Текст книги "Русская гейша. Тайны обучения"

Мне захотелось немедленно поцеловать его, но я сдержалась. В кафе, наряду с иностранцами, было полно японцев. А я уже успела вникнуть в их консервативные нравы. Я увидела, что Антон тоже смотрит на меня с явным желанием. Расплатившись, мы встали и вышли на оживленную, несмотря на поздний час, улицу. И пошли без всякой цели куда глаза глядят.

– А ты заметила, что сакура не только розовая, как обычно о ней пишут в стихах? – неожиданно спросил Антон.

– Но она еще и белая и даже темно-розовая с красноватым оттенком, – продолжила я и засмеялась. – Заметила, конечно. Но почему ты спросил об этом? Ведь сакура уже отцвела.

Он замолчал, потом обнял меня за плечи и прижал.

– Потому что ты похожа на цветок сакуры, – после долгого и глубокого поцелуя тихо сказал Антон.

Мы как раз уже ушли довольно далеко от оживленных улиц и оказались в тихом и спящем квартале. Я увидела очень густые кусты между двумя двухэтажными домами с темными окнами и, не задумываясь, потащила его туда. Он не сопротивлялся. Его дыхание было прерывистым и явно возбужденным. Забравшись в самую гущу, мы мгновенно и почти синхронно расстегнули ширинки. Антон развернул меня, я оперлась руками о колени и выгнула спину. И тут же почувствовала прикосновение его горячего «нефритового стебля». Последующее движение было настолько резким, что я чуть не упала. Качнувшись от неожиданности вперед, я оцарапала лоб о ветку куста. Но даже не заметила этого, получая чисто животное наслаждение. Мне было необыкновенно хорошо просто так отдаваться этому парню и ни о чем не задумываться. Секс помогал мне забыть эту постоянно возникающую из глубин сознания боль, от которой сразу начинала невыносимо ныть душа. Он стал для меня своего рода наркотиком, одурманивающим и помогающим не чувствовать незаживающую рану. Но когда Антон входил в меня вот так сзади, и я не видела его лица, то вдруг на миг казалось, что это Петр, что это его пальцы так крепко обхватывают мою талию, что его дыхание щекочет мне шею. Наркотик рождал галлюцинации, и я с трудом им сопротивлялась.

Потом мы осторожно выбрались из кустов. Но вокруг было тихо и пустынно. Жители давно спали, что было удивительно. Ведь не так уж и далеко по-прежнему кипела жизнь в квартале Гиндза.

Лист летит на лист,

Все осыпались, и дождь

Хлещет по дождю.

Кётай

Ну, вот и дожди! И это было действительно что-то нереальное. За окном сплошная стена воды, словно сверху кто-то опрокинул огромный бездонный ушат. Но из ушата вода выливается одномоментно, а здесь она лилась потоками беспрерывно и иногда целыми сутками. Воздух был сырым, и мне не хотелось никуда выходить. Но занятия с госпожой Цутидой были в полном разгаре. Я заказывала такси к гостинице. Служащий бежал со мной рядом, неся огромный зонт над моей головой. Он напоминал желтого узкоглазого гнома из японской сказки под огромным черным грибом и неизменно смешил меня.

Мы уже прошли основы чайной церемонии, икебаны, игры на сямисэне, танцев адзума, нивака и сибу. Также меня научили настоящему гриму гейш, а госпожа Цутида подарила специальные белила для лица. Когда мне впервые сделали макияж, я увидела в зеркале белоснежное утонченное личико с искусно выделенными черным и красным карандашами глазами и четко нарисованными красными губами. Мои волосы убрали в высокую прическу, наложив широкие пряди на специальные картонные валики.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«Перелистывая записи событий древности, можно проследить косвенное происхождение гейш от женщин, которые вели богемное существование в период Нара (710–794), перемещавшихся между прибрежными городами с целью даровать приятные часы провинциальным аристократам и путешествовавшим по государственным делам. Находясь далеко от столицы, в местах с весьма ограниченным комфортом, эти чиновники чувствовали себя одинокими и печальными, а потому находили большое утешение в этих женщинах, явно имевших небольшое знание поэзии, а также обученных пению и танцу…

Исходно и мужчины, и женщины, профессионально существовавшие на подобные доходы, назывались гейшами, мужчин определяли как отоко-гэйся, а женщин – как онна-гэйся. Понемногу приставка – онна отпала, и женщин стали называть просто гэйся; название же отоко-гэйся исчезло вовсе, и вместо него появилось слово хокан, «жиголо».

