. Ради этого. Вот ради этого была разрушена наша семья. Никто из них ни на секунду не почтил меня своим взглядом… хотя… может быть это к лучшему. Я разворачиваюсь и медленным шагом выхожу из комнаты, пропитанной ароматами парфюмов. Но перед тем, как подняться на второй этаж и взять деньги и паспорт, я наведываюсь в другую комнату. Она, к моей большой радости, пуста: все официанты и повара столпились в коридоре и наблюдают за происходящим в гостиной. Перед тем, как снять с себя платье, я делаю фотографию на память, хотя заранее знаю, что вряд ли хоть раз посмотрю на нее: слишком много боли приносит мне настолько любимая вещь. Меня предали все, к кому я испытывала самые светлые чувства. Осталось только, чтобы Хаквон повторил в точности их действия и вот тогда я буду полностью уничтоженной. В последний раз нежно провожу по бусинам и вышивке, стараясь запомнить прикосновение роскоши, а затем ложу его в огромную пустую кастрюлю и, накрыв крышкой, ставлю к другой посуде. Уверена, когда Дэмпсли будет проверять все, он обязательно найдет платье и отдаст его Пьерру. Я разворачиваюсь и ухожу. С тобой будет все в порядке. Ведь ты – дорогая игрушка.

 
Я к жизни прикоснулась
Дрожащими руками
Множеством шипов она обернулась.
Почувствовав, что жизнь –
Это множество шипов,
Я улыбнулась.
Если есть такое множество шипов,
Значит скоро розы зацветут, должно быть,
Но даже если розы зацветут вновь
Смогу ли я боль от шипов забыть?
Но если розы цветут один всего лишь раз,
Почему я не могу забыть боль от шипов сейчас?
Я приласкала жизнь
Дрожащими руками
Я думала, что розы
Должны быть не шипами.
Все шипы колки до самых черенков
Найти хотя бы одну розу, лишенную шипов.
Скажите мне, теперь, пожалуйста, вы
Жизнь – это колючие розы или розовые шипы?
Или это шипы, которые принадлежат розам?
Или это розы и шипы?
 

Ким Сынхвэ

Глава 3. Лубутеновские Пингвины

 
Падающие звезды – это для нее ничто
Ее религия – дизайнерская обувь и авто.
Новая квартира и паркетный пол
Одежда haute couture из престижных бутиков.
Она заказывает блюда, глядя на морскую гладь
Иногда перестав на миг книгу читать.
Прохладный бриз, лазурная вода
Боже, ну почему жизнь
Не может быть такой простой всегда?
 

Kanye West “Flashing lights”

Не знаю, какая неведомая выдержка позволяет мне вполне адекватно вызвать такси, причем с таким мастерством, что Дэмпсли даже не догадывается о моих истинных чувствах и приехать в Хитроу в 10 часов вечера. Слезы предательски начинаю капать, когда я врываюсь в здание, стараясь не задеть по пути туристов. Никто не позвонил и не спросил, куда я вдруг подевалась. Хотя, погодите. Разве кто-то вообще заметил мое присутствие? Все время я пыталась дозвониться до папы, но он постоянно сбрасывал звонки. Возможно на работе проблемы, поэтому он до сих пор не перезвонил. Вот и отлично. Больше мне не нужны никакие доказательства и так все ясно: родители решили сами, как поступать и видно для них мое мнение ни к чему. Это было последним признаком того, что пора уезжать из страны и навсегда забыть о том, что я – Бьяджи. Больше не будет семейных ужинов и совместных праздников – за один вечер я лишилась абсолютно всего. Кажется, мечта 16-летнего подростка только что осуществилась. Родители больше не будут указывать как и что нужно делать. Только. Только сейчас мне не хочется никакой свободы. Я хочу туда, где я хоть кому-то нужна.

– Добрый вечер! – Девушка мило улыбается, стараясь одновременно показать все 32 идеально белых зуба.

– Добрый вечер! – Мой голос предательски дрожит, словно так и хочет, чтобы все вокруг знали, что я вот-вот заплачу.