Гейша покрывает лицо белой пастой – в религиозном синтоистском обряде белый цвет означает чистоту. Гейша носит шиньон, который мастеру стоит долгих часов труда. Шиньон заставляет гейшу спать, опираясь шеей на деревянный валик. Для мужчин шея и верхняя часть спины, так же как и запястья, – предмет вожделения. Кимоно позволяет видеть лишь верхнюю часть спины гейши, но под ним она совершенно нага. Гейша ходит мелкими шажками, скользя по полу в деревянных гэта. Миниатюрная, изящная и грациозная, гейша символизирует чувственность. Ее обнаженное тело под кимоно (гейши не носят трусиков), умело удерживаемое несколькими поясами, – словно бутон, ждущий своего ценителя. Высокая прическа, белое лицо, искусно нарисованные красной помадой губы, глаза, подведенные в направлении висков черным и красным цветом, – все в гейше напоминает куклу, призвание которой – быть женщиной, маску, за которой близкая, но недостижимая тайна пола».

Я попробовала ходить на гэта, специальной обуви, под подошву которой были прикреплены две деревянные дощечки, но это было не очень-то удобно.

«Мне это и необязательно», – решила я и убрала гэта подальше.

Но потом пожалела об этом, потому что госпожа Цутида решила, что мне пора появиться в обществе ее клиентов.

– Это, конечно, не настоящий о-хиромэ, – сказала она мне, – но все же воспринимай это как экзамен.

В день моего «о-хиромэ», или дебюта, дождь на какое-то время прекратился, и я сочла это хорошим предзнаменованием. Я думала, что мы поедем в чайный домик госпожи Цутиды, но мы отправились в незнакомый мне район со множеством небоскребов. Когда мы выбрались из машины, я с удивлением заметила, что сзади следовала еще одна. Из нее вышли две гейши при полном макияже и в кимоно. Они улыбнулись мне, поклонились и что-то сказали по-японски.

– Это Юрико и Айямэ, – сказала госпожа Цутида. – Они у меня на службе. И сегодня мы встречаемся с нашими постоянными клиентами. Это очень благожелательные господа, так что не волнуйся.

Я ничего не ответила. И никакого волнения, по правде говоря, не чувствовала. Ведь это была просто игра для меня.

Мы зашли в современное здание, на вид пятизвездочный отель, и поднялись в лифте на двадцатый этаж. Гейши с любопытством смотрели на меня и периодически мило улыбались.

– Do you speak English? – спросила я, улыбаясь им в ответ.

– Yes I do, – радостно ответили они одновременно и поклонились.

Когда мы вошли в помещение, я все-таки слегка напряглась. Но госпожа Цутида провела нас по коридору в небольшую комнату вполне европейского вида. Одну стену занимал огромный шкаф-купе с зеркальными дверцами. Шофер принес две большие сумки и аккуратно поставил их на пол. Гейши быстро раскрыли одну и начали доставать наряды, что-то щебеча на японском. Я стояла как вкопанная и не знала, что мне делать. Тут вернулась госпожа Цутида в сопровождении какого-то сухонького японца. И он начал укладывать мои волосы в высокую прическу. Потом мне наложили грим. Юрико, более высокая и стройная, чем Айямэ, помогла мне надеть наряд. Это было прелестное серебристое кимоно с какими-то иероглифами и рисованными лодочками.

– Это иероглифы счастья и ладьи семи богов удачи, – сказала госпожа Цутида. – Чтобы тебе сегодня улыбнулось счастье.

Меня это почему-то растрогало до слез. И я видела, что девушки тоже умилились, глядя на меня.

– Оставьте ваши эмоции, – строго сказала госпожа Цутида. – Гейши должны появиться перед гостями с неземным выражением лица.

Они молча поклонились и принялись приводить себя в порядок. Увидев, что Айямэ достает из сумки гэта, я невольно поморщилась. Но пришлось надеть эту неудобную обувь и мне. Когда мы были полностью готовы, то подошли к зеркальным дверцам и остановились, внимательно себя изучая.

На Юрико было светло-голубое кимоно с цветами вишни, а на Айямэ розовое с нежно-фиолетовыми ирисами. Их набеленные личики казались фарфоровыми, как у дорогих японских кукол. Мое лицо мало чем отличалось. Юрико взяла сямисэн. И мы пошли вслед за госпожой Цутидой.