– С вами все в порядке? – Она явно обеспокоена тем, что видит. Боюсь представить, как сейчас выгляжу. Но перспектива остаться здесь меня вгоняет в состояние страха. Еще не хватало, чтобы мы теряли время, выясняя что со мной такое. Я просто хочу уехать отсюда и никогда. Никогда больше не приезжать.

Билет в Нью-Йорк в один конец и желательно…

– Отменить действие, – говорит кто-то за моей спиной и девушка недоуменно отрывает взгляд от компьютера, – Вы передумали?

Это все влажный климат, сразу хочется поплакать, погрустить… Романтическая атмосфера, понимаете? Спасибо за внимание, – этот кто-то сзади берет меня за плечи и поворачивает к себе лицом.

Несколько секунд я стою неподвижно, рассматривая знакомое до боли лицо, словно вижу его в первый раз. Но только широкие темные брови хмурятся быстрее, чем я успеваю что-то сказать.

– Адриана, что происходит? – Тонкие губы, покрытые бальзамом, блестят от света ламп, – тебя пытали? Или ты готовила пасту целый день? Что случилось?

После этих слов я начинаю рыдать, уткнувшись в белый пиджак и вдыхая аромат парфюма. Вот что происходит, когда горечь и обида прорывается наружу. Слезы льются потоком и я не успеваю их контролировать.

– Хочешь я при всех скажу, что у твоей бабки старомодная прическа? Если смотреть сзади, так вообще – вылитый дедуля. У всех люди, как люди, а у тебя есть бабдед.

Вот за это я так люблю его. Неважно, где и как, Пак Хаквон всегда сделает так, что солнце начнет сиять даже там, где оно до этого даже не появлялось. Понемногу я успокаиваюсь. Мы садимся на пустые места в зале ожидания, который забит людьми. Вот правда жизни. Когда ты выглядишь идеально – вокруг ни души, стоит только появиться в непонятном виде и пожалуйста – толпа народу.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, забирая из рук Хаквона носовой платок.

– Возвращаю тебе старого друга, – он похлопывает по чемодану.

– Когда-нибудь, я обещаю тебе…

– Это значит никогда, давай рассказывай, что случилось, – от интереса глаза Хаквона сияют ярче света. Вот она – извечная непоседливость моего друга, но она мне ужасно нравится.

– Все в порядке, – грустно вздыхаю я, опустив глаза. Ну и лжец из меня.

– Именно поэтому поздним вечером ты бродишь в аэропорту. Решила случайно заскочить в Нью-Йорк на вечерок? Просто так, от нечего делать, – Хаквон демонстративно кладет голову на руку.

– Я такая дура, – голос снова дрожит.

– А вот мой профессор по технологии кроя считает, что я идиот, приятно познакомиться, – Хаквон делает поклон и протягивает мне руку. Я жму её и тоже кланяюсь и впервые за весь день улыбаюсь.

– С каких это пор ты стал слушать учителей?

– Решил поэкспериментировать. Но, как показал опыт, лучше этого не делать. Как тебе такое. Никогда не сочетайте шапку вместе с вечерним платьем, Мистер Пак. Классическая вещь должна дополняться как минимум шляпой, если мы говорим о головных уборах. Кто, по-вашему, может так одеться? – Хаквон пытается подражать голосу преподавателя, – Я ему и отвечаю. В сорокаградусный мороз человек в шляпе вспомнит вас тихим, добрым словом, которое желательно произносить не при детях и не забудет о вашей прекрасной классической моде. Просто я не успел одеть на манекен шубу, а он тут же решил поучать меня перед всей группой, словно я вообще в моде ничего не понимаю, – вдруг Хаквон замолкает, когда он замечает кеды Кенью Веста. Нужно срочно оправдываться.

– Квонни, у меня не было другой обуви. У мамы маленький размер, а носить бабушкины Лубутены как-то не очень хорошо. Ты ведь не сердишься? – Я умоляюще смотрю на него, но вместо того чтобы начать кричать, Хаквон вдруг начинает громко смеяться:

– Конечно не сержусь. Как можно сердиться на человека, который проведет меня на самую крутую вечеринку года. Скорее поехали к твоих бешеным родственничкам.

С этими словами мое лицо становится серьезным:

– У меня их больше нет.