Комната, куда она нас привела, была большой и убранной в японском стиле. Но все-таки скорее стилизованном, чем настоящем. Это я уже могла отличить. Напротив входа была в стене традиционная токонома, специальная ниша для выставки чего-нибудь особо ценного. И в ней висел старинный на вид свиток. В углу стояла раздвижная перегородка фусума. На полу лежал огромный цветастый, явно шерстяной ковер, на котором вокруг большого, круглого и низенького стола сидело трое мужчин. При нашем появлении они выразили шумную радость, и я поняла, что они уже навеселе. Госпожа Цутида представила меня как дебютантку и сказала, что приготовила сюрприз. Мужчины были явно заинтригованы. Их фамилии я не запомнила, но, судя по всему, это были какие-то высокие чины управления. Как ни странно, но в этой одежде, и особенно из-за набеленного лица, я чувствовала себя абсолютно спокойно и свободно. Я была словно под маской. И хотя ко мне обращались по имени, ничего общего с той Таней, какой я являлась на самом деле, не ощущала. К тому же госпожа Цутида произнесла мое имя на японский манер, и получилось Тати-ана. Так ко мне и обращались. Я подумала, что так недалеко и до раздвоения личности.

Юрико и Айямэ уже что-то тихо щебетали двум мужчинам, видимо, их давним знакомым. И периодически подливали им саке. Улыбка не сходила с их изящных кукольных лиц. Третий, его звали Митихиро, был намного моложе, и он смотрел на меня. Я поняла, что меня пригласили специально для него. Но, как выяснилось, Митихиро плохо говорил по-английски. Меня это не смутило. Это был симпатичный парень, на вид лет двадцати пяти. Хотя по лицам японцев очень сложно определить возраст. Я подсела к нему и вопросительно посмотрела в глаза. Он явно смутился и даже потупился. Мне стало смешно от такой робости, и я спросила, как он себя чувствует.

– О’кей, o’кей, – твердил он, кивая мне и улыбаясь.

Я аккуратно налила саке в его маленькую чашечку. Он поблагодарил кивком и предложил мне. Я знала, что правилами не приветствуется пить с гостями, и вопросительно посмотрела на Юрико, которая сидела ближе всего. Она улыбнулась и незаметно кивнула. Мне очень хотелось выпить, но я лишь пригубила, помня, что гейша – это своего рода фея, которой чуждо ощущение жажды и голода, и для насыщения ей достаточно всего лишь капельку росы с цветка.

Мужчины в этот момент дружно захохотали какой-то своей шутке, и я чуть не поперхнулась глотком теплого саке.

«Приеду в гостиницу и выпью виски со льдом», – подумала я, глядя, как Айямэ берет сямисэн и выходит на середину комнаты.

Она начала спокойно настраивать инструмент. Ее лицо-маска отрешенно смотрела в пространство. В этот момент дверь приоткрылась, и госпожа Цутида жестом позвала меня. Я извинилась, поклонилась и вышла.

– Прошу тебя переодеться, Таня, – сказала она, когда мы оказались в комнате с зеркальным шкафом. – Я решила сделать своим клиентам сюрприз.

«Интересно, какой?» – подумала я, с любопытством наблюдая, как она извлекает из сумки стилизованный красный сарафан, белую вышитую рубашку и красные сапожки.

– Надень все это и выйди к гостям, – предложила госпожа Цутида и довольно улыбнулась.

– Обалдеть! – не удержалась я от русского словца.

Быстро сняв кимоно и смыв грим, я облачилась в сарафан. Волосы заплела в косу. Потом постучала каблучками, пробуя сапожки. Они оказались как раз по ноге.

Мужчины, впрочем, как и девушки, замерли, увидев меня в новом наряде.

– Ай! – дружно воскликнули они.

И для крайне сдержанных японцев это было высшим проявлением удивления и восхищения. Митихиро смотрел на меня во все глаза, видимо, не вполне понимая, что происходит. Тут выступила госпожа Цутида с краткой речью. И хотя она говорила по-японски, я прекрасно поняла, что она представляет меня как необычную «рашн» гейшу.

Я взяла сямисэн, подумав, как нелепо он выглядит на фоне моего сарафана, и начала играть «Во деревне Ольховке». Мужчины мгновенно оживились и стали прихлопывать в такт песни. А девушки вскочили с живостью, неподобающей для гейш, и стали пританцовывать. Мужчины последовали их примеру и, приобняв девушек, смешно топтались ногами в носках по шерстяному ковру.