Пока мы идем в туалет, я рассказываю вкратце про все, что случилось сегодня со мной, утаив, конечно, встречу с Dolce&Gabbana. Пожалуй, даже мне не стоит об этом знать. Но прослушав всю историю, Хаквон все равно непоколебим.

– Весь твиттер на ушах из-за приезда, – тут он начинает перечислять все наши любимые корейские группы, – Словно кто-то взял и поместил мой плеер в твою гостиную, – объясняет он, а когда слышит, что я видела вживую самих парней, у него пропадает дар речи, – Быстрее! – кричит он, пока я умываюсь и наношу новый макияж уже своей косметикой, как следует и теперь я снова нью-йоркская красотка. Одевшись в сногшибательное длинное струящееся платье мятного цвета и белые босоножки на огромном каблуке, которые мне подарил друг Хаквона – начинающий дизайнер обуви и распустив свои длинные черные локоны я понимаю, что теперь снова выгляжу, как и обычно – круто и сногшибательно. Хаквон даже присвистывает:

– Эх, не была бы ты моей лучшей подругой, давно бы в Корею увез. Слушай, давай отправим твой чемодан отдельной машиной, а сами приедем, как подобает знаменитостям.

– Эй, поправка, мы пока простые смертные, – хоть я и разбита, но настроение понемногу становится все лучше и лучше.

– Эй, сестренка, нет никакой разницы между известным и неизвестным человеком. Важно то, как ты ко всему относишься. Подумаешь, какая-то девица оклеветала тебя перед всеми. Зато каждый запомнил тебя, а не её. Уверен, она просто износилась от злости, потому что все целый вечер относятся к ней, как к оскорбленной. Тем более сейчас она тебя даже не узнает. А эта француженка? Твоя мама – звезда вечера, как ей еще нужно было пытаться попасть на фотографии? Я бы на твоем месте вылил бы на всех ящик шампанского. Тебя бы на всю жизнь запомнили.

– И больше никуда бы не впустили, – возражаю я.

– Пока ты под каблуком Джесси Вейн, тебя не пригласят даже в супермаркет напротив вашей редакции, – Хаквону трудно возразить.

Мы делаем совместное фото и отправляем таксиста с чемоданом по моему домашнему адресу. Затем садимся в новую машину и направляемся следом.

– Какая красота! – Хаквон смотрит по сторонам, не успевая рассматривать огни города во всех окнах машины, – Я хочу побывать в Коба или хотя бы в Ка Чи, – он задумчиво смотрит вдаль, а я пытаюсь собраться с силами перед встречей с родственниками. Хаквон умело считывает мои мысли.

– Почему бы тебе просто не повеселиться? – Он пристально смотрит в мои глаза.

– Ты шутишь? У меня больше нет семьи.

– Я всегда думал, что мы – это семья, – он надувает обиженно губы.

– Рано или поздно у тебя появится девушка, а у меня парень и тогда все.

– И тогда все будет, как и было. Адриана, ты вечно все преувеличиваешь. Ты хоть знаешь, что иногда дело до свадьбы даже не доходит? Бешеные невесты сводят с ума женихов.

– Бабушка всегда напомнит маме, что и как.

– Бабушка – это всего лишь сумасшедшая женщина, которая решила, что может управлять всем и везде.

– Ты её совсем не знаешь.

– Неужели ты думаешь, что на свадьбе бабушка будет одновременно и женихом, и невестой и гостями? – Хаквон заливается смехом, но мне совсем не весело.

– Скоро ты сам все увидишь. Если ты не итальянец – то бабушку ничем не подкупишь.

– О, да, именно поэтому твоя мама выходит замуж за француза.

– Он очень богатый.

– Костюм от Lacoste – это, конечно, показатель.

– У тебя на все есть ответ, – я вздыхаю и смотрю в окно, стараясь ни о чем не думать хотя бы несколько минут.

Ночной Лондон манит своим обликом. Миллион огней, кажется, протяни руку и уже яркий фонарик в твоей руке. На моих губах появляется улыбка. Может быть, Хаквон и прав. Разве не случалось подобное у кого-нибудь другого? Наверное, стоит отложить слезы до свадьбы, если она состоится. Вряд ли Пьер успел изучить истинную Мэри Бьяджи. Поэтому нужно как можно быстрее познакомить его с нравами страстной итальянки. Посмотрим, как он тогда запоет французские песни. Город сменяется ночными пейзажами и я искренне не понимаю, как я не могла замечать эту красоту раньше. Здесь прошло мое детство, а я даже не порадовалась как следует возвращению домой. Какое-то время я просто слежу за видом из окна. Хаквон молчит рядом, а тишину скрывает песня по радио. Идиллия. Просто ночная идиллия.

При виде нашего особняка Хаквон начинает поправлять укладку и брови.

– Как я выгляжу? – Спрашивает он обеспокоено, стараясь разглядеть себя в маленьком зеркале напротив.

– Канджинанда! – говорю я ему на корейском. Это значит «круто».

– Маджа, – отвечает он мне «точно» и мы смеемся с выражения лица водителя, который ничего не понимает.

Когда мы наконец оказываемся во дворике, у меня начинают трястись руки и ноги. А Хаквон, услышав живое пение, светится от счастья и обнимает меня на радостях:

– О, да!!!О, да!!!!Не плачь, оооо, не плачь!!!!! – Он весьма неплохо начинает подпевать.

– Это медленный танец, я не пойду, – не то, чтобы я хотела портить вечер лучшему другу, но видеть Пьерра и маму танцующих вместе для меня невыносимое зрелище.

– Неужели ты не хочешь никому показать свою красоту? – Хаквон направляется к двери, даже не глянув в мою сторону. Видно и вправду придется идти. И что вы думаете? Не успеваем мы зайти, а в середине комнаты мама и Пьерр обнявшись, кружатся в танце.

– Спокойствие! – шепчет мне Хаквон и глядя в его карие глаза, слезы скрываются в непонятном направлении, – Это ведь Вестрис, – Хаквон направляется прямиком к моделям, бросив меня среди толпы. Ну вот, сейчас кто-нибудь вспомнит про Кейру и понесется. Ну почему я не улетела в Нью-Йорк? Я снова оказываюсь на пустом диване и смотрю на картину, висящую на стене напротив. Звучит медленная песня и парочек становятся все больше и больше. Я слышу звуки вспышек фотокамер. Да, у звезд сегодня явно самый лучший день в году. Завтра все газеты будут наполнены фотографиями с торжества. Кому же это так повезло, что слышится беспрерывное щелканье фотоаппарата? Я поворачиваю голову и замираю. Прямо перед моими глазами находится здоровенный объектив и несколько поменьше вокруг.

– Какое прекрасное личико! – Один из фотографов смотрит на результат в фотоаппарате. Может быть я сошла с ума? Свадьба, Хаквон, все эти люди? Платье Dolce&Gabbana? Точно. Тогда это все объясняет. Мне чудится абсолютно все, что я вижу. И это. Это тоже мне кажется. Прекрасный красавец, который сейчас подходит ко мне – тоже плод моих фантазий.

– Потанцуем? – Мишель протягивает руку и добавив что-то по-французски, целует её.

Мой рот застыл в открытом виде. Словно очарованная, встаю и иду следом за ним, повинуясь каждому слову. Я точно сошла с ума. Когда руки Мишеля обхватывают меня и вплотную притягивают к белоснежной рубашке (на миг вызвав неприятные воспоминания) я чувствую, как последний разум покидает меня.

– Хорошо быть вечер? – шепчет он мне прямо на ухо и даже не стремится убрать свое дыхание с этой области тела. Меня снова парализует, – тебе нравится, сестра?

Эти слова заставляют меня вспомнить, как он поступил со мной несколько часов назад. Мог бы сказать, что я – дочь мамы и остановить французскую девицу. Мне становится противно и мерзко, поэтому я стараюсь освободиться от его рук, но бесполезно. Крепкие мускулы сжали мое тело до боли. А оно у меня, знаете-ли, не худое. Да я больше его, как только Мишелю удается удерживать меня.

– Отпусти! – Я ударяю его коленкой по ноге, но все безрезультатно.

– Тебе ведь нравится? – снова шепчет он, доводя меня до бешенства. Где же Хаквон, хоть бы кто-нибудь защитил. Я смотрю по сторонам. Одни парочки и толпа вокруг.