– «Эх, лапти, да лапти, да лапти мои! Эх, лапти мои, лапти липовые! Вы не бойтесь ходитё, тятька новые сплетё. Эх, ну! Тьфу!» – задорно пропела я припев.

И пустилась в пляс.

«Ну, прямо у нас на концертах училища в актовом зале», – невольно подумала я, глядя на развеселившихся пританцовывающих японцев.

В этот момент в комнату заглянула госпожа Цутида и с изумлением воззрилась на наши танцы. Но тут же заулыбалась, видя, как довольны гости. Они смеялись и громко выражали восхищение.

«Интересно было бы напоить их в стельку и посмотреть, как они себя будут вести», – почему-то подумала я.

И не удержавшись, хихикнула, забыв, что на мне нет защитной маски белил. И тут же прикрыла рот ладонью. Госпожа Цутида строго на меня глянула, но при гостях замечание делать не стала. К тому же Митихиро не сводил с меня глаз.

«А этот япончик запал на меня», – мелькнула мысль.

И я улыбнулась ему. Он вновь смешно зарделся и потупил глаза.

Девушки остались с гостями, как я поняла, на ночь, а меня госпожа Цутида любезно подвезла до гостиницы.

– Что ж, – сказала она, – я довольна. Ты произвела фурор. И я готова заключить с тобой контракт. И уверена, что у «рашн» гейши Тати-ана очень большие перспективы.

– Я подумаю, – уклончиво ответила я, выходя из машины.

Она кивнула и уехала.

Я вошла в вестибюль и сразу увидела сидящего в кресле Антона. Он вскочил и радостно бросился ко мне.

– Где ты была? Я тебя обыскался! Ты почему телефон отключаешь? – забросал он меня вопросами.

– Я тебе что, жена? Или, может, твоя девушка? – раздраженно спросила я.

Он тут же потух, и мне стало его жаль.

– В гостях у тети была, – мягче сказала я. – На чайной церемонии. А там телефоны просят отключать, ты же знаешь. Чтобы ничто из внешнего мира не проникало за стены и не мешало созерцать гармонию, – торжественно произнесла я и рассмеялась.

Антон тоже рассмеялся и взял меня за руку. Мы поднялись в номер. Я сразу начала раздеваться, не обращая на него внимания. Побросав вещи на пол, скрылась в душе.

Ночь Антон провел у меня, несмотря на строгие правила для посетителей. Но гостиница была европейской, а ночной портье – итальянец Луиджо. И он уважал американские доллары.

Луна так ярко светит!

Столкнулся вдруг со мной

Слепец – и рассмеялся…

Бусон

Антон встал ни свет ни заря и отправился на работу в ресторан. А я проспала до обеда под шорох вновь начавшегося дождя. А после полудня позвонила госпожа Цутида. Она сказала, что я не прошла еще один курс, обязательный для гейш.

– Хорошо, – ответила я с недоумением.

– Если можешь, то приезжай сегодня, – сказала она напоследок.

И я поехала в Асакусу.

В комнате для занятий меня ждала юная на вид, но некрасивая девушка. Впечатление от ее приплюснутого широкого носа и чрезмерного худого бледного лица не могли исправить даже большие бархатисто-черные глаза с длинными подкрашенными ресницами. Она поздоровалась и сказала, что госпожа Цутида будет позже. Девушку звали Сайюри, и она оказалась преподавателем курса – даже не знаю, как назвать – что-то типа сексуального воспитания гейши.

Я прилежно достала тетрадь и приготовилась записывать, подумав, что вот это как раз всегда нелишне узнать подробнее. Сайюри прекрасно говорила на английском.

– В любовном искусстве, – начала она бесстрастным тоном, – мало что изменилось за последние века. Многие культуры, и особенно китайская, повлияли на формирование японского мировоззрения в этой важнейшей области жизни. Но, – неожиданно хихикнула Сайюри, – до переводов на наш язык трудов Зигмунда Фрейда мы понятия не имели о так называемых извращениях.

Я с любопытством посмотрела на нее. И тоже начала улыбаться от вида забавной гримасы на ее живом смышленом лице.

– Понимаешь, Таня, основной принцип у нас всегда был и остается по сей день, что в сексе возможно все без исключения, лишь бы это не нарушало гармонии, царящей между влюбленными. И если кому-то из партнеров не угодна самая обычная, так называемая у вас «миссионерская» поза, то это и будет извращением лишь на том основании, что нарушена гармония удовольствия. А если обоим доставляет удовольствие причинять физическую боль друг другу, то в чем тут ненормальность? Понимаешь?