– Не хочет она тебя, – к нам подходит, о боже, Кристиан и толкает Мишеля в плечо, – слушать. Мари тебя уже заждалась.

– Я сам знать, что мне делать, – Мишель свирепствующе убирает руку Кристиана и уходя, говорит на прощание всего лишь одно, подмигивая мне:

– Мы еще увидиться.

Не спросив моего согласия, Кристиан начинает молча двигать в такт наши тела. Мы танцуем, все время глядя в глаза друг другу. Он смотрит с какой-то странной хитринкой, а я с непониманием. Сегодняшние события напрочь выбили меня из времени. Где, интересно, он пропадал? Пока я была сама на торжестве, его нигде не было видно, поэтому меня распирает любопытство, но заговорить первой я не осмеливаюсь. Если честно, я изредка кидаю быстрый взгляд на до половины расстегнутую рубашку, из под которой виднеется точеный накачанный торс. А что мне еще остается делать? Мне 23 и я нормальной ориентации. Кажется, Кристиан это замечает, потому что на губах появляется загадочная улыбка.

– Отсюда хороший вид, правда? – Наконец произносит он и я ему благодарна. Хорошо, что он об этом не знает.

– Встречный вопрос, – отвечаю я. Он, между прочим, держит руки на моих выдающихся формах, которые хоть и тщательно скрыты, но все же.

– Два ноль в твою пользу, – Кристиан еще крепче прижимает меня к себе. Только странно. Он это делает до такой степени нежно, что мне даже нравится. О, нет. Неужели у меня чувства к бабушкиному угоднику? Этот красавец – очередной бабник и от Мишеля отличается только цветом волос. Платиновый блонд, идеально уложенный и прекрасный, как и его обладатель, магнитом тянет девушек. Краем глаза я вижу завистливые взгляды моделей. Что же творится. У меня самый красивый лучший друг, брат и фотограф, но ни с кем я не могу заводить отношения. Хотя… Если расстроить свадьбу, то Мишель… Адриана, ты не должна думать о таком, повторяю себе, а затем смотрю в голубые глаза напротив и забываю обо всем.

– Не боишься, что ударю тебя прямо здесь? – Я стараюсь нарушить вновь появившееся молчание.

– Я разрешаю, давай, – Кристиан сжимает меня еще крепче и я уже еле дышу.

– Конечно, тут есть те, кто непременно утешит. Скольким девушкам ты уже говорил то же самое?

– Всем, но танцую почему то всего лишь с одной, – шепчет он мне и я окончательно понимаю, что это начало конца. Сердце бешено бьется, а руки дрожат. Нужно срочно куда-нибудь скрыться, потому что когда я вижу эти чувственные губы напротив…

К счастью, слышится конец песни и я быстро вырываюсь из его рук. Быстрым шагом направляюсь в другую сторону зала, стараясь не рухнуть прямо на месте. Вот дела: Мишель и Кристиан пытались флиртовать со мной или это очередной мираж, продемонстрированный Фондом «Мучения со скидкой», принадлежащий Мэри Бьяджи. Но, как назло, почти все столпились в середине зала, где выступают артисты, поэтому пройти крайне тяжело. Я замечаю вдалеке Хаквона, который что-то рассказывает небольшой группе людей. Мой лучший друг – звезда компании всегда и неважно, с кем он общается.

– Вы не знаете, это обезжиренный коктейль? – Парень необъятных размеров, в красивом костюме темно-синего цвета с золотыми пуговицами и искусно завязанным белым шарфом, улыбается, махая перед моим лицом бокалом, наполненным непонятной жидкостью.

– Ну… – я оглядываюсь, но сзади никого нет, значит вопрос был адресован именно мне, – Скорее всего нет.

– Я соблюдаю йогуртовую диету, – кажется парень просто счастлив, что нашел, наконец, верного слушателя среди богатых и знаменитых. Видели бы вы, как горели его глаза, когда он начал говорить дальше, – Мне осталось совсем чуть-чуть. Я сбросил 5 килограмм за неделю, представляете?

– Конечно представляю, как сейчас плавится мой мозг.

– На такой диете, говорят, сидит, – он переходит на шепот, – Кара Делевинь. Только это секрет, большой секрет.