Я молча кивнула, быстро записывая ее слова. У японцев и в этом была только одна их основная фишка: соблюдение внутренней и внешней гармонии.

– У вас есть анекдот, который, несмотря на внешнюю неуклюжесть, кажется мне точным и смешным одновременно.

– И какой? – с любопытством спросила я, переставая писать.

– «Гомосексуализм? Анальный секс? Групповой? Тоже мне извращения! Вот балет на льду и хоккей на траве – это извращения», – медленно процитировала она и задорно рассмеялась.

– Да, гармония тут точно нарушена, – поддержала я, смеясь вместе с ней.

– И для гейши важно тонко чувствовать и подстраиваться под мужчин любого типа, – продолжила Сайюри. – Полная совершенная гармония – вот основа как духовных, так и физических отношений с партнерами. И это, в принципе, не мешает знать любой женщине, а не только гейше, – добавила она и улыбнулась.

Потом последовала подробная лекция об особенностях секса с гейшей. Оказалось, что предпочтительно и сейчас гейше изъясняться с мужчиной древними и образными терминами. Совокупление, например, называть «умащиванием птички в гнезде», минет – «кручение стебелька», куннилингус – «поиск зернышка», поза сзади – «разрезание дыни», поза 69 – «бутон к бутону», предварительные ласки – «шелковая дрожь», взаимная мастурбация – «смешение росы», а оргазм – «лопающийся фрукт». Половые органы также имели свои названия: член – «нефритовый стебель», а влагалище – «яшмовые ворота».

Я все записала, периодически улыбаясь и представляя, как я предложу Антону «покрутить стебелек». А его попрошу «поискать мое зернышко».

Из тетради лекций Сайюри:

«Обязанность женщины – почтительно и ненавязчиво искать центры удовольствия мужчины. Намеками, нежными касаниями к различным частям его тела выяснять, что ему приятнее всего, и издавать негромкие восхищенные вскрики. Грациозно и ласково происходит касание его «нефритового стебля», затем – «кручение его стебелька», в соответствии с наставлениями о движениях губ и языка, силе и интенсивности нажимов. Если гость в возрасте, такая «шелковая дрожь» не должна продолжаться до излияния его жизненных соков; с молодыми же это наслаждение можно продолжать до полного потока. Пожилого гостя, явившегося с тщательно собранной на эту ночь потенцией, следует гладить, целовать, но не доводить слишком быстро до полного излияния, если только он не желает этого. Умная женщина вместо этого станет воздвигать его ствол, покуда тот не наполнится, не станет твердым и плотным. Затем она ласково выясняет, каким способом гость желает достичь «лопания фрукта».

Незначительный поцелуй – когда девушка лишь касается рта партнера своим ртом, но сама не делает ничего.

Трепещущий поцелуй – когда девушка, оставив на время свою застенчивость, желает коснуться губы, вошедшей к ней в рот, и для этого двигает своей нижней, но не верхней, губой.

Касающийся поцелуй – когда девушка касается губы партнера языком и, закрыв глаза, кладет свои руки на его.

Прямой поцелуй – когда губы целующихся прямо соединяются.

Изогнутый поцелуй – когда головы целующихся склоняются друг к другу с небольшого расстояния.

«Любая часть тела может быть поцелована, исследована языком, ущипнута, укушена».

После окончания лекции в комнату зашла госпожа Цутида. Она вежливо поблагодарила Сайюри. А потом, когда мы остались одни, сказала, что привела ко мне гостя, и спросила, не откажусь ли я его принять. Я равнодушно согласилась. Им оказался Митихиро. Госпожа Цутида удалилась.

«И как мне с ним общаться?» – немного раздраженно подумала я, вспомнив, как плохо он говорит по-английски.

Жестом пригласила его присесть на диван. Он устроился с краю, непринужденно откинувшись на спинку и глядя на меня с нескрываемым восхищением. Я попыталась поговорить на общие темы, но это удалось плохо.

– Черт бы побрал все эти языковые барьеры! – смеясь, воскликнула я по-русски.

И Митихиро удивленно приподнял бровь.

– Знаешь, Митя, – сказала я, переиначив его имя на русский лад, – может, съездим куда-нибудь?