У меня глаза вылазят из орбит. Парень, который знает модель по имени, а не называет её «крутая деваха»?

– Какое красивое платье платье. Это атлас? – он ставит бокал на стол, одновременно рассматривая ткань, – Мне нравится такой крой. Изысканная драпировка. Ой, я забыл представиться, – когда парень улыбается, становятся заметными две ямочки. Он, конечно, не красавец, но такой милый, как большой розовый зефир, – Меня зовут Богаччо, – он жмет мне руку, – Богаччо Балллони. Мне 23, учусь в Сан Мартинз.

– Сан Мартинз, – повторяю я, и некоторое время пялюсь на него, не в силах сказать что-нибудь еще. Вы представляете себе, что значит Сан-Мартинз? Нет, скорее всего вы не представляете. Вы и так знаете, что это самое лучшее учебное заведение в мире, которое готовит непревзойденных маэстро моды.

Я жду тебя в понедельник на лекции, – мимо проходит несколько моделей, которые окружают самого Карла Лагерфельда и это он разговаривает с Богаччо?!!!!

Почему я тоже не дружу с именитыми дизайнерами? Кроме, Хаквона, конечно. Хотя он пока не знаменит.

– Классно, наверно, иметь такого профессора, – в моем голосе все равно слышится зависть, хоть я и пытаюсь скрыть ее.

– Это не преимущество, – Богаччо активно жестикулирует, – вот когда к нам приходил Джузеппе Дзанотти…-глаза Богаччо увлеченно блестят.

Чем больше я общаюсь с этим милым парнем, тем стремительнее увеличивается моя симпатия к нему. Мы садимся за ближайший свободный столик и официант поспешно подает весьма аппетитные канелони и вкуснейшее итальянское вино. Но ничто в мире не сравнится с нашей (по моему мнению просто до безумия божественной) беседой о моде. Кажется, что Богаччо – копия меня и Хаквона. Прямо, как линии Марка Джейкобса.

– А эта великолепная рекламная компания у Dolce&Gabbana, какой невероятный концепт свадьбы, – Богаччо разговаривает почти без итальянского акцента, иногда поправляя волосы рукой.

– О, да. Когда я вижу красочные билборды с этими прелестными костюмчиками, даже настроение улучшается, – соглашаюсь я, наслаждаясь вкусом изумительного блюда. Не знаю, почему еда мне кажется настолько вкусной. Может, потому что я несколько часов ничего не ела? Хорошо, что с мамой и Пьерром видится только моя спина, в таком положении аппетит не портится, да и бабушкой нигде не пахнет (это я серьезно, знаете, сколько духов она выливает на себя? Половину флакона, как минимум. Аромат женственности и утонченности. И неважно, что все вокруг задохнутся, пока поймут вашу женственность и утонченность). Хаквон, видимо, бродит от одних моделей к другим, вот поэтому я не люблю ходить с ним на вечеринки: он все время старается завести с кем-нибудь знакомства, которые, как он любит утверждать он сам, должны помочь его карьере в дальнейшем. Я откидываюсь на спинку стула и просто наслаждаюсь рассказами Богаччо о неделе моды в Италии, краем уха слушая изумительное корейское пение. Вокруг толпа людей увеличивается и увеличивается. А может свадьба должна состояться сегодня? Страх охватывает меня настолько, что даже лицо Богаччо вдруг становится встревоженным.

– Что-то не так? Я, наверно, достал тебя уже своими модными историями. Давай поговорим о еде? – он суетится до тех пор, пока я не уверяю его, что все в порядке.

– Дамы и господа! – слышится громкий голос бабушки, – Скоро начнется вторая часть нашего торжества. Лучшие итальянские певцы исполняют для вас песни. Очень скоро будет объявлен романтический танец.

Меня сейчас стошнит. Если Мэри Бьяджи настолько страстно желает, чтобы мама и Пьерр все время прижимались друг к другу, то почему она просто не свяжет их вдвоем веревками и не оставит в одной и комнат? Нет, ей мало. Она хочет унизить нашу семью еще больше, заставляя маму отплясывать с этим французским гарсоном перед своими друзьями.

– Все нормально? – голос Богаччо прерывает меня и я осознаю, что крепко сжимаю вилку и бокал с вином, – не хочешь рассказать, что с тобой такое? – очень вежливо интересуется Богаччо.

Я смотрю в эти карие глаза напротив и противоречивые чувства заполняют мой разум. Конечно, прямо возьму и расскажу первому попавшемуся парню о том, что меня беспокоит. Только глубокое уважения, симпатия и этикет не позволяют мне нагрубить. Кто знает, вдруг это бабушкин шпион? Перед глазами картина: Богаччо и бабушка стоят и смеются надо мной, а сзади них Пьерр с мамой.

– Мне… нужно… в туалет… – я вскакиваю, чуть не упав – платье зацепляется о стул. Наспех освобождая его, я оставляю Богаччо в замешательстве.

Ох, еще одна схватка с толпой и вот я снова в противоположной части гостиной. Мне нужен Хаквон. И план. Мне нужен план. Как меня уже достала вся эта обстановка. Подумать только: я могла бы давно лететь на самолете домой. Счастливые лица вокруг делают меня еще несчастнее. Конечно, о чем еще беспокоиться людям вокруг. Это ведь богема. Ей все проблемы чужды. Я оборачиваюсь, чтобы отыскать Хаквона и вижу перед собой… Больше воздуха… Еще больше… Фух… Так… Спокойствие… Джесси Вейн… Передо мной Джесси Вейн. Почему нельзя сказать какое-нибудь ругательство? Потому что мы – слуги искусства.

– О, Адриана, – ехидный оскал гиены тут же появляется на её белоснежном лице, – Какими судьбами?

Если вы думаете, что беда не приходит одна, то вы думаете крайне правильно. Она не приходит одна, она еще прихватывает с собой Мэри Бьяджи, Анику, маму с Пьерром, Мишеля, его девицу и Кристиана. Но беда в том (ах, ирония жизни), что беда, видили-те, не знает как чувствует себя девушка в сексуальном платье в пол, с огромным вырезом на ноге и сногсшибательных белых босоножках. Её длинные шикарные волосы идеально уложены и к тому же она уже вытерпела за сегодня столько неприятностей, что одной бедой меньше, одной бедой больше – это всего лишь формальности, заключенные во временные рамки. Знаете, я не собираюсь больше терпеть издевательства. Редактор эта женщина или нет, богатые вы люди или нет: никто не имеет права вести себя так, словно он или она властные монархи.

– Отдыхаю, – я специально наигранно улыбаюсь и не менее демонстративно рассматриваю всех, как будто передо мной неизвестные до этого люди. Мой взгляд останавливается на каждом, только когда очередь доходит до Кристиана, я быстро перевожу взгляд на Джесси.

– Что вы это так говорите, словно вам есть от чего устать, – редактор надувает свои силиконовые губы и произносит дальше, – Вам так повезло со мной.

– Знаю я, что все это значит – комплиментов ждет. Нет уж, вы извините, Джесси Вейн, но сегодня автомат по выдаче похвалы не работает.

Ну да, ну да, так повезло, что весь отдел обводит дни в календаре, ожидая вашего ухода, – улыбка ни на секунду не сползает с моего лица, а видели бы вы Джесси Вейн. Она удивленно смотрит на меня, впрочем как и все присутствующие.

– Когда уже все закончится? – Я стараюсь не смотреть на Мэри Бьяджи, иначе я буду молчать, а этого уже никак нельзя делать. Поэтому свой вопрос я адресую расстоянию, между Пьером и мамой. Не могу разговаривать не с ним, ни с ней, – я так устала от этой банальщины, – я стараюсь изобразить голос одной из самоуверенных светских дамочек. Мэри Бьяджи кладет свою костлявую (измученную диетами и йогой) руку мне на плечо и я заметно вздрагиваю от неожиданности.

– Значит, музыкальное сопровождение оставило вас равнодушной? – её голос отрицательно влияет на меня: кажется, что даже ухо стало холодным.

– Чему удивляться, – я демонстративно делаю лицо «нашли, чем удивить», – мой друг лично знаком с многими из этих ребят.

– Моя дочь нравится этот музыка, – Пьерр улыбается мне и единственное, что мне в нем нравится, так это его французский акцент, – Это мой подарок для нее.