Кажется, он понял и встал. Мы вышли из комнаты и в коридоре столкнулись с госпожой Цутидой.

– Мы погуляем, – сообщила я ей с улыбкой.

– Дождь очень сильный, – ответила она.

– Ничего, посидим в ресторане, – спокойно сказал Митихиро.

Как потом выяснилось, он хорошо понимал речь, но сам никак не мог преодолеть какой-то психологический барьер и поэтому объяснялся с трудом. И всячески пытался справиться с этим, так как по профессии был адвокатом, и умение свободно говорить на английском ему было необходимо.

Госпожа Цутида распрощалась с нами, и мы вышли на улицу. Дождь, и правда, хлестал что есть силы. Митихиро раскрыл зонт и проводил меня до своей большой черной машины модели «Мицубиси». Я села на переднее сиденье. Он устроился за рулем и повернулся ко мне с вопросительным выражением лица.

– Все равно, – лаконично сказала я.

Ситуация начала меня забавлять. Было интересно, что он хочет от меня и какова схема таких отношений. Не будет же он выводить меня в свет, чтобы похвастаться необычной русской гейшей.

Мы остановились возле роскошного современного отеля, который, казалось, был создан каким-то непонятным образом только из зеркального стекла. Рядом находился ресторан. И мы направились в него. Заняв столик на двоих в уютном уголке со множеством вьющихся растений, мы сделали заказ и молча посмотрели друг на друга. Я захотела белого столового вина «Шато пион», и сомелье налил светло-зеленой жидкости в бокал, предварительно показав этикетку на бутылке. Я кивнула. Он ушел. Мне становилось скучно. И почему-то вдруг захотелось пошалить, к примеру, забраться под стол, накрытый длинной белой скатертью, и «покрутить стебелек» Митихиро. Эта мысль вызвала улыбку, которую мне трудно было погасить. Митихиро оторвался от сукияки[12]12
  Сукияки – жареная говядина под соевым соусом.


[Закрыть] и в недоумении на меня посмотрел. Я отпила вино, не сводя с него глаз. С удовольствием увидела, как к его щекам прихлынула кровь. Он перестал жевать и вытер губы салфеткой.

– Ты умеешь искать зернышко? – спросила я, проверяя, знает ли он это выражение.

Сайюри уверяла меня, что все японцы знакомы с древней символикой и легко понимают такие сравнения. Митихиро явно знал, так как краска залила все его лицо. Он кивнул, глядя как-то беспомощно. Я вспомнила наставления госпожи Цутиды о сдержанности, утонченности и воспитанности гейши и прикусила язык. Но ведь я была русской, поэтому и не должна в точности соответствовать канонам. Митихиро, видимо, тоже так думал. Он улыбнулся и глянул на меня с едва скрываемым желанием. Его черные блестящие глаза неотступно смотрели на мои губы. Но это неподобающее для японца проявление эмоций тут же было погашено и скрыто за маской приветливой сдержанности. Однако даже такое краткое обнажение сути сильно меня воодушевило, и я стала смотреть на Митихиро с нескрываемым интересом и симпатией.

После ресторана он повел меня на спектакль кукольного театра бунраку. Я с удовольствием наблюдала за игрой ниточных марионеток, периодически чувствуя, как рука Митихиро робко касается моей. Потом он отвез меня в гостиницу, подарив напоследок коробку бельгийского шоколада и очаровательную фарфоровую куколку в костюме гейши. Дождь так и не прекращался. И Митихиро любезно проводил меня под зонтом до дверей гостиницы. Он поцеловал мне руку и вежливо раскланялся.

«И это все?! – подумала я, в недоумении глядя, как он садится в машину. – Может, я ему просто не понравилась? – мелькнула мысль. – Особенно после моего неподобающего выступления за обедом на тему «поискать зернышко».

Я поднялась в номер и села на диван. Настроение отчего-то резко упало, навалилась тоска. Мне невыносимо захотелось вернуться домой, увидеть родителей и забыть все это, как дурной сон.

На следующий день позвонила госпожа Цутида и пригласила меня на «ночной чай». Я знала, что это время чайной церемонии от полуночи и до утра. Я спросила, что мне надеть, и она ответила, что я могу приехать, в чем захочу, но потом переоденусь в сарафан. Это желание ее гостей.

– Это те же господа, которые были на твоем дебюте, – напоследок сказала она, видимо, желая меня успокоить.

«Ага, значит, будет и Митихиро», – подумала я и обрадовалась